Только ты (гет)

Каблуки громко стучали по тротуару, пока она шла к пабу «Три метлы». Ночь была прохладной, улицы укрыты снегом, но это не мешало коротким профессиональным шагам Гермионы Грейнджер. Ее шаги были твердыми и уверенными. Улица была полна людей, но Гермионе казалось, что вдалеке она слышит лишь эхо своих каблуков.

Честно говоря, с началом работы в Министерстве она полубила каблуки... Кто бы мог подумать, что они будут придавать ей уверенности. Но Гермиона заметила, что все складывалось легче, если на ней была такая обувь — она становилась выше, раскрепощеннее и как будто успешнее. Люди больше уважали ее, когда она соответсвовала им по росту. Поэтому Гермиона продолжала носить обувь на каблуках, зная, что это чревато болью в ногах. Рон всегда дразнил ее по этому поводу, пока она не напомнила, что так с ним легче целоваться.

Подойдя к бару, Гермиона протянула руку и зачем-то взглянула на ночное небо, прежде чем открыть дверь и войти. Стена болтовни, теплого воздуха и смеси разных запахов обрушилась на нее, пока она пробиралась сквозь толпу в поисках опознавательного знака в виде рыжых волос, которые привели бы ее к Рону. Она наконец увидела его возле бара, в одиночестве потягивающим напиток. Расталкивая людей как можно более вежливо, Гермиона держала путь к самому высокому мужчине в помещении. Он повернулся и его лицо сразу расплылось в улыбке, как только она заняла стул рядом.

— Привет! — радостно поздоровался он.

— Привет, — тепло ответила она. — С днем Святого Валентина!

— И тебя! Купить тебе выпить?

— Виски со льдом и лимоном, — напомнила Гермиона.

— Понял, — подмигнул он. — Кажется, я и так знал, что ты закажешь, Гермиона.

— Ну, — пожала она плечала, — кто его знает. Тем более я не уверена, сколько вы уже выпили, мистер Уизли.

— Немного, — заверил тот. — Я сам недавно пришел, честно.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Как прошел твой день?

— Безумно. Но смешно. Забавно было наблюдать за всеми влюбленными голубками, которые носились вокруг, как цыплята, забив себе голову мыслями о Дне Святого Валентина.

— Как и мы, обычно, — заметила Гермиона, пробуя виски, который уже подали. Она немного скривилась, когда напиток обжег ей горло.

— Это правда, — согласился Рон, усмехнувшись выражению ее лица, которое она всегда делала после первого глотка. — Но не в этом году.

— Да, не в этом, — эхом отозвалась Гермиона. — Боже, кажется, это первый год, с тех пор как мы расстались, когда у нас нет пары ко Дню Валентина.

— Серьезно? — Рон изогнул брови. — Ничего себе. Вот это мы постарались.

— И не говори, — задумчиво кивнула Гермиона. — Мы расстались, когда мне было... двадцать?

— Мне — двадцать, тебе — двадцать один.

— И в тот год ты привел мне назло девушку.

— Вот это я молодец, — прокомментировал Рон, вызвав у Гермионы смех. — Но у тебя же был тот парень... Лео, кажется. Ты привела его мне назло в следующем году.

— Да, ты прав, привела. Он был милым.

— Просто милым? — поддразнил Рон, и Гермиона пихнула его в бок.

— Просто милым и больше никаких деталей, согласно нашему уговору о дружбе, — напомнила она.

— Ай! — начал Рон, но Гермиона бросила ему предостерегающий взгляд.

— Ну, а в следующем году у нас обоих были пары, не так ли? — спросила Гермиона, предаваясь воспоминаниям.

— У тебя был Джон, льстивый придурок.

— Он не был льстивым, — закатила глаза Гермиона. — Он был очень хорошим.

— Лучше Макса, который превратил тебя в Гермиону, что пьет виски со льдом и лимоном.

— Это неправда! — возмутилась Гермиона. — Я сама начала пить виски! К слову, этого не случилось бы, если бы мы с тобой не расстались. Так что, полагаю, это тебя нужно винить в том, какую Гермиону Грейнджер ты видишь сегодня — ту, которая носит каблуки и пьет виски со льдом и лимоном.

