Саламандра (джен)

Эта история написана мной со слов Рика Монтэга, пациента Эвергардена, и дополнена небольшими, уверяю вас, совсем крохотными вкраплениями моей собственной фантазии. Мне пришлось, ведь рассказы господина Монтэга были столь обрывисты, неструктурированны и лишены единой временной линии, что, запиши я только их, на свет бы появилось невиданное ранее литературное чудовище. Вот я и решил внести свою лепту, превратив все нижеизложенное в чистейшей воды вымысел. Ничего страшного, ведь и то, что рассказал мне Рик — скорее всего лишь плод его воображения. Воображения человека из психбольницы — сами понимаете, сколь мала вероятность, что описанное им действительно происходило в нашем мире и в наше же время, причём у меня на глазах. Рик Монтэг мне попросту наврал, а главным доказательством столь громких обвинений я считаю то, что история эта изумительна, не побоюсь этого слова, невероятна. Такие никак не могут быть реальны, место им — на страницах книг. Чем глубже я погружался в его рассказ о всех тех судьбах, что были разрушены неподвластной никому силой, тем нервознее я становился. Навязчивое ощущение присутствия донимало меня по утрам с такой силой, что вызывало приступы удушья. Сейчас, когда регулярно видеться с Риком больше нет нужды, я чувствую себя куда лучше. О тех припадках напоминает лишь стоящий в ванной ингалятор. Должно быть, тогда я просто переутомился. Тем не менее, я зарёкся не верить во все, что услышал, чего и вам настоятельно рекомендую.

Все имена и прочие названия были изменены мной, если они, конечно, не были изменены ещё раньше — Риком. Все, кроме одного. Уж это имя господин Монтэг никак не мог поменять или попросту придумать. Моё имя. Зовут меня... Нет, не хочу называться сейчас, уж простите эту прихоть глупому стареющему мужчине. Со временем вы и так поймёте, какое место в этой истории занимает ваш покорный слуга. А как поймёте — разочаруетесь, ведь я даже не второстепенный персонаж. Оно и к лучшему, потому что я очень скучный человек, просто до невозможности. Да, я писатель, но из написанного мной издали всего пару детских сказок. Самому смешно было. Так смешно, что я начал пить, много пить, куда больше, чем в годы моей юности. Больше, чем следовало бы некогда уважаемому, хоть и не очень успешному человеку. Пил я сётю — японский аналог водки, если хотите. Градус у него ниже, что, несомненно, плюс для моего не такого уж и крепкого организма. Помните, я говорил, что очень скучен? Так вот, регулярное, чуть ли не ежедневное употребление столь экзотичного напитка льстило моему самолюбию. Человек, пьющий сётю, не может быть занудой, да? Каким же я был придурком...

А ещё я уже пять лет как ничего не писал. Завтра будет ровно пять (память у меня, как видите, отличная). Не упрекайте старика, Бога ради, ведь каков был смысл продолжать писать? Меня, и многих других, почти что всех, переплюнули программы. Эти, как их там, настраиваемые книги. Садишься ты перед монитором и начинаешь рассказывать, о чём же книгу хочешь. Все, что в голову придёт, можно говорить, ИИ об этом и напишет. За пару часов — сто страниц, за день — от шестисот до восьмисот страниц, смотря насколько сложен был запрос. Зависимость, как видите, не линейная, но все равно очень быстро выходит. Писатели-люди не могли поддерживать такой бешеный темп. Падение популярности органических книг (меня от этого термина тошнит, но он общепринятый), начавшееся в двадцатых двадцать первого, было неизбежно. Давно было, я тогда только за перо взялся. Есть такое выражение, старое. Когда-то перьями птиц, в основном гусиными, писали. Вы можете в это поверить? Я, само собой, надиктовывал все системе умного дома своих родителей, а та уже переводила услышанное в текстовый формат. Прямо сейчас я делаю все точно так же, только в своём собственном жилище. Развалился в большом старомодном кресле с подставкой для ног и говорю вслух, изредка прерываясь, чтоб отдаться воспоминаниям. Ох и фурор произвели первые настройки (тоже общепринятый термин, и меня от него тоже воротит). Даже наиболее талантливые писатели были задвинуты на задний план. Как так вышло? Что все понаходили в этих... этих книгах?! Хотите себе коротенький рассказ о сироте, продававшим часы, которые всегда спешили — так почитайте «Тяга к будущему» Лэйбла. Хотите себе трёхтомник о приключениях геологов, потерявшихся в глубинах неизведанной (и полной опасностей, скажу я вам по секрету) пещеры — возьмите «Тонгу» Джордана. Хотите эпическую историю о спасении галактики матерью-одиночкой с тремя детьми... Тут на ум ничего не приходит, хотя есть и такое, зуб даю. Но нет, все млеют перед этими программами, думая, что получат нечто уникальное, плод своей собственной! (это самое смешное) фантазии. Наивные, вот что я о таких говорю, а уж я то в настройках разбираюсь. Со многими программами успел поработать за последние пять лет. Я так себе на сётю зарабатывал — формулировщиком был. Формулировщик — это посредник между клиентом и программой, помогающий производить «настройку». Спустя пару месяцев я уже чуть ли не сразу понимал, чего хочет заказчик, правильно формулировал запрос и получал от программы необходимый результат. Лёгкие деньги. А знаете, почему мне было так легко? Да просто все хотят одного и того же. Формулируют по-разному, а суть одна. Главное понять эту истину, и уж тогда — лёгкие деньги, как я и говорил. Ах, вам любопытно, каких же историй все просили? Не могу сказать, никак не могу — врачебная тайна.

Кто бы мог подумать, что я так увлекусь, рассказывая о собственной, совершенно не увлекательной жизни. Я скучный человек со скучным прошлым. Скажу прямо — историю со мной в главной роли никто и ни за что не согласился бы читать. То ли дело Рик Монтэг! Вы бы его видели. Даже несмотря на то плачевное состояние, в котором мужчина находится, хватает пары минут общения с ним чтоб понять — он превосходный главный герой. С ним я уж точно добьюсь признания, или я совсем ни на что не годный писатель. История с таким сильным ключевым персонажем, коим описывает себя господин Монтэг, обязана занять своё место над всем тем мусором, что наплодили программы. А вот чего ей не хватает (уж не знаю — плюсом такой факт считать, или минусом), так это старого доброго злодея. Во всех моих сказках они были — классические плохие парни, а здесь такого попросту нет. Для тех, кто посчитает это недостатком, я вот что скажу: хотите увидеть главного злодея — так взгляните на мир. Мир, в котором с Риком Монтэгом произошли поистине ужасные события, мир, в котором есть все возможности для этого, и является тем, кого вы ищите. Тем, кто нужен каждой истории, даже самой крохотной. Тем, кого приятно ненавидеть. Главным злодеем. Но, и это очень важно, лишь при одном условии — если вы поверите, хоть самую малость, в рассказанное господином Монтэгом. Если вы, как и я, не поверите ни единому слову, то мир не столь уж и плох.

Тихий звуковой сигнал оповестил меня о том, что чай готов. Пару минут назад я дал СУДу команду приготовить его не столько для того, чтобы попить, а в качестве таймера. Эдакий современный вариант песочных часов. Чай заварился, все песчинки просочились вниз — значит пора заканчивать со вступлением. Так я себе условился ещё утром, как только проснулся. Вечно мои вступления длинными получаются, будто бы я их специально затягиваю. Очень надеюсь, что это моя профессиональная особенность, а не слабость.

История эта начинается в мрачное дождливое утро среды. Почему именно среда? Очередная моя прихоть — сейчас, когда я диктую эти самые строки СУДу, как раз среда. Господин Монтэг не возражал. «Да какая уже, черт, разница, когда все началось: в среду, четверг или ещё там когда», — так и сказал, я помню. Подозреваю, что он попросту забыл. Хотя чего тогда не сказать наобум? Выбрал бы вторник, так я бы и написал, что во вторник. Но ему будто действительно не было дела. Это был первый, но далеко не последний раз, когда я заметил в Рике Монтэге полное отсутствие заинтересованности. Он будто бы говорил о совершенно другом и, главное, безразличном ему человеке. Может, так оно и было, но уже я сильно наперёд забегаю. При всём этом очень любопытно, что Монтэг, не определившись со временем, безо всяких проблем выбрал вполне себе конкретное место начала своего повествования. Видимо, такой уж он был человек. «Пускай эта история начнётся там, где множество хороших историй заканчиваются», — его слова, Монтэга. Удивительнейший человек.

