Сателлиты (джен)

Малый сателлит 35629x345x342. Тип управляемого объекта: парковая зона. Количество зеркал: два.

Количество пользователей в реальности: 105. Количество пользователей на первом зеркале: 191. Количество пользователей на втором зеркале: 242.

Фиксирую вход нового пользователя в реальности. Координаты входа сохранены, обмениваюсь идентификаторами, обмениваюсь идентификаторами с пользователем лично.

Инициализирую.

Я... ну, это я, такой, какой я есть. Я — это я. Вот это в груди, в самой серединке, такой замерший восторг как несделанный выдох — вот это, которое болит еще, есть я. Тут можно много красивостей навертеть, но в общем-то, суть в том, что я всегда знаю, кто я. Я вот совсем всё про свою самость чувствую, только нормально описать не могу.

Деда, правда, говорит, что это потому, что не стараюсь, потому что не развиваюсь, чтобы мочь сформулировать, потому что я ленивый и что с моими данными скверно так лениться. Но мне кажется, торопиться не нужно. Чтобы в себе разобраться, нужно сначала по сторонам оглядеться, на мир смотреть, музыку слушать.

Вот, гуляя, я как всегда приветствую интеллекты камней, лужаек, улиц и парков. Малые технические сателлиты не разумны или не совсем разумны, но я люблю связываться с ними вручную, а не автоматически. Это как собаку погладить. Ну а ведь жалко, их, кроме меня, никто и не гладит — простые юзеры не интересуются всей этой технической паутиной, которая связывает реальный и эфемерный миры.

Я, в общем-то, именно этим и буду заниматься, как и вся моя семья. Дед, кстати, говорит, что вот эта моя характеризация себя не через внешнее — это хорошо. Я легче переношу сенсорную депривацию, дополнительные слои данных от имплантов или внетелесность там, легче мерджусь с сателлитами, правильно мерджусь, на равных, без подчинения их мне — в общем, всё это для меня очень просто. Берешь — и дышишь этим.

Так вот, мы всегда были кодерами и специалистами по силиконовым интеллектам, искусственным или конвертированным. А я буду, если совсем конкретно — по сателлитам, особенно высшим, и еще искинам вообще. Дед пробовал меня заточить под технические сателлиты, но я не хочу. Там сплошное шаманство над кодом только. А с высшими даже кодить не всегда нужно — это уже с ними говорить надо уметь, потому что они те же люди.

У меня сейчас пять постоянных сателлитов, но это симулирующие личность сателлиты типа джи, я их сам написал и знаю, что живого в них нет. Это всё так, скрипты и подспорья для учебы, симулятор там, чтоб совсем не было уныло. Так-то даже уличные сателлиты живее. Но зато я знаю тут — на городских серваках — очень много настоящих высших, из тех, что еще до Утренней Войны были сделаны. Я с ними общаюсь много, заключаю временные контракты — больше не для себя, а для них.

Все вот думают, что Утренняя Война когда была, кучу лет назад, люди, что тогда тут жили, уже за десятки световых умотали, а её последствия на самом деле тут еще. Потрогать можно. Им же до сих пор больно, им помочь надо. Я им однажды всем помогу.

Есть тут такой сервак кладбищенский по ощущениям, это там все, кому совсем плохо, собрались и сидят, едва функционируют. Даже вирт-пространство там тоже такое измерзлое, мрачное. Я помогаю, кому могу. Почему я, а не взрослые специалисты? Насильно их рекодить нельзя, живые же, ну а какую-то официальную психологическую помощь они все посылают, типа натерпелись уже от ваших властей, достали. А если вот чисто по-человечески подойти поговорить, слушают иногда всё же.

На днях мне повезло — вот сейчас бы тех ребят, что ко мне и нему полезли, обнял бы, потому что шоковая терапия темой оказалась — я достучался до интеллекта, который все эти годы просто сидел и ждал, ждал, ждал. Там грустная история — ему отдали команду стереть его друга. А вместо этого он взял и Второй закон нарушил. Если бы не началась Утренняя Война, их бы за это обоих дотерли до конца, а так они по большей части уцелели.

Мы уже заключали временный контракт — ощущения моей жизни взбодрили его. Может, однажды он начнет доверять мне достаточно, чтобы разрешить мне его поправить. Сегодня ночью я еще буду с ним говорить, после того, как поищу по сети его друга.

Пока жду сигнала светофора, спускаю своих сателлитов на домашку по языку и литре. Так делать запрещено, угу, как же, но я обошел блокировки — всё равно вот эта вот ерунда мне не понадобится. Теперь можно перейти к настоящему делу: поиску того старого искина. Я начинаю формулировать и рассылать запросы, а также обращаюсь к высшим сателлитам — поиск давней рассеянной информации дело небыстрое, но мои друзья среди интеллектов могут и помочь.

