Общие интересы (джен)

35 ДБЯ

Яркое полуденное солнце превратило кабинет сенатора Мерсера в камеру пыток. Свет здесь отражало буквально все: гладкие мраморные полы, золотая окантовка колонн, полированное дерево мебели. Блестели и искрились бесчисленные вазы, статуэтки и прочие аксессуары, обилие которых прозрачно намекало на нездоровую страсть сенатора к накопительству.

Сам глава Комиссии по надзору за спецслужбами лучился дружелюбием, как анзати, присмотревший мозги собеседника себе на завтрак. Арманд поставил бы месячное жалование на то, что Мерсер относится к этой расе паразитов не только духом, но и биологически, если бы не видел своими глазами результаты ДНК-экспертизы на одного из многочисленных сенаторских ублюдков. Тот факт, что Мерсер являлся чистокровным человеком, можно было смело вносить в реестр самых нелепых ошибок природы за последние сто лет.

— Не будем ходить вокруг да около, полковник Айсард: ваше дело дрянь. Другие члены комиссии решительно настроены провести расследование и привлечь к ответственности вас, а заодно и ваше непосредственное начальство с подчиненными. Если ничего не предпринять, меньше чем через месяц вы предстанете перед судом. И, вне всяких сомнений, приговор вам будет вынесен суровый.

Он печально вздохнул, пропустив между длинными холеными пальцами аккуратную бородку. Его круглые глаза и изгиб полных, почти женских губ, придававших облику сенатора обманчивую мягкость, выражали глубочайшее сочувствие. Арманд не отказался бы посмотреть, как это лицо журнала "Республика сегодня" прошлось бы по нижним уровням столицы во всем своем разряженном великолепии. А чтобы путешествие не слишком затянулось, даже бесплатно бросил бы наводку паре банд, главари которых особенно хорошо вели себя в этом году. Жаль, что Мерсер был слишком осторожен для правдоподобного несчастного случая.

— Не могу сказать, что не понимаю возмущения коллег. Ладно — слежка, ладно, нарушение банковской тайны и права на неприкосновенность личной информации! Хатт бы с этим, это дело привычное. Но вы санкционировали применение пыток, Арманд! — Мерсер подался вперед, прожигая Арманда убийственным взглядом. — И в отношении не какой-то мелкой сошки из трущоб, а личного помощника сенатора Глэйда! Я из многого мог бы вытащить вас. Многое простить, замести под ковер. Но это... ситуация очень серьезная, полковник. И она грозит потопить не только вас, но и всю Сенатскую службу безопасности.

"Как убедительно ты делаешь вид, что тебя это огорчает. Будто не ты вытащил эту грязь из-под ковра. Будто не ты купил с потрохами наших канцелярских крыс, чтобы мы и дернуться без твоего ведома не могли. А теперь изображаешь милосердного покровителя, который если и поставит раком, то вынужденно и в воспитательных целях?"

— Вы верите бездоказательной клевете, сэр?

— К сожалению, доказательства есть. Взгляните сами.

Пара щелчков по клавиатуре, и над столом Мерсера развернулась голографическая запись. Судя по ракурсам, камера с микрофоном были встроены в пыточного дроида. Изображение плясало, крутилось и подчас выхватывало совершенно дикие кадры, но все, что должно было попасть на запись, на нее попало.

Ни на миг не изменившись в лице, Арманд снова смотрел, как лейтенант Вилфур задает вопрос за вопросом прикованному к пыточной раме помощнику сенатора, а тот в ответ сыплет проклятиями вперемешку со статьями конституции. Как камера вместе с несущим ее дроидом вплотную приближается к пленнику, и тот заходится оглушительным воплем, бьется в оковах с такой силой, что их грохот слышно даже сквозь крики.

"— Он расколется, сэр. — Вилфур говорит бодро, с почти мальчишеским воодушевлением: еще бы, получить дело такой важности на третьем году службы! — Дайте мне еще пару часов, и я его дожму.

— Хоть три, лейтенант, но не затягивайте. К вечеру мне нужны результаты".

Будто мало было того, что голос Арманда звучал очень отчетливо, камера крупным планом выхватила его лицо. Он с досадой подумал, что любому оперативнику ССБ пришлось бы писать объяснительные на сотни страниц, доказывая, что запись была получена законным путем и может быть рассмотрена на суде, однако для сенатских комиссий работали совсем иные правила. Список того, на что они не имели права, был удручающе коротким.

