Зимняя реприза (гет)

Прошли, прошли вы, дни очарованья,

Подобных вам уж сердцу не нажить.

Ваш след в одной тоске воспоминанья,

Ах, лучше б вас совсем мне позабыть…

Грандиозный новогодний бал в Петербурге оказался куда менее веселым, чем ожидала Варя. Пару месяцев назад она получила приглашение и с радостью подумала о том, что разнообразие не помешает.

Сразу после войны жизнь наладилась: они с Петей вернулись в Петербург, смогли поправить материальное положение. Государь Александр Николаевич, как оказалось, храбрую девушку на передовой не забыл: ей была вручена награда за заслуги перед Отечеством, и этим фактом, несмотря на нигилистские взгляды, Варя гордилась: к ней, наконец-то, пришло признание окружающих. Не так много женщин до неё получали такую награду.

С легкой руки императора, она, а, соответственно, и Петя, была вознаграждены материально, чем они практически сразу воспользовались: выкупили квартиру, которую раньше снимали и… поженились.

Первые три месяца Варя успешно игнорировала намеки жениха о свадьбе, делая вид, что ничего не понимает, но когда Пете надоело, и он спросил в лоб, стоит ли играть свадьбу… она сказала «да». Сказала — и сразу же пожалела. Глаза Пети засияли, точно ёлочные шарики на свету, но голубой их блеск вызвал только тоску и смутное воспоминание о тех, других, темно-темно карих, почти черных, которые так часто ей снились…

Поезд ушел, оставив его там, на перроне, а Варя оставалась со смешанными чувствами еще очень-очень долго, и день, который должен был стать самым счастливым в её жизни, принес только тоску и разочарование. Но потом пришла решимость — ну сколько можно мучаться и вспоминать? И она решила забыть войну и всё… всех, кто были с ней связаны, как страшный сон. Ведь не было больше карих глаз, на дне которых запряталась лукавинка, были голубые, привычные и совершенно бесхитростные.

Это оказалось сложнее, чем было написано в романах, которые Варя так любила читать холодными вечерами. Память кололась воспоминаниями и не желала отпускать. Не играл на руку и тот факт, что в Петербург вернулся Соболев, покрытый орденами с ног до головы. Коротать выходные стало легче: с генералом ей по-прежнему было весело и интересно, не смотря на его жену и её собственного супруга. Они стали близкими друзьями, ведь их объединяли воспоминания о Плевне, безнадежных штурмах и теплых летних вечерах в палатке журналистского клуба. Петя нередко был вместе с ними, но, несмотря на то, что он тоже был на той войне, он казался лишним. Соболев вообще его практически не воспринимал, а иногда Варя ловила взгляды Белого генерала, в которых читался один-единственный вопрос: и как её вообще угораздило выйти за него замуж?..

Порой, встречая холодные рассветы и поглядывая на храпящего на их общей постели супруга, Варвара задавалась тем же вопросом. Ведь у неё после возвращение было столько поклонников, и богатых, и красивых, и более умных, чем Петя… Но Петя был привычен, знаком до оскомины, начиная с его идиотской привычки чистить зубы по десяток раз за день, кончая осторожными прикосновениями сухих губ к её губам.

Не раз она задумывалась, а что если бы она тогда на вокзале сделала шаг вперед и просто сказала то, что на душе?

Варя себя одернула, сосредотачиваясь на светском разговоре с придворным дамами.

— Ох, ну как же он фехтует, — качала головой первая фрейлина императрицы, мадмуазель Софья Нарышкина.

— И сам по себе — красавец, слов нет! — добавила Наталья Саблина, в восхищении закатывая глаза.

Варя вежливо кивнула, совершенно потеряв нить разговора и понятия не имея, о ком они говорят.

— А вот вы, Варя, уже замужем, — завистливо вздохнула подошедшая девушка, фамилию и имя которой Варя запамятовала, — как же это здорово!

Молодая женщина равнодушно кивнула, что не укрылось от глаз собеседниц.

— Неужели вы не рады? — воскликнула Наталья. — Такая удачная партия: интеллигент, да еще и прошедший войну…

— Простите, меня зовут, кажется, — невежливо перебила Варя, не желая говорить о Пете, но тут же исправилась, нацепив на себя самую приятную улыбку: — Мы обязательно договорим.

Фрейлины императрицы радушно кивнули, однако, пытаться удержать её не стали, чему она обрадовалась.