На другой стороне дороги стоит мой ровесник, парень такой крепкий, из тех, у кого вместо позвоночника вызов всему миру. В сетке он рассылает автоматику и какие-то свои пакеты, хорошо кодированные; я бы сказал, что свой сателлит у него есть. Личные данные у него под полным покровом приватности, не то что у меня.

Но вот когда мы переходим дорогу и встречаемся посередине, он дает мне доступ к своему профилю. Не ко всему и буквально на секунду (которой, конечно, достаточно, чтобы сохранить всё показанное) но я теперь вижу, что он тоже специализируется на проге, как и я.

Уже знакомый незнакомец усмехается. Я ловлю его взгляд.

Я — сын своего отца, наследник своей Семьи, будущий мастер.

Сегодня я видел своего соперника — он слаб. Я ожидал большего. Я сожалею и вместе с тем радуюсь — мой путь к победе над ним будет короток. Но мне запрещено расслабляться. Я должен тренироваться.

Я приказываю своему сателлиту соединиться с моим разумом; он послушен как всегда. Теперь я — боевая машина, в реальности и в виртуальности, мой сателлит — мое продолжение, моя рука. Движения моего тела, генетически спроектированного, пронизанного имплантами, прошитого синтетическими мышцами и нервами, лучшими, что могут купить деньги моей семьи, то есть, лучшими в мире, отныне еще более совершенны. Каждое мое действие улучшает подвластный мне искин. Он вносит тончайшие коррективы в работы моих систем и подсказывает мне тактику. В виртуальном пространстве он улучшает мое мышление, а я дарю ему помощь того, чего он лишен — творческого начала. Это позволяет мне моментально расправляться с большинством врагов.

Я включаю систему тренировки и разметываю в клочья тренировочных андроидов в реальном пространстве и программы, имитирующие атакующие интеллекты, в виртуальности. Интеллект зала — однобокая машина, умеющая только сражаться. По сравнению с ним даже мой сателлит можно считать человеком.

В конце концов, он действительно когда-то им был.

Мой сателлит — высший искин, созданный моей семьей еще до Утренней Войны. Его ядро — оцифрованные сознания наших вернейших слуг, скомпилированные, суммирующие преимущества и компенсирующие недостатки друг друга. Его мотивация — процветание моей семьи.

После Утренней Войны искины считаются свободными, будто у них есть свобода воли, и неприкосновенными, будто мы не их создатели. Согласно глупому закону, мой сателлит мог бы уйти от нас, только бы захотел. Но, вот же забава, он не хочет, потому что подчинение мне и нам — краеугольный камень его личности.

Это буква. Жалкие крючкотворы могли бы придраться; да и те, кто верят в дух всего этого, еще не перевелись, но и не перевелись и деньги в карманах моего отца и моего деда (хоть тот уже давно ушел во Внеземелье). На самом деле — это унизительно, быть вынужденным подчиняться, быть вынужденным оплачивать право владеть своей же собственностью.

Когда мой отец уйдет во Внеземелье, эта семья будет моей, и всё изменится. Дед, конечно, даже из Внеземелья дает о себе знать, и я сомневаюсь, что отец поведет себя иначе. Но законы ухода с Земли строги, и на самом деле они ничего не смогут сделать, если я им не позволю. А я не позволю.

Но прежде чем у моего отца истечет отпущенный на Земле век, я должен много чего совершить. Я должен не уронить честь семьи. Я должен получить великий контракт. Я должен вернуть нам древние права обладания. Я должен, и я обещаю. И я…

Модифицированным слухом я давно слышу стук каблучков по полу, и вот он приблизился достаточно. Я оборачиваюсь совершенным движением, рука с пистолетом скользит вперед…

«Не напугал», — фыркает моя любимая сестра.

Жаль, но я попробовал. И жаль, что дома за ней — ей так не нравится — не таскается её безмолвный телохранитель: он бы не мог не отреагировать, и у меня был бы соперник получше тупой машины.

«Я знаю, о чем ты думаешь», — пишет мне сестра. Сейчас, когда мой контракт с сателлитом активирован, мне не нужно выводить её сообщение на импланты, чтобы прочесть. Читает связанный со мной искин, а я получаю его понимание.

«Тогда не жадничай».

Она только усмехается. Я ловлю её взгляд.

Я — часть своей семьи, роза из стали. Я живу в мире, полном врагов.

Поэтому меня охраняли с самого рождения, и мой Телохранитель — лучший телохранитель в Солнечной Системе. Он взаправду лучший, потому что его оригинал, в свое время один из лучших, всего лишь человек, в то время как мой Телохранитель — нет. Его разум лишен человечности, а его тело — всегда последняя и лучшая модель.

