Саламандра (джен)

«Кай и Герда» мало походил на старые книжные лавки, коих, к слову, и не осталось вовсе. Большую часть магазина занимали стеклянные перегородки, установленные друг за другом на таком расстоянии, чтобы посетители могли без проблем между ними ходить. В каждой перегородке, на высоте человеческих глаз, располагалась книга (органическая, само собой) и полупрозрачный экран, на который выводилось изображение автора и краткое описание произведения. Там же, простой голосовой командой заинтересовавшийся покупатель мог запросить доступ к архиву магазина. Информация, накопленная в нём, была столь всеобъемлющей, что стала настоящим сокровищем для тех литературоведов, которые, на свою голову, не смогли бросить эту профессию. Кучка энтузиастов ещё продолжала работу по сохранению подлинного культурного достояния человечества, довольствуясь скудным заработком и игнорируя насмешки знакомых. Для них «Кай и Герда» — Мекка, куда они готовы совершать паломничество со всех уголков Евросоюза.

Помимо перегородок с книгами, в магазине, у дальней от входа стены, имелось несколько кресел, издали напоминающих огромные мыльные пузыри. Эти кресла, изначально круглые, но принимавшие форму опустившегося в них человека, набрали такую популярность у детишек, что ими даже начали заменять обычные стулья в престижных частных школах. Не было ли их использование в книжном магазине попыткой привлечь больше юных читателей? Мэтт Грехт, приветливо улыбающийся из-за стойки администратора только что вошедшему Рику, считал новомодную мебель пустой тратой денег. Добродушный бородач работал в «Кай и Герда» со дня открытия магазина, но так ни разу и не сел в кресло-пузырёк, опасаясь, что тот лопнет, не выдержав веса его грузного тела. Производитель уверял, что такое просто невозможно, но Мэтт опасался подобных заявлений с того далёкого дня, когда попробовал лакричные конфеты, на упаковке которых красовалась надпись «Вам не может не понравиться». Настоящий шок для неокрепших вкусовых рецепторов ребенка.

— Слушай, Рик, а может стоит продать наши кресла? За них такие деньги дают, как я слышал, даже за бэушные. Продадим, и купим нормальные стулья, из настоящего дерева, как у бати моего дома стоят, еще и в плюсе останемся. А то на этих пузырях сидеть невозможно! — излил свой бизнес-план Мэтт, едва только за Монтэгом закрылась дверь.

— Было бы на них «сидеть невозможно», — передразнил Мэтта Рик, — никто бы такие кресла не покупал.

— Показушный футуризм, только и всего. Новое увлечение нового поколения. Мы же с тобой, Рик, поколение старое. В нашем возрасте следует думать… — мужчина запнулся, выискивая подходящее слово, — рационально.

— Знаешь, что будет действительно рационально? Заменить тебя и Линду работником-андроидом, — с наигранным негодованием парировал Рик. Со стороны могло показаться, что попытки повесить мокрое, а от того скользкое и тяжёлое пальто на крючок у двери требовали от него куда большего внимания, чем разговор.

— Да как у тебя язык повернулся сказать такое! — совсем неубедительно возмутился бородач Грехт. — Меня, да на бездушный кусок фибропласта и силикона? А ведь я даже детям своим так искренне не улыбаюсь, как тебе.

Для пущей убедительности Мэтт осклабился от уха до уха, обнажив свои белоснежные зубы. В искренности этой безукоризненной улыбки Монтэг не сомневался, да только вот…

— Погоди-ка. Еще вчера я был готов поклясться, что никаких детей у тебя отродясь не было. Неужели за ночь что-то изменилось, и, если да, то кто та несчастная, что разделит с тобой тяжкую ношу материнства?

— Да ответь ты мне уже, что с креслами делать будем? Я вообще не могу вспомнить, когда на них кто-нибудь садился в последний раз. — Мэтт, знакомый с умением собеседника играючи управлять течением разговора, вовремя пресёк попытку сменить тему.

— О, я прямо сейчас освежу твою память, — сказал Рик и пошёл прямиком к одному из кресел. Затем, не замедляя шаг, плюхнулся в него и уставился на администратора. Монтэг сделал это не только для того, чтобы продемонстрировать удобность кресел-пузырьков. Он знал, что за бессмысленной болтовнёй Мэтт Грехт зачастую скрывает желание поговорить о чём-то важном. Добряк просто не хотел грузить своего друга вот так, сразу.

Заметив пристальный взгляд Рика, Мэтт понял, что его, простодушного, снова без проблем раскусили.

