Фантастические рассказы (джен)

Карола прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. Тёплый венерианский ветер развевал её волосы. Наконец-то они с Джо и ребёнком выбрались в отпуск!

— Не жалеешь, что поехала? — спросил Джо. Это была его любимая манера — спрашивать, не жалеет ли она о чём-то, что принесло удовольствие. Обычно такие вопросы портили Кароле настроение.

— Не жалею, — сонно проговорила она, не глядя в его сторону.

— И о том, что ты купил мне новое платье, тоже не жалею. Я не жалею даже о том, что на завтрак были мои любимые бисквиты. Я просто отдыхаю, понимаешь? И мне здесь нравится. А у меня нет привычки сожалеть о том, что хорошо.

Они сидели в шезлонгах в тени звездолёта. Джо дул пиво и стрелял по пустым бутылкам из бесшумного пистолета.

Тишину разрушил пронзительный, истошный визг Бобби:

— Мама, папа! Смотрите, что я поймал!

Карола приподняла солнечные очки. Мальчик сломя голову бежал к ней, выпучив глаза, и в правой руке у него болталось что-то, похожее на щенка.

— Вот!!! — завопил Бобби, бросая животное на песок.

Карола брезгливо поморщилась. Джо вытащил пистолет.

— Сейчас мы это убьём, — сказал он, прицеливаясь, но Бобби тут же заревел.

— Джо, не убивай зверька, — попросила Карола. — Не думаю, что он опасен для Бобби.

Джо смотрел то на зверька, копошившегося у его ног, то на отчаянно ревущего сына.

— А вдруг оно бешеное?

— Не говори ерунды, откуда на Венере бешенство, — фыркнула Карола. — К тому же у Бобби здесь почти нет игрушек.

— Как скажешь, — вздохнул Джо и с сожалением спрятал пистолет. Мальчик мгновенно замолчал — словно нажали на кнопку «мьют». — Но если эта тварь его покусает, виновата будешь ты, — добавил Джо, встал и поднялся на корабль.

— Он меня не покусает, мамочка, — сказал Бобби. — Видишь, у него нет зубов! — и в доказательство растянул двумя руками маленькую пасть зверька, не обращая внимания на его жалобный писк, и продемонстрировал матери.

— И правда, ни одного зубёнка, — изумилась Карола. — Играй, сынок, играй, сколько хочешь.

— Я назову его Том!

— А если это не он, а она? — хитро прищурилась Карола. Она вспомнила своё детство, когда мучительно выбирала имена куклам.

— Тогда Полли.

— Но мы же с тобой не знаем, мальчик это или девочка.

— Тогда будет просто зверюшка! — закричал Бобби. — Я буду её очень любить.

У зверюшки было шесть лап, хвостик и большие круглые глаза. Вдоль спины рос мохнатый гребень, за который Бобби брал зверюшку, когда её нужно было куда-нибудь отнести. Это было очень удобно. Бобби нарадоваться не мог на своего нового любимца.

Он пытался кормить его хлебом, чипсами и другой снедью с корабля, и когда зверёк что-то брал, Бобби приходил в неописуемый восторг. В течение всего дня Карола то и дело вздрагивала от его криков: «Мама, посмотри, как она умеет!» или: «Мама, я научил её прыгать через палочку!» Подремать в шезлонге так и не удалось.

Наступил вечер. Джо с Каролой не хотели брать животное на корабль, но Бобби ни в какую не соглашался оставить зверька снаружи. После небольшого скандала зверюшке отдали ящик из-под яблок, настелили туда старого тряпья, и зарёванный, но довольный Бобби поставил ящик возле своей кроватки.

Утром, едва проснувшись, Бобби сунул руку в ящик и возмущенно завопил — зверюшки не было. Он вскочил и начал шарить по каюте, громко зовя родителей:

— Мам, пап, это вы мою зверюшку выбросили?

Прибежала заспанная Карола, попыталась успокоить ребенка, потом начала искать животное вместе с ним. Заглянула даже в шкаф с одеждой. Так и есть! Из груды тряпок на нее смотрели два блестящих глаза.

— Вот ты где, — обрадовался Бобби и вытащил зверюшку за шиворот. — Сейчас будешь прыгать через палочку.

— Её счастье, что она не нагадила в шкафу, — заметила Карола.— А то бы она у меня так попрыгала… Все вещи помяла, паршивка.

Зверюшка извивалась в цепких руках Бобби и жмурилась на яркий свет. Бобби так искренне радовался, что Карола решила его не ругать.

После завтрака корабль огласился радостными криками Бобби. Зверюшка оказалась на редкость понятливой и выполняла все команды Бобби, как собачонка. Она была даже умнее собачонки, потому что умела складывать из кубиков слова.

— Сложи: «Бобби»! — приказывал мальчик, и зверюшка послушно принималась передвигать кубики с буквами. Какая собака может похвастаться, что знает грамоту?

Деревянные кубики были тяжёлыми, зверюшка пыхтела, её тонкие лапки выворачивались, но она упорно составляла все слова, которые хотел Бобби.

— А теперь переходим к подвижным играм, — объявил Бобби и ухватил зверюшку поперек туловища. — Начинаем упражнение «кувырок»!

— Бобби, обедать, — позвала Карола.

Через минуту Бобби появился в столовой, вертя зверюшку в воздухе за передние лапы.

— Смотрите, она акробатка! Она может так сто раз подряд!

Карола гордо улыбнулась. Это она научила Бобби считать до ста.

Родителям не очень-то понравилось, что Бобби кормит зверька со своей тарелки, но лишний раз читать ребенку мораль они не хотели. Всё равно скоро улетать домой, и грязная зверюшка останется на Венере.

После обеда Бобби отпросился погулять, а чтобы зверюшка не убежала, крепко обвязал её шею верёвкой. Карола не велела ему отходить далеко от звездолёта, и Бобби весь день дрессировал зверюшку в его тени, прячась от жаркого солнца Венеры. «Сидеть! Лежать! Принеси палку!» — слышали родители его крики через открытый люк.

— Послезавтра мы улетаем, — заметил Джо. — Он устроит рёв из-за этой скотинки.

— Надо его отвлечь какой-нибудь игрой или едой, — ответила Карола. — А то у нас действительно будет проблема.

Но проблема решилась сама собой.

За ужином Бобби приуныл, и Карола даже забеспокоилась: не температура ли? Но дело было в зверюшке. Она больше не сидела у мальчика на коленях, а лежала у его ног на полу, свернувшись калачиком.

— Бобби, почему ты грустишь? — спросила мать. — Тебе не нравится наш отдых?

— Нравится, ма. Но она меня больше не слушается. Сидеть! — крикнул он, дернул верёвку, но зверюшка не пошевелилась. — Вот видите… — и Бобби всхлипнул.

— Отнеси её туда, откуда принес, — предложил отец, — и пусть делает, что хочет, раз такая противная.

— Ну уж нет, — обиделся Бобби. — А вдруг она завтра снова будет играть?

Перед сном мальчик пытался растормошить зверюшку, но тщетно. Она не хотела ни прыгать, ни двигать кубики, а ее большие глаза подёрнулись мутной пеленой. Бобби уснул в дурном расположении духа.

Наутро со зверюшкой была та же картина. Бобби чуть не плакал.

— Ну же, играй, играй! — кричал он, кувыркая её в воздухе за лапы, но она лишь жалобно пищала. — Не хочешь со мной играть? Ты злая, плохая зверюшка! Я не дам тебе есть!

Но зверюшка и не хотела есть.

Джо и Карола готовились к отлёту. Ежегодный трёхдневный отпуск, положенный землянам, подходил к концу. Бобби помогал родителям собирать вещи и выбрасывать из корабля лишний мусор. Подумав, он взял за мохнатый шиворот ненужную теперь зверюшку и бросил в мешок. Она слабо пискнула в последний раз, и мешок полетел за окно.

— Так ей и надо! — подзадорил сына Джо.

— У неё был такой удобный шиворот, — шмыгнул носом Бобби.

— Не огорчайся, малыш, — сказала Карола. — Мы купим тебе новую зверюшку, гораздо лучше.

— Собаку, — сказал Джо. — Пуделя.

— Пудель не умеет складывать из кубиков слова, — пробурчал Бобби, но личико его повеселело.

— А эта штуковина что, умела? — удивился Джо.

— Я ей диктовал слово, а она складывала буквы.

— Обалдеть, — подытожила Карола. — А теперь всем пора спать, завтра старт. Хочешь домой, малыш? Покупать пуделя.

— Хочу! — завопил Бобби и побежал в свою каюту.

Зверюшка была забыта.

Вера пришла домой в восьмом часу вечера. Тяжёлая хозяйственная сумка отмотала руки. Муж не встретил, будучи не в силах оторваться от телевизора. Она молча прошла на кухню и занялась приготовлением еды на завтра.

История повторялась изо дня в день, и за два года замужества Вера постарела лет на семь. Таблетки от давления стали её постоянными спутниками.

Сегодня утром директор устроил ей разнос за то, что отлучалась в рабочее время без разрешения. Действительно, за Верой был такой грешок, дважды она убегала в магазин — первый раз, когда привезли сногсшибательные фирменные сапоги, а другой раз — за подарком сестре.