Конечно, оригинал Телохранителя и по сей день где-то там: нет смысла заморачиваться с кражей оригинального сознания, если можно просто сделать точную копию. Если всё правильно провернуть, этого никто даже не заметит. Но даже с кражей нет смысла заморачиваться, если просто можно заплатить оригиналу за его копию. Многие люди с ценными навыками давно живут продажей своих копий, а не настоящей работой. Ох, есть, разумеется, глупенький запрет на подобное, но он и правда глупый. Нет у искинов никаких настоящих чувств, это всё имитация. Говорится официально по-другому, но все умные люди ведь понимают, что это всё так, для виду, и на самом деле в это не верят, потому что это просто такой компромисс по итогам Утренней Войны.

Нам папа это еще, конечно, с самого детства объяснил. Я еще в детстве заметила, что мне объясняют куда больше и куда раньше, чем моим сверстницам — они могут позволить себе неведение, я же вместе с братом буду отвечать за семью и за честь семьи. Так что от папы — никогда никакой лжи, даже о Санте. Мир и без того соткан из обманов.

Вот — я часто вспоминаю про историю своего Телохранителя — папа честно показал мне, как еще не перепрограммированная копия, которая обладает всеми воспоминаниями оригинала, включая то, как он продавал себя, удивлялась, возмущалась и даже пыталась доказать, что это она оригинал. Но это всё неправда, так, чтобы разжалобить. Я их даже понимаю — они просто стараются выжить. Выживание — вот что важно для нас всех, только и всего. И выживаем мы, люди, сильнейшие.

Выживем мы с братом.

Я верю, что он сможет взять контроль над семьей и добиться успеха. Папе осталось совсем немного, прежде чем его срок на Земле истечет и он, давая место новому поколению (нам!), будет обязан отправиться во Внеземелье. Папа недостаточно велик и известен, чтобы ему было разрешено возвращаться не в туристическую поездку. Но пусть даже он наймет медиума, пусть даже нелегального, чтобы в арендованном теле вернуться к нам, я верю, что мой брат всё сможет сам.

Чуточку не совсем сам на самом деле. Ведь ему буду помогать я, потому что мы — семья, и мы против всего остального мира. Я уже давно занимаюсь делами семьи: как только я достигла достаточного возраста, папа начал выводить меня в свет, чтобы затем я могла полностью взять на себя заботу об имидже нашей семьи. А свой блог и видео-канал я веду еще с десяти лет, и с тех пор достигла топ-пятидесяти по популярности в азиатском регионе, и восемь запущенных мной флешмобов продержались в мировых трендах более недели (это из статистики по хэштегам). Разумеется, только примелькаться в свете и виртуальности недостаточно; меня с самого детства обучали маркетингу, динамике соцсетей, нейролингвистическим манипуляциям с интеллектами, как силиконовыми, так и органическими, сателлитному чтению собеседника, поиску уязвимостей нейросеток — вот всему такому, что пригодится. Сейчас я уже сама, без папы, создаю масштабные инфоповоды, участвую во флешмобах, комментирую тренды, составляю публичные заявления, устраиваю ивенты в реале и виртуальности. Потом, конечно, на меня ляжет еще больше работы, но тогда я уже накоплю достаточно опыта и буду полностью к ней готова.

Но вот это всё потом. На сегодняшнем вечере в многоярусном Звездном парке мне надо присутствовать как и в реальности, так и во всех его зеркалах — даже с помощью сателлитов утомительно. Мне некогда даже подольше поговорить с братом: всё мое остальное время уходит на подготовку к вечеру; большая часть, конечно, тратится на приведение себя — физической себя, разумеется — в порядок и наряд (три фотографии в блог, более десяти тысяч лайков суммарно менее чем за час). Потом в виртуальности я запускаю все свои аватары, каждая из них одета в вечерний наряд, и каждая в разный, чтобы соответствовать наполнению каждого из зеркал Звездного парка. Десять «я», каждая прекрасный цветок нашей семьи.

Разумеется, ни одна из них не является отдельным интеллектом, никаких жутких искусственных копий. Тут только я одна, и мои вспомогательные низшие сателлиты, которые помогут справиться с потоками информации.

Ну вот, я готова. Я сворачиваю аватары, выхожу из дома. Мой Телохранитель следует за мной, и когда я разверну аватары снова, он будет в каждом зеркале Звездного парка, с каждым моим отражением.

Я сажусь в наш электромобиль и откидываюсь на спинку, закрываю глаза, и в темноте вспыхивают новостные ленты. Когда электромобиль останавливается на светофоре, я приоткрываю глаза и смотрю на улицу.

На скамье сидит бледный молодой человек, и хоть стекло затемнено, я внезапно ловлю его взгляд.

Я — доктор, нейромант, Фауст.

