Четыре самых сильных разочарований Аслана в семье Певенси (джен)

И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему.

Отказать (в милосердии) значит отказаться от милости Божьей для самих себя.

К.С. Льюис

За последние годы король Эдмунд Справедливый привык считаться королем. Правильнее сказать, его устраивало то, что он не являлся Верховным королем. Были времена, когда Эдмунд не желал ничего сильнее, чем быть лидером среди своих родственников. Но теперь он осознал, как это сложно. В большинстве случаев он был счастлив уступить Питеру в управлении Нарнией. Во истину Питер делал все великолепно и Эдмунд больше не испытывал ревности и зависти к брату. Он искренне был рад, что Питер стал хорошим королем и избавил его от ряда обязанностей.

Среди королей и королев Эдмунд был самым незаметным. Он не просто знал, а физически ощущал, что многие нарнийцы до сих пор не доверяют ему; именно поэтому он не выпячивался. Если предстояло разрешить сложную проблему, то Питер брал ночь на осмысление сведений и фактов, и только, оставшись наедине с братом и сестрами, Эдмунд осмеливался дать совет. Но при решении несложных дел, вынесенных на их суд, Питер или сестры практически сразу оглашали приговор. Эдмунд предпочитал оставаться в тени, оставляя публичность для своих родственников. Когда у них состоялась встреча с орландским королем Луном, именно Эдмунд лучше разбирался в ситуации — на каких условиях заключить договор, потому что он был осведомленнее Питера о состоянии финансовых дел.

В день, когда к ним обратились с прошением, Эдмунд не проронил ни слова. В отличии от Люси, которая нервно ерзала на троне, он внимательно всех выслушал, но свое мнение оставил при себе.

Эдмунд услышал, как вздохнул Питер, поднимаясь с трона. В зале находились люди, также желавшие переговорить с ними, но Питер явно устал от проблем, нараставших как снежный ком, и хотел уже отдохнуть. Он посмотрел на Люси, которая пыталась усидеть смирно, но терпела неудачу.

 — Прошу прощения дамы и господа, а также нарнийский народ, если вы не возражаете, то предлагаю собраться в другое время. Мы заседаем с восхода солнца, а тем временем оно уже зашло.

Несмотря на разочарование, большинство присутствующих кивнули и начали покидать зал. Эдмунд уже собрался подняться с трона, когда услышал крик Рыжего Гнома:

 — Ваше Величество, у меня неотложная проблема! Я должен знать ваши планы относительно приспешников Белой Колдуньи, которых вы вчера арестовали. Каким методом вы собираетесь их пытать, а самое главное — когда?

Всякий раз, когда звучало имя Белой Колдуньи, народ начинал волноваться. Незамедлительно зал вновь заполнился нарнийцами, которые кричали и возмущались:

 — Они не заслуживают никакого суда после того, что совершили!

 — Они предатели!

 — Почему Аслан не уничтожил их всех!

Стало очень шумно, и Питеру пришлось кричать, чтобы привлечь к себе внимание:

 — Нарнийцы! Никто не будет наказан без суда и следствия! У задержанных есть неделя, чтобы подготовиться к открытому судебному заседанию. Мой брат, король Эдмунд, лучше всего подходит на должность судьи по данному делу, не зря Аслан провозгласил его Эдмундом Справедливым. Споры прекращены!

Эдмунд был настолько ошеломлен решением брата, что позволил ему беспрепятственно покинуть зал. Когда Питер это решил? Брат не посвятил Эдмунда в свои планы — сделать его главным судьей Нарнии. Он не чувствует в себе способностей быть судьей. Он был самый неподходящей кандидатурой для этой должности. Как он может вершить правосудие над последователями Белой Колдуньи, когда сам продал ей свою семью за сладости. Это абсурдно.

Эдмунд бросился за Питером, крича ему вслед:

 — Я не могу быть судьей! Как я могу выносить приговор тем, кто совершил то же, что и я! Разве это справедливо?

Питер посмотрел на младшего брата покровительственно:

 — Эдмунд, вот это как раз и будет справедливо. Только ты можешь понять — кто из них присоединился к колдунье из страха, а кто хотел причинить вред стране. Кроме того, я видел, что ты прочитал все книги, в которых описывались законы Нарнии. Я долго рассуждал над этим решением. Тебя провозгласили Справедливым, значит ты должен стать орудием правосудия среди нас. Это то, что хотел Аслан. А кто мы такие, чтобы оспаривать его решения?

Эдмунд схватился за голову.

 — Питер, конечно Аслан не может заблуждаться, а вот ты можешь! Я не годен для этого. Я был одним из тех, из-за кого началось сражение, помнишь? Я не смогу их рассудить.

Питер смягчил взор и затем положил руку на плечо Эдмунда. Прежний Эдмунд отмахнулся бы от Питера, но король Эдмунд так не поступил. Он позволил старшему брату поддержать его.

 — Ты стал другим Эд, и мы оба это знаем. Ты уже совершал то, что совсем не ожидал от себя. Ты гораздо лучше решал земельные споры, чем кто-либо из нас. Я никогда не знаю, что делать, а Сьюзен и Люси расстраиваются, когда кто-то несчастен. Эта обязанность ничем не отличается от тех договоров и соглашений, над которыми ты работал. Я верю, что ты справишься. Ты отказываешься, даже не попробовав рассудить ни одного преступления. Тебе нужно просто выслушать и вынести приговор. Так тебе понятнее? Тебе не нужно решать — виновны они или нет. Мы знаем, что они работали на Белую Колдунью, а даже если это не так, то они пытались убить меня при задержании. Последнего довода достаточно, чтобы осудить их.

Эдмунду не стало легче при мысли, что вина задержанных уже была установлена. Его волновал вопрос, как поступить, если они попытаются доказать свою невиновность. Все, что требовалось от Эдмунда — вынести приговор. Но какой приговор считать справедливым?

 — Я уже принял решение, Эдмунд. Я хочу, чтобы ты согласился. Ты всегда говорил мне, что я не справедлив, поэтому будь справедливым. Ты почувствуешь, как правильно поступить, — Питер произнес свою речь с такой уверенностью, что Эдмунд поверил в себя. Если раньше он начинал паниковать при мысли, что ему нужно быть судьей, то теперь он поверил в свои силы. Аслан провозгласил его королем Эдмундом Справедливым. Он должен согласиться, таково его предназначение.

В день судебного разбирательства, только Эдмунд сидел на троне. Его брат и сестры заняли места в зале, чтобы было ясно, что судья только один. Эдмунд выглядел старше своих одиннадцати лет — царственный, величественный, справедливый. Даже те, кто раньше не верил в Эдмунда, взглянув на него, чувствовали уверенность. Сам Эдмунд также чувствовал себя уверенно. Ведь все, кого он судит, безусловно виновны. В любом случае он будет справедливым.

Тюремщики ввели двадцать заключенных: четыре волка, дюжина гномов, минотавр, две гиены и фавн. Они выглядели неплохо для тех, кто неделю провел в темнице, а до этого год прятался в лесах. Эдмунд одобрил, как с ними обращались. Он не мог бы быть справедливым, если бы увидел их грязными и изможденными. А так они выглядели опрятно и готовыми к правосудию.

Эдмунд поднялся, окинув взором каждого заключенного. Фавн и несколько гномов отвели глаза, остальные же смотрели на него с горечью. Эдмунд оставался невозмутимым. Он держался со всеми одинаково жестко.

 — Вы все обвиняетесь в государственной измене за содействие Белой Колдунье Джадис и за нападение на Верховного короля Питера, когда он вас пытался задержать. Вы или ваш представитель можете предоставить доказательства вашей невиновности или огласить факторы, смягчающие вашу вину, они будут учтены при вынесении приговора.

 — В отличие от вас, король-предатель, я скорее умру, чем стану притворяться тем, кем не являюсь, — прорычал один из волков, а его собратья утвердительно кивнули, соглашаясь с его заявлением.

Руки Эдмунда сами потянулись к мечу, но вокруг было много стражников. Волки не предпринимали попыток напасть на него, а вывести его из себя он не позволит.

 — Мистер Волк, вы признаете свою вину без объяснений? — спросил Эдмунд, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. Он был провозглашен Эдмундом Справедливым и слова волка не повлияют на его решимость. (Несмотря на то, что при виде волка в голове пронеслись опасные воспоминания.)

 — Да! Джадис дала нам все, что мы желали. Она наша королева, я никогда не присягну тебе, — ответил он. Остальные три волка опять утвердительно кивнули и злобно оскалили зубы.

С тяжелым вздохом Эдмунд сел обратно на трон. В какой-то степени он надеялся, что дело будет простым, но ему все еще не удавалось подавить беспокойство. Он чувствовал слабость и что делает что-то неправильно.

Эдмунд подавил растущее чувство вины и обратился к гномам:

 — Не желают ли гномы присягнуть в верности истинным королям и королевам Нарнии? Возможно вы, как и я, обманули Белую Колдунью в своей преданности ей?

Гномы переглянулись между собой и один из них — черный гном, у которого практически отсутствовали зубы, ухмыльнулся Эдмунду:

 — Как правильно выразился волк, мы честны перед собой. Мы знаем, что не обманывали никого. Она дала нам все, что обещала. Мы никому не позволим нас запутать. Гномы за гномов!

Был солнечный день, но чем дольше длилось судебное заседание, тем сильнее небо затягивалось тучами. От неожиданно прозвучавшего громкого раската грома Эдмунд и все присутствующие подскочили на месте. За окном пошел сильный ливень, что стало темно как ночью. Чувство тревоги усилилось, он повернулся к минотавру и спросил:

 — Ты виноват?

 — Да, — пророкотал Минотавр низким голосом. Гиены, стоящие рядом с ним, разразились лающим смехом, эхом разнесшимся по тронному залу, от которого у присутствующих кровь застыла в жилах. Эдмунд заметил, как Люси испуганно схватила Сьюзен за руку и Сьюзен придвинулась к ней ближе.

 — Как и мы! Как и мы! Нет королю! Нет королю! — хохотали гиены, кружась на месте и кусая охранников, державших их за поводки.

Эдмунд терпеть не мог гиен и с ненавистью смотрел на них, но они лишь громче хохотали.

 — Достаточно! — выкрикнул Эдмунд. Сейчас ему не составило труда, чтобы его голос прозвучал твердо и уверенно. Питер оказался прав, что дело не стоит выеденного яйца. Было ясно, чего они заслуживают.

 — А как насчет вас, мистер фавн? Хоть вам есть что сказать в свое оправдание? Я знаю многих фавнов, которые служили колдунье только из страха, и их простили. Говорите в свою пользу. Вы виноваты?

Фавн оставался молчаливым и невозмутимым, не обращая внимание на беспокойство, охватившее подсудимых. Он не был похож на мистера Тумнуса: худое жилистое лицо обрамляли волосы цвета воронова крыла. На нем не было ничего из одежды и на груди виднелся шрам. Эдмунд надеялся, что фавн получил ранение, защищаясь от колдуньи, но его ждало разочарование. Фавн даже не посмотрел на него, когда прошептал:

 — Я признаю себя виновным. Я служил Белой Колдунье, одержимый жадностью. Я склонил на ее сторону фавнов, говорящих животных и даже Сыновей Адама, которые осмелились уйти далеко от Орландии. Я виновен.