— Да не смотри ты так. Все нормально, просто…

— Марс, да? Эх, Мэтт, ну сколько можно тебе говорить.

Красная планета действительно была главной причиной волнений Грехта. Он спал и видел, как отправится туда во время очередной волны колонизации. Пройти все стадии тщательного отбора было непросто, и Мэтт проваливался раз за разом. После каждой неудачи обычно весёлый и жизнерадостный мужчина сильно переживал, но Рик всегда находил нужные слова, не давая своему другу совсем поникнуть.

Вчера проходил один из этапов отбора в восьмую волну, и Рик знал об этом. А вот чего он не знал, так этого того, что Мэтт этап успешно прошёл. Будущий колонизатор Марса сумел обхитрить Рика и скрыть от него истинную причину своих переживаний. Вернее, Рик обхитрил сам себя, когда связал озабоченность друга со вчерашним испытанием. День вообще начинался для Монтэга неудачно: гадание на каплях дало неверный результат. Посетитель, которому предсказано было не появляться до обеденного перерыва, вынудил мужчин прервать свой разговор. Рик резко вскочил на ноги и многозначительно глянул на своего администратора. Мэтт Грехт, выполнявший, по совместительству, обязанности охранника, нахмурился и потянулся к шокерной дубинке, спрятанной под стойкой. Дело в том, что нежданный посетитель выглядел как человек, которого книги должны интересовать в самую последнюю очередь. По бритому и чистому лицу мужчины можно было сказать, что тот старается следить за собой, но грязная, поношенная и неуместная в такую дождливую погоду одежда выдавала его с головой. Одного взгляда хватало, чтобы узнать бродягу, прожившего на улице не один месяц, а то и год. Зачем такой отброс общества зашёл в «Кай и Герда»? Этот вопрос и собирался обсудить Мэтт, медленно приближавшийся к гостю. Дубинку он держал обеими руками, и был готов применить её в любой момент.

— Погоди, Мэтт, не нужно, — сказал Рик и сам подошёл к бродяге. Вблизи тот оказался осунувшимся худым стариком, весившим как минимум в полтора раза меньше обоих мужчин. Никакой угрозы он не представлял. «Если, конечно, не привёл с собой друзей».

— Глянь, есть ли кто снаружи.

Мэтт утвердительно кивнул и направился к витрине, стараясь держать старика в поле зрения. Затем, протерев запотевшее стекло ладонью, быстро осмотрел улицу.

— Никого, можно расслабиться. Хотя… странно: у нас у входа стоит какая-то собака. Уродливая такая, вся в складках кожи.

«Шарпеи не уродливые».

— Шарпеи не уродливые, — выкрикнул Рик, неожиданно для самого себя. «Что? Почему я это только что сказал? Я ведь совсем не об этом думал. С чего я вообще взял, что то шарпей?»

— Шарпеи — добрейшие собаки. Тот, кто вызвал у вас разногласия — мой друг. Его зовут Симба, а меня — Боб. Мы с ним пришли сделать вам предложение. Говорить буду я, ведь собаке наверняка нельзя заходить в такой серьёзный магазин.

Старик, впервые отважившийся открыть рот, улыбнулся своей шутке. Рик тоже улыбнулся. Мэтт улыбаться не стал.

— Я бы посоветовал вам говорить серьёзно. Надеюсь, вы понимаете, что мы, как законопослушные граждане, должны сдать вас полиции. Я даже не упоминаю о вознаграждении, обещанном соцслужбой. Уж простите, что сужу по внешнему виду, но… Впрочем, не нужно ничего говорить. Уходите прямо сейчас, и мы с Риком ничего не сообщим властям.

Рик покосился на Мэтта. Видно было, что тому немного жаль старика. Но к своим обязанностям охранника Мэтт Грехт относился серьёзно и, к тому же, был абсолютно прав: бродяге не стоило сюда приходить.

— Спасибо за то, что не огрели меня дубинкой сразу, а дали выбор, — Боб снова улыбнулся. — Простите, я не намереваюсь уходить прямо сейчас. Я должен рассказать, зачем, собственно, пришёл. Выслушайте, а потом поступайте, как считаете нужным.

Мэтт вздохнул, неодобрительно покачал головой и пошёл обратно к своей стойке. «Добрая ты душа» — подумал Рик и отдал СУДу команду о закрытии магазина. Стёкла витрин тут же затемнились, а светодиодная трубка на двери зажглась красным.

— Говорите.