Она сделала вежливый реверанс и решила пройтись по залу. Конечно же, никто Варю не звал. Да и кто может-то? Петя оживленно обсуждал последние виды оружия с каким-то полководцем — после войны он сильно пристрастился ко всему, что стреляет, — и едва ли вообще вспоминал, что Варя тоже где-то здесь. Соболев томился в обществе супруги, цепко держащей его за локоть, и на приветливый взгляд девушки лишь тоскливо кивнул и вернулся к разговору с каким-то чиновником. Другие были к ней не так близки, хотя весь свет её прекрасно знал и не был прочь поболтать. Варя не любила их — слишком много мишуры в виде кокетства, липких и цепких взглядов и мало искренности.

Лишенная открыто выраженного презрения к окружающим, Варя с присущим ей энтузиазмом пыталась подружиться с придворными дамами, пыталась стать частью высшего света. Но ей было безумно скучно слушать рассказы о конфузах при дворе и выборе цвета императрицей для новой комнаты в Зимнем дворце. Спустя неделю мучений, Варя отказалась от всего этого, вернувшись к спокойной домашней жизни.

А ведь она когда-то была такой же, но после войны, пожалуй, могла признать, что поумнела. Варя замечала, что все меньше и меньше желает приключений, и все чаще хочет оставаться одна. Петя лишь пожимал плечами, когда она отказывалась посидеть в гостиной и уютно поговорить о мелочах при свете камина, кидая на супругу непонимающий взгляд. Он был самым замечательным человеком, но абсолютно… неинтересным. Слишком домашним, приземленным, без ярко выраженных способностей. Он был обычным человеком.

И как она раньше этого не замечала? Впрочем, вопрос был риторическим — ответ на него лежал на самой поверхности и носил имя того человека, которого она уже два года старалась забыть. Два долгих года и никакой информации. Соболев упоминал его в разговоре пару раз, но не более, но спрашивать подробнее казалось… кощунственным. По отношению к Пете, который был едва ли не святым. В конце концов, они сделали свой выбор еще в Константинополе. Он — когда решил остаться, а она — когда уехала домой.

Варя невесело усмехнулась — не было их, никогда не было.

Откуда-то их толпы вынырнул знакомый гвардеец, предложив руку для танца. Варя хотела, было отказать, но потом подумала что с хандрой надо заканчивать.

Она мило улыбнулась и вошла в круг, где её мгновенно унесло волной общей эйфории.

Бал был в самом разгаре — пестрая толпа танцующих людей была горячей, живой, полной веселья и радости. Яркие краски чужих нарядов мелькали и пропадали, сменяясь новыми, еще более яркими. Общее ликование затронуло и Варю: она совершенно позабыла о своих невзгодах и впервые за долгое время отдалась во власть хорошего настроения.

Кавалеры сменялись один за другим; все красивые, восхищенные, дарящие комплименты. Варя почувствовала себя как несколько лет назад — совсем молоденькой и беззаботной, полной чувства собственного превосходства над остальными и безумно счастливой.

Откуда-то из толпы вырвался Соболев — улыбающийся и явно радостный от того, что супруга осталась поболтать с какими-то дамами.

— Вы позволите? — поинтересовался он у молоденького офицера, с которым танцевала Варя.

— Отчего же, — с поклоном ответил он, передавая руку Вари в ладонь Соболева.

Тот мгновенно увлек её в середину зала и закружил.

Мишель был великолепным партнером. Он легко двигался и не давал ни секунды, чтобы отдышаться.

В таком темпе Варя пережила три танца, а на четвертый лукаво спросила:

— Вы решили меня убить?

— Что вы, мадмуазель, — шутливо отвечал он, — ни в коем случае. Кстати, — глаза Соболева лукаво блеснули, — у меня для вас сюрприз.

Варя приподняла брови, однако Белый генерал только схватил её за руку и потащил через толпу. Когда они сделали почти полный круг по залу, он, наконец, обернулся к ней и усмехнулся:

— Сюрприз получится при одном условии: если вы позволите закрыть вам глаза.

Еще пару часов назад она бы наотрез отказалось, но прежняя беззаботность к ней, видимо, решила вернуться на этот вечер. Она улыбнулась.

— Хорошо. Но только давайте поскорее!

Две огромные ладони Соболева осторожно легли ей на лицо, и она мгновенно почувствовала себя неуверенно. Но интерес перевесил здравый смысл.

Они еще чуть-чуть прошли вперед.

— Ну, долго еще, Мишель? — с ноткой нетерпения спросила Варя. — Я знаю, что вы, конечно…

И в этот момент она почувствовала, как ладони её друга пропали со щек. Распахнув глаза, Варя сначала мгновенно зажмурилась от яркого света. А когда распахнула, обнаружила прямо перед собой его.

