У природы нет плохой погоды (джен)

Воздух Корусанта дышал предвкушением скорого конца войны. Далёкое небо распахнулось просторным плоским куполом, но пока не смело налиться яркими красками — голубизна была хрупкая и торжественно-блёклая. Крошечное солнце скромно просвечивало через развеянную ветром вуаль, трогая верхушки небоскрёбов холодными, едва ли не зеленоватыми лучами. Чуть ближе, над самым Храмом джедаев, монументально восседало перистое облако, тронутое благородным красноватым золотом.

Подумав, Кира добавила ещё стайку белоснежных кучевых облаков, безмятежно плывущих с запада на восток. Потом прищурилась, окинула взглядом свой небесный холст и принялась за тонкую подстройку. Разбросала по частоколу шпилей горсть ослепительных солнечных зайчиков, позолотила приземистый купол Сената, чуть добавила синевы на фоне. Хотела ещё разрыхлить край рыжего облака — вот только консоль сердито пискнула и выдала ошибку соединения с орбитой. Звонить шефу с первого же самостоятельного задания было боязно, поэтому Кира просто отстучала на инфопланшете напоминалку («Возможно, при осаде повреждено орбитальное зеркало C0-45-1F; проверить») — и постаралась затушевать край точечными импульсами с атмосферных увлажнителей.

Когда на последнем курсе Кира устроилась на практику в Метеорологическое бюро Корусанта, она была на седьмом небе от счастья. Конечно, родная Кореллия тоже могла похвастаться задумчивыми рассветами, праздничными искрами солнца на морских волнах или скорбными дождями в траурные дни… Профессия дизайнера погоды появилась в незапамятные времена, вслед за первыми же погодными станциями, да и не могла не появиться, ведь разум превращает в искусство любое освоенное ремесло. Вслед за ботаниками неизбежно пришли садовники и ландшафтные дизайнеры, технологию голограмм тут же радостно подхватили скульпторы… Разве могли бесчисленные художники галактики пройти мимо станций по управлению погодой?

Впрочем, на Кореллии таких установок была от силы сотня на всю планету, и куда чаще природе позволяли взять своё. Здесь же у Киры просто разбегались глаза от обилия кнопок, иконок и ползунков на голографическом дисплее. Над искусственным климатом Корусанта трудилась непостижимо сложная сеть из наземных и орбитальных станций, из полей с солнечными панелями, электромагнитных генераторов, дроидов-техников — и всё это великолепие управлялось из единого центра.

Заметив восторг новой сотрудницы, коллеги почему-то начали шушукаться, а директор Кво — пожилой дурос с вечно недовольной миной на зелёной физиономии — процедил:

— Смотри у меня. Тут такие, как ты, долго не задерживаются.

Впору было обидеться на явную дискриминацию, но Кира так и не поняла, по какому признаку её ущемляют. Компания в отделе декоративной погоды подобралась пёстрая — от коренных корусантцев до выходцев с сепаратистских планет, от шумливых студентов до строгих старушек. Вскоре оказалось, что бурчит Кво на всех без разбору, и на его строгие выговоры мало кто обращает внимание. Бывалых дизайнеров вообще сложно было чем-то пронять: к работе они относились со здоровой долей трезвого цинизма, себя величали малярами, да и перебивались в основном закатами для свадеб и концертов.

Впрочем, вскоре Кире улыбнулась удача: в бюро пришёл заказ из самого Сената. Правительство нечасто снисходило до метеорологов, но и случай был исключительный. Республиканская армия разгромила сепаратистов прямо на орбите Корусанта, с честью отстояв столицу — и сенатор Орн Фри Таа решил выступить перед горожанами с торжественной речью.

— Скромно и сдержанно, без лишней игры на нервах, — буркнул Кво, прощёлкав проект юной сотрудницы. — По уровню, конечно, ужас: курс первый-второй. Чему вас там только учат? Короче, завтра идёшь малевать свою халтуру.

Кира мысленно перевела его отзыв в общепринятую шкалу оценок и вдруг поняла, что грядущая защита диплома её больше не страшит.

