Falling in love with... (гет)

— Гермиона...

Задыхаясь. Захлёбываясь мучительным, ослепляющим, едким наслаждением.

Но проклятое имя сдавленным хриплым стоном протискивается сквозь сжатые зубы.

Он пребывает в полузабытом состоянии, когда отблески мечты все еще складываются перед закрытыми веками в желанный сладкий образ. Но тот уже неумолимо тает, оставляя на языке лишь привкус мнимой победы, а за ним горького разочарования.

Скорпиус крепко зажмуривается в последний раз и, вздохнув, перекатывается на спину.

— Так вот как, значит, её зовут, — удовлетворенно, но не без обиды в голосе, мурлычет создание, заученным, изящным жестом встряхнув медно-каштановые пряди и собираясь удобно устроиться на плече Скорпиуса.— Долго же ты молчал...

Тот сдерживается, чтобы не поморщиться. Но тут же резко садится на кровати, откинув простынь в сторону. Скорее всего девчонка сейчас недовольно поджимает губы, может даже прикусывает, потому как знает, что спорить бессмысленно. Но точно не сводит с него глаз. Он чувствует это по назойливому зуду в затылке.

А Скорпиус не хочет видеть этот пронзительный, осуждающий взгляд.

— Извини... Мне не следовало... — он замолкает на полуслове. Только почему-то не испытывает чувство вины. Скорее наоборот, облегчение, словно наконец-то совершил правильный поступок.

Девушка на кровати молчит. Слышно только как шуршит простынь.

И Скорпиус молчит. Не следовало что? Давать волю своей фантазии? Или приглашать в очередной раз в постель ту, чьё имя он даже не в силах запомнить?

"Не следовало увлекаться той, что даже не смотрит в твою сторону", — подсказывает внутренний голос.

Скорпиус досадно фыркает, рывком подхватывая с пола шорты.

— Я сделаю кофе, пока ты принимаешь душ, — бросает он через плечо, покидая спальню.

Включить кофеварку, подкурить сигарету...

Маггловские вредные привычки с лёгкостью вошли в его жизнь. А вот родители, в подростковом возрасте прошедшие через крушение чистокровных идеалов, до сих пор с трудом воспринимали всё, что касалось мира магглов. Хотя и старались игнорировать въевшиеся с годами стереотипы и привычки.

Выдыхая сизый едкий дым, Скорпиус снова и снова прокручивает в голове вырвавшееся в порыве страсти проклятое имя. Имя, ставшее смыслом его жизни. Его сокровенной навязчивой фантазией...

Он ведь даже с этой... как её?.. ведь такое простое имя!.. спит лишь потому, что она напоминает ему Гермиону, гребанную Грейнджер, героиню войны.

Те же тёмные, вьющиеся, непослушные кудри...

Но Скорпиус Малфой ненавидит завитушки, в которых все время путаются его пальцы!

Те же глаза цвета топлёного горького шоколада...

Но Скорпиус Малфой терпеть не может шоколад. С детства. Он на дух не переносит этот приторно-сладкий, тягучий вкус.

Тот же пронзительно-упрямый с вызовом взгляд...

Но Скорпиуса Малфоя раздражают всезнайки, возомнившие о себе невесть знает что!

Скорпиус от досады бьёт кулаком по подоконнику, так что подскакивает пепельница, и облачко взлетевшего пепла серой пылью оседает на белоснежной поверхности.

Эхом звучит звук хлопнувшей входной двери. Отрезвляет.

Девчонка-таки обиделась. Но Скорпиуса это мало тревожит. Девчонку можно легко вернуть. Он завтра, нет, даже уже сегодня вечером просто извинится ещё раз, поговорит, объяснит и всё снова будет как прежде — классный секс без обязательств в любое время.

Скорпиус упрямо тушит в пепельнице окурок, пытаясь также поступить со своими чувствами. Но не получится ведь. И он резким грубым движением сметает ее с подоконника.

Но это наваждение не даёт ему спокойно жить!

Нет, не наваждение. Это Гермиона гребаная Грейнджер не даёт ему спокойно жить!

Это она снова мерещится ему за столиком того самого кафе, зажмурившая глаза и вдыхающая аромат свежесваренного кофе.