Эдмунд кивнул. Он уже собрался огласить приговор, как раздался очередной раскат грома, прервавший его речь. Он задумался на несколько секунд, ожидая когда шум стихнет. В образовавшейся паузе он не изменил свой приговор. Справедливо было наказать каждого преступника за их злодеяние. За измену им полагалось лишь одно наказание:

 — Хорошо. Властью данной мне моим братом, Верховным королем Питером, и Асланом, я, король Эдмунд Справедливый, приговариваю вас к смертной казни.

Питер позволил Эдмунду приговорить изменников к смертной казни, но не позволил присутствовать при наказании. Брат предложил ему остаться в Кэр-Паравел вместе со Сьюзен и Люси:

 — Ты еще слишком юн, чтобы смотреть на такие вещи, — сказал Питер, но Эдмунду казалось абсурдным слушать такие речи. Он видел смерть. Он участвовал в сражении и убивал врагов. Эдмунд был достаточно взрослым, чтобы выносить смертельные приговоры, но слишком мал, чтобы присутствовать при их исполнении. Звучит смешно.

Тем не менее Питер являлся Верховным королем и у него было достаточно стражи, чтобы его решение было исполнено. Утром в день казни десять стражников были выставлены возле входа в его покои, не позволяя покинуть их. Но это его не остановило. Однако у него ушло много времени, чтобы вылезти из окна. Когда Эдмунд добрался до площади, приговор уже привели в исполнение. Животным и гномам отрубили голову. Только фавн оставался еще в живых и его голова лежала на плахе.

Питер самолично рубил головы, что шокировало Эдмунда. Он не мог видеть, как его брат прицеливается, чтобы удар получился точным. В то время, как Питер заносил меч над головой, Эдмунд впервые встретился взглядом с фавном. Невыносимая боль отражалась в его глазах. Боль, чувство вины, раскаяние, печаль, отчаяние — они слились в огромную мрачную тень, от которой у Эдмунда замерло сердце. В итоге Эдмунд не смог смотреть на казнь фавна, он отвернулся к кустам и его стошнило.

Аслан нашел плачущего Эдмунда, сидящего на берегу моря, он был похож на маленького мальчика, каковым по сути и являлся. Лев не утешал, но и не порицал его поступок. В душе Эдмунд понимал, что совершил чудовищную ошибку. Он гнал от себя эту мысль, но сердце не обманешь. Он чувствовал слабость от того, что совершил. Это чувство было гораздо хуже желания властвовать над родственниками и ужаснее, чем видеть Аслана мертвым. Они были мертвы и на этот раз по-настоящему, безвозвратно мертвы. Эдмунд слишком поздно осознал свою ошибку.

 — Ты… ты велел мне быть справедливым, а справедливо наказывать за преступления. У меня не было другого выхода, — Эдмунд рыдал. Ему одновременно хотелось обнять Великого Льва и убежать от него, куда глаза глядят. Два желания противоречили друг другу, из-за чего он оставался на месте. Он просто сидел, содрогаясь от плача и умоляя о понимании.

Аслан замысловато ответил на его мольбы:

 — Я велел тебе быть справедливым и ты был таким. Я не думал, что мне нужно говорить тебе быть милосердным после милости, которую я тебе продемонстрировал. Колдунья воспользовалась твоим преступлением, чтобы я взошел на алтарь. Но я сделал это не для тебя, а для всех. Я пожертвовал своей жизнью в равной степени для тебя и для тех, кого ты сегодня убил.

Эдмунд прижал колени к груди.

 — Аслан, что же я мог сделать? Я дал им шанс выступить в свое оправдание и они не попросили прощения.

 — Неужели? — спросил Аслан мальчика и они оба знали ответ. — Прощение лучше всего давать, когда его не просят. В наш первый с тобой разговор, когда ты был освобожден из плена Белой Колдуньи, ты сказал мне, что не в состоянии просить у своих близких прощения, потому что не заслужил его. Если бы ты предстал перед судом, ты бы попросил о пощаде?

Эдмунд ничего не ответил и хотя Аслан больше ничего не произнес, он понимал, что речь шла о фавне. На суде он избегал смотреть Эдмунду в глаза не из неуважения к нему, а из-за чувства вины. Эдмунд ненавидел себя, что допустил его смерть. Как бы он хотел повернуть время вспять и даровать им всем прощение.

 — Эдмунд, ты найдешь баланс между справедливостью и милосердием. Порой суровое наказание приводит к покаянию. Если бы я руководствовался только чувством справедливости, то ты был бы мертв.

Эдмунд знал это. Милость Аслана ставила его в тупик, но он принял её как должное. Он простил себя, потому что его простил Аслан, а Аслану лучше знать, как правильно поступать. Он понял, что ему нужно сперва простить себя за свою ошибку, а потом уже просить прощения. На мгновение Эдмунд замер. Было так сложно просить прощения, не простив себя самому. Но он должен это сделать:

 — Прости меня, Аслан. Мало того, что я был неправ, я выносил приговор от твоего имени.

Наконец Аслан подошел к Эдмунду и положил свою огромную лапу ему на плечо:

 — Я прощаю тебя, сын мой! Твое искупление — это пожизненное милосердие. С этого момента ты будешь судить все дела справедливо и милосердно, но не забывай ни на минуту, что ты судья. Только так ты сможешь искупить свою вину.

Эдмунд всем сердцем желал, чтобы Аслан снял с него обязанность быть судьей, но в то же время он понимал, что это невозможно:

 — Аслан, как я пойму, когда мне быть милостливым и когда справедливым?

Казалось, что Аслан улыбается. Он убрал свою лапу с плеча Эдмунда и собрался покинуть его. Он ответил Эдмунду в своей манере отвечать:

 — Все очень просто. Именем Моим, поступайте так, как я поступал с вами. Прощай других, как я прощал вас; наказывай виноватых, как я наказывал вас.

Быть королем — это значит идти первым в самый страшный бой,

и отступать последним, а когда бывает неурожай, надевать самые нарядные

одежды и смеяться как можно громче за самой скудной трапезой во всей стране.

К.С. Льюис

Сьюзен устала оставаться за главную в Кэр-Паравел. Питер ещё не вернулся с Одиноких островов, где вспыхнуло восстание. Эдмунд и часть армии отправились расследовать информацию о набегах пиратов на побережье Нарнии. Сьюзен надеялась, что Люси составит ей компанию, но приближался день летнего равноденствия и сестра собралась на фестиваль, которые устраивали дриады и наяды. А это означало, что Сьюзен, только Сьюзен придется разрешать споры нарнийцев, в чем она, по правде говоря, была не сильна. Она великолепно управлялась по хозяйству: планировала меню, организовывала слуг и принимала гостей. Единственное, чего она не умела — это отказывать жителям, которые вереницей тянулись в замок с очередной просьбой.

В четвертый раз за правление королева Сьюзен осталась одна в Кэр-Паравеле. Был обычный ничем не примечательный день. После приема первого же посетителя она почувствовала себя подавленной. К ней пришла юная наяда — хозяйка озера, в которое впадала река. Гостья была очень красивой, но чересчур надменной, но несмотря на это качество, Сьюзен симпатизировала ей — королеве всегда нравились наяды. Она поклонилась Сьюзен и только потом заговорила:

 — Я умоляю вас, моя королева! Бобр строит плотину на притоке, пополняющем мое озеро. Если он не прекратит, то озеро пересохнет!

Сьюзен села прямо на троне. Она обрадовалась — проблема казалась несложной. Сьюзен чувствовала себя некомпетентной, отвечая на все просьбы нарнийцев, что ей нужно посоветоваться с братьями, пусть подождут их возвращения. В конце концов она тоже королева и умеет принимать решения. И вот у неё появилась возможность самой решить проблему молодой и красивой наяды, что было великолепно.

Тем временем бобр, с которым наяда не могла договориться, подошел к Сьюзен и отвесил поклон, объясняя свою ситуацию:

 — Ваше Высочество, я знаю вас как друга для бобров. Я молю вас о понимании. Моя семья на протяжении столетней зимы строила плотины на реке, которая впадает в её озеро. Я продолжаю дело моей семьи, из-за наших дамб озеро никогда не пересыхало. Так почему же теперь это должно произойти?

Сьюзен откинулась на спинку трона, её лицо покраснело. Было так легко удовлетворить просьбу наяды, но бобр все испортил своим заявлением. Его слова смутили Сьюзен. Чтобы она не решила, это бы навредило одной из сторон. Ей это не нравилось.

 — Возможно ли, что твоя плотина полностью заблокирует течение реки? — осторожно спросила Сьюзен бобра.

В ответ бобр ощетинился и ударил хвостом по полу:

 — Я был бы плохим строителем, если бы моя плотина препятствовала течению реки!

 — Что ж, значит он плохой строитель! — перебила его наяда. Сьюзен посмотрела на озерную нимфу. По какой-то причине (и я скажу вам честно, причина была не из лучших) Сьюзен доверяла больше наяде, чем бобру. — Ваше Высочество, из-за его стройки палки, ветки, прутья и прочий мусор засоряют мое озеро. Вы не представляете, как противно находиться в грязной воде!

Наяда прибыла в замок в маленькой бадье, наполненной водой из озера, которая на первый взгляд казалась грязной. Бадья была темного цвета, из-за чего было сложно понять, действительно ли это так или же оптический обман. У Сьюзен было мало времени, чтобы как следует разобраться в ситуации, ибо бобр повернулся к наяде и заметил:

 — Вижу, вижу, что теперь она говорит правду. Ей просто не нравятся мои палочки и щепки от строительства плотины, но я не причиняю ей вреда. У нас у всех есть соседи, от которых летит мусор в наши дворы, когда они занимаются обустройством своих жилищ. Вероятно она бы предпочла, чтобы я строил плотину из золота.

 — Да, было бы неплохо! — пробулькала наяда, нырнувшая под воду. Сьюзен расслышала её слова, мне стыдно признаться, в душе она согласилась с существом. Сьюзен бывала на плотинах бобров и даже заходила в их хатки — крепкие, основательные строения, но не всегда сделанные красиво и со вкусом.

В этот момент она осознала, что обладает недостаточными сведениями. Закусив губу, Сьюзен объявила:

 — Прошу прощения, честные нарнийцы, я не могу разрешить ваш спор. Мне необходимо осмотреть плотину бобра и понять, действительно ли она наносит вред озеру. Только тогда я смогу рассудить вас справедливо.

Несмотря на то, что они были недовольные её решением, вернее его отсутствием, обе стороны откланялись и удалились из зала. Решение было верным, но другой вопрос — последует ли она ему? В действительности, Сьюзен не представляла, кого лучше отправить для разбирательства в ситуации, поэтому она ничего не предприняла. Она забыла про это дело, решив дождаться возвращения Эдмунда. (Наяда же взяла ситуацию в свои руки и разрушила плотину бобра).

 — Следующий! — позвала Сьюзен, надеясь, что ее работа на сегодня окончена. Но её надежда была напрасной. В зале одни посетители сменяли других, все они желали, чтобы их спор рассудили. Сьюзен улыбалась каждому из них, чтобы они чувствовали себя желанными гостями в замке, но в итоге все уходили неудовлетворенными. Быть ласковой и милой — вот все, что она могла сделать.

