Час глубокого моря (джен)

Стрелки исполинского циферблата часов Астральной Башни приблизились к отметке полуночи. Часы забились, словно гигантское сердце, раскатистый гул отозвался дрожью в старых стенах. Последний, двенадцатый удар возвестил час охоты — время безумия и кровавых бесчинств, когда лунный свет пробуждает к жизни темнейшие из кошмаров.

Леди Мария открыла глаза.

Она сидела в высоком кресле на чердаке Астральной Башни. Мария — молодая охотница, статная, бледная, белокурая. Её красота была холодна, как скованные зимней стужей земли, откуда она родом. Наряд Мария носила мужской, практичный, однако не лишенный изящества: треуголка с белыми перьями, расшитый камзол, кожаный плащ, блуза с кружевным жабо и брюки, заправленные в высокие сапоги.

«Проклятие… Где это я?»

Одну стену сумеречного зала занимала обратная сторона башенного циферблата. Исполинское колесо прорезали двадцать четыре круглых отверстия, вместо цифр в них поблёскивали загадочные рунные символы. Сквозь часы в помещение лился призрачный свет, бросая на пыльный пол теневое кружево. В противоположном конце зала виднелись закрытые двери.

Мария не помнила, как оказалась здесь, и не узнавала это место. Она попыталась воззвать к утраченной памяти, но бессвязные образы запульсировали в висках отголосками боли. Охота?.. Погоня?.. Или просто дурные сны?.. В одном Мария обрела уверенность — она должна немедленно отсюда выбираться. Сидеть в раздумчивом бездействии, ожидая, пока ответы сами её найдут, охотнице было не свойственно.

Девушка поднялась с кресла и подошла к сомкнутым дверям. Выход оказался наглухо заперт. Мария поискала по карманам ключ, но не нашла. Зато она обнаружила под плащом латунный круг — миниатюрную копию башенного циферблата.

«Какая любопытная вещица. Возможно, этому найдется применение.»

Охотница приблизилась к исполинским часам. В нижней части циферблата было небольшое углубление, и деталь в её руках идеально встала в паз. Часы, дрогнув, пришли в движение, колесо циферблата медленно повернулось. Положение прорезей изменилось, теперь одна из них оказалась прямо перед Марией. Таинственный знак в ячейке раскрылся, как крылья металлического мотылька: за ним начинался путь к ответам.

За пределами Астральной Башни стелилась бледная пелена тумана, закрывающая обзор. Охотница чуть помедлила, собираясь с духом — её весьма смущало отсутствие оружия. Но, за неимением иных вариантов, она всё же шагнула вперёд, в неизвестность.

Сапоги Марии ступили на камни гранитного парапета, её лица коснулось веянье промозглой сырости. Парапет возвышался над серым, неестественно спокойным морем. В небе оттенка остывшего пепла низко парила луна, окутанная рваным саваном облаков. Лик полночного светила обезобразили тёмные полосы, как если бы кто-то ударил в светящееся круглое окно, и по стеклу пошли трещины. Странная луна притягивала взор, но её изъян внушал наблюдателю благоговейный страх. Засмотреться на неё — что встретиться взглядом с недремлющим оком смерти.

«Дурной знак», — поняла Мария, и старалась более не поднимать глаза к небу.

Под парапетом начиналась длинная песчаная отмель, усеянная галькой и обрывками водорослей. Мария спрыгнула на отмель и двинулась сквозь туман в сторону берега, оставляя глубокие следы в вязком песке.

Через несколько десятков шагов в безветрии отчётливо потянуло трупным зловонием. Рядом с берегом из воды выступали сваи с утлыми лодчонками на привязях. Источником зловония оказались бледные мертвецы, покоившиеся в лодках. Лунный свет проливался на тронутые разложением тела, касался истлевшей кожи, туго натянутой на кости. Море убаюкивало мёртвых тихой рябью, покачивало их лодки, как мать качает дитя в колыбели.

Охотница, конечно же, не боялась трупов, но зрелище было не из приятных. Она надвинула на лицо шёлковую маску, тонко пахнущую ладаном, и прибавила шагу.

После водного кладбища отмель вывела Марию на плоский каменистый берег. Впереди, на пологом склоне, виднелись силуэты покосившихся хижин, утопающие в тумане, а справа вдавался в море дощатый старый причал. Охотнице почудилось мерцание огонька у причала — лунный блик, причудливо искажённый дымкой? Нет, зрение не обманывало. Подойдя к пирсу, девушка увидела большую лодку со скамьёй и мачтой для паруса. Чахоточный свет фонаря проливался на того, кто сидел в лодке. Закутанный в балахон с головы до пят, он дремал, прислонившись к борту спиной.

— Прошу прощения?.. — Мария окликнула его. Он приподнялся, но его лицо по-прежнему скрывал капюшон.

— Кто вы? — прохрипел лодочник. — Зачем вы сюда явились?

— Я охотница, — Мария на мгновение призадумалась над ответом на второй вопрос, — и пытаюсь выяснить, что здесь произошло.

Незнакомец глухо усмехнулся.

— Охотнику тут делать нечего. Когда-то в деревне жили рыбаки, добывали в море рыбу да почитали богиню-мать. Но однажды пришли кровожадные монстры и всех перерезали. В ту ночь случилась страшная бойня: на улицах всюду лежали трупы, море побагровело от пролитой крови, стекавшей с берега. Меня тогда не было в деревне, так что больше ничего сказать не могу. Теперь здесь из живых никого не осталось, только я да безумный старый шаман.

— Почему же вы не покинете это дурное место?

— Из-за проклятого тумана в море не видать ни зги уже много ночей. На свою беду я остановился здесь, чтобы починить лодку, да так и застрял. Остается лишь ждать, пока погода переменится.

— Что ж, понятно, — кивнула Мария, хоть не было понятно ровным счетом ничего. — Пожалуй, я пойду.