— Значит, ты наконец признаешь, что я сделал тебя такой, какая ты есть сейчас?

— Нет, — соврала Гермиона. — Итак... А кого же ты привел в том году?

— Не помню, — легкомысленно ответил Рон. — Зато помню парня, которого ты привела в следующем году — Логан.

— Ты привел Дженнифер, — напомнила Гермиона. — А в следующем году была Виктория. Мерлин, она же была потаскухой.

— Что? Конечно, нет! — возмутился немного обиженный Рон.

— Эй, если Джон был придурком, значит, Виктория — потаскухой.

— Ты просто завидуешь ее длинным ногам, — хихикнул Рон.

— Которые она раздвинула перед тобой через десять минут после знакомства!

— Ага, — насмешливо ответил Рон. — Я правильно понял: ты намекаешь, что я могу пригласить только шлюху?

— Конечно, нет. Ты же не хочешь сказать, что я шлюха, раз встречалась с тобой?

— Нет! — запротестовал Рон, не замечая, что Гермиона дразнит его. — Ты была наименее распутной среди них всех, Миона.

— Я пошутила. Я знаю, что ты не считаешь меня развязанной.

— Ну, потому что ты не такая, — выразительно заметил Рон.

— Спасибо, Рон, — искренне сказала Гермиона. — Я закажу нам напитки, — она подозвала бармена, сделала заказ и повернулась к Рону. — Значит, в этом году мы одни?

— Да, — пожал он плечами, выпивая. — Остальные двадцатишестилетние люди делают то, что положено приличным взрослым: либо вкусно ужинают в красивом, чересчур дорогом ресторане, либо трахаются в красивом, чересчур дорогом отеле.

— Как я в прошлом году, — вздохнула Гермиона. — Мерлин, что произошло в этом году? Я реально облажалась.

— Работа, — предположил Рон. — Ты действительно заработалась в последнее время. Я говорил тебе сходить на свидание и развеяться, но ты не слушала.

— Я же не какой-то дикий холостяк типа тебя, — Гермиона игриво пихнула его. — Я не могу каждую ночь приводить домой любую женщину, которую захочу.

Рон присвистнул:

— А это впечатляющий ментальный образ.

— О том, как ты приводишь домой любую желаемую женщину?

— Нет. О том, как ты приводишь домой любую желаемую женщину!

Гермиона хлопнула его по руке:

— Свинья!

— Ты сама это сказала, детка, — Гермиона еще раз ударила его. — Ай!

— Ой, брось, это был легкий шлепок, — фыркнула она.

— Ничего себе!

Гермиона сделала глоток виски, посмотрела на Рона, и они рассмеялись, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Люди стали оборачиваться на их истерический смех.

Отсмеявшись, они на какое-то время замолчали. Рон заказал еще выпивки, и они просто пили без слов, погрузившись в собственные мысли.

— Ты помнишь наш последний совместный День Святого Валетнина? — внезапно спросила Гермиона.

Рон поднял на нее глаза и слишком быстро ответил:

— Нет.

— Я тоже, — поспешно сказала Гермиона.

Они вытаращились друг на друга.

— Я помню, что это была катастрофа.

— Что именно?

— Мы — как пара. Мы были катастрофой.

— Да, были, — признала Гермиона решительно. — Мы были просто... стихийным бедствием.

— Угрозой обществу.

— Страшно было смотреть.

— Не представляю — почему мы решили, что у нас получится?

— Ну хоть что-то у нас было хорошо?

— Наверно, нет.

— Конечно, нет.

— По-любому, нет.

Тишина. Гермиона выглядела потерянной, будто не могла вспомнить, почему они вообще решили быть вместе. Она сделала еще один глоток виски, как Рон заговорил:

— Кроме...

— Кроме?

— Секса.

— Секса?

— Секс был великолепным.

Гермиона прищурилась, пытаясь припомнить. Ее лицо просветлело, когда она вспомнила.

— О, да! Был.

— Конечно, вначале было неловко, — признал Рон. — Но как только мы привыкли друг к другу, это было... Просто обалденно!

