Дороги, которые нас выбирают (гет)

Элли сделала третий шаг и опустилась на землю Канзаса, а серебряные башмачки сверкающим вихрем вернулись в Волшебную страну, ведь в Большом мире не было места чудесам.

Элли уже обнималась с родителями, которые пережили страшную ночь, думая об исчезнувшей дочери. Стелла украшала собой очередной пышный бал веселящихся болтунов. Уставшая от могущественного колдовства, которое ей пришлось применить, спасая мир от ведьминского урагана, Виллина отдыхала в своем замке. И только один человек понятия не имел, что ему делать.

Гингема сидела, прислонившись спиной к странной летающей хибаре. Последнее, что помнила колдунья: как этот несуразный ящик, именуемый фургоном, сверзился аккурат ей на голову. И всё же сейчас был жаркий полдень, где-то раздавались взрывы радостного смеха жевунов — они не знали, что их злая повелительница больше не мертва. Воскрешение из мертвых — великое чудо, которого не встречалось даже в Волшебной стране, могли сотворить только серебряные башмачки, вернувшиеся к своей прежней хозяйке. И теперь они сверкали хрустальными отблесками на её ногах. Гингема хмыкнула:

— Хм… а неудачно начавшийся день становится всё лучше и лучше, — и, на всякий случай ещё раз ощупав свою голову, поднялась с земли. — Дьявол! Не могла же я стать ниже ростом. Уж не сплющило ли меня ударом этого курятника по башке?

Решив разобраться с такими мелочами потом, колдунья стукнула каблуком о каблук, приказав башмачкам отнести её в пещеру. …Ничего не произошло. Так же противно-счастливо пели птицы вдалеке, и грело солнце, а Гингема в ярости била одной ногой о другую — тщетно. Неужели башмачки истратили всё свое волшебство на её воскрешение?! Гингема бросилась к своей пещере. К счастью, та находилась в стороне от деревень жевунов, да и ни один из этих плаксивых трусишек не приблизился бы к такому страшному месту. Кроме Урфина Джюса, конечно. Но тут Гингема вспомнила, что отправила того с поручением в отдаленную часть Голубой страны. Может, и к лучшему — требовалось время, чтобы разобраться со всем произошедшим.

Когда она вернулась в пещеру, филин Гуамоколатокинт едва не рухнул с жердочки, увидев ее живой.

— Да-да, меня не так-то просто убить, — не удержалась от абсолютно детского хвастовства Гингема.

Ей даже захотелось подразнить мудрую птицу, высунув язык — такие глупые шалости не приходили в голову колдуньи уже много столетий.

— Это вы, хозяйка?! — наконец прохрипел филин.

— А что, не похоже? — огрызнулась Гингема, рыская по углам.

— Вообще-то — не очень, — осторожно заметил Гуамоко.

— О чем ты? — Гингема неожиданно обнаружила, что не может дотянуться до полки со снадобьями. — Да я в жевунью превратилась, что ли?!

— Нет, вы похожи на высоких людей из-за гор.

— Я и есть человек из-за гор! — отрезала Гингема, подставляя стул, чтобы на него взобраться.

— Просто на вид вам нынче лет тринадцать, не больше, — помедлив, ответил Гуамоко.

От этих слов Гингема покачнулась и чуть было позорно не спланировала на пол, лишь в последний момент переведя падение в прыжок. Внезапно вернувшаяся молодость поразила её едва ли не больше, чем само воскрешение из мёртвых. Зато теперь стало понятно, почему не ноют кости: артрит, увы, удел и волшебниц тоже, кроме этой смазливой выскочки Стеллы, разумеется.

Гингема опустилась на стул и теперь с нескрываемым восторгом разглядывала свои светлые руки с гладкой кожей, подносила к лицу пряди длинных чёрных, а не седых волос. Зеркала в пещере не было, и Гингема, забыв обо всех проблемах, кинулась к ручью.

— Йох-ох! — дикий вопль пронесся над окрестностями, напугав беззаботно праздновавших жевунов. Нет, она не превратилась в красотку, просто вновь стала собой тринадцатилетней: носатой, нескладной, с густыми, вечно нечесаными волосами, с бестолково длинными ногами и руками… О великий Гудвин! Как же хорошо быть молодой! Гингема даже сплясала на берегу — её захватило абсолютно чистое счастье. Если бы сейчас сюда в недобрый час забрел какой-нибудь жевун, она бы и его расцеловала.

Глядя на этот дикий танец, филин в ужасе взъерошил перья.

— Ну, теперь они у меня света белого не взвидят! — Гингема вернулась в пещеру и схватила своё помело.

Но — увы! Магия не желала её слушаться. Даже те волшебные вещи, вроде серебряных башмачков, которые дарили чудеса не только чародеям, теперь не подчинялись Гингеме. Она больше не являлась колдуньей! Магия не давалась ей в руки.

Потрясенная ужасом произошедшего Гингема осела на склизкий пол. Всю свою сознательную жизнь она умела колдовать — это был её единственный талант. И теперь даже молодость больше не радовала.

Гингема шмыгнула носом.

— Вы плачете, хозяйка?! — круглые жёлтые глаза филина от изумления стали ещё круглее и больше.

— Нет, — Гингема с отвращением вытерла слезу.

Во всём виноват чёртов юный возраст! А ей-то казалось, что в молодом теле останутся мозги почти пятисотлетней колдуньи! Так она чего доброго ещё и влюбится… От подобной мысли Гингема даже передёрнулась: ужас-то какой!

— Где моя волшебная книга?

Она решительно встала, достала из тайника тяжеленный том и впервые порадовалась, что он всегда пребывал в своем натуральном виде, потому что произнести сейчас заклинание для увеличения, как Виллина, она бы не сумела. Кстати, о Виллине — вот тебе и милая бабушка! Сбросила целый дом на голову коллеги и даже не почесалась. И это добрая волшебница?! Куда катится мир!

— Ещё немного, и нам, злым, придется становиться хорошими. С таким-то Добром! — пробормотала Гингема, перелистывая страницы.

К счастью, потеря магии не мешала ей читать волшебную книгу.

— Ёрики-морики… тьфу ты, пропасть! Забыла, что теперь не действует. Так… «Поскольку девочка Элли добровольно отказалась от волшебства и не стала феей, серебряные башмачки вернулись к своей прежней хозяйке и воскресили её. Создав тем самым небывалый пре… пру…пры-цы-дент», — по слогам прочитала Гингема и невольно восхитилась: — Ого! Какая магия! Это тебе не ёрики! Так… «Но с каждым днём Гингема будет стареть в гео… геометрической прогрессии…» Гуамоко, какой крючкотвор-иезуит мог написать подобную заумь? Что такое эта треклятая прогрессия?

Филин прищурился.

— Рискну предположить, хозяйка, сие значит: день ото дня всё быстрее и быстрее.

Гингема замысловато выругалась (филин оценил) и продолжила чтение:

— «…Пока не вернётся к своему настоящему возрасту и не умрет». Что?! Кхм… «Но если она поможет трём существам добиться исполнения их самых заветных желаний, то старение остановится, и Гингема останется жить». Ну что же… — бывшая колдунья захлопнула книгу и повернулась к Гуамоко: — Филин, у тебя желания есть?

Тот невольно восхитился решительностью своей хозяйки — как та сразу же перешла к делу, не размениваясь на сантименты. Гуамоко прищурил глаз:

— Править миром.