К концу дня, так и не рассудив ни одного дела, Сьюзен чувствовала себя вымотанной и опустошенной. Она не справлялась со своими обязанностями без семьи, которая подсказывала, что ей делать. Сьюзен молча слушала нарнийцев, которые громко спорили между собой, надеясь, что они сами разберутся без её вмешательства. Большинство она не знала и видела впервые, чтобы судить о них.

Как ни странно звучит, но она вздохнула с облегчением, когда в комнату тяжело дыша ворвался стражник, чтобы сообщить неприятную новость:

 — Пираты! Пираты направляются к Кэр-Паравел!

Известие посеяло панику в душах присутствующих, но больше всех испугалась Сьюзен, ничего не понимающая в ратном искусстве. Питер и Эдмунд лучше знали как вести сражение, даже маленькая Люси разбиралась в этом вопросе. Сьюзен гнала от себя любую мысль о войне. Больше всего на свете она боялась, что погибнут её родные и близкие, мирные нарнийцы.

И вот теперь война у порога и никого нет рядом. Она не знала, что делать. Сьюзен окинула взором полным ужаса зал в надежде, что советники подскажут, как поступить, но они все были напуганы. У каждого из её братьев был советник, который разбирался в военном деле, ну или, по крайней мере, с ними была армия. Известие заставило Сьюзен собраться и стать ответственной за свои решения.

 — Стража, сколько у нас солдат? — спросила она.

Стражник — полноватый фавн, пробежавший небольшое расстояние от своего поста до зала и уже запыхавшийся, не подходил на роль бойца.

 — Около дюжины, Ваше Высочество. Практически все войска сопровождают ваших братьев. Наших сил не хватит для обороны замка.

Сьюзен искусала губы в кровь, раздумывая над ситуацией. Сражаться она не сможет, но что же делать в таком случае? Она ненавидела пиратов, вторгающихся в город и разрушающих уклад жизни Сьюзен и её подданных. Она боялся подумать, что может случиться, если они не победят пиратов или не договорятся с ними. В беспорядочном потоке мыслей к ней пришло решение:

 — Объявите, чтобы все покинули город. Дайте каждому, кто может сражаться оружие. Мы спрячемся в лесу, где безопаснее. Может быть пираты пристали к берегу, чтобы восстановить силы и пополнить запасы провизии, после чего они уплывут.

Хоть советники Сьюзен и не разбирались в военном деле, но они верно оценивали ситуацию и возразили ей:

 — Ваше Высочество, мы не можем просто взять и убежать. Пираты разгромят Кэр-Паравел.

Сьюзен отдавала себе отчет, что такой вариант возможен, но она сбросила оковы оцепенения и нерешительности и взяла в свои руки контроль над ситуацией.

 — Я сожалею, но таково мое решение. Не берите с собой ничего лишнего и немедленно отправляетесь в лес, где мы будем в безопасности.

По приказу королевы Сьюзен жители Кэр-Паравел и ближайшей деревни покинули свои дома. Ужасно представить дальнейшие события. Сьюзен и её советники немедленно скрылись в лесу, а за ними поспешили слуги. Известие о нападении пиратов распространялось медленно и жители из отдаленных деревень, ища защиты, пришли в замок, в котором уже находились корсары. Мужчины, женщины и дети были практически сразу убиты. Несколько вооруженных нарнийцев бросились в бой, храбро защищая свои семьи, но силы были неравны. Кэр-Паравел и его окрестности захватили пираты.

Когда Верховный король Питер вернулся домой вместе со своим войском, они обнаружили, что в Кэр-Паравел хозяйничают пираты. Не раздумывая долго, он напал на врага и разгромил его. Когда битва окончилась, Питер в отчаянии упал на землю и заплакал. По его мнению пираты могли захватить замок только в одном случае, если бы его брат и сестры были мертвы.

К счастью, это было не так. Молва о возвращении Питера и его победе над пиратами распространилась быстро. Через несколько часов нарнийцы, прятавшиеся в лесу, вернулись в свои дома. Сьюзен тянула время до последнего, не решаясь вернуться в замок, понимая, какой урон нанесли ему пираты.

Признаться честно, Сьюзен не столько боялась увидеть разрушения, сколько не знала, как объяснить Питеру свой поступок. Но на пути из леса в Кэр-Паравел она встретила Великого Льва. Сьюзен остановилась и её сердце затрепетало, а затем она произнесла то, что мы с вами сочли бы за глупость, но по её мнению было разумно:

 — Аслан, почему ты появился, когда битва уже окончена и мы понесли огромные потери?

Аслан посмотрел на неё так, что замерло сердце. Она искренне недоумевала, почему в его глазах отражается столько разочарования, что, пожалуй, было самым позорным в сложившейся ситуации. Сьюзен поняла его отношение к поступку и пала духом еще до того, как он заговорил:

 — Дочь моя, как я мог вступить в битву, которой не было?

Сьюзен посчитала, что Аслан не был достаточно искренним, и сказала с возмущением:

 — Но, Аслан, у нас не было воинов! Мне не оставалось ничего другого, как бежать. Я не знала, что придешь ты и Питер.

 — Один воин, которого ты хорошо знаешь, оставался в Кэр-Паравеле, и она даже не подняла свой лук, — строго ответил Лев. — Его стрелы всегда попадают в цель. Заняв позицию на высокой башне, ты могла сразить каждого пирата.

Сьюзен расстроилась — она совсем забыла о своем первом рождественском подарке, который получила в Нарнии. Неужели Аслан действительно полагает, что она должна была убивать пиратов, вместо того, чтобы увести нарнийцев в безопасное место.

Словно прочитав её мысли (а мы знаем, что он умеет читать мысли), Аслан произнес:

 — Дочь моя, ты в любом случае не увела их. Ты убежала сама вместе с несколькими слугами.

Впервые за все время Сьюзен почувствовала стыд, осознав, что она наделала. При первом намеке на опасность она сбежала, думая только о себе. Она должна была схватить свой лук и защищать своих подданых или же умереть. Так бы поступил Питер, или Эдмунд, или даже маленькая Люси. От выступивших слез защипало в глазах. Нарнийцы погибли. Нарнийцев убили, а она не предприняла ничего, чтобы защитить их.

 — Аслан, что я натворила!

Он не стал ей врать, что являлось величайшей милостью с его стороны:

 — Великое зло, но ты, как и любой человек, имеешь право на прощение. Мир тем, кто умер. Они сейчас со мной и гораздо счастливее тебя, Сьюзен. Но с этого момента ты не будешь тем, кто первый убегает от опасности. Быть благодушным — не значит быть трусом. Спасаться бегством, когда другие находятся в опасности, или оправдывать свои поступки поступками других, — это малодушие, которое опустошит тебя.

Сьюзен покраснела от стыда и смиренно кивнула:

 — Прости меня, Аслан. Я действительно так поступила. Я обещаю, что больше никогда не буду трусом.

Конечно же это было ложью. В конце концов с тех пор, как Нарния существует, каждый был трусом и Сьюзен не исключение. Аслан все понимал и выглядел грустным, когда кивнул ей и сказал:

 — Ты прощена. Иди и не греши больше.

Прославлять Бога — значит следовать Его заповедям.

К.С. Льюис

Признаться честно, Верховный король Питер никогда ещё не чувствовал себя столь великолепно. Четыре слона подняли его трон вверх и он в буквальном смысле возвышался над окружающей толпой. Широкая улыбка застыла на лице восемнадцатилетнего короля, когда слоны в диком порыве поднялись на задние ноги, поднимая его ещё выше. Питера могли бы пронести над подданными и по воздуху, но он налетался. Сегодня грифон доставил его в тыл неприятеля и данный прием принес половину успеха в сражении.

Питер заслужил пышные чествования его персоны. За годы правления он одержал множество побед над врагами. Ему было всего тринадцать, когда он возглавил восстание против Белой Колдуньи, с тех пор он оттачивал навыки ведения сражения. Когда у Питера было достаточно времени, чтобы спланировать тактику предстоящей битвы, то они обязательно выигрывали бой. Сам того не осознавая, он постоянно разрабатывал новые современные военный приемы. Бросание камней на неприятеля, летая на орлах и грифонах, было похоже на бомбардировки с самолетов. Прикрепление пушек к мордам носорогов было прототипом танков. Ему пришла в голову отличная идея — использовать пыльцу растений как своего рода газовую атаку. (Технически, Эдмунд придумал последний прием, когда пожаловался, что от пыльцы у него першит в носу и горле. Но Питер первым применил его в бою и Эдмунд даже не вспомнил, откуда взялась эта идея).

Не кривя душой можно было назвать Питера великолепным в ратном деле и не только — он был талантлив во всех аспектах правления. Отправившись на войну, он делегировал часть своих обязанностей родным. Наконец-то, у Питера появилась возможность отдохнуть от дел и провести время вдали от Кэр-Паравела. Последние последователи Белой Колдуньи арестованы и должны предстать перед судом. Великаны с севера захвачены. Король Лун из Орландии считает нарнийских правителей своими друзьями, а после смерти королевы, Сьюзен заменила мать его сыну Корину. Даже Тисрок (пусть его и игнорируют), которому Питер до сих пор не доверял, вел себя дружелюбно (или по крайней мере прекратил попытки захватить их страну).

Только жители Одиноких Островов создавали проблемы, но теперь Питер подавил вспыхнувший здесь бунт и назначил нового губернатора, у которого нет желания быть королем. С этого момента Питер имел полное право именоваться императором Одиноких островов. Установился долгожданный мир — что, по мнению Питера, было его заслугой. Подданные подтверждали это заключение.

Собравшиеся на чествование люди скандировали:

 — Он принес нам мир! Он принес нам мир! Питер Великолепный! Он принес нам мир!

После таких слов, что еще должен был чувствовать Питер, как не свое превосходство?

Слоны опустили Питера на землю и он оказался рядом с красивой женщиной, которую вроде звали леди Арна, но он не помнил точно, ему казалось, что имя начиналось на «А». Она казалась изумительной, когда улыбалась ему, и Питер тщетно пытался вспомнить, как же её зовут. Длинные темные волосы волнами спадали на плечи. Платье бледно-голубого цвета украшал корсет из серебристых роз, плотно облегающий грудь. Кожа была такой светлой, словно сделанной из фарфора. Питер задавался вопросом: если он дотронется до неё, она не разобьется? Когда он протянул свою руку и погладил её по щеке, его нелепые опасения не оправдались. Она не отвернулась и продолжала улыбаться, даже когда он коснулся пальцами темных ресниц, из-под которых сияли её ласковые глаза.

Питер не мог даже представить, что её кожа так нежна. Он раньше уже прикасался к женщинам, но она была похожа на хрупкую куколку. У Питера возникло искушение поцеловать её в щеку, чтобы ощутить тепло на губах. Но он поборол себя. Он улыбнулся ей и, подмигивая, произнес:

 — Я слышал, что у звёзд есть дочь. Рад нашей встрече.

Девушка засмеялась, казалось, её мелодичный смех заглушил шум празднества. Для Питера существовал только её голос, увлекающий за собой из мира реальности. Ему хотелось слушать и слушать её голос.