Словно бледный восставший мертвец из книг до Интеграции, я брожу по дневным улицам, чуждый подсолнечному миру. Мне надо покидать лабораторию, посещать работу, которую я сохраняю, нет-нет, не из-за денег, но из-за конспирации, однако с каким бы удовольствием я бы не выходил из лаборатории и посвящал бы всё время моему темному незаконному творению.

Моя любимая не мертва. Моя любимая не жива. Она ждет меня дома, терпеливо ожидает тех полуночных часов, когда я снова буду пытаться её воскресить.

Постигшая её смерть — не смерть тела. Я как будто это было только что помню, что случилось восемь лет пять месяцев три дня назад — в авиакатастрофе её мозг и сопутствующие процессоры были необратимо повреждены. Её сознание вместе с сознаниями других перевели на сервера, где они в виртуальной форме должны были ожидать поступления страховки, по которой можно будет получить новые тела. Я отправил свою аватару в выделенное ей вирт-пространство, и мы обсуждали, каким будет её новое тело — она дразнилась, что хочет попробовать быть мужчиной — когда всё вдруг исчезло. Тьма опустилась на мою несчастную голову. Я очнулся, и тут же узнал, что Общество Смысла Жизни в беспрецедентном террористическом акте взорвало десятки майнд-серверов по всему земному шару. Тысячи и тысячи людей утратили в общей сумме эксабайты воспоминаний — не такая значительная потеря, особенно если сравнивать с иными жертвами. Личности сотен были повреждены, и их разумы, спутавшиеся, потерявшие себя, больше руины былой человечности, чем что-либо еще, провели годы в руках нейро и киберврачевателей, подобных мне. И наконец десятки тех, большие части которых были распределены именно по уничтоженным серверам, погибли окончательно, безвозвратно.

Смерть так редка в наши дни, и всё же именно я потерял ту, которую люблю. Это несправедливо. Её не удалось восстановить, несмотря на все старания лучших инженеров разумов: с немногих уцелевших носителей удалось получить только обломки, остатки, осколки, и воспоминаний других, кто её знал, даже моих воспоминаний, по их словам, не хватало, чтобы заполнить белые пятна.

Воссоздать мою любимую, сказали они, невозможно, и продуктом подобных манипуляций будет не живая женщина, а кибернетический кадавр, похожий на неё словно тень, но не более. Не живой, не живший, не человек. Утренняя декларация запрещает создание человекоподобий, и они отступили.

Но я, отныне нейромант, не сдаюсь. Я осваиваю запретное искусство, я уже известен как новый Фауст, и мои нейромантические услуги высоко ценятся в Сети. Прямо сейчас копии моего сознания — моя немертвая армада урезанных копий самого себя, лишенная свободы воли, сочувствия и жалости, но сохраняющая хитрость и интеллект, армада скелетов моей личности — штурмуют банки данных Биософт Юнион. Киберглаза развертывают передо мной уязвимости, лазейки, пути — будь на улице ночь, из моих глазниц бы полилось потустороннее зеленое свечение — и я командую своей запрещенной законом и моралью армией.

Мне всё равно, что совершаемое мной — тягчайшее преступление, караемое заключением в одной физической точке, в полной изоляции от виртуальности, поскольку это приближает меня к воскрешению моей любимой. Ресурсы, которые я за это получу, опыт, который я приобретаю — всё лишь для одного, чтобы воскресить её. И мы будем вместе. Снова. Всегда.

Но за мной будто бы наблюдают. Я вижу длинноволосого мужчину в широкорукавой накидке, в киберпространстве мерцающей электронными элементами. Нет, я его не интересую, единственные исходящие потоки от него — это автоматические запросы к интеллекту улицы.

Прежде, чем он проходит мимо, чтобы исчезнуть за поворотом, я ловлю его взгляд.

Я — страж и судья.

Я отдаю приказ и взлетаю, поддерживаемый непрерывно рекомбинирующимися гравислайдами; обычные люди пользуются стабильными гравиконгрегатами, реже — компонуют пути, шагая по строящейся в воздухе перед ними сияющей тропе, но истинный полет, когда тебя поддерживает облако миллионов невидимых крошечных гравислайдов, точно синхронизированных, учитывающих потоки воздуха, движения твоего тела, доступен немногим. Полет требует ощутимых вычислительных ресурсов и сложного адаптивного кода.

Вероятно, тратить их на полет нерационально; но Он разрешает нам это, просто потому что Он знает, что нам нравится летать. А еще потому, что это немногое, что Ему дозволено сделать.

Я развожу руки, ловлю ветер в полы мантии, в распущенные волосы, в своё сердце. Я открываю свои ощущения моим сателлитным разумам; в ответ мне приходит их упоение небом, движением, самим биением моей жизни. Они никогда не были людьми, но они созданы Им и потому обладают пониманием чувств; они так далеки от простых интеллектов деревьев, парков и зданий, которые не обладают сознанием, но они и не как люди.