Гингема только крякнула от такой наглости. А потом добавила:

— Извини, но это место уже занято.

— Кем?

— МНОЙ! — рявкнула она. — А что-нибудь менее масштабное?

— Увы, нет. Там же сказано про самые заветные желания.

И тут Гингема пожалела, что всегда общалась только со злыми существами: наверняка у добрых желания поскромнее, попроще… быстро исполняемые… или хотя бы исполняемые вообще.

Правда, что ей мешает?.. Разве кто-нибудь узнает в милой девушке, почти девочке, злую Гингему?

— Ну тогда оставайся пока здесь, можешь съесть мои запасы сушеных мышей.

— Благодарю. А вы?

— А я пойду по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. Нельзя терять ни минуты — надо исполнять желания! — Гингема улыбнулась так по-доброму, что филин невольно вжался в стену.

— Вы только не пугайте людей сразу, — осторожно заметил он.

— А что? Я же теперь не злобная старуха, — неожиданно легкомысленно откликнулась Гингема, собирая холщовую дорожную сумку.

Филин тихо рассмеялся — всё-таки в отношениях с людьми злые колдуньи были по-детски наивны: привыкли решать всё при помощи грубой силы. Но предпочел держать свои мысли при себе. Помимо прочего, его ждали целых пять связок сушеных мышей — и чем быстрее Гингема уйдет, тем скорее можно будет приступить к обеду.

* * *

Первым делом Гингема направилась к жевунам — вряд ли у этих невинных, глупых существ могли водиться какие-то неисполнимые желания. Небось, сову там злую выгнать с чердака или противного паука из чулана… На худой конец — помочь с огородом (в отличие от своей сестрички Бастинды, она никогда не чуралась физической работы). Но с неожиданной обидой Гингема обнаружила: на все её расспросы о желаниях радостные жевуны отвечают, что фея Элли уже исполнила их самое заветное желание — избавила от злой Гингемы.

— Не настолько уж я и плохая, — бормотала Гингема, идя мимо фермерских полей, — чтобы так радоваться моей смерти. Замки для меня я их строить не заставляла, на рудники не отправляла; подумаешь, пару корзин лягушек принесли! Деревенщина неблагодарная!

Пугало она заметила сразу, как только присела у изгороди отдохнуть. А посмотрев на его умело раскрашенное лицо, фыркнула:

— Слишком добродушное. Разве такой сможет отпугнуть местных ворон? Что за народец мне достался? Даже чучело страшное сделать не могут! То ли дело игрушки Урфина… Хотя от их-то рож не только бы птицы разлетелись, но и сам фермер убежал.

— Спокойной ночи! — счастливо сообщило пугало.

— Что? — Гингема поперхнулась.

— Ой, я ещё немного путаю слова, — огорчился соломенный человек, — но ведь меня только вчера создали.

«Это заметно», — хотела брякнуть Гингема, но вовремя прикусила язык и ласковым (как ей казалось) голосом спросила:

— А есть ли у тебя какие-нибудь заветные желания?

— О, у меня целая куча желаний! Во-первых, мне нужны серебряные бубенчики на шляпу, во-вторых, мне нужны новые сапоги, а в-третьих…

— Тихо, тихо! Не всё сразу, — возмутилась бывшая ведьма.

Нет, ну каков наглец?! Его только вчера сделали, а желаний на пять волшебников хватит!

— Давай самое-самое заветное, — распорядилась она.

— Чтобы меня посадили на кол!

Гингема не удержалась от громкого хохота. Видимо, смех её был недобрым, потому что даже глупое чучело насторожилось. Поэтому она поспешно сказала:

— Но ведь ты и так сидишь на колу.

— И то верно, — согласилось чучело. — Вечно я всё путаю. Тогда меня нужно снять.

Гингема решительно вцепилась в кол и стащила соломенного человека.

— Спасибо, — чучело благодарно раскланялось и представилось: — Страшила. А как тебя зовут?

Гингема молчала: мысли спутались, но вряд ли стоило сейчас называть имя якобы умершей злой ведьмы востока. Впрочем, как бы ни был наивен Страшила, столь долгое молчание на вопрос о собственном имени…

— Элла! — выпалила Гингема первое, что пришло в голову.

— Красиво. Тебя зовут почти так же, как чудесную фею Элли, которая спасла нас от злющей колдуньи.

Гингема мысленно прокляла себя: ну почему из всех имён она брякнула именно это?! Однако вслух спросила:

— И ты тоже о ней знаешь?

— Вся деревня знает. Все поют и плачут… ой, пляшут. Вот видишь, какой я путаник.

Гингема мысленно дала себе клятву, разобравшись с проблемой собственного старения, устроить жевунам весёлую жизнь. А то пляшут они — на её похоронах! Ну совершенно бессовестные!

— Страшила, я очень рада, что исполнила твоё самое заветное желание, — Гингема вполне искренне улыбнулась.

— Извини, Элла, — грустно вздохнуло чучело. — Я ошибся, ведь больше всего на свете я мечтаю получить мозги.

— Что?! Какая наглая ложь! — мгновенно вскипела Гингема (от её улыбки не осталось и следа).

— Прости, — жалобно протянул Страшила, — я не нарочно.

— Вот что теперь делать? — Гингема вдруг поняла: выполнить волшебные условия будет совсем непросто.

А значит, она состарится и умрет без капельки волшебства в какой-нибудь крестьянской лачуге — она, грозная и могущественная Гингема! Слёзы полились по ее щекам, но теперь бывшая ведьма им не удивилась, а просто уселась на камень и горько зарыдала, закрыв лицо руками.

— Что ты? — испуганно спросил Страшила.

Но Гингема не ответила: она оплакивала свою судьбу, чудовищно близкую старость, глупость чёртового соломенного чучела.

— Меня никто не любит! — размазывая слёзы и сопли по лицу, провыла Гингема, легкомысленно забыв о том, что сама искреннее ненавидела всех вокруг вот уже, почитай, четыре столетия.

— Не стоит плакать, Элла! — Страшила погладил её по плечу своей мягкой рукой. — Надо просто что-нибудь придумать.

— Я должна помочь трём существам добиться исполнения их самых заветных желаний, а я даже твоё не смогла заставить сбыться! Это невозможно без волшебства, — всхлипнула Гингема.

— Значит, нам требуется найти волшебника, — радостно сообщило чучело.

— Волшебника, говоришь? Хм, боюсь, что это под силу только Гудвину. Но согласится ли он…

Гингема боялась Гудвина, даже будучи могущественной ведьмой, а теперь и подавно.

— Ну, выбора-то у нас всё равно нет, — наконец вздохнула она. — А значит, мы пойдем в Изумрудный город по дороге из жёлтого кирпича.

Страшила протянул Гингеме голубой платочек.

— Спасибо, — та вытерла слёзы. — Что-то я сегодня целый день плачу и плачу — больше чем за всю свою жизнь. Ладно, не будем терять время.

* * *

Гингема переночевала в заброшенной хижине, пока Страшила охранял её сон, пялясь нарисованными глазам в темноту. А когда на утро путешественники собрались возвращаться к дороге, то услышали доносящийся из леса стон.

— Что это? — удивился Страшила.

— Не знаю, — Гингема нахмурилась и оторвалась от разглядывания своего отражения в ручейке: вроде пока она оставалась тринадцатилетней девчонкой. — Но подобное всегда пахнет неприятностями.