Боб Гриммер бродяжничал уже четыре года. Этого времени ему хватило сполна, чтобы узнать все тонкости жизни на улице. Фактически, Боб был преступником. По закону, если лишаешься крыши над головой — обязуешься встать на учёт в социальную службу. Специально разыскивать тебя лишь из-за отсутствия жилья и новых документов никто не станет. Полиции было просто не до того: почти все ресурсы уходили на урегулирование ситуации с беженцами. Но внимание к себе привлекать тоже не стоило, иначе поймают и поставят на учёт принудительно. Другими словами, изолируют в гетто за городом. Выйти за его пределы ты сможешь только на общественные работы под эгидой соцслужбы. Если будешь работать прилежно — получишь письменное обещание решить твою проблему с документами и жильем, как только Индский кризис закончится. Это «как только» доверия не внушало. Боб сразу решил, что ноги его не будет в соцслужбе, и ни разу об этом не пожалел. Он слышал рассказы бомжей, якобы сбежавших из гетто. Те, вероятно, нагло врали с целью выманить у сочувствующих слушателей немного просроченного спиртного. Но если всё было так на самом деле… От историй о бесчеловечной трудовой, и не только, эксплуатации бездомных редкие волосы на голове Боба Гриммера становились дыбом. Особенно поразил один немой бродяга, Хафф, продемонстрировавший шрамы на своей спине. За пол бутылки пива его дружок-подельник намекнул, что до гетто никаких шрамов у Хаффа не видел. Еще бутылка — и миру открылись новые ужасающие подробности. Оказывается, онемел Хафф после того, как встал на учёт. Жуть.

Избегать полицейских и инспекторов соцслужбы у Боба получалось хорошо. Он обходил стороной благополучные районы, подрабатывал на полулегальной фабрике и питался объедками. Вполне себе типичная жизнь бродяги, честно говоря. Да, первый год было сложно, и Боб чуть не умер. Выкарабкаться помогли такие же бездомные, группка из троих человек. В дальнейшем они не раз собирались вместе, делились историями и обменивались нажитым. К четвёртому году всех переловили, кроме Боба. Для старика настали месяцы однообразного блуждания по переулкам Берлина, во время которых он, к небольшой для себя радости, обнаружил, что больше ни в чьей помощи не нуждается. Нельзя сказать, что жизнь его наладилась, но он хотя бы мог свести концы с концами.

Кто бы мог подумать, что даже в бесцельном существовании бродяги может вдруг появиться какой-то смысл. Боб свой обрёл три месяца назад, когда нашёл Симбу. Точнее, это щенок его нашёл: подбежал к прячущемуся в тени дома мужчине, тявкнул и забрызгал тому штаны слюнями. Как оказалось, это хорошее начало для крепкой дружбы.

Попытки найти хозяев Симбы Боб быстро бросил. Бомж, которому и к людям-то подходить чревато, много сделать не мог. Пришлось смириться с тем, что Симба теперь простой уличный бродяга, а вовсе не шарпей редкого белого окраса. Щенок, казалось, нисколечко не переживал по поводу новоприобретённого статуса. Боб тоже старался не думать о трудностях вызова, брошенного ему судьбой: не успел он освоиться в роли бездомного, и тут на тебе — становись еще и собачником. Вообще, удивительно всё обернулось.

Симба с первых же дней на улице начал показывать задатки хорошего бродяги. Он вёл себя тихо, на погоду не жаловался и легко засыпал на твёрдом полу. Иронично, но недоставало ему только одного — животной всеядности. При виде той еды, которую ему подсовывал Боб, щенок только фыркал и брызгался слюной. Такая исключительная переборчивость поставила перед Бобом самую тяжёлую задачу — не дать Симбе умереть с голоду. К счастью, для её выполнения у старика имелось в запасе немного денег и алкоголя. Нет, разумеется, он не собирался приучать животное к спиртному. Алкоголь и немного наличных — это то, с помощью чего Боб уговаривал знакомых подростков-неформалов пройтись до ближайшего зоомагазина купить собачьего корма.

Денег хватило на три месяца. Боб истратил всё, что так старательно копил на аренду мало-мальски приличной комнатушки, но совсем об этом не жалел. Его волновало только то, как дальше обеспечить себя и Симбу, который уже вымахал до размеров вполне себе взрослого шарпея. Тому, что его питомец растёт большим и здоровым, Боб радовался безумно. Стоило ли ради этого рискнуть быть пойманным? Ответом Боба был его визит в «Кай и Герда».

— Но почему вы пришли сюда? Неужели из-за объявления? — спросил Рик.

— Я следил за вами вчера. То, что я увидел, потрясло меня и дало надежду. Мало кому сейчас есть дело до бездомного, не важно, человек он, или кошка.

— То кот.