Рик Монтэг лежал на кровати. Сегодня он проснулся на пару минут раньше, чем обычно, когда небольшое, встроенное в подушку устройство, именуемое авто-будильником будило его, издавая лёгкие вибрации, резонирующие через подушку. Пробуждаться от такого внешнего раздражителя куда приятнее, чем от давно потерявшего популярность звукового сигнала. К тому же, если каждое утро слышать одну и ту же мелодию, то со временем от неё начнёт коробить, будь это хоть ваша любимая песня. А это ведь плохо, когда от любимой песни начинает коробить, верно? Открыв глаза, Рик скользнул взглядом с потолка на окна напротив кровати. Засыпал и просыпался он всегда на спине, так что каждый раз, открывая утром глаза, первым видел именно потолок — простой, белый. Разглядывать на нем было, откровенно говоря, нечего, зато и не отвлекало ничего. Так что с мыслями Рик собирался быстро и сразу же начинал изучать информацию, проецируемую на окно СУДом. «5:58 значит... Рановато. Дождь идёт — он сначала прочитал такую надпись на инфоблоке окна, а только потом уже заметил тяжёлые, большие капли, медленно ползущие сверху-вниз по стеклу. Ещё через мгновение уши начали различать звуки ливня. — Какие эти звуки приятные и успокаивающие, пока я в кровати. Кап-кап-кап... И как они будут раздражать, стоит мне только выйти из дому. Изумительное утречко, чёрт». Глаза Рика заскользили дальше по инфоблоку. «Кислотность дождя в пределах нормы — 5,6 pH. Вероятность прекращения осадков в ближайшие пол часа — крайне низкая. Прогнозируемое время прекращения — 11:37... Да, придется помокнуть. Зато можно будет в очередной раз погадать на каплях. Застыну перед входной дверью, будто нерадивый ученик, опоздавший на занятие и не решающийся зайти внутрь, где все присутствующие развернут к нему свои головы и будут смотреть — кто насмешливо, а кто с осуждением. Учитель точно будет смотреть с осуждением».

Время не желало стоять на месте, пока Рик Монтэг думал о ближайшем будущем. Как только цифру восемь на часах сменила цифра девять, мужчина снова закрыл глаз. «Раз, два, три... семнадцать... двадцать восемь... тридцать пять... пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять», — закончив отсчёт, он резко поднялся с кровати и снова взглянул на окно, как раз вовремя, чтоб увидеть, как информация о погоде исчезла, а «5:59» сменилось на «6:00». В ту же секунду подушка, на которой всю ночь покоилась его голова, завибрировала — сработал будильник. Тот должен был разбудить спящего в самом конце последней фазы быстрого сна, дав проспать не меньше шести часов. Эти условия ввёл сам Монтэг ещё в день покупки. Ляжешь в 23:00 — так устройство рассчитает, что разбудить тебя надо ровно в 6:00, ни минутой позже, ни минутой раньше. «Прости, дружище, но в этот раз я тебя опередил. Наверное, это из-за дождя». Уже через пару мгновений мужчина стоял посреди ванной. Не то чтобы он куда-то опаздывал, нет. Дело в том, что Монтэг чувствовал себя очень грязным и хотел поскорее от этого чувства избавиться. Оно появлялось абсолютно каждый раз, когда тот вставал с кровати. Будто все отвратное, что ждало его на переполненных беженцами улицах Берлина, было вовсе не там, за стенами дома, а прямо в спальне, под кроватью даже. Это нечто, серое, слизкое и леденяще холодное, сидело в темноте, только и ждало, пока мужчина поставит ногу на пол. Оно тут же стремительно бросится на неё и начнёт быстро-быстро подниматься вверх, двигаясь короткими рывками, и так расползаясь по всему телу, до самой головы. К счастью, Рик Монтэг был высоким, следственно у него было достаточно времени, чтобы попасть под спасительную воду душевой кабинки до того, как нечто таки доберётся до лица, залепит рот, глаза, уши; начнет душить… И всё равно он вечером оставлял дверь ванной открытой, чтоб утром не тратить ни секунды на возню с ней. Когда неясная слизь обволакивала пальцы рук, даже такое простое действие, как открывание двери, становилось мучительно трудным. В самой кровати этот ужас Рика не настигал. В ней он мог лежать сколь угодно долго, не чувствуя на своей коже ничего отвратного. Но затягивать с подъёмом было нельзя, ведь нечто под кроватью никуда не девалось, росло, и чем больше оно становилось, тем дольше приходилось потом отмываться.

Монтэг выключил душ и стал смотреть на капли воды, стекающие по его телу совсем так, как и те дождевые капли по стеклу, только медленнее, задерживаясь на изгибах корпуса. Он немного дрожал. Это давало о себе знать то мерзкое чувство, либо же своеобразный перепад температур. Мылся Рик всегда очень горячей водой. Ему так нравилось — быстро вырывало из объятий липкого холодного ужаса. На кухне Рик смешал в объёмной тарелке, почти что миске, из эмалированного алюминия три порции овсяных хлопьев с двумя стаканами молока. Молоко было искусственным — такое получают из дрожжей, созданных на основе ДНК крупного рогатого скота. Рик Монтэг не относился к тем ханжам, которые брезгливо кривят губы и морщатся от вида продуктов, искусственно созданных в лаборатории. За такими продуктами будущее — каждый здравомыслящий человек должен это понимать. И Рик прекрасно это понимал, увлечённо поглощая внушительную порцию хлопьев с молоком, одновременно слушая сводку утренних новостей.

— Дирк Римель, политолог и эксперт телеканала SSS, прогнозирует, что принятое в прошлый четверг соглашение о прекращении военных действий является лишь фикцией и не сможет положить конец конфликтам на территории...

— Дальше, пожалуйста, — прервал Систему Монтэг, который уже вдоволь наслушался об Индском кризисе от Мэтта Грехта.

— Дождевой циклон накроет всю территорию страны. Желаете ознакомиться с подробным прогнозом метеорологов на ближайшие семь дней?

— Нет, спасибо, — мископодобная тарелка уже была на треть пуста.

— В Пусане, Южная Корея, совершено нападение на центральный офис компании Moonlight, одного из ведущих разработчиков андроидов во всем азиатском регионе. К счастью, сотрудников-людей на тот момент, поздней ночью, в здании не было. А вот все штатные андроиды были уничтожены. Официальное заявление пока не сделано, но в сеть уже успела просочиться информация о радикальных лозунгах, написанных прямо на стенах офиса сверхпроводящей жидкостью — синей «кровью андроидов». Можно предположить, что это ужасное событие, ставшее наиболее массовым уничтожением «андиков» на территории Южной Кореи, было тщательно спланированной акцией протеста против, казалось бы, ни в чём не повинных машин. — Отвратительно, — Рик на секунду представил, что молоко в его тарелке посинело. — Перейди к новостям спорта, пожалуйста. — Джеймс Истбрук во вчерашней игре с Голден Стейт набрал трипл-дабл с 23 очками, 10 передачами и 12 подборами. Для победы этого оказалось недостаточно: с разницей в четыре очка триумфовала команда из Калифорнии.

«Снова трипл» — с деланным удивлением поднял вверх брови Монтэг, вылавливающий из молока остатки хлопьев. — Какой это уже, двадцать первый?"

— Этот трипл-дабл стал для Джеймса двадцать первым в сезоне, а ближайшего преследователя он опережает ровно вдвое, — сообщила СУД, будто прочитав мысли собеседника.

Губы мужчины легонько скривились в улыбке — он то ли радовался тому, что таки выудил последние хлопья, то ли был доволен правильностью своей догадки.

Следующие пол часа Рик просматривал хайлайты вчерашних игр и в очередной раз убеждал себя в том, что Джеймс Истбрук не претендент на титул MVP сезона, а статистика — не показатель. По крайней мере, не единственный.