Он выглядел точно так же, как и два года назад. Тот же проницательный, цепкий, почти всегда полный спокойствия взгляд карих глаз, мучавших её во сне не одну ночь. Те же волосы, только серебра на висках стало больше. Те же губы, с чуть приподнявшимися уголками, когда он взглянул на неё.

Глаза — те самые глаза! — снова смотрели на неё: жадно, ненасытно. Еще три года назад за такой бы взгляд она высказалась громко и обязательно залепила бы пощечину, но сейчас едва ли могла его упрекнуть: её собственный взгляд наверняка был не менее неприличен…

И он вдруг растаял, как сон, исчез и перестал существовать, потому что до этого он был всего лишь бесцветным воспоминанием, которое беспощадная память покрыла дымкой прошедшего времени. Память вообще оказалась жестокой — только сейчас Варя поняла, что совсем позабыла точный цвет его волос, усталость в морщинках лба, мягкий изгиб подбородка и маленькую-маленькую родинку на правой щеке.

И он обрел цвета, заискрил тысячами огней и стал невозможно ярким, безумно знакомым и очень близким. Даже не вытягивая руку, Варя могла его коснуться.

Он перестал быть тайной, недосягаемой мечтой и, наконец, стал самим собой — Эрастом Фандориным, тем, кем и был всегда. Человеком, о котором она, не видя его, вспоминала чаще, чем о собственном муже, находящимся с ней рядом почти полные сутки.

— Это вы, — просто сказала Варя и потеряла сознание, обвалившись прямо в руки растерявшегося Соболева.

К вам часто мчит привычное желанье,

И слез любви нет сил остановить!

Несчастие — об вас воспоминанье,

Но более несчастье — вас забыть.

Варя очнулась от прохладного ветерка, гулявшего по голой коже рук. Её чуть передернуло, и она открыла глаза.

— А я говорил Соболеву, что это г-глупая затея, — заметил рядом безумно знакомый голос.

Она рывком поднялась и обнаружила себя на скамейке во внутреннем дворе Зимнего дворца. Рядом с ней с легкой улыбкой сидел Фандорин.

— Это вы! — Варя почти с ужасом смотрела на призрак из её видений.

— Я вас п-пугаю? — усмехнулся он, пряча взгляд.

— Нет, — растерянно ответила девушка и замолчала, не зная, что сказать.

Вернее, не что сказать, а с чего начать — в голове было слишком много мыслей и слов, которые хаотичным калейдоскопом перемещались, не давая сосредоточится на чем-то одном.

— Вы… как вы? Где вы были эти два года? Съездили в Японию? Что делаете в столице? Как оказались на балу? Что…

Варю прорвало; она терялась, прерывала сама себя на полуслове, не договорив один вопрос, она начинала новый; ломала руки, нервничала, то отводила взгляд, то снова смотрела на него, перебирала пальцами выбившуюся из прически прядь и невпопад думала о том, что глаза у него точно такие же, как и при их прощании — глубокие, почти бездонные, с затаенной тоской где-то там, на дне…

В груди ныло, но не так, глухо и безнадежно, как раньше, по-новому, сильнее и сладко-сладко. Только сейчас Варя смогла осознать, как же ей не хватало Фандорина. Один его взгляд и ей снова хочется прошлых приключений, один взгляд — и она ощущает легкость, безумную легкость, какой у неё не было с того времени, как они вместе искали Анвара…

Даже холодный декабрьский вечер в непривычно мрачном Петербурге вдруг дрогнул, замешкался на секунду, и растаял вместе с тучами, являя на всеобщее обозрение теплое сияние непривычно ярких звезд, благосклонно сверкающих с темного ночного неба…

В конце концов, Варя просто задохнулась от переполнявших её чувств, замолчала, и поймала себя на том, что просто смотрит ему в лицо, припоминая каждую черточку, стертую двумя долгими годами, больше напоминающими вечность.

Эраст, кажется, понимал её чувства, он слегка улыбался и тоже молчал. Звуки бала стали совсем тихими, неясными. Мирская суета, люди, бал — все исчезло, остался только небольшой мирок под звездами, в котором существовали только два человека.

— Куда… куда пропал Мишель? — наконец, нарушила молчание Варя.

Фандорин, как будто, поморщился, но ответил:

— Кажется, Ольга попросила его что-то сделать. Сегодня только с ней познакомился, но оценить успел. Серьезная женщина. Специально для бесшабашного Мишеля.