— А вдруг кто-нибудь попал в беду? — заволновался Страшила.

— Ну и что? — пожала плечами Гингема. Большую часть своей жизни она самолично устраивала всем беды, поэтому особой трагедии в данном раскладе не видела.

— Элла! — расстроенно и укоризненно воскликнуло чучело.

Такое обращение напомнило бывшей ведьме о том, кто она теперь.

— Ладно, пойдем посмотрим, — сказала Гингема и решительно ринулась вглубь леса. Кем-кем, но трусихой ее не посмел бы назвать даже злейший враг.

Пробравшись сквозь густые заросли, они увидели железного человека, который застыл с поднятым вверх топором.

— Это ты стонал? — поинтересовался Страшила.

— Да… Уже целый год никто не приходит мне на помощь, — с трудом ответил Железный Дровосек.

— Что надо сделать? — хрипло спросила Гингема. (Её терзали смутные подозрения.)

— Надо смазать мои заржавевшие суставы — в хижине можно найти маслёнку.

Страшила кивнул и убежал за необходимым. Повисло неловкое молчание: Дровосеку трудно было говорить, а Гингема не знала, что сказать. Получив масло, она принялась за дело и, мысленно убеждая себя, что это Элла, а не Гингема спасает Железного Дровосека, смазала все заржавевшие суставы.

Тот много раз поблагодарил путешественников за помощь и даже поцеловал Элле руку. Гингема, рук которой не целовали почитай уже несколько столетий, засмущалась и захихикала, ругая себя за столь глупое поведение. Тем временем знакомство продолжалось.

— Страшила! Я набит соломой!

— Об этом нетрудно догадаться по твоим разговорам, — заметил Железный Дровосек.

Гингема не удержалась и фыркнула. Его юмор пришелся ей по душе: всё-таки не все жевуны — бесхребетные мямли, а может, это на него новое железное тело так повлияло? Тогда он должен быть благодарен колдунье, что та когда-то заколдовала топор. (Гингема прекрасно помнила все свои злодеяния, да и принесенные тёткой в качестве оплаты пиявки оказались очень вкусны.) Впрочем, времени на воспоминания не имелось, и Элла вкрадчиво поинтересовалась у Железного Дровосека:

— Надеюсь, я исполнила твоё заветное желание? Наверное, жутко стоять здесь... одному… в этом страшном лесу… без надежды на помощь.

Дровосек склонился в поклоне:

— Вы спасли мне жизнь, и я в вечном долгу перед вами!

В нём было столько благородства, что Гингема даже ощутила странное чувство, словно что-то кольнуло в груди, — кажется, у людей это называлось совестью.

— Но с тех пор, как злая колдунья уничтожила мою мечту о счастье, самым заветным желанием для меня стало получить человеческое сердце. Ведь я железный, а значит — не могу любить, — продолжил Дровосек, и угрызений совести как не бывало!

Страшила что-то залопотал про великого волшебника Гудвина, и, конечно, Железный Дровосек пошёл с ними по дороге из жёлтого кирпича.

* * *

«Правильно, — мысленно бурчала Гингема, — припремся всем табором в Изумрудный город, нам только какой-нибудь зверюги не хватает!»

Разумеется, именно в эту минуты на дорогу с громовым рычанием выскочил огромный лев. Он одним ударом лапы подбросил вверх Страшилу — и тот улётел в кусты, как мешок с сеном. А потом толкнул в грудь Железного Дровосека, так что бедняга сел на дорогу.

Гингема застыла от ужаса, вжавшись спиною в дерево. У неё даже похолодели руки. Но потом ей вспомнилось: хищники всегда кидаются на тех, кто убегает, — и она резко шагнула вперед, рявкнув:

— И что ты сделаешь со мной?! — страх словно так и остался пришпиленным к дереву. — Со мной… с могущественной колдуньей! — Гингема зловеще расхохоталась.

Громкому злодейскому смеху она научилась давным-давно в одном театре в Большом мире и с тех пор частенько использовала сей полезный навык для устрашения своих подданных.

Правда, когда смех кончился, в памяти всплыло, что никакая она уже не колдунья, а значит, её сейчас просто-напросто сожрёт тупое, необразованное животное.

Лев, который при первых же звуках этого, с позволения сказать, смеха замер от удивления, даже осел на задние лапы, ошеломленно разглядывая нескладную дерзкую девчонку.

— Да ты просто трус! — хотя Железный Дровосек и встал с трудом, однако он решительно перехватил поудобнее свой верный топор и заслонил Гингему.

— А как вы догадались? — сконфуженно поинтересовался Лев.

— Только трус способен напасть на юную беззащитную девушку! — возмутился Дровосек.

— Это она-то беззащитная?! — изумился Лев, с ужасом косясь на Гингему, выглядывающую из-за плеча своего защитника.

И, судя по его испуганной морде, ещё существовал большой вопрос: кого именно заслоняет Дровосек — робкую девушку от кровожадного зверя или наоборот.

— А что, не похожа? — машинально огрызнулась Гингема.

На самом деле она была в неком оцепенении и вовсе не из-за Льва — просто её впервые в жизни кто-то защитил. И не только защитил — заслонил собой!

«Он же железный, ему ничего не будет», — немедленно откликнулось гадкое, циничное подсознание. Но тринадцатилетние, переживающие вторую юность мозги вопили от восторга, вызванного сим романтичным и отважным поступком, а сердце заходилось в безудержной, вдохновенной пляске.

— Ох, как я ни стараюсь скрыть свою трусость, но ничего не выходит, — горестно сказал Лев. — Я с самого детства такой.

Именно в этот момент из кустов выбрался Страшила с воодушевленным возгласом:

— Держитесь, друзья, я иду! — но зацепился ногой за корень и плюхнулся в пыль.

Глядя на неуклюжее чучело, Гингема тихонько хмыкнула и тут же испуганно покосилась на Железного Дровосека… а потом отругала себя за это. А Дровосек поинтересовался у Льва:

— Возможно, у тебя сердечная болезнь?

— Возможно, — вздохнул Лев.

— Счастливый! А у меня так даже и сердечной болезни не может быть: у меня нет сердца.

— Ох, слышал бы ты, как моё колотится от страха! Кто знает, может, без сердца и проще жить, — неожиданно философски заметил Лев и забавно потёр морду лапой.

— А мозги у тебя есть? — поинтересовался, поднимаясь на ноги, Страшила.

Но Гингема оборвала этот весьма познавательный разговор:

— Довольно! Нашли время вести светские беседы! Нам пора идти.

И, обойдя все еще заслонявшего ее собой Дровосека, миновала Льва, стараясь держать спину прямо.

— А куда вы направляетесь? -спросил Лев.

— Мы идем в Изумрудный город, чтобы попросить Великого Гудвина исполнить наши желания, — счастливо сообщил Страшила.

Его безудержный и безосновательный оптимизм частенько утомлял Гингему.

— Я хочу попросить сердце, ведь без него я не могу любить, — добавил Железный Дровосек, бросив странный взгляд на свою спутницу, и направился за ней, точно верный рыцарь.

— Ну а я, как ты, наверное, догадался, мозги — их чертовски не хватает моей соломенной голове! — радостно закончил Страшила и побежал вприпрыжку, чтобы нагнать своих друзей.