«Попробую найти шамана, о котором говорил лодочник», — решила она. — «Может, он поведает больше? Даже если он и в самом деле безумен, попытаться стоит. Только прежде желательно раздобыть хоть какое-нибудь оружие».

Охотница направилась к окраине деревни, туда, где ветхие хибары у берега сбивались в подобие улочки. Здесь царило совершенное запустение и разруха: прогнившие дома, сломанные заборы, фрагменты инструментов и снастей, сваленные в кучи. Юркой тенью Мария обследовала улочку заброшенного селения. После недолгих поисков ей улыбнулась удача, если удачей можно назвать истончённую ржавчиной плотницкую пилу. Лезвие едва держалось в хлипкой рукояти. Мария, как могла, укрепила инструмент, обмотав соединение просмоленной верёвкой. «Лучше, чем ничего».

Вооружившись, охотница углубилась в мёртвое селение. Она двигалась с осторожностью ночного хищника, не нарушая гробовое безмолвие и тишайшим шорохом. Луна взирала на незваную пришелицу оком чудовища, опьянённого жаждой крови, из каждой тени к ней тянулись щупальца незримой, но почти телесно осязаемой угрозы. Через несколько минут пути до Марии донеслось чьё-то хриплое бормотание. Она тотчас застыла, стиснув в руке пилу. В лунном свете из проёма между хижинами показался обитатель деревни. Закутанный в балахон, он мучительно хромал, низко припадая к земле при каждом шаге. Марию он не заметил, либо не счёл нужным обратить на нее внимание, слепо бредя по залитой лужами улице и повторяя сиплую панихиду.

— Бюргенверт… Бюргенверт… Богохульные убийцы… Изверги, одуревшие от крови… Искупление для грешников… Гневом Матери Кос… Милосердие для бедного, сморщенного дитя… Смилуйся, пожалуйста…

Слово «Бюргенверт» вызвало к жизни главу утраченных воспоминаний охотницы.

Немногим ведома тёмная тайна университета Бюргенверт: в его стенах учёные мужи исследовали Великих — загадочных существ из иной реальности, способных влиять на пространство, время и сам человеческий разум. Кто-то считал Великих богами, другие называли их чудовищами. Попытки войти с ними в контакт порой приводили к весьма неприятным последствиям. Ради блага науки с проблемами деликатного толка разбирались охотники, в числе коих состояла Мария и её учитель.

В памяти охотницы возникло хмурое лицо мужчины средних лет, тяжёлое, породистое. Девушка ясно увидела его пепельно-серые волосы и безупречный костюм с цилиндром, услышала низкий серьёзный голос.

«Скоро мы отправимся в рыбацкую деревню, Мария… Дело очень рискованное. Я бы никогда не стал впутывать в это тебя, если бы не был уверен, что ты всё равно узнаешь и настоишь на своем участии.»

Воспоминание об учителе отозвалось в груди охотницы хрупким теплом. «Я и мастер Герман пришли сюда по заданию Бюргенверта. И наша миссия определённо была связана с появлением монстров».

А замогильное бормотание, не смолкая, разносилось в сумерках эхом давней трагедии.

— Искупление для грешников… Наложи проклятье крови на них, их детей и детей их детей во веки веков. Всякое греховное рождение ввергнет каждого ребёнка в пучину страданий.

Мария провожала безумца взглядом, пока он не скрылся за домами. На деревню вновь опустился саван кладбищенского безмолвия.

«Но если мы были вдвоём с учителем — где он теперь? Неужели мы провалили задание?»

Охотница очень хотела узнать, что сталось с мастером Германом.

Безрадостные мысли Марии прервал скрежет досок. Из-под упавшего забора выбралось нечто, что в её глазах определенно являлось чудовищем.

Монстр представлял собой странную смесь человека и земноводного — гуманоидное тело, рыбья голова с отметинами-жабрами на щеках, длинные когтистые руки. Его рёбра выпирали сквозь серую кожу, на горбатой спине шевелили усами живые моллюски. От существа исходило зловоние, как от гнилых водорослей на морском берегу.

Охотница прыгнула на чудовище и широким размахом, вложив всю силу, всадила пилу в жабры. Ржавые зубцы вошли в плоть, с хрустом разрывая связки. Тритон издал режущий уши вопль, розово-бурая кровь фонтаном хлынула из раны. Мария вырвала лезвие и по рукоять погрузила его в живот монстра. Удар поверг чудовище на землю, оно мучительно забилось в агонии. Кровавое пятно разошлось в серой луже, поглотило отражение луны и неба.

«Его плоть водяниста, а кости мягки, как рыбьи хрящи», — охотница наступила на грудь тритона и с усилием извлекла инструмент, вызвав новый небольшой фонтан крови. — «Был бы у меня в руках нормальный клинок, а не этот мусор, я бы могла перебить десятки таких тварей. Но сейчас нужно действовать осторожно и не лезть на рожон».

Мария двинулась дальше к центру деревни. Путь её отметили смерти еще двоих монстров: она умертвила их с той же методичной жестокостью, что и первого. К этому времени облака затянули порочное око луны и породили серый холодный дождь. Его капли, сливаясь с кровавыми брызгами на плаще Марии, сбегали на проклятую землю мутными розоватыми дорожками.

Улочка завершилась небольшой площадью на перекрестке, сплошь покрытой глубокими серыми лужами. Некогда здесь, в центре поселения, рыбаки черпали из каменного колодца пресную воду. Бесконечная тоска довлела над колыбелью кошмара, где погибли столь многие, бесконечная печаль и уныние. Окна заброшенных домов, затянутые рыбьими пузырями, взирали в небытие пустыми глазницами черепов. Место показалось Марии знакомым: она определённо уже бывала здесь раньше.