— Это было... по-другому, понимаешь, о чем я? — медленно спросила Гермиона.

— Да, по-другому — сравнительно с остальными партнерами.

— С любым из тех, с кем я была после.

— Почему так? — смущенно спросил Рон.

Гермиона казалась абсолютно трезвой, когда она посмотрела Рону в лицо и, нахмурившись, сказала:

— Потому что мы были влюблены.

— Ох, — все, что мог выдать Рон.

Алкоголь затуманил мозг больше, чем он думал. Но Рону показалось, что он знал бы ответ раньше, если бы не был так пьян.

— Когда мы были вместе, секс не был просто чем-то для развлечения в конце свидания, как сейчас. То есть, конечно, это было классно. Но мы жили вместе. И для нас свидание не заканчивалось. Секс был... связью. Это не было грязно или неправильно. Мне было так хорошо с тобой, что я вообще не представляла, как смогу быть с кем-то другим. Потому что ты дополнял меня, я чувствовала себя полноценной. Секс выражал, как мы... Как сильно мы любили друг друга тогда. У нас был секс не потому, что так надо в конце свидания, или быстрый секс для отсрочки неловкости утреннего общения. Мы просто просыпались в объятиях друг друга, вспоминали — через что нам пришлось пройти, чтобы быть рядом именно в тот момент, понимали, как мы любим друг друга, и занимались любовью.

— Я помню, как заходил на кухню и видел, что ты учишься готовить для меня, волнуясь, что мы живем вместе и меня нужно кормить.

— Я помню, как ты возвращался домой после долгого отсутствия, и я бросалась к тебе, так как отчаянно скучала, ведь каждая ночь казалось пустой, если твои руки не обнимали меня.

— А я помню, как ты кричала из-за ночных кошмаров, а мои объятия тебя успокаивали.

— Это была... любовь?

Она произнесла это слово как будто на другом языке, будто оно ей незнакомо. Но она говорила его столько раз, когда они были вместе. Теперь казалось таким глупым то, что она забыла, какая между ними была связь, но теперь все пазлы сложились — почему заниматься любовью называлось именно так, а не иначе.

— Мне кажется... — тихо начал Рон. — Блядь, когда я в последний раз делал это? Чувствовал это? Ни разу с тех пор, как мы были вместе...

Опять тишина. В этот раз очень странная. Оба потерялись в собственных мыслях, вспоминая отношения, которые они потеряли пять лет назад. Небольшую квартирку, которая больше не могла принадлежать им. Место, которое они покинули — физически и эмоционально. Они не оборачивались. У них был договор о дружбе. Они были лучшими друзьями — ближе, чем Гарри и Рон, ближе, чем Гарри и Гермиона. Она комментировала его девушек без тени злорадства. Он дразнил ее по поводу парней без капли ревности.

— Н-но... Это же было единственной хорошей частью наших отношений, правда? — спросила Гермиона с отчаянием. — Правда?!

Рон не ответил, а задал встречный вопрос:

— Гермиона, ты помнишь, почему мы расстались?

Гермиона резко подняла голову. Они не говорили об этом. Это было неписаным правилом их дружеского соглашения — не говорить о разрыве, что бы ни было.

— Эм, это важно?

— Да! — искренне ответил Рон. — А я слишком пьян, чтобы вспомнить.

Ее глаза блуждали из стороны в сторону, мозг отчаянно работал, пытаясь найти нужную информацию.

— Не могу вспомнить, — вздохнула Гермиона. — Вероятно, перепила. Хочешь поговорить об этом по дороге домой? Придется идти — нельзя аппарировать в таком состоянии.

— Разумеется, — Рон расплатился, помог Гермионе подняться со стула, и они направились к выходу. — Моя квартира как раз вниз по этой улице. Мы могли бы пойти туда, ты поспишь на диване или отправишься домой через камин, когда захочешь.

— Спасибо, — сказала Гермиона. — А теперь помолчи, я пытаюсь вспомнить, почему мы расстались.

Они шли к квартире Рона в тишине. Взгляд Гермионы блуждал по небу, она молча разглядывала звезды, когда они подошли двери.