Короткий гудок, означавший, что с момента пробуждения прошёл ровно час, донёсся будто бы из спальной. Рик даже повернул голову в ту сторону, медленно, не спеша, отдавая таким образом должное своеобразной звуковой иллюзии. На самом деле гудок звучал там же, где и голос, читавший новости об андроидах, политике и баскетболе — в наушниках «Mankind». Они, хоть перекрывали всю ушную раковину, образуя своего рода чехол вокруг ушей, были не особо заметны благодаря элегантному обтекаемому силуэту и телесному цвету. То, что они практически не ощущались при ношении, а так же целый ряд полезных функций обеспечили им огромную популярность. Рик мог носить их целыми днями, не снимая — так вообще очень многие делали. Махнув рукой возле головы, он поставил на паузу просматриваемое видео и сохранил его в плейлист — собирался потом досмотреть. Сейчас на это времени не оставалось, пора было выходить. Надев серые штаны и чёрный однотонный свитер с высоким воротом, Монтэг направился в прихожую. Там он достал из-под пластикового стула свои любимые кожаные туфли. Стоила такая обувь, должно быть, уйму денег, но эта пара досталась Монтэгу бесплатно. Такой щедрый подарок ему сделал большой любитель дорогой обуви Кикути Тогуса, друг и непримиримый соперник по игре в боулинг. Обувшись, а так же сняв с вешалки плащ с плотно облегающим голову капюшоном, Рик Монтэг покинул свою квартиру. На часах было ровно 7:03. Дверь за ним не закрылась автоматически, как сделали бы двери в любой новостройке, где ими управляет программа безопасности, распознающая и пропускающая жильцов. Эту старую дверь приходилось каждый раз закрывать самому. Но Монтэгу даже нравилось проворачивать ключ в замочной скважине и слышать характерный щелчок. От такого сразу появляется чувство, что все в порядке, под контролем.

По пути к месту работы Рику повстречались два полицейских. Один из них так пристально посмотрел на одиноко идущего по улице мужчину, будто хотел заглянуть ему под капюшон. Второй сделал едва заметное движение рукой, и в наушнике Монтэга тот час же прозвучало уведомление: «Ваш электронный паспорт был просканирован офицером Бастианом Койтом».

— Ну привет, Бастиан, — Рик ехидно улыбнулся в сторону полицейских. — Отвратительное утречко, согласен?

Пожалуй, не стоило грубить копам, они просто выполняли свою работу. Но утро действительно было премерзким. Мрак стоял, что ночью, а на покрытых лужами дорогах не было ни души. Все бездомные бродяги спрятались от дождя в норах и ночлежках, известных лишь подобному отребью. Приличный люд, в большинстве своём, ещё только доедал завтраки быстрого приготовления. Напарник Бастиана что-то бросил в ответ, но его слова заглушила пронёсшаяся рядом надземка. Развивать диалог Монтэгу не хотелось, так что он покорно отвёл взгляд и ускорил шаг. Безымянный полицейский ответил взаимностью. Ему надо было следовать за офицером Бастианом, который уже нырнул в соседний переулок. Видимо, заметил там новых подозрительных типов, вроде Монтэга. К тому же, с той стороны донесся приглушенный щенячий лай. Рик удивлённо обернулся, но задерживаться не стал. Дворняг в Берлине истребили много лет назад, значит, у этого пса точно должен быть хозяин. Он пускай и объясняет полицейским, почему собака гуляет на улице, а не в отведённом для этого парке.

Десятки мелких капель стекали по стеклянной двери, напротив которой остановился Рик Монтэг. Светодиодная трубка, делившая дверь пополам, светилась сейчас красным — значит закрыто. Она также служила финишной чертой для двух, выбранных Риком капель. Тот даже нагнулся к двери, чтоб точно увидеть, которая достигнет красной линии раньше. Гонка продлилась всего несколько секунд, а победителем стала та капля, которая текла левее. Монтэг всегда ставил на правую. Поражение предвещало то, что клиентов до обеденного перерыва не будет. Но это, конечно же, не точно. Рик толкнул дверь, та беспрепятственно открылась. Когда он закрыл её за собой, светодиодная трубка уже светилась синим. А над дверью, поливая близлежащие лужи спокойным белым цветом, зажглась вывеска: «Кай и Герда».

Из тени соседнего дома за Риком Монтэгом пристально наблюдали две пары глаз. Одна пара принадлежала человеку в старомодной шляпе, другая — белому шарпею.

— Видишь этого мужчину, Симба? — донеслось из-под потрёпанной восьмиуголки. — Уверен, он поможет нам.

Собака в ответ тявкнула и потрясла своей морщинистой мордой, брызгаясь каплями вперемешку со слюной.

— Не волнуйся ты так. Я понимаю, что это рискованно, но у нас уже нет выбора. Доверься мне, и всё будет хорошо.

Человек, успокаивающий то ли собаку, то ли самого себя, вышел из тени и направился к магазину, в который зашёл Рик. Шарпей послушно засеменил рядом. Вдруг где-то совсем близко угрожающе прогудела полицейская сирена. Испуганная парочка тут же нырнула в свое укрытие. Человек устало опёрся на стену дома и начал тереть глаза сжатыми в кулак руками.

— Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо.  

Нойшванштайн, «Лебединый утёс», жемчужина баварских Альп, плод мечтаний Сказочного короля Людвига Второго. Вечерами, когда солнце заходит, тени от замковых башен цвета слоновой кости удлиняются и падают на Лебединое озеро, которым вдохновлялся знаменитый русский композитор Чайковский. Он был большим фанатом Вагнера, как и Людвиг. Король Баварии хотел, чтобы Вагнер стал его Рыцарем Лебедя и писал свои оперы в Нойшванштайне. Этому желанию не суждено было сбыться. А сам Людвиг прожил в замке всего сто семьдесят два дня. Позже его объявили недееспособным, взяли под охрану и доставили в замок Берг на Штарнбергском озере. Там он обзавёлся личным психиатром, профессором Бернхардом фон Гудденом. Бернхард, помимо своих основных обязанностей, всегда сопровождал короля во время прогулок вдоль берега озера. После очередной такой прогулки они не вернулись в замок. Слуги нашли тело Людвига в воде. Тело психиатра нашли там же, но лишь несколько недель спустя. После загадочной смерти «единственного подлинного короля девятнадцатого столетия» Нойшванштайн открыли для посетителей, чтобы хоть частично компенсировать небывалые, по меркам того времени, расходы на строительство сказочного замка. Сейчас, когда со времён вышеизложенных событий прошло уже полтора века, Лебединый утёс арендован Магнусом Филтом, большой шишкой из Министерства здравоохранения. Являясь также членом совета директоров корпорации, разрабатывающей игры, Магнус получил в своё распоряжение замок якобы для очередного проекта. Нойшванштайн и близлежащие территории планировали с предельной точностью перенести в виртуальную реальность и предоставить игроку возможность разобраться во всех таинственных событиях, связанных с этим местом. В действительности же, Магнус Филт, большой фанат Средневековья, именно сказочного образа этой эпохи, был очарован творением Людвига и занимался точно тем же, чем Баварский король — бродя коридорами замка, предавался мечтаниям, воображая себя благородным рыцарем тех далеких времён. Филт даже нанял себе учителя фехтования и с усердием занимался этим делом, презренно отбрасывая всевозможные виртуальные симуляции. Получаемые им ссадины были вполне реальны, ведь от современных защитных костюмов он также отказался, предпочитая облачатся в тунику с вышитой каймой и полукруглый плащ.

Множество странностей было у господина Филта, некоторые люди могли бы даже посчитать его ненормальным. Но, как бы то ни было, перед воротами Нойшванштайна в это мерзкое утро среды стояли вовсе не работники социальных служб. Две высокие фигуры замерли, словно окружающие замок сосны, по обе стороны от совсем низенькой третьей, мнущейся от нетерпения с ноги на ногу. Миниатюрная фигура принадлежала Еве Гладстон, сотруднику отдела по борьбе с терроризмом и незаконной разработкой оружия. Бросив короткий взгляд на своих невозмутимых спутников, она перестала шататься и принялась изучать нависшую над ней громадину. Основная поверхность стены была выполнена из незаштукатуренного красного кирпича. На её фоне выделялись узкие окна-бойницы, окаймленные вставками из желтого песчаника. Им же были облицованы две фланкирующие башни по бокам от ворот, сильно выцветшие от времени и сейчас казавшиеся скорее карамельными. Эти башни, как бы выступавшие из стены, применялись во избежание возникновения мертвых зон обстрела. Нойшванштайн не строился как оборонительное сооружение, он был лишь дорогущей декорацией. Нужды в карамельных гигантах не было — замок никогда не осаждали, но без них фасад здания выглядел бы куда менее внушительно. «Меня без этих "башен" тоже всерьёз бы не восприняли» — Ева снова покосилась на рослых спутников. Элегантные шлемы обтекающей формы полностью скрывали их лица, и только лишь этот своеобразный элемент гардероба делал их похожими на сотрудников спецслужб — одетые в строгие серые костюмы, они оба походили скорее на юристов или банкиров. Фигура по левую руку Евы носила тёмно-синее пальто расстегнутым, пальто человека справа было чёрным и застегнутым до самого подбородка. На этом различия в одежде заканчивались, однако внимательный наблюдатель точно мог бы заметить, что чёрное мужское пальто надето на женское тело, хоть и куда менее женственное, чем у Евы.

