Сейчас или Никогда (гет)

Гермиона рассеянно озиралась по сторонам, судорожно пытаясь понять, куда же за столь короткое время успел запропаститься Рон. Казалось, что ещё пару секунд назад он находился рядом с ней, и вот его уже нет, словно он растаял как утренняя дымка с наступлением нового дня. И если бы она точно не знала, что в Хогвартсе нельзя аппарировать, то подумала бы, что именно так он и поступил.

Большой зал постепенно становился всё более пустым, что подтверждало только одно — Рональд Уизли бесследно исчез. А ей, Гермионе, сегодня совсем не хотелось оставлять его одного, да и, если честно, ей и самой оставаться одной тоже не хотелось. По-правде говоря, она и не была одна: в зале постоянно мелькали лица её друзей и знакомых. Тут же, неподалёку, находился Гарри — он стоял чуть в стороне и что-то говорил Андромеде Тонкс. На бедную женщину страшно было смотреть: тяжёлое выражение глубокого горя застыло на её лице, делая его похожим на неподвижную маску. Такого и самому своему последнему врагу Гермиона бы не пожелала: сначала потерять мужа, а потом и своего единственного, хоть и взрослого, ребёнка. Да и зятя у неё тоже больше не было. Единственное живое существо, которое у неё осталось на всём белом свете, — это маленький внук, крошечный мальчик Тедди, который пока ещё не подозревает, что всего лишь несколько часов назад лишился обоих своих родителей. Понимание всего случившегося придёт к нему гораздо позже, когда он повзрослеет. И всю дальнейшую жизнь эта боль неподъёмным камнем будет висеть на его сердце.

Сказав ещё что-то ободряющее на прощание и пожав в знак поддержки обе руки женщины, Гарри покинул общество Андромеды: сейчас ей никто, даже он, спаситель магического мира, не сможет ничем помочь — только время расставит всё по своим местам и немного заживит кровоточащую в душе рану.

Гарри вплотную приблизился к Гермионе, останавливаясь напротив неё.

— Ты как?

— Нормально, — отозвалась настолько тихим, едва различимым голосом Гермиона, что если бы не последовавший вместе с этим кивок, то Гарри бы так и остался в неведении.

— А где Рон?

Девушка только молча пожала плечами и в очередной раз закрутила головой по сторонам в надежде, что такая приметная макушка её друга наконец-таки отыщется среди поредевшей толпы. Но этого не произошло, и Гермиона снова обратила свой взволнованный взгляд на Гарри. В его глазах, помимо дикой усталости, она также прочла немалое беспокойство. После всего того что они пережили, любое выбивающееся из привычного ритма событие заставляло их нервничать. Сначала это было похоже на лёгкое колыхание морской поверхности, потревоженной лёгким ветерком, но уже через небольшой промежуток времени, проведённый в неведении, беспокойство перерастало в полноценный шторм, пробуждающий панику и безнадежность.

— Нам надо пойти и поискать его, — неуверенно предложил Гарри, внимательно следя за реакцией Гермионы.

— Знаешь, Гарри, я думаю, что справлюсь сама.

— Ты уверена? — пристальный взгляд его зелёных глаз немного смутил Гермиону. Только сейчас до неё дошло, что Гарри, сам того не желая, стал свидетелем их с Роном поцелуя. Их первого и такого долгожданного поцелуя... Да, не так она это всё представляла когда-то, но... она абсолютно ни о чём не жалела. В сегодняшней битве они оба могли погибнуть, и этот поцелуй мог бы так и навсегда остаться единственным для них.

К счастью, судьба была к ним более благосклонна. Они оба живы, и теперь их будущее в их собственных руках. Гермиона смела надеяться, что это будет их совместное будущее. Больше никакой Волан-де-Морт не сможет им помешать. Теперь им самим предстоит выстраивать свою жизнь, создавать своё счастье. Может быть, даже семью. На этой оптимистичной ноте Гермиона мысленно себя оборвала, резко дёрнув головой.

— Правда, Гарри, я справлюсь сама. Тем более я, кажется, знаю, где он может быть.

— Ладно, — устало потирая грязной рукой шрам на лбу, откинув лохматую ещё более, чем обычно, чёлку, пробормотал Гарри. — Я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

Он ещё несколько мгновений помолчал, глядя на Гермиону, и лёгкая тень полуулыбки промелькнула на его лице. Но он быстро взял себя в руки, наверное, посчитав, что в той ситуации, в которой они находятся, это будет крайне неуместно. Несмотря на то что тела погибших уже были транспортированы за пределы замка, атмосфера смерти всё еще висела в воздухе и отражалась в заплаканных лицах друзей и родственников погибших, тех немногих людях, которые до сих пор оставались в Хогвартсе.

— Я тогда пойду в спальню. Но если не найдёшь его в ближайшее время, то дай мне знать. Патронуса пришли, сову, да что угодно. Договорились?

— Хорошо, — слишком поспешно согласилась Гермиона, боясь, что Гарри передумает. — Если его там не будет, то ты узнаешь об этом первым. Ты же у нас Избранный...

— Гермиона... — в голосе друга послышался справедливый укор.

— Прости. Я не то хотела сказать.

— Тебя прощаю. Береги себя.

— Буду.

И окинув подругу последним взглядом и крепко обняв её на прощание, Гарри нетвердой походкой стал удаляться в сторону коридоров, один из которых и вёл в столь нужную ему башню Гриффиндора. Гермиона проследила за его маршрутом, чтобы убедиться, скорее по привычке, что он двигается в нужном направлении. Ведь этот парень в свои неполные восемнадцать лет стал настоящим героем. Благодаря ему, его самоотверженности и смелости теперь у них с Роном есть завтра и послезавтра, да и много других дней, в которых они наверняка будут очень счастливы. После всего пережитого они теперь просто обязаны быть счастливыми и не только за себя, но и за тех людей, которые отдали свои жизни во имя победы. Большинство из них были молоды и полны сил. Жили, влюблялись, ссорились и ненавидели. Строили планы на будущее. Да просто дышали и ходили где-то неподалёку от Гермионы. Со многими, наверняка, она пересекалась в школьных коридорах. С кем-то хотя бы раз разговаривала, а на кого-то даже не обращала внимания. Может быть, даже не помнила, что такой человек учился вместе с ней. Она не знала всего списка погибших, но знала, что там есть и те, кто так и не успел окончить Хогвартс, а теперь и подавно не успеет; а также те, кто окончил его всего несколько лет назад. Многих из них Гермиона должна знать. Завтра ей не раз предстоит вздрогнуть при прочтении очередного имени. А сколько ещё тяжелораненых, которым так и не суждено поправиться. Гермиона устало потерла лицо, следя за удаляющейся спиной Гарри. Да, сколько всего грустного предстоит завтра.

Когда новоиспечённый герой скрылся за поворотом, она решительно вскинула поникший было подбородок, пытаясь прогнать непрошенные мысли. Краем глаза Гермиона заметила своё отражение в одном из чудом уцелевших зеркал, которые раньше всегда располагались в Большом Зале. Видок у неё был ещё тот: всё лицо было в грязных разводах и царапинах, а когда-то аккуратная косичка совсем растрепалась, многие пряди вывалились и теперь торчали в разные стороны. И несмотря на то что Гермиона никогда особо не заморачивалась над своим внешним видом, она всё же не позволяла себе быть неопрятной, тщательно следя за чистотой своей одежды. Но сегодня ей было на всё это плевать. Гермионе предстояло найти ещё одного героя — главного для неё — который, один только Мерлин ведает, куда он мог запропаститься. Но Гарри она не соврала. Она знала, где могла найти Рона. В том самом месте, которое было известно только ей. Она каким-то внутренним чувством ясно осознавала, что именно сейчас очень нужна ему, что только её одну он будет рад видеть и что он не прогонит Гермиону, даже несмотря на то, что он решил скрыться от всех посторонних глаз. Она взяла на себя смелость полагать, что на неё это не распространяется. Конечно, он её ждёт.

Путь по коридорам Хогвартса показался ей вечностью. В обычное время она бы преодолела его гораздо быстрее, но сейчас ей приходилось перебираться через множественные завалы, а иногда вообще переходить в другой коридор, так как тот, которым она ходила обычно, был завален настолько сильно, что даже Гермиона, не обладавшая внушительными габаритами, никак не могла там протиснуться. И вот с гулко колотящимся сердцем она уже более медленным шагом приближается к той самой заветной двери, за которой надеется отыскать Рона. Вообще эта маленькая тёмная комнатка, расположенная в недрах старого замка, — её единственный вариант, и если его и здесь нет, то тогда уже можно начинать паниковать по крупному и бить тревогу.