— Только не говорите мне о монтаже. Мы оба знаем, что это не так. И мы оба знаем, что грозит вам за такое превышение полномочий. За одно лишь это, заметьте — а ведь есть еще подписанные вашей рукой приказы об организации слежки, прослушки и взлома личной информации, отданные без санкции Сената. О чем вы вообще думали?!

"Да, я уже понял, что мне прямая дорога на Кессель. — Арманд до боли стиснул зубы. — Лет на двадцать, если повезет. Если не повезет... можно застрелиться прямо сейчас. Хоть сдохну без бумажной волокиты напоследок".

— Есть какая-то конкретная причина, по которой вы хотели видеть меня, или я могу наконец заняться поисками приличного адвоката?

Праведный гнев Мерсера как по волшебству сменился глубочайшим сочувствием. Этот мошенник менял маски, будто переключал каналы ГолоСети.

— Арманд, вы же понимаете: если это дело дойдет до суда, вам не помогут и лучшие адвокаты галактики... — он улыбнулся с наигранной печалью, — ...которых вы, при нынешнем жаловании, едва ли можете себе позволить. Однако есть и другой выход из положения. Как по мне, гораздо более благоприятный и для вас, и для всей Сенатской СБ.

"Неужели меня сочли достаточно ценной фигурой для того, чтобы шантажировать? Впору гордиться профессиональным ростом".

— Я вас слушаю, сэр.

— Все очень просто: вы должны публично и в письменной форме признать сфабрикованными все улики на сенатора Глэйда, добытые противозаконным путем. Ваше непосредственное начальство принесет официальные извинения сенатору и его невинно пострадавшему помощнику; я, со своей стороны, улажу несколько формальностей, после чего комиссия обяжет Сенатскую СБ выплатить потерпевшим щедрые компенсации. На этом дело мы закроем. Конечно, вас, скорее всего, понизят в звании и снимут с должности начальника отдела, но это ведь лучше Кесселя, правильно я рассуждаю? — Мерсер заговорщически улыбнулся и протянул Арманду документ с заранее проставленными датой и инициалами. Не хватало только подписи. — Профессиональные юристы уже помогли вам составить рапорт. Взгляните сами: по нему вас можно привлечь разве что к дисциплинарной ответственности. Вся тяжесть вины падет на того юношу... как там его имя?

— Раймус Вилфур, — процедил Арманд. Документ он все-таки взял, хотя недобитая честь с совестью на пару требовали швырнуть бумажку Мерсеру в лицо. — Он еще совсем мальчишка. Планируете всех собак повесить на ребенка?

— Этот, как вы выразились, "ребенок" недрогнувшей рукой пытал человека, полковник. — Улыбка Мерсера померкла, взгляд заледенел. — По вашему приказу. Вы хотите, чтобы Сенат узнал всю правду? Или, быть может, стоит ограничиться лишь ее частью — про амбициозного мальчишку, который в своем стремлении выслужиться пошел на противозаконные меры без ведома начальства? Вы же, будучи ответственным офицером и законопослушным республиканцем, разоблачили его произвол и сами отправили неразумного подчиненного на суд Сената. Мне очень нравится эта история, Арманд. Она выставляет вас в правильном свете и открывает дорогу в будущее. Большое будущее, смею полагать... если вы и впрямь окажетесь тем разумным и мудрым человеком, каким я считаю вас.

Арманд положил рапорт на стол и тяжело припечатал ладонью. Мерсер, несмотря на все свое самообладание, вздрогнул, поймав его взгляд.

— А мне бы хотелось, чтобы Сенат услышал другую правду, сэр, — сказал Арманд очень тихо, зная, что иначе сорвется на рык. — О том, как высокочтимый сенатор от Белдерона потворствовал деятельности "Черного солнца" на Корусанте. О том, как граждан Республики подсаживали на спайс, продавали в рабство и резали на органы, в то время как уважаемый сенатор Глэйд получал с этого щедрую долю за то, что всеми силами мешал работе полиции, помогал бандитам с открытием "прачечных" и лоббировал в Сенате их интересы. Всему этому есть доказательства, господин Мерсер. Те самые, что вы предлагаете обесценить и вышвырнуть в мусоросжигатель.