— А можно… — замялся Трусливый Лев. Он, вероятно, долго бы ещё нервничал и собирался с мыслями, но компания быстро удалялась по дороге из жёлтого кирпича, поэтому ему пришлось вскочить и кинуться за ними. — Не даст ли Гудвин мне смелости?! Возьмите меня с собой, пожалуйста!

Гингема только обреченно вздохнула, когда их компания увеличилась ещё на одну единицу, представленную здоровенной, но трусливой зверюгой.

* * *

Встреча с саблезубыми тиграми надолго осталась в памяти Гингемы. Они ей даже снились: от кошмаров она вскрикивала и просыпалась. А потом долго не могла уснуть, сидела, обхватив длинными руками тощие коленки, и смотрела на костер. Железный Дровосек сидел рядом, иногда ободряюще касаясь её плеча.

Ей казалось, что уже ничто не может напугать её, злую Гингему — и это было правдой. Однако на юную глупенькую Эллу сие правило не распространялось. В одну из таких ночей Железный Дровосек рассказал ей свою историю. Почему-то здесь, в тёмном лесу, при красноватых отблесках костра, то давнее колдовство вовсе не показалось ей таким забавным, как раньше. Скорее — жестоким. Элла многое могла бы поведать Дровосеку в ответ на откровенность, но эти воспоминания не принадлежали ей — они принадлежали молодой Гингеме, когда ту ещё звали иначе и жила она в Большом Мире.

Через несколько дней, когда путники уже подходили к Изумрудному городу, Гингема обнаружила, что стала старше — теперь она выглядела лет где-то на пятнадцать. И данный факт ей предстояло объяснить Железному Дровосеку, который, в отличие от их других товарищей, был прекрасно осведомлен, что за пару недель люди не взрослеют на два года. Да и, признаться, не очень-то Гингема походила на жевунью. А ещё эта её фразочка про могущественную колдунью… Не удивительно, что пришлось полночи ворочаться на подстилке из мха, придумывая правдоподобную легенду.

В конце концов в голову пришла светлая мысль: Гингема решила поведать сказочку о том, как её, бедняжку Эллу, заколдовала злая волшебница Гингема — опровергнуть-то эти слова всё равно оказалось некому! Она потёрла зябнущие руки и прижалась к теплому боку Льва. Вот Льву и расскажем сию душераздирающую повесть, а то Страшила, несмотря на собственную непроходимую глупость, всё чаще задаёт чересчур умные вопросы, а Дровосек — слишком проницательный, ещё подловят на нестыковках.

Лев проникся грустным рассказом и уже сам передал его другим спутникам. И все вместе они стали заботиться о бедной Элле сильнее прежнего. Гингеме это казалось ужасно странным: она всё ждала и ждала подвоха, но его не было.

Последняя ночь в лесу прошла мирно, если не считать того, что Лев неосторожно брякнул о лани на завтрак, и подобная кровожадность привела в ужас сентиментального Железного Дровосека.

— Бедная, бедная лань, — шептал он, смаргивая слёзы и поспешно нашаривая масленку. — Зачем?!

Лев пытался объяснить, что он хищник и на одних яблоках окончательно озвереет, но это не помогало. Страшила пытался помирить друзей — это не помогало тоже.

Они шли по дороге из жёлтого кирпича в молчании, прерываемом только вздохами Железного Дровосека, сопровождавшимися ржавым скрипом:

— Они же — братья наши меньшие!

— Скорее уж больше мои братья, чем твои, — вяло огрызался Лев, который, похоже, уже проклял свой болтливый язык.

«Ага, пусть и тебя повоспитывают», — злорадно думала Гингема, которая всё время опасалась разочаровать благородного Железного Дровосека.

Даже откровенно дурацкое, на её циничный взгляд, происшествие с ланью почему-то не сделало Железного Дровосека хуже. Гингема любила цельных людей. Злодей — так твори зло и не размазывай сопли! Герой — так совершай подвиги и не трусь! Нежная душа — тогда сочувствуй всем, даже глупой лани, не думая о том, какая она вкусная!

«Вкусная», — Гингема облизнулась. Дровосеку хорошо ныть, он-то железный, а ей кушать хочется: на яблоках звереют не только Львы, но и злые колдуньи.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Страшила и указал своей мягкой рукой куда-то вперед.

Вдали ослепительно сияли башни Изумрудного города.

* * *

Даже уже когда они прошли ворота, попали во дворец и ожидали в красивой комнате, Гингема, в отличие от своих радостных спутников, очень сомневалась, что Гудвин их примет. Она знала: могущественные волшебники вздорны и капризны — в том числе и те, кого называют добрыми, а Гудвина никто добрым и не называл.

Вернулся Дин Гиор.

— Я доложил о вашем приходе, — сказал он. — Сначала Гудвин рассердился и не хотел меня слушать. Потом вдруг стал расспрашивать о том, как вы одеты. А когда узнал, что на одном из просителей серебряные башмачки, то чрезвычайно заинтересовался этим и сказал, что примет вас всех. Но каждый день к нему допускается только один посетитель — таков его обычай. И, так как вы проживёте здесь несколько дней, он приказал отвести вам комнаты, чтобы вы отдохнули от долгого пути.

— Передайте нашу благодарность Великому Гудвину, — ответил с вежливым поклоном Железный Дровосек.

Гингема только хмыкнула: похоже, Гудвин был тем ещё пройдохой. Серебряные башмачки ему подавай! Ну ворон ворону глаз не выклюет — хоть сейчас у неё и нет магии, но она всё равно остается колдуньей, так что и с Гудвином разберется как-нибудь.

* * *

Когда утром красивая девушка повела Гингему в тронный зал, то та увидела, что возле него толпятся разряженные дамы и кавалеры, посмеиваются и сплетничают — вот бездельники! Придворная служба называется! Гудвин же их даже не принимает, только жалование платит, а это какой расход! Экономная Гингема, жившая несколько сотен лет в плохо отапливаемой пещере, таких расходов решительно не понимала и не одобряла. Как бы ни осуждали её правление неблагодарные жевуны, но никаких знатных нахлебников в Голубой стране не водилось — сплошная демократия!

Придворные смотрели на Гингему с изумлением и, заметив на ней серебряные башмачки, отвешивали ей низкие поклоны до самой земли.

— Фея… фея… это фея… — слышался шёпот.

Такое почтение Гингеме понравилось, и она, задрав свой внушительный нос, гордо прошествовала в тронный зал.

Всё последующее смешалось в сплошной полубезумный поток то ли могущественного волшебства, то ли прихотливой фантазии: говорящая голова, совсем недобрый Гудвин и его приказ — освободить Фиолетовую страну от власти злой волшебницы Бастинды. Тут Гингема чуть не брякнула: «Моей сестры?..» - но вовремя прикусила язык.

— Всякая награда должна быть заслужена, — оборвала все её возражения голова и велела удалиться.

Шли дни. И вот настал последний вечер в Изумрудном дворце. Гингема приблизилась к зеркалу и обнаружила, что за минувшее время стала старше ещё на два года: теперь она выглядела уже на семнадцать и, похоже, взрослела всё быстрее и быстрее.

Приказ лишить власти Бастинду был отдан не только ей, но и остальным, пришедшим просить Гудвина об исполнении желаний. И в результате вся их компания безуспешно пыталась что-нибудь придумать. Однако Гингема знала: без магии ей ни за что не одолеть Бастинду, да и никому такое не под силу — если даже Гудвин, так бахвалившийся своим могуществом, скинул эту задачу на девчонку и трех милых, но нелепых существ.