Директору это, естественно, не понравилось, и разнос был справедливым, но всё равно Веру коробило то, что какой-то дядька, пусть он хоть самый важный начальник, орёт на тридцатилетнюю женщину как на школьницу.

А вечером по дороге домой к ней привязались детсадовские мальчишки и долго бежали следом, выкрикивая обидные прозвища и швыряясь землей. К счастью, они не успели испачкать её новый плащ.

Так что день выдался трудный, а плюс ко всему головная боль и предстоящий скандал с мужем. После медового месяца ни одного дня не проходило без скандала.

Вера вспомнила, что завтра выходные и надо ехать к свекрови делать ремонт. Это было последней каплей.

Муж в комнате громко заржал — должно быть, показывали комедию. Вера с раздражением посмотрела на дверь, из-за которой раздавался хохот, и швырнула сковороду на пол. Затем сняла передник и бросила его туда же.

Муж снова заржал, и Вера, погасив на кухне газ, пошла в комнату посмотреть, что же там такое смешное. Показывали мультфильм про кота и мышку, это над ними покатывался муж.

— А, пришла, — бросил он, растягиваясь на диване. — Что у нас сегодня на ужин?

— На ужин? — удивлённо переспросила Вера. — А ты приготовил?

Непонимающе муж уставился на неё.

— Я хочу есть, — сказал он.

— Ну так пойди и приготовь, — предложила она, садясь в кресло. — Я сегодня очень устала.

* * *

Пока он обжирался жареной картошкой, она перед зеркалом в ванной запудривала синяк.

— Ты на меня не обиделась? — тихонько спросил муж, подходя сзади. После жратвы он всегда добрел.

Вера промолчала. Она хотела выйти из ванной, но он преградил путь, схватил её и грубо поцеловал в щёку. От него несло картошкой с салом. Вырвавшись, она прошла в комнату и открыла шкаф.

— Э, не вздумай уезжать! — крикнул муж.

Вера, всё так же молча и не глядя на него, вынула несколько платьев и бросила на кровать. Она уже знала, что никуда не уедет, но этот приём всегда работал.

— Ну прости, погорячился, — начал муж старую песню. — Давай забудем и начнём всё с чистого листа.

Он включил магнитофон и погасил верхний свет.

— Давай-ка потанцуем, — шепнул он ей в самое ухо и сжал её в объятиях.

Песня называлась «Падает снег» и была на русском. С минуту они качались в медленном танце, словно и не было ссоры. Не сразу муж заметил, что Вера плачет.

— Ты чего это? — удивился муж. — Песня не нравится?

— Слова тоскливые.

— А мы их сейчас уберём, — сказал муж и нажал на магнитофоне какую-то клавишу. Тут же певец замолчал, и продолжалась музыка без слов.

— Как ты это сделал?

— Это называется «караоке», — охотно объяснил муж. — Смотри: нажимаешь кнопку, и человеческие голоса убираются, потому что они на других частотах. Да ты всё равно не поймёшь, ты у меня глупенькая.

Вера уже успокоилась. С интересом следила она, как муж нажимает и отпускает клавишу «караоке», и голос певца то появляется, то исчезает на полуслове. Внезапно отчаянная мысль пришла ей в голову: а что, если с помощью караоке можно отключать не только голоса, но и самих людей? Отдохнуть от них, а потом снова включить...

— О чём замечталась?

— Ни о чем, — ответила Вера. — Может быть, дашь мне на завтра свой магнитофон?

— Бери, бери, только не сломай.

* * *

Муж растолкал её в половине восьмого.

— Ты к матери ехать собираешься? — зашипел он.

— Доброе утро, — отозвалась она и, протянув руку к магнитофону, включила караоке. Муж исчез.

Вера сладко проспала до десяти часов, потом не спеша позавтракала, причесалась, надела самое новое своё платье и лакированные туфли, взяла магнитофон и вышла из дома.

Невообразимая тишина стояла в городе. Пустые автомобили замерли посреди дороги. Двигались только трамваи — тоже пустые, без водителей. Сами останавливались, сами трогались. Это было восхитительно и захватывало дух, и Вере захотелось прокатиться на пустом трамвае.

Она подождала, когда остановится один из них, села и поехала.

Помню, первый раз мы с Магдой увидели этот дом, когда после выпускного бала пошли шататься по городу. Мы были полны надежд и оптимизма. Магда собиралась поступать на экономический, а я считала, что лучше выйти замуж за немца. Время близилось к рассвету, да к тому же мы слегка выпили по поводу окончания школы, поэтому в наших рассуждениях не было ничего странного.

— Смотри, — толкнула меня локтем Магда. Перед нами была обычная круглосуточная забегаловка, сияющая рекламными огнями.

— Давай зайдём, — шепнула она и потащила меня за сумочку прямо к дверям.

— Тут наверняка всё втридорога, — заныла я. — И полно грязных типов.

— Я чертовски хочу мороженого, — заявила Магда.

Было ясно, что её не переспоришь, и я покорно побрела за ней, мысленно пересчитывая оставшиеся деньги.

Внутри оказалось очень даже уютно, и всё было не дороже, чем везде. Магда заказала огромную креманку мороженого и принялась поедать его ложкой, я потягивала через соломинку яблочный сок. До меня внезапно дошло, сколько уже времени, глаза слипались, и я намекала Магде, что неплохо бы по домам. Магда, похоже, спать сегодня не собиралась. Расправившись с мороженым, она потащила меня в какой-то магазинчик, смежный с кафе. Она с упоением рассматривала игрушки за стеклом, а я просто шла рядом.

По ночному времени магазин не работал, и народу было мало. Скоро я заметила, что магазин уж слишком долго тянется — я чуть не потеряла Магду из виду. При мне несколько человек вошли в следующий отдел. Меня взяло любопытство, кончается ли где-нибудь этот магазин, и, забыв о Магде, я устремилась в двери. Вместо ожидаемого «следующего отдела» я попала в пустое помещение ступени на две ниже. На потолке горели неяркие лампы, и из помещения уходили в разных направлениях три узких коридора.

Мужчина и женщина, вошедшие следом за мной, торопливо пошли по левому коридору. Я знала, что нахожусь в служебном помещении. В любой момент меня могли отсюда выгнать, но что-то с настойчивой силой тянуло меня в правый коридор. «Сейчас сбегаю за Магдой», — решила я и вернулась в магазин. Магда уже вовсю искала меня.

— Где тебя носит, я чуть не ушла одна! — недовольно сказала она.

Я взяла её за руку и молча повела вдоль витрин. Магда притихла: любопытство взяло верх, и уже в следующую минуту мы, как две ищейки, бежали по правому коридору. Он был извилистый, с множеством поворотов, иногда попадались двери. Некоторые из них были открыты, и за каждой виднелся обычный рабочий кабинет.

Коридор кончился. Мы стояли в огромном зале — ещё на пару ступеней ниже. Там стоял полумрак — не различить ни стен, ни потолка, если они вообще здесь были. Где-то гудел трансформатор. Я посмотрела вниз. На полу валялись какие-то мелочи, я не могла разглядеть, что именно — мусор, наверно. Я шагнула вперед, и Магда вцепилась мне в рукав.

— Не надо, — тоненьким голоском попросила она. — Я боюсь.

— Вот и хорошо, — злорадно сказала я, потому что сама тоже боялась.

Не знаю, сколько мы тогда прошли. Время терялось в том зале, да и зал вскоре исчез, нас окружало открытое пространство. Магду я потеряла несколько шагов назад — она отцепилась-таки от меня и пошла самостоятельно. Идти было трудно, словно воздух стал густым. Я помню два неимоверно высоких каменных столба, квадратных в сечении. Сверху падал яркий жёлтый свет, и у нас с Магдой были чёрные тени. А там, за столбами, сияли чужие звезды. Я подобралась чуть ближе и успела заметить между столбами подобие амфитеатра. Мне невыносимо захотелось туда, но столбы вдруг начали удаляться, свет — гаснуть, и через мгновение перед нами была простая дверь.

Не сговариваясь, мы побежали вперед, к ней. Дверь вывела нас в странную комнату, похожую одновременно на спальню и кабинет. Мебель тут стояла совсем новенькая и чистая. В другое время мы бы не преминули облазить все шкафы, но сейчас нас занимали недавние переживания. Я присела в кресло, Магда встала у окна. Светало, начиналось пасмурное утро. Ни одна из нас не решалась заговорить первой. Наконец я сказала:

— По-моему, это дыра в другое измерение.

В те годы были очень модными журналы типа «Путь к себе», и мы начитались разных оккультных статей. Магда посмотрела на меня как-то по-взрослому.

— Не имеет значения, что это было, — ответила она. — В любом случае, мы обязаны сохранить это в тайне. Представляешь, что будет, если сюда толпами повалят любопытные. Во что они превратят это место?

Я кивнула. Никогда прежде я не испытывала такого воодушевления, как там, в подвале. Для себя я решила, что это был контакт с внеземной цивилизацией. Так или иначе, эта тайна принадлежала нам, и мы не собирались ни с кем делиться.

— Идём, — сказала Магда. — Мы должны как следует запомнить дом.