— Вспомнила? — с надеждой спросил Рон, держась за ручку двери, но не открывая ее. — Ты помнишь, кто произнес слова? Это была ссора? Почему так случилось?

— Вот дерьмо, я не могу вспомнить. Ты тоже?

— Нет, — покачал он головой. — Но я уверен, что это была глупая ссора, которая разрушила наши отношения. И теперь мы здесь.

— Глупая ссора... — бесстрастно начала Гермиона. — Глупая ссора привела меня сюда? Глупая ссора привела меня к разрыву, который буквально изменил меня?

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели ты думаешь, я была бы такой, как сейчас, если бы мы не расстались? Нет! Я бы... Я бы уже была Уизли! Я никогда бы не подумала, что у меня будут свидания на одну ночь. И я никогда бы не стала стервозной начальницей, которая работает по ночам, потому что ты ждал бы меня дома. И... И я бы никогда не начала пить виски со льдом и лимоном! Это всего бы не было! Вот херня! Рон, что ты сделал со мной?

— Эй, ты не одна, на кого это повлияло! Взгляни на меня! Я собирался стать достойным человеком, а теперь я просто странный двадцатишестилетний мужик, который трахает шлюшек вместо того, чтобы найти единственную, с кем бы захотел построить отношения! Я похерил преимущества всех девушек, что у меня были, потому что все они казались неправильными, понимаешь? Мне было не по себе каждый раз, когда я встречал женщину с длинными, темными, вьющимися волосами, любившую читать книги. И это ты сделала со мной!

— Что же мы сделали друг с другом, Рон? — прошептала Гермиона. — Как мы ушли так далеко с правильного пути? Как мы позволили небольшой ссоре разделить нас?

— Я не знаю, — ответил Рон. — Хотел бы знать... Хотя нет, если уж и хотеть чего-то, так это прекращения ссор.

— Просто... Не могу поверить, что мы так облажались. Я помню, как мы были влюблены, до боли... И все, чего я хотела — быть с тобой всегда...

Остаток предложения оборвали губы Рона, впечатавшиеся в ее рот. Зубы врезались в зубы, пока они лихорадочно целовались на пороге квартиры Рона. Не задумываясь, он повернул ручку и открыл дверь, продолжая отчаянно целовать Гермиону. А она больше не чувствовала себя пьяной от алкоголя. Вместо этого она испытала абсолютную одержимость мужчиной, которого целовала. Мужчиной, которого она называла своим другом, не смея думать иначе последние пять лет. Чувство наполнености пронзило ее прежде, чем она завелась, отчаянно прижимаясь к нему в темноте квартиры.

Рон захлопнул входную дверь ногой и потянул Гермиону к спальне, ни на секунду не разрывая поцелуй. В конечном итоге, они оказались на кровати, и (Мерлин!) Рон прикасался к Гермионе везде. Ее бедра, ее щеки, ее грудь. Как будто он изучал ее, как будто забыл ее тело и сейчас пытался напомнить себе все. А она позволяла ему, потому что нуждалась. Ей нужна была эта близость. Это чувство, которое она помнила, но не испытывала уже несколько лет. Поэтому, когда он снял с нее блузку, она сделала тоже самое с его рубашкой. Следом последовал бюстгальтер, а она даже не была напугана, так как они делали это уже столько раз и, серьезно, ничего не изменилось за последние пять лет. Он разорвал поцелуй, и она бы расстроилась от этой потери, если бы не знала, что последует дальше.

Губы на коже, губы на губах, и снова на коже перемешались в крышесносной комбинации ощущений. Она прикрыла глаза, позволяя ему касаться себя, где захочет, делать, что пожелает. Ее собственные стоны, которые всегда вызывали его поцелуи, звучали так, будто она не слышала их ни разу ни с кем с тех пор, как они были вместе. И когда он задыхался от поцелуев, она целовала его сама. Кожа Рона, освещенная звездами за окном, горела от ее поцелуев, пока она изучала его тело — сильные руки, спину, живот.

