Блэки не плачут (джен)

Нарцисса Малфой подняла руки к небу и, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, подставила лицо под упругие струи воды. В Малфой-мэноре шел дождь. Ее любимое природное явление. Всю жизнь она слышала: "Блэки не плачут", а дождь давал ей такую возможность. Никто не замечал ее слез, никто этого не видел.

Кроме него. Никто и никогда не замечал ее слез, кроме Сириуса. Даже несмотря на то, что семейные связи обрекали на ненависть к нему, она не могла себя заставить. Она любила его. Как и Андромеду, и всех других изгоев. Она и сама хотела быть изгоем. Они были счастливы. Она бы многое отдала, чтобы Шляпа распределила ее в Когтевран.

Нахлынули воспоминания, спрятанные где-то глубоко внутри.

Ей одиннадцать лет, Сириусу — тринадцать. Идет церемония распределения.

Нарцисса нервно накручивает золотой локон на палец. Сейчас или никогда. Она может пойти легким путем или сложным, безрадостным или счастливым. МакГонагалл называет ее имя.

— Блэк, Нарцисса.

Девочка идет навстречу своей судьбе. Она садится на стул. Распределительную Шляпу надевают ей на голову, закрыв все лицо.

«Ах, сложно. Я вижу блистательный ум, но твоя родословная буквально вопит «Слизерин». Однако разум (а это самое главное) говорит, что Когтевран стал бы замечательным выбором для тебя».

«Я люблю читать, но мама придет в ярость».

«Ты говоришь, что хочешь в Слизерин, как твоя сестра, мать, да и все предки? Это легкий путь, ведь так?»

«Я не уверена! Хочется угодить семье, но я все еще люблю Сириуса и Андромеду! Хочу быть, как они, но мне страшно. Да, хочу в Слизерин! Я хочу в Слизерин!»

«Очень хорошо! Надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе — быть распределенной в СЛИЗЕРИН!»

Последнее слово Шляпа выкрикнула на весь зал. Стол справа приветственно закричал, но Нарцисса смотрела только на левую сторону. Лицо Сириуса в равной степени ясно выражало разочарование и злость, боль и предательство. Нарцисса вздохнула и прошла к слизеринскому столу. Так или иначе, он был всего лишь одним человеком в противовес остальному миру.

Так почему же один человек стал казаться важнее, чем весь мир?

Воспоминание сменилось. Нарцисса дала волю слезам.

Это был четвертый курс. Она сидела во дворе замка под дождем, прямо на земле. Ей было так хорошо. Сегодня она получила новости из дома и нужно было поплакать. Но Блэки не плачут.

Она не знала, что наверху, в гостиной Гриффиндора, стоял другой Блэк, наблюдая из окна за знакомой фигуркой в слизеринской мантии. Он отбросил домашнее задание и пошел в свою комнату, вскочил на метлу и вылетел в окно, направляясь прямо к девушке.

— Цисси, что случилось? Почему ты под ледяным дождем, замерзнешь ведь до смерти! Вернись в замок.

Сириус посмотрел на свою маленькую кузину, лицо которой казалось слишком мокрым даже для проливного дождя.

— Я получила известие о моей помолвке с Люциусом Малфоем, — сказала Нарцисса, тяжело дыша. Находиться рядом с ним, когда он проявлял заботу о семье (которая его отвергла) и снова становился «благородным», было слишком.

Лицо Сириуса окаменело. Он тоже был с кем-то помолвлен, прежде чем от него официально отреклись. Он как-то грубо похлопал кузину по плечу и полетел обратно к замку, скрывшись за углом.

Каким-то образом она поняла, что не встретит его снова после выпуска. И он не будет плакать из-за этого.

Потому что Блэки не плачут.

Последний раз она видела своего любимого кузена на первой полосе «Ежедневного Пророка» в день его ареста. А сейчас он был мертв. И уже не вернется. И она не будет оплакивать его. Потому что, когда прошли все свадебные обряды и торжественные приемы, она все еще оставалась Блэк.

А Блэки не плачут.