Мы вышли из комнаты в коридор — там уже ходили служащие, — и вскоре оказались на улице. Моросил дождик, и я пожалела, что не взяла зонт. Магда перешла на ту сторону улицы и посмотрела на дом. Он был небольшой, в пять этажей, и нижний этаж занимали магазины. Серый каменный дом с большими окнами, в подвале которого скрывалось чудо. На нём не было номера, но мы запомнили, что он расположен между седьмым и четырнадцатым домами на углу, а неподалёку в северной стороне находится телевышка. Название улицы мы так и не смогли выяснить.

Таково было наше первое знакомство с домом — даже и не знакомство, а мимолетный взгляд. Настоящие чудеса начались с нашего второго визита туда. К тому времени мы уже обе успели побывать под венцом и хлебнули горя. Я от своего суженого уже освободилась, Магда — ещё нет. Она корпела над дипломом, а я сидела по уши в долгах и металась между тремя работами. Мы не виделись сто лет, и я, услышав её голос в телефонной трубке, страшно обрадовалась и взяла выходной. Обидно, когда люди живут в одном городе, но годами не находят времени для общения. Мы встретились в полдень и пошли шататься по улицам, как в старые добрые времена.

Магда познакомила меня с человеком по имени Владик, который, как она выразилась, был ей просто друг, и мы втроём пошли в кафе. Во времена замужества у меня тоже были такие «просто друзья», рано или поздно пропадавшие без вести. Впрочем, Владик мне понравился: он молчал. Говорили в основном мы с Магдой. Она рассказывала мне о последних приобретениях (помимо Владика), но вдруг оборвала рассказ на полуслове и уставилась куда-то за моё плечо.

— Он здесь, — прошипела она. — Попёрся, значит, за мной.

— Кто?

— Мой подонок.

Так она называла своего мужа. Владик предложил ей залезть под стол. Магда на полнейшем серьёзе ответила, что скатерть мала и не скроет её. Тут меня пробило на смех, и я чуть не подавилась кофе. К счастью, гроза миновала, Магдин муж прошел мимо, не заметив нашу компанию. А потом Владик пошёл курить, и я предложила Магде сегодня же сходить в тот дом.

Не сговариваясь, не дожидаясь Владика, мы встали и ушли — по-моему, даже не расплатились. По дороге не перекинулись ни единым словом. Дом притягивал нас. Он почти не изменился, но теперь на первом этаже вместо кафе и магазина расположился зубоврачебный кабинет (нас с Магдой передернуло) — а рядом парикмахерская и ещё какая-то контора.

— Там снаружи была служебная дверь, — сказала Магда. — Помнишь, откуда мы вышли?

Мы двинулись в обход. Дверь была на торце дома, совсем неприметная. Магда толкнула её — безрезультатно. Толкнула ещё.

— Надо сюда, — сказала я и дёрнула дверь. Мы вошли.

— Готова спорить на шампанское, — проворчала Магда, — что в прошлый раз дверь открывалась внутрь.

Здесь сменилась обстановка, но мы узнали помещение. Нам некогда было разглядывать мебель, мы искали лазейку. Откинув ковёр на дальней стене, я увидела небольшой проём, задвинутый куском фанеры.

— Магда, это здесь, — позвала я.

Мы отодвинули фанеру и вошли в зал. Теперь здесь было чисто, стены заново оштукатурены, а все углы в помещении плавно скруглены, отчего создавалось впечатление, что мы внизу огромной трубы. Столбы я заметила сразу, и они показались мне совсем маленькими. Я поделилась этим наблюдением с Магдой.

— Нет, — сказала она, — они те же, просто мы выросли.

В том подвале присутствовало странное явление, которое я назвала «беззвучной музыкой» — что-то вроде шума в ушах. Мне слышались мелодии и голоса, но тем не менее я была уверена, что на самом деле всего этого нет. Сегодня не было ощущения, что идёшь сквозь воду. Без труда мы приблизились к столбам и проникли в амфитеатр. Едва я прошла между столбами, как почувствовала себя заново родившейся. Прежняя жизнь перестала для меня существовать — думаю, то же было и с Магдой.

Она пошла вдоль анфилады — некоторое время я видела на фоне черного неба её светлую блузку и шорты. Мне хотелось спуститься, и я медленно пошла вниз по ступеням. На небе не было ни единой звездочки, светила только Луна — жёлтая и гладкая, без пятен. Я достигла нижней ступеньки и оглянулась вверх: у меня закружилась голова! Амфитеатр был огромен, он простирался на несколько километров! В свете Луны зловеще поблёскивали квадратные столбы, которых на площади было множество — таких же, как те два наверху.

В одном из проходов между рядами ступеней я увидела три тени и притаилась. На площадь вышли три человека. Один из них был обращён ко мне лицом. Он был очень высокий, почти гигант, и его голову венчал странный убор вроде короны, отчего незнакомец казался ещё выше. Стального цвета глаза излучали ярость. Два его собеседника, облечённые тьмой, наводили суеверный ужас. Этот тип страха был мне знаком по детским снам, когда я видела себя гуляющей по кладбищу: было и жутко, и интересно.

Потом они все начали подниматься по ступеням — не там, откуда пришла я, а чуть дальше. Человек со стальными глазами задержался, два его спутника ушли выше. Одного из них я еще некоторое время видела на верхних ступенях, он сидел там, как чёрный ворон, а другой ушёл совсем, затерявшись в темноте, скрывающей верх амфитеатра.

Человек со стальными глазами смотрел на меня. Его одежда была переливчато-серого цвета, и с неё свисали кисти или нити.

— Я — Хранитель ключей, — сказал он. — Они — тоже хранители.

Я посмотрела наверх, туда, где всё ещё сидел его спутник. Глаза второго Хранителя блеснули ослепительным огнём.

— Тот человек гораздо сильнее меня, — пояснил Хранитель ключей. — Я учусь у него.

— А тот, который ушёл? — спросила я.

— О, тот... о нем нельзя даже говорить, — прошептал Хранитель.

Подул ветер. Хранители исчезли. Я осталась одна на площади и испугалась: мир был таким холодным и чужим. Я побежала наверх, зовя Магду.

Она откликнулась с анфилады.

— Чем это ты занимаешься? — спросила я, подбежав. Магда сидела на корточках возле большого продолговатого ящика и пыталась его открыть.

— Бесполезно, — она встала и отряхнула руки, — битый час провозилась.

— По-моему, нам пора уходить, — сказала я. Магда кивнула, и мы пошли.

Мы миновали столбы, прошли по залу и вернулись через ту самую служебную дверь. Выйдя на улицу, мы были сильно удивлены: светило яркое полуденное солнце, хотя мы вошли в дом поздно вечером и провели там не более двух часов.

— Через неделю я уезжаю в Варшаву, — сказала Магда. — Перед отъездом обязательно выберусь к тебе, и мы снова сюда сходим. Неизвестно, когда я приеду обратно в Россию.

И мы разошлись по домам. Магда развелась со своим русским мужем, но так и не выбралась ко мне в гости, и расстались мы надолго. В следующий раз я пошла в тот дом одна. Меня ожидал сюрприз: в служебном помещении за куском фанеры я обнаружила свежую кирпичную кладку. Попробовала вытащить один кирпич, но цемент уже схватился. Я помнила, что есть ещё обходной путь, и вышла из комнаты. Я шла по коридору, как вдруг одна из боковых дверей открылась, и меня за руку втащили в кабинет. Я не успела даже закричать. Впрочем, меня сразу же отпустили. Передо мной стоял человек со стальными глазами.

— Сегодня я возьму тебя в путешествие, — сказал он.

— Но как же амфитеатр?

— Мы отправимся прямо отсюда, — сказал он и разбил рукой стену. За образовавшимся проломом была пропасть, и он шагнул туда, увлекая меня за собой.

Мы летели на облаке над бесчисленными скалами. Внизу проплывали фантастические города с ажурными башнями, горные реки, водопады и совсем уж таинственные, невиданные картины, от которых сейчас не осталось даже воспоминаний. Так обидно было, что Магда этого не видит! Прекраснее этого полета не было ничего в моей жизни. Под конец мы попали в каменный город. Неуклюжие, гигантские постройки наводили суеверный страх. Я поняла, что это от них исходит «беззвучная музыка».

— Куда мы летим? — спросила я Хранителя.

Он не ответил, но так сверкнул глазами, что я притихла, и мне почему-то вспомнился его собеседник на лестнице, похожий на ворона, который когда-то наблюдал за нами. Может быть, мы летели к нему? Вот уж с кем мне не хотелось встречаться! Едва я так подумала, как наше облако резко повернуло, и мы врезались в гущу цветного тумана. Переливчатый пар всех оттенков с бешеной скоростью струился вокруг нас. Наверно, он был ядовитый, потому что я закашлялась и начала задыхаться.

Потом туман поредел, и я увидела серый дом на вершине горы. Это был тот самый дом, и я отлично видела пролом в стене. Я оказалась в комнате. Хранителя не было, и дыра в стене исчезла. С горящими глазами я побежала на улицу. Только что мне открылся неведомый мир, и я радовалась как ребенок. Я была уверена, что теперь путешествия будут повторяться каждый раз, когда мне этого захочется. Я чувствовала себя сильной и счастливой.

Но судьба распорядилась иначе. По семейным обстоятельствам мне пришлось уехать в другой город, и воспоминания о Хранителе ключей померкли, уступив место будничным заботам. Шли годы, а мне всё некогда было съездить в наш старый городок. Зато в материальном плане дела поправились, и мне казалось, что я вполне счастлива.