Шаг, ещё один шаг — каждый давался тяжело, словно на ногах у Гермионы были тяжеленные кандалы, не дающие ей свободно передвигаться. Да и сами ноги в одно мгновение превратились в неподъемные куски железа. Но вот расстояние было покорено, и рука Гермионы коснулась красной деревянной двери и машинально погладила приятную на ощупь шершавую поверхность. Да, именно эту комантку в одном из подвальных помещений Хогвартса когда-то ей показал Рон. И потом они ещё не один раз приходили сюда вместе. Или по-отдельности. Однажды, во время их ссоры на шестом курсе, Гермиона в расстроенных чувствах, сама не понимая как, оказалась за этой самой дверью. Предательские ноги сами привели её в это место. И каково же было её удивление, когда именно здесь она и обнаружила Рона, от которого и хотела скрыться. Не то чтобы он её преследовал, совсем нет, но его назойливый образ постоянно стоял у неё перед глазами, мешая сосредоточиться на учёбе. Столкновение с Роном было настолько неожиданным, что на некоторое время Гермиона потеряла всякую способность ориентироваться в пространстве, а не то что говорить. Хотя говорить здесь как раз было не о чем. Придя в себя после пережитого ею шока, Гермиона, пролепетав что-то совсем невразумительно, пулей выскочила за дверь, оставив ошарашенного Рона одного. В тот раз она совсем не ожидала его там увидеть, самонадеянно думая, что он опять прохлаждается где-то со своей пустоголовой Лавандой.

Гермиона испуганно отдёрнула руку от судьбоносной двери. После того случая она не приходила сюда до самого применения с Роном, а уже после они здесь были вместе от силы пару раз. Рон не хотел пересекаться с Лавандой и старался всячески её избегать, поэтому и прятался в своём укрытии. Гермиону приятно грела мысль, что несмотря на то, что Лаванда гордо именовалась девушкой Рона и ввела его в этот загадочный мир отношений мужчин и женщин, про его тайное место она так и не узнала. А это говорило о многом, если не обо всём. И вот они, Рон и Гермиона, любили сидеть здесь около большого французского окна, кутаясь в тёплые шерстяные одеяла, специально принесенные сюда Гермионой. В Хогвартсе итак постоянно было холодно, а в подвале и подавно. Они просто сидели и разговаривали обо всём на свете или молчали, тоже обо всём. А Лаванда в это время рыскала по всему Хогвсртсу в поисках своего ненаглядного Бон-Бончика, но ни Рону, ни тем более Гермионе не было до этого никакого дела.

Такие разные воспоминания были связаны с этой комнатой. Но объединяло их одно — все они были о них с Роном. О чем-то таком, что давно уже зародилось между ними двумя. В этой комнатке всё то, что давно существовало между ними, но по какой-то странной причине так и не было высказано, ощущалось с невероятной силой. Ведь в ней находились только они вдвоём, когда остальной мир просто переставал быть. Мгновения замирали, превращаясь в незабываемые моменты. Их общие моменты. Где кроме них двоих больше никому не было места, даже Гарри.

Гермиона решительно вздохнула. Что там Рон сказал Гарри после того, как они поцеловались: «Сейчас или никогда»? Прекрасный лозунг, Рон. Просто отличный. Девушка снова коснулась железной ручки и одним рывком потянула тяжёлую деревянную дверь на себя. Совсем немелодичный скрип давно не смазанных петель сопровождал её решительные шаги, которые и завели её наконец-то в любимое пристанище Рона. Глазам Гермиона предстала привычная картина: четыре круглые бетонные колонны, служившие старому замку опорой, а прямо посередине большое окно от самого пола и до потолка. Потолок здесь не был таким уж высоким, как в других помещениях Хогвартса, но всё же он был достаточно высок, для самой Гермионы. Возле окна аккуратной нетронутой стопкой лежали одеяла. Сердце девушки, как пойманная свободолюбивая птичка, отчаянно затрепыхалось в груди. Паника накатывала с небывалой силой. Его здесь нет, нет! Если бы он здесь был, то одеяла бы лежали ворохом, а не возвышались бы такой аккуратной стопочкой. Именно так Гермиона лично их сложила, когда они были здесь в последний раз. Значит, после этого Рон сюда не заходил, но где же он, чёрт возьми?

На несчастную девушку накатило такое жуткое отчаяние, что она чуть ли не взвыла в голос. Других вариантов, где бы мог находиться Рон, у неё не было. Этот был единственный. И он себя не оправдал. Зря она тешила себя бесплодными надеждами — нужно было соглашаться на помощь Гарри, рассказать обо всём учителям, бить тревогу во все колокола, сделать хоть что-нибудь для спасения друга. Но нет, в её голове только и крутились эгоистичные мысли об их поцелуе, об их будущем разговоре. Да и вообще о будущем. А Рону-то сейчас скорее всего вообще не до этого: сегодня он потерял брата, и все его мысли были только об этом. В это самое время в голове Гермионы раздался настолько ощутимый щелчок, что она готова была поклясться, что лично слышала этот звук за пределами своей головы. Её тело всё как будто обмякло и потяжелело, а ноги готовы были вот-вот подкоситься. И если бы она не схватилась обеими руками за ближайшую из колонн, то давно бы уже совсем неизящно грохнулась на пол. Но даже этот нехитрый способ помогал слабо: стоять на безвольных, неслушающихся ногах было всё сложнее — и Гермиона не придумала ничего лучше, чем повиноваться судьбе. Она медленно сползала по стенке колонны вниз, пока её мысли продолжали биться в истерике.

Рон ушёл для того, чтобы попытаться отомстить за Фреда. Сегодня один раз она помешала ему это сделать, вот он и воспользовался моментом, когда Гермиона упустила его ненадолго из виду, и сбежал. Вот почему он ничего ей не сказал: он прекрасно понимал, что она никуда его не отпустит. Просто не даст ему уйти, даже если ей придётся связать его и запереть на несколько замков. Гермиона краем сознания ощутила, что теперь сидит на холодном бетонном полу. Где-то отдалённо в подсознании прозвучал родной голос мамы, который сердито отчитывал дочь: «Девочкам нельзя сидеть на бетоне — это может привести к плохим последствиям». Но Гермиона его проигнорировала. Она громко всхлипнула. Рон ушёл и больше никогда не вернётся. Ему не выбраться живым. Он один среди врагов. Взрослых, сильных, могущественных врагов. И кажется, на этот раз ничего не обойдётся. Слишком уж много раз им везло. Лимит был исчерпан. Слёзы градом катились по её щекам, но всецело отдавшаяся своему безудержному горю Гермиона этого не замечала. Она только уткнулась лицом в ладони и разрыдалась в голос. Незачем было держать на лице маску, да и не перед кем. Можно было сбросить с себя защитную броню и на некоторое время стать той самой испуганной восемнадцатилетней девушкой, которой она и являлась. Всхлипывала она громко и отчаянно и даже немного подвывала. Её колотила дрожь. И дело было не только в хлам расшатанных нервах. Холод всё сильнее сковывал её тело, и вот уже Гермиона почти не чувствовала своих рук, да и ног тоже. Нужно было уходить отсюда. Но она окончательно потеряла контроль над своим телом. На Гермиону вдруг разом накатила вся та усталость, что так долго в ней копилась. Апатия, поселившаяся в её голове, разлилась по всему телу. Делать ничего не хотелось. Идти тоже никуда не хотелось. Единственное, чего она хотела, это просидеть здесь всю оставшуюся жизнь и чтобы её никто не трогал. Ни-ког-да.

Гермиона даже толком не могла сказать, сколько времени прошло, пока не услышала какой-то шум. Сначала далеко, словно источник этого шума находился в другой Вселенной, но потом он приближался всё быстрее и быстрее.

— Гермиона! Гермиона, ты здесь? — если бы это было возможно, то она бы в самом деле подскочила на месте. Голос. Родной и знакомый голос. Голос того самого человека, который был ей сейчас так необходим. Но её тело, будто скованное ледяными путами не позволяло сдвинуться с места, единственное, что она всё же сумела — так это немного пошевелить рукой, но, кажется, этого было недостаточно. Так и ни сделав ничего такого, что могло бы кардинально изменить столь идиотское положение, Гермиона попыталась подать Рону знак, что она здесь, голосом. Но и тут её ожидал полный провал: от холода и слабости её голос почти полностью пропал, и единственное, что она смогла из себя выдавить, — это еле слышный хрип.