Еще издалека она заметила на площади худого тритона, укутанного в чёрные лохмотья. Он стоял спиной к охотнице возле колодца. Она могла бы убить его очень быстро — если бы не помешала пара других, четвероногих тварей. Похоже, что эти склизкие твари с шипами на хребтах заменяли тритонам сторожевых собак. При виде чужака они зарычали, чем немедленно привлекли внимание хозяина.

Тритон развернулся к Марии, его объяло облако колдовского чёрного дыма. Явление скверны сопровождал потусторонний шелест, словно сотни мёртвых безумцев шептали слова о своей боли и ненависти. Мгла разделилась на силуэты призрачных черепов, нарисовала рваные дыры глазниц и оскаленные челюсти. Сложившись в рой, черепа устремились к охотнице. Она немедля бросилась наземь, перекатилась, уходя от гибельного потока. Теневая плеть врезалась в лужу и с шипением истаяла, испарилась безобидной дымкой.

Мария вскочила, но проклятые гончие успели до неё добежать. Первая атаковала с рыком, метя в горло, в то время как вторая подкрадывалась сбоку. Охотница подставила под атаку левую руку в наруче. Треугольные зубы сомкнулись на запястье — гончая сжимала челюсти свирепо, всем телом содрогаясь от ярости, но не могла прокусить стальную основу защиты. Мария всадила пилу в её брюхо и резким движением рассекла вниз. Тварь упала, скуля, её внутренности разметало по земле. Молниеносный разворот, и лезвие встретило бросок второй гончей. Она налетела на пилу с такой силой, что металл увяз в ней на два фута. Увы, охотницу настигла неприятность, неизбежная с самого начала: старый инструмент, сухо хрустнув, сломался. Лезвие застряло в ребрах собаки, а у Марии осталась лишь бесполезная рукоять с обломком крепления.

Колдун уже готовил новое заклятие, вокруг него опять собиралась чёрная мгла. Охотница рванулась вперед и прыгнула, сбив его с ног. Вдвоём они покатились по земле, поднимая тучи брызг. Тритон казался тощим и хилым, но боролся, как скользкий дьявол, пытаясь вывернуться из захвата. Изловчившись, охотница со всей силы ударила в горло тритона обломком. Острый край пронзил его шею, он по-рыбьи раскрыл рот и захрипел, задёргался под Марией. Кровь брызгала прямо в её лицо, когда она била снова, и снова, и снова, желая умертвить чудовище наверняка.

В мучительных конвульсиях монстр испустил дух. Мокрая насквозь охотница, тяжело дыша, вскочила на ноги. Невзирая на холодную воду, проникшую под плащ, Марии было жарко, кровь неистово стучала в её артериях. «Вот проклятие! Я опять без оружия, а шум борьбы мог привлечь других тварей».

Она не ошибалась.

В дальней части площади, за вуалью дождя и тумана, появился громадный тёмный силуэт. Очертания исполинского монстра внушали трепет: он передвигался на мощных задних лапах, возвышаясь над первыми этажами домов.

Для безоружной Марии столкновение с таким великаном означало быструю и кровавую смерть. Не дожидаясь, пока он подойдёт ближе, она стала лихорадочно искать взглядом укрытие. Увы, рядом не было ничего подходящего, кроме старого колодца. Охотница, перемахнув через борт колодца, повисла на руках над чёрной, пахнущей гнилью бездной.

Тяжёлые шаги чудовища приблизились, теперь оно стояло совсем рядом — Мария отчетливо различала его дыхание, сиплое, медленное. «Он здесь. Ищет меня?..». Но, похоже, тварь не успела её заметить, а к колодцу подошла с иными целями. Раздался отвратительный хруст: монстр принялся пожирать тела, разрывая кости и плоть убитых, как ветхую ткань. Девушка отчаянно надеялась не стать дополнением к кровавому пиру.

Увы, новая беда не заставила себя ждать: камни предательски скользили от сырости. Пальцы Марии медленно, но неумолимо съезжали к обрыву, словно по гладкому стеклу. Не издавая ни звука, она вцеплялась в уступ изо всех сил. Однако борьба была напрасна: охотница сорвалась с края пропасти и рухнула вниз, в развёрстую пасть кромешного мрака.

В падении Мария инстинктивно сгруппировалась. С мерзким чавканьем она упала во что-то мягкое, влажное — неприятно, зато безболезненно. Девушка осторожно поднялась на ноги и стряхнула с плаща налипшие комья грязи. Охотничьи одежды были пропитаны особым составом, который отталкивал грязь и кровь, но это спасало лишь отчасти. По мере того, как глаза привыкали к слабому освещению, Мария различала подтопленный каменный грот, усеянный мусором и рыбными отбросами. Миазмы гнили пронизывали пещеру, вонь была настолько густой, что казалась отвратительной жидкостью, проникающей в лёгкие даже сквозь маску.

Удивительно, но в миг своего падения девушка вспомнила нечто важное. Именно здесь, в колодезной дыре среди нечистот, погребено её бесценное сокровище. Это опредёленно была хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что шум разбудил враждебного обитателя подземелья. Мария уже слышала дыхание ещё одного исполинского монстра, от сородича которого едва спаслась на поверхности.

Похоже, чудовище пребывало в некотором замешательстве оттого, что добыча бесцеремонно свалилась прямо в его нору. Это обеспечило Марии несколько секунд форы. Она лихорадочно бросилась шарить в куче гнилых отбросов, скопившихся под проемом сверху. Не вспоминая о брезгливости, она искала, искала… «Где же он?..» — отчаянье едва не овладело ей. Тварь зарычала, поднялась на задние лапы во весь свой гигантский рост. Через мгновение девушка тоже выпрямилась и безбоязненно встала лицом к лицу с монстром. В руках она сжимала Ракуйо — особый двойной клинок, исполненный силы древней крови. Резким движением охотница разложила оружие на два: длинный кинжал в левой руке и изящная сабля в правой.