"И я знаю, что именно поэтому ты поднял такую шумиху вокруг этого дела. Глэйд — никто. Ноль, пешка, монета разменная. Но, если прижать его, он неизбежно начнет болтать. Болтать о том, что ты, уважаемый сенатор Мерсер, очень хотел бы скрыть. О том, чему у нас пока есть лишь косвенные доказательства. Потому-то ты и смелый такой: еще несколько дней, и ниточка бы для тебя самого в петлю свилась. Даже странно, что мы все еще разговариваем. Не потому ли, что на суде я могу не ко времени раскрыть рот? А то и организовать обнародование нескольких неприятных документов в качестве прощального подарка?"

А Мерсер продолжал улыбаться. С пренебрежительным смешком он откинулся в кресле, глядя на Арманда, как профессиональные картежники смотрят на верящих в удачу и честную игру юнцов.

— Жаль, что комиссия никогда не примет к рассмотрению улики, полученные столь возмутительными способами. Вы взрослый человек, Арманд, так оставьте романтизм и рыцарство мальчишкам. Подвиги вредны для здоровья.

Он небрежно махнул рукой, будто отсылая прочь лакея.

— Идите, отдыхайте. И подумайте хорошенько над моим предложением. Вы держите в руках билет в счастливое и богатое будущее. Я бы на вашем месте не стал менять его на билет до Кесселя.

* * *

ГолоСеть добросовестно истерила. Миловидная журналистка со взглядом бывалой шлюхи рассуждала о произволе спецслужб и коррупции, которая, как водится, "приобрела шокирующий размах". Само собой, еще более шокирующий, чем полгода назад, когда канцлеру Валоруму страсть как захотелось найти ее в рядах Корпуса юстиции. По другому каналу горластая молодежь хулиганского вида громко вопила против тотальной слежки, ограничений на распространение информации и, почему-то, повышения расценок на обучение в Корусантском центральном университете — то ли ребятки инициативу проявили, то ли решили, халтурщики, покрыть два заказа одним митингом. По третьему представительный хлыщ с напомаженными усами так скорбно вещал о бедственном положении республиканской экономики (повинен в котором, как диктовала мода нынешнего сезона, был раздутый и коррумпированный силовой аппарат), что каждому сознательному гражданину должно было стать ясно: если не сократить финансирование силовиков как минимум вполовину, экономика Республики рухнет вместе с капиталами налогоплательщиков. В идеале, конечно, вообще стоило избавиться от этого атавизма милитаристического прошлого: на кой крифф Республике содержать аж четыре службы безопасности, когда частные военные компании и торговцы информацией обойдутся дешевле, а оплату их услуг можно переложить на плечи местных бюджетов и корпораций? Об этом тоже трепались — в основном молодые дарования, голоса университетских форумов и завсегдатаи дискуссионных клубов. Некоторым мальчикам и девочкам родители явно не объяснили, что детям не следует открывать рот без спросу.

Общественность вовсю готовили к очередным реформам, которые окончательно уравняют в силе спецслужбы и мелкие криминальные группировки. С крупными-то и сравнивать давно уже нечего: все равно что ранкора с полудохлым наштахом на одну доску поставить.

Устав от назойливого шума, Арманд выключил проектор. Намного тише, правда, не стало.

— Арманд, это же безумие какое-то! Они не могут все повесить на тебя. У тебя есть начальство, оно и должно нести ответственность! Ты в любом случае просто исполнитель, ведь так? И вообще, я не верю, что ты действительно...

Габриэлла Санте металась по гостиной, размеров которой явно не хватало, чтобы вместить все ее возмущение и беспокойство. Каким-то непостижимым образом эта хрупкая девушка заполняла собой любое пространство, в котором появлялась. Обычно Арманду это нравилось: все равно в его небольшой холостяцкой квартире ничто, кроме Габриэллы, не стоило внимания. Но сегодня он предпочел бы не видеть ее. Не видеть, но знать, что она надежно заперта дома, в своем шикарном пентхаусе с видом на Сенат, под охраной самых дорогих телохранителей, каких ее сварливый папаша только может себе позволить.

— Габриэлла, я же говорил тебе сидеть дома, пока это все не закончится, — тяжело вздохнул он, прерывая бурный поток возмущений и тревожных восклицаний. — Зачем ты заставляешь меня еще и о тебе волноваться?

— Ты говорил, а я воспользовалась своим законным правом тебя не слушать. — Задорная улыбка Габриэллы не коснулась глаз: ее взгляд оставался серьезным и тревожным. — Я вижу, в каком ты состоянии, Арманд. Одного я тебя сейчас не оставлю, хоть взашей выталкивай.