Однажды воскресным утром меня разбудил ранний звонок. Не разлепив как следует глаза, я набросила халат и пошла открывать. На пороге стояла Магда. Я не сразу её узнала — она отрезала свои великолепные косы и покрасила волосы, совершенно их изуродовав, но оставалась всё такой же стройной, как прежде. Не здороваясь, Магда вошла и сразу же предложила поехать в наш город. Я начала было искать отговорку, но поняла: это последняя возможность, и нельзя её упускать.

Я побросала кое-какие вещи в дорожную сумку, оделась, и мы поехали на вокзал. Магда даже позавтракать мне не дала. В поезде мы без умолку обсуждали всё, что знали о том доме. Оказывается, Магда была знакома не только с Хранителем ключей, но и со вторым человеком — тот был Привратник. У Магды не было чудесного путешествия, зато ей рассказывали сокровенные тайны. Часть из них она передала мне, но я не вижу смысла пересказывать их здесь.

Прямо с вокзала мы поехали туда. Место нашли сразу, но нашего дома, дома с чудесами, там не было. Вместо него красовалось нелепое сооружение под названием «гараж». Час или два мы ходили вокруг, пытаясь проникнуть за забор, но напрасно. Я не слышала «беззвучной музыки».

— Всё кончено, — сказала я.

Магда кивнула. Мы закурили.

Вот и всё. Я замужем, у меня два сына и приемная дочь. Я часто рассказываю детям сказки, и больше всего им нравится слушать про волшебный дом. Я, в общем-то, счастлива, муж меня любит, и лишь когда остаюсь одна, мне кажется, что я потеряла нечто неповторимое и чудесное, и жизнь представляется скучной и пустой. Но муж приходит с работы, дети возвращаются из школы, и становится некогда размышлять о далёких мирах.

— Мама, расскажи про тот самый дом! — просит Настя, и я начинаю:

— Однажды две девочки вошли в дом...

Кто знает, может, когда-нибудь она так же войдет в волшебный дом, где её встретит Хранитель ключей и возьмёт с собой в путешествие. А может, она найдет счастье среди людей, чего не удалось мне. Магду я больше не видела. От друзей слышала, что она уехала из своей страны ещё дальше, чуть ли не в Америку. Говорят, она жена какого-то финансового воротилы. Не сомневаюсь, что и этого своего мужа она называет подонком.

Да, ещё, чуть не забыла: когда мы с Магдой уходили, я напоследок оглянулась — и за приоткрытыми воротами гаража мне померещились переливчатые волны. До сих пор не знаю, пригрезилось это, или там в самом деле что-то осталось?..

Бартон не спеша вышел из автомобиля. Со всех сторон расстилалось картофельное поле. Совсем неуместными здесь казались зелёные листья в человеческий рост, покрытые длинными ворсинками. Листья трепетали на ветру, и ворсинки издавали поющий звук.

— Это и есть ваша защита? — спросил Бартон.

— Ведь верно, хороши, мистер Бартон? — произнёс агроном. Глаза его сияли гордостью.

Рабочие Алан и Гарри, похоже, разделяли его восторг. «Не исключено, что они просто красуются перед инспектором», — самодовольно подумал Бартон. Ему листья совсем не нравились. Когда его послали в этот район с комиссией, он ожидал увидеть что угодно, только не это. Гигантские мохнатые листы противоречили всем представлениям о природе.

— Мы называем их «крапивой», — сказал Алан. — Учёные бились над ними более десяти лет, зато теперь государственные поля надёжно охраняются от воров.

— И как же она действует? — спросил Бартон.

— Так же, как обыкновенная крапива, — пояснил Гарри. — Да это и есть крапива, только очень большая, и кусается больней. Сейчас они отключены, потому что мы с вами здесь находимся. Давайте отойдём на дорогу. Алан, включи их.

Алан нажал кнопку на пульте, и изумрудные листы со зловещим шелестом потянулись в сторону людей. Бартон инстинктивно отпрянул, и агроном захохотал. Бартону захотелось дать ему в челюсть.

— И вы утверждаете, что они живые?

— Самые что ни на есть живые, мистер Бартон, — ответил агроном. — Их высаживают весной вместе с картофелем, и всего за три недели они достигают полутора — двух метров.

— Такие огромные листья, должно быть, загораживают солнечный свет, — критически заметил Бартон.

— Ничуть не бывало! — заявил Алан. — Они поворачиваются ребром к солнцу, так что тень практически отсутствует.

— Это одно из главных достоинств нашей крапивы, — вставил Гарри.

Крапива всё ещё была наклонена к ним, а её ворсинки шевелились, словно щупальца. Алан отключил крапиву, и листы встали по стойке «смирно». Бартон прошёл несколько шагов по полю, но ни один лист не шелохнулся.

— И давно вы выращиваете этих монстров?

— Почему же монстров, — обиделся агроном. — Благодаря крапиве с нашего экспериментального поля не пропала ни одна картофелина! Мы применяем её второй год, и её дальнейшее распространение зависит также и от вашей оценки.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Бартон. — Как она действует? В смысле, на человека?

— Вы хотите сказать, как она действует на вора? Можете заглянуть в «Красный Крест», с десяток бродяг сами вам об этом расскажут. Те, которые ещё могут разговаривать, — со смехом прибавил агроном.

— Она очень ядовитая, — сказал Алан. — Каждая ворсинка — острый шип, наполненный ядом. При попадании на кожу он вызывает раздражение, а затем язвы, которые долго не заживают. В больших дозах смертелен. Раз в неделю мы объезжаем плантации. В прошлом году частенько находили трупы, в этом пока не было.

— Слава разнеслась, — добавил Гарри. — Больше не суются.

— Достаточно, — сказал Бартон и вынул из кармана часы. — Мне пора ехать.

— Ну, так как, мистер Бартон? — спросил агроном. — Дадите «добро» нашей крапиве?

— Это будет решать Совет, — ответил Бартон и вернулся к машине.

Алан нажал кнопку, и листы крапивы встрепенулись. Бартон подождал, пока уедут агроном и рабочие, чтобы они не смотрели ему в спину, и только после этого завел мотор.

Через десять минут пути он обнаружил, что часы пропали — машинально сунул руку в карман и обнаружил подкладку. Именной хронометр с дарственной надписью. «Чёрт», — прошипел Бартон, разворачивая машину. Не иначе уронил в поле! «Опоздаю на заседание, и будут неприятности», — подумал Бартон, гоня машину на предельной скорости.

Экспериментальное поле он увидел издалека — листы дьявольской крапивы вздымались подобно парусам. Вот и табличка, а здесь стояли машины. Ну конечно, часы лежали в борозде и блестели на солнце. Бартона слегка смущало то обстоятельство, что путь к часам лежал между крапивными листами, но ворсинки не шевелились.

«Наверно, отключены», — подумал он и, отбросив страхи, уверенно пошёл вдоль борозды.

Крапива словно не замечала его. Когда он прошёл вблизи от одного листа, тот даже не шелохнулся. Благополучно миновав первый крапивный ряд, из любопытства он протянул руку к листу, коснулся его пальцем и тут же чертыхнулся: крапива ожгла его, как осиный укус. Палец начал распухать.

— Если вы надеетесь, что я буду свидетельствовать на Совете в пользу вашей крапивы, господин агроном, то вы глубоко ошибаетесь,

— сказал Бартон, приближаясь к часам. — Наоборот, я постараюсь…

Он не договорил. Едва он нагнулся за часами, как ближайший крапивный лист хищно метнулся к нему. Бартон едва успел отскочить.

— Однако, — сказал он.

Листья чуть слышно зашелестели в ответ.

Бартон попытался ещё раз, теперь медленно, протянуть руку к часам, но крапива не дремала и синхронно повторяла его движения. Соседний лист дрогнул и лениво повернулся к Бартону, а первый нависал прямо над часами. Если Бартон к ним прикоснётся, лист накроет его целиком. Можно достать часы палкой, но где её возьмёшь?

Бартон догадался, почему крапива беспрепятственно пропустила его. Пока он просто шёл — не представлял опасности, а когда наклонился, листья решили, что он ворует клубни. И чёрта с два им объяснишь, что это не так. «Надо позвонить агроному, чтобы отключил эту дрянь, — подумал Бартон, — а заодно и высказать ему своё мнение о крапиве». Он шагнул к машине… и замер. Сразу два листа преградили ему путь, выгнувшись зелёной аркой.

Расстояние между ними не превышало и дюйма. Крапива, как хорошая собака, свободно пропускала чужих на свою территорию, но никому не давала уйти. И вот тут Бартон впервые по-настоящему испугался. Телефон-то был в машине!

— Я не вор, выпусти меня! — заговорил он с крапивой. Она мрачно шелестела. — Я вернулся за своими часами. Если хочешь, оставь их себе, пропади они пропадом. Только дай мне пройти, зелёная дрянь!

Бартон не верил, что крапива его понимает, но что-то изменилось в её шелесте после этих оскорбительных слов. Она зашумела громче и агрессивнее. Бартон оглянулся. Сзади просвет между листами был как будто шире, и он начал медленно перебираться туда, надеясь, что в этом направлении листья его пропустят, но он ошибался. Крапива пропускала чужаков только до первого покушения на картофель.