Дверь в одно короткое мгновение распахнулась, и вот уже в том самом неприметном подвальчике показался и сам Рон. Гермиона, сидевшая полубоком, не сразу его увидела, но она сразу поняла, что это был именно он. Просто иначе и быть не могло: Рон был единственным, кто мог её найти в этом всеми забытом месте.

И вот уже знакомая рыжая голова с растрёпавшимися от быстрой ходьбы волосами низко склоняется над Гермионой. Их глаза встречаются. И только после того как она ловит ответный перепуганный взгляд Рона на своём лице, она окончательно выдыхает. Теперь всё самое страшное позади.

— Мерлин, Гермиона, что с тобой? Почему ты здесь? Почему не дождалась меня наверху? — вопросы сыпались из Рона один за другим. Рукой он провёл по её щеке и, моментально поняв, что она сильно замёрзла, взял её окоченевшие руки в свои. Гермиона заметила, как он вздрогнул, когда её холодные, как куски льда, ладошки утонули в его тёплых руках. Рон притянул ее ладони к своему лицу и начал судорожно на них дуть и тереть своими руками, пытаясь передать девушке хоть немного своего тепла.

Гермиона почти сразу начала понемногу согреваться — то ли его манипуляции возымели успех, то ли это так благоприятно действовало на Гермиону уже само присутствие Рона. Правильного ответа на этот вопрос она не знала, но разве сейчас это имело какое-нибудь значение?

— Гермиона, пожалуйста, скажи что нибудь, прошу, не молчи, — глядя прямо ей в глаза и дуя на её ладошки, взмолился Рон, — с тобой всё в порядке?

Гермиона пристально, не отводя взволнованного взгляда, смотрела на Рона. Она боялась, что если она отвернется или слишком надолго закроет глаза, то он исчезнет. Она даже моргать старалась как можно реже. Но время проходило, а Рон никуда не исчезал. Её тело, по-крайней мере некоторые его части, начали постепенно оживать. Вот она уже могла пошевелить руками, и от радости, что она хоть что-то может, она ухватилась за палец Рона.

Он вопросительно на неё посмотрел, ловя странный и немного игривый взгляд её тёмных лихорадочно поблёскивающих глаз. Рон явно ничего не понимал.

— Я рада, что... — вырывался из горла Гермионы звук скорее больше похожий на бульканье.

— Что? Ты что-то хочешь сказать? — Рон ещё ниже склонил свою голову над начинающей приходить в себя Гермионой.

— Я говорю, что я рада, что ты пришёл, — прочистив горло, сообщила Гермиона, проникновенно глядя на него.

На некоторое время между ними повисло молчание. Только взгляды и ничего больше. Только двое и небольшой холодный подвальчик, в котором когда-то они были счастливы находиться только вдвоём.

Рон первым отвёл глаза. Сказанное Гермионой его смутило. Но ещё больше его смутил её откровенный взгляд. Пугающе откровенный и такой завораживающий. Гермиона же взгляда не отвела, и когда Рон снова решился на неё посмотреть, то встретил тот же странный изучающий его взгляд. Но на этот раз внимание Рона привлекли губы девушки, обычно имевшие светлый розоватый оттенок, сейчас они как-то посинели. Это сильно обеспокоило Рона. Тролль тебя подери, да она тут совсем замёрзла, а он как последний кретин пытается согреть ей лишь ладошки, хотя она-то сейчас нуждается в гораздо большем. Он с исследовательским видом огляделся по сторонам. Наткнувшись взглядом на уютную возвышенность из шерстяных одеял, Рон быстро придумал, что их можно использовать, чтобы согреть продрогшую Гермиону.

Гермиона, всё это время не сводившая с Рона глаз, заметно напряглась. Что-то вдруг изменилось в его лице, оно приняло до ужаса серьёзное выражение: глаза стали колючими и немного прищурились, а на лбу образовались две упрямые складки, свидетельствующие о том, что он думал о чём-то очень важном, ну как минимум, о высшей трансфигурации. В чём Гермиона тут же усомнилась. А вот то, что все эти метаморфозы произошли с ним после того, как он внимательно к ней пригляделся, было вполне очевидно. Нет, Гермиона, конечно же, понимала, что выглядит она далеко не самым лучшим образом, но ведь не настолько? Что такого ужасного Рон обнаружил на её лице? Гермиона ожившей рукой неуклюже попыталась пригладить торчащие во все стороны пряди волос, пока Рон озирался по сторонам. Но когда он снова переключил на неё своё внимание, она уже успела принять то же самое положение, в котором находилась до этого. Сейчас Рон выглядел намного более расслабленным, чем минуту назад. Кажется, его рыжую голову посетила какая-то показавшаяся ему удачной мысль.

— Так, знаешь, что мы сейчас сделаем?

Гермиона даже не успела ничего понять, как взлетела в воздух, оказавшись на руках у Рона. Молодой человек аккуратно передвигался со своей ношей по периметру подвала, стараясь не споткнуться об какой-нибудь камень или штырь, пока не очутился вблизи окна. Там он немного замешкался, пытаясь понять, как ему лучше поступить. Но это длилось недолго, и вот он уже медленно, стараясь не сильно навредить Гермионе, поставил последнюю на пол рядом со стеной, и она, к своему удивлению, заметила, что уже может сносно стоять, правда, пока только с опорой. Её ноги всё ещё были достаточно слабые. Гермиона удивлённо посмотрела на Рона и уже хотела задать вопрос: зачем он это сделал, но остановила себя. Он явно что-то задумал. С самым серьёзным и сосредоточенным видом Рон разбирал гору из шерстяных одеял и пледов. Что-то тут же откладывалось в одну сторону, а что-то совершенно в противоположную. Гермиона с интересом наблюдала за его нехитрыми манипуляциями. Но вот этот импровизированный кастинг закончился. Одна часть одеял была постелена на пол. Из другой же он взял одно (как показалось Гермионе, самое толстое) и, подойдя к девушке, обернул вокруг неё. А после, медленно, обнимая руками с двух сторон, подвёл её вплотную к окну.

— Давай сюда, — Рон первый приземлился на наскоро сооруженную подстилку и уверенно потянул Гермиону за собой вниз. Она повиновалась ему, даже не думая упрямиться и показывать свой норов. Сегодня ей не хотелось спорить и пререкаться. Сегодня больше всего на свете ей хотелось мира и любви. Облокотившись спиной на Рона, Гермиона почувствовала себя сидящей в своём любимом уютном кресле, располагавшемся в гостиной Гриффиндора. Вдобавок ко всему руки Рона заботливо поправляли одеяло, в которое она по-прежнему была завернута, — он даже и не думал освобождать Гермиону из его шерстяного плена. Аккуратными движениями он подтянул одеяло наверх, стараясь как можно меньше задевать Гермиону, боясь потревожить её или причинить ей боль. Всё её тело и вправду было в ссадинах, но, справедливости ради стоит отметить, они не были глубокими и не причиняли ей особого беспокойства. Зря он так робеет. Гермиона хотела сказать ему об этом, но почти сразу отказалась от этой затеи. Рон же тем временем и сам накрылся другим одеялом, края которого опять же достались и сидящей перед ним Гермионе. Его руки, немного помедлив, также оказались поверх неё между двумя одеялами. Они не прикасались к её телу напрямую: одеяло служило непреодолимым барьером между ними, о чём Гермиона тут же мысленно пожалела.

Она тяжело вздохнула. Несмотря на то что они наконец-то поцеловались, в их отношениях должна была наступить ясность, но этого не произошло. Казалось, что теперь всё ещё больше запуталось. Завязалось в тугой неподатливый узел и никак не желает распутываться. Между ними по-прежнему была недосказанность. Эта пугающая неизвестность. Маленькая тёмная бездна, которая на протяжении длительного времени не давала Гермионе покоя ни днём, ни даже ночью, заставляла её беспокойно ворочаться и думать о Роне в самое неподходящее для этого время. И этот внутренний барьер был гораздо тяжелее и непреодолимее, чем какое-то там одеяло.