Габриэлла подошла ближе; браслеты на ее запястьях мелодично зазвенели, когда она нежно обвила руками его плечи и прильнула к нему всем телом. Арманд бережно обнял ее в ответ, ласково запустил пальцы в пышные золотисто-каштановые локоны.

— Все будет хорошо, — прошептала она почти жалобно — точь-в-точь ребенок, которому очень важно услышать слова утешения от взрослого. — Я могу поговорить с отцом. Ты же знаешь, у него связи в Сенате, и в этой вашей комиссии он многих знает...

Арманду не раз приходило в голову, что прав был ее папаша, когда спрашивал: "Ты как себе вообще ваш брак представляешь?". И впрямь, парой они были странной. В свои двадцать пять Габриэлла была скорее девочкой, чем женщиной; изнеженной дочкой богатых родителей, живущей в дивном мирке, где с любой бедой можно справиться, просто позвав на помощь всесильного папу. Сорокалетний полковник Сенатской СБ, у которого проблем больше, чем денег, был для нее как минимум сомнительной партией.

Хуже того — опасной партией.

Арманд крепче сжал ее в объятиях. Нет, не получит его Габриэллу какой-нибудь лощеный наследничек миллиардера или, того хуже, сенатор с толстым кошельком и липкими ручонками. Ему уже доводилось убивать ради нее. Сейчас, похоже, придется совершить кое-что похуже, но выбор стоял небольшой. Пойти на Мерсера в лобовую атаку — чистой воды самоубийство. Эта мразь отбрешется и откупится, а Арманд не доживет даже до суда. Его тело сгниет в катакомбах столицы, имя пополнит списки без вести пропавших.

"Под Мерсера придется прогнуться... на время. Я знаю, в каком направлении копать под него. Знаю людей, которые крепко ненавидят его и будут счастливы увидеть господина сенатора за решеткой. Если он не убьет меня раньше, то горько пожалеет об этом через пару лет. А Вилфур... жаль парня. Из него мог выйти толк".

— Я выберусь. Не этот раз первый, не этот последний. Но тебе все-таки лучше уйти, Габриэлла. Мне нужно многое обдумать.

Звонок в дверь заставил Габриэллу испуганно вздрогнуть, а Арманда — потянуться к пистолету.

— Кто это? — Она взволнованно вцепилась в его руку. — В такое время...

— Сейчас узнаем. Иди в спальню и сиди тихо.

— Но...

— Иди, я сказал. Если поймешь, что дела плохи, набери этот код на комлинке. Это на самый крайний случай, поняла?

Он быстро переслал Габриэлле код, активировавший сигнал тревоги. Стоит только набрать его, и нескольким офицерам ССБ придет извещение о том, что один из них попал в крупную передрягу, и координаты места, где находится владелец комлинка. Эта нехитрая система безопасности, созданная в обход всех официальных процедур, уже не раз оправдывала себя. Ребятки из младшего офицерского состава, поначалу посмеивавшиеся над паранойей старших товарищей, очень быстро смеяться перестали: хватило раз вытащить одного такого смешливого из подвала, полного дружелюбных наемников Торговой федерации.

Габриэлла одарила Арманда своим фирменным взглядом "мне все это очень не нравится, и ты срочно должен меня успокоить", но спорить не стала: тихонько прошмыгнула в спальню и закрыла за собой дверь. Арманду же ничего не оставалось, кроме как впустить незваного гостя. Сняв, на всякий случай, бластер с предохранителя.

— Доброго вечера, господин Айсард. Надеюсь, мой поздний визит вам не слишком помешал?

Визитер производил впечатление типа, которого легко найти в дорогом казино — но не швыряющимся деньгами на потеху восторженным шлюхам, а хищно кружащим вокруг игральных столов в поисках слабых игроков и неопытных крупье. Он был высок, худощав до болезненности, но держался с уверенностью человека, способного разделаться с любым идиотом, который перепутает сухопарое телосложение со слабостью. Одет неброско и удобно, но дорого: в таком виде можно сперва принять активное участие в уличной перестрелке, а потом как ни в чем не бывало пропустить пару коктейлей в "Равелле" близ Площади монументов. Еще не стар, но старше Арманда лет на пять или десять: на тощем лице, туго обтянутом кожей, залегли первые морщины, прилизанные каштановые волосы заметно поредели на макушке.