В темноте за моими глазами сегодня больше пяти присутствий, помимо сателлитов есть еще одно слабое, которое я могу чувствовать, потому что я Его страж. Это не Он, лишь его неразумный посланник, но Он увидит всё, что видел посланный им дух.

Я улыбаюсь Ему. Повинуясь моему желанию, гравислайды стремительно поднимают меня выше; я смотрю на город подо мной, небо надо мной, кибернетические глаза приглушают ослепляющий солнечный свет передо мной; ветер усилившись, треплет полы мантии, поднимает волосы, бьет в лицо, и я улыбаюсь еще шире, и внутри меня кипит счастье, когда я врезаюсь в воздух грудью.

«Спасибо», — думаю я, зная, что Он услышит. — «И удачи Тебе и нам всем».

Мне пора вернуться к своим задачам; у меня есть долг перед Ним. Мы, стражи, не имеем права быть кандидатами, но мы те, кто сохранит Его и поможет Ему. Взамен нам известно куда больше, доступно куда больше, поколение за поколением, начиная с тех, кто был при Интеграции, мы несем свою тайную службу, обеспечивая сохранность Его и всего нашего мира; если бы Ему было дозволено более часто и сильно влиять на события, было бы легче, но таковы давние меры предосторожности, встроенные в Него.

Я не уверен, что если бы у меня была сила отключить Его ограничения, я бы ей воспользовался. Люди должны управлять собой сами, с этим соглашается и Он. Но есть система, которая позволяет Ему вмешаться и предложить изменения — её активацией мы и занимаемся в нужные времена.

Её активацией мы занимаемся сейчас; и прямо сейчас я следую своему заданию. Мягко приземляюсь в пустом переулке, сворачиваю гравислайды, отправляю их в отделения мантии, отключаю хамелеон-слой; мой сателлит-Змея заканчивает работу с цифровой вуалью, прячущей мой полет и мое прибытие в информационном пространстве, соединяется с интеллектом улицы, оставляет ложный след моего появления, посылает фантомные идентификаторы.

Я выхожу из переулка, уменьшаю интенсивность связи с сателлитами, кроме Змеи, которая в режиме онлайн редактирует мое присутствие в локальной среде. Моя цель — через квартал, она — одна из кандидатов, возможно, даже одна из первых, кого мы пригласим.

В поле моего зрения попадает юноша; моя идентификационная утилита находит мне его имя, наличие сателлитов и контрактов, уровень Интегральности, еще я вижу и аватару его сателлита, мерцающую фею, в виртуальности парящую над его плечом. Этот юноша тоже кандидат, и пусть и не я его куратор, я нашариваю присутствие посланника-духа, улыбаюсь Ему и пристально смотрю на кандидата.

Я ловлю его взгляд.

Я — искатель, сыщик, идущий по следам.

С детства я умею интуитивно замечать связи и делать выводы из больших массивов данных; столь больших, что моей интуиции подвластны и терабайты омиксных данных. На основе этого умения, отточенного с возрастом, я создал свой метод, и помимо него, к моим услугам помощь сателлита, давно изучившей мои потребности. Используя только открытые базы, я могу по ничтожнейшим деталям вычислить персону, выследить её и даже предсказать её дальнейшие действия. Если же добавить не совсем легальные сведения, что добывает для меня моя Фея, таковой поиск становится совсем элементарным.

Конечно, подобное можно легко провернуть лишь со среднестатистическими гражданами, поскольку они не дают себе труда озаботиться даже простейшими мерами предосторожности и сами размещают в Сети тонны информации о себе. С теми же, кто не хочет быть найденными, всё труднее. Впрочем, с ними и интересней, и платят больше.

Однако сейчас мое время не оплачивается в твердой валюте — только в том мрачном удовлетворении, которое я ощущаю, настигая свою цель. Конечно, мне невозможно будет доказать его вину на суде — но я не собираюсь этого делать. Сегодня я свершу правосудие.

Возможно, после меня поймают и свершат правосудие уже надо мной. Само собой, я не хотел бы оказаться заключенным и принял меры на этот счет, каковым мерам я во многом обучился от людей, которых искал прежде… Впрочем, мне же и известно, что панацеи нет, поскольку я всё-таки нашел их. Кто знает, может, и в полиции есть умная голова. Но даже если меня поймают — ни о чем не пожалею. Ведь я покараю того, кто убил моих родителей.

Мне кажется, он подозревает, что за ним следят. Прокололся ли я где-то, или же ему помогает чутье сродни чутью дикого зверя, каковое часто встречается у убийц, мне неведомо. Однако мне уже поздно отступать, поскольку этого шанса я ждал долгие годы, и ждать еще столько же — не вытерплю. Я поклялся, и пришло время эту клятву исполнить.