Промежуток сзади был определенно больше, и Бартон собрался там проскочить. Он уже забыл о часах, единственное, чего он хотел — выбраться отсюда и сделать всё возможное, чтобы агроном остаток своих дней провел за решёткой. Он обнаружил, что чем медленнее двигается, тем спокойней реагирует на него крапива. Около получаса он просидел неподвижно, и гигантские листы опять вытянулись параллельно солнечным лучам.

Тогда он решился проползти ещё немного, но, стоило ему шевельнуться, как зелёные сторожа зловеще затрепетали. Ценой невероятных усилий ему удалось проскользнуть между листами, но вся левая нога оказалась искалечена: крапива превосходно кусалась сквозь одежду. Бартон вопил, зовя на помощь, но на десятки километров вокруг не было ни души. Нога почти не сгибалась в колене, Бартона начало лихорадить.

Он посмотрел назад и понял, какую жестокую ошибку совершил. Теперь его окружали не два, а четыре листа, оставляя пятачок земли, где едва хватало места, чтобы лечь. Если раньше у него был шанс удрать, то теперь этот шанс улетучился. Он вспомнил, что сегодня пятница, и поля будут проверять не раньше понедельника. Одна надежда, что в выходные наведаются бродяги и сообщат о нём куда надо. А если не наведаются? Слухи о крапиве разнеслись далеко, и вряд ли воры полезут на экспериментальное поле. Вокруг полно обычных полей.

Начало смеркаться. Перспектива остаться в темноте наедине с крапивой приводила в ужас. Боль немного притупилась, и им овладела безумная мысль снова попытать счастья, быстро пробежав между листами. Машина стояла всего в двадцати шагах. «Я болван, — подумал Бартон, — надо было подъехать прямо сюда по проклятой картошке, и ничего бы этого не было!»

Он начал пробираться по меже, замирая при каждом движении крапивы, и когда ему показалось, что цель близка, он сделал неосторожное движение, и крапива хлестнула его по плечу. Он с воплем повалился на землю, и тут до него дошло: поля объезжают раз в неделю, а это значит, что теперь агроном приедет только в следующую пятницу — и найдет его труп. Бартона охватило такое отчаяние, что он, обезумев, ринулся прямо между листьями.

Первые два листа заставили его закричать нечеловеческим криком.

Два другие оборвали этот крик быстро и надолго.

* * *

— Где его нашли? — спросил доктор Джонс из Красного Креста.

— На дороге возле поля, — ответил санитар. — Видать, тоже решил отведать бесплатной картошечки.

— Слишком хорошо одет для бродяги, — проворчал доктор Джонс. — Похоже, зрение у него не восстановится, но жить будет. Введите ему противоядие и отвезите в палату.

— Опять жертва крапивы? — спросил доктор Симс, входя в кабинет.

— Вы, как всегда, догадливы, коллега. Не кажется ли вам, что большинство достижений науки используется не по назначению?

— Это ещё, простите за каламбур, цветочки, — усмехнулся доктор Симс. — Посмотрим, что они изобретут в следующем году.

— Доктор, скажите, ради бога, он выживет?

— Миссис Уайт, ваш сын получил тяжёлые повреждения головного мозга. Мы делаем всё возможное, чтобы спасти его.

— Я проклинаю тот день и час, когда купила ему этот мотоцикл! О, мой Джорджи.

— Доктор, заклинаю вас, спасите моего жениха! — кричала молодая девушка, заламывая руки. — Мы заплатим любые деньги. Мой папенька — президент компании.

— Дело не в деньгах, мисс. Наша клиника — одна из лучших в штате, но и мы не всесильны.

Трэйси залилась слезами.

Через час врач вызвал мистера и миссис Уайт в свой кабинет.

— Он будет жить? — с порога спросил мистер Уайт.

— Положение очень тяжёлое, — сказал врач. — Однако…

— Если нужен донор, то я готова… — миссис Уайт не договорила.

— Миссис Уайт, его тело почти не пострадало. Покалечена только голова. Но современная аппаратура позволяет… — он запнулся на мгновение, — позволяет перенести его голову в другое измерение.

— В другое измерение? — мистер Уайт вскинул брови. — Что это означает?

— В другое измерение, — повторил доктор, — где его мозг сможет нормально функционировать.

— И мой Джорджи будет жить? — воскликнула миссис Уайт.

— Не торопитесь радоваться, мэм. Во-первых, процедура дорогая, а во-вторых, в ней есть одна неприятная деталь. Его голова будет находиться в другом мире, но будет отсутствовать в нашем.

— То есть, вы хотите сказать… — мистер Уайт встал и зашагал по кабинету.

— Взвесьте всё, — сказал доктор. — Подумайте о вашей будущей жизни, как к этому отнесётся общественность.

— А нет ли другого способа спасти Джорджи? — осторожно спросила миссис Уайт.

— Нет, — доктор покачал головой. — Если бы был другой способ, я ни за что не предложил бы этот.

— Мне всё равно, что скажут соседи, — твёрдо заявила миссис Уайт. — Мне нужен мой сын.

— Дорогая, подумай, — попытался возразить мистер Уайт.

— Ник, неужели из-за какого-то предрассудка ты готов потерять сына?

— Голова не предрассудок, — проворчал мистер Уайт. — Доктор, скажите, были прецеденты?

— О, да, способ апробирован многократно и успешно! Но не с головой. Только руки и ноги.

— Решайся, Ник!

— Будь что будет. Мы готовы, доктор.

— Вы мужественный человек, мистер Уайт.

Трэйси сначала не поняла, а когда ей объяснили, то долго молчала.

— Я не представляю себе, как он будет выглядеть, — проговорила она наконец. — Но ведь мы привыкнем к нему, правда, миссис Уайт?

— Боже, какая верность! Какая любящая невеста! Конечно, привыкнем, девочка моя. Лишь бы он был жив.

Младшую сестру Джорджи по совету врача отправили к родственникам в другой город, чтобы не травмировать психику ребенка. Старую бабушку, мать мистера Уайта, хотели отвезти к племяннице, но она наотрез отказалась.

— Я должна видеть моего внука, каким бы он ни был, — сказала старушка, и с ней не стали спорить.

И вот наступил день выписки. Уайты внутренне подготовились к встрече с Джорджи, но всё равно, когда он вышел из палаты, они испытали шок. Медленно, механическими шагами шло по коридору безголовое тело. Санитарки отошли в сторону и потупили глаза.

Голос Джорджи был не менее пугающим, чем его вид. Он доносился откуда-то издалека, и его сильно искажало эхо другого измерения.

— Я Джорджи, — дребезжал сверху жуткий голос. — Я иду к вам.

Уайты попятились.

— Вы привыкнете к его необычной внешности, — бодро сказал доктор.

— Надеюсь, — пробормотал мистер Уайт, не в силах оторвать взгляд от кошмарного существа, которое, как утверждали врачи, было его сыном.

— Дорогой, машина ждёт у подъезда, — робко напомнила жена.

— Но ведь нельзя же ему идти… так. Надо хоть капюшон какой-нибудь приспособить.

— Можно скатать бумажный пакет, — посоветовала медсестра.

Поездка домой была сущим наказанием. Шофёр всё время поглядывал в зеркало на человека в капюшоне, и мистер Уайт тщетно пытался отвлечь его разговором о политике.

— По-моему, он догадался, — сказала миссис Уайт, когда такси уехало.

— Чепуха, — возразил мистер Уайт. — Джорджи, вот мы и дома.

— Мы дома, — гулким эхом откликнулся далёкий голос.

Навстречу им бросилась белая собачка.

— Фифи, приехал твой хозяин! — сказала миссис Уайт, но с собачкой творилось что-то неладное: она вдруг ощетинилась, прижалась к земле и глухо заворчала.

— Фифи, это же наш Джорджи! — воскликнула миссис Уайт. — Ты позабыла его?

Фифи не желала признавать хозяина, она уползла под скамейку и неистово залаяла.

— Идёмте в дом, — сказала миссис Уайт. — Мне не по себе от всего этого.

Как восприняла Джорджи бабушка, не знал никто. По крайней мере, она не сказала ни слова, будто ничего не случилось. Зато Трэйси, едва увидев своего жениха, замотала головой, завизжала и пулей вылетела из дома, чтобы никогда не возвращаться. Подаренные к свадьбе украшения она вернула с нарочным.

В семье Уайт начался сложный период.

Они поддерживали иллюзию обычной жизни, говорили о деньгах и о еде (о чем ещё люди разговаривают?), обсуждали соседей, но чувствовали фальшивую изнанку своего благополучия.

Нервное напряжение росло. Традиционные воскресные обеды превратились в испытание: кусок не лез в горло мистеру Уайту и его жене, потому что рядом с ними сидело это безглавое существо в одежде их сына.

Существо не ело. На его поясе висела батарейка, которую полагалось менять раз в две недели. Первой замены мистер Уайт ждал с трепетом: ведь тогда придётся к этому существу прикасаться.

Джорджи, или то, что теперь было Джорджи, двигалось как робот и говорило невпопад. Все привычки и пристрастия Джорджи остались в прошлом, и ничто в этом существе не напоминало о его былой личности.