"Бандит. — Арманд понял это в тот же момент, как увидел гостя. Он насмотрелся на таких: не подзаборная шпана, награбившая и наворовавшая на приличные костюмы, а человек достойного происхождения, шагнувший на другую сторону закона по необходимости или прихоти. Такие отличались от простой швали, как породистая катская гончая от чисто вымытой дворняги. — Куда ни плюнь, на гангстера попадешь. Так немудрено подумать, что в Республике приличные люди перевелись".

— Кто вы и зачем явились?

Бандит в дорогом костюме широко улыбнулся.

— Полковник, я понимаю, что вы сейчас на нервах и, к тому же, переживаете за ту очаровательную молодую леди, которая зачем-то от меня прячется. Но, поверьте, пистолет вам не понадобится. Не с бандитом же вы, право слово, разговариваете. Позвольте представиться: Сейт Пестаж, личный помощник сенатора Палпатина, представителя сектора Хоммел.

"Бандит на службе у очередного сенатора. Еще лучше".

— Начинаю думать, что предпочел бы встретиться с бандитом. И что же от меня понадобилось сенатору Палпатину?

Арманд не скрывал неприязни: сенаторов он не переносил как форму жизни. Тем не менее, дело принимало интересный оборот. Для простодушного дурака имя Палпатина не значило ничего: набуанец так умело прикидывался честным человеком, что многие ему верили и потому сколь-нибудь значимой фигурой не считали. Люди поумнее замечали, что тихий, до скучного умеренный в своих речах и инициативах сенатор поразительно быстро обрастает полезными связями и так или иначе мелькает везде, где происходит хоть что-нибудь важное — не на первых ролях, не в центре событий, но всегда поблизости. Арманд, кроме того, хорошо помнил, кому на самом деле принадлежит Набу.

"Возможно, следовало задать вопрос по-другому: какой интерес у Банковского клана в этом деле?"

Пестаж выразительно оглянулся через плечо: Арманд преградил ему путь у самого порога, из-за чего гость оказался зажат между ним и закрытой дверью. Арманд с неохотой посторонился, давая ему пройти.

— Понадобилось? Вы слишком дурно думаете о моем работодателе. Сенатор Палпатин всего лишь желал заверить вас: далеко не всем в Сенате по вкусу беззаконие, которое творят Мерсер и ему подобные. Есть еще те, кто считает, что Сенат не должен говорить голосами криминальных картелей.

"Разумеется. Банковский клан оскорблен соседством с низшими формами организованной преступности".

— И вы ворвались ко мне посреди ночи, чтобы это сказать? Господин Пестаж, у меня был непростой день, и я сыт по горло пустым трепом. Если вы пришли ко мне с деловым предложением или угрозами, выкладывайте. У меня нет ни времени, ни терпения на игры.

Пестаж изобразил понимающую улыбку до того правдоподобно, что Арманд почти поверил. Тем не менее, взгляд, брошенный помощником сенатора на бар, полный дорогого, припасенного для особых случаев алкоголя, он без зазрения совести проигнорировал.

— Вы снова поняли меня неправильно. Я не уполномочен предлагать вам что-либо, полковник. Угрожать же и вовсе... — он театрально всплеснул руками. — Сила сохрани, за кого вы меня принимаете? Я всего лишь посланник, несущий добрые вести.

— Добрые для кого?

— Для вас, господин Айсард. И весьма печальные для сенатора Ирвинга Мерсера. Мой работодатель абсолютно уверен, что завтра дела господина Мерсера с "Черным солнцем" подойдут к своему трагическому завершению. Назовем это... волей Силы, если вы позволите мне религиозный термин. В некоторых культурах принято считать, что она возвращает обратно все зло, что человек принес в галактику. Так сказать, замыкает круг. Есть основания полагать, что для сенатора Мерсера этот круг замкнется раньше, чем он успеет причинить какое-либо зло вам.

"Неужели мууны расщедрились на заказное убийство, лишь бы перекупить меня? Что-то в последнее время сильные мира сего проявляют подозрительное участие к моей судьбе. Как бы не возгордиться от такой важности".

— Занятное предположение. И во сколько же эта добрая весть мне обойдется?

— Она совершенно безвозмездна, — сказал Пестаж, сияя, как банковский служащий, втюхавший доверчивому клиенту кредит под грабительские проценты. — А потом... кто может знать, что принесет грядущий день? Мой лимит предсказаний на сегодня исчерпан, господин Айсард.