Тяжёлые деревянные ворота Лебединого Утёса беззвучно отворились, и из-за них вышел человек, облачение которого выглядело вполне уместно на фоне сказочного замка. Страж ворот направился к троице побрязкивая гофрированными пластинами полного максимилиановского доспеха. Вершина искусства плакировщиков шестнадцатого века, эта броня делала носителя практически неуязвимым. Вся её поверхность была покрыта желобками. Хаотичное, на первый взгляд, расположение желобков было на самом деле точно продуманным — таким, чтоб направлять удар клинка или копья вдоль тела и шарнирных соединений брони. Доспех подобного рода на порядок сложнее в изготовлении, но зато куда прочнее и легче, чем более примитивные аналоги. Только лишь увидев это стальное чудо, Ева поймала себя на мысли о том, что получила бы огромное удовольствие, изрешетив рыцаря кумулятивными пулями служебного пистолета, мирно ждущего своего звездного часа на левом боку девушки. Жуткая картина того, как лёгкий и маломощный, относительно военных моделей, найтингейл проделывает огромные дыры в кирасе, наплечниках и стальной юбке, знаменуя тем самым торжество и величие современного оружия, настолько поглотила сотрудника Гладстон, что та не заметила, как ходячая консервная банка оказалась совсем рядом и приветливо подняла забрало. Если бы Ева хорошо разбиралась в старых немецких легендах или творчестве Вагнера, то с такого близкого расстояния точно увидела бы в позолоченной гравировке доспеха сцены из оперы «Тангейзер». Особенно впечатляло занимающее всю переднюю часть кирасы изображение Венеры, увлечённо слушающей возлюбленного героя-поэта. Но Еву вся эта вычурная позолота не проняла, так что мысли об огнестрельной расправе над прекрасным доспехом никуда не делись.

— Здравствуйте. Перед вами андроид третьей серии Редмун, владелец андроида — Магнус Филт. Он будет рад помочь и сделает все необходимое в рамках ему дозволенного, — прозвучало стандартное приветствие андиков-слуг. Эта фраза, дающая понять что взаимодействуете вы не с человеком, в данном конкретном случае несла также информацию о Еве и её спутниках. Стандартным у андроидов третьей серии Редмун было не только приветствие, но и рост — 175 сантиметров. И Ева смотрела на рыцаря сверху вниз. Сотрудник отдела по борьбе с терроризмом вмиг перестала казаться низенькой, а парочка в шлемах своими размерами сейчас просто поражала воображение.

Ева порылась в карманах бронекуртки и, нащупав свою карточку-удостоверение, достала её и протянула андроиду. Тот несколько секунд подержал карточку перед глазами, сканируя штрих-код и сопоставляя полученную информацию с открытой базой данных полиции. Удостоверившись в подлинности документов, андроид отдал их Еве, почтительно склонив при этом голову, будто признав в ней своего сюзерена. «Ещё б на колени встал, верноподданный недоделанный» — подумала та, запихивая удостоверение обратно в карман. Андроид явно её раздражал, и Ева никак не могла понять чем именно. Это бесило ещё больше. Будь она членом псевдорелигиозной группировки, наподобие Детей Святого Сотворения, то её отношение к Редмуну можно было бы объяснить нетерпимостью ко всем андроидам без исключения. Но нет, Ева была атеисткой до мозга костей и, не видя ничего плохого в создании людьми себе подобных слуг, относилась к этим самым слугам даже лучше, чем большинство «реалов». Не нравился ей именно этот, конкретный андроид, стоящий перед ней во всеоблачении. Тут девушке прямо на нос упала тяжёлая дождевая капля. Ева сначала злобно зыркнула на андроида, но быстро убедила себя в том, что столь досадное событие — никак не его вина. Когда ещё пару капель приземлилось на то же место, Ева уже без тени сомнения обвиняла в своей раздражённости и плохом настроении погоду.

— Противное утро, какое же оно противное, — обратилась девушка ко всем и ни к кому одновременно. Удивительно, но именно в этот момент Рик Монтэг бросил едва ли не идентичную фразу повстречавшимся ему полицейским. И правда, утро было так себе.

— Полностью с вами согласен, госпожа Гладстон. Посему сообщаю, что господин Магнус Филт охотно примет вас и ваших спутников у себя в Зале Певцов. Внутри толстых стен Лебединого утёса всегда одна погода, имя которой — радушное гостеприимство!

«Ишь как завернул. А нормальную речь своей «свите» этот Филт загрузить не мог? Это ж даже хуже, чем подростковый сленг, непонятно ни черта». Еву очень насторожило это приглашение. Кто ж будет звать в дом следователя, даже не выслушав цель его прихода. С другой стороны, запереть ворота перед носом сотрудника отдела по борьбе с терроризмом Филт всё равно не имел права. Ева улыбнулась, вспомнив, какими широкими полномочиями она на самом деле обладает, и успокоилась. Пара коротких взглядов на своих коллег по бокам — так от мыслей на подобие «это ловушка» не осталось ни следа. «Что ж, пойдём поболтаем со стариком». Девушка уверенно шагнула вперёд, нагло отпихнув в сторону андроида. Весил тот, должно быть, в полтора раза больше настоящего человека таких же размеров, а доспехи — килограммов сорок, не меньше. Ева полностью проигнорировала законы физики, небрежным движением руки едва не повалив рыцаря на землю. Две высокие фигуры тут же последовали за ней. Под их тяжёлой поступью гравий, которым была усыпана дорога, разлетался в разные стороны. Андроид засеменил сзади, едва поспевая за длинноногой троицей и будто боясь снова попасть под тяжелую руку Евы. Лишь у самых ворот он совершил поистине спринтерский рывок и таки обогнал гостей.

Потом приложил свой закованный в латную перчатку кулак к воротам. Но те, к удивлению Евы, не отворились, истошно поскрипывая. Она уже открыла рот, чтоб сострить на тему того, что, мол, стоит постучать. Вдруг из-под кулака андроида появилось синеватые искорки, и начали медленно расползаться по дереву, пожирая его, будто мистическое пламя. Ворота исчезали, завораживающе мерцая и создавая причудливые узоры света и тени на доспехах стражника. Вскоре от массивных деревянных ставней не осталось и следа. Андроид плавно развернулся к гостям. На его бледном лице растянулась ухмылка. «Ах, думаешь, получилось меня впечатлить?.. Ладно, признаю — у старика определенно есть вкус». Но снять маску невозмутимости Ева не пожелала. Видимо, не хотела давать андроиду и его хозяину даже столь небольшой повод для радости. Она, как ни в чём ни бывало, шагнула в образовавшийся проход, сложив руки на груди и гордо вздёрнув подбородок. Сотрудник отдела по борьбе с терроризмом излучала уверенность каждым сантиметром своей кожи.

И вдруг началось безумие. Первой среагировала Ева. Ее правая рука метнулась к пистолету за несколько миллисекунд до того, как раздался звук, с которым меч покидает ножны. Андроид молниеносно преодолел расстояние, разделявшее его и женщину. Довольная улыбка так и не сползла с его лица. Узнать, что оказалось эффективнее: найтингейл последней модели, или заточенный кусок железа, так и не удалось — рослые спутники Евы двигались необычайно быстро, как для своих размеров. Тот, что пониже, в один прыжок оказался между андроидом и Евой, заслонив последнюю своим долговязым телом. Укорочённый дробовик военного образца словно материализовался у отважного телохранителя в руке. Его напарник тоже не мешкал ни секунды. Он перехватил руку нападающего, сжимавшую меч, и вывернул её под неестественным углом. Потом без видимых усилий поставил своего соперника на колени, огромной ладонью сжав голову андроида и надавив вниз. Всей действующие лица этой сумбурной сцены застыли, словно восковые фигуры, и безумие приостановилось. Ситуация, казалось, снова была под полным контролем гостей.