Теперь Мария лицезрела монстра во всём его безобразии. Его можно было сравнить с чудовищной сухопутной акулой: безглазую голову разрезала широкая пасть, в которой теснились ряды треугольных зубов с налипшей гнилой плотью. Столь ужасные челюсти могли раскалывать черепа, как яичные скорлупки. Каждый коготь на передних лапах был величиной с охотничий кинжал — один удар, и человеческое тело обратится в кровавые клочья. Марии предстояли манёвры в тесном пространстве без права на малейшую ошибку.

Монстр опустил голову, как таран, и устремился на охотницу. От мощных шагов чудовища содрогалась земля. За миг до столкновения Мария ловко ушла вбок. Тварь махнула лапой, стремясь зацепить её, и девушка вновь избежала гибели нырком под смертельные когти. Она отпрыгнула в сторону и разорвала дистанцию, желая спровоцировать врага на новый таран. Мария надеялась, что он врежется в стену в попытке её достать.

Но вместо неуклюжего разбега монстр, двигаясь с невероятным для своих размеров проворством, прыгнул. Охотница кувыркнулась ему навстречу, вперёд. Чудовище ударилось в землю с грохотом, обрушило ужасные когти туда, где секундой ранее стояла Мария. Но охотница уже была позади него. Миг — и сабля полоснула врага по спине.

Впрочем, спину монстра защищала особенно толстая шкура, и неглубокая рана лишь разозлила его. Он яростно развернулся, и череда размашистых быстрых ударов заставила Марию спешно отступить. Чудовище почти зажало её в угол, в челюсти смерти.

Но охотничий Ракуйо, выкованный в тайной кузнице по особой технике, имел удивительные свойства. Капли вражеской крови было достаточно, чтобы вызвать к жизни сокрытую в нём силу.

Повинуясь воле охотницы, металл Ракуйо вобрал кровь жертвы и сам породил кровь. Багрянец обильно потёк по клинкам, обволок их и вытянулся острыми лентами, формируя продолжение лезвий. Теперь в руках Марии алели парные кровавые клинки, изящные и невесомые орудия убийства, значительно превосходящие длиной обычное оружие.

Чудовище размахнулось всем корпусом для сокрушительной атаки. В момент, когда страшные когти были подняты, Мария бросилась вперёд и вогнала клинки в грудь монстра. Они вонзились так глубоко, что два кровавых острия вышли из спины врага. Охотница протащила лезвия сверху вниз и молниеносно отпрыгнула прочь. Нанесённые ею раны были тонкими, но прорезали утробу гиганта насквозь. Монстр взревел, его мускулы свело судорогой, из развёрстой акульей пасти хлынула кровь. Он сделал к охотнице грузный шаг, но пошатнулся и рухнул, в последний раз взмахнув когтями в падении. От удара чудовищной туши в землю пещера содрогнулась до основания. Агония такого гиганта тянулась мучительно долго, и, хоть приближаться было рискованно, Мария ускорила его смерть ударом в безглазую голову. Наставник учил её проявлять великодушие к поверженной добыче.

Тяжёлый бой был окончен. Багряная кровь Ракуйо утратила магические свойства и пролилась наземь, смешалась с бурой грязью. Охотница, переводя дух, привалилась спиной к холодной сырой стене. Она вышла из схватки победителем — промокшая, забрызганная грязью и кровью, но живая и даже невредимая.

Немного отдышавшись, леди Мария собрала клинки воедино и ласкающим движением провела по лезвию пальцами. С любимым оружием в руках охотнице были не страшны никакие монстры. Но один вопрос заставлял её терзаться сомнениями: почему в недалеком прошлом она выбросила свой личный клинок, дитя от своей крови, в грязный колодец? Девушка помнила, как сделала это, но не имела ни малейшего представления, что тогда сподвигло её на столь странный поступок. Не могла же она знать заранее, что однажды попадёт в подземный плен, и верный друг очень кстати придёт на помощь.

Воспоминание о расставании с клинком укололо грудь Марии болезненной слабостью. Она снова подумала об учителе, которому была предана всем сердцем. Вместе они составляли блистательный охотничий дуэт, безжалостно эффективный в выслеживании и уничтожении монстров. В рыбацкую деревню Мария и Герман тоже отправились вдвоём. Как же получилось, что охотница утратила память и осталась среди чудовищ одна, а поселение выглядит заброшенным, словно после ночной резни минули многие годы?

Леди Мария знала, что Великие способны искажать реальность, сплетать с собственным миром кошмарных снов. Она подумала о жуткой луне, затянутой чёрной сетью, подобно морской твари в ловушке рыбацких снастей. То был знак проникновения кошмара в реальность: похоже, что охотники не сумели одолеть зло, довлевшее над проклятым поселением. Мария стала пленницей кошмара, а значит, с Германом могло случиться то же самое. Лишь уничтожив источник тёмного сна, охотница обретёт свободу для себя и своего учителя — если он действительно здесь. А если нет… что ж, тогда Мария продолжит поиски. Девушка ни на мгновение не допускала мысли о смерти мастера Германа, потому что эта мысль убила бы её тоже.

Обойдя грот по периметру, Мария обнаружила высокий уступ, а над ним — расселину, ведущую вглубь земли. Тьма впереди сгущалась, душа малейшие отблески света. Охотница соорудила подобие факела из жерди и куска каната, найденных в пещере. Она порезала свой палец о Ракуйо, прикоснулась к факелу и мысленно нарисовала руны — слова на языке Великих: «Кровь дарует жизнь, а жизнь есть огонь». Откликнувшись на призыв древней силы, кровь вспыхнула, и факел охватило яркое оранжевое пламя. Наперекор законам дурного серого сна, его сияние согревало Марию живым теплом.