Подойдя к двери, он церемонно поклонился.

— Желаю вам и госпоже Санте приятного вечера. Буду счастлив в следующий раз поприветствовать эту прекрасную даму подобающим образом.

Шельмец скрылся в коридоре прежде, чем Арманд успел схватить его за воротник и доходчиво объяснить, что благие вести вестями, а грязных намеков в адрес Габриэллы он не потерпит.

С тихим шорохом открылась дверь спальни, и на пороге возникла Габриэлла, крепко сжимавшая в холеных пальцах комлинк. Выглядела она решительно и грозно, как котенок, готовый к битве с дроидом-уборщиком.

— Я все слышала, но мало что поняла. — Голос Габриэллы звучал требовательно, почти обвиняюще. Она всегда говорила так, когда боялась. — Что это все значило?

"Ничего, милая. На меня всего лишь нашелся покупатель, решивший, что полковника в отчаянном положении можно приобрести по цене капитана. Справедливо, задери его ранкор, решивший".

— Тебе не нужно ничего понимать, Габриэлла. Поверь, так всем будет легче.

* * *

Утром сенатора Мерсера нашли мертвым в его собственных апартаментах. В тот же день ГолоСеть как по волшебству наводнили данные о его связях с "Черным солнцем": один за другим "утекали в сеть" документы, подтверждавшие связи сенатора с картелем, всплывали тайные договоренности и сомнительные доходы, певчими птичками заливались "анонимные источники", внезапно обретшие голос и желание говорить. В некоторых сенсациях Арманд без особого удивления узнал собственные данные, в других с первого взгляда распознал фальшивку, добавленную к правде для остроты и пущего шума. За особенно сильные, убийственно достоверные улики, едва промелькнувшие в прессе и очень быстро скрывшиеся в недрах архивов полиции и ССБ, он совсем недавно готов был продать душу — да только никто из высших эшелонов "Черного солнца" торг не предлагал. Информация, всплывшая после смерти Мерсера, была явно инсайдерской.

Странный (удачный до такой степени, что впору заподозрить подвох) оборот приобрело дело Глэйда. Не прошло и суток с убийства Мерсера, как Арманда ошарашили новостью о том, что Комиссия снимает все претензии к ССБ и, что совсем уж граничило с фантастикой, намерена выступить с коллективным заявлением по Глэйду. На основании "неопровержимых доказательств вины" (тех самых, "незаконными путями" добытых) его собирались лишить сенаторской неприкосновенности и передать в руки следствия. О злосчастном помощнике все как будто позабыли. На всякий случай Арманд лично провел с ним пару задушевных бесед о том, как положительно молчание и ложь во спасение влияют на тяжесть приговора. Парень оказался сообразительным — послушав последние новости, стал вежливым и печальным, а показания дал такие, что сердце при их виде радовалось.

Генерал Тиввус — непосредственный начальник Арманда и единственный человек во всей ССБ, знавший, насколько дрянной была ситуация с Мерсером на самом деле, — предположил, что Арманд продал душу темным силам, чтобы выбраться из этой передряги. Казалось бы, пошутил старик, но вид у него был до предела серьезный. Арманда и самого смеяться не тянуло: слишком много правды было в той шутке.

Он не знал, чем придется расплатиться за спасение. Но не сомневался, что цена будет высокой.

* * *

У сенатора Палпатина было располагающее лицо и манеры духовного лидера. Не того, кто запугивает доверчивый сброд пафосными речами о конце времен, а куда более опасного типа: мудрого наставника и доброго исповедника, всегда готового выслушать и поддержать каждого из своей паствы в трудную минуту, ничего не прося взамен. Именно такие обычно рядились в скромные одежды, пряча миллиарды в оффшорах Корпоративного сектора, и с доброй улыбкой на устах спускали на неугодных толпы почитателей, готовых убивать не по слову — движению руки "учителя".

Голографическая связь не передавала всех деталей, критически важных для полноты образа. Арманд допускал, что и сам не заметил бы их, не желай Палпатин этого.

— Как вам работается без удушающей опеки сенатора Мерсера, Арманд? Надеюсь, новый глава Комиссии оказался куда более... честным и законопослушным человеком?