Впрочем, имелся один способ… Хотя Гингема вдруг с ужасом обнаружила, что, даже если бы они добрались до Бастинды и сумели все подстроить, вряд ли она бы теперь решилась хладнокровно убить свою сестру. Нет, разумеется, с превеликим удовольствием устроила бы той трёпку, посадила в подвал с крысами, которых сестричка так боялась, даже отправила в пожизненное рабство на кухню. Но просто взять и убить…

— Я не смогу, — глухо сказала она.

— Элла, я бы никогда и не подумал, что ты сможешь отнять у кого-то жизнь, — горячо отозвался Железный Дровосек и обнял её.

Гингема прижалась лбом к холодному металлу его плеч — она больше не была злой волшебницей.

* * *

Утром они вышли из Изумрудного города и направились в Фиолетовую страну. Элла ломала голову, пытаясь придумать, как обхитрить сестрицу. Но всякие коварные планы любила как раз Бастинда, сама же Гингема предпочитала открытый бой.

— Знать бы, что у этой ведьмы в запасе, — задумчиво протянула она. — Думаю, начнет она с малого.

Однако напавшие на них на следующую ночь огромные волки со злыми жёлтыми глазами вовсе не показались тем самым «малым». Уставшие Лев и Элла крепко спали, но Страшила и Железный Дровосек несли караул.

Дровосек встретил волков своим остро отточенным лезвием. Когда Гингема проснулась от истошного визга зверей, то только восхищенно присвистнула: сентиментальный Дровосек, готовый расплакаться даже не над убитой ланью, а над бабочкой с помятым крылышком, с легкостью взмахивал огромным топором, отрубая головы волкам. Кровь стекала по железу его тела, впитывалась в дорожную пыль.

Сорок свирепых волков было у Бастинды, и сорок раз поднимал Железный Дровосек свой топор. И когда он поднял его в сорок первый раз, ни одного волка не осталось в живых: все они лежали у ног Железного Дровосека.

— Прекрасная битва! — восхитился Страшила.

— Деревья рубить труднее, — скромно ответил Дровосек.

Гингема радостно расхохоталась и, вскочив с земли, повисла у него на шее, болтая ногами.

— Элла, ты же испачкаешься, — смущенно сказал Дровосек.

Но та только чмокнула его в нос. Железный Дровосек смутился ещё сильнее — Гингема никогда бы не подумала, что железо может краснеть, но тем не менее щеки у него запылали, словно в плавильной печи.

* * *

После волков хищные вороны, пусть и с железными клювами, и пчёлы со смертельным укусом показались уже не такими страшными. А когда настала очередь «вояк» мигунов, Лев с Гингемой так хохотали, что у неё даже началась икота. И Железный Дровосек укоризненно посмотрел на них:

— Ну они же не виноваты, что такие робкие.

— Ик… извини, — отвечала Гингема, но, увидев очередного мигуна, вооружившегося детской хлопушкой или цветочным горшком, начинала смеяться снова.

Вот уже и дворец стал виден вдали. У Гингемы мелькнула мысль, что если Бастинда и впрямь растратила всё своё колдовство, то возможно… И вдруг появились они.

— Летучие обезьяны, — прошептала Гингема.

Она вышла вперед в надежде, что серебряные башмачки защитят её и её спутников, и стала в отчаянии бить каблуком о каблук, бормоча разные заклинания. Но всё было тщетно… Льва поймали в сеть, Страшилу выпотрошили и развеяли солому, а у Дровосека, несмотря на яростное сопротивление, вырвали топор, а его самого бросили в ущелье. Увидев, что упавший на острые скалы изуродованный Дровосек не может двинуться с места, Гингема в бешенстве закричала:

— Сволочи! Вы поплатитесь за моих друзей! — сейчас она с большим удовольствием стиснула бы пальцы на горле своей паскудной сестры и удушила бы ту.

Гингема даже не заметила, как произнесла это слово: «друзей». Она никогда так прежде не говорила, ведь у неё их никогда не было.

— Прости нас, госпожа фея, — почтительно откликнулся предводитель Летучих обезьян, со страхом поглядывая на её серебряные башмачки, — но у нас приказ.

И обезьяны аккуратно подхватили её, взмывая в воздух.

* * *

Бастинда стала совсем старухой — злобной, скрюченной и маленькой. В ней не осталось абсолютно ничего от той круглолицей красотки с темными кудряшками, которой она была несколько сотен лет назад. Гингема с содроганием подумала: «Неужели и я такая же?»

— Эй, ты! Как тебя зовут? Подойди! Откуда у тебя башмачки моей сестры? — визгливо закричала Бастинда.

Она пыталась скрыть свой страх, но Гингема слишком хорошо её знала, поэтому только злорадно усмехнулась: «Я еще отомщу тебе, грымза, за моих друзей!»

— Гингема погибла. А зовут меня Элла, — холодно и абсолютно спокойно отозвалась она.

Бастинда вздрогнула — она не любила сестру, но боялась эту девчонку, которая, по её мнению, погубила одну злую волшебницу, а значит — может погубить и вторую.

— Слушай меня, девчонка Элла! — хрипло прокаркала она. — Я буду держать тебя в рабстве и, если будешь плохо работать, побью большой палкой и посажу в тёмный подвал, где крысы — огромные жадные крысы! — съедят тебя и обглодают твои нежные косточки! Хи-хи-хи! И обращайся ко мне «сударыня». Понимаешь ты меня?

— Нет, — язвительно сказала Гингема. — Если бы ты могла меня убить, то уже убила бы. Так что это всё — пустые угрозы.

— Ах ты негодная! — задохнулась от бешенства Бастинда и заскрипела своими кривыми зубами. Дерзкая девчонка лицом, фигурой, а особенно — невыносимым характером напомнила ей Гингему, какой та была в молодости.

«Как же к тебе подобраться? — лихорадочно думала в то же время ее сестра. — И достаточно просто воды или нужны заклинания?» После побоища, что устроили Летучие обезьяны, в Элле вновь проснулась злая Гингема. Где-то в глубине души она осознавала, что, возможно, друзья не примут её такой. Но иного пути не было.

Нужно свергнуть Бастинду, и не из-за приказа Гудвина, а просто гнусная ведьма заслуживает мести. Потом захватить золотую шапку, вернуть друзей и с армией Летучих обезьян штурмовать Изумрудный город. Ведь в волшебной книге нигде не сказано, будто желания должны исполняться добровольно. Посмотрим, как великий и ужасный справится со страшными обезьянами! Если бы только Гингема снова могла колдовать! Уж она бы придумала, как и без Гудвина исполнить желания друзей. А впрочем… пусть старикашка попрыгает — с золотой шапкой и серебряными башмачками Элла станет самой могущественной феей во всей Волшебной стране!

— Если ты не будешь слушаться, то умрешь с голоду! — брызгала слюной Бастинда.

— Хм, — отозвалась Гингема.

На чудесных фруктах и дичи, пойманной Львом, она здорово отвыкла от пиявок, мышей и лягушек, но не видела проблемы в том, чтобы вновь вернуться к ведьминской диете — деликатесы как-никак.