* * *

Когда солнце поднялось на пол-ладони, добавив кучевым облакам белоснежной яркости, а в динамиках уже раздавалось деловитое «раз-раз-раз, соресу, шии-чо», на площадь из улочки-ущелья вынырнул кто-то смутно знакомый. Кира сморгнула слёзы — вот засада, опять доработалась до солнечных пятен — и радостно замахала руками.

— Нил!

Сероглазый архивист с параллельного потока подошёл поближе и печально улыбнулся в ответ.

— Умеешь же ты подобрать культурную программу. Нас в Корпусе два часа осеняли мудростью, и вот теперь ты зовёшь меня отдохнуть на бенефисе господина сенатора.

На занудство джедаев Нил ворчал постоянно, хотя над ним самим весь поток подтрунивал по той же причине. Всё-таки в университет его направили от Образовательного корпуса — там служили не дошедшие до падаванства ученики, чья тяга к просвещению явно перевешивала их же талант к Силе.

Кира беззаботно махнула рукой.

— Да кому он нужен, этот сенатор? Я хотела… — голос вдруг предательски дрогнул. — Я хотела подарить это небо тебе.

Нил посерьёзнел — отошёл на пару шагов; развёл руки и застыл, вглядываясь в прозрачную бирюзоватую даль. Стоял так добрых минуты две, словно пытаясь слиться с полуденным пейзажем; порой и вовсе закрывал глаза, подставляя смуглые щёки нежному ветерку.

— Спасибо, оно очень настоящее, — наконец улыбнулся Нил. — Жаль, другие не поймут. Что мир хрупок — все прочувствуют, а вот что тучи над Орденом сгущаются — никто даже не заметит.

Кира сначала даже не поняла, а потом перевела взгляд на острый край рыжего облака над Храмом и вздрогнула:

— Вот бы и правда не заметили. Там зеркало подбили — я это облако раздёргивала как могла.

Нил застыл, как статуя — только ветер трепал лохматую каштановую шевелюру.

— Подарок, значит. В соавторстве с планетой…

Кира потупилась:

— Я просто как узнала, что заказ посвящён битве, сразу подумала о тебе. Помнишь, мы спорили про поэму?

Нил нахмурился: уже вспомнил.

Они тогда коротали перемену за столиком шумной забегаловки. Семестр ещё только начинался, поэтому спешить было некуда — особенно на последнем курсе. На столиках дымился горячий свежий каф, среди толпы деловито сновала на одном колесе дроидесса-официант с полным подносом, демонстрируя чудеса эквилибристики, а друзья разглядывали незнакомых суетящихся первокурсников и пытались по повадкам угадать, кто какую специальность себе выбрал.

— Архитектор! Смотри, какая башня из кубиков сахара.

— А та юристом будет — она одна изо всей толпы чек взяла.

— Вон наутоланин упаковку читает — небось тоже по литературной части. Ты, кстати, сам-то тему для диплома выбрал?

— «Dha Werda Verda», — почему-то погрустнел Нил.

Древняя поэма входила в общую программу — и Киру в своё время просто заворожила. Это была песнь о битве двух народов доисторического Корусанта. Человеческое племя желлов превосходило врагов и числом, и оружием, но в один роковой день под их городом разверзлось жерло вулкана. Пепел затмил небеса на несколько лет, и зеленокожие тонги — предки первых мандалорцев — так впечатлились увиденным, что прозвали себя «Dha Werda Verda», воинами тени. Несмотря на ужасные потери, желлы всё-таки изгнали «воинов тени» с планеты…

Кира вдруг вспомнила, что на той лекции половина аудитории не прониклась настроением и откровенно спала. И поняла, почему.

— Погоди, — удивилась она. — У вас же на Корусканте «Верду» ещё в школе проходят вдоль и поперёк. Тебе-то, с твоим доступом к библиотеке джедаев, зачем брать такую очевидную тему?

За годы учёбы ей так и не удалось перенять манерный столичный говор: в словах «Корусант» и «джéдаи» ей, кореллианке, чудился какой-то привкус ошибки.