 — Я не звездный ребенок, а всего-навсего дочь благородного барона, но благодарю за комплимент, Ваше Величество. Меня зовут леди Арна. Для меня огромная честь познакомиться с вами, Верховный король Питер, — ответила она и присела в реверансе, демонстрируя свои прелести.

У Питера перехватило дыхание, когда его взгляд скользнул по груди, и дрожь пробежала по телу.

Питер заметил проходящего рядом с ними официанта и взял два бокала шампанского.

 — Тогда звезды должны ревновать, леди Арна, — сказал он, делая глоток и протягивая ей второй бокал. Она приняла его и улыбнулась ещё ослепительней, так что у Питера подпрыгнуло сердце в груди.

Питеру нестерпимо захотелось потанцевать с ней и он одним глотком осушил шампанское. Леди Арна поставила бокал на столик, даже не пригубив напитка, и пошла с ним танцевать. Питер умел только вальсировать, когда прибыл в Нарнию. Вскоре он забыл и о вальсе, и о мире, где обучался танцу, но в его царствование вальс стали танцевать на всех праздниках нарнийцев. Его охватило необъяснимое чувство, когда он протянул руку и обнял партнершу за талию, а затем закружил в танце, вдыхая восхитительный запах ванили и мёда, исходивший от неё. Ощущение её кожи — пусть даже простое прикосновение к руке, волновало Питера.

В перерывах между танцами Питер, не отдавая себе отчета, выпивал один напиток за другим. Если бы он находился в Кэр-Паравеле, то Сьюзен заметила, что леди Арна потчует его слишком большим количеством алкоголя, и прекратила бы это. С каждым выпитым бокалом он чувствовал себя лучше и лучше, а леди Арна становилась ещё красивее (если это было возможно), а он все более неотразимым.

Я хочу сказать, что Питер пил так много, что начинал терять контроль над собой, но все же это было не совсем так. Алкоголь развязал ему язык и он постоянно говорил об одержанной победе. Он воспарил в такие выси и забыл, что находится на бренной земле. Леди Арна была столь прекрасна, они танцевали вместе, пили шампанское и общались… и вдруг она предложила показать Питеру его палаты и он ответил согласием.

Следующим утром Питера разбудил луч солнца, скользнувший по его лицу. Он не понимал, где находится. Яркий свет резал глаза, в висках стучало и было холодно. «Я голый», — осознал Питер, вспомнив, почему он оказался в таком положении. Рядом с ним на смятых простынях лежала обнаженная леди Арна. Питер сел, потирая лицо руками. Сьюзен убьет его, узнав что здесь произошло, но ему не было стыдно за свой поступок. У него возник соблазн речь рядом с леди Арной и разбудить её, целуя каждый дюйм нежной кожи. Если бы он мог обладать ею каждый день, то был бы самым счастливым человеком на свете.

Был ли он влюблен? Питер ненадолго задумался. Он понял, что не любит леди Арну по-настоящему. Он едва знал её; все время, которое они провели вместе, она больше смеялась над его шутками, чем рассказывала о себе. Ему понравилась красота девушки, но не она сама. Будет ли плохим поступком оставить девушку себе? Возможно, со временем он узнает её получше и полюбит.

Питер наклонился и покрыл поцелуями обнаженную шею леди Арны. Она слегка пошевелилась и у Питера возникла похотливая мысль разбудить её иным способом. Но он не успел. В комнате раздался громкий рев, от которого леди Арна проснулась и спряталась под одеялом. Питер немного поколебался, но услышав шаги массивных лап, тоже спрятался под одеялом.

 — Где ты? — позвал его глубокий голос Аслана. В глазах леди Арны отразился страх и Питер тоже испугался. Затем на него нахлынуло чувство вины и Питер почувствовал себя больным.

 — Я слышу тебя, но я спрятался, потому что не одет, — ответил он.

Покрывало внезапно слетело и Питер потянулся за ним, чтобы укрыться, но обнаружил, что он и леди Арна одеты. Она не двигалась и дрожала от страха при виде Великого Льва. Аслан смотрел на неё с сочувствием:

 — Возвращайся к отцу, Арна, и согласись на помолвку, которую он предложит тебе. Такова моя воля.

Арна пулей вылетела из комнаты и Аслан повернулся к Питеру. Несмотря на то что Питер был одет, он никогда не чувствовал себя таким обнаженным. В глазах Великого Льва не было ни малейшего намека на сочувствие к нему:

 — Подойди ко мне, Питер, нам надо поговорить.

Питеру хотелось убежать, но он решил опуститься на колени и попросить прощения у Аслана. Питер испытывал жуткий стыд, но тем не менее не знал, что сделал не так. Он чувствовал неловкость от того, что Аслан застал его в постели с девушкой, но он был молодым королем. У него были естественные потребности, требовавшие удовлетворения. Он одержал великую победу и неужели не заслужил приз?

Она не трофей, Питер, она человек. Чья-то дочь и сестра. Если бы кто-то подумал так о Сьюзен, ты бы убил его, верно? Питер испытал угрызение совести и, поднимаясь с постели, он опустил глаза. Аслан не просил посмотреть на него, из чего Питер понял, что Лев сильно им недоволен.

Аслан не произнес и слова, пока они находились в замке. Он привел Питера на пляж, простирающийся на восточном побережье острова. Было позднее утро и на пляже собралось много людей, но Аслан нашел место, где они могут остаться наедине. Тем не менее они продолжали молчать. Питер раздумывал, не заговорить ли ему первым, но ему нечего было сказать. Его единственным желанием было зарыться в песок и исчезнуть.

 — Сын мой, ты знаешь, что означает слово великолепный?

Питер нашел вопрос глупым и его начало распирать от гордости. Но осмелившись встретиться с Асланом взглядом, он был поражен выражением его глаз. Гордость была неуместна в присутствии Аслана.

 — Я считаю это тот, кто производит впечатление.

Аслан немного отстал от Питера, позволяя ему опережать его на шаг. Затем Аслан остановился и сел на берег, указывая лапой на солнце.

 — В таком значении его и понимают, но так ли это в действительности? Слова часто употребляют не по назначению. Слова, которые я скажу, будут звучать в истинном их смысле.

Великолепный — средство для обозначения преувеличения, чтобы сделать акцент на величие. Солнце, Питер, великолепно, так как его лучи освещают мир, позволяют видеть вещи в их истинном виде, такими какие они есть. Вот в чем его величие. Ты провозглашен Верховным Королем, но я Король Королей и ты служишь мне. Твое великолепие заключается в том, что ты прославляешь меня. Твои поступки проявляют мое величие таким, каким оно должно быть.

Аслан смотрел на него разочарованно, отчего Питера охватил гнев. Это было несправедливо. Почему он должен быть совершенным во всех отношениях только потому, что Аслан провозгласил его Верховным королем. Он его не просил об этом. Питер помнил, что не хотел титула и ответственности. Он не просил считать его великолепным, чтобы отражать своими поступками то, что Аслан считает добром или злом.

Аслан издал злобный рык, от которого Питер подскочил. В первые в жизни он испугался Аслана так сильно, что эти мысли покинули его разум. Конечно свою жизнь он должен посвятить служению Аслану. Все люди призваны прославлять Аслана, показывая своим поступками его свет и доброту каждому, кого они встретят на своем жизненном пути. Титул Питера служил напоминанием, что люди станут уделять больше внимания тому, следует ли он заветам Асслана. Но не это его беспокоило.

Питер смутился, когда его Аслан обнаружил обнаженным. Сейчас же ему было стыдно стоять перед Великим Львом, облаченным в одежду с атрибутами короля, которых он был не достоин:

 — Мой дорогой Аслан, как я мог забыть об этом! Неужели мой загул обесчестил в первую очередь тебя — кого я люблю всем сердцем?!

 — Танцы, песни и празднование победы, одержанной в честном бою, не вредит никому. Но твое желание быть выше других, не следовать законам, которые ты же и защищаешь, — вот что очень плохо. Леди Арна недовольна собой и своей семьей, тем положением, которое занимает в обществе, тобой и даже мной, поэтому она позволила так с ней поступить, что только удваивает твое преступление.

Питер перестал стыдиться, теперь он чувствовал себя подавленным. Как он мог быть настолько слепым, считая что его поступок делает ему чести. Он чувствовал свое превосходство и хотел ещё больше самоутвердиться. Питер чуть не закричал, отвечая Льву:

 — О, Аслан, я поднялся на такую высоту, с которой так больно падать. Прошлой ночью я причинил столько боли, сколько не приносили все мои битвы вместе взятые.

 — Не отчаивайся, Питер, отныне ты прощен. Помни один грех влечет за собой еще больше грехов, но я обещаю, что от твоего проступка не последует бОльшего вреда. А теперь поднимись, Верховный король Питер Великолепный. Множество людей ожидают познать Меня через твои поступки.

Целомудрие, честность и милосердие без мужества — добродетели с оговорками. Пилат был милосерден до тех пор, пока это не стало рискованным.

К.С. Льюис

Королева Люси Отважная находила, что очень трудно быть королевой Люси Отважной в холодной и тоскливой Англии. Она гнала от себя печальные мысли. Всякий раз, когда ей становилось грустно от того, что ей не позволено вернуться в Нарнию, она напоминала себе — такова воля Аслана, а Аслан никогда не ошибается. Но как же было тяжело. Я думаю вы представляете, каково это — душой и телом стремиться в Нарнию, но оставаться в мире людей. Лично я знаю это. Поэтому вы можете понять, как тяжело королеве Люси Отважной было быть обычной девочкой Люси Певенси. Особенно когда у Люси Певенси выдавался неважный день.

День начинался как обычно. Она проснулась раньше, чем просыпаются другие девочки, и быстро оделась. В отличие от обычных девочек, она не стала тратить время, чтобы соорудить прическу или сделать макияж. Люси не беспокоилась о таких вещах. Она вставала так рано каждый день по одной простой причине — чтобы увидеть, как солнце восходит на востоке.

Год назад Люси поступала наоборот — она вставала позже всех. Её привычки изменились после путешествия в Нарнию прошлым летом. Она доплыла практически до Края Света. Если следовать все время на восток, то можно попасть в страну Аслана. (Какая же прекрасная его страна!) Теперь когда она видела восход солнца, она вспоминала Аслана. Она вспоминала Нарнию.

Люси поняла, что для нее это важно. Как вы помните, Люси смогла вернуться в Нарнию, а её сестра Сьюзен — нет. Сьюзен уехала в Америку и поступила глупо. Когда же Люси и Эдмунд попытались рассказать ей о своем приключении, она просто напросто посмеялась над ними и спросила:

 — Скажи мне, Люси, когда же ты повзрослеешь и забудешь навсегда про эту игру для маленьких?

Люси была шокирована замечанием сестры и проплакала целый день. Через несколько месяцев она привыкла к новой Сьюзен, хотя она ей не нравилась. Единственное решение, которое приняла Люси после их разговора, помнить о Нарнии за них двоих, поэтому она вставала рано каждое утро и молилась на восходе солнца:

 — Милый Аслан, дай мне смелости прожить ещё один день.