Когда он спускался в гостиную, на его родных словно нападал столбняк. А он медленно, без выражения говорил своим жутким голосом: «Я сижу», или «Я пришёл в гостиную», или просто часами стоял неподвижно посреди комнаты, вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, являя собой зрелище поистине угнетающее. Особенно по ночам.

В один прекрасный день старая бабушка изъявила желание ночевать в комнате Уайтов, и тщетно они пытались её переубедить, что их супружеская спальня слишком тесна для троих.

— Я боюсь спать одна, — твердила старая леди.

Наутро мистер Уайт сказал жене:

— Так продолжаться больше не может.

— И что же ты предлагаешь?

— Отвезти Джорджи в больницу, и пусть они вернут ему первоначальный вид.

— Но, Ник, он же умрёт.

— Лучше смерть, чем это.

— Одумайся! Это же наш сын!

— Это не наш сын. Это чудовище. В нём нет ничего от нашего Джорджи.

— Но доктору стоило такого труда оживить его. И мы столько заплатили.

— Нельзя оживить мёртвого! Ни за какие деньги! Нас надули.

Миссис Уайт устало опустила руки.

— И когда ты хочешь это сделать?

— Чем скорее, тем лучше. Соседи обходят наш дом стороной. Прислуга сбежала. От нас шарахаются, как от прокажённых.

— Хорошо, — покорно сказала миссис Уайт. — Только позволь, я

попрощаюсь с ним.

Она вошла в гостиную и вздрогнула при виде безглавого тела, стоящего спиной к окну — привыкнуть к новой внешности сына она так и не смогла.

— Джорджи, — позвала она. Тело не шевельнулось. — Джорджи, я хочу поговорить с тобой.

— Джорджи, — откликнулось замогильное эхо. — Поговорить.

— Мы переживали за тебя.

— За меня. Я стою в гостиной.

— Мы так обрадовались, когда доктор спас тебя.

— Я Джорджи, — гудел чужой голос. — Так.

— Сынок, ты узнаёшь меня? — миссис Уайт преодолела страх и взяла чудовище за руку.

До сих пор к Джорджи никто не прикасался — боялись. Его рука показалась миссис Уайт твёрдой и холодной.

Мистер Уайт набирал в прихожей номер телефона доктора, когда из гостиной раздался оглушительный визг. Уайт бросил трубку и стремглав побежал в гостиную.

Он едва успел разжать скрюченные пальцы Джорджи, прежде чем они сомкнулись на шее миссис Уайт. После короткой потасовки безглавое чудище вновь приняло неподвижную стойку, раскинув руки в стороны, как будто ничего и не случилось.

— Дорогая, ты в порядке?

Смертельно бледная миссис Уайт судорожными глотками пила воду из стакана.

— Я слышала крик, — взволнованно произнесла старая леди, выходя из спальни Уайтов. — Что-то случилось?

— Ничего, матушка. Просто мы отправляем Джорджи в больницу, — ответил мистер Уайт, и его жена кивком подтвердила сказанное.

Джорджи слегка повернулся в его сторону всем корпусом, и над ним раздался не то вздох, не то приглушённый рык.

Через три дня на городском кладбище появилась новая плита. Было произнесено много речей, было много цветов. Корреспондент вечерней газеты сделал несколько снимков, но он так и не понял, отчего у родственников покойного сухие глаза.

Трини решила уйти в монастырь. Косметику она собрала в голубую сумку — свою любимую — с грустью окинула последним взглядом квартиру и набрала номер Лали.

Лали не оказалось дома, и Трини, пожав плечами, позвонила другой подруге.

— Алло, Ирена? Это Трини. Я ухожу в монастырь.

— Опять? Ты с ума сошла.

— Я приняла решение. Квартиру оставляю тебе. Ключ под ковриком.

— Как неожиданно! Спасибо.

— Пока. Я тебе позвоню из монастыря.

Квартира была Ирене просто необходима, и подарок Трини оказался приятным сюрпризом, но, поскольку Ирена спешила на важную встречу, новоселье пришлось на час отложить.

Ночные огни слились в сверкающие полосы — впервые Ирена разогнала своё авто до такой скорости. Красные огни Корпорации она увидела километров за 10 и снизила авто поближе к улице, одновременно замедляя ход. Улица была совершенно прямая, как и все улицы в городе, что избавляло женщин от необходимости лавировать среди круглых многоярусных домов. По улице и над улицей неслись авто.

Когда Ирена вошла в зал заседаний, её удивила тишина и пустота. Киси в одиночестве сидела и курила.

— Привет, — сказала Ирена. — Где все?

— Привет. Я отменила заседание. Давай поболтаем, выпьем чаю. Тебе с глюками или без?

— Отменила или никто не припёрся?

Киси не ответила, щёлкнула пальцами, и робот (блестящий, на колесиках) подвёз столик с горячим чаем. Ирена присела в кресло и после недолгого раздумья выбрала чай с глюками. Он оказался безвкусным. Они сидели и молчали, и Ирена тихо завидовала Киси — ей под пятьдесят, а выглядит как киса.

— У меня будет ребёнок, — нарушила молчание Киси. — Хочешь, покажу?

Не дожидаясь ответа, она взяла Ирену за руку и провела в тёмный кабинетик. «Надень»,— шепнула она, сунув Ирене инфракрасные очки.

В стеклянной колбе плавало что-то бесформенное. Ирена долго разглядывала содержимое колбы и наконец сказала:

— Оно шевелится.

— Это бьётся его сердце. Точнее, не его, а её.

— А вдруг это будет мальчик?

— Утоплю и сделаю снова. Я хочу дочь.

— Но зачем, Киси? Ребёнок — это проблемы.

— Да, — вздохнула Киси, — но мне так одиноко.

— Заведи себе мужика, — предложила Ирена. — Мужик в доме — к счастью.

— Да ну их всех, — помрачнев, сказала Киси. — Не хочу больше связываться.

— Слушай, Киси, а кто... — Ирена смутилась на мгновение, — кто отец ребёнка?

— Нет никакого отца, — обиделась Киси. — Это только мой ребёнок. Жаль, что нельзя клонироваться, а то было бы ещё меньше хлопот.

— Я перед тобой преклоняюсь, — с едва уловимой издёвкой сказала Ирена. — Кстати, у меня новая квартира. Трини подарила.

— Поздравляю, — рассеянно проговорила Киси. — Пошли отсюда, чай стынет.

Они ещё немного поболтали, а потом Киси позвонили, и Ирена ушла. Болтающая в трубку Киси даже не заметила, что осталась одна.

На квартире Трини Ирену ждал сюрприз: дверь открыла дряхлая старушка и беззубым ртом прошамкала, что она родная сестра и прямая наследница Трини. Если так, то интервал между их рождением составлял не менее семидесяти лет. Ирена поверила, извинилась, на всякий случай оставила свой номер телефона и села в авто. Она поняла, что квартиры ей не видать, и поехала с горя в клуб.

* * *

Трини решила добираться до монастыря пешком, чтобы отвлечься по дороге от мирских мыслей. Пешеходная улица искрилась огнями рекламы, квадратные экраны зазывали в магазины и кафе, а от ларьков рябило в глазах. Трини не удержалась и купила полтора десятка книг. «В келье прочитаю», — подумала она и бросила книги в сумку, потом зашла в кафе, чтобы напоследок выпить пива — в монастыре не разрешат.

За столиком к ней подсел мужик.

— Ну, чего тебе? — устало улыбнулась Трини.

— Давай посидим, поболтаем.

— О чём мне болтать, через час в монастырь ухожу.

— Такая красивая девушка — в монастырь? Надолго?

— Не знаю, — пожала плечами Трини. — В прошлый раз уходила на месяц, а однажды просидела полгода. В общем, пока не отдохну.

— Может быть, ты и права, — задумчиво сказал мужик. — Чем пить пиво или травить себя таблетками...

Когда заиграла музыка, он пригласил её на танец, а потом вызвался проводить до стен монастыря. Этот парень Трини не очень понравился: слишком обходительный, такой больше подошёл бы Ирене, но тем не менее они обменялись телефонами и договорились встретиться через 2 недели. Для чего — понятно.

* * *

В клубе было хорошо, и Ирена совсем успокоилась, а может, чай с глюками подействовал. «Мне не нужна квартира, — убеждала себя она. — Я же люблю путешествовать, да и ребёнка заводить не хочу. Я не Киси. Сниму сегодня номер в гостинице, а завтра возьму фургон и поеду к реке».

Она даже потанцевала немножко, а когда вернулась за свой столик, там уже сидел непрошеный гость. Ирена поморщилась: выглядел он непрезентабельно, потёртый и помятый. И ещё от него воняло. Такие типы были во вкусе Трини, а Ирена предпочла бы толстого киногероя в чёрном, но гнать было неудобно (проклятая вежливость, пора от неё избавляться). Да и не обязательно тащить его к себе в номер, можно просто поболтать и остаться друзьями. Он поймёт.

Знакомиться они не стали — чего ради? — сразу выпили.

— Ты где работаешь? — спросил он.

— В Корпорации, — ответила Ирена. Она любила этот вопрос. Отвечая на него, она чувствовала себя важным человеком — работу получить ей удалось только на тридцатом году жизни. До того она была на государственном довольствии, как школьницы, студентки и не нашедшие пока себя талантливые девушки.