Гермиона пошевелилась. Руки Рона напряжённо приподнялись над ней, давая возможность спокойно принять более удобное положение. Наверное, он думает, что своими тяжёлыми ручищами придавливает Гермиону, и под тяжестью этих огромных рук она не может пошевелиться. Девушка мысленно усмехнулась. Такое предположение показалось ей ужасно забавным. Но Рон был мастером по надумыванию несуществующих проблем, и подобная мысль запросто могла прийти ему в голову.

Гермиона чуть развернула голову, чтобы у неё была возможность видеть хотя бы небольшую часть лица Рона. Её глаза уперлись ему в щёку. Щека была небритая, обросшая тонкими рыжими волосами. B когда это они успели так повзрослеть?

— Рон, — тихим и каким-то не своим голосом обратилась Гермиона к другу. — Спасибо тебе.

— За что? — Рон даже вздрогнул от этой неожиданно свалившейся на голову благодарности. До этого момента он напряжённо вглядывался в окно, за которым простирался достаточно большой овраг. Из окна было видно обрыв, вообще скорее всего окно должно было находиться у самой земли, но старая земля годами осыпалась, постепенно превращаясь во всё более отлогий склон, на краю которого и расположилась одна из стен Хогвартса.

— Как это, за что? Вообще-то совсем недавно ты спас меня от верной гибели. Ведь если бы ты не пришёл сюда, то в ближайшее время здесь бы обнаружили мой окоченевший труп, — возмутилась она вполне искренне. Рон же в ответ лишь пробормотал что-то неразборчивое, порядком смутившись и будто отрицая свою причастность к чудесному спасению Гермионы, упрямо мотнул головой. Только после этого до Гермионы дошло, что голос окончательное к ней вернулся, раз она может произносить такие внушительные тирады. Значит, она окончательно согрелась благодаря своевременной заботе своего друга. Точнее нет, не так — заботе своего любимого парня. Хм... Интересно, она теперь так будет называть Рона? Её щёки стыдливо зарделись. Девушка украдкой вытащила свою руку из складок одеяла и приложила её к пылающей щеке. Бред какой. Она взрослая восемнадцатилетняя девица краснеет как тринадцатилетняя впервые влюбившаяся школьница. Да многие в её годы успели повстречаться уже не с одним парнем и приобрести, скажем так, неплохой жизненный опыт в данной области. У самой же Гермионы на счету было разве что несколько неловких ещё каких-то полудетских поцелуев с Виктором. И один — зато какой! — с рыжеволосым виновником всех её тайных дум и ночных терзаний, который прямо сейчас крепко прижимает её к себе и, скорее всего, даже не подозревает о том, какие мысли бродят в голове у его подруги.

— Ты чего? — Рон всё же заметил телодвижение Гермионы и не смог оставить это без внимания. — Тебе ещё холодно?

— Нет, что ты, если честно, то наоборот, даже немножечко жарко. Точнее просто тепло. Нормально, — окончательно запутавшись сама и изрядно запутав Рона, она поспешила перевести разговор в другое русло. — Послушай, Рон, а куда ты делся из Большого Зала? Я вообще -то тебя искала-искала, но так и не нашла.

— И поэтому ты оказалась тут. Ты это хочешь сказать? — в его голосе явственно читалось неодобрение неосмотрительному поступку Гермионы.

— Конечно. Не просто так же я сюда решила прийти.

— А вот и зря. Нужно было дождаться меня наверху.

— Я не могла. Я боялась, что с тобой могло что-нибудь случиться. Или ты вообще... — Гермиона осеклась на полуслове: стоило ли ей сейчас озвучивать свои страхи и снова напоминать о гибели Фреда? Хотя вряд ли о таком забудешь, разве что отвлечься на некоторое время.

— Или? Что? Гермиона, не молчи, — в очередной раз за сегодняшний вечер, призывая подругу к немедленному ответу, Рон уже окончательное терял терпение. Он совсем низко склонил свою голову над Гермионой, словно надеясь, что так он лучше услышит те самые слова, которые она собиралась произнести, но почему-то не решалась.

И, помолчав ещё немного времени, она всё же закончила начатую мысль тихим, лишённым каких-либо эмоций голосом.

— Или ушёл вслед за сбежавшими пожирателями, чтобы отомстить... за Фреда.

Рон громко усмехнулся. Настолько, что Гермиона ощутила, как эта самая усмешка волной прокатилась по всему его телу, отдаваясь в каждом его члене. Гермиона беспокойно зашевелилась, пытаясь развернуться хотя бы в пол-оборота, чтобы видеть его реакцию. На этот раз Рон, углубившись в свои мысли, даже и не подумал о том, чтобы поднять руки, и Гермионе пришлось изрядно повозиться, чтобы повернуться в его объятиях. Но результат был достигнут. И теперь уже она стояла на коленях перед Роном, задумчиво закусившем губу, и пытливо заглядывала тому в глаза, силясь понять, о чём же он всё-таки думает. Почувствовав её пристальный взгляд, Рон удивлённо посмотрел на Гермиону. И, видимо, что-то в выражении ее лица показалось ему забавным, что он даже не смог скрыть скользнувшую по его лицу улыбку.

— Кстати, хорошая идея.

— Какая идея?

— Ну твоя. Насчёт погони за пожирателями. Представляешь, я один отлавливаю всех этих упырей, и их сажают в Азкабан. И они коротают там всю свою недолгую жизнь как тупые, бездушные твари... Хотя они и сейчас такие. Лучше не так, а сразу Авадой, чтобы не было больше никакого шанса, что они когда-нибудь смогут кого-нибудь покалечить или убить. А вот Долохова я бы для начала и откруциатил, — в его глазах Гермиона увидела полыхнувший злой огонёк, а Рон тем временем закончил тихим приглушенным голосом, — а уже потом бы прикончил Авадой.

— Рон, нельзя шутить такими вещами, — полным беспокойства голосом произнесла Гермиона.

— Я и не шучу. Идея и правда класс. Жаль, что она раньше не пришла в мою голову. Теперь-то уже поздно: эти мрази попрятались и теперь постараются залечь на дно, — немного помолчав, Рон добавил, глядя ей прямо в глаза, — но всё равно, Гермиона, Долохова я из-под земли достану, это вопрос времени, — последняя фраза, произнесенная тихим, опасным и абсолютно не свойственным буйному и шебутному Рону голосом, заставила Гермиону вздрогнуть. Он и правда не шутил.

— Нет, Рон, нет, — Гермиона обеими руками обхватила его колючие щёки, да с такой силой, что небритая щетина, на вид казавшаяся мягкой и тонкой, больно впилась ей в руки. Но она этого даже не заметила: всё её внимание было сосредоточена на таких знакомых голубых глазах. — Даже не думай об этом. Месть — это не выход, да и этим ты ничего не сможешь изменить.

Рон мягко высвободился из обхвативших его лицо ладоней. Но руки Гермионы он от себя не убрал. А просто крепко сжал их в своих ладонях.

— Да, а что тогда выход? Гермиона, ты не понимаешь, что такое потерять брата. А самое главное, что ничего не можешь сделать. Ничего. Его больше нет и никогда не будет. И никакой философский камень, никакая магия не сможет что-либо изменить...

Он больше не плакал, как тогда, в Большом Зале, когда только узнал о смерти Фреда. Но в его глазах застыла такая боль, что Гермиона показалось, что и она сама ощутила немалую её часть. Лучше бы он плакал. Слёзы хотя бы не намного облегчают страдания.

— Я и правда не могу знать, каково тебе сейчас, но по-человечески могу себе это представить. Мне очень жаль, что так произошло. И если бы я лично могла хоть что-то изменить, то я бы сделала всё... Ты слышишь? Всё от меня зависящее, чтобы это предотвратить. Потому что... — Гермиона задохнулась на полуслове и почувствовала, что руки Рона ещё крепче сжали её давно потеплевшие ладошки. Его глаза выражали немой вопрос. В них поселилось ожидание. И она, глубоко перед этим вздохнув, чтобы немного унять бешенно колотящееся сердце и успокоиться, продолжила, но в этот раз медленным и местами сбивающимся голосом. — Потому что ты мне очень дорог. И не только как друг. Поэтому я и не хочу, чтобы ты мстил. Я не хочу, чтобы опять начиналась война. Я не хочу опять тебя потерять. Потерять, когда даже не успела до конца тебя найти. Не надо, Рон, пожалуйста, не перебивай меня, дай, я сначала скажу, — взмолилась Гермиона, видя, как Рон после этих её слов попытался вклиниться в её монолог, что-то сказать, в чём-то переубедить, — прошу тебя, если я тебе хоть немного дорога, пообещай мне, что ты никого не будешь искать, и никому не будешь мстить. Пожалуйста, пообещай мне.