— Тогда умрет твой дружок Лев! Он всё равно не желает ходить в упряжке! Думаю, что несколько дней без еды и воды сделают его сговорчивее. Если же ты станешь упрямиться, то он может и не дожить… — зловеще прищурилась Бастинда.

Элла вздрогнула: она надеялась, что имеются неплохие шансы вернуть к жизни Железного Дровосека и Страшилу, но если умрет Лев, то это уже навсегда.

— Ладно, будь по-вашему, — процедила она сквозь зубы, — сударыня.

* * *

Потянулись безрадостные дни рабства. Гингема не боялась тяжелой работы, но униженное положение выводило её из себя. Ведь Бастинда знала, как заставить эту строптивую Эллу исполнять приказы. Правда, теперь у Гингемы был доступ к воде, но хитрая Бастинда никогда не приближалась к кухне на нужное расстояние и вообще старалась держаться от странной пленницы подальше.

Добрая кухарка Фрегоза побаивалась очень высокую девушку в серебряных башмачках (явно фею), но и жалела её: оставляла еду для Эллы и Льва и старалась помогать с работой. Гингема понимала, что дни стремительно утекают — она становилась всё старше и старше. Уже никто не назвал бы её «девочкой».

Если бы у неё только было время! Она пыталась понять: осталось ли у Бастинды в запасе какое-либо колдовство, а главное — истратила ли та все три желания золотой шапки?

Всё это время Элла пыталась вдохновить робких мигунов на бунт.

— Почему вы, мигуны, не восстанете? — спрашивала она. — Вас так много, целые тысячи! А боитесь одной злобной старушенции. Накинулись бы на неё целой кучей, связали и посадили бы в железную клетку, где сейчас страдает Лев…

— Что ты, что ты! — с ужасом отмахивалась Фрегоза. — Ты не ведаешь её могущества! Ей достаточно произнести одно слово, и все мигуны повалятся мёртвыми!

— Откуда вы это знаете?

— Да нам сама Бастинда сколько раз об этом говорила!

— Хм, мало ли что она говорила, та ещё врунья, — усмехалась Гингема. — Почему же она не сказала такого слова, когда мы шли к её дворцу?

И мигуны постепенно смелели. Гингема сговорилась с дворцовой стражей, потом — с лучшими кузнецами, чтобы те сделали хотя бы подобие оружия. Бунт назревал быстро, но всё же недостаточно быстро. Если бы у неё только было время! Если бы Бастинда не была такой осторожной. Если бы мигуны были не такими нерешительными. Если бы в замке было хоть какое-то оружие.

А Элле уже минуло двадцать пять лет.

Она объясняла трусишкам-мигунам, что знай Бастинда об их заговоре — давно бы приняла меры. Но те по-прежнему шарахались от злой колдуньи, как от огня. Лев всё слабел и слабел: еды и воды, приносимых ему тайком, было явно недостаточно для такого огромного зверя. Гингема и сама едва таскала ноги, ведь днем она тяжело работала на кухне, а ночью руководила подготовкой к бунту. Щеки у неё ввалились, отчего и без того большой нос и вовсе казался теперь огромным клювом. Длинные густые волосы сбились в неряшливую копну. Руки потрескались в кровь от ледяной воды.

И вот настал тот самый день. Механик Лестар изготовил ключ, чтобы Элла смогла открыть клетку Льва.

— Скажешь, что согласен ходить в упряжке, — подговаривала она Льва, наливая ему в миску воды, — чтобы ведьма подошла поближе.

— Она боится, близко не сунется, пока меня не закуют, — ответил тот.

— Не волнуйся, мастера на моей стороне. Они сделали цепи крепкими только внешне, так что главная твоя задача — не порвать упряжь до того момента, когда Бастинда окажется рядом.

— Как ты думаешь, если я сожру эту злобную старуху, я не отравлюсь? — озабоченно спросил Лев.

— Вряд ли, — пожала плечами Гингема, — вот несварение желудка скорее всего заработаешь.

— А она меня точно не заколдует? — вдруг уточнил Лев, вспоминая, что Трусливым его прозвали не просто так.

— Не должна. Она всегда предпочитала заклинаниям всякие волшебные вещицы, — Гингема только понадеялась, что Лев не спросит, откуда у Эллы подобная информация. — Хотя кое-что она всё же умеет. И да, главное — знай: Бастинда боится воды.

— Что же ты её раньше не искупала? — удивился Лев.

— Легко сказать! Она ко мне вообще близко не подходит. Надо было сыграть испуг, когда меня поймали, не показывать свою силу, но я оказалась слишком зла в тот момент, — с трудом признала свою ошибку Гингема, устало опускаясь на пол клетки.

Было раннее утро — Бастинда любила понежиться в постели и сроду не выходила на двор до полудня. Так что друзья могли спокойно строить свои планы. Потом Гингема, чтобы не возбуждать подозрений, навесила на клетку замок, а сама спряталась за одним из выступов каменной стены.

Бастинда, помахивая грязным лиловым зонтиком, появилась во дворе, когда солнце уже жарило вовсю.

— Ну что? — ядовито спросила она у Льва. — Лапы ещё таскаешь?

Тот грустно выдохнул и с трудом произнес:

— Я стану возить твою коляску. Дай мне поесть.

Это прозвучало настолько естественно, что Гингема зааплодировала бы от восхищения, если бы не боялась выдать себя. Лев был прирожденным актером! «Надо подкинуть ему идею создания театра», — подумала она.

Бастинда злорадно расхохоталась:

— Хороший котик! Эй, мастера! Вы сковали упряжь из цепей, как я вам приказывала?

— Да, госпожа, — робко мигая, поклонились кузнецы.

— Тогда запрягите льва.

— Но…

— Живее! Или вы боитесь льва больше, чем меня? — зловеще прошипела Бастинда.

— Я выполню ваш приказ, сударыня, — выступил вперед Лестар.

Многие мигуны, не посвященные в заговор, посмотрели на него с грустью. А Бастинда благосклонно кивнула, поощряя инициативу.

Льва опутали цепями и запрягли в коляску, где на лиловых подушках восседала Бастинда.

— Дай ему миску с водой, — велела Гингема Фрегозе, — напиться.

Мигунья задрожала.

— Да не бойся!

— Но Элла…

— Скажи, что он не сможет тащить коляску, если не утолит жажду. Ну что ты как маленькая! — раздраженно прошептала ей Гингема. — И почему я только не могу сделать всё сама?! Но тогда Бастинда точно заподозрит неладное.

— Х-хорошо, — вздохнула Фрегоза.

И вышла на свет.

— Госпожа, позвольте дать зверю напиться, он едва стоит на ногах. Боюсь, что он упадет и опрокинет ваш экипаж, — тихо проговорила мигунья, сжимая в руках большую миску (почти тазик) полную воды.

Лев, тут же сообразив, что задумала Гингема, сделал вид, будто у него подломились лапы и он почти повис на цепях. Коляска опасно зашаталась.

— Ладно, только поживее, — раздраженно произнесла Бастинда, то опасливо косясь на воду, то хватаясь за бортик качающейся коляски. Колдунья не хотела, чтобы сорвался её торжественный выезд.

Фрегоза торопливо просеменила к Льву, поставила перед ним миску и тут же отбежала в сторону. Лев напряг мышцы — псевдоцепи, созданные мигунами, разлетелись на железные клочки. Потом схватил миску в зубы и вылил воду на опешившую Бастинду.