— А чем вы там занимаетесь?

— Учим женщин хорошему настроению. Я инструктор по НЛП, у меня группа 60 человек.

— О, да ты большой начальник!

— Спасибо, — Ирена вся засветилась от комплимента. — Не такой уж большой, у моей подруги Киси группа в 1000 человек. А ты кем работаешь?

— Я настраиваю компьютеры для нашего телецентра.

— О, у вас тоже есть телецентр? — вежливо поинтересовалась Ирена. Самой ей как-то в голову не пришло спросить, что происходит на мужской половине города.

— Конечно! — улыбнулся парень. — А ты думала, что у нас только пивнушки да стадионы?

Ирена хихикнула. Именно так она и думала. Ничего, пусть у мужиков будут компьютеры, ведь им тоже нужно чувствовать себя важными людьми. После выпивки ей пришла в голову шальная мысль: что, если забрать его с собой? Ну там, отмыть, причесать, одеть по-человечески. Всё-таки сам налип, она за ним не бегала.

— Пошли танцевать, — скомандовала она и поволокла мужика на эстраду.

* * *

Трини получила билет на две недели, прошла в свою келью (№ 216, седьмой этаж) и внесла в компьютер свои данные — имя, рост, размер и список проблем, а потом расположилась на диване с купленными книгами в ожидании, когда принесут рясу и молитвенник.

Книжки были яркие и глянцевые, каждая состояла всего из четырёх листов, и фотографий было больше, чем текста, чтобы чтение не утомляло. Трини быстро с ними справилась, аккуратно сложила стопочкой и осмотрелась.

Келья была маленькая, уютная и скромная. Кроме дивана, имелся ещё маленький компьютерный стол, два стула и тумбочка с фильмами и книгами на религиозные темы, а на тумбочке лежали чётки, свечи, лампада и прочие мелочи, помогающие наладить связь с духовным миром. Всё было оформлено в светло-бежевых тонах. Трини понравилось. Она вспомнила, что собиралась позвонить Ирене, и недолго думая набрала её номер. Ирена не сразу взяла трубку.

— Привет, Трини.

— Привет, Ирена! Я уже в монастыре. Тебе понравилась квартира?

— Знаешь, Трини, с квартирой не получилось. Её уже заняли.

— Что? Плохо слышно. У тебя что, музыка? Отмечаешь?

— Я в клубе.

— Я потом перезвоню.

Трини выключила телефон и вздохнула. Глупый разговор оставил неприятный осадок, но тут в дверь постучали — служащая принесла рясу, перечень молитв и распорядок дня, и это отвлекло Трини от тяжких дум.

* * *

В гостинице Ирена первым делом загнала его в ванную (он порывался затащить и её вместе с собой, но она об этом и слышать не хотела). Пока гость отмывался и отфыркивался, Ирена сбегала на первый этаж в магазин. Такие магазинчики были во всех гостиницах и избавляли женщин от кучи проблем. Почти каждой доставался неприбранный мужик, у которого с собой даже бритвы не было, не говоря уже о зубной щётке, и для экономии времени все необходимые «запчасти» были здесь заранее сложены в пакет, и женщине оставалось только выбрать нужный размер одежды. Ведь каждой хочется, чтобы мужик был вымыт, выбрит и одет в чистое.

Вернувшись, Ирена заставила его переодеться и прополоскать рот специальной жидкостью для зубов. Этому её научила Киси. «Мужики боятся ходить к зубному врачу, — говорила она, — и поэтому у них почти у всех дурно пахнет изо рта».

Можно было начинать романтический ужин.

Ирена накрыла маленький столик для двоих, приглушила свет и включила музыку, но романтики не получалось: сначала звонили телефоны то у неё, то у него, а потом у Ирены испортилось настроение, и она убежала в ванную для пятиминутного сеанса НЛП. В конце концов она взяла-таки себя в руки и даже смогла почувствовать к этому человеку нечто тёплое, вот только целоваться ей с ним не хотелось. Тошнило. Даже несмотря на жидкость для зубов. «Ну же, — мысленно прикрикнула она на себя. — Ты же успешная, современная женщина! Вперёд!»

* * *

«Хорошо бы сменить имя, — думала Ирена, лёжа в ванне. — Ведь я всю жизнь Ирена. Киси меняет имена по нескольку раз в год: в прошлом месяце её звали Селека, в позапрошлом — Мона, а до этого и не помню как. Хорошо, что у нас нет документов».

— Щас музыку вырублю, — крикнул гость. Видимо, говорил по телефону. Ирена прислушалась. — Алло, привет! Я у них. Снял тёлку. Она от меня без ума — шмотки подарила, бритву. Они тут все такие, можно вообще не работать, только знакомиться. (Он гыгыкнул). Бедлам — ни паспортов, ни властей, имена у всех иностранные, делают что хотят, и как только живы до сих пор. Прикинь, я три дня ходил по городу с пистолетом, и у меня его никто не отобрал. Ясное дело, курица не птица! Приезжай, повеселимся! Только на границе осторожней, смотри, чтобы наши не убили.

Она завернулась в полотенце и вышла в комнату. Мужик уже сбежал.

Ирена взяла телефон, вычеркнула «Ирена» и написала «Луиса», послала сообщение Трини и Киси с новым именем, а потом подошла к зеркалу и заставила себя улыбнуться. Теперь она как все. Она успешная, современная женщина, и у неё всё получается отлично! Этот мужик даже не догадался, что он был у нее ПЕРВЫЙ.

На экране появилась красивая девушка и бодрым голосом объявила:

— Специальное сообщение. По распоряжению губернатора штата завтра в воскресенье, с восьми до десяти часов утра население округа будет подвергнуто экспериментальному излучению. Цель эксперимента — повышение мозговой активности. Излучение не опасно для здоровья, но во избежание несчастных случаев в указанное время запрещается выходить на улицу, пользоваться ванной и электроприборами.

Майкл выронил чашку.

По телевизору уже гнали рекламу, а он не мог прийти в себя. В зал вошла тётя с тарелкой оладий.

— Майк, что-то упало? — спросила тётя и оглядела комнату. — Опять чашку разбил, посуды не напасёшься.

— Тётя Энни, наша машина на ходу?

— Что машина, — проворчала тётя, с трудом нагибаясь, чтобы собрать осколки. — Пресвятая Дева…

Но Майкл не слушал — он со всех ног спешил в дядин кабинет. Не найдя там дяди, побежал во двор. Дядя возился в гараже со старым фордом.

— Дядя, ты слышал? — от волнения Майкл задыхался. — По телевизору передали, что завтра будет какое-то излучение.

— Это со вчерашнего дня передают, — отозвался дядя. — Опять какая-то правительственная программа. Подай мне вон тот ключ.

— Но, дядя, нельзя же так! Ты отремонтировал машину? Мы должны срочно уехать, чтобы до восьми утра быть за пределами излучения!

Дядя поправил очки.

— Молодой человек, перестаньте сеять панику.

— Это может быть опасно!

— Если бы это было опасно, — назидательно сказал дядя, — то губернатор не отдал бы такого распоряжения. А вот что пятнадцатилетний парень дрожит от страха как осиновый лист — это действительно опасно.

Майкл с досадой махнул рукой. Он любил своих дядю и тётю, кроме них у него родных не было, и ему вовсе не хотелось их потерять. Ну почему они его не понимают? Одно он знал чётко: надо спешить. Вернувшись в дом, он схватил трубку и попытался позвонить своей подружке, но номер был недоступен. Тогда он позвонил на домашний.

— Алло. Позовите, пожалуйста, Кэтрин. Кэти, это я! Мы должны всех предупредить, что завтра… Ты знаешь? И ничего не делаешь? Но после этого излучения мы можем остаться калеками! Не бросай трубку!

В смятении он выбежал на улицу. В маленьком южном городке, где он жил, в это послеполуденное время всегда было тихо, но сейчас тишина показалась ему зловещей. Запыхавшись от жары, он бежал по безлюдной улочке, утопающей в зелени, и не знал, что предпринять. То ли стучать в каждую дверь, рискуя нарваться на грубость, то ли начать всех обзванивать, то ли заявиться к самому шерифу и попросить помощи.

Навстречу ему шла Мэгги Винкс с маленькой дочкой — новая соседка. Ребёнок держал в ручонке нитку с разноцветным шариком и что-то весело лопотал, и Майклу аж дурно стало при мысли о том, что на эту милую девочку будет направлено какое-то излучение. Он кинулся к ним.

— Миссис Винкс! Вы слышали о распоряжении губернатора? — Мэгги покачала головой, и Майкл выпалил: — Завтра с восьми до десяти во всём округе включат излучение. Времени совсем мало, надо уезжать!

Малышка хмуро уставилась на него. Мэгги взяла её на руки и спокойно спросила:

— Зачем?

— Спросите у властей.

— Нет, уезжать-то зачем?

— Как зачем? — Майкл даже растерялся. — Вы не боитесь за дочь? Неизвестно же, какое это излучение.

— Да ладно тебе, — улыбнулась Мэгги. — Это очередные военные игры.

— Не игры. Лучше убраться отсюда поскорее. Впрочем, как знаете.

И он помчался дальше.