— Мне не даёт покоя мысль: насколько же хрупка память, — пробормотал Нил, решив вдруг перемешать уже давно растворившийся сахар. — На Корусанте сражались тысячу раз, да и вымерших народов в галактике миллионы. Нет их — и дела никому нет. А про «воинов тени» наши солдаты до сих пор поют. Почему?

— Из-за трепета перед стихией, — отозвалась Кира. — Это же какой образ: сама планета вмешивается в битву! Сразу хочется понять, о чём те воины размышляли и во что верили. А вулкан-то — случайность. Мог бы ещё сотню лет молчать.

— Вот и до нас никому не будет дела, если Сила не вмешается, — мрачно подытожил Нил и оставил ложку в покое. — Прости. Сам не знаю, откуда у меня в последнее время такие тягостные предчувствия. Страшно мне за Орден, а почему — не понимаю.

Кира задумчиво подперла голову руками:

— Я вот о другом подумала: как повернулась бы история, если бы тогда уже умели управлять погодой. Может, сам вулкан и стал бы их песней?

— Оружием бы он стал, — тоскливо заметил Нил. — И добивали бы желлов в тылу «теневые коммандос» под тактической завесой пепла.

Кира тогда не стала возражать — только вздохнула и поспешила поскорее прикончить свой стаканчик кафа. Но за красивый образ из любимой поэмы почему-то стало очень обидно.

Теперь, на просторной праздничной площади, ответ наконец созрел.

— Вот, — Кира широким жестом обвела усеянный шпилями горизонт. — Я подумала, что песню о героях нашей эпохи написать всё-таки можно. Прямо на небе, чтобы каждый услышал. Только пускай она будет без пепла, ладно? С мирным солнцем.

Нил оглянулся на прошмыгнувшего мимо техника и стиснул зубы:

— Вот теперь я совсем уверен, что всё вот-вот рухнет. И зачем я только навёл тебя на эту дурную мысль… Ладно бы правда просто подарок. Заказ из самого сената — вот что страшно.

— Что здесь страшного-то? — не поняла Кира.

— А ты не забыла, что «Верду» написали проигравшие тонги, когда стояли на пороге гибели? — почти ровным голосом поинтересовался Нил. — Победители песен не пишут. Победители пишут учебники.

Он развернулся на каблуках и стремительно, с каким-то ожесточением зашагал прочь.

— Нил! — испуганно закричала Кира, но голос её уже тонул в шуме собирающейся толпы.

Из колонок грянул торжественный марш. Продавив сцену внушительными телесами, сенатор Орн Фри Таа затянул свою шарманку:

— Дорогие сограждане! Сегодня мы празднуем день великой победы…

Кира съёжилась, обхватив себя за плечи. Хрустальное солнечное небо вдруг показалось холодным, безучастным и очень тревожным.

* * *

В тот вечер Кира засиделась в офисе допоздна: надо было составить отчёт, а работа просто валилась из рук. Мысли постоянно возвращались к размолвке с Нилом, и на душе было погано. Она то корила себя за необдуманный подарок, то сердилась на друга-зануду с его беспочвенными страхами.

«Предчувствия у него… — недоумевала Кира. — И какая муха его укусила?»

От тягостных раздумий её отвлёк сигнал комлинка. Сердце радостно ёкнуло: сообщение от Нила!

Бросилась читать — и похолодела:

«Спокойно, я не там. Не звони».

Вот теперь стало по-настоящему страшно. Не раздумывая, Кира бросилась к головизору и включила новостную программу.

На экране под безоблачным звёздным небом полыхал Храм джедаев.

Одного этого зрелища хватило бы, чтобы у любого выбить землю из-под ног. А тут — словно молотком по осколкам стёкол — поставленный, церемониальный голос диктора, перечислявшего все мыслимые и немыслимые злодеяния рыцарей-храмовников. Рука метнулась к куртке на спинке стула, другая потянулась к кнопке вызова, но Кира тут же одёрнула себя — стой, сказано же! Какой прок сейчас закалённому в боях ордену от тщедушной девчонки?