— Нет же, кошка. Вы ведь давно за ней ухаживаете, не так ли? А почему вы это делаете?

— Потому что я в долгу перед ним.

— Состоятельный молодой человек в долгу перед дворовой кошкой? — Боб рассмеялся. — Хотите — верьте, хотите — нет, а я вас понимаю. Я тоже в долгу перед Симбой. Я перестал быть бродягой в ту же секунду, как встретил его. Поверьте, я здесь только ради него. Работа нужна не мне, а Симбе, я-то и без денег проживу.

Мэтт, все это время делавший вид, что разглядывает свои ногти, скептически хмыкнул.

— Рик, я против. Дела у нас идут не настолько плохо, чтобы нанимать работников из жалости. Прости, старик, — добавил он в конце, увидев, с какой грустью Боб взглянул на дверь, за которой ждал его друг.

— Что вы, я не вправе злиться. Симбу только жалко. Его жизнь куда дороже моей гордости.

— Прекрасно вас понимаю,— сказал Мэтт и вышел из-за стойки, намереваясь проводить гостя к выходу.

— Погодите, погодите, прошу. Есть еще кое-что.

Рука Боба нырнула в карман куртки и извлекла оттуда нечто небольшое и прямоугольное, завёрнутое в целлофановый кулёк.

— Вот, взгляните. Не знаю, сколько они сейчас стоят, но, должно быть, много. Настоящая бумага, клянусь.

Рик взял свёрток и осторожного его распаковал.

— Это что, книга? — спросил Мэтт, заглядывая через плечо Рика.

— Библия.

Мэтт аж присвистнул.

— Уж удивил, так удивил, старик.

— Спасибо. Знал, что вы оцените. Я отдам её вам, если пообещаете помочь мне купить несколько пачек корма. Можно и самого дешёвого. Симба уже не такой переборчивый, как раньше.

— Коня! Коня! Полцарства за коня! — театрально воскликнул Рик.

— Что, простите?

-Ничего, ничего. Скажите, Боб, вы верующий человек?

Боб кивнул.

-Тогда я не посмею забрать у вас эту книгу. Давайте лучше обсудим ваше возможное трудоустройство. Я ведь так и не сказал, что думаю по этому поводу. Но сначала приведите к нам Симбу, хватит ему мокнуть снаружи.

Боб, ошарашенный таким предложением, даже не сразу понял, чего от него хотят. Когда он стоял, переваривая услышанное, на улице раздались голоса. Несколько мужчин о чём-то оживлённо спорили, но быстро пришли к согласию. Последовавший затем собачий лай моментально вывел Боба из состояния оцепенения. Он бросился к двери, толкнул её, но та не поддалась. Толкнул ещё раз — тот же результат.

— Старик, уймись! — крикнул Мэтт, снова прислонившийся к стеклу витрины в попытке разглядеть, что происходит снаружи. — Да уймись, кому говорят. Там двое полицейских. Выйдешь — загребут.

Боб отсахнулся от двери и глянул на Рика, немо моля о помощи. Снаружи, тем временем, донёсся ещё один голос, женский.

¬ — Мне не видно, кто там ещё появился и что он сделал, но полицейские уходят. Собаку они не забрали.

И Боб, и Рик облегчённо выдохнули. Как оказалось — рано.

— Что за хрень! — вскрикнул Мэтт, садясь на корточки и хватаясь руками за голову. — Ну я и испугался.

— Что там? — одновременно спросили Рик и Боб.

— Да я вдруг потерял собаку из виду. И тут раз — эта морщинистая морда у меня перед глазами появляется, прямо вплотную к витрине, а в зубах у неё полицейское удостоверение.

— Кто-то решил над тобой подшутить.

— Но как, Рик? Когда магазин закрыт, витрины затемнённые на вид снаружи. Никто не мог увидеть, где я стою. Наугад, что ли, собачьей мордой ткнули?

Ответить Рик не успел — в дверь постучали. Стучали тихо, но настойчиво, как это обычно делают люди, уверенные, что им непременно откроют, причём быстро.

— Впустим этого шутника? — сказал Мэтт, поднимаясь и уверенно расправляя плечи.

— Вижу, для тебя это теперь дело чести, — улыбнулся Монтэг.

— А что, если это действительно из полиции? — дрожащим от волнения голосом спросил Боб.

— Тогда мы вообще не можем не открыть. Простите.

Рик отдал голосовую команду, и дверь тут же открылась.

Ева Гладстон зашла в «Кай и Герда», одной рукой держа Симбу под мышкой, а второй пытаясь вытащить из его пасти удостоверение.

— Милый шарпей. И чей же он?