Он говорил со всеми, кого встретил, кричал, убеждал, как мог, но никто не принимал его слова всерьёз, а шериф даже слушать не стал, лишь пригрозил, что посадит в обезьянник. Майкл, уставший и взмыленный, посмотрел на часы: половина седьмого вечера.

Будь, что будет. Не хотят его слушать — пусть пеняют на себя, а Кэтрин, дядю и тётю он увезёт сегодня же, пускай хоть насильно. Если понадобится, он угонит чужую машину.

И он вернулся домой.

— Как раз к ужину, — похвалила его тётя, накрывая на стол.

— Не будет никакого ужина, — отрезал Майкл. — Срочно собираемся и уезжаем.

— Ты опять за своё? — недовольно сказал дядя, положив ложку.

— Действительно, Майк, перестань играть в шпионов. Ты уже не маленький, — пожурила его тётя и подала стакан молока.

Майкл залпом выпил, поставил стакан со стуком и громко сказал:

— Дядя, тётя, в последний раз спрашиваю: вы едете со мной?

— Отрадно слышать, что в последний, — произнёс дядя. Тётя вздохнула.

— До свиданья. Я сделал всё что мог, но вы сами отказались.

Он позвонил Кэтрин, но не застал её дома. Сотовый она отключила. Что ж, не беда, он знает, где её искать. На улице уже сгущались сумерки. Из красивого трёхэтажного коттеджа раздавалась музыка — в правом крыле опять была вечеринка. Здесь жил ровесник Майкла, парень по имени Джейк, богатые родители которого смотрели сквозь пальцы на праздную жизнь сына и позволяли ему устраивать пьянки чуть ли не ежедневно. Джейк тоже заглядывался на Кэти, и это не нравилось Майклу, но сейчас было не до разборок. Он постучался в двери правого крыла. Ему открыла Кэти.

— Ты? — удивилась она.

— Пошли, — он взял её за руку, но девушка вырвалась.

— Мне надоели твои сцены ревности!

— Это не сцена ревности. Это очень важно. Мне срочно нужно с тобой поговорить. Не здесь.

Он едва уломал её сесть на мотоцикл, не слушая возражений, что это мотоцикл Джейка. Соврал, что ненадолго, и в следующий миг они уже мчались по дороге прочь из городка. У Майкла никогда не было своего мотоцикла. Его родители погибли в автокатастрофе, и тётя даже слышать не хотела его просьб купить мотоцикл. Более того, она и дядя потребовали от него клятвенного обещания, что он никогда в жизни не сядет за руль. Майкл обещание дал, но при этом держал фигу в кармане. Вождению он выучился у друзей. Дело осложнялось отсутствием документов, но сегодня выбирать не приходилось.

Кэтрин устала кричать. Плакать она не могла из-за встречного ветра, тем более что Майкл всё равно её не слушал. Они проезжали деревню за деревней, и было уже совсем темно. Полчаса назад они миновали щит с названием округа, но Майкл не знал, как далеко распространится излучение, и хотел уехать как можно дальше. «Скоро кончится бензин, — подумал он, — дотянем ли до ближайшего города?» Кэтрин крепко обхватила его руками, и он чувствовал, как она волнуется. Только истерики ему не хватало.

За поворотом мелькнули огни. Майкл не знал, что это за посёлок и где они смогут переночевать, но ему стало легче. Даже хорошо, что это не город, а сельская местность — в деревнях люди проще. Они остановились у каменного колодца, перебудив мотоциклом всех уличных собак. В двух или трёх домах ещё горел свет. Майкл взглянул на часы: половина двенадцатого. Кэти слезла с мотоцикла и стояла рядом, дрожа от холода.

— Я… Я никогда тебе этого не прощу, — прошептала она прерывающимся голосом. — Я даже не знаю, как тебя назвать. Не подходи ко мне! — завизжала она, когда он попытался её обнять.

— Кэтрин, успокойся, — сказал Майкл. — Обещаю, завтра мы вернёмся. После десяти часов утра.

— Нет, сегодня! Сегодня же!

— Бензина нет.

— Зачем, ну зачем ты так со мной поступил? — всхлипнула она.

— Чтобы спасти тебя от излучения.

— С чего ты взял, что оно опасно?

— Оно опасно. Вот и всё.

— Ты паникёр. Нет, хуже: ты негодяй! Я не взяла даже сумочку. Как мне позвонить родителям? Дай мне свой телефон.

Майкл вытащил телефон из кармана, увидел потухший экран и выругался.

— Батарейка села. Кэти, прости, но если бы я отпустил тебя за сумочкой, ты бы не вернулась.

— Конечно! И была бы права! Вот что нам теперь делать?

— Я поищу, где переночевать, а ты вытри слёзы.

* * *

Дважды на него грубо накричали, один раз пригрозили полицией, но четвёртая попытка была удачной: пожилой фермер позволил им переночевать в гараже. А вот с телефоном дело обстояло хуже, никто не захотел одолжить Майклу свою трубку.

— Я никогда не спала в таких условиях, — пробормотала Кэти, ворочаясь рядом с Майклом на скрипучем кожаном диванчике и укрываясь клетчатым пледом сомнительной чистоты. — Вдруг тут мыши? Я тогда умру.

— Мышей не бывает. И ведь я же с тобой. Защищу.

— Не гаси на ночь свечку, а то я боюсь. И ещё я хочу есть. Майкл, попроси у него немножко хлеба и молока!

— Утром попрошу. Давай спать.

Майкл проснулся в половине десятого. Кэти спала рядом, прижавшись к нему. Сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи.

Значит, полтора часа назад они врубили это чёртово излучение. Сюда оно, судя по всему, не дошло, иначе бы он что-то почувствовал, хоть что-то: опасность, страх или головную боль. О том, что сейчас происходит дома, он старался не думать. Ещё около часа он пролежал без движения. Потом проснулась Кэти.

— Мы поедем домой?

— Да.

— Где возьмёшь бензин?

— Займу у хозяина.

— Я должна позвонить домой. Просто ужасно, что я не позвонила вечером. Это на твоей совести. Боже, у меня даже расчёски нет. Ты хоть представляешь, что этот такое — оставить женщину без сумочки?

— Да уж, за такое убивать нужно.

Майкл поблагодарил хозяина за ночлег, а заодно выпросил молока для Кэти и бензин для мотоцикла. Немного побеседовав с фермером, выяснил, что ни о каком излучении здесь и не слышали. Кэти с разрешения хозяина попыталась дозвониться родным с домашнего телефона, но безуспешно.

— Не берут трубку, — сказала она, когда они попрощались с гостеприимным стариком и уже надевали шлемы.

— Наверно, спят ещё, — предположил Майкл.

— Шутишь? Одиннадцатый час. Вдруг они меня ищут с полицией? Давай поспешим!

На обратной дороге им не встретилось ни одной машины. Ни одной. Майкл успокаивал себя мыслью, что по выходным машин всегда меньше, но на душе у него кошки скребли. Был на удивление тихий и ясный день, в такой день просто не могло случиться ничего плохого!

Когда они въехали в родной городок, Майкл не узнал его. Городок словно вымер. Впрочем, в деревнях, встречавшихся им на пути, картина была та же — полнейшее безлюдье. Майкл убеждал себя, что все ещё спят, но здесь тишина казалась пугающей. Может быть, потому что он выключил мотор: ни звука, ни шороха. Он поставил мотоцикл у забора и взял Кэтрин за руку, надеясь, что они вместе пойдут дальше.

— Нет, — она высвободилась, — я домой.

Кэтрин убежала. Ему не хотелось отпускать её, но остановить девушку он не мог. Он искал людей, но не находил их. Почему-то не хотелось сразу заходить в свой дом, и он пошёл к соседям.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Майкл и толкнул калитку.

Перед домом на аккуратно подстриженном газоне лежала собака, рыжий Бастер, любитель гавкать на машины и вообще игривое создание.

— Бастер, Бастер, ко мне! — позвал Майкл, но пёс даже не шелохнулся. Его бока мерно вздымались, и слегка подрагивали веки в такт дыханию. Становилось страшно.

Обойдя дом, Майкл увидел на скамейке соседского внука, ребёнка лет шести. Мальчик смотрел на него и улыбался.

— Здравствуй, — сказал Майкл. — Где твои бабушка и дедушка?

Мальчик не ответил, он улыбался. У Майкла потемнело в глазах. Не разбирая дороги, он бросился домой.

— Дядя! Тётя Энни!

Распахнув дверь, он ворвался в дом. Тётя стояла на кухне у плиты, дядя смотрел телевизор.

— Дядя, я вернулся, посмотри на меня! — Майкл потряс его за плечи. Старик медленно повернул к нему лицо с блуждающей улыбкой. Майкл кинулся на кухню. — Тётя Энни, ты узнаёшь меня? Я Майкл!

На лице тёти застыла блаженная улыбка. Только тут Майкл заметил, что движения её рук скованны и медлительны. Тётя помешивала ножом картофель на сковороде, словно не осознавая, что делает. На негнущихся ногах Майкл вернулся в гостиную. Местное телевидение передавало новости.

— В ближайшее время осадков не ожидается. И последнее сообщение. Эксперимент, проведённый сегодня утром в нашем округе, прошёл успешно. По распоряжению властей завтра излучение будет включено по всей стране.