— На каждого великого мужчину найдется великая женщина, — с улыбкой процитировала Варя.

— Может быть, — дернул плечом Фандорин, словно не зная, соглашаться или нет.

— Вы побывали все же в Японии? — с любопытством спросила Варя, усаживаясь поудобнее и ожидая рассказа.

— Да, — коротко ответил Эраст, — поездка была интересной.

Варя засмеялась, почувствовав тепло, разливающееся в сердце. Ну конечно, как она вообще умудрилась забыть его неразговорчивость и скрытность — неотъемлемые черты характера? Фандорин как будто удивился её смеху, однако чуть улыбнулся в ответ.

— Наверняка, распутали немало сложных дел, — предположила она.

— Ну, — уклончиво ответил он, — парочку. А как ваши дела, Варвара Андреевна?

С этим вопросом небольшой мирок, состоящий из них двоих, растаял. Откуда-то подул холодный ветер, возвращая её в реальность и заставляя слегка поежиться.

— Хорошо, — ответила она, и неловко попыталась спрятать руку с обручальным кольцом.

Конечно, от проницательного Эраста это не скрылось. Он чуть улыбнулся и сказал:

— Вы все-таки вышли замуж? За Петю?

«Петя» звучало настолько обидно и по-детски, что Варя, прекрасно понимая, что он ничего плохого не имел ввиду, все равно надулась и ответила:

— Не Петю, а Петра Алексеевича, — важным тоном ответила она и тут же прыснула.

Эраст кивнул, оставаясь на удивление серьезным.

— Я рад, что у вас все получилось… — предложение вроде как и не было закончено, но Варя безошибочным женским чутьем поняла, как он хотел закончить фразу: «…после того, как мы разъехались».

И ей стало чуть-чуть грустно — для этой фразы куда бы больше подошло слово «расстались», но оно передавало совсем не тот смысл, который требовался. У них ничего не было, чтобы потом расставаться.

— Да, — неопределенно ответила она и перевела тему. — Вы надолго в Петербурге?

Атмосфера была разрушена окончательно и бесповоротно.

— Пока не знаю точно, — мрачно, явно понимая, что что-то поменялось, ответил он, — но не больше, чем на пару-тройку дней.

Варя нервно улыбнулась и в сотый раз убрала мешающую ей прядку за ухо. Ей овладела горечь вперемешку со злой иронией. Неужели у неё вообще могла возникнуть мысль, что он решил переехать сюда? Его сердце рвалось навстречу новому, интересному, ранее не изученному. Это истину она успела выучить за тот год, что они провели рядом. Он был вольной птицей, какой всегда хотелось быть ей самой. И любые его связи — всего лишь поверхностные знакомства.

Варя едва сдержала готовый вырваться всхлип и опустила голову, окончательно отчаявшись.

— Вы изменились, — внезапно сказал Эраст.

Варя изумленно посмотрела на него.

— Перестали язвить на каждом шагу — это раз, — девушка не сдержала улыбки: настолько знакомо и привычно это было, — научились владеть собой — это два. А еще, кажется, стали чуточку серьезнее — это три.

— С чего вы это взяли? — с любопытством спросила Варя.

— Раньше вы бы повели себя по-другому, встретив меня, — ответил он через минутную паузу.

— Да, господин титулярный советник, я думаю, обмороком вас встречали не часто, — лукаво заметила Варя.

Уголок его рта дернулся, словно он хотел улыбнуться.

— Я не про обморок, — сказал он, но больше ничего по этому поводу не говорил.

Варя расспрашивала его о жизни в Японии, сама едва слыша ответы.

Вот интересно: женился он или нет?.. И тут же рассердилась на себя: ей-то должно быть все равно! Но никак не могла избавиться от навязчивых мыслей.

— Думаю, нам пора вернуться на бал? — предложил Фандорин, нарушая тишину, когда молчание затянулось.

— Да, — как можно спокойнее отозвалась Варя, — а то я уже замерзла.

Эраст, спохватившись, стащил с себя пиджак и, извинившись за невнимательность, набросил его ей на плечи. Жест галантный, но, по сути, бессмысленный — до зала было идти не больше минуты.

Но Варя вдыхала его запах, осевший на лацканах — такой привычный и ужасно родной — и никак не могла надышаться, чтобы запомнить этот момент как можно дольше и сохранить в себе запах до той самой минуты, как вообще потеряет обоняние.