Я бы хотел остановиться и прояснить один момент — Аслан отвечает на каждую молитву. Необязательно, что он ответит тем способом, каким вы или я пожелаете. Если у вас рак и вы молитесь об исцелении, Аслан может чудесным образом исцелить вас, или же вылечить с помощью науки, которую он дал нам, или же позволить вам умереть, чтобы вы попали в его страну, где нет болезней и горестей. Таким образом он отвечает на наши молитвы не так, как нам бы хотелось, а как он сам посчитает нужным. Но помните, Аслан отвечает каждому, кто возносит ему молитвы.

Следовательно он давал Люси храбрости, которой хватило бы, чтобы прожить наступивший день. Несомненно Люси всегда была смелой; недаром всего в восемь лет её провозгласили Отважной. Как самому талантливому певцу нужно не забывать просто открывать рот, так и Люси стоило только напоминать себе в трудные минуты, что она храбрая.

Я буду честен с вами с самого начала. В этот день в октябре 1942 года Люси не была смелой. Но это случилось всего один раз в её жизни.

 — Ты собираешься завтракать? — спросила Сьюзен, открывая скрипучую дверь в комнату Люси. Люси сидела на подоконнике, любуясь восходом, и даже не заметила, что вошла её сестра. Сьюзен выглядела очень привлекательной сегодня. Она была одета в идеально сидящую форму, которую специально ушила, чтобы та не болталась из-за того, что Сьюзен похудела. Волосы собраны в элегантную прическу и сделан скромный макияж, чтобы не получить замечаний от учителей, что она неподобающе выглядит. Она была воплощением изящества и женственности и выглядела хорошо. Слишком хорошо, чтобы Люси чувствовала себя комфортно рядом с ней. На первый взгляд эту девушку трудно было назвать сестрой Люси. У девушки, стоящей перед ней, не было ничего общего с той взрослой Сьюзен из Нарнии, отчего Люси тошнило.

 — Да, Сьюзен, уже иду, — вежливо ответила Люси, спрыгнула с подоконника и последовала за Сьюзен.

Несмотря на все её недостатки, Сьюзен оставалась хорошей сестрой, которая приходила к Люси и приглашала её на каждый прием пищи. Люси оставалось только смириться и принять новую Сьюзен. Только за это мы можем дать Люси небольшую поблажку в связи с событиями, которые скоро должны произойти.

 — Чем ты занималась? — спросила Сьюзен без особого любопытства.

Внутренний голос подсказал, Люси рассказать Сьюзен о своем занятии. Сьюзен не помешают воспоминания о Нарнии, хоть она и не любит их. По сути Сьюзен была разумным человеком. В глубине души она понимала, что Нарния не выдумка, она реально существует. Хоть Сьюзен и смогла забыть Нарнию, но отдельные воспоминания остались и всплывали в её сознании, когда братья упоминали о стране.

Но Сьюзен всегда раздражалась, когда Люси заводила разговор о Нарнии. Люси осознавала, что если перегнуть палку, Сьюзен перестанет заходить к ней, чтобы пригласить позавтракать. Если это случиться, Люси придется завтракать в одиночестве, так как остальные девочки её не любят. Люси любила завтраки и обеды только за то, что она проводила время вместе со Сьюзен и была не одна. Она не хотела разрушать их хрупкие отношения только ради того, чтобы в очередной раз доказать Сьюзен истину, которую та не хотела признавать. Имея это ввиду, Люси сказала:

 — Я просто любовалась рассветом.

Люси услышала громкое мяуканье и, развернувшись к окну, удивилась, обнаружив красивого рыжего кота на подоконнике. Она замерла, словно животное загипнотизировало её. Кот странным образом напоминал ей Аслана. Она сердцем почувствовала, что рыжий кот символизирует присутствие Аслана в Англии. В следующее мгновение её сердце радостно забилось, она схватила Сьюзен за руку и, не раздумывая, закричала:

 — Смотри, Сьюзен!

Сестра посмотрела на подоконник, но ничего не увидела. Кот исчез. Теперь и Люси ничего не видела. Она несколько раз моргнула, но кот не появился. Люси могла поклясться, что зрение её не обмануло — на подоконнике несколько минут назад сидел кот и не какой-нибудь случайный кот.

 — Да, очень красивый рассвет, Люси, но, может, пойдем? — раздраженно произнесла Сьюзен. Пока они спускались в столовую, Люси втайне радовалась, что Сьюзен подумала про рассвет и не стала задавать лишних вопросов.

Четыре часа спустя, Люси сидела в классе на уроке истории, слушая вполуха лекцию и глазея в окно. Был очередной хмурый день. Солнце уже поднялось достаточно высоко, когда небо заволокло тучами и собирался пойти дождь. Раздался гром и блеснула молния. От неожиданности Люси подпрыгнула, чем привлекла к себе внимание окружающих и вызвала недовольство учителя. Он задал ей вопрос:

 — Мисс Певенси, может вы нам скажите, какой по счёту крестовый поход возглавил король Ричард I?

Как только он заговорил, раздался очередной раскат грома и ещё ярче сверкнула молния. Стало шумно, но не так шумно, скажу я вам, чтобы Люси не расслышала вопроса. Честно говоря, Люси даже и не знала ответ на него. Она знала, кто такие крестоносцы (девочка не была глупой), но она не знала, кто такой Ричард I. (Ей надо было слушать внимательней, чтобы знать, что это за персона. Ричард I был более известен, как Ричард Львиное Сердце.)

Я уверен, что вы-то знаете, как плохо не знать ответ на вопрос учителя, особенно, когда учитель заметил, что вы были невнимательны. Девочки в классе начали хихикать над Люси, которая стояла, открыв рот, и не знала, что сказать. Люси стало очень стыдно и она выпалила в свое оправдание:

 — Простите, сэр, я не расслышала ваш вопрос из-за грозы.

Учитель не поверил ей, но позволил вернуться на свое место, и продолжил урок. Люси села за парту и уставилась в окно. Дождь шел стеной, что было не видно ни зги. Время от времени молнии освещали небо и становились видны предметы на улице. Люси могла поклясться, что после очередной вспышки она увидела того же самого кота, идущего по земле. Но после новой вспышки молнии видение исчезло.

Сегодняшний день становился все хуже и хуже для Люси. Её занятия проходили в отдельно стоящем здании, а не в котором она жила. Люси попала под дождь, холодный и противный, так не похожий на ласковые дожди, которые шли в Нарнии. Девочки, которые шли впереди неё, нашли забавным прыгать по грязи, разбрызгивая её на вещи Люси. Когда она, наконец, пришла в свою комнату, то обнаружила, что книги и форма запачканы. У Люси комок подступил к горлу и она горько заплакала.

Она постаралась привести в порядок свои вещи, когда одна из старшеклассниц вошла к ней и сказала:

 — Певенси, тебя к телефону.

Люси очень удивилась, не зная кто бы мог ей позвонить, и воспрянула духом. Звонки были очень дорогим удовольствием, поэтому родители или братья звонили ей только по особо важным поводам. Она не совершала ничего плохого и её не вызывали к директору, поэтому Люси решила, что её ожидают приятные новости. А что может быть лучше, чем ожидание хороших известий в конце ужасного дня? Позабыв снять грязную и мокрую одежду, она побежала к телефону.

 — Люси Певенси слушает, — ответила она, ожидая услышать голос Питера, Эдмунда или родителей в телефонной трубке. Но Люси услышала совсем другой голос — голос её кузена Юстэса, который когда-то она меньше всего захотела бы услышать. После их совместного путешествия в Нарнию Люси изменила свое отношение к двоюродному брату, но она не сразу его узнала и думала, что звонит кто-то ещё. Слушая рассказ Юстэса, она становилась все грустнее и грустнее. Чтобы вам было понятнее, Юстэс рассказывал ей об изумительном приключение, о котором вы могли прочитать в книге «Серебряное кресло». Каждое произнесенное Юстэсом слово ранило её в самое сердце. Ей всегда казалось, что будет здорово узнать о новых приключениях её кузена в Нарнии, даже если ей не суждено туда вернуться. Как же она заблуждалась. История Юстэса невероятно расстроила Люси, потому что это была только его история (и конечно Джил), а не Люси. А ей не суждено вернуться в Нарнию в отличие от Юстэса. Она чувствовала, словно её предали.

Когда Юстэс спросил, что она думает об его приключении, Люси просто ответила: «Юстэс, очень интересная история.» На что Юстэс тут же негативно отреагировал:

 — Тебе не понравилось, не так ли?

Она растерялась, не зная, что ответить. Люси посмотрела на часы — приближалось время ужина, а она ещё не переоделась. Её терпение было небезграничным и Люси быстро сказала:

 — Нет, что ты очень интересно. Но ужасно плохо с твоей стороны забыть то, что говорит тебе Аслан, не так ли?

На этот раз не было никакой ошибки. Люси отчетливо услышала мяуканье и увидела золотистого кота, вертевшегося у её ног. Телефонная трубка выпала у неё из рук; Юстэс довольно долго оставался на другом конце провода, пытаясь дозваться до Люси, но в итоге ему пришлось повесить трубку. Люси совершенно забыла про кузена. Её мысли целиком и полностью были о коте, точнее о Нем — о том, кого кот ей напоминал.

К горлу подступил комок, что стало трудно дышать. На секунду она подумала, что это всего лишь остатки разочарования от того, что она не принимала участия в приключении Юстэса и Джил. В следующий момент ей стало жутко стыдно за то, что она сказала кузену. Люси осудила его за то, что он не следовал заповедям Аслана. Но как же она сама поступила сегодня? Она не вела себя, как подобает королеве Люси Отважной. Так же она поступала очень плохо как Люси Певенси, которая никогда не врала, особенно если дело касалось важных вещей. Целый день она врала, чтобы быть такой как все или избежать неприятностей. В некотором смысле это было хуже того, что совершил Юстэс, ибо в конце концов он преуспел в своих поисках. Сын Каспиана был спасен, а зло повержено. Люси упала в глазах Аслана и с этим ничего нельзя было поделать. Она наврала своей сестре и была невнимательной на уроках. (А за её обучение родители заплатили огромные деньги.) Но самым худшим поступком было то, что она позавидовала Юстэсу вместо того, чтобы порадоваться его возвращению в Нарнию. Этого было достаточно, чтобы любой на её месте почувствовал стыд.

Люси упала на колени прямо здесь в телефонной будке и зажмурилась. Она горько плакала и причитала, немного успокоившись, девочка, заикаясь, произнесла:

 — Аслан, весь день я вела себя малодушно и трусливо. Я лгала — так было проще и легче. Я раскаиваюсь! Прости меня!

Разумеется, ей никто не ответил. Только кот подошел к Люси и уткнулся носом в её лицо. От его прикосновения на мгновение она почувствовала себя счастливой и безмятежной. Люси открыла глаза, ожидая увидеть перед собой рычащего льва, но она была не в Нарнии, а в Англии. Кот исчез и Люси сидела на полу в телефонной будке в полном одиночестве. Она еще раз осмотрела пустое помещение, когда дверь в помещение открылась. От неожиданности Люси вскочила на ноги, но в будку вошла всего лишь Сьюзен.