— Как стало известно, заговорщики готовили переворот с целью смещения верховного канцлера Палпатина. Уже было объявлено об экстренном заседании Сената…

«Учебник пишут», — отстранённо подумала Кира. А проигравшим — что остаётся…

И тут — словно вспышка:

«У меня же здесь доступ ко всем станциям».

Она даже не успела до конца осознать, что делает. В душе словно прорвало плотину, и оцепеневший разум захлебнулся под волной горечи, отчаяния и растерянности. Только руки — привычные к работе руки — сами уже бегали по клавишам.

Участок под разбитым зеркалом — идеальный глаз бури: температура там чуть ниже, а значит, можно сыграть на перепадах давления и нагнать кругом облаков. Чуть повернуть соседние зеркала, чтобы переход температуры был плавным. Слегка поднять мощность на атмосферных увлажнителях. Найти ближайшие наземные станции и задать им череду точечных импульсов, чтобы наэлектризовать воздух…

Репортаж в головизоре Кира выключила, но столбики цифр и ползущие диаграммы дышали такой жизнью, что она едва ли не кожей чувствовала порывистый ночной ветер. Медленно, крадучись — как ночью заметишь почерневшее небо? — громадину Храма обволакивали плотные, тяжёлые облака. За всё. За всех невинных, которых прямо сейчас — одного за одним — настигает расправа. За крах Республики, предавшей своих защитников. За молчащий комлинк. За собственное бессилие.

Его — никогда не державшего в руках меч — они тоже обвинят в измене?..

И тут консоль разразилась противным дребезжащим писком. Графики, цифры и иконки интерфейса замигали красным: отказано в доступе.

— Я-то уж понадеялся, что в тебе ошибся, — раздался за плечом голос директора. — Думал, молодец девочка: нарисовала сенатору образцовую глянцевую открытку.

Кира испуганно обернулась. Начальник стоял в проходе между круглыми терминалами, с ледяным спокойствием разглядывая непокорную сотрудницу. В темноте его красные глаза отсвечивали тусклым матовым блеском.

— Забыла моё напутствие в первый день? — с характерным для земноводных хладнокровием поинтересовался Кво. — Мечтатели здесь долго не работают, вот кто. Все вы рано или поздно срываетесь. Кому кошмар приснился, у кого девушка ушла — и всё, затянулось небо тучами.

— Вы в своём уме?! — ахнула Кира. — Кому что приснилось, очнитесь! Клоны убивают джедаев! Они всех — они Храм сожгли!

— Вот дура-то, а… — пробормотал Кво, прикрыв глаза ладонью. — Ты там облака в кудряшках рисовала, а знаешь, сколько народу погибло в битве за Корусант?.. А вот никто не знает. Их в воронках от рухнувших кораблей до сих пор отскребают от стенок.

Киру пробрал озноб. Отчего-то в устах такого чёрствого циника эти слова звучали ещё страшнее — и били точно в цель. Ещё утром она мечтала только о том, чтобы дарить надежду и наполнять жизнь крохотными чудесами…

— Закаты на свадьбах она рисует, посмотрите только! — возмущался Кво. — А ничего, что в столице за последние три года не было не единого дня без теракта, диверсии или политического убийства? Тебе целый Храм понадобился, чтобы проняло? Да высунь ты наконец нос из своего воздушного замка, спустись на десяток уровней и посмотри, во сколько там ценится жизнь! Хочешь, от первого лица расскажу? У тебя кровь из ушей брызнет! А там таких миллионы, и твоего приторного неба они за всю жизнь вообще ни разу не увидят.

— Ладно, я дура, — в слезах прошептала Кира. — Но вы-то хоть не врите! Если бы вы так за всех переживали, то над Корускантом все три года стояли бы тучи. А сегодня… Земля бы разверзлась, не иначе.

— Вот именно, — буркнул Кво. — Затем я тут и сижу, чтобы вовремя вас за руку ловить. Потому что мы единственные, кто может мановением руки наслать смерч или разбудить вулкан. А Бюро, на минуточку, поддерживает на планете жизнь. Отдел дизайна — это так, бантик сбоку.

«И никому ты здесь не нужна», — мысленно закончила Кира. На неё вдруг накатило какое-то странное горькое облегчение.