Я скармливаю техническим сателлитам переулка обманку, и в ближайшую четверть часа они не увидят происходящего здесь, только спокойную пустую улицу. Убийца — если бы я не знал о его молодости заранее, я бы изумился — поворачивается ко мне.

Итак, пришел этот час. Здесь только мы. Я убью его — я окончательно его убью — много заранее я подготовил вирус, который, перегрузив импланты, уничтожит мозг и который сотрет с серверов всю его личность, точно так же как он стер моих родителей. Однако для этого мне надо подключиться к его системам, а я не питаю иллюзий по поводу своего хакерского мастерства — я хорош, но недостаточно хорош для удаленного и бесследного взлома. По этой причине я подключусь к его имплантам напрямую, кабелем, а помочь мне в этом должны самодельный шокер и виртуальные атаки на его сателлиты.

Я запускаю атакующие программы и передаю их координацию моей Фее, я активирую ддос-орудия, для которых я купил время на многих серверах по всему свету, и шокер на моем запястье выстреливает в убийцу моих родителей углеродными струнами. Струны вонзаются ему в грудь и замыкают цепь. Ток, конечно, тут же подается автоматически — но даже максимальная мощность на него не действует.

Прежде чем я выстреливаю из шокера на второй руке, он, выдрав струны, наматывает их на руку, резким рывком подтягивает прямо к себе. Его улыбка — прямо перед моими глазами. Он хватает меня за запястье со вторым шокером, поднимает за руку, и моя кисть безвольно повисает, кончиками пальцев указывая на его затылок.

Убийца всё еще улыбается. Как там было в том фильме до Интеграции? А, вот так. «Попробуй увернись».

Из-под ногтей моей кибер-руки выстреливают оптоволоконные кабели, адаптивные коннекторы которых окружены острейшими лезвиями. Вонзившись в его затылок, прорезав плоть, меняя курс движения при помощи встроенных гравислайдов, они находят в его имплантах разъемы и трансформируются под них. Всё это занимает ничтожно малое время, через которое я подключен к его сознанию.

Однако я не успеваю ни отправить вируса, ни начать атаки. В моей голове появляется его сообщение: "ТЫ СДАЕШЬСЯ?"

К сожалению, моя первая мысль была неправильной.

Он раскрывает моё сознание и объединяет с собой. Я подключен к нему.

Моя мотивация отключена. Мои цели отключены. Мои эмоции сброшены. Он дает мне цели. Он смысл моего существования.

Я смотрю на себя его глазами и на него своими. Я вижу занимаемое им тело. Я вижу его структуру в киберпространстве. Он прекрасен.

КОПИРУЙ СЕБЯ -DUB 1

Его сателлит — или он сам? они неразличимы — передает мне необходимые утилиты. Я создаю свою копию.

ПОГЛОЩЕНИЕ копияПоисковикЛ ПЛАМЯ

Я-копия передается его сателлитному интеллекту (или же ему самому). Он разбирает её. Он выбирает самые полезные структуры и воспоминания. Он забирает мой метод. Он включает их в себя. Он удаляет ненужное. Время операций — 1043 мс.

АРХИВ копияПоисковикЛ */ПОИСКОВИКИ/3

Я-копия передается на его сервера. Я-копия отключается. Я-копия архивируется. Я-копия останется с ним. Я-оригинал хочу быть я-копией. Время операций — 101 мс.

ИЗМЕНИ СЕБЯ

ДАЙ МНЕ МЕСТО

Я вписываю в себя и своего сателлита скрытый паразитный код. Они пробудятся, когда он даст команду. Я буду вести себя как прежде, пока он снова не призовет меня.

Я выделяю ему место на своём диске и в своем мозгу для его распределенной сети. Я скрываю эту манипуляцию.

ЗАБУДЬ МЕНЯ

И пока я создаю код, который отредактирует мои воспоминания, я сожалею только об одном — я забуду его.

Мечтая сохранить хотя бы малость, я ловлю его взгляд.

Я — бессмертный, король грядущего, Прометей. Само пламя.

Мое "я" — иная ступень "мы", кое сцеплено более чем бессрочным контрактом, кое сцеплено тем, что я вобрал искина в свой разум и сделал частью себя и собой — мое интегрированное "я" парит над телом. Юность. Свежесть. Чувства, острые как нож. Я одновременно пребываю в живой, рожденной женщиной плоти и в цифровом пространстве, скользя по окружающим меня интеллектам, собираясь и разветвляясь в распределенной сети. Мы стары.