Сердце гулко билось в груди, не желая отпускать его, хотя он еще не уехал, и даже не назвал дату своего отбытия. Сердце умоляло задержать его, а разум понимал, что это бесполезно.

Дойдя до дверей зала, откуда горел свет тысячи свечей, Варя замешкалась, вдыхая запах в последний раз, но покорно отдала пиджак Эрасту. Тот нахмурился, забирая предмет одежды. Он пытливо взглянул ей в лицо, как будто желая что-то сказать, но все же промолчал; коротко поклонился и за секунду растворился в толпе, в которой Варя мгновенно и очень остро ощутила собственное одиночество.

Ты ведь будешь меня вспоминать?

Пусть нечасто, пускай лишь однажды.

Для меня это важно знать.

Ты поверь: действительно важно.

Если будешь, то стоит жить

И терпеть это странное бремя.

Значит, мы еще в силах любить.

Значит, что-то не губит время.

Варя поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит на огонь в камине. Она с трудом оторвала взгляд от манящего танца оранжевых язычков и перевела взгляд на мужа, который с неповторимо упертым энтузиазмом рассказывал ей про свою работу.

Ей захотелось заорать на него, бросить что-нибудь в стену, разбить пару десятков тарелок, вызвать кого-нибудь на дуэль, хотя это была исключительно мужская прерогатива, или же застрелиться самой.

Бал был целую неделю назад. За это время она ничего не слышала об Эрасте. Ни одного словечка. Соболев, не выдержав напора жены, уехал в Москву, якобы по важным делам, и оставил Варю без единственной возможности что-нибудь узнать о Фандорине. Она даже не знала, черт возьми, в столице он или уже покинул её. Ни-че-го. Ни одной капельки информации. Она вновь стала проявлять интерес к царскому двору и его обитателям, чтобы что-то разузнать, но сами дамы ничего о нем не слышали, а узнавать у кого-то специально не видели смысла.

Варя стиснула зубы и слегка ударила кулаком по подлокотнику, совсем забыл про мужа.

— Варенька, ты чего? Все нормально? — прервался Петя на полуслове, вглядываясь в потерянное лицо жены.

— Да, все в порядке, — отозвалась она с натянутой улыбкой и села в кресло.

— Так вот, на самом деле…

Варя моментально отключила слух, как и всегда, при рассказах мужа о работе. Она иногда чувствовала себя за это виноватой, а иногда ужасно на него злилась — ну неужели нельзя догадаться, что ей это ни одной секунды не интересно? Ни одно слова! Что-то про бумаги, бухгалтерию, новые методы инвентаризации казны…

Варя устало потерла виски и вскинула взгляд на Петю, который как раз очень активно что-то ей разъяснял. За простецкими чертами до оскомины знакомого лица, Варя пыталась найти то, что её так сильно привлекало в Фандорине. Несколько минут поисков дали безутешный вывод: ничего в нем не было похожего. Ни одной черты. Даже форма ушей разная.

Тогда Варя прислушалась к голосу мужа, пытаясь там отыскать те нотки, от которых сильно колотилось сердце.

Тоже нет.

Ни одного даже приблизительно похожего звука. Если речи Фандорина отличались неторопливостью, слова были пронизаны спокойствием, а манера говорить напоминала ровную гладь озера, то Петя был полной противоположностью — не озером, спокойным и монументальным, а горной речушкой — быстрой и торопливо-глуповатой.

Выражение лица Эраста редко можно было прочитать, тогда как у Пети все эмоции были написаны буквально на лбу. Даже Варе, не обладающей и сотой частью таланта Фандорина читать людей, любое настроение мужа было понятно с одного взгляда. Зато Эраст… Варя прервала себя на мысли, строго настрого приказав себе забыть об этом всем. Ну приехал, ну повидались… Это ведь не должно ничего менять?

Сердце, бьющееся только от одного воспоминания о нем, заныло, словно прося не заниматься глупостями, не слушать идиотские рассказы Пети, а броситься по Петербургу, ища Эраста в каждом доме.

— …так ты согласна? — робко спросил Петя, выпрыгивая из её мыслей в реальность.

Варя заморгала, отгоняя от себя иллюзии о том, как она с раскрасневшимся лицом встречает Эраста на одной из многочисленных улиц и бросается к нему в объятия.

— Прости? — не совсем придя в себя, спросила она.

— Варенька, я так и знал, что ты все пропустила, — с мягким укором сказал муж.

Девушка, обычно чувствующая себя за это виноватой, ощутила лишь резкий приступ раздражения.