Ева нервно оглядывалась на проход во внутренний двор замка. Её тело не дрожало, зато мысли будто ходили ходуном. У андроида не было и шанса вырваться и причинить ей вред, но жуткое ощущение угрозы не покинуло сознание женщины. Чувствуя, что волна паники сейчас накроет её, Ева приняла решение, не особо утруждая себя такими тривиальными вещами, как взвешивание всех «за» и «против». Она подняла найтингейл и прицелилась прямо в лицо обездвиженному врагу. Риск задеть руку человека, которой всё ещё держал андроида за голову, её, казалось, ничуть не волновал. Главное было устранить угрозу окончательно, и Ева нажала на курок. Раздался звук, напоминающий соловьиную трель; голова андроида взорвалась, окрасив в синий стену позади него. Ева довольно улыбнулась, спрятала пистолет обратно в кобуру и только потом, мимоходом, глянула на человека, которого в порыве ярости едва не ранила. Его рука была цела и невредима — должно быть, он успел уклониться за миллисекунду до выстрела. Сейчас ею он брезгливо стряхивал с пальто ошмётки фибропласта.

— Гладстон, уходите из этого замка. Немедленно, — раздался в наушниках Евы спокойный, но властный женский голос. А потом мягче, с едва заметными нотками усталости: — Прошу, не спорь хоть в этот раз [милая моя].

— Неужели ты не видела, что произошло!? Андроид напал на меня! Я этого старику так просто не оставлю.

— Я все видела глазами Кая. Но послушай...

— В андроидах Филта установлены военные программы, — Ева повернулась к человеку в испачканном пальто. — Я почувствовала это с самого начала. В допросе больше нет нужды, я самостоятельно произведу захват и обыск.

— Никто не может «чувствовать программы». Даже ты, Ева.

— То есть, по-вашему, Магнус Филт чист!?

— Этого я не говорила. Филта схватит спецотряд полиции. Мы уже связались с местным отделом. Даже если он сумеет покинуть регион до прибытия отряда, его арестует миграционная служба. Тебе в замок соваться опасно. Наши тактические компьютеры классифицировали риск как «выше допустимого». Сейчас проводятся вычисления с учетом дополнительных факторов.

— Хватит говорить мне об опасности. Я инспектор антитеррористического отдела МВД, к тому же, со мной Кай и Герда. Это расследование было моим с самого начала, и Филт тоже мой. Ни за что не позволю полиции присвоить себе все заслуги. К тому же, их оперативники — обычные люди. Если наши подозрения насчёт преступлений Филта окажутся правдой, то эти недотепы пострадают, и пострадают серьёзно. Будут жертвы, Мейна.

— Ох, Ева... Никак не могу понять, что движет тобой в первую очередь: самоуверенность, или стремление защитить от опасности людей, которым повезло меньше, чем тебе.

«Повезло, как же. Прям нарадоваться не могу» — скривилась Ева. Она не злилась на собеседницу, однако разговаривать больше не желала. Ева всегда была человеком действия.

— Я иду за Филтом. Переубедить ты меня не сможешь, даже если отзовёшь Кая и Герду. Справлюсь и без них.

— Этого я не сделаю, но могу сказать Каю остановить тебя.

«Взять меня за шкирку, как нашкодившего котёнка, и отнести прямо к тебе в офис — ты это имела ввиду?»

— Пусть только попробует. — Ева снова достала свой пистолет из кобуры, настороженно пригнулась и лёгкими пружинистыми шагами направилась к внутреннему двору замка. — Я ему руки поотрываю, и плевать, во сколько обойдётся пришить ему новые.

Собеседница в ответ только раздраженно хмыкнула, так что Ева продолжила идти. Кай и Герда последовали за ней и без особого труда догнали. Девушка нахмурилась, ожидая, что на неё вот-вот набросятся. Но Кай просто прошагал мимо, даже не взглянув на непослушного инспектора, а Герда остановилась и выставила перед ней свой кулак. Ева стукнула об него своим кулаком, сказала «йоу» и направилась вслед за Каем.

Враги уже ждали их во дворе. Двое арбалетчиков целились в длинную фигуру Кая, который вышел из прохода первым. Ещё четыре андроида, вооруженных копьями, приближались с другой стороны двора. Раздался громкий щелчок, и два толстых арбалетных болта понеслись к Каю, намереваясь впиться ему в сердце и в шею. Промахнуться по такой большой цели было невозможно. К счастью, Кай мог двигаться быстрее летящих к нему снарядов. Он моментально переместился на шесть метров левее и проткнул первого нападавшего его же оружием. Герда не отставала от своего соратника. Переключив свой дробовик в режим широкого радиуса поражения, она одним выстрелом изрешетила двух андроидов. Те осели на землю и задергались в конвульсиях — их системы не справлялись с многочисленными повреждениями. Последний копейщик замахнулся на Еву, но девушка без особого труда увернулась и пнула его ногой в бок. Бедолага полетел в сторону Кая, что определённо не сулило ему ничего хорошего. Однако, расслабляться было ещё рано. Краем глаза Ева заметила, что арбалетчики уже перезарядили свои оружия и целятся прямо в неё. Инспектор моментально упала на одно колено и спустила курок найтингейла. Пистолет издал звук, напоминающий соловьиную трель, и её противники синхронно попадали навзничь. На этом завершилось первое и единственное сражение внутри стен Нойшванштайна.

«Неужели я переоценила старика, — подумал Ева, глядя на поверженных андроидов. — С этим средневековым цирком даже охранники торгового центра справились бы без особых проблем».

— Ева, тактические компьютеры только что завершили анализ дополнительных факторов, — все тот же властный голос. — Риск оценён как очень высокий. Моделирование ситуации показало, что наличие в замке запрещённого оружия нужно рассматривать не как вероятность, а как факт.

— Я и без ваших компов понимаю, насколько моя работа опасна, Мейна, — соврала девушка. — Я ждала этого с самого начала расследования. Аж коленки дрожат — так не терпится узнать, что припас для меня старик.

— Напоминаю тебе о том, что, в случае провала операции, риск которой был оценён как высокий и выше, вся ответственность ляжет на того, кто принял решение её проводить. На тебя.

— Приняла к сведению.

Женщина, которую Ева звала Мейной, пробурчала «угу», что должно было означать конец разговора. По крайней мере, так это поняла Ева.

Стремительно преодолев открытый лестничный проем, находящийся в дальней левой части внутреннего двора, Ева оказалась в верхнем дворе, небольшой площадке перед Паласом — главным зданием замка. Тут тошнотворное чувство тревоги снова настигло девушку. Её бросило в дрожь, но Ева продолжила идти, пока не нашла входную дверь в королевские покои. Именно там находился Зал Певцов, в который ещё пару минут назад Ева и её спутники были так учтиво приглашены. «Будет просто чудесно, если дверь растает у меня на глазах, как ворота». Но дверь, преградившая путь Еве, оказалась самой обычной дверью. Такие не исчезают сами по себе — их открывают с помощью ключей, или выламывают с помощью грубой силы. Ключей у Евы не было, силы — хоть отбавляй. Девушка отошла немного назад, расправила плечи, напряглась...

Кай и Герда, не отстающие от Евы ни на шаг, видели, как она готовится выбить дверь. Готовится неестественно долго, судорожно вздрагивает, всхлипывает, а потом приставляет дуло пистолета к своему виску и стреляет.

Девушку спасла Герда. Выбросив вперёд свою руку, она успела кончиками пальцев задеть пистолет перед самым выстрелом. Этого хватило чтобы пуля не разворотила мозги Евы, а лишь скользнула вдоль ее черепа. Затем она просунула руки под оба плеча девушки и сплела свои пальцы на её шее, полностью парализовав этим очень эффективным борцовским захватом свою временную соперницу. Ева отчаянно вырывалась и истошно хрипела, но высокая женщина хватку не ослабляла. Выпрямившись во весь рост, она легко оторвала девушку от земли и понесла её к выходу из замка.