Это лёгкий аромат её духов одурманивает, туманит разум так, что Скорпиус плюёт на существующие предрассудки и подсаживается за ее столик, заговаривает с ней.

Это её тёмные пряди щекочут кожу запястья, когда Скорпиус прижимает Гермиону к стене в коридоре того самого кафе.

Это её дыхание учащается и становится таким горячим, что Скорпиус чувствует её волнение даже сквозь одежду.

— Я не могу... не влюбиться в тебя... — шепчет он. Взволновано. Прерывисто. Замерев в ожидании.

Это её тихий смех становится для него ответом. И Скорпиус принимает решение. Пусть глупое, взбалмошное, поспешное, но, как ему тогда казалось, единственно правильное. Необходимое. Им обоим...

Скорпиус аппарирует.

А она нашептывает ему на ухо волнующие, пошлые словечки, пока за окном барабанит назойливый дождь.

И Скорпиуса окатывает волной нестерпимого жара. Он почти ощущает касание идеально очерченных тёплых... таких соблазнительно вкусных... желанных губ.

Это её прохладные ладони забираются под футболку, ловко расправляются с пряжкой ремня, избавляют от одежды... Касаются разгоряченной кожи.

А у Скорпиуса голова идет кругом от переизбытка эмоций. Кажется, куда еще больше, ведь уже впору сойти с ума от её близости!

Реальность окончательно теряет четкие очертания. Размывается. Плавится.

Он ненасытен, а она и не думает его останавливать. Провоцирует. Соблазняет. Заставляет спустить с поводка внутренний голод.

Он исступленно исследует ее совершенное тело, а она только подаётся навстречу его жадным, жарким ласкам, слегка направляет, позволяет, требует и, кажется, упивается собственной податливостью, отчего у него просто сносит крышу. Легко перехватывает инициативу. Гладит, сжимает и да!.. начинает ритмично двигаться...

И Скорпиус рвано дышит сквозь стиснутые зубы, сдерживая стоны.

Обволакивает влажным жаром. Ошеломляет.

И Скорпиус задыхается, захлёбывается ощущениями. Хрипло стонет, запутываясь пальцами в темных прядях.

Реальность перед глазами пульсирует, мелькает яркими разноцветными пятнами, раскручивается, устремляется по нарастающей куда-то вдаль. И взрывается... Оглушая. Ослепляя. Выворачивая наизнанку. Даря невыносимую эйфорию и бесконечное ощущение полёта.

И Скорпиус упивается мимолетной победой, нежится в мнимой истоме, пока реальность не обрушивается липким холодом, дерзко срывая пелену наслаждения.

Он обнаруживает себя в собственной кровати, перепачканный следами недавней яркой фантазии.

Стискивает в отчаянии подушку, заглушая хриплый стон.

Это опять всего лишь игра воображения. Игра, в которую забавляется его рассудок вот уже полгода, с тех пор как все произошло наяву.

И сколько бы он не искал с ней встреч, сколько бы ни подстраивал их, не пытался остаться с ней наедине, Гермионе самым непостижимым образом удавалось избегать его. Он не знал, использовала ли она для этого какое-то заклинание, но едва завидев на горизонте фигуру Скорпиуса, Гермиона словно растворялась в воздухе. Исчезала. Будто бы следовала негласному правилу — не оставаться с ним один на один.

Умом он понимал, что она просто не хочет его видеть, не хочет обсуждать то, что между ними тогда произошло, но всё его существо противилось, вопило и требовало ответа на один единственный вопрос — почему?

— Я не могу влюбиться в тебя... Не могу... Не могу... — как мантру повторяет Скорпиус, но необузданная, желанная фантазия с завидной регулярностью проникает в воспаленный мозг. Будоражит. Прокрадываясь во сны. Выводит из равновесия. Проникает под кожу. Опьяняет. Пульсирует с током крови. Распаляет. Живёт собственной жизнью. Не даёт покоя.

И Скорпиус в очередной раз мечется на подушке, сгорая в своём сладостном бреду.

* * *

Девчонка не захотела его даже видеть. И сову отослала обратно. И даже новомодный маггловский гаджет оказался ни на что не годен.

Скорпиус бредёт по улице, засунув руки в карманы брюк, не обращая внимания ни на привычную вечернюю суету, ни на то, в какую сторону несли его ноги.