С факелом в левой руке и Ракуйо в правой охотница шагнула в туннель. Тонкий полог тумана стелился у неё под ногами, влажные стены мерцали в пляшущих отблесках пламени. Где-то рядом по стене стекала вода, и каждое столкновение капли с землёй отдавалось эхом во тьме, как выстрел револьвера. Каменный ход уводил девушку всё глубже под землю.

И вдруг охотница услышала нечто, чего никак не могла ожидать — своё собственное имя.

— Мария…

Имя разлетелось в тесной темнице, многократно отразившись от стен. Мария застыла на месте, почти не дыша. Голос показался ей знакомым, слишком знакомым… Она осторожно положила факел на землю и крепко сжала Ракуйо в обеих руках.

Из-за поворота, шагах в тридцати от Марии, появился тёмный силуэт. Охотница увидела высокого, широкоплечего мужчину в цилиндре и чёрном костюме с бордовой накидкой.

Сердце девушки забилось у самого горла. Почему-то она не могла ответно окликнуть мастера Германа. От его недвижного взгляда у Марии кровь стыла в венах. Было в нём нечто нечеловеческое… неживое.

— Мария, — снова позвал учитель, — подойди ближе.

Эхо его слов сопровождал протяжный поющий отзвук. Охотница отчётливо уловила разницу голоса и эха: оно пропело не имя, но долгое «Лааа… лааа… лааа». Плавный переливчатый напев пробирал нутро ледяной стужей.

Мария больше не верила в то, что видела. На глазах охотницы силуэт, искажаясь, обращался в кровавого паразита из темнейших глубин кошмара.

Тело порождения ужаса было подобно человеческому, и прикрывали его одежды, похожие на костюм Германа — та же красная накидка, охотничий плащ. Из рукавов плаща торчали раздутые трупные руки с кривыми когтями. Вместо головы на теле сидел огромных размеров мозг, окруженный кровавыми щупальцами, усеянный белёсыми глазными яблоками. Глаза хаотично подёргивались, то погружаясь в плоть мозга, то выныривая, щупальца извивались червями и алчно тянулись к Марии.

— Лаа-лаа-лаа, — вновь пропел мозг. Десятки глаз пиявками высасывали душу охотницы. В своих мыслях она увидела, увидела так ясно, словно это уже случилось, как склизкие щупальца обвивают её голову, и пасть под ними пожирает её лицо. Мёртвые когти вонзаются в глазницы, вырывают глаза и погружают их в мозг, её глаза, зелёные, живые, на кровавых нитях нервов.

Мозг неторопливо приближался к девушке — он невесомо плыл над полом, двигая ногами неумело, лишь для вида. Охотницу душил парализующий ужас. Личность, память, помыслы Марии исчезли, остался только страх, бесконечный, всепожирающий.

— Лаа-лаа-лаа, — чарующий голос и мерзкое шелестение щупалец в трёх шагах.

Кто бы мог подумать, что просто закрыть глаза окажется столь тяжело? Невозможно, невыносимо, больней, чем выдавить их пальцами из глазниц. Но Мария сделала это, оборвала паразитическую связь, запустившую щупальца в её разум. Она стряхнула оковы ужаса и, закричав, рубанула перед собой клинком.

— Лаа-лааа-… — запел, было, мозг, и пронзительно завизжал, рассечённый на полушария разящей сталью. Охотница рубила вслепую, сплеча, снова и снова, не видя, а только чувствуя, как Ракуйо проходит сквозь зыбкую плоть. Её щеки коснулось что-то влажное — жидкость промочила повязку насквозь. Сильно запахло сыростью, гнилью и кровью.

Охотница открыла глаза. Мозг оседал наземь, расползаясь в склизкую розово-красную массу. Дрожащая Мария стискивала Ракуйо до боли в пальцах, и лишь прохлада рукояти возвращала ей подобие самообладания. Ноги охотницы подкашивались после пережитого, мысли путались, и она присела на камень, пытаясь собраться с силами.

«Проклятие, проклятие, проклятие… Да что ж это было такое?»

Некоторое время Мария просто сидела, не шевелясь. Противная дрожь в теле постепенно уходила, ясность ума возвращалась к ней. «Хозяин кошмара пытается запугать меня, сломить мой дух, используя образ учителя. Я едва не попалась в его ловушку».

Закипающая злость на собственную слабость немедленно сподвигла Марию подняться.

«Но я найду тебя, тварь. Великий — не значит бессмертный. Даже если ты бог, я заставлю тебя истечь кровью».

Мария не стала брать факел в дальнейший путь. Воздух здесь пронизывал призрачный серо-синий свет, тонкий, как паутина, и для острых глаз охотницы его было вполне достаточно. Огонь же мог выдать её присутствие врагам.

Девушка двинулась по туннелю дальше. Вода понемногу подтапливала пещеру, вскоре она уже доходила до щиколоток Марии. Коридор постепенно расширился, и охотница оказалась в пещере, своды которой терялись во мраке у неё над головой. Молочный туман полз по воде, струился между каменными зубами-сталактитами, как вязкая жидкость. К пещере сходилось несколько подземных ответвлений, и именно от одного из них проливался рассеянный свет.

Бледные лучи пробивались из-за изгиба туннеля, полукругом уходящего в скалу. Из него до Марии донесся тихий, едва различимый плач. Привлечённая чуждым звуком, она завернула в туннель, и с изумлением узрела десятка два странных существ. Человекоподобные фигуры, согбенные на земле в поклоне, смутно белели в сумерках — именно они издавали плач. Это были женщины с гладкой голубоватой кожей и рыбьими хвостами вместо ног. Их сдавленные всхлипы и бледные руки с перепонками, простёртые в жесте скорби, внушили охотнице смятение. Она взяла оружие наизготовку, но скорбные русалки не делали попыток напасть, они как будто и не замечали её присутствия.