И вот уже незаметно для себя они поменялись местами. Теперь Гермиона крепко вцепилась своими длинными пальцами в ладони Рона, да с такой несвойственной ей силой, что Дьявольские Силки по сравнению с отчаянной хваткой этой худенькой девушки могли показаться лишь лёгким рукопожатием.

— Гермиона, ты просишь нереальные вещи...

— Наоборот. Вполне себе реальные. Пообещай, Рон, пожалуйста, пообещай...

Она смотрела на Рона долгим, полным немой мольбы взглядом. Всё, что она могла сказать словами, она уже сказала.

Не выдержав этого невыносимого буравящего взгляда, Рон отвёл глаза в сторону.

— Хорошо, — одно единственное слово, тихо произнесённое чуть охрипшим от напряжения голосом, прорвало тугое затянувшееся молчание. Было видно, что Рону оно далось очень и очень тяжело. Гермиона же просияла в ответ. В едином порыве она, привстав на коленки, крепко обхватив Рона за шею судорожно его обняла. Он даже понять ничего не успел, а ему в нос уже лезли грязные, растрепанные волосы Гермионы. Такие знакомые и родные. Наверное, это стоило того. Рон успокаивающе погладил Гермиону по спине. Робким движением его рука заскользила то вверх, то вниз. Но Гермиона не воспротивилась этому, а ещё больше к нему прильнула, тем самым подтолкнув Рона на более крепкие объятия.

— Так мы договорились? — Гермиона всё же мягко отстранившись заглянула Рону в глаза, чтобы убедиться, что он не передумал. К своей радости, в его взгляде она не обнаружила ничего того, что было там совсем недавно и так её напугало. Нет, конечно, та горечь, вызванная всеми последними событиями, никуда окончательно не делась, но ему однозначно стало немного легче. А самое главное, что так напугавший Гермиону злой огонёк окончательно потух.

— Договорились, — мягко подтвердил Рон, мысленно радуясь тому, что даже в такое нелёгкое время он может чем-то порадовать Гермиону. А также немного тому, что несмотря на то что девушка больше его не обнимала, свои руки она так и не убрала. И они так и продолжали по хозяйски лежать на его плечах, касаясь кончиков отросших за долгие странствия вдали от всех благ цивилизации волос. И ему вдруг страстно захотелось, чтобы так было всегда. Чтобы Гермиона всегда была рядом, и её глаза всегда смотрели на него с неподдельной радостью и восхищением. И чтобы никто и ничто их не разлучило. Никогда.

Но чего хочет сама Гермиона? Совпадают ли её мысли с чаяниями Рона? Был только один-единственный способ выяснить это раз и навсегда.

Глаза Рона скользнули вниз по лицу Гермионы туда, где располагались её губы. Те самые губы, которые сами поцеловали его лишь несколько часов назад. Тот поцелуй был настолько быстрым и неожиданным, что Рон не очень хорошо помнил свои ощущения. Помнил только, что губы Гермионы были мягкие и тёплые, а его собственное сердце колотилось с такой невероятной силой, что было очень странно, что оно до сих пор находилось в груди и могло ощущать все эти невероятные вещи. Загипнотизированный прекрасным зрелищем этих необыкновенных губ Рон, поддавшись какому-то необъяснимому порыву, наклонился к сидящей напротив него девушке и коснулся её своими губами. Почти в тот же самый момент он почувствовал, как руки Гермионы, до этого мирно покосившиеся на его плечах, крепко обвились вокруг его шеи, давая понять, что он всё делает правильно. Она, не раздумывая ни секунды, ответила на его поцелуй — это не стало для неё неожиданностью. А если бы и сам Рон знал, как долго этого ждала Гермиона, то поцеловал бы её намного раньше.

Поначалу они лишь слегка соприкасались языками, словно опасаясь позволить себе что-нибудь лишнее, несвоевременное, но уже очень скоро их действия стали смелее и увереннее, а мысли почти полностью уступили место бушующим в них чувствам. И, поддавшись этому сносящему с ног порыву, они уносились всё дальше и дальше, совершенно не осознавая, что они делают, поддавшись лишь одним инстинктам, которые и указывали им путь, по которому они двигались. Рон пролагал себе маршрут по гермиониным губам, наслаждаясь каждым мгновением этого необыкновенного действа. Время от времени они отстранялись друг от друга, чтобы перевести дыхание и, не говоря друг другу ни слова, а только пытаясь прочитать что-то в глазах другого, через несколько недолгих мгновений снова принимались целоваться. И каждый следующий поцелуй становился более страстным и откровенным. Они вдвоём словно растворились во времени и пространстве и сами перестали существовать для всего остального мира. А их общий мир сосредоточился на них самих, как того и хотел Рон. Как когда-то об этом мечтала сама Гермиона.

Когда Гермиона немного освоилась в новой для себя ситуации, она почувствовала себя гораздо более уверенной. Эти действия не были хорошо продуманной формулой, она, не имея практически никакого опыта, действовала инстинктивно, всецело отдавшись давно сдерживаемому любовному порыву. Её руки перебрались выше и нырнули в мягкую шевелюру Рона, касались кожи его головы, пропускали пряди его волос сквозь тонкие пальцы.

Рон сначала крепко прижимал к себе Гермиону за талию, но, немного погодя, его руки зажили какой-то своей жизнью, и вот они уже скользили по узкой девичьей спине, поглаживали лопатки, подбирались к самой шее, попутно блуждая в её густых волосах. А после того как он окончательно освоился, и вовсе спустились вниз, лёгкими неосознанными движениями поглаживая и сжимая попку девушки. А затем, снова устремившись наверх, его руки каким-то необъяснимым образом оказались у Гермионы под футболкой. Рон под своими пальцами ощутил горячую и ничем не защищенную кожу, ощутил острый, выпирающий позвоночник, а также мурашки, которые вдруг рассыпались по всему её телу. Рону хотелось верить, что эти мурашки были вызваны его прикосновениями и поцелуями, а не холодным потоком воздуха, гуляющим по их прибежищу.

— Рон... — только и смогла произнести, да что там произнести — простонать — Гермиона, с трудом отрываясь от Рона, — Рон, подожди, Рон...

— Что? — превозмогая себя, Рон все-таки отстранился от Гермионы и заставил себя посмотреть ей в глаза. Ох, как прекрасны были эти глаза! От бури плескавшихся в них чувств они стали совсем тёмного цвета, нет, не чёрного, конечно, но гораздо темнее, чем всегда. Но такие же прекрасные и желанные для Рона, как и раньше. Сама Гермиона тяжело дышала и несколько раз начинала что-то говорить, но сбивалась на полувдохе.

— Рон, мы должны остановиться, иначе... — наконец-то смогла выдавить из себя Гермиона, рассеянно проводя рукой по своим волосам, — иначе всё может выйти из-под контроля, — Рон, изумленный этим странным заявлением, уставился на неё и, поймав этот непонимающий взгляд, Гермиона лишь молча кивнула вниз.

Рон послушно опустил глаза. Оказывается, ситуация и правда немного вышла из-под контроля, а ведь ему-то казалось, что он всё прекрасно понимал и отдавал отчёт каждому своему действию. Но вот как Гермиона, раньше сидящая перед ним на подстилке из одеял на своих коленках, теперь оказалась на его ногах, он вспомнить не мог, словно память ему отшибло непонятно откуда прилетевшем бладжером.

Рон основательно покраснел, подметив ещё одну неловкую деталь, и поспешно убрал свою руку из-под футболки Гермионы, автоматически плотно пригладив её к спине девушки, чтобы больше она так не задиралась.

— Прости, — неловко пробормотал Рон, старательно пряча глаза и снимая с себя Гермиону.

— Ничего страшного. Я сама виновата. Совсем голову снесло, — её голос прозвучал вполне спокойно и почти весело, и Рон, не поверив этому, удивлённо поднял глаза и вопросительно уставился на Гермиону.

— Правда?

— Конечно, правда. Разве стала бы я врать? — бодро отозвалась Гермиона, смущённо улыбаясь. А Рон всё так же хлопал светлыми ресницами, вытаращившись на свою подругу. Если честно, то после случившегося он ожидал, что Гермиона рассердится на него: ведь это он парень, и он довёл ситуацию до такого, что потерял над собой контроль. А Гермиона вообще-то терпеть не может, когда что-то идёт не по плану. Это заставляет её нервничать и злиться. Но сейчас она не то что не выглядела рассерженной, а даже совсем наоборот: была в приподнятом настроении, даже в гораздо более приподнятом, чем до того, как они поцеловались. На её щеках горел лёгкий розовый румянец, а в глубине карих и чуть смущённых глаз затаились задорные, довольные искорки.