От его мягкой улыбки пробирал холодок. В отличие от того же Мерсера, этот человек не играл в благодушие, а искренне наслаждался хорошей едой, изысканным интерьером ресторана, приятной музыкой... и ни на миг не изменился бы в лице, если бы трапезу пришлось ненадолго прервать, чтобы отдать приказ об убийстве одной досадной помехи или двух. Разве что поморщился бы досадливо, поняв, что изысканное блюдо успело безнадежно остыть, пока он отвлекался на пустяки.

Арманду доводилось встречать таких, как он. К счастью, редко. К счастью, двое из трех таких знакомых давно оставили управление своими криминальными империями на сыновей. На дочери третьего он надеялся в скором времени жениться.

— Пока трудно судить. Могу сказать лишь то, что пока сенатор Роан ведет себя намного скромнее, чем его предшественник, и куда менее уверенно. Я бы даже сказал, нервно.

"А если точнее, господин сенатор при личной встрече обливался потом, периодически заикался и вообще вел себя как человек, которому приставили пистолет к затылку. Не могу сказать, что зрелище не пришлось мне по душе".

— Запуганно, вы хотели сказать. Не нужно эвфемизмов, Арманд: блокираторы звука работают отменно, и подслушивающих устройств здесь нет. — Он обвел широким жестом просторное помещение, отделенное от общего зала толстыми перегородками. Хотя ресторан располагался не в самом фешенебельном районе, в стремлении привлечь богатую клиентуру его владельцы многое подсмотрели у заведений первого эшелона — в том числе и отдельные кабинеты для приватных встреч. — Страх — хорошее лекарство от наглости. Пример Мерсера был очень показателен. Едва ли кто-то в ближайшее время захочет повторить его.

С этими словами Палпатин положил на стол инфочип и пододвинул его к Арманду.

— К слову, возьмите это. Было бы большим упущением оставить эту запись в личных файлах почившего сенатора.

"Какой широкий жест. Не стоит и спрашивать, в чьих руках теперь хранится ее копия".

— Благодарю вас. Инфочип, за исключением этой записи, пуст?

— Совершенно.

Тонкий пластик хрустнул, сминаясь у Арманда в кулаке. Обломки он бережно ссыпал в нагрудный карман: для верности их еще следовало прогнать через измельчитель.

— Полагаю, теперь я обязан вам куда большим, чем одна услуга. Бесплатные чудеса случаются лишь в сказках.

— Обязаны? Можно сказать и так. Однако поверьте, Арманд: я куда более заинтересован во взаимовыгодном сотрудничестве, нежели в вынужденной кооперации. Сдается мне, у нас с вами куда более схожие интересы и взгляды на будущее галактики, чем может показаться на первый взгляд.

Арманд криво усмехнулся.

— Вот этого не нужно, сенатор. Думаете, я не знаю, чьи интересы вы представляете на самом деле? Кто год за годом продвигает вас к канцлерскому посту? Вчера вы купили меня с потрохами, этого я не отрицаю, и вложенные в мою шкуру средства готов честно отработать. Но не думаю, что мои взгляды на галактику хоть в какой-то мере совпадают со взглядами Банковского клана.

Палпатин не растерял и капли благодушия. Даже наоборот: то ли освещение было всему виной, то ли и впрямь улыбка сенатора стала чуть более искренней.

— Знаете, в чем прелесть работы с муунами, Арманд? Они уверены, что человек, купленный однажды, будет предан им, пока ему достаточно хорошо платят. И совершенно упускают из виду, что людям никогда не бывает достаточно.

В дверь кабинета деликатно постучали. Впустив официантку, Палпатин ненадолго умолк, дожидаясь, пока та расставит блюда и наполнит бокалы.

— Ваше нежелание продавать свои услуги банкирам вполне естественно. Более того, говорит в вашу пользу, — продолжил он, когда официантка покинула кабинет. — Но вы нужны не муунам, а мне. Я не призываю вас к доверию, Арманд. Не сейчас. Пока лишь сравните, как вам работается при тихом и пугливом сенаторе Роане с тем, как было до моего вмешательства. А когда почувствуете разницу, просто представьте, чего вы сможете достичь при канцлере, заинтересованном в по-настоящему сильных спецслужбах... и совершенно не заинтересованном в диктате бывших спонсоров.

Он отсалютовал Арманду бокалом вина. Немного замешкавшись, Арманд ответил тем же.

— Это очень похоже на предвыборные лозунги, сенатор. Однако отдаю вам должное: это лучшие предвыборные лозунги из всех, что я слышал. Буду рад, если они окажутся правдивы хотя бы отчасти.