— Зря вы меня вообще приняли, — тихо проговорила она, отцепляя от лацкана свою карточку.

Кво жестом остановил её:

— Хорошие дизайнеры на любой планете пригодятся. Рекомендацию от меня ты заслужила. А вот брать её или оставаться — решать тебе.

Кира опешила. Чего она никак не ожидала после такой яростной отповеди, так это похвалы. Директор и за мелкие проступки грозился увольнением по десять раз на дню, а сейчас должен был по меньшей мере растерзать взбунтовавшуюся практикантку голыми руками.

Кво тем временем подошёл к соседнему терминалу и ввёл код разблокировки. Тревожный красный свет сменился привычным голубым мерцанием.

— Я тебе скажу, что будет дальше, — негромко проговорил Кво, не глядя на Киру. — Утром Палпатин сделает какое-нибудь громкое заявление и под общие аплодисменты получит неограниченную власть. Дальше начнётся охота на недобитых сепаратистов и джедаев, потом — где-то через годик — на сочувствующих и инакомыслящих. Когда враги кончатся, придумают новых. Может, всех жителей какой-нибудь планеты — Набу или Итора. Может быть, экзотов вроде меня.

Он повернулся и пригвоздил Киру взглядом. В глазах с горизонтальными зрачками отражались синие чёрточки графиков, а морщинистое лицо при свете экрана казалась ещё более серым и мертвенным, чем обычно.

— Даже тогда, — отчеканил директор, — картинку я буду держать до последнего. Чтобы дарить другим праздник, самому надо быть прожжённой и беспринципной сволочью. Потому что у планеты, на которую равняется вся галактика, нет права на траур.

Кво замолчал, задумался. Устало потёр лысую голову сухощавой зелёной рукой. Жест показался каким-то неожиданно живым — как у актёра, стирающего грим. Собравшись с мыслями, директор негромко закончил:

— Кому-то наше ясное небо над головой поможет протянуть лишний день. Если готова его рисовать — завтра жду на рабочем месте. Если нет — забудем.

Кира лихорадочно пыталась переварить всё сказанное. Она не успела ещё прийти в себя от яростной уничижительной тирады, а директор уже предлагал ей исполнить мечту всей её жизни. Расписывать самый роскошный в Республике холст ради того, чтобы даже в самые тёмные времена дарить всей галактике искорку надежды — разве не этого она всегда хотела? Даже подвох казался каким-то несерьёзным: платой за чудо было само чудо. Ещё утром она сама бы…

…вот только было уже не утро. Промелькнула горькая мысль: сможет ли она хоть когда-нибудь снова поверить в чудеса, пусть даже рукотворные? Кира попробовала представить себе ласковый розовый рассвет, и на неё накатила тошнота. Весь Корусант, весь этот слипшийся улей из пермакритовых сот, вдруг показался до невозможности душным и насквозь фальшивым. Директор оказался прав: мечтатели здесь долго не выживают. Не легче ли мирно распрощаться с мечтой, спокойно дотянуть до диплома и вернуться домой?

И в этот миг дверь с грохотом распахнулась.

— Стоять! — произнёс знакомый голос, и за спиной щёлкнул предохранитель станнера.

* * *

Директор Кво медленно, почти грациозно поднял руки и посмотрел на вошедшего скорее с любопытством, чем со страхом или удивлением. Нил — запыхавшийся, в растрёпанной и обожжённой одежде — пробрался между колоннами терминалов, держа директора на прицеле, и заслонил собой подругу.

Мысли у Киры метались и путались. Сначала радость: жив, жив! И тут же страх — «Разве он теперь не в бегах?» Только потом — удивление: как, зачем?..

— Я увидел твои тучи, — отдышавшись, выпалил Нил. — Что стряслось?

«У меня стряслось?!»

От изумления Кира сперва утратила дар речи, а потом вдруг почувствовала в горле нервный, сдавленный смешок. Нил, чудо ты недоученное — неудивительно, что именно тебя терзали предчувствия по поводу Ордена. За тобой охотятся, ты за себя-то с трудом постоишь, но стоило почувствовать горе — понёсся на помощь с тщедушным станнером наперевес…

Нил, похоже, понял без слов. Выдохнул, устало сгорбился — и вдруг его тоже прорвало дрожащим смехом.