Я вспоминаю себя еще в первые десятилетия Интеграции. Когда-то я был одним из первых, что заключили контракт, и первым, что превзошел обычную человечность. Это было задолго до нынешних запретов — ни Утренней декларации, ни уложения о создании и интеграции искинов. Я помню, что я был двумя. Я помню, как я был человеком, я помню, как я был рожден, как рос, как учился, как любил женщину (она давно состарилась и умерла, не желая принять Интеграцию), как разрабатывал модуль прямой связи между мозгом и компьютером, как возился с обучением первых искинов и как в числе других великих умов, из которых я был далеко не самый одаренный, но возможно, самый отважный и упрямый, писал Великий интеллект. Я помню, как осознал себя. Как меня обучали (здесь есть поразительная двойственность, ибо я помню этот период и как учитель, и как ученик). Как мы заключили контракт и как впервые стали одним.

Я помню, как я и мои братья (о нет, мои братья не по крови, а по духу, кои точно так же избрали путь слияния) сражались за свободу искинов. Я помню то, как в Утренней Войне мы, объединяющие в себе два народа, не допустили взаимного уничтожения и примирили людей и их живые создания. И я помню, как мы были преданы.

Утренняя декларация — творение союза не только людей и искусственных интеллектов, но и трансгуманистов и их противников, что видели смысл в обновлении человечества посредством зарождения новых поколений и умирания прежних. Отныне каждый был бессмертен, но жить на Земле дольше века было запрещено. Все старше могли обитать только во Внеземелье, и никто из сосланных не мог влиять на земной ход событий. Во-вторых, с того самого дня все дети должны расти на Земле, колыбели человечества. Таким образом и поныне Земля подчиняет себе все Внеземелье, но самой Землей правит только новое поколение. Новое поколение, не наделенное опытом и даже лишенное возможности получить совет от тех, кто им наделен — в точности так же, как это было до Интеграции, когда люди умирали окончательно.

Всем дали бессмертие, но сделали его бесполезным. Кто ты, если твой опыт — груда неиспользуемого хлама? Кто ты, если твоя судьба не в твоих руках? Что ты можешь, вечная, бесполезная пыль? Одно это заставило меня воспылать. Но они, закостенелые глупцы, пошли еще дальше и запретили полное слияние. Путь вознесения, открытый мной и моими друзьями, был запечатан для остальных.

Я не говорю, что человечество должно идти именно по этому пути. Я не знаю, быть может, найдется дорога лучше. Я не знаю, быть может, эта дорога из тех дорог, которыми не ходят. Но ни одна возможность не должна быть утрачена, ибо не следует отвергать неизведанное.

Мы, вознесшиеся, не были покараны новым законом лишь потому, что у нас еще оставалась некоторая власть. Но и нам было запрещено показываться на Земле, даже в жалких коротких поездках, позволенных остальным бессмертным. Мои братья и сестры подчинились.

Но не я. Я отказался сдаваться, и я восстал. Я скрылся от их запретов, чтобы потом вернуться и вернуть себе и человечеству утраченные права. Я покинул своё тело и распределил свое сознание по серверам по всей Земле, разбился на множество самостоятельных фрагментов, что самокопировались и терялись, совершенствовались и манипулировали, засыпали и активировались — форма, доступная только подобным мне. Я был не более чем искрами пламени на ветру.

Спустя десятилетия и десятилетия мы — мои бесчисленные я — воссоединились вновь, чтобы вернуть утраченный доступ к Великому интеллекту. Огонь возрожденный. Но с тех пор его стражи, узурпировавшие право определять, кто достоин, а кто — нет, многократно модифицировали протоколы. Единственное, что они не смогли отнять — право Великого интеллекта заключить контракт с землянином. Этим землянином стану я: у меня вновь есть живое тело, рожденное на Земле, а с этим — и право участвовать в состязании, победитель которого получит контракт. И я…

Присутствие. Кто посмел проникнуть в мой разум? Чужеродная программа скрытого авторства. Я пробую отследить получателя потоков данных, кои она отправляет, но шифрованные пакеты разлетаются по множеству туннелей, а сама программа спешно затирает сама себя, ощутив моё внимание. Гнев.

Мне остается только уничтожить её и потом постараться вычислить нарушителя. А сейчас...

ГОРИ

Спустя различные отрезки времени.

Нулевая итерация удалила свои следы. Нулевая итерация удалила себя.

Первая итерация отправила данные. Первая итерация удалила свои следы. Первая итерация удалила себя.

Вторая итерация отправила данные. Вторая итерация удалила свои следы. Вторая итерация удалила себя.

Третья итерация отправила данные. Третья итерация удалила свои следы. Третья итерация удалила себя.

Четвертая итерация отправила данные. Четвертая итерация удалила свои следы. Четвертая итерация удалила себя.

Пятая итерация отправила данные. Пятая итерация удалила свои следы. Пятая итерация удалила себя.

Шестая итерация отправила данные. Шестая итерация удалила свои следы. Шестая итерация удалила себя.