Кай, по всей видимости, получил другие указания. Он выбил дверь могучим ударом ноги и зашёл в первую комнату королевских покоев, именуемую Нижним Залом. Стены зала были украшены иллюстрациями Песни о Сигурде. Вот Регин куёт в потаённой пещере волшебный меч Грам, которым мифический герой должен будет убить дракона Фафнира. Чуть левее изображено как отважный золотовласый юноша рассекает брюхо дракону. А на противоположной стене Гудрун, жена Сигурда, оплакивает своего мужа, предательски убитого побратимами. Художник не удосужился прорисовать слезы женщины (или какие-либо другие следы скорби на лице страждущей). Казалось, что Гудрун просто очень пристально разглядывает лицо Сигурда, из-за чего сцена на картине казалась недостаточно трагичной. Сейчас эту досадную оплошность целиком и полностью компенсировала погода. В окна зала барабанили крупные дождевые капли; сырость неотступно проникала внутрь через старые оконные рамы, создавая в помещении атмосферу полного унынья. Дождь усиливался.

Детальнее изучать сюжет древней скандинавской сказки Кай не собирался, поэтому направился прямиком в Тронный Зал, пройдя через портал из Зальцбургского мрамора.

Просторное помещение, в котором Кай очутился, занимало два этажа, а своим убранством захватывало дух. Тронный зал Нойшванштайна напоминал зал в замке Грааль из oперы «Парсифаль». Пол украшала мозаика работы Детона из Вены. Она изображала землю, а купол над ней — сияюще-голубой небосвод. Под самым куполом восседал Иисус Христос. Ниже расположились шесть германских королей-святых: Казимир, Стефан, Генрих, Фердинанд, Эдуард и Людовик. Так Людвиг Второй понимал роль короля — быть проводником воли Божьей, связующим звеном между небом и землёй.

Что удивительно, трона в Тронном Зале никогда не было. Его просто не успели возвести, а после смерти Людвига надобность в нем и вовсе отпала. Сейчас, однако, помост для трона не пустовал. На нем стояло причудливого вида устройство размером с холодильник. Позднее, эксперты антитеррористического отдела выяснили, что эта безобидная, на первый взгляд, коробка — очередной прототип звукового оружия. Подобное начали разрабатывать ещё в начале ХХ века. В XXI веке на Второй всемирной конвенции по вопросу разоружения звуковое оружие было признано негуманным, а его разработка запрещена. Решение было принято единогласно — оружие было поистине жуткое. Испуская короткие звуковые волны в инфразвуковом спектре, оно вызывало у человека необъяснимое чувство ужаса и опасности. Особо эффективные разработки обладали способностью доводить людей до самоубийства. Как раз под действие такого оружия и попала Ева. Но почему же Кай с Гердой ничего не почувствовали?

Сообщив о своей находке начальству, Кай отправился обследовать другие комнаты замка. Столовая, вся устеленная красным шелком, затем королевская опочивальня, декорированная муралами, изображающими сцены из Тристана и Изольды. Из опочивальни — в гостиную, разукрашенную символом легенды о Лоэнгрине и, по совместительству, геральдическим животным Людвига — белым лебедем. Даже ваза, стоявшая на резной деревянной столешнице, была в форме этой благороднейшей птицы, только, почему-то, без одной лапы. Дело в том, что работники, занимавшиеся отделкой помещения, по ошибке налили в вазу воду, а вылить не смогли — ваза оказалась слишком тяжёлой. О воде забыли, но со временем она изрядно протухла и начала пахнуть совсем неподобающе для королевских покоев. Чтобы избавиться от проблемы, было принято решение пожертвовать одной лебединой лапой. В итоге, лапа была отколота и вода вытекла из образовавшегося отверстия.

Широкий клинок двуручного меча андроида, поджидавшего Кая у входа в Верхний Зал, едва не снес тому голову, однако мужчина успел отпрыгнуть в сторону, и лишь острие клинка задело его шлем, расколов забрало из стекловолокна. Кай не издал ни звука, так что, по всей видимости, шлем уберёг своего носителя. Не встретив достаточного сопротивления, меч продолжил движение. Удар пришёлся на дверной каркас, оставив на нем глубокую зарубку. Кай достал из под пальто дробовик, такой же, как у Герды (кто знает, почему он не сделал этого раньше). Андроид бросил своё оружие, существенно замедлявшее его, и прыгнул на Кая до того, как тот успел выстрелить. Ростом всего на пару сантиметров ниже Кая, но значительно шире в плечах, этот андроид представлял собой куда более серьёзную угрозу, чем остальные стражи замка. Своим стремительным броском он сбил соперника с ног и подмял под себя. Положение Кая выглядело совсем плачевно: руки андроида сомкнулись на его шее, а дробовик при столкновении предательски отлетел в сторону. Но мужчина не собирался сдаваться так просто. Он уже неоднократно демонстрировал нечеловеческую скорость; пришло время продемонстрировать силу. Схватив руку андроида выше и ниже локтя, Кай выкрутил тому сустав. Вернее, он его просто разорвал. Стряхнуть с себя покалеченного противника не составило труда, а перекатиться к валяющемуся на полу дробовику — дело одной секунды. Андроид снова бросился в атаку, но сломанная рука сильно сказалась на его скорости и координации. В этот раз Кай успел выстрелить. Андроида откинуло к дальней стене зала. Там он и остался лежать, дрожа в предсмертной агонии, если такое понятие вообще применимо к человекоподобным машинам. Кай медленно встал и стянул свой пробитый шлем. Длинные светлые волосы упали на прекрасное юношеское лицо. Прекрасное, даже несмотря на свежую рану, оставленную вражеским клинком. А из раны сочилась синяя кровь.

Кай отряхнулся, поднял дробовик, а затем и двуручный меч своего противника. То, что такое тяжёлое оружие положено держать обеими руками, его совсем не волновало — Кай мог играючи управиться с ним одной рукой. Гордо прошагав мимо уничтоженного андроида, он вошёл в последний оставшийся зал.

Зал Певцов, в котором при Сказочном короле так никто и не спел, являлся, наравне с Тронным Залом без трона, наиболее впечатляющим помещением замка. Он занимал почти весь четвёртый этаж и был целиком посвящён любимому персонажу Людвига Второго — Парцифалю, отцу Лоэнгрина. Рыцарь Святого Грааля за свою жизнь совершил немало славных подвигов, и все они были запечатлены на стенах, полу, потолке зала. Из общей картины выбивалось и привлекало внимание изображение крылатого Люцифера, который во время Падения потерял драгоценный камень со своей короны. Позднее их этого камня был изготовлен Грааль.

На одном из мягких антикварных стульчиков, коих было полно в Зале Певцов, сидел Магнус Филт, солидный длинноволосый мужчина в годах. Увидев то, что держит в руках Филт, Кай покрепче сжал рукоять меча и навёл дробовик на старика. Но тот лишь обезоруживающе улыбнулся.

— Наконец-то ты пришёл за мной, Парцифаль.

«Кай и Герда» мало походил на старые книжные лавки, коих, к слову, и не осталось вовсе. Большую часть магазина занимали стеклянные перегородки, установленные друг за другом на таком расстоянии, чтобы посетители могли без проблем между ними ходить. В каждой перегородке, на высоте человеческих глаз, располагалась книга (органическая, само собой) и полупрозрачный экран, на который выводилось изображение автора и краткое описание произведения. Там же, простой голосовой командой заинтересовавшийся покупатель мог запросить доступ к архиву магазина. Информация, накопленная в нём, была столь всеобъемлющей, что стала настоящим сокровищем для тех литературоведов, которые, на свою голову, не смогли бросить эту профессию. Кучка энтузиастов ещё продолжала работу по сохранению подлинного культурного достояния человечества, довольствуясь скудным заработком и игнорируя насмешки знакомых. Для них «Кай и Герда» — Мекка, куда они готовы совершать паломничество со всех уголков Евросоюза.