— Что там? — недовольно спросила она.

Петя осекся и с легкой обидой посмотрел на неё так, что ей стало его жаль. Даже не такой жалостью, человеческой, а другой — той самой, которой жалеют щенят с перебитыми лапками.

— Так что там? — исправилась она, сменив тон на более мягкий.

— Я еду в Казань на пару месяцев, — с виноватой улыбкой сказал он, — и очень надеюсь, что ты поедешь со мной.

Варя опустила взгляд. Еще пару месяцев назад она бы согласилась, не раздумывая, лишь бы только разбавить серые будни, но теперь… если есть хотя бы одна возможность встретить его. Еще одна встреча, последняя, которая даст ответы на все-все вопросы. Да и просто взглянуть на него — запомнить, навсегда отложить в памяти. Одного вечера и половины часа в саду рядом с ним растаяли в воздухе, и хотя она подробно помнила каждое мгновение рядом с ним, каждый удар сердца, пока он сидела на той же скамейке, что и она и коротко отвечал на вопросы, этого было мало для расставания навсегда.

А его запах — стоило только закрыть глаза и представить тот вечер…

Варя разозлилась на саму себя — ну чего, чего можно было ожидать? Ежедневных визитов и букетов по сто роз в каждом? Признаний и тайных встреч, в тайне от мужа? А вдруг он женился? Вдруг он уже давно счастлив, а её вспомнил в первый раз за два года, только когда увидел на балу?

И с жутким стыдом Варя поняла, что если Эраст попросит… хоть одно словечко… она уйдет с ним. Куда бы он не направлялся…

И оставит Петю и два года брака, предаст самого родного, хоть и нелюбимого человека. Потому что любимый-то другой.

Но потом она поняла, что так нельзя. Кем она будет? Предательницей. Предательницей мужа, семьи, родного дома. И счастливой предательнице никогда не быть. Да и… разве он способен вообще на такой шаг?

«Дура, — вылила она на себя ушат холодного здравого смысла, — ты полная дура, Варвара Суворова. Ах, простите, Яблокова… Это ты влюблена по уши который год. Ты, а не он. Это ты сходишь с ума при одном только упоминании его имени и мучаешь себя по чем зря. Вот она, правда — ему все равно. Сколько можно себя обманывать, надеясь непонятно на что…».

Варя сморгнула и обнаружила скатывающуюся по щеке слезинку. Петя перепугался при виде слез и запричитал, встав перед ней на колени:

— Варь, ну ты чего? Не хочешь? Не хочешь ехать? Так я откажусь, прямо сейчас вот пойду и скажу, что не хочу в Казань. Это ведь только предложение, а не обязательный…

— Все нормально, — сухим голосом прервала его девушка, вставая с кресла.

Она поднялась, стряхивая с себя остатки иллюзий, которым она поддавалась последние два с лишним года.

— Я поеду, — Варя улыбнулась так искренне, как только могла. — Ты не волнуйся, мне просто что-то в глаз попало.

…Если сердце в ночи глухой

Отзовется вдруг гулким стуком…

Значит, мы еще живы с тобой,

Мы не умерли в этой разлуке.

Значит, будут еще слова

И до боли знакомые жесты.

Значит, в мире, где серая мгла

Место есть для цвета Надежды.

Серый вокзал встретил их чем-то средним между снегом и дождем. Носильщик, таская немногочисленные чемоданы, бурчал что-то про отвратительную погоду.

— Дождь, говорят, к удачной поездке, — оптимистично заявил Петя, помогая спуститься Варе с повозки.

Она подняла голову и поразилась темным тучам над городом, невольно припомнив ясное небо, под которым они сидели с Эрастом. Сейчас она решила дать волю эмоциям и позволить себе чуть-чуть погрустить. В последний раз, а уж в Казани она найдет, чем себя занять.

Поезд уже подали, но до отправления осталось не меньше двадцати минут.

— В Казани, кажется, поразительные мастерицы-вязальщицы, Петенька? — спросила она, чтобы отвлечь себя от ожидания.

— Вроде бы, а тебя это интересует? — удивился Петя.

— Конечно. Мне всегда хотелось заниматься чем-то спокойным, медитативным, полезным…

— Не замечал за тобой, — еще больше удивился Петя.

— Люди меняются, — отрезала она, но сразу же мило улыбнулась. — Так что?