 — Эдита, сказала мне, что ты здесь. Звонили мама и папа? — спросила сестра.

Люси поддалась искушению снова соврать. Рассказать правду, означало напомнить Сьюзен о Нарнии, а она утром решила не делать этого, чтобы не портить себе жизнь. Было очень трудно говорить правду тому, кто не хотел её слышать. Но Люси посмотрела в глаза Сьюзен и произнесла:

 — Нет, звонил Юстэс. Он только что вернулся из Нарнии.

Сьюзен закатила глаза, но на удивление Люси совсем на неё не рассердилась. Сестра улыбалась:

 — Ох, Лу, я порой забываю, какая ты еще маленькая. Пойдем, когда ты приведешь себя в порядок, ты мне расскажешь, что Юстэс делал в Нарнии. Я не могу поверить, что из всех людей вы с Эдмундом выбрали Юстэса, чтобы играть в Нарнию.

Сьюзен продолжала называть Нарнию игрой, но тем не менее внимательно выслушала рассказ Люси о приключениях Юстэса.

Из отчаянных попыток человечества, которые мы называем историей, возникло практически всё: деньги, нищета, амбиции, войны, проституция, неравенство и деление на классы, возвышение и падение империй, — это длинная, внушающая ужас история человека найти счастье в чем-то ином, кроме прославления Бога.

К.С. Льюис

Сьюзен Певенси шла по улице босиком, неся в руке туфли на высоком каблуке. Нейлоновые чулки разорвались от ходьбы по ямам и выбоинам, которые образовались на асфальте, когда растаял снег. Но её это не беспокоило. Война закончилась и прошли времена, когда нейлоновые чулки были непозволительной роскошью. Весь день Сьюзен провела на работе, а затем отправилась на танцы, после чего её уставшие ноги нестерпимо болели. Она не собиралась терпеть мучения и переживать за порванные чулки, стоившие всего 1 доллар 50 центов.

Путь от клуба до квартиры Сьюзен не занимал много времени, но сегодня вечером он был особенно трудным. Она стерла ноги в кровь и у нее нестерпимо болела голова. Один из завсегдатаев клуба пытался напоить Сьюзен и затащить в постель. Но он потерпел фиаско. У Сьюзен был крепкий иммунитет к алкоголю. Она выпила много, но не столько, чтобы потерять рассудок и согласиться на его предложение. Увы, не один человек не мог дать ей то, что ей хотелось больше всего на свете.

Я думаю, сейчас следует отметить, что Сьюзен сама не знала, чего хотела. После гибели семьи в железнодорожной аварии Сьюзен получила от родителей в наследство дом, а транспортная компания, чей водитель был виновен в аварии, выплатила страховку и, если уместно так выразиться, Сьюзен стала богатой. Она работала только потому, что ей было невыносимо целый день оставаться одной дома. Она не нуждалась в зарплате, которую ежемесячно платил мистер Памфри за то, что она подавала ему чай со сливками и одним куском сахара. Ей не нужно было внимание, как я уже отмечал, Сьюзен была достаточна красива и нравилась мужчинам. Благодаря красоте и богатству она и получила работу у мистера Памфри, который служил в Правительстве. С тех пор как Сьюзен работала здесь, она познакомилась со многими влиятельными людьми и их женами, была в курсе всех мерзких секретов. Если бы на свете существовало то (но этого не существовало), чего бы ей хотелось больше всего, она бы это легко заполучила, воспользовавшись знанием тайн влиятельных людей.

Итак, у Сьюзен было всё, о чем можно только мечтать: красота и богатство; влияние в обществе, — но она не ценила это. Она испытывала необъяснимое влечение, которое есть у всех нас в сердцах и толкает на поиски неведомого, понятного лишь нам. Кажется, стоит протянуть руку и получишь желаемое.

Однако стоит помнить, что нужно обязательно протянуть руку, чтобы это заполучить. А за прошедшие четыре года после смерти семьи Сьюзен не стремилась ни к чему, кроме покупки новой помады, и руку протягивала только за бутылкой джина на полке. Она была недовольна образом жизни, который вела, но все так жили. Пытаясь разобраться в себе, Сьюзен понимала, что у неё есть всё, но она продолжала оставаться несчастной и в конечном итоге смирилась, решив, что счастливой стать невозможно.

(Несмотря на печальные мысли Сьюзен продолжала задаваться вопросом — если у человека есть потребность быть счастливым, почему же он не может им стать?)

 — Мисс Певенси, вы ли это?

От неожиданности Сьюзен подпрыгнула. Была поздняя ночь или, сказать точнее, раннее утро и она не ожидала, что её окликнут. Её бы не удивило так сильно, если бы позвали по имени кого-нибудь другого. Она развернулась и увидела мужчину, спешащего к ней. Он был крепкого телосложения и хорош собой: роскошные темные волосы, греческий профиль и белоснежная улыбка.

Его звали Гарольд Вуд и он являлся одним из влиятельнейших людей, с которыми встречался мистер Памфри, но Сьюзен и подумать не могла, что он запомнит её. Гарольд Вуд был старшим заместителем министра, она не помнила, каким по счету, но это было не важно. Несмотря на позднее время он был одет в идеально сидящий костюм и выглядел неотразимым, но немного обеспокоенным, явно не ожидая увидеть здесь Сьюзен. Сьюзен покраснела и её сердце затрепетало в груди. Она должна была бы привыкнуть к всеобщему вниманию и любви (особенно за десятилетия правления в Нарнии). Но Сьюзен было приятно от мысли, что она нравиться человеку влиятельному, который богаче и красивее неё.

 — Какой приятный сюрприз, мистер Вуд, — сердечно поздоровалась с ним девушка. Сьюзен заметила, как он пристально осмотрел её и его взгляд задержался на порванных чулках. Она покраснела ещё сильней и одела туфли. — Простите, сэр, у меня был трудный день.

 — Ничего страшного, я просто беспокоился, в порядке ли вы, — спокойно сказал он и улыбнулся. — У меня у самого выдался трудный день — на носу коронация и всё должно быть организовано на высшем уровне, вы же понимаете? Но простите и вы меня, я слишком много говорю.

Сьюзен считала, что все мужчины слишком много говорят, а не только симпатичные. Обычно Сьюзен мило улыбалась им и кивала в такт словам.

 — Ничего страшного, мистер Вуд, вы интересный собеседник.

 — Спасибо! Я бы рассказал о готовящемся событии, но мне не позволено — подробности церемонии держат в секрете. Но мне никто не запрещал проводить вас домой. Вы очень отважны, раз ходите на свидания в столь позднее время и возвращаетесь одна, — сказал мистер Вуд и протянул ей руку. Сьюзен взяла его под руку, немного шокированная таким поворотом событий, но польщенная его вниманием.

 — Никакого свидания не получилось. Как только мы пришли в клуб, мой спутник переметнулся к девушке помоложе и посимпатичнее, — ответила ему Сьюзен, когда они шли по улице. — Нам сюда.

Они повернули налево к старой церкви, до её дома было рукой подать. Мистер Вуд возмутился, услышав рассказ Сьюзен.

 — Моложе, но точно не симпатичнее. В Лондона и даже во всей Англии не найдется девушка, красивее вас.

 — Очень мило с вашей стороны, мистер Вуд. А как насчет королевы? — Сьюзен смутилась. Они пришли к её дому и стояли у крыльца.

 — Если бы королеву выбирали по внешности, то без сомнений вы достойны называться королевой Сьюзен. Ваше Высочество, где же ваша корона?

От его слов на Сьюзен нахлынули давно забытые, запрятанные глубоко в подсознании, образы из другой жизни, которой не было и не могло быть, — её провозглашают королевой и надевают на голову корону. По спине побежали мурашки, но Сьюзен продолжала улыбаться и ничем не выдала своего волнения. Хоть она и не была королевой, но знала правила элементарной вежливости.

 — Вы мне льстите, мистер Вуд. К сожалению, нам пора прощаться. Спасибо, что проводили до дома.

Мистер Вуд осмотрел дом Сьюзен и был поражен его размером и добротностью. В войну здание было разрушено, но затем его перестроили и оборудовали современными удобствами. Через окно он смог даже разглядеть телевизор, стоящий в комнате, и роскошную мебель.

 — Какой уютный дом, мисс Певенси. Вы живете одна?

 — Да, одна. Квартиранты доставляют кучу проблем, а я предпочитаю тихую, размеренную жизнь, — объяснила Сьюзен. В большей степени её слова можно было назвать правдивыми, но с тех пор, как Сьюзен стала жить одной, она ни разу не сдала никому комнаты. Но в течение долгих лет она с Люси жила в одной комнате и представляла, какими докучливыми могут быть соседи.

 — Великолепно! Вы не возражаете, если я войду и посмотрю ремонт, который вы сделали? Мой дом не был разрушен во время войны и в нем старая планировка комнат.

Вопрос прозвучал простодушно, но обескуражил Сьюзен. Была поздняя ночь, да и Сьюзен знала мистера Вуда недостаточно хорошо. Ей показалось странным, что он решил проводить её домой, а теперь просит войти внутрь.

 — Вы выбрали неуместное время для визита. Если кто из соседних домов увидит вас? Пойдут слухи и сплетни.

Мистер Вуд наклонился к ней и впервые за все время их общения Сьюзен почувствовала запах алкоголя, исходящий от него.

 — Я не думал, что девушка может найти что-либо неприличного в моем предложении, если только она не собирается заниматься неприличными вещами. Но вы, Сьюзен, с вашей чистой душой, неужели допускаете мысль, что я имею дурные намерения против вас?

Сьюзен почувствовала себя взволнованной, понимая, на что намекает мистер Вуд. Сьюзен возбуждала многих мужчин, но никому не удалось добиться её расположения и она была невинной. Она знала, что просьба мистера Вуда выглядела неприлично, по крайней мере не могла этого отрицать. Но после вопроса Сьюзен он счел её приличной девушкой и, чтобы о ней не подумали плохо, Сьюзен не осталось иных вариантов, как пригласить его в дом.

 — Хорошо, хорошо, мистер Вуд. Я думаю, что нет ничего плохого в том, что я приглашу в гости такого джентльмена, как вы.

Он улыбнулся своей белоснежной улыбкой и начал подниматься по ступеням. Каждый его шаг заставлял Сьюзен трепетать.

 — Благодарю и называйте меня просто Гарольд.

 — Хорошо, а вы зовите меня Сьюзен, — с одной стороны Сьюзен не хотелось, чтобы он так к ней обращался. Но она считала неприличным называть его по имени и не позволить ему так же поступать.

Сьюзен открывала дверь и не смотрела на Гарольда, но она не сомневалась, что он продолжает улыбаться. В данный момент мужчина казался ей способным на что угодно.

Они зашли в дом и, показав ему гостиную, Сьюзен извинилась и быстро забежала в спальню. Она быстрым движением стянула рваные чулки и бросила их на пол, затем перерыла гардероб в поисках другой пары. В безумной спешке она начала собирать вещи, выпавшие из гардероба, и не услышала, когда Гарольд вошел в комнату и подошел к ней. Почувствовав его руку на бедре, Сьюзен вздрогнула от неожиданности и повернулась к нему.