Помимо перегородок с книгами, в магазине, у дальней от входа стены, имелось несколько кресел, издали напоминающих огромные мыльные пузыри. Эти кресла, изначально круглые, но принимавшие форму опустившегося в них человека, набрали такую популярность у детишек, что ими даже начали заменять обычные стулья в престижных частных школах. Не было ли их использование в книжном магазине попыткой привлечь больше юных читателей? Мэтт Грехт, приветливо улыбающийся из-за стойки администратора только что вошедшему Рику, считал новомодную мебель пустой тратой денег. Добродушный бородач работал в «Кай и Герда» со дня открытия магазина, но так ни разу и не сел в кресло-пузырёк, опасаясь, что тот лопнет, не выдержав веса его грузного тела. Производитель уверял, что такое просто невозможно, но Мэтт опасался подобных заявлений с того далёкого дня, когда попробовал лакричные конфеты, на упаковке которых красовалась надпись «Вам не может не понравиться». Настоящий шок для неокрепших вкусовых рецепторов ребенка.

— Слушай, Рик, а может стоит продать наши кресла? За них такие деньги дают, как я слышал, даже за бэушные. Продадим, и купим нормальные стулья, из настоящего дерева, как у бати моего дома стоят, еще и в плюсе останемся. А то на этих пузырях сидеть невозможно! — излил свой бизнес-план Мэтт, едва только за Монтэгом закрылась дверь.

— Было бы на них «сидеть невозможно», — передразнил Мэтта Рик, — никто бы такие кресла не покупал.

— Показушный футуризм, только и всего. Новое увлечение нового поколения. Мы же с тобой, Рик, поколение старое. В нашем возрасте следует думать… — мужчина запнулся, выискивая подходящее слово, — рационально.

— Знаешь, что будет действительно рационально? Заменить тебя и Линду работником-андроидом, — с наигранным негодованием парировал Рик. Со стороны могло показаться, что попытки повесить мокрое, а от того скользкое и тяжёлое пальто на крючок у двери требовали от него куда большего внимания, чем разговор.

— Да как у тебя язык повернулся сказать такое! — совсем неубедительно возмутился бородач Грехт. — Меня, да на бездушный кусок фибропласта и силикона? А ведь я даже детям своим так искренне не улыбаюсь, как тебе.

Для пущей убедительности Мэтт осклабился от уха до уха, обнажив свои белоснежные зубы. В искренности этой безукоризненной улыбки Монтэг не сомневался, да только вот…

— Погоди-ка. Еще вчера я был готов поклясться, что никаких детей у тебя отродясь не было. Неужели за ночь что-то изменилось, и, если да, то кто та несчастная, что разделит с тобой тяжкую ношу материнства?

— Да ответь ты мне уже, что с креслами делать будем? Я вообще не могу вспомнить, когда на них кто-нибудь садился в последний раз. — Мэтт, знакомый с умением собеседника играючи управлять течением разговора, вовремя пресёк попытку сменить тему.

— О, я прямо сейчас освежу твою память, — сказал Рик и пошёл прямиком к одному из кресел. Затем, не замедляя шаг, плюхнулся в него и уставился на администратора. Монтэг сделал это не только для того, чтобы продемонстрировать удобность кресел-пузырьков. Он знал, что за бессмысленной болтовнёй Мэтт Грехт зачастую скрывает желание поговорить о чём-то важном. Добряк просто не хотел грузить своего друга вот так, сразу.

Заметив пристальный взгляд Рика, Мэтт понял, что его, простодушного, снова без проблем раскусили.

— Да не смотри ты так. Все нормально, просто…

— Марс, да? Эх, Мэтт, ну сколько можно тебе говорить.

Красная планета действительно была главной причиной волнений Грехта. Он спал и видел, как отправится туда во время очередной волны колонизации. Пройти все стадии тщательного отбора было непросто, и Мэтт проваливался раз за разом. После каждой неудачи обычно весёлый и жизнерадостный мужчина сильно переживал, но Рик всегда находил нужные слова, не давая своему другу совсем поникнуть.

Вчера проходил один из этапов отбора в восьмую волну, и Рик знал об этом. А вот чего он не знал, так этого того, что Мэтт этап успешно прошёл. Будущий колонизатор Марса сумел обхитрить Рика и скрыть от него истинную причину своих переживаний. Вернее, Рик обхитрил сам себя, когда связал озабоченность друга со вчерашним испытанием. День вообще начинался для Монтэга неудачно: гадание на каплях дало неверный результат. Посетитель, которому предсказано было не появляться до обеденного перерыва, вынудил мужчин прервать свой разговор. Рик резко вскочил на ноги и многозначительно глянул на своего администратора. Мэтт Грехт, выполнявший, по совместительству, обязанности охранника, нахмурился и потянулся к шокерной дубинке, спрятанной под стойкой. Дело в том, что нежданный посетитель выглядел как человек, которого книги должны интересовать в самую последнюю очередь. По бритому и чистому лицу мужчины можно было сказать, что тот старается следить за собой, но грязная, поношенная и неуместная в такую дождливую погоду одежда выдавала его с головой. Одного взгляда хватало, чтобы узнать бродягу, прожившего на улице не один месяц, а то и год. Зачем такой отброс общества зашёл в «Кай и Герда»? Этот вопрос и собирался обсудить Мэтт, медленно приближавшийся к гостю. Дубинку он держал обеими руками, и был готов применить её в любой момент.

— Погоди, Мэтт, не нужно, — сказал Рик и сам подошёл к бродяге. Вблизи тот оказался осунувшимся худым стариком, весившим как минимум в полтора раза меньше обоих мужчин. Никакой угрозы он не представлял. «Если, конечно, не привёл с собой друзей».

— Глянь, есть ли кто снаружи.

Мэтт утвердительно кивнул и направился к витрине, стараясь держать старика в поле зрения. Затем, протерев запотевшее стекло ладонью, быстро осмотрел улицу.

— Никого, можно расслабиться. Хотя… странно: у нас у входа стоит какая-то собака. Уродливая такая, вся в складках кожи.

«Шарпеи не уродливые».

— Шарпеи не уродливые, — выкрикнул Рик, неожиданно для самого себя. «Что? Почему я это только что сказал? Я ведь совсем не об этом думал. С чего я вообще взял, что то шарпей?»

— Шарпеи — добрейшие собаки. Тот, кто вызвал у вас разногласия — мой друг. Его зовут Симба, а меня — Боб. Мы с ним пришли сделать вам предложение. Говорить буду я, ведь собаке наверняка нельзя заходить в такой серьёзный магазин.

Старик, впервые отважившийся открыть рот, улыбнулся своей шутке. Рик тоже улыбнулся. Мэтт улыбаться не стал.

— Я бы посоветовал вам говорить серьёзно. Надеюсь, вы понимаете, что мы, как законопослушные граждане, должны сдать вас полиции. Я даже не упоминаю о вознаграждении, обещанном соцслужбой. Уж простите, что сужу по внешнему виду, но… Впрочем, не нужно ничего говорить. Уходите прямо сейчас, и мы с Риком ничего не сообщим властям.

Рик покосился на Мэтта. Видно было, что тому немного жаль старика. Но к своим обязанностям охранника Мэтт Грехт относился серьёзно и, к тому же, был абсолютно прав: бродяге не стоило сюда приходить.

— Спасибо за то, что не огрели меня дубинкой сразу, а дали выбор, — Боб снова улыбнулся. — Простите, я не намереваюсь уходить прямо сейчас. Я должен рассказать, зачем, собственно, пришёл. Выслушайте, а потом поступайте, как считаете нужным.

Мэтт вздохнул, неодобрительно покачал головой и пошёл обратно к своей стойке. «Добрая ты душа» — подумал Рик и отдал СУДу команду о закрытии магазина. Стёкла витрин тут же затемнились, а светодиодная трубка на двери зажглась красным.

— Говорите.

Боб Гриммер бродяжничал уже четыре года. Этого времени ему хватило сполна, чтобы узнать все тонкости жизни на улице. Фактически, Боб был преступником. По закону, если лишаешься крыши над головой — обязуешься встать на учёт в социальную службу. Специально разыскивать тебя лишь из-за отсутствия жилья и новых документов никто не станет. Полиции было просто не до того: почти все ресурсы уходили на урегулирование ситуации с беженцами. Но внимание к себе привлекать тоже не стоило, иначе поймают и поставят на учёт принудительно. Другими словами, изолируют в гетто за городом. Выйти за его пределы ты сможешь только на общественные работы под эгидой соцслужбы. Если будешь работать прилежно — получишь письменное обещание решить твою проблему с документами и жильем, как только Индский кризис закончится. Это «как только» доверия не внушало. Боб сразу решил, что ноги его не будет в соцслужбе, и ни разу об этом не пожалел. Он слышал рассказы бомжей, якобы сбежавших из гетто. Те, вероятно, нагло врали с целью выманить у сочувствующих слушателей немного просроченного спиртного. Но если всё было так на самом деле… От историй о бесчеловечной трудовой, и не только, эксплуатации бездомных редкие волосы на голове Боба Гриммера становились дыбом. Особенно поразил один немой бродяга, Хафф, продемонстрировавший шрамы на своей спине. За пол бутылки пива его дружок-подельник намекнул, что до гетто никаких шрамов у Хаффа не видел. Еще бутылка — и миру открылись новые ужасающие подробности. Оказывается, онемел Хафф после того, как встал на учёт. Жуть.