— Я знала, что найду тебя именно здесь, — знакомые интонации в голосе и...

Её аромат. Её голос. Её глаза.

Тот самый темный омут с приторно-сладким привкусом.

Сердце подскакивает к горлу, колотится бешено, не даёт сделать вдоха.

Скорпиус чувствует себя полным идиотом, мальчишкой, не способным произнести хоть слово.

— Почему? — хрипло. Всё еще не веря в происходящее.

Она опускает глаза и невесело усмехается.

И тут же словно очнувшись ото сна, Скорпиус хватает ее за руку и тянет за собой, уводя по лабиринтам улиц.

— Подожди, — она останавливает его, когда он, как и в тот раз, прижимает ее к стене. Когда рукой перегораживает все пути к отступлению. Когда смотрит так жадно, так властно, так требовательно, что ей с трудом удается взять себя в руки и отвести взгляд. Чтобы передохнуть. Чтобы прийти в себя. Чтобы не сорваться вновь. Не совершить очередную ошибку. Одну она уже исправила. Теперь настала пора исправить и вторую.

— Так не может продолжаться дальше... И я не могу её обманывать, а она не может не влюбиться в тебя, Скорпиус...

— Но кто?.. — непонимание и упрямство одновременно просачиваются сквозь злобу. Неужели она готова вот так разорвать отношения из-за какой-то девчонки в его постели?

— Лили, — спокойно отвечает Гермиона и снова поднимает глаза. В одной руке она сжимает волшебную палочку, а второй невесомо касается его щеки. Тонкие пальцы привычно обводят скулы и подбородок.

И Скорпиус чувствует, что опять тонет, почти давясь приторно-сладким привкусом. Он поспешно сглатывает, отказываясь признавать поражение. Но осознание все равно приходит. Огорошивает. Лили. Ну да, ведь девчонку именно так и звали... И если он не ошибается, а он точно не ошибается, ее фамилия Поттер.

Скорпиус с глухим стоном сползает по стене, хватается за голову.

Какой он болван! Идиот! Мудак! Соблазнил дочь Гарри Поттера, а сам по уши втрескался в его подругу детства Гермиону гребанную Грейнджер!

Теперь он четко осознает, почему глаза Лили казались ему такими знакомыми. И что цвет волос у Лили совсем не каштановый, а ярко-рыжий... А он этого даже не замечал. Да и никаких кудрей у девчонки Поттер никогда не было... Это он, Скорпиус, просто хотел так думать! И думал ведь!

Спустя пару мгновений Гермиона опускается рядом.

— Пора прощаться, Скорпиус... — её тихий шепот насквозь пропитан сожалением и терпкой горечью. Но на губах понимающая улыбка. И, наверное, самая обворожительная. Так умеет улыбаться только Гермиона Грейнджер. А вот в уголках карих глаз застывают непрошеные слёзы. И так нестерпимо хочется изгнать эту тоску из молчаливого взгляда.

— Подожди!.. Не надо... — он перехватывает её запястье, отчаянно цепляясь за пустую надежду. — Я не хочу...

Последний шанс. Но Скоприус знает, что Гермиона уже всё решила. За них обоих. И где-то в глубине души он понимает, что так будет правильно.

— Я знаю... — она не вырывает руку, только придвигается ближе, чтобы запечатлеть на его щеке тёплый поцелуй. — Будь счастлив, Скорпиус... Обливиэйт...

* * *

Дорогая Гермиона!

Мы очень ждем тебя на нашем семейном ужине в пятницу. Я, наконец, готова официально представить папе своего молодого человека. И я очень надеюсь, что мистер и миссис Малфой тоже прибудут. Хотя и побаиваюсь их... особенно мистера Малфоя. Но Скорпиус говорит, что все пройдет хорошо, и мне нужно перестать волноваться по пустякам.

С любовью, Лили

Рука, державшая письмо, опустилась на колени, а Гермиона откинулась на спинку кресла, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым навязчиво барабанил дождь.

Кончики пальцев неосознанно поглаживали губы, на которых до сих пор ощущался вкус терпких поцелуев Скоприуса.

Да, ей его не хватает. Очень.

Но она поступила правильно.

Пусть хоть кто-то в этой жизни попробует стать счастливым.