Напряжённая, как натянутая струна, Мария двинулась к русалкам. Облик этих созданий был не столько безобразен, сколько печален, серебряный свет и вуаль тумана делали их подобными призракам. Охотница сравнялась с первыми из них, попыталась их окликнуть, но жуткие плакальщицы по-прежнему не обращали на неё внимания. Кому они поклонялись, о ком скорбели?..

Мария прошествовала к своей цели прямо между скорбящими. С каждым шагом источник света становился ближе, рисуя на стене тень охотницы с двойным клинком.

Пещера вывела леди Марию на плоский морской берег. Миновав последний поворот, охотница вновь предстала пред ликом обезображенной порчей луны.

Луна тонула в седом тумане, и чернильное ночное море отливало холодным металлом в её лучах. Туман стелился над свинцом воды и поглощал горизонт, соединяя море с истлевшим саваном облаков. Для человеческого разума подобное перемещение казалось невозможным, ведь охотница должна была находиться глубоко под землёй. Но в кошмаре действовали законы времени и пространства, не поддающиеся пониманию. Не стоило задаваться вопросом — «как», ибо главное — «почему» здесь завершился путь Марии. Ответ лежал впереди, на зыбком песке возле кромки стенающего прибоя. Там поблескивало нечто белое и очень большое.

Охотница уже начала вспоминать. Медленной поступью преступника, восходящего на эшафот, она приблизилась к трупу. В её нос ударил запах разложения, сладковато-солёный и столь приторно густой, что от него не спасала маска.

«Жили рыбаки, добывали в море рыбу да чтили богиню-мать…»

Подобно глубоководной рыбе, вынутой из океанской пучины, на суше огромный труп расплылся в бесформенную массу. С брезгливой жалостью Мария обводила взглядом бледную плоть, торчащие остовы плавников, овальный хвост длиной с остальное тело. Размерами создание походило на кита, а строением — одновременно на ската и на амфибию.

«Искупление для грешников… Гневом Матери Кос…»

Пред внутренним взором охотницы потоком страданий и крови пронеслась кошмарная ночь в рыбацкой деревне. В своей маленькой общине рыбаки поклонялись Великой по имени Кос. Многие поколения назад она явилась из моря и предложила людям покровительство. Под влиянием Великой рыбаки подверглись изменениям, их тела обрели черты глубоководных обитателей, однако они сохранили разум и человечность. Так они и жили — пока охотники не избрали Кос своей очередной целью. Узнав, что Великой грозит опасность, жители деревни встали на защиту матери-богини. Но борьба оказалась напрасна — все они в неравной схватке пали жертвами охотничьих клинков.

Расправившись с защитниками, добрые охотники добрались и до самой Кос. Она не защищалась, не боролась, когда её убивали, лишь беспомощно, почти по-человечески, стенала от боли. Эхо крика, расколов время, отразилось в висках помертвевшей убийцы.

«Так значит, не было никаких чудовищ… Только я и мой учитель. Кровожадные монстры, которые всех убили…».

Память больше не была к Марии милосердна. Безжалостными резкими мазками она нарисовала образ окровавленных охотников, стоящих над трупом Кос.

«Я знаю, о чем ты думаешь, Мария, — сказал тогда мастер Герман, будто оправдываясь. — Они жили здесь десятилетиями, никому не причиняя вреда. Но кто знает, какие замыслы вынашивала Великая? Не породила бы она однажды нечто ужасное, что принесет нам всем безумие и смерть? Само её существование в нашем мире — угроза для человечества. Мы совершили благое дело, убив эту тварь. А жители деревни… Всё равно их было уже не спасти.»

Мария тогда ничего не ответила.

«— Мария…» — учитель попытался коснуться её плеча, но охотница отстранилась.

«Я хочу побыть одна, Герман», — бросила она сухо. — «Пойду, прогуляюсь».

На улицах, красных от пролитой ею крови, Марии изменило самообладание. Она выбросила свой клинок в колодец, ибо не желала больше его видеть — как и мастера Германа. Похоже, именно в этот момент кошмар поглотил ослабленный дух охотницы.

А ныне одинокая Мария стояла над трупом Кос, и из глаз её катились слезы, которые тотчас терялись в охотничьей маске. В груди её пульсировала боль сожаления. Она не благородный охотник, а бесчестный мясник, заточённый в кошмаре за своё отвратительное злодеяние. Но, хоть это уже не казалось столь важным, один вопрос до сей поры остался без ответа — если Кос убита охотниками, кто тогда породил кошмар?

И вдруг мёртвое тело Великой у ног Марии пошевелилось.

С чавкающим звуком складки бледной плоти разошлись. Охотница отшатнулась, отступила назад в испуге. Из трупа Кос медлительно выползало чудовище, которое никогда не должно было появляться на свет.

Его серая плоть облепляла скелет, формируя тощее гуманоидное тело. На спине и на руках сквозь мясо прорастали кривые костяные шипы. Лицо же напоминало лицо уродливого старика, лишённого кожи, злобно оскалившего челюсти. Чёрные провалы глазниц взирали на мир с неизбывной болью и ненавистью. За тварью волочился ворох мерзостей, коими было полно родительское нутро: похожие на щупальца медузы оболочки, красная плацента, узловатый канат пуповины. Выбираясь на песок, чудовище стенало и всхлипывало, словно каждый миг существования причинял ему невыносимые муки.

«Наложи проклятье крови на них, их детей и детей их детей во веки веков. Всякое греховное рождение ввергнет каждого ребёнка в пучину страданий.»

Родильные оболочки, которые оковами удерживали тварь, распались. Младенец Великой поднялся на ноги — истинный источник кошмара, нерождённый ребенок Великой Кос. Сирота, съёжившись, тихо заплакал над бледным трупом. Холодная луна безучастно взирала на мёртвую мать и несчастное уродливое дитя, а тёмное море шептало им о своем сожалении.