— Да, там достаточно интересный стиль вязания…

Петя дотошно изучил город и его культуру, прежде чем решился туда ехать. Варя растерянно кивала в такт рассказу, не забывая оглядываться по сторонам. Не смотря на все убеждения и доводы, в неисправимо глупой женской натуре едва-едва теплилась надежда на то, что Фандорин все-таки появится. На коне и с букетом…

— Это не Эраст Петрович? — озадаченно спросил Петя, прерывая изумительно обстоятельный рассказ о культуре Казани.

— Что? — пораженно спросила Варя, резко разворачиваясь.

Глаза рыскали по толпе, ища знакомую фигуру. Когда она увидела его, сердце на секунду пустилось в пляс, а потом замерло, не веря. Он точно искал их двоих, потому что, увидев её, он кивнул и направился к ним. Ни коня, ни букета при нем не было, но Варя все равно почувствовала головокружение.

— П-петр Алексеевич, Варвара Андреевна, — кивнул Эраст.

— День добрый. Вы кого-то провожаете? — заморгал Петя, щурясь.

— Да, что-то вроде того, — вежливо ответил Фандорин.

В этот момент громкий гудок известил отъезжающих о скором отбывании поезда. Петя ахнул и бросился отдавать к вагону, крикнув, что он ждет её внутри.

Вокруг бегали люди, шумел поезд, готовящийся к выезду в далекую Казань, до которой добираться почти двое суток.

Жуткое ощущение дежа вю сжало грудь в тиски, и Варя, уже не желая притворяться и ломать глупую комедию, дробящую ей душу на куски, тихо спросила:

— Зачем, Эраст Петрович?

Он очень внимательно посмотрел на неё и чуть нахмурился

— Я пришел попрощаться, и только. Я думал, вы будете рады.

— Мы уже прощались один раз, — Варя покачала головой и прикусила губу, — лучше бы это было навсегда.

В глазах Фандорина блеснуло понимание, однако он ничего не ответил.

— Вам стоит вернуться к вашим делам, — резко сказала она, понимая, что еще чуть-чуть — и заплачет, — они наверняка важные, так что не стоит тратить ваше драгоценное время! — она было развернулась, собираясь уйти, но так и не смогла, снова повернувшись. — И вообще, что вы на самом деле тут делаете? И как узнали что я… мы с Петей уезжаем?

— Он мне сам говорил, на балу.

Варя нетерпеливо тряхнула головой.

— Ну а здесь-то вы что делаете? Ну уезжаем, и…

— Я тоже уезжаю. Через неделю. Вот я и… — он оборвал себя на половине фразы и внимательно на неё посмотрел.

Раздался громкий гудок.

— Через десять минут отъезжаем, — крикнул кто-то.

Вокруг засуетились, забегали. Заклубился дым от поезда, окутывая своими объятиями перрон.

— Кажется, это уже было? — спросил Эраст.

— Точно, — с ироничным смешком ответила Варя, — только тогда это была реплика Пети…

Она лихорадочно вглядывалась в его лицо, стараясь запомнить каждую черточку, каждую родинку… Теперь они уже едва ли встретятся. Третьего шанса судьба не дает.

Но что-то все-таки было не так.

Фандорин вел себя странно: переступал с ноги на ногу, то отводил взгляд, то возвращал. Варя волновалась, боясь говорить что-то еще и этим спугнуть момент. Но он молчал, словно боясь говорить. Молчал… потому что нечего сказать? Или потому что не подобрать слов?

Варя задохнулась от этой мысли, и, не позволяя себе больше думать, сказала:

— Попросите меня.

Эраст вскинул голову. Отступать было поздно.

— Просто попросите — и я останусь. Дайте знак. Один. Любой… — голос предательски сорвался.

Сердце забилось с перебоями, словно пытаясь остановиться. Снова зазвучал гудок; вокзальный шум вдруг стал громче, послышались чьи-то торопливые шаги.

Фандорин молчал.

Варя резко провела рукой по щеке, смахивая слезы, и, больше не раздумывая, бросилась к вагону.

Точнее, попыталась.

Её что-то несильно тянуло назад.

Эраст легко держал её за запястье. Не сжимал, и именно держал: аккуратно, осторожно. Стоит только потянуть руку на себя — и она сможет уйти…

— Помните, вы тогда уехали в Петербург? — внезапно спросил он, сделав шаг вперед и оказавшись близко-близко.

Варя кивнула, зачем-то задержав дыхание.

— Варвара Андреевна, — негромко и очень серьезно сказал Фандорин, — не уезжайте хотя б-бы сейчас.

Она выдохнула и зажмурилась, не сумев сдержать рвущихся наружу слез.