И тогда она вспомнила. Он помог ей вспомнить, как это — заниматься любовью, быть единым целым, осознавать, кто твоя родственная душа.

Гермиона не понимала, как она могла такое забыть...

* * *

Первое, что она испытала, проснувшись, было странное чувство непонимания, где она находится. В принципе, у Гермионы не впервые было такое ощущение, но оно все равно вызывало у нее панику, поэтому она оглядела комнату испуганными глазами. Стены были окрашены в светло-золотой цвет, а простыни, которые укрывали девушку, были красными. Гриффиндорские цвета? Она знала кое-кого, чья спальня была такого цвета. И этим человеком был... Рон!

В момент, когда осознала это, она также обнаружила, что лежит совершенно голая, что очень насторожило ее. Но что насторожило ее еще больше, так это отсутсвие молоточков в голове после попойки. Будто она не напивалась. Будто вчера все было под контролем. Конечно, она выпила, но отсутствие боли в голове свидетельствовало о том, что не достаточно для того, чтобы забыться.

Было бы очень легко просто схватить одежду и сбежать. Но тут обнаружилась одна сложность — Гермиону обнимали теплые руки ее лучшего друга. Он крепко прижимал ее к себе, его подбородок покоился на ее плече, что делало побег невозможным — она не смогла бы его подвинуть. Он был большим и сильным аврором, а она хрупкой девушкой, большинством упражнений которой было поднятие книг. Поэтому, не разбудив Рона, уйти она не могла. Так и лежала она в ожидании неизбежного, обдумывая, как выпутаться из сложившейся ситуации и свалить отсюда к чертовой матери, не разрушив дружбу. Не похоже, что Рон хочет быть с ней. Это все пройденый этап. И они оба не желали повторения.

Гермиона лежала, скованная сомнениями, пока Рон не начал шевелиться. Она попыталась высвободиться, но он обнял ее еще крепче. Поцеловал в плечо, в макушку, а потом встал и ушел в ванную. Будто это нормально, что они проснулись вместе. Будто так было ежедневно. Будто они все еще встречались. Будто он каждое утро вот так целовал ее, лежащую обнаженной в его руках.

Гермиона думала, что Рон вернется одетым, но он просто прошлепал из ванной обратно в кровать, обнял Гермиону и снова уснул. Ее беспокоило то, что, похоже, теперь она серьезно застряла — нужно было уходить, пока могла. Однако она лежала спокойно, поэтому тоже быстро заснула.

Она проснулась через несколько часов от небрежных поцелуев в лицо. Это вызвало мучительные воспоминания о множестве таких утренних поцелуев. Рон обожал их — он вообще любил целоваться. Ее очень раздражало, когда так делали другие ее парни, но поцелуи Рона ей нравились.

Интересно работает эта штука — любовь. Тебе может быть противно целоваться с одним человеком, зато с другим это будет самым замечательным способом коммуникации. Все зависит от того, с кем ты целуешься. И с Роном ей всегда было хорошо.

— Гермиона? — его голос прервал ее размышления.

— Рон! Доброе утро, — промямлила Гермиона.

— Привет, — прижался он к ней сильнее.

— Я уйду, как только ты скажешь, — начала Гермиона. — Я просто хочу избежать неловкости. Все вернется на круги своя через пару дней.

— О чем ты? — непонимающе уставился на нее Рон.

— Рон, — мягко сказала Гермиона. — Мы вчера были пьяны. Это не страшно. Такое случается с лучшими из нас.

— Я не был так уж пьян, — решительно ответил Рон.

— Ты... Что?

— Я полностью контролировал себя вчера.

— Но ты не мог вспомнить, почему мы расстались!

— Нет, это ты не могла. Я все вспомнил, как только мы вышли из бара. Это ты была чертовски пьяна!

— Ну, я не была так пьяна, как думала, но... Да, я напилась.

Пауза.

— Значит, все, что было вчера — ничего не значит? — внезапно спросил Рон.

— Что?

— Я имею в виду секс... и слова...

— Слова?

— Перед тем, как мы уснули, ты сказала мне... Блядь. Хорошо, проехали. Ты ничего не говорила, все нормально.