Рон не мог ничего ответить. Все слова застряли где-то внутри. А вот настроение Гермионы почти моментально передалось и Рону, а губы, вопреки воле своего хозяина, расплылись в по-детски широкой улыбке.

— О, Рон, пожалуйста, не надо на меня так смотреть, — тихо попросила Гермиона. Её всё больше и больше смущал его откровенный, полный немого восхищения взгляд. А эта его улыбка, которую она вообще-то безумно любила! Та самая его искренняя улыбка, заставляющая Гермиону не только таять от умиления и нежности, но также тщательно это скрывать, чтобы этого не заметил кто-нибудь другой, особенно сам Рон.

— Как? — переспросил он почти шёпотом, продолжая сводить Гермиону с ума.

— Так... Ты сам знаешь как.

— Знаю, — едва заметная усмешка на одно единственное мгновение потревожила блаженное выражение его лица, — но мне же теперь можно?! — последнее предложение прозвучало не совсем уверенно, почти как вопрос, а в голубых глазах поселилась лёгкая озабоченность.

— Что можно? — аккуратно спросила Гермиона, внимательно следя за его реакцией.

— Ну, смотреть. На тебя.

— Смотреть на меня и раньше было можно, — она быстро приподнялась, пристав на коленки, и одним коротким поцелуем коснулась губ Рона. Но быстро отстранилась, вернувшись в своё прежнее положение.

Его лицо снова озарила улыбка. На этот раз более сдержанная, но такая же родная и хорошо знакомая. Он некоторое время помолчал, прежде чем ответить.

— Нет, раньше надо было делать вид, что я на тебя не смотрю. А ещё следить за тем, чтобы и никто посторонний этого не заметил. Знаешь ли, какое это утомительное занятие, — пробормотал Рон, задумчиво потерев затылок.

Сердце Гермионы быстро-быстро застучало в груди. Если бы Рон знал, как приятно ей было слышать эти слова. И как сама Гермиона украдкой, когда никто, как она надеялась, не видел, любила наблюдать за Роном. Мысленно касалась его волос, щеки, так же мысленно его целовала. И очень надеялась, что пройдёт время, и всё это действительно будет происходить в реальности, а не только в её иногда чересчур смелых фантазиях.

— И что, никто так и не заметил?

— Ага, слишком уж много у нас любопытных. Особенно эти девчонки, постоянно суют нос не в свои дела, — но увидев, что брови Гермионы начали немного хмуриться, поспешно добавил, — нет, не все, конечно, такие. Ты, например, совсем не такая. Ты другая, ты... — Рон провёл обеими руками в воздухе, пытаясь нащупать то самое слово, которое должно было дать характеристику Гермионе, но так и не придумал ничего подходящего. Все слова рядом с ней показались ему сплошной банальщиной, не имеющей ничего общего с этой необыкновенной девушкой.

— Какая?

В её глазах плескался неподдельный интерес. Нечто похожее Рон не раз замечал, когда не в меру озабоченная учёбой Гермиона,пыталась узнать какую-то интересующую её вещь. Теперь же очень похожим взглядом она смотрела на Рона и ждала, что же он ей всё-таки скажет.

Но Рон молчал. Нужно было как-то попытаться облечь все те распиравшие его чувства и эмоции в слова. Попытаться хотя бы частично донести до неё всё то, что он ощущает. Не придумав ничего лучше, он, продолжая молчать, взял лицо Гермионы своей рукой и бережно провёл по нему другой. Откинул за ухо выпавшую прядку волос, коснулся тёплой мочки её уха... А она замерла, она ждала того, что случится дальше. Рон наконец-то убрал руки от её лица, что немного разочаровало Гермиону. Но то, что он произнёс после этого, поначалу ужасно её возмутило.

— Ты не такая, как другие девчонки, у которых на уме только цацки и мальчики. Ты особенная. Ты замечательный друг, Гермиона. Друг, которого не каждому в жизни везёт повстречать. И которого я не имею права потерять, иначе буду винить себя в этом всю жизнь.

— Друг? — Гермиона даже не пыталась скрыть сквозившего в её голосе разочарования.

— В первую очередь друг, — утвердительно кивнул Рон, — и как друга я не хочу тебя потерять, поэтому всегда боялся чего-то большего. Боялся признаться в своих чувствах. Боялся, что ты меня оттолкнёшь. Боялся, что если у нас ничего не получится, и я тебе не интересен в этом плане, — Рон нервно сглотнул, а после продолжил с ещё большим пылом, — то могу тебя потерять. А я не мог этого допустить, не мог допустить, что самый родной и близкий мне человек оставит меня. Знаешь, как мне тебя не хватало, когда мы с тобой на шестом курсе не общались? А это я ещё мог тебя видеть каждый день! А когда я вас бросил, ну, тебя и Гарри, я же думал, что никогда тебя больше не увижу. И что если с тобой хоть что-нибудь случится, то я не знаю, что я с собой сделаю, как я буду после этого жить, зная, что это я сам во всём виноват.

— О, Рон, — Гермиона и сама не замечала того, как её глаза наполнились слезами, и теперь они горячим неровным потоком лились из её глаз. Речь Рона её безумно растрогала. Она знала, что он говорил искренне, от самого сердца, не пытаясь подобрать фальшивых красочных слов, а просто пытался объяснить, что и объяснить-то было невозможно. — Не нужно об этом вспоминать. Все мы были в чём-то виноваты. Мы попали в слишком тяжёлые для нас условия. Совершали ошибки, — Рон посмотрел на Гермиону, которая, сообразив, что плачет, неловко пыталась вытереть грязной ладошкой катившиеся из глаз слёзы. Отчего на её и без того чумазом личике грязь размазалась ещё больше. И вот сидит она перед ним, подобрав под себя ноги, худенькая и хрупкая — на вид совсем подросток — с покрасневшими от слёз глазами, с перепачканным лицом, а Рону в этот момент казалось, что ничего прекраснее на свете и быть не может. И правда, что же может быть лучше, когда Гермиона не просто находится рядом с ним, а хочет быть с ним вместе. Всегда. Стать его девушкой... Девушкой. Этот момент нужно как-то прояснить. Губы Рона растянулись в непроизвольной улыбке, что заставило Гермиону немного напрячься. Она недоумённо уставилась на него. Ещё больше она удивилась, когда тот, нагнувшись к ней, стал вытирать своим большим пальцем слёзы с её раскрасневшихся щёк.

— Опять я во всём виноват, — ворчливо пробормотал Рон, стирая своим шершавым пальцем слезинки и со второй щеки девушки.

— В чём? — ошеломлённо спросила Гермиона, чувствуя себя немного неловко от его заботы.

— Опять довёл тебя до слёз.

— Ну это же совсем не так, — Гермиона попыталась оправдать Рона в его же собственных глазах, но попытка была тщетной. И они оба это отчётливо понимали.

— Разве? — Рон вопросительно вскинул опалённые огнём брови, а в глубине его глаз заплясали игривые бесенята. Её сердце с новой силой затрепыхалось в груди.

— Ну хорошо, если ты так настаиваешь, — заразившись от него непонятно откуда взявшейся веселостью, в тон ему отвечала Гермиона, глядя прямо в его голубые глаза, — то я тебе скажу, что так, как из-за тебя, я не плакала больше ни из-за кого. Понятно?

— Понятно, — утвердительно кивнул Рон, — а это хорошо или плохо?

— Даже не знаю. Это просто данность.

— Нет, Гермиона это же плохо. Ты должна меня ненавидеть.

— Думаешь?

— Это было бы логичнее.

— Да. Но чувства и логика — вещи несовместимые. Чувства вообще нелогичны.

— Чувства... — Рон как-то резко посерьёзнел и отвёл глаза в сторону. На какое-то время он замолчал, уставившись глазами в стену. Гермиона немного подождала, но беспокойство стало одолевать её всё больше. Наконец-то, не выдержав, девушка негромко позвала Рона по имени. Он резко встрепенулся и рассеянно уставился на Гермиону, будто он не понимал, что она здесь делает. Чуть помедлив, он взял руки девушки, до этого мирно лежавшие у неё на коленках, в свои ладони. Крепко, но одновременно бережно он сжал их своими руками. И вот Рон уже снова смотрит в глаза сидящей напротив него Гермионе, и в этот раз он серьёзен, как никогда.