* * *

Судьба, порой, жестоко так играет:

Дает все то, о чем мечтать лишь можно.

И вдруг взамен внезапно забирает

То, что считал своим ты непреложно.

То, с чем успел срастись за эти годы,

То, что всегда казалось неизменным.

Ты получаешь мнимую свободу,

Навек расставшись с чем-то сокровенным.

Петр Яблоков закрыл дверь в квартиру и, не разуваясь, прошел в гостиную. Сердце пропустило удар и рухнуло в пятки. Как и глупая, необоснованная надежда, которой он жил два месяца в Казани. Надежда на то, что она передумает.

И хотя ничего особенного не изменилось, он все равно заметил, что пропали флаконы с духами с туалетного столика, исчезла аккуратная стопка шляпок, которые Варенька любила перешивать.

У него мелькнула глупая мысль — а, может, она это все просто убрала в свою комнату? А сама ушла к кому-нибудь в гости?

Он широким шагом прошел до двери и осторожно постучал. Ему ответила тишина.

Петя распахнул дверь. Здесь отсутствие Вари было заметно куда сильнее, чем в гостиной. Комната выглядела неуютной, одинокой, покинутой. Как и он сам.

На столе лежал белый листок: видимо, прощальная записка. Он взял листок в руки и сердце глухо застучало в груди при виде знакомого аккуратного подчерка.

«Дорогой Петя.

Я хочу извиниться за ту боль, что тебе причинила. Я понимаю, что прощения мне нет, но я все равно попробую.

Прости меня.

Я хочу, чтобы ты понял, что мы прекрасно жили. Ты был самым замечательным мужем, которого я могла себе только представить. Невероятно честным, добрым, заботливым и нежным. Но не всегда связанные браком люди предназначены друг для друга, и я наконец-то это поняла.

Спасибо тебе за эти два года, они принесли нам обоим немало счастья.

Бумаги на развод лежат под запиской, от тебя требуется лишь подпись.

Спасибо за всё — и прощай.

Твоя Варя

26.11.18**»

Петя отложил записку и до боли зажмурился, глупо надеясь на то, что распахнув глаза, он увидит Варю, с легкой улыбкой входящую в комнату.

«Петя, ты чего?» — удивленно спросит она, когда он кинется её целовать.

Он открыл глаза.

Не сработало. Комната оставалась по-прежнему пустой и неуютной, как и квартира, как и вся теперешняя его жизнь. Без неё.

Петя усмехнулся, припомнив рассказ Вари о гамбите, который два года назад пытался провернуть Анвар-эфенди. Отдать малое, чтобы получить большее… Так же и Варя провернула гамбит: отдала его, чтобы получить Фандорина. Он ни секунды не сомневался, что она действительно сожалеет об уходе, и что действительно любила его эти два года… Только вот все равно готова остаться с ним. И вправду — кто он в сравнении с Эрастом Фандориным?

Варя сказала ему об уходе еще на вокзале, когда она вошла в вагон перед самым отправлением. Сказала, что не едет.

Он — вот дурак! — начал её отчитывать, что места в гостинице уже забронированы, что он уже всех предупредил, что с ним будет его супруга… Тогда Варя взяла его руку в свои изящные ладошки и посмотрела на него своими пронзительно-голубыми глазами.

«Я ухожу от тебя, Петя» — серьезно произнесла она.

А потом сказала, что пришлет письмо с объяснениями, ведь сейчас поезд уже уходит…

Петя даже не сразу понял, о чем она, и очнулся только в тот момент, когда вагон тронулся. В купе уже никого не было. Он в два шага подскочил к окну, но увидел лишь две смутные тени, растворившиеся в клубах дыма; одна из них была точно Варей, а вторая…

Петя достал перо и чернила, не глядя поставил росчерк и отложил документы.

Он знал, что по возвращении в Петербург возможны два варианта. Либо Варя осталась и ждет его, либо её нет. Если первое — то он серьезно с ней поговорит. Она наверняка расплачется, будет просить прощения, рыдать у него на плече, но потом они помирятся и все вернется на круги своя.

Если второе… что ж, ему придется закончить то, что не удалось сделать два года назад.

Петя распахнул кладовку и почти сразу обнаружил искомое.

Вернулся в гостиную, в последний раз огляделся и вытащил стул на середину комнаты.

Еще раз осмотрелся, вспоминая каждый момент, проведенный в этой квартире с ней, и глубоко вздохнул.

Затем встал на стул, закрепил петлю и сделал шаг вперед.

Туда, где Варенька точно будет с ним.