— Что я не говорила?

— Что любишь меня. Ведь ты же меня не любишь.

— Я сказала, что люблю тебя? — Рон кивнул. — Ой. Извини.

Рон холодно взглянул на нее:

— Ты знаешь, где дверь.

Гермиона собралась настолько быстро, насколько смогла.

* * *

Гермиона бездумно глазела на стену уже очень долгое время. Не то чтобы ее обычно интересовали стены. Но сегодня она не могла делать ничего другого. Она просидела так с утра, когда небо за окном было ясным, до вечера, когда луна бросила жуткую тень в комнату, делая ее холодной и нежилой. Это напомнило Гермионе тепло в кровати Рона, пробуждение в его обьятиях, наслаждение от его утренних поцелуев. Она вспомнила, что призналась ему в любви. Представила (очень четко) как, засыпая в его руках, произнесла это. И начала осознавать, что совершила большую ошибку.

Ту близость, что была у нее с Роном Уизли, она не могла испытывать ни с кем другим. Ни один парень не вызывал у нее таких чувств, как Рон. Никто не понимал ее юмор или заставлял смеяться, так как Рон. Естественно, все ее парни были умными и заботливыми, но они не могли заставить ее забыть о работе. Хуже всего, что никто из них не понимал ее израненную душу. Когда она просыпалась в два часа ночи от кошмара, они поглаживали ее по плечу и опять засыпали. Они пытались понять ее шрамы, но не могли.

И не это ли приводило ее сотни раз к Рону? Не появлялась ли она посреди ночи перед дверью его квартиры, стуча в дверь, ожидая, когда он откроет, чтобы обнять и успокоить ее так, как никто не мог? Она могла пойти к Джинни, Гарри, Луне, Невиллу. Они бы поняли. Но Гермиона всегда шла к Рону.

Это всегда был Рон.

Шутки, ночные кошмары, общая история, секс, то, как они дополняли друг друга — все, что они делили, заставляло ее поверить в родственные души, в судьбу — когда один человек предназначен другому на всю жизнь. Логичная Гермиона Грейнджер вынуждена была поверить в высшие силы, которые наделили ее магией для того, чтобы она могла встретить Рона Уизли в одинадцать лет и полюбить его навсегда.

Когда она забыла об этом? Когда решила, что такого человека не может существовать, что родственные души — это нелепость? Где-то на этом пути она потеряла лучшую часть себя — ту, что вела к Рону Уизли.

— Боже, что я наделала? — простонала она, прислонившись головой к стене. — Супер, теперь я еще и сама с собой разговариваю. Это нормально. Все иногда с собой разговаривают, правда ведь? Вот херня, я не знаю. Я настолько сбита с толку, что разговариваю как Рон. Что я делаю? И нафига продолжаю разговаривать с собой? Чертов поганец выводит меня из себя — вот что здесь происходит! И это все, что меня ждет в девяносто лет — одиночество и коты. Дело — дрянь!

Воображение подкинуло картину ее самой, сидящей на полу в окружении пятидесяти рыжих котов. Это заставило резко вскочить, будто она просидела на горячей плите Мерлин знает сколько часов и только сейчас это осознала. Она бросилась к двери, начала ее открывать... и почти столкнулась с размашистым кулаком. Вскрикнув, она пригнулась, выхватила палочку из кармана и направила ее на нападающего. Гермиона успела увидеть вспышку рыжих волос прежде, чем произнесла заклинание, поэтому вовремя смогла остановиться.

— Твою мать! — хрипло сказал Рон. — Гермиона, ты в порядке? Я ударил тебя?

— Нет. А собирался? — проворчала Гермиона.

— Нет! — выкрикнул Рон. — Нет, я хотел постучать, как вдруг ты открыла дверь и...

Внезапно Гермиона осознала, что Рон немного не в себе. Выцветшие джинсы, помятая футболка, взъерошенные волосы.

— И как долго ты пытался постучать?

Рон покраснел и посмотрел в пол, запустив руку в волосы:

— Какое-то время...