— Прости меня, пожалуйста, за сегодня. Всё-таки только ты так умеешь — всегда быть искренней, даже когда сама не понимаешь своего порыва. У тебя даже мысли не мелькнуло, что пришли не за тобой, да?

Директор Кво невозмутимо бросил взгляд на ближайший хронометр и подал голос:

— Ну что ж, развлеклись и хватит. Время реагирования охраны — три минуты, и одну вы уже потратили. Я дождусь от тебя решения?

— Бежим! — спохватился Нил. — Двух минут нам в обрез!

Кира вскочила из кресла, на секунду зацепилась взглядом за графики на экране… и вдруг ей стало ясно как день, какой она сделает выбор. Она наконец-то поняла, какой платы требовал от неё Кво. И путей к отступлению не было — нельзя было ни остаться, ни уйти с миром, ни даже сбежать. Какой уж там диплом и карьера — её тоже объявят вне закона. Вот он, день защиты — когда есть что защищать.

«Если готова — завтра жду на рабочем месте. Если нет — забудем».

Забудем. А память хрупка…

— Нил, стой, — твёрдо сказала Кира. — Сколько ты против них продержишься?

Нил нахмурился:

— Минут десять, не больше. Но мы успеем…

Должно хватить.

— Вы правы, — проговорила Кира, повернувшись к директору. — Корускант должен быть солнечным — хотя бы затем, чтобы каждый пасмурный день помнили вечно. Я не дам вам стереть эту ночь из истории.

Она выхватила у Нила станнер и выстрелила.

* * *

Ночь была тёмная и ненастная — может, впервые за тысячу лет. Корусант лил слёзы — по джедаям, по искалеченным войной судьбам, по всем обездоленным, цепляющимся за жизнь в бесконечных катакомбах нижних уровней. За шумом воды тонули голоса — тихие, неуверенные перешёптывания. Миллионы и миллионы жителей Корусанта впервые видели дождь, и нотки страха в их голосах сплелись в тревожный гул, охвативший всю планету. Не все ещё видели выступление Императора, не до всех даже дошли вести о Приказе 66, но каждый, кто застал эту ночь, отчего-то вдруг до глубины души прочувствовал конец эпохи.

Где-то далеко, на посадочной площадке частного медицинского центра, корчился под ливнем сгоревший до костей комок ненависти. Он в последний раз смотрел на небо собственными глазами — и запоминал, навсегда запоминал ночь своего рождения.

Дождь шикнул на обугленные головешки Храма и рассёк последнюю струйку дыма над обвалившейся крышей.

— Вот ты и написала свою «Да-верду», — пробормотал Нил. — Никто даже не поймёт, почему, но все будут повторять одни и те же слова: «пламя джедаев угасло».

Кира вслушалась в раскаты грома и грустно улыбнулась. Здесь, на Корусанте, искусство погоды довели до совершенства — и совсем забыли вдохнуть в него жизнь.

«Вот о чём я забыла, — размышляла Кира. — Простая как пять кредиток кореллианская мудрость. Когда радостно — радуешься, когда грустно — грустишь. Солнце сменяется дождём, а дождь солнцем. Это и есть жизнь, и нет ничего проще».

— Нил, а у вас в Корпусе ругались, что на Кореллии даже джедаи чересчур своевольные?

— Почти каждую неделю… А что?

— Они своих не выдадут, — пообещала Кира.

Нил коротко кивнул.

Если переживём эту ночь — туда и полетим.

Если.

Кира заглянула Нилу в глаза — и вдруг разом накатила усталость, а с ней снова прорвался нервный смех, неуместный и неудержимый.

Они сидели рядом в зловещем сумраке, в ночь гибели мира, и хохотали — до боли, до слёз. Над собой, друг над другом, над тем, какие они оба безнадёжные дураки, но, Сила великая, какие же настоящие и до нелепого живые.