— Гермиона, я обещаю, что больше этого не повторится, и я постараюсь сделать так, чтобы ты больше не плакала из-за моих косяков, и вообще...

— Не надо ничего обещать, Рон, тем более того, что ты вряд ли сможешь исполнить, — строгим и тихим голосом попросила Гермиона.

— Но я смогу! Если ты будешь со мной, то я буду стараться... — тут Рон запнулся на полуслове настолько внезапно, что Гермиона не сразу поняла, в чём причина такой резкой остановки.

— Чего?

— Если ты, конечно, этого захочешь Гермиона, — и тут же торопливо добавил, — если нет, то я тебя пойму.

— Захочу чего?

— Быть со мной. Стать моей девушкой. Если ты, конечно, захочешь...

Гермиона смотрела на него и не знала, чего ей хочется больше: смеяться или плакать. Рон предлагал ей то, о чём она раньше могла только мечтать, и тут же опять начинал сомневаться в её чувствах.

— Мерлин мой, Рон, — страдальчески произнесла она, кидая на сидящего напротив неё парня обвиняющий взгляд. — Неужели ты так до сих пор ничего не понял?

— Не понял что? — негромко спросил он, а сердце в груди даже перестало биться: кажется, настал момент истины. Сейчас всё станет ясно. Но он должен выяснить всё до конца, чтобы понимать. Сейчас или никогда.

— Не понял, что последние несколько лет я только и мечтаю о том, чтобы быть с тем, кого я уже давно люблю. Нет, конечно, я много о чем еще мечтаю, например, чтобы война закончилась и больше никогда не возвращалась, чтобы мои родители вернулись домой в целости и сохранности, хорошо сдать ЖАБА, в конце концов. А также, как и любая девушка моего возраста, я мечтаю о том, чтобы быть вместе с мальчиком, которого я люблю.

Рон смотрел на неё во все глаза. Казалось, что он забыл, как дышать. Не забыл он только о том, как смотреть на Гермиону и слушать то, о чём она говорит. Во рту у него всё пересохло от волнения. Но он нашёл в себе силы пошутить.

— Я надеюсь, что это не Крам, — голос прозвучал хрипло и чужеродно.

Гермиона с притворным недовольством сдвинула брови и сморщила нос. Она сердито замахнулась на него маленьким кулачком, но так и не ударила, а только провела им по воздуху поверх его плеча.

— Если ты хочешь знать, то я никогда не была влюблена в Виктора.

— Почему? Он же тебе так нравился.

— Нравился. Но как друг. Тебе он тоже когда-то нравился.

— Ага, до определённого момента.

— Интересно какого?

— Какого? — Рон немного прищурился, старательно делая вид, что что-то припоминает, — до того самого, пока один нахальный болгарин не увёл у меня из-под носа девушку, которая мне сильно нравилась.

— Да? А по-моему, кто-то просто не замечал в этой самой девушке девушку. Разве нет?

— Нет, — Рон замотал головой, пытаясь подобрать правильные слова, — то есть да. То есть не совсем. Блин, прости меня, Гермиона, просто такие вещи я ещё и сам тогда не понимал.

— А когда увидел меня с Крамом, то начал понимать.

— Наверное.

— Ну значит, тебе нужно будет поблагодарить Виктора при следующей встрече.

— За что это? — Рон недоверчиво смотрел на подругу, не веря своим ушам. Его глаза расширились от удивления. Не иначе как два голубых снитча, только крылышек не хватает.

— Ну за то что он тебе помог начать осознавать то, что ты сам тогда ещё был сделать не способен.

— Да уж, надо будет как-нибудь при встрече... — задумчиво пробормотал Рон. Как бы абсурдно всё это не звучало, но зерно истины здесь было. Виктор Крам невольно приложил свою мужественную руку ко всей этой истории, но сейчас ему меньше всего хотелось думать о Краме, в этот момент его интересовало только одно.

— Гермиона.

— А...

— Так ты мне не ответила, ну, на мой вопрос. Ты бы хотела быть моей девушкой?

— А по-моему, я ответила на него предельно чётко, — но, увидев досаду и нетерпение в его глазах, тут же исправилась, — Рональд Уизли, я не просто хочу, а очень хочу стать твоей девушкой и всегда быть с тобой. А также я хочу по-прежнему быть твоим другом. Думаю, что мы сможем это совмещать, разве нет?

Рон, до конца не веря своему внезапно свалившемуся счастью, смотрел на неё широко распахнутыми глазами. А немного придя в себя, молча наклонился и поцеловал девушку. Свою девушку. Даже такая простая и, казалось бы, обыденная фраза, пульсировавшая в его голове, просто сводила его с ума не меньше, чем сам поцелуй.

На какое-то время разговоры смолкли, но в этот раз ненадолго. Поцелуй получился лёгким и нежным, абсолютно не похожим на предыдущие, но не менее прекрасным и удивительным. Вообще всё, что было связано с Гермионой, для Рона было прекрасно и удивительно. Волшебно. Несмотря на маггловское происхождение эта девочка вся была просто пропитана особым видом магии.

Мягко отстранившись, Рон снова заглянул в глубокие карие глаза Гермионы. От от одного их вида по его телу пробежала приятная дрожь. Оказывается, он уже начал скучать по этим глазам. Да, даже в поцелуях с Гермионой есть свои минусы.

Видя, что Рон так ничего и не собирается говорить, Гермиона, пытаясь скрыть своё смущение, спросила:

— Ну как?

— Я согласен.

— Что? — на этот раз пришёл её черёд удивляться.

— Ну если ты так просишь, то я согласен быть твоим бойфрендом, — Рон изо всех сил попытался скрыть смех, но не выдержал, и он стал вырываться из него с громким булькающим звуком.

Гермиона, опешившая в первое мгновение от такого нахального заявления, уже через несколько десятков секунд сама громко и беззаботно хохотала. На этот раз бойкие кулачки Гермионы действительно пошли в дело, и она охотно ими орудовала, привстав на коленки и нанося удары Рону то по плечам, то по груди.

— Рон Уизли, когда-нибудь я тебя точно прибью, — прерывисто сквозь смех, но вполне воинственно пообещала Гермиона, — ты у меня точно допросишься.

Она очень быстро обессилела и обмякла. Последние деньки выдались ужасно тяжёлыми, и запас сил подходил к концу. Но ей было приятно осознавать, что несмотря на то что их с Роном отношения поменяли свой статус, они по-прежнему могут смеяться и дурачиться вместе. Ей бы очень хотелось, чтобы так было всегда и никогда не заканчивалось. А ведь это был первый раз после победы, когда они позволили себе вместе посмеяться. В последнее время моментов для смеха было совсем немного. Ещё пару совсем слабых и уже еле чувствительных для Рона ударов, и Гермиона, пошатнувшись на ослабевших коленках, неловко приземлилась пятой точкой прямо на холодный бетон.

— Гермиона, ты чего? — Рон наклонился к ней, протягивая руку. — Тебе нехорошо?

— Нет, Рон, всё в порядке, просто я немного устала.

— Ничего себе немного. Да ты тут чуть не расстелилась.

— Не преувеличивай.

— Да и руки какие холодные. Ты замёрзла.

— Ну тут не особо тепло.

— Точно, пойдём, — Рон поспешно встал и потянул Гермиону вслед за собой. Но сделать это оказалось не так-то просто. От долгого сидения и внезапно накатившей слабости ноги Гермионы не очень хорошо её слушались. И вот уже второй раз за день она почувствовала себя несчастной и беспомощной. Рон, справившийся с ситуацией гораздо быстрее, придерживал девушку за плечи, боясь, что она вообще не выдержит и рухнет, как подкошенная.

Но Гермиона, хоть первое время и стояла, чуть пошатываясь из стороны в сторону, выдержала и через несколько минут держалась уже гораздо более уверенно.

— Может, я тебя лучше понесу?

— Ты меня уже сегодня носил, когда я вообще ходить не могла. А сейчас я очень даже ничего.

— А, ну да. Но я бы мог...

— Я правда справлюсь, спасибо. Не хочу чувствовать себя овощем, Рон.

— Было бы за что, — сварливо пробормотал парень, задумчиво почесывая голову, одновременно наблюдая за неуверенными попытками Гермионы, смотря на неё сверху вниз, готовый к тому, чтобы в любой момент её подхватить.