Избегать полицейских и инспекторов соцслужбы у Боба получалось хорошо. Он обходил стороной благополучные районы, подрабатывал на полулегальной фабрике и питался объедками. Вполне себе типичная жизнь бродяги, честно говоря. Да, первый год было сложно, и Боб чуть не умер. Выкарабкаться помогли такие же бездомные, группка из троих человек. В дальнейшем они не раз собирались вместе, делились историями и обменивались нажитым. К четвёртому году всех переловили, кроме Боба. Для старика настали месяцы однообразного блуждания по переулкам Берлина, во время которых он, к небольшой для себя радости, обнаружил, что больше ни в чьей помощи не нуждается. Нельзя сказать, что жизнь его наладилась, но он хотя бы мог свести концы с концами.

Кто бы мог подумать, что даже в бесцельном существовании бродяги может вдруг появиться какой-то смысл. Боб свой обрёл три месяца назад, когда нашёл Симбу. Точнее, это щенок его нашёл: подбежал к прячущемуся в тени дома мужчине, тявкнул и забрызгал тому штаны слюнями. Как оказалось, это хорошее начало для крепкой дружбы.

Попытки найти хозяев Симбы Боб быстро бросил. Бомж, которому и к людям-то подходить чревато, много сделать не мог. Пришлось смириться с тем, что Симба теперь простой уличный бродяга, а вовсе не шарпей редкого белого окраса. Щенок, казалось, нисколечко не переживал по поводу новоприобретённого статуса. Боб тоже старался не думать о трудностях вызова, брошенного ему судьбой: не успел он освоиться в роли бездомного, и тут на тебе — становись еще и собачником. Вообще, удивительно всё обернулось.

Симба с первых же дней на улице начал показывать задатки хорошего бродяги. Он вёл себя тихо, на погоду не жаловался и легко засыпал на твёрдом полу. Иронично, но недоставало ему только одного — животной всеядности. При виде той еды, которую ему подсовывал Боб, щенок только фыркал и брызгался слюной. Такая исключительная переборчивость поставила перед Бобом самую тяжёлую задачу — не дать Симбе умереть с голоду. К счастью, для её выполнения у старика имелось в запасе немного денег и алкоголя. Нет, разумеется, он не собирался приучать животное к спиртному. Алкоголь и немного наличных — это то, с помощью чего Боб уговаривал знакомых подростков-неформалов пройтись до ближайшего зоомагазина купить собачьего корма.

Денег хватило на три месяца. Боб истратил всё, что так старательно копил на аренду мало-мальски приличной комнатушки, но совсем об этом не жалел. Его волновало только то, как дальше обеспечить себя и Симбу, который уже вымахал до размеров вполне себе взрослого шарпея. Тому, что его питомец растёт большим и здоровым, Боб радовался безумно. Стоило ли ради этого рискнуть быть пойманным? Ответом Боба был его визит в «Кай и Герда».

— Но почему вы пришли сюда? Неужели из-за объявления? — спросил Рик.

— Я следил за вами вчера. То, что я увидел, потрясло меня и дало надежду. Мало кому сейчас есть дело до бездомного, не важно, человек он, или кошка.

— То кот.

— Нет же, кошка. Вы ведь давно за ней ухаживаете, не так ли? А почему вы это делаете?

— Потому что я в долгу перед ним.

— Состоятельный молодой человек в долгу перед дворовой кошкой? — Боб рассмеялся. — Хотите — верьте, хотите — нет, а я вас понимаю. Я тоже в долгу перед Симбой. Я перестал быть бродягой в ту же секунду, как встретил его. Поверьте, я здесь только ради него. Работа нужна не мне, а Симбе, я-то и без денег проживу.

Мэтт, все это время делавший вид, что разглядывает свои ногти, скептически хмыкнул.

— Рик, я против. Дела у нас идут не настолько плохо, чтобы нанимать работников из жалости. Прости, старик, — добавил он в конце, увидев, с какой грустью Боб взглянул на дверь, за которой ждал его друг.

— Что вы, я не вправе злиться. Симбу только жалко. Его жизнь куда дороже моей гордости.

— Прекрасно вас понимаю,— сказал Мэтт и вышел из-за стойки, намереваясь проводить гостя к выходу.

— Погодите, погодите, прошу. Есть еще кое-что.

Рука Боба нырнула в карман куртки и извлекла оттуда нечто небольшое и прямоугольное, завёрнутое в целлофановый кулёк.

— Вот, взгляните. Не знаю, сколько они сейчас стоят, но, должно быть, много. Настоящая бумага, клянусь.

Рик взял свёрток и осторожного его распаковал.

— Это что, книга? — спросил Мэтт, заглядывая через плечо Рика.

— Библия.

Мэтт аж присвистнул.

— Уж удивил, так удивил, старик.

— Спасибо. Знал, что вы оцените. Я отдам её вам, если пообещаете помочь мне купить несколько пачек корма. Можно и самого дешёвого. Симба уже не такой переборчивый, как раньше.

— Коня! Коня! Полцарства за коня! — театрально воскликнул Рик.

— Что, простите?

-Ничего, ничего. Скажите, Боб, вы верующий человек?

Боб кивнул.

-Тогда я не посмею забрать у вас эту книгу. Давайте лучше обсудим ваше возможное трудоустройство. Я ведь так и не сказал, что думаю по этому поводу. Но сначала приведите к нам Симбу, хватит ему мокнуть снаружи.

Боб, ошарашенный таким предложением, даже не сразу понял, чего от него хотят. Когда он стоял, переваривая услышанное, на улице раздались голоса. Несколько мужчин о чём-то оживлённо спорили, но быстро пришли к согласию. Последовавший затем собачий лай моментально вывел Боба из состояния оцепенения. Он бросился к двери, толкнул её, но та не поддалась. Толкнул ещё раз — тот же результат.

— Старик, уймись! — крикнул Мэтт, снова прислонившийся к стеклу витрины в попытке разглядеть, что происходит снаружи. — Да уймись, кому говорят. Там двое полицейских. Выйдешь — загребут.

Боб отсахнулся от двери и глянул на Рика, немо моля о помощи. Снаружи, тем временем, донёсся ещё один голос, женский.

¬ — Мне не видно, кто там ещё появился и что он сделал, но полицейские уходят. Собаку они не забрали.

И Боб, и Рик облегчённо выдохнули. Как оказалось — рано.

— Что за хрень! — вскрикнул Мэтт, садясь на корточки и хватаясь руками за голову. — Ну я и испугался.

— Что там? — одновременно спросили Рик и Боб.

— Да я вдруг потерял собаку из виду. И тут раз — эта морщинистая морда у меня перед глазами появляется, прямо вплотную к витрине, а в зубах у неё полицейское удостоверение.

— Кто-то решил над тобой подшутить.

— Но как, Рик? Когда магазин закрыт, витрины затемнённые на вид снаружи. Никто не мог увидеть, где я стою. Наугад, что ли, собачьей мордой ткнули?

Ответить Рик не успел — в дверь постучали. Стучали тихо, но настойчиво, как это обычно делают люди, уверенные, что им непременно откроют, причём быстро.

— Впустим этого шутника? — сказал Мэтт, поднимаясь и уверенно расправляя плечи.

— Вижу, для тебя это теперь дело чести, — улыбнулся Монтэг.

— А что, если это действительно из полиции? — дрожащим от волнения голосом спросил Боб.

— Тогда мы вообще не можем не открыть. Простите.

Рик отдал голосовую команду, и дверь тут же открылась.

Ева Гладстон зашла в «Кай и Герда», одной рукой держа Симбу под мышкой, а второй пытаясь вытащить из его пасти удостоверение.

— Милый шарпей. И чей же он?