 — Мистер Вуд, что вы себе…

Закончить фразу Сьюзен не успела — Гарольд поцеловал её. Она запаниковала и отстранилась от мужчины. Случилось то, чего она так боялась, разрешая войти в дом. Когда он поцеловал её в шею, Сьюзен успокоилась и ей пришла в голову другая мысль — нет причин, чтобы сопротивляться. Многие знакомые женщины уже не придерживались столь строгих правил. Возможно причина, по которой Сьюзен в 25 лет была еще не замужем, заключалась в том, что она вела себя несерьезно и по-детски, когда кто-то предлагал ей заняться сексом. Разве она не современная либеральная женщина? Возможно — это было именно то незнакомое ей удовольствие, которого так она желала. Ей постоянно твердили, что любовь — самое важное в жизни. А разве заниматься любовью это не одно и тоже?

Сьюзен поцеловала его в ответ и Гарольд застонал от удовольствия, возбужденный её согласием. Он отстранился на секунду, посмотрев на задыхающуюся Сьюзен, и сказал:

 — Обладая таким телом и проживая отдельно, я догадался, что ты современная женщина без предрассудков.

Она не потрудилась поправить его и обняла Гарольда. Когда он поцеловал ей снова, девушка больше не отталкивала его. Он бросил девушку на кровать, а затем… я думаю, вы представляете, как закончилась ночь для Сьюзен.

На следующее утро она проснулась и испытала угрызения совести. «Ты ведешь себя абсурдно, Сьюзен, все занимаются этим, — успокаивала она себя. — Это было достаточно приятно, не так ли? По крайней мере во второй раз, когда прошла боль, — продолжала она рассуждать. Прислушавшись к своим ощущениям, Сьюзен сочла это забавным, но не таким уж необходимым. — Гарольд вёл себя сдержанно и он будет хорошим мужем.

Сьюзен развернулась и посмотрела на вторую половину кровати. Гарольд Вуд ушел. У неё упало сердце, но честно говоря, его уход не был для неё сюрпризом. Она чувствовала себя глупо, что ей воспользовались. Глупо, потому что она предала свои принципы ради человека, который не оказывал ей знаки внимания и не был влюблен в неё. Сьюзен сомневалась, что другие мужчины, оказывающие ей знаки внимания, поступили бы по другому, но они бы высказали сожаление, что вынуждены уйти. Гарольд Вуд не относился к такому типу людей. Он был таким человеком, у которого было все, что он хотел, или же он мог получить, то что хотел, как и Сьюзен, но только за одним исключением — Сьюзен не хотела абсолютно ничего.

Слезы потекли по её лицу и в голове возникли тысячи страшных мыслей. Что делать, если она забеременеет? Ей показалось, что он чем-то воспользовался. Но она в этом ничего не понимала. А вдруг он её обманул?

Сьюзен вскочила с кровати и успела добежать до туалета за несколько секунд до того, как её стошнило. Она массировала живот. Неужели она забеременела? Утренняя тошнота первый знак её нового состояния? Сьюзен опять вывернуло над унитазом, а затем она подошла к раковине и повернула вентиль крана. Руки дрожали, когда она плескала водой в лицо. Сьюзен подняла голову и посмотрела на себя в зеркало.

Она прекрасно выглядела, что сложно представить после сна, когда забываешь снять макияж. Её лицо сияло естественной красотой, несмотря на болезнь, страх и прочие неприятности, которые приключились с ней. Даже самый суровый критик признал бы это. Впервые за долгое время Сьюзен заметила, что она красивая. Я могу быть самой прекрасной женщиной во всем мире, а мне было плевать на себя. Я презираю себя и прошлую жизнь.

Занимаясь самобичеванием, Сьюзен почувствовала себя лучше. Никто не может стать счастливым, испытывая ненависть, особенно когда ненавидишь себя. Сьюзен же ощущала себя счастливой в своем несчастье, как бы странно это не звучало.

Наслаждаясь своим страданием, Сьюзен собиралась выйти на улицу. Была суббота — выходной день, за рабочую неделю у Сьюзен накопилось много домашних дел. Она не стала наносить макияж, укладка не испортилась с прошлого дня, и просто оделась в скромное платье. После вчерашних событий у неё нестерпимо болела голова, но она старалась не обращать внимание на боль и просто выпила несколько таблеток аспирина.

Был ясный, теплый день и Сьюзен решила сходить в магазин, надеясь, что прогулка на свежем воздухе поднимет ей настроение. Солнечные лучи согревали Сьюзен, но не могли развеять тьму, наполнявшую её душу. Она выглядела свежей и прекрасной, но чувствовала себя морально опустошенной.

Она пошла длинной дорогой и её путь пролегал мимо церкви. В саду Сьюзен заметила священника, подрезавшего живую изгородь, которого раньше она не видела. Он был молод — примерно одного возраста со Сьюзен. У неё промелькнула мысль, если он возьмет левее, то перережет её пополам. Утро можно было назвать приятным, пока священник не заговорил с ней:

 — Здравствуйте, мадам. Вы моя новая соседка, а возможно одна из прихожан?

Сьюзен моргнула, не зная, что ответить. Она мало общалась со священниками. До войны на каникулах она ходила вместе с семьей в церковь, затем их отправили к профессору Кирка, который был католиком, и они перестали бывать на богослужениях. (Насколько вы помните большинство британцев являются прихожанами Англиканской церкви.) После чего Сьюзен не вспоминала о религии. Насколько ей было известно, братья и сестра исповедовали христианство, но она не особо интересовалась их верованиями. Она считала своих родных глупыми из-за того, что они играли в детскую игру и придумали себе несуществующий мир. К стыду Сьюзен, она не проводила религиозных обрядов на похоронах семьи и последний раз общалась со священником, когда ей было девять лет. А о чем можно говорить с девятилетним ребенком?

Этот священник отличался от представления Сьюзен, каким должен быть священник. Она всегда думала, что религия служит утешением для пожилых людей, которые боятся смерти. Что заставило симпатичного молодого мужчину облачиться в колоратку и посвятить свою жизнь служению Богу? Сьюзен не понимала этого.

Но он задал вопрос и было неприлично не ответить ему.

 — Нет, сэр, я не ваш прихожанин, но я живу по соседству. Меня зовут Сьюзен Певенси.

Её ответ расстроил его, но мужчина улыбнулся ей.

 — Я Джон Рональдс. Рад знакомству, мисс Певенси. Когда-то давно, ещё обучаясь в Оксфорде, я был знаком с одним Певенси. Благодаря Питеру Певенси я стал священником.

У Сьюзен бешено заколотилось сердце. Логично было представить, что в мире жил ещё один человек по имени Питер Певенси (а её Питер Певенси давно мертв). Однако священник был её ровесником и он учился в Оксфорде в одно время вместе с Питером. Фамилия Певенси была не очень распространенной.

 — Мне кажется, вы говорите про моего брата.

Глаза отца Джона просияли, но затем он сник. Очевидно он знал, что случилось с Питером Певенси.

 — Примите мои соболезнования. Я находился в штатах на летних каникулах, когда узнал о трагедии. Известие о смерти опустошило мою душу. Но я могу только представлять, что чувствуете вы.

Сьюзен стало неуютно, когда он заговорил на данную тему. По правде говоря, она ничего не почувствовала. Она была слишком потрясена известием и не могла поверить, что вся её семья: двое братьев и сестра, кузен, родители, профессор Кирка, — ехали в одном поезде, когда он разбился. Насколько Сьюзен было известно, они не путешествовали вместе. На протяжении нескольких месяцев Сьюзен испытывала апатию.

Со временем шок прошел и боль утраты утихла. Сьюзен выросла и было естественным, когда дети хоронили своих родителей. Больше всего она переживала из-за смерти старшего брата. Сьюзен не могла представить Люси взрослой и ей казалось, что сестра стала бы несчастной. Эдмунд был целиком и полностью погружен в свои размышления, а все философы умирали молодыми. Питер же был другой и адекватно воспринимал реальность. Старший брат Сьюзен должен был жить. Сьюзен навсегда запомнила их последний разговор. Питер говорил ей, что хотел бы жить в эпоху рыцарей, когда чтили кодекс чести, а мораль не менялась в зависимости от того, что сейчас «модно и стильно». Сьюзен согласилась с ним и спросила, верит ли он, что такой мир существовал. Он задумался и ответил: «Нет, только не в нашем мире». Через несколько недель Питера исчез из мира, в котором он разочаровался.

Таким образом, Сьюзен быстро смирилась со смертью близких и ей было удобно, что все они умерли. Если бы они остались в живых, то Сьюзен не получила страховку и не имела возможности жить, как ей нравиться. Братья и сестра не одобряли её образ жизни, из-за чего она сделала вывод, что они её не любят. Теперь же ей было легко представлять свою семью, так как ей нравится. Проще идеализировать в своей голове мертвую семью, чем жить с теми, кто тебя не понимает.

 — Простите, мисс Певенси! Я вас расстроил? — спросил отец Джон. Сьюзен посмотрела на него, словно в первый раз увидела. Она забыла, где находиться. «Ты просто устала и это нормально, » — успокоила она себя.

 — Нет, я просто задумалась, — ухмыльнулась Сьюзен. — Сегодня чудесный день.

 — Не спорю, — отец Джон странно посмотрел на неё. — Мисс Певенси, если я вам не слишком надоел, то позвольте пригласить на чашечку чая. Мне нужно обсудить с вами некоторые вещи, о которых рассказал мне Питер. Как вы на это смотрите?

Накануне вечером Сьюзен ещё волновало, что скажут люди о том, что она осталась наедине с незнакомым мужчиной. Теперь же Сьюзен это нисколько не волновало. Чтобы она не совершило, люди говорили и будут говорить про неё.

 — Я спешу в магазин, но я могу прийти к вам часа в четыре. Вам будет удобно?

 — С четырех до пяти часов я служу мессу. Может, вы поужинаете со мной? — предложил отец Джон. Сьюзен согласилась и отправилась по своим делам.

Сьюзен зашла домой, выложила продукты, сделала легкий макияж и к пяти часам вернулась в церковь. Песнь хора эхом разносилась в сводах храма, и Сьюзен решила, что месса затянулась. Она хотела подождать отца Джона на улице, но потом передумала и вошла в церковь. Она присела на скамью у самого входа и рассматривала прихожан. Сьюзен думала, что в церковь ходят пожилые и состоятельные люди, но она заблуждалась. На мессе присутствовали молодые люди, большинство из которых одеты в скромную рабочую одежду.

В хоре пело мало человек — дюжина мальчиков и мужчин, но их голоса наполняли собой все пространство. Сьюзен заслушалась — она давно не слышала ничего столь прекрасного. Слова молитвы наполняли её сознание и доходили до глубины души:

Хоры нового Иерусалима

Возносят сладостную песнь —

Гимн Пасхальной победы,

Мелодию радости святой.

В честь Иудейского льва,

Разорвавшего оковы смерти,

Сокрушившего голову змия.

Плач разносится по земле святой,

Но жизнь одерживает победу над смертью.

У Сьюзен кровь застыла в жилах. Впервые за долгие годы на неё нахлынули воспоминания (а не образы, похожие на забытые сны, когда просыпаешься и не помнишь что снилось) об ином мире — Великий Лев, лежащий на Каменном Столе и нож вонзающийся в его плоть.