На минуту они взглянули друг на друга, а потом оба покраснели и опустили глаза. Гермиона подумала, что не может вспомнить, когда последний раз краснела. Раньше такое бывало часто, но с возрастом и началом употребления виски со льдом и лимоном она разучилась краснеть.

— Не хочешь войти?

— Да. Нет! Нет, давай останемся здесь.

— Без проблем, — смутилась Гермиона. — Так почему ты?..

— Просто... Я не был так пьян!

— Извини, что?

— И если бы я не был пьян, я все равно занялся бы с тобой сексом.

— Хм...

— Честно говоря, я фантазировал о том, как трахаю тебя до потери пульса с того дня, как мы расстались... Вот блядь, это прозвучало странно.

— Я...

— Я пытаюсь сказать, что... Гермиона, у меня до сих пор есть к тебе чувства. Веришь? Пять лет не вместе. Десятки девушек, ни с одной из которых я не чувствовал связи. И с каждой из них я думал о тебе. Ты знаешь, как это — так сильно тосковать по кому-либо? Мы договорились быть друзьями, это прекрасно, но... Я хочу вернуть то, что было между нами. Я люблю твое чувство юмора. Мне нравится, что ты позволяешь отвлечь тебя во время рассказа о скучном рабочем дне. Я рад, что ты приходишь именно ко мне после кошмаров ночью. И я люблю ту эмоциональную и физическую связь, которая до сих пор есть между нами и которую не смогу забыть с любой другой девушкой. Поэтому я здесь, чтобы сделать то, чего никогда в жизни не делал. Я буду бороться за тебя, умолять тебя, делать все мыслимое и немыслимое, чтобы ты снова была со мной. Я пытался забыть тебя, но не смог. Знаю, что ты больше не веришь в родство душ, но я-то верю! И если ты не скажешь, что тоже любишь меня, я, вероятно, состарюсь в окружении херовой тучи котов и умру в одиночестве. Блин, я просто... Люблю тебя. Я правда люблю тебя. Поэтому скажи мне, что чувствуешь ты.

Гермиона смотрела на него в молчании, краем глаза замечая луну в окне за его спиной. Тысячи разных мыслей пронеслись у нее в голове, но сердце стучало так громко, что мешало думать.

— Ты до сих пор любишь небрежные утренние поцелуи?

— Что?

— Любишь или нет? Ведь мы изменились за эти пять лет. Но я хочу Рона, который любит такие поцелуи. Это то, чего я хочу: утренние поцелуи, вечерние поцелуи, привет-как-дела поцелуи, быстрые кто-то-идет поцелуи, я-скучал поцелуи, поцелуи я-люблю-тебя-больше-жизни и слова-здесь-лишние поцелуи. Я хочу целую вечность таких поцелуев. И если ты пообещаешь мне их, я сдамся. Я перестану притворяться, что ты мне безразличен, и позволю себе чувствовать. Но я не хочу возвращаться к изломанному Рону, с которым я постоянно ссорюсь из-за пустяков и который не пытается меня вернуть после таких ссор. Поэтому просто скажи, нравятся ли тебе до сих пор небрежные утренние поцелуи, и если да — я твоя.

— Это все? Поцелуи — решающий для тебя фактор?

— Рон, я знаю, что ты изменился и повзрослел. Но я хочу быть уверена, что ты не изменился настолько, что мы больше не подходим друг другу. Когда ты поцеловал меня сегодня утром, я впервые осознала, как мне тебя не хватает. Поэтому если каждое утро ты собираешься будить меня так же и напоминать мне...

— Да. Да, я все еще люблю небрежные утренние поцелуи. И я собираюсь поцеловать тебя прямо сейчас, хорошо?

— Хорошо, — пробормотала Гермиона, закрывая глаза и целуя Рона совершенно трезво впервые за пять лет. Она обняла Рона за шею, и он приподнял ее, кружа.

— Значит, мы сделаем это? — прошептал он.

— Мы уже делаем это, — засмеялась Гермиона.

— Без сожалений?

— Без сожалений. Кроме того, это же всегда был ты. Родственные души, помнишь?

— Конечно, помню, — изумленно согласился Рон.

И подарил ей лучший приветственный поцелуй в мире.