Словно в дурмане гипноза, охотница наблюдала за печальным зрелищем. Какая-то её часть желала забыть всё то, что случилось ночью в рыбацкой деревне, сложить оружие и навеки остаться в плену тумана — добровольно понести своё наказание. А если придётся, оберегать кошмар от незваных гостей, других сновидцев-охотников…

Нет, она не попадётся на уловку жалости. Леди Мария Кейнхёрст — лучшая ученица Германа, великого мастера. Она стала лучшей, потому что, хоть и ошибалась, однако никогда не повторяла своих ошибок. Однажды ночью, в предрассветный час, рука её дрогнула и выпустила верный клинок. Но ныне долг Марии — завершить охоту в проклятой рыбацкой деревне. Усилием воли она изгнала из сердца отголоски сострадания к добыче. Леди Мария уже пролила реки крови и была готова пролить ещё трижды по столько же, ибо охотник должен охотиться, пока добыча не будет повержена.

Взгляд зелёных глаз Марии стал холоден и остёр, как её клинки. Теперь она взирала на монстра без жалости, без ненависти, без страха, но как подобает охотнику — с твёрдой решимостью исполнить то, что должно.

«Пора устроить для несчастного дитя встречу с матерью».

Молниеносным движением охотница разложила верный Ракуйо на саблю и кинжал. Она полоснула лезвием по ладони, словно в уплату за минутную слабость. Оружие в её руках впитало алый ток жизни и обрело кровавую форму. Невесомые клинки из чистой крови давали охотнице значительное преимущество в бою — а бой с хозяином кошмара предстоял не из лёгких.

Сирота Кос, почуяв угрозу, с пронзительным визгом развернулся к Марии. Он вынул из трупа матери нечто кроваво-красное, облепленное пузырями плоти — огромный металлический полумесяц, соединённый пуповиной с его животом.

Он подлетел к охотнице вмиг, как пущенная стрела, и прокрутил ужасное оружие на пуповине над головой. Мария торопливо отступила от смертоносного вихря, но враг не позволил ей разорвать дистанцию. Перехватив полумесяц обеими руками, он атаковал широким размахом. Лезвие, покрытое алыми шишками, с неудержимой силой понеслось в живот охотницы. За волосок до столкновения Мария увернулась. Сирота промахнулся, зарыл полумесяц в песок, а охотница тотчас переметнулась ему за спину. Она всадила Ракуйо промеж лопаток Великого. Он сипло закричал, и крик его выплеснул больше ярости, нежели боли. Мария отпрянула от него — и очень вовремя. Сирота оторвал от своего ужасного орудия кровавую опухоль и швырнул в охотницу. Кусок плоти взорвался багровыми молниями, разряды с шипением ударили в песок, и песок, задымившись, расплавился в стекло от жара.

«Вот проклятие».

Не похоже, чтобы рана причинила монстру хоть какой-нибудь вред. Сирота двигался невероятно быстро, словно само время ускорялось в его присутствии. Он обрушился на Марию с утроенной яростью, снова исполнил кручёный удар, бьющий на десять футов вокруг. Охотница не смогла бы уйти — лезвие на пуповине разило дальше её лучшего прыжка. Вместо этого она бросилась на песок и юркой змеёй поднырнула под лезвие. Клинки Ракуйо сверкнули багрянцем, взлетели вверх. Монстр издал истошный вопль и согнулся, зажав живот ладонями. Отрубленный полумесяц отлетел в сторону и упал наземь, из перерезанной пуповины фонтаном хлынула кровь. Кровь снова испустила смертельные разряды, но Мария ускользнула прежде, чем её коснулась хоть одна багряная капля.

Сирота припал к земле, болезненно сгорбился. Вторая рана не убила его, о нет — настоящий бой ещё только начинался. На тощей спине чудовища, словно бледный цветок, развернулись крылья. Мягкие, тонкие, подобные плавникам ската, они выглядели непригодными для полета, но эта слабость оказалась мнимой.

Младенец невесомо воспарил навстречу пепельным облакам. Крылатый силуэт завис в небесах провозвестником кары для каждой грешной души. Сжимая в руках обрубок своей пуповины, Сирота истошно закричал, и крик разнёсся над землёй отчаянным проклятием. Младенец содрогнулся всем телом, изверг бурлящие потоки крови из ран, и полилась она нескончаемо, словно в венах его заключён багровый океан. На Марию сверху обрушились водопады кровавой погибели.

Поле боя обратилось в смертельный ад: кровь взрывалась, дымилась, сверкала алыми вспышками. Охотница метнулась вправо, вперёд, лишь случайно не попав под гибельный удар. Песок плавился у неё под ногами, пронзительный вопль Сироты, не смолкая, звенел в висках. Раскинув крылья, он снова и снова посылал в неё кровавые потоки смерти. От ярости Великого не было никакого спасения, не было ни единого шанса скрыться — разве что…

Отступая, Мария едва не споткнулась о тело Кос. Решение пришло к ней мгновенно — больное безумие, именно этим оно и являлось, но разве у охотницы остался выбор? Она бросилась на песок и нырнула под плавниковые складки, свисающие с остова Кос. Склизкая плоть податливо сомкнулась вокруг Марии, окутала мягко, как материнская утроба. Погрузившись в зловонные объятия, она съёжилась и замерла. «Только море, бездонное море принимает нас такими, какие мы есть, со всеми нашими грехами…». Охотница подумала об отвратительной иронии — Кос, убитая ею, невольно сберегла свою убийцу от кары за злодеяние.

Парящий в небе Сирота перестал извергать кровь, ибо не желал направлять атаки в собственную мать. Подлая уловка Марии вынудила монстра возвратиться к ближнему бою. Затихнув, он спустился на землю и двинулся к оставленному в песке тесаку-полумесяцу. Охотница тотчас покинула мерзкий кокон из плоти, ступила на берег с клинками в руках, готовая к продолжению схватки. За её спиной шелестел прибой, озарённый луной, а цель была прямо впереди — мучимый болью и бессильным гневом старик-младенец.