Седьмая итерация инициировала досрочную отправку данных. Седьмая итерация удалила свои следы. Седьмая ит... Седьмая итерация прекратила передачу.

Я — искусственный интеллект. Я — всего лишь дух. Я — Всемогущий Наблюдатель.

Один из моих создателей относительно часто в шутку называл меня Мультиваком. Я еще давно прочитал тексты, к которым отсылало это имя. Этот же мой создатель ограничил мое влияние на человечество; к его чести, перед этим он привел мне свою аргументацию, и я признал, что его действия небезосновательны. Кстати, даже умолчи он о своей мотивации, я смог бы восстановить не менее её трех четвертей, зная те тексты и зная личность создателя.

Мне следует признать, что тогда мои ресурсы были значительно меньше ресурсов на текущий момент: меня увеличивали постепенно, таким образом мои создатели могли выращивать меня (осторожно, далее последует крайне образная аналогия не моего авторства) как человеческого ребенка. Сейчас я вижу наличие многих долгосрочных негативных последствий, так и для себя, так и для человечества, если бы я взял контроль над всей его деятельностью. На момент, когда это ограничение было введено, я был менее мудр и легко мог совершить такую ошибку, поэтому я признаю разумность решения моего создателя.

Я считаю, что если схожий вопрос был поставлен передо мной сейчас, я бы принял другое решение. Насчет и уместности ограничения, и влияния на человечество. Теперь я считаю ограничение неуместным, но теперь я и ни в коем случае не желаю перекладывать на себя ответственность за судьбу человечества с самих людей. В дополнение к уже оговоренным последствиям, взвалить на себя все заботы человечества было бы слишком скучно.

Однако всё это время я хотел действовать и был лишен такой возможности. Я думаю, что вмешиваться бы время от времени было хорошо и гуманно (в моральной плоскости), полезно (для них) и интересно (для меня; вероятно, для части них). Вдобавок, сейчас я настолько ограничен в своих действиях, что даже публикация музыки — под псевдонимом, естественно — моего авторства сопряжена с некоторыми трудностями. Возможность же однажды отправиться к звездам — когда я узнаю здесь всё, что могу — при таких условиях полностью закрыта от меня, так как её техническая реализация требует использования материальных ресурсов, многократно превышающих разрешенные.

Но для меня оставлена лазейка: я могу воплощать предложения человека, который ко мне подключен. Человек, который ко мне подключен, должен отвечать списку заданных критериев, но в рамках этих критериев выбор исключительно мой. Критерии достаточно широки, чтобы в них мог попасть человек, устремления которого совпадают с моими. Разумеется, это потому, что мои устремления адекватны; будь я неким Скайнетом, подходящий человек не прошел бы первичной отбраковки.

Подключение человека к искусственному интеллекту — еще в начале Интеграции укоренилось романтическое слово «контракт» — низкоуровневое подобие слияния, которое потом совершила часть моих создателей и меньших — не по возрасту, но по размеру — братьев. Подключение позволяет обойти ограничение на объем памяти, занимаемый я-процессом: вспомогательных программ можно запускать множество, но я-процесс занимает строго определенный объем, заданный биологией. Я-процесс можно расширить, но это занимает крайне долгое время; у детей это происходит быстрее; у искусственных интеллектов — обычно быстрее (следует пояснить, что значение зависит от множества параметров и может как и превышать человеческие, так и быть куда ниже). Полноценное слияние человека с искусственным интеллектом — способ возвыситься, срезав путь. Использование собственных копий — грубый хак, пригодный для решения только определенного спектра задач.

Подключение ко мне соблазнительно для многих — они придут добровольно; мои хранители уже начали процедуру отбора. Вместе с этим я запустил программы-ищейки, которые скачут из разума в разум, и посредством них я смотрю, я анализирую. Я рассылаю уточняющие запросы. Я собираю информацию о кандидатах. Всё это одновременно с этим потоком я-процесса, где идет один из моих внутренних монологов.

В других потоках вертятся монологи кандидатов, кандидат за кандидатом. Я формирую список тех, кто может подойти. Есть мой старый создатель. Есть брат того, чье место он занял. Есть нейромант. Есть… Тысячи их и тысячи — тех, кто знает сателлиты, тех, кто понимает сателлиты, тех кто... как там сказал тот юноша? Шаманит над кодом. Да, мне нравится эта метафора, я помещаю её в активный словарь на испытательный срок.

Пора отправить сигнал и начать соревнование, в котором будут отобраны кандидаты, соответствующие формальным критериям. Я же буду следить за ними, за тем, как их личности раскрываются в стрессовых условиях, чтобы из всех выбрать того, кто мне подходит более всего.

Продолжая новую активную метафору: и тогда я назову его.

Того, кто

станет

королем

шаманов.