— Я таю! — заорала та. — Кто тебя только надоумил, глупая ты тварь?! Фффр…

От неё повалил пар, лицо стало ноздреватым, и злая волшебница растаяла, как обычная снежная баба.

Гингема только вздохнула — она до последнего не верила, что всё получится. Мигуны сковали фальшивые цепи, Фрегоза принесла воду, Лев облил злую волшебницу — и Бастинда даже не узнала, кто поставил этот мрачноватый спектакль. Впрочем, её сестры Гингемы больше не существовало, была только Элла.

* * *

Возле Фиолетового дворца собралось множество мигунов, и Элла объявила им, что отныне они свободны. Народ пришел в неописуемый восторг. Мигуны приплясывали, щёлкали пальцами, а от усердного подмигивания к вечеру у них слезились глаза, и они уже ничего не видели вокруг себя!

Льва практически носили на руках. Но ещё больше почестей досталось Элле, особенно после того, как Лев и другие заговорщики сообщили народу, что это она возглавила бунт против злой Бастинды. Мигуны немедленно предложили Элле стать их королевой. Ее несказанно изумил такой поворот, ведь раньше власть всегда приходилось брать силой, а теперь… Впрочем, сейчас было не до короны — впереди ждало много неотложных дел.

И главным из них стало спасение Страшилы и Железного Дровосека. Пока искусные мигуны трудились над их восстановлением, Элла излазила все тайники Бастинды, нашла и забрала золотую шапку. Когда же друзья вернулись к жизни, у Эллы от счастья даже комок встал где-то в горле. Это ощущение казалось ей очень и очень странным.

— Какие сантименты, — пробурчала Элла, а потом улыбнулась и бросилась в объятия к Железному Дровосеку и Страшиле.

— Ура! — пел Страшила. — Я снова с Эллой!

А затем перечислил и всех остальных своих друзей — без исключения. А Железный Дровосек так проникновенно посмотрел на Эллу, что та даже на секунду задохнулась, а потом, чтобы скрыть смущение, быстро сказала:

— Даже. Не вздумай. Рыдать. У меня нет с собою полотенца — заржавеешь. Мы не для того тебя спасали.

И Дровосек рассмеялся:

— А ты теперь почти одного со мной роста, Элла.

Да, она стала ещё старше, поэтому следовало торопиться в Изумрудный город. И Элла рассказала друзьям о золотой шапке.

* * *

Гудвин, великий и ужасный, увидев в окно, как к Изумрудному городу приближаются Летучие обезьяны, едва не поседел от страха. Если бы Гингема узнала об этом, она бы очень порадовалась — на том и строился расчет. Она не видела смысла являться в Изумрудный город униженными просителями — один раз они уже так пришли, и что? Гудвин послал их прямо в лапы Бастинды! Вот пусть теперь не жалуется.

— Ты уверена, что подобное появление не будет выглядеть ну… несколько воинственно? — деликатно поинтересовался Железный Дровосек.

— О, я очень на это надеюсь! — с усмешкой откликнулась Элла.

Она ожидала каких-то возражений, но Дровосек только коротко заметил:

— Разумно.

Увидев Летучих обезьян, Фарамант и Дин Гиор пришли в ужас, но очень обрадовались, когда узнали, что Элла, Дровосек, Страшила и Лев победили Бастинду и вернулись живыми. Гудвин не рискнул отказать героям в приеме. Но сам он по-прежнему оставался невидим, только его голос разносился жутковатым эхом — никто бы не усомнился, что слышит действительно могущественного волшебника.

— Великий Гудвин, мы пришли просить вас исполнить ваши обещания!

— Какие обещания? — удивился голос.

— Вы обещали дать мне мозги!

— А мне — сердце!

— А мне — смелость!

— А как только их желания исполнятся, я освобожусь от проклятия!

— Но разве мигуны действительно стали свободными? — спросил голос, и Элле показалось, что он задрожал.

— Да!

— Доказательства, доказательства! — настойчиво потребовал голос.

— А разве наше возвращение на Летучих обезьянах недостаточное тому подтверждение? Или вы желаете, чтобы мы призвали их прямо здесь? — вкрадчиво поинтересовалась Гингема, поправляя на своей голове золотую шапку.

— О нет, нет, я вам верю! — поспешно перебил голос. — Но как это неожиданно!.. Хорошо, приходите послезавтра, я подумаю о ваших просьбах!

«За несколько дней у меня уже успеют появиться седые волосы!» — ужаснулась Элла.

— У вас было время подумать! — заорал разъярённый Страшила.

— Не хотим больше ждать ни одного дня! — энергично поддержал товарища Железный Дровосек, а Лев так рявкнул, что огромный зал заполнился гулом, в котором потонул чей-то испуганный возглас.

— Даже злые волшебницы предпочитают не нарушать своих обещаний, — холодно сказала Элла.

Наступило молчание. Тут Лев принюхался и внезапно, обойдя трон, коснулся лапой стены… И вдруг из-за неё выскочил невысокий человечек с криком:

— Не надо на меня натравливать вашего льва, мисс! Он же даже без намордника!

* * *

Да, Гудвин оказался вовсе не волшебником, а самым настоящим обманщиком. Вроде тех ярмарочных фокусников, что в далеком детстве Гингемы колесили по маленьким городкам на раскрашенных повозках, устраивали на площадях представления и за пару мелких монет веселили наивную публику дурацкими, ненастоящими чудесами.

Да, Гудвин был обманщиком, но обманщиком гениальным! Он и впрямь дал друзьям мозги, сердце и смелость. Гингема не могла не восхититься таким изящным ходом! А ведь действительно: она сама не раз поражалась уму Страшилы, храбрости Льва, ну а про то, что Железный Дровосек умеет любить… Тут Элла заулыбалась, а потом поспешно отошла к окну и стала с преувеличенным вниманием наблюдать, как Гудвин готовит к полёту свой воздушный шар.

Элла перестала стремительно взрослеть, правда, к ней так и не вернулась способность колдовать. Но ведь оказалось: для того, чтобы исполнить желания друзей, вовсе не требуется быть волшебником.

Несмотря на свою трусоватость, авантюрный и хитроумный Гудвин пришёлся ей по душе, и они часто болтали. Страшила стал правителем Изумрудного города, Льва избрали царем в его родном лесу, а Железный Дровосек и Элла хотели вернуться в Фиолетовую страну.

Железный Дровосек искренне стремился помочь добрым мигунам, Элла же строила далеко идущие планы по преобразованию страны: мигуны, в отличие от её прежних подданных жевунов, были деловитыми человечками и к тому же прекрасными механиками. А ещё они сами избрали её своей королевой!

— Как ты отнесешься к тому, что в случае моей коронации станешь всего лишь консортом? — однажды немного нервно поинтересовалась Элла у Железного Дровосека, когда они сидели в сумерках в парке.

Вокруг разливался душистый аромат цветов и раздавался тихий шелест листвы.

— Звучит красиво, — безмятежно откликнулся Железный Дровосек.

— Перестань, — фыркнула Элла, — ты же понимаешь, о чем я. Страшила — правитель, Лев — царь зверей, я — королева.

— Ты полагаешь, что я хочу стать царем зверей? — насмешливо откликнулся Железный Дровосек, но, заметив, как сверкнули глаза Эллы, примирительно поднял ладони. — Ладно, ладно. Что консорт, что король — для бывшего деревенского дровосека и то и другое — одинаково много. К тому же это не я возглавил бунт.