Сьюзен покачала головой, прогоняя ненужные мысли. Глупо верить, что Нарния существует и события, которые с ними приключились, реальны. Война напугала её братьев и сестру, и они сочинили историю и поверили в неё, чтобы забыться от ада, который творился вокруг. В любом случае не было ничего общего у Пасхального гимна с историей Аслана. Религия такая же нелепая вещь, как сказки про Нарнию.

Отец Джон произнес проповедь, месса закончилась и прихожане стали покидать церковь. Он попросил Сьюзен подождать несколько минут и затем они пойдут в дом приходского священника. Она сидела на скамье и рассматривала церковь, но чувствовала себя неуютно. Лучи солнца переливались всеми цветами радуги, проходя сквозь витражные стекла. Церковь казалась самым красивым местом, но это почему-то печалило Сьюзен. Она не могла объяснить свои ощущения. Великолепие церковной мессы заставило Сьюзен ещё сильнее почувствовать пустоту в душе. Она испытывала отчаяние от того, что потеряла что-то важное, но она не понимала что.

Отец Джон вернулся, одетый в мирскую одежду.

 — Отлично, мисс Певенси. Теперь можем идти. Я надеюсь, вы любите пастуший пирог?

 — Мне нравиться пастуший пирог, отец Джон. Но оставим формальности. Вы были другом моего брата, поэтому называйте меня просто — Сьюзен.

 — В таком случае обращайтесь ко мне по имени, Джон, ведь вы сестра моего друга.

Дом священника выглядел простым и скромным: несколько спален, гостиная и кухня, — но здесь было очень приятно находиться.

Он усадил Сьюзен на плисовый стул в гостиной и принес чай, а сам пошел на кухню поставить пирог в духовку. Когда же Джон вернулся в комнату, то между ними возникло неловкое молчание. Сьюзен было не в первой оказываться в неловких ситуациях и она решила начать разговор:

 — Итак, значит вы познакомились с Питером в Оксфорде. Должна признать, что в то время я знала нескольких его друзей.

 — Да, мы жили в одной комнате. Я не думаю, что мне надо рассказывать, каким замечательным человеком был ваш брат. За два года, что мы с ним учились вместе, он ни разу не соврал. Удивительное качество. Однажды он сказал мне, что хочет рассказать кое-что важное, но я обязательно должен ему поверить, — ответил Джон. Чем больше он говорил, тем сильнее начинал нервничать. Сьюзен догадывалась о том, что рассказал ему Питер.

 — Хм, да, у Питера были своеобразные взгляды на честь и достоинство, — заметила Сьюзен, не зная, что еще сказать. Джон ходил вокруг да около волнующего его вопрос. Сьюзен не желала понимать, на что он клонит.

Он не умел вести светских бесед и решил перевести разговор на нужную ему тему:

 — Я полагаю это из-за того, что он был Верховным Королем на протяжении пятнадцати лет.

Сьюзен могла бы перевести все в шутку, прыснув от смеха чаем. Но она не успела притронуться к напитку. Услышав слова Джона, она аккуратно поставила чашку на блюдце.

 — Я ожидала, что вы это скажете. Я сожалею, Джон, но мне придется развеять ваши представления о моем брате — он солгал. Я и мои родные испытали много страданий во время войны и они стали немного странными. Но если вы спросите меня: «существует ли Нарния?», я с уверенностью отвечу — нет.

Джон откинулся на спинку стула и кивнул. Он попытался за улыбкой скрыть беспокойство.

 — Да, я тоже не поверил ему и постарался перевести разговор в шутку. Питер спросил меня: «Джон, ты думаешь, я лгу?», а я ответил: «Нет, не то чтобы я так думал!». Тогда он задал следующий вопрос: «Ты считаешь меня сумасшедшим?». «Нет, что ты!» — ответил я. А затем он сказал то, что я никогда не забуду: «Есть только три варианта: либо я вру, либо я сошел с ума, либо я говорю правду. Если ты считаешь, что я не вру и не сошел с ума, то это доказывает, что я говорю правду.»

Сьюзен нахмурилась. Она никогда не произносила вслух слова профессора, но узнала их.

 — Люси лгала, как и Питер, как и все мы! Произошла нелепая история, но вы-то почему поверили рассказу Питера?

 — Сьюзен, я — священник. И я верю в столь нелепую историю, как та, что Бог сошел на землю, чтобы умереть ради горстки грешников. Но её нелепость не делает её ложью. Я никогда не хотел верить в существование Нарнии, так же как не хотел верить в Бога, но я не мог оставаться таким самоуверенным, чтобы отрицать истину.

Если бы Сьюзен смогла посмотреть на себя со стороны в тот момент, то она увидела бы, что выглядит, как испуганный обиженный ребенок, который вот-вот заплачет из-за того, что ему не верят, а не как взрослая женщина.

 — Святой отец, мне очень жаль, но я не верю в Бога и я не верю в существование Нарнии.

 — Жесты и поза, в которой вы сидите, выдают вас — вы лжете и, что хуже всего, сами не хотите себе в этом признаться, — сказал Джон. Сьюзен резко поднялась со стула и собралась уйти — ни один человек за всю жизнь не оскорблял её так сильно. Но что-то мешало ей покинуть комнату и она стала ходить из стороны в сторону, слушая отца Джона.

 — Очень часто люди выдают желаемое за действительное. Но вы, Сьюзен, самый нормальный и адекватный человек, которого я встречал когда-либо. Вы смотрели Богу в глаза, разговаривали с ним, — а потом забыли всё! Но это очень даже по-человечески.

Сьюзен прекратила шагать и застыла на месте. Она произнесла холодным тоном:

 — Я не знаю, что вам наговорил Питер, но это все — ложь! Чтобы не произошло в Нарнии, но мы не встречали там Бога.

Сьюзен не заметила, в отличие от нас с вами, — что заговорила о Нарнии, как о том, что на самом деле произошло. Джон тоже заметил. Он сел на стуле поудобнее, и Сьюзен, презрительно хмыкнув, вернулась на свое место. Джон продолжил свой рассказ.

 — В первое время мы не были дружны с Питером. Я завидовал ему. Я всегда считал себя христианином, но у меня не было истинной веры. У Питера не было четкого понятия о религии, но он излучал столько веры. Мы проанализировали мои религиозные познания и его веру и таким образом пришли к Богу. Я слышал и чувствовал его дыхание в шепоте природы, вы же встретили его в образе Великого Льва. Может существовать бесконечное количество миров, но Бог везде один.

Внутренняя борьба, терзавшая Сьюзен долгое время, затихла. Медленно её душа начала наполняться новым чувством — нет, не надеждой, а странным удивлением, которое она не могла описать словами. Она на протяжение многих лет твердила, что Нарнии не существует, словно от её слов это могло стать правдой. Нарния всегда была частью неё, той частью, которую она с упорством отрицала и не принимала. Бог… однако Бог был для нее новым явлением, к которому её душа была не готова. Думать об Аслане, что он Бог, — тоже самое, что считать Ташбаан божеством Калормена. Он был для них настоящим другом и наставником. Аслан был тем, к кому вы обращаетесь, когда нужна помощь, — но вы убежите от него, как только совершите что-то дурное. Сьюзен думала о нем как об отце и никогда как о Боге.

И тут Сьюзен вспомнила единственную молитву, которую знала, — «Отче наш». Разве не предполагается, что Бог — отец каждому из нас? Возможно она не заблуждалась, думая об Аслане как об отце. Ошибка заключалась в том, что только так Сьюзен о нем и думала.

Сьюзен закрыла рот рукой, сдерживая рвущийся из горла крик, и в ужасе уставилась на Джона, а затем испустила протяжный вопль. Она постаралась успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов. Аслан — это Бог. Нарния реальна. Аслан — это Бог. Нарния реальна. Аслан — это Бог. Нарния…

Она больше не могла сдерживать слёз. Сьюзен сползла со стула и встала на колени — крики и стенания сменялись рыданиями на протяжение долгого времени. Отец Джон, добрый и отзывчивый, не знал, что делать и как её успокоить, он просто позволил её выплакать из себя всю боль. Когда её захлебывающиеся рыдания начали стихать, он опустился с ней рядом на колени и схватил за руку. Её великолепный внешний вид, который сохранился после ночи танцев и секса, померк после истерики. Макияж потек. Она потянула за волосы — шпильки вылетели из прически и упали на пол. Сьюзен стал похожа на саму себя несколько лет назад. Искусственную красоту смыли слезы, но Сьюзен была прекрасной. Джон не сказал ей, что она выглядит красивой как никогда, несмотря на опухшие глаза и растекшуюся тушь.

Посмотрев на Джона, Сьюзен почувствовала себя необычно. Она почувствовала себя полноценной. Тоска, которую она испытывала долгие годы, исчезла, но не из-за Джона, хотя его слова привели её в чувства.

Её душа затрепетала и, надеюсь, впервые за последние годы наполнилось любовью, настоящей любовью.

 — Что… что мне теперь делать? — спросила священника Сьюзен, по-детски широко распахнув глаза. Её вид нельзя было назвать королевским. Она не была королевой Сьюзен, но стала ни много ни мало Сьюзен Певенси — настоящей Сьюзен Певенси, которая исчезла под тяжестью мирских забот, но теперь была освобождена.

На кухне прозвенел таймер. Сьюзен вздрогнула от резкого звука, но Джон улыбнулся и ответил:

 — Все зависит от вас. Если вы хотите, то можете остаться. Я приготовил пастуший пирог на двоих — мне не съесть столько одному.

Он встал и вышел на кухню, чтобы вытащить пирог из духовки. Сьюзен продолжала стоять на коленях некоторое время. Она оглядела комнату и заметила крест, висящий на стене, за которым торчал клочок бумаги. Любопытство, толкающее нас знать все на свете, заставило Сьюзен подойти к кресту и посмотреть, что написано в записке. Она достала клочок бумаги, развернула его и увидела рисунок льва. Это был не случайный рисунок. Она видела его раньше или по крайней мере точно такой. Сьюзен не ошиблась — в правом верхнем углу было небрежно подписано П.Певенси.

Сьюзен сложила изображение Аслана и спрятала у груди, но не заплакала. Сьюзен больше не ощущала грусти. Она чувствовала себя счастливой, счастливее чем когда-либо, если такое было возможно в тоскливой серой Англии, вдали от Нарнии, вдали от Аслана. Но Аслан больше не был так далек от неё, ведь все что она отрицала, было правдой. (О, какой это было правдой!)

 — Ужин на столе, — позвал Джон с кухни. Сьюзен вытащила рисунок, собираясь вернуть его на место. Но она посмотрела на него еще раз. Сьюзен несколько раз моргнула, чтобы уверить себя, что глаза её не обманывают. Но ей не показалось. Несколько минут назад лев выглядел грустным и разочарованным, а теперь он улыбался. Он улыбался Сьюзен.

 — Я уже иду! — крикнула она Джону и (она надеялась) своим родным.

Если я обнаруживаю в себе желание, которое ничто и никто в этом мире удовлетворить не может, то самое вероятное объяснение этому — то, что я создан для иного мира.

К.С. Льюис