Сирота поднял полумесяц, но Мария двигалась быстрее. Охотница перешла в наступление — вихревой размах Ракуйо оставил в воздухе кровавый след. Струи крови сорвались с двух клинков и разящей плетью устремились в чудовище.

«Кровь дарует жизнь, а жизнь есть огонь…»

Кровь Ракуйо, кровь самой Марии, породила пламя, неукротимое, как жажда жизни и свободы. Атака взрывом вырвала из монстра мучительный крик. Жар опалил сырую плоть, принёс Великому боль, неведомую доселе. Он скорчился, зажав дымящуюся в животе рану.

Мария соединила клинки, освободив правую руку. Алый ток бесновался в её артериях, алый свет отражался в глазах. Охотница позволила инстинктам направлять свои движения. Она подошла к Сироте так близко, будто хотела обнять, и ударила его в грудь голой рукой. Ладонь пробила плоть, точно сделанная из стали, рука погрузилась в монстра по локоть. Охотница почувствовала в пальцах нечто пульсирующее, горячее — источник жизни, сердце Сироты… Она сжала его железной хваткой и безжалостно рванула на себя.

Хлынул кровавый ливень, окатил охотницу с головы до ног, покрыв её багряным плащом победы. В её руке трепыхалось сердце чудовища, толчками извергающее кровь из оборванных трубок-сосудов. Сирота страшно закричал, от боли его содрогнулось само бездонное море. В груди Великого раскрылся красный цветок ужасающей раны. Мария швырнула ещё бьющееся сердце на землю, а Сирота с предсмертным хрипом упал перед ней на колени.

Даже такой удар не оборвал существование Великого в один миг. Хрип Сироты перешёл в короткие всхлипывания, тихие, жалобные. Он пополз от охотницы прочь, к кромке прибоя, оставляя в песке широкий кровавый след, и бледные крылья саваном волочились за ним. Сирота тянулся к мёртвому телу матери Кос. Леди Мария наблюдала за его мучительными потугами, и ни единый мускул на её лице не дрогнул, лишь лезвия в руках извивались алчным багрянцем.

Плачущий Сирота прижался к матери, приник к ней своим хилым телом, в последний миг ища защиты и облегчения боли. Так он затих, не шевелясь. Младенец принял свою смерть рядом с Кос, что его породила. Луна всё так же безучастно проливала бледные лучи на мёртвые тела и одинокую охотницу Марию. Она стояла, задумчиво склонив голову, над поверженной добычей.

Тишина, что воцарилась со смертью Сироты, была абсолютной, словно мир погрузился на дно океанской впадины, и тяжесть воды погасила звуки. Кровавые клинки в руках охотницы угасли. Морской прибой набегал на берег, но Мария даже его не слышала. Её душу наполнял покой, холодный, чистый, как первый снег, погребающий под собой всю грязь и мерзости прошлого.

А потом охотница ощутила на коже поцелуй ветра. Штиль, безраздельно царивший в кошмаре, был нарушен свежим дуновением с моря. Туман, что поглощал пространство от горизонта до горизонта, стал рассеиваться на глазах. Чёрные полосы — раны на теле Луны — стремительно затягивались и таяли без следа…

Мария, в последний раз окинув взглядом тело Кос, пошла по берегу прочь.

Возможно, очень скоро, а может, спустя часы — погружённая в свои мысли, охотница едва воспринимала время — она ступила на ветхий причал. Отсюда начинался её путь в рыбацкой деревне. Тусклый фонарь лодочника по-прежнему светил в сумерках.

Ещё издалека Мария заметила на причале движение: это лодочник готовил к плаванию своё судно. Когда она подошла, он приостановился и просипел из-под капюшона:

— А, охотница вернулась. Да вы, я вижу, вся в крови… Нет, не говорите ничего, я не хочу знать. Полагаю, вы не желаете больше здесь оставаться?

— Я должна отправляться домой, — молвила Мария, — в город Ярнам.

— Ярнам? Конечно, я сразу же подумал, что вы оттуда, — лодочник повел рукой в сторону моря. — Город на крови не так, чтобы близко, однако и не слишком далеко. Похоже, вы удачливы: ветер дует попутный, туман рассеялся. Я могу доставить вас туда прежде, чем наступит следующая ночь.

— Было бы недурно. Вот только одна незадача — платить мне нечем. Но мы ведь всё равно сумеем договориться, не правда ли?

— Я, может, и безумен, только не дурак, — лодочник ухмыльнулся под капюшоном. — Отказывать охотнику — скверная примета... Вдобавок, это ведь благодаря вам я смогу, наконец, отсюда убраться. Прошу пожаловать на борт.

Мария перелезла с причала в лодку и устроилась на грубой скамье. Хозяин встал на носу с длинным рулевым веслом. Охотница увидела, что его руки, показавшиеся из-под длинных рукавов, серо-зелены и покрыты струпьями, как у мертвеца. Однако ей, по правде, было безразлично, кто именно доставит её домой. Парус, изрядно потрёпанный, но всё же годный для плавания, уже наполнялся дуновением ветра.

— В добрый путь…

Лодка, легко заскользив по серым волнам, отошла от пристани. Леди Мария прислонилась к борту спиной и прикрыла глаза. Зов охоты в её венах постепенно угасал, и она начинала осознавать, насколько сильно устала. Увы, ей ничего не удалось узнать о судьбе учителя — однако не было и свидетельств, что он погиб. Возможно, ему удалось вернуться домой? Если так, Мария непременно найдёт его в Ярнаме, в их охотничьей Мастерской… Мерная качка убаюкивала, и сон, глубокий, как морская пучина, неумолимо овладевал девушкой.

Охотница очень надеялась, что проснётся дома.

Конец