Элла облегченно выдохнула и опустила голову на его железное плечо.

* * *

Как только Гудвин улетел к «другу-солнцу», все засобирались по домам. И когда Элла укладывала свои немногочисленные пожитки, состоящие преимущественно из подарков друзей, в холщовую дорожную сумку, вдруг прямо перед ней из розового вихря соткалась фея! Прекрасная, юная фея.

— Стелла!

Фея улыбнулась:

— Так вот ты какая, фея Элла — владелица серебряных башмачков! Ну что же, здравствуй… Гингема.

Сумка выпала из рук.

— Вы о чем?

— Не пытайся меня обмануть. Странно, что Бастинда не узнала тебя. Наверное, эгоизм окончательно ослепил её, и бедняжка уже не видела дальше собственного носа, — с сочувствием произнесла Стелла.

Она казалась ещё красивее, чем была раньше. И Гингема вновь, как и всегда при виде волшебницы из Розовой страны, ощутила жгучую зависть.

— Это тебя не касается, — очень сухо произнесла наконец Гингема, — и тебя сюда никто не звал.

Стелла опустилась в кресло и безмятежно расправила своё сияющее платье.

— Удивительная вещь — серебряные башмачки. Правда, теперь ты больше не волшебница, но всё же они защищают тебя. Кстати, путешествия пошли тебе на пользу — ты весьма помолодела с нашей последней встречи.

Гингема и вполовину не так изящно плюхнулась в соседнее кресло.

— Что тебе нужно? — мрачно спросила она.

— Ты обманываешь тех, кого называешь своими друзьями. И мигунов тоже собираешься обманывать. Где гарантия, что завтра ты не поведешь их завоевывать Волшебную страну?

Гингема скривила губы, а потом резко наклонилась вперед, почти уткнувшись Стелле в лицо своим длинным носом, и прошипела:

— А что… бои-и-и-ишься?

— Ты и Бастинда принесли много зла Волшебной стране, — холодно ответила Стелла (теперь она вовсе не казалась милой девушкой). — Нельзя давать власть вам в руки.

— И как же ты собираешься мне помешать? — усмехнулась Гингема.

Она говорила едко, но в душе поднималась обида, ведь Элла, правда, не собиралась никого завоевывать! Ведь она, правда, хотела сделать свою Фиолетовую страну процветающей и могущественной!

— Я просто расскажу Железному Дровосеку, кем на самом деле является его невеста.

— Ты не посмеешь! — Гингема вскочила.

— Ты ему не доверяешь? — улыбнулась Стелла.

— Какая ты после этого добрая фея?! Он же возненавидит меня, если узнает! Ведь это я виновата во всех его бедах!

Стелла молчала и нарочито рассеянно обмахивалась веером, а потом негромко произнесла:

— Впрочем, ты можешь просто уйти. Думаю, Дровосек отлично станет править Фиолетовой страной и без тебя.

Гингема кинулась к своей сумке, в которой лежала золотая шапка, но потом с ужасом вспомнила, что отдала её Железному Дровосеку.

— Ты жестокая, — прошептала Элла. — Ты хуже меня и Бастинды вместе взятых, мы хотя бы не притворялись добрыми!

— Неужели? — изогнула бровь Стелла. — Ты не притворялась, Элла?

Ответить было нечего. Потом Гингема мрачно спросила:

— А вдруг я откажусь? Я жила без любви сотни лет, проживу и ещё столько же. Ведь я сделаюсь королевой Фиолетовой страны.

— Если сумеешь завоевать её. Не думаю, что мигуны обрадуются Гингеме на троне.

— Убирайся!

Стелла встала и подошла к окну:

— Так что ты решила?

— Я уйду, — глухо ответила Элла и, подхватив сумку, пошла к двери.

Внутри нее кипели гнев и жажда мести, хотя она и понимала, что со Стеллой ей не справиться… пока не справиться.

— Подожди, — мягко окликнула её Стелла.

— Что ещё?

— Не надо, — она улыбнулась. — Я просто не могла поверить, будто ты стала другим человеком. Я тебя проверяла.

— Да как же ты посмела?! - Элла задохнулась от возмущения.

— В прошлом ты сделала очень много зла, а твои друзья так безоговорочно верят тебе. Я должна была понять: действительно ли ты любишь их и считаешь своими друзьями, как говоришь.

— Ну ты и стерва!

— Даже добрые феи иногда вынуждены быть политиками, — с едва уловимой иронией улыбнулась Стелла. — И я уверена, тебе это придется по вкусу. Жду в гости, коллега.

И она исчезла в розовом вихре.

* * *

— А вот если добавить зачарованную пыльцу бабочки к зелью из мышиных хвостов? — бормотала Элла, помешивая в котле своё варево. — Посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет!

Она стянула с ноги серебряный башмачок и капнула на него готовым снадобьем — ничего не произошло.

— Тьфу ты! Карамба-бурамба! — сплюнула Элла, вытерла башмачок заляпанным передником и погасила огонь.

Потом набросила на плечи фиолетовую мантию и пошла к выходу из подвала.

Встречающиеся по дороге мигуны приветствовали свою королеву любезными поклонами. Эти человечки знали: в большом подвале под замком фея Элла устроила что-то вроде пещеры и колдует там порою ночи напролет. Да, та, которую когда-то звали Гингемой, так и не привыкла к пышным покоям, предпочитая свой сырой подвал тронному залу. Впрочем, Железный Дровосек был не лучше — он целыми днями пропадал в кузнице Лестара. Порою казначей несколько часов бегал по замку в поисках хоть кого-нибудь из их величеств. А хитрые Элла и Дровосек прятались от него, потому что не хотели слушать бесконечные государственные отчеты.

— Скучно, — пожаловалась Элла, заходя в кузню.

— Всё ещё не теряешь надежды расколдовать башмачки? — поинтересовался Дровосек, опуская тяжелый молот на наковальню.

— У них много чудесных свойств, не могло же всё просто взять и пропасть. Какая же я фея, если не умею колдовать?

— А зачем тебе колдовать? У нас и так в стране, — тут Дровосек отложил молот и нудным голосом, явно кого-то цитируя, произнес: — «совокупный валовый доход превысил расход на…»

— Не надо! — прервала его в ужасе Элла. — У меня казначей тоже сегодня был. — А потом тихо добавила в сторону: — Как только в подвал-то запертый пролез, жук навозный…

— Так в сказочной же стране живем, — пожал плечами Железный Дровосек. — А у сказок всегда счастливый финал.

— Это верно, — протянула Элла и задумчиво потыкала пальцем в какую-то кувалду, — но, знаешь, не хватает чего-то…

— Приключений?

— Ну да.

— Не переживай, может, они ещё и появятся, — обнадежил жену Железный Дровосек. — Приключения всегда начинаются неожиданно.

Он даже не представлял, насколько прав. Ведь где-то далеко — в Голубой стране — хитрый филин Гуамоколатокинт умолчал о том, что Гингема вовсе не погибла. А может, он просто не предполагал, что его бывшая злая хозяйка стала королевой Эллой. Кто знает, что было на уме у коварного филина? И именно в тот момент, когда Элла и Железный Дровосек вели свою мирную беседу о приключениях, бывший столяр Урфин Джюс строил честолюбивые планы по завоеванию Волшебной страны, создавая армию деревянных солдат.