— За всё, — Гермиона подняла голову вверх, встречаясь с его изумлённым взглядом, — просто спасибо тебе за всё.

— Да я вроде ничего такого сейчас не сделал.

— Сделал. И не только сейчас, а вообще, — Гермиона хотела помочь себе рукой и взмахнуть ей в воздухе, но смогла, разве что, немного её приподнять.

— У-у-у, всё с тобой понятно, подруга, — мимо взгляда Рона не прокрался неудавшийся жест Гермионы, — ладно, если не хочешь, чтобы я тебя нёс, то хотя бы обопрись на меня. Да, давай, вот так, — Рон помог уже лишившейся последних сил к сопротивлению Гермионе занять более удобную позицию, — и пойдём-ка поскорее отсюда. Тебе надо отдохнуть. После всего пережитого.

— Тебе тоже.

— Согласен. Даже не буду спорить.

— Это на тебя совсем не похоже, — слабо шевеля губами, проговорила она. В этот момент они только преодолели дверь комнатки и оказались в пустом коридоре.

— Вот видишь, каким я могу быть покладистым, — не без самодовольной усмешки отозвался Рон, взбираясь по крутой лестнице наверх и волоча Гермиону почти что на себе.

— Чёрт возьми, Рон Уизли, я люблю тебя! — пискнула Гермиона каким-то абсолютно несвойственным ей голосом, отчего Рону стало совсем не по себе.

— Гермиона, лучше не надо.

— Тебе не нравится?

— Нравится. Но когда ты говоришь это таким голосом, то мне становится страшно, — тяжело пыхтя, пробормотал Рон, взбираясь по крутым каменным ступеням.

Он резко остановился, переводя дыхание на очередном лестничном пролёте. Гермиона уже просто повисла на нём, а её ноги неуклюже подогнулись. Недолго думая, Рон подхватил девушку под коленки, и вот она уже сидит на его руках и даже не думает оказывать сопротивления, она вообще не издаёт не единой протестной ноты. Её глаза встречаются с глазами Рона.

— А разве это не ты сегодня сказал: «Сейчас или никогда»?

— Я, но я могу подождать и до завтра.

— А я не могу. Я хотела это сказать сегодня. Сейчас. Чтобы ты знал. И больше не сомневался.

— Хорошо. Но, может, ты всё-таки уже прекратишь болтать, а то так я тебя точно уроню.

Гермиона широко зевнула. Больше она ничего не говорила. А уютно устроившись в руках Рона, успела даже немного задремать, пока сам Рон перебирался через завалы медленно и осторожно, боясь споткнуться об какой-нибудь камень или доску. Дорога по тёмным коридорам разгромленного Хогвартса заняла много времени. Один он этот путь проделал гораздо быстрее. Но с Гермионой он был более осмотрительным и выбирал более долгий, зато и более безопасный, маршрут. Время от времени его взгляд падал на бледное лицо девушки. Она, вроде как, даже заснула, по крайней мере она больше не разговаривала и даже не шевелилась. Лицом она повернулась к Рону и касалась лбом его груди. Её брови даже во сне немного хмурились и не выглядели расслаблено. А ресницы время от времени тревожно подрагивали.

Оказавшись в так хорошо знакомом коридоре, Рон мысленно выдохнул: нести расслабленную потяжелевшую девушку с каждым шагом становилось всё труднее. Портретный проём был открыт нараспашку, а Полная Дама, которая обычно здесь находилась, отсутствовала на своём боевом посту. Рон, неловко скрючившись и следя за тем, чтобы Гермиона не задела ничем проход, проник в портретный проём. Какого же было его облегчение, когда он увидел, что гостиная Гриффиндора оказалась в своём первозданном виде. А ведь он боялся, что пожиратели и сюда успели добраться и всё превратить в руины. Облегчённо выдохнув, молодой человек преодолел путь по достаточно просторной комнате и вплотную приблизился к лестнице ведущей в спальню девочек. Он не знал, как лучше разбудить Гермиону, чтобы ненароком её не напугать, но девушка, почувствовав, что Рон остановился, внезапно сама распахнула глаза. Она приподняла голову, чтобы оглядеться по сторонам. И в её взгляде он прочитал облегчение, когда Гермиона поняла, где они находятся и что там всё осталось в своём первозданном виде. Те же эмоции пару минут назад испытал и сам Рон.

Гермиона активно завозилась. И Рон, поняв, что она хочет встать, бережно поставил её на землю. Он проследил за реакцией Гермионы, но в этот раз она стояла гораздо увереннее. Она не стала хвататься за Рона, как за спасательный круг, а стояла вполне самостоятельно, не нуждаясь в опоре.

— Иди спать, Гермиона, — смотря на неё тёплым, согревающем взглядом мягко проговорил Рон.

— Что, так не терпится от меня избавиться?

— Не говори чепухи! Тебе надо отдохнуть.

— Тебе тоже.

— Мы это уже обсуждали. Мы все нуждаемся в отдыхе. И я сейчас тоже пойду спать, только дождусь, когда ты уйдёшь.

— Да, я помню, что ты сегодня покладистый, — громко зевая и всё-таки берясь рукой за перила, сказала Гермиона.

— Это правда. Видишь, я даже сейчас с тобой соглашаюсь.

По её губам скользнула лёгкая улыбка.

— Хорошо. Я тогда пойду.

— Давай.

Гермиона уже хотела было развернуться, когда почувствовала, что на её плечо легла чья-то рука, останавливающая её. Разумеется, это был Рон. Он как-то странно мялся, а его лицо приобрело задумчивый вид. Он определённо что-то хотел сказать, но не решался.

— В общем это, Гермиона, я хотел сказать, что... ну что я... — он напряжённо замолчал. В горле встал тугой комок, мешающий не то что говорить, а дышать. Рон мучительно сглотнул, освобождая путь словам, которые уже давно должны были быть сказаны. Гермиона его не торопила. Она стояла в пол-оборота. Одной ногой на ступеньке и одной рукой держась за перила, она выжидательно смотрела на Рона.

«Сейчас или никогда», — пронеслась в мыслях фраза, произнесенная почему-то голосом Гермионы.

— В общем, Гермиона, — нервно сглатывая предательский комок, наконец-то сказал Рон, — я люблю тебя, я так тебе этого и не сказал.

Гермиона тепло улыбнулась.

— Я знаю, Рон.

— Откуда? Кто тебе сказал?

— Ты сам и сказал.

— Но я ничего не говорил — я бы запомнил, — недоверчивость так и сквозила в его голосе.

— Ты давно уже это сказал, ведь я-то об этом знаю. Иногда для этого не нужны слова. Но мне всё равно очень приятно наконец-то это услышать, правда, — она подошла к Рону и, привстав на цыпочки, коснулась губами его губ.

— Спокойной ночи, — прошептала она, отстраняясь, — я люблю тебя. Всегда помни об этом. До завтра.

— Спокойной ночи, — растеряно пробормотал Рон, глядя в спину удаляющейся девушке.

Гермиона не спеша карабкалась вверх по крутым ступенькам, придерживаясь одной рукой за перила. На повороте она остановилась, оглянувшись, помахала Рону рукой и совсем исчезла из поля его зрения. Только после этого он смог оторвать взгляд от лестницы. Ещё раз обведя гостиную взглядом, Рон нашёл в себе силы отойти от лестницы, ведущей в женские спальни. Вот и всё. Он это сказал. Это было не так страшно, как когда-то рисовало его воображение. И он смог.

Рон присел на спинку дивана. Небольшая передышка ему не повредит. Неприятные мысли с уходом Гермионы полезли в его голову с новой силой. Она одним своим близким присутствием отгоняла от него весь этот мрак, всю боль, всё то осознание, что ничего нельзя исправить, что Фреда нельзя вернуть… Да, война закончилась. Но впереди их ждёт ещё много тяжёлых дней. Рон прекрасно отдавал себе отчёт, что завтра, да и в последующие дни тоже, им придётся очень и очень туго, когда весь ужас произошедшего дойдёт до их измотанных сознаний. Сейчас же он ясно осознавал только то, что на его тело как-то разом навалилось что тяжёлое. Неимоверная усталость, которая теперь добралась и до головы и путала и без того бессвязные мысли...

И напоследок обведя гостиную прощальным взглядом, Рон, тяжело переступая ногами, сам стал подниматься в спальню мальчиков.