"Новое ам-плу-а" (гет)

Когда наступает вторая годовщина отношений, влюблённые, как правило, либо отправляются в какую-нибудь романтическую поездку, либо дарят подарки, или, по крайней мере, поздравляют друг друга с годовщиной. Обычные влюблённые парочки, да.

Но не Панси и Блейз.

Эти двое ограничились тем, что устроили очередную встречу в доме Блейза, которые всё равно как по расписанию проводили каждую неделю.

«И тебя это не задевает?» — часто всплывал в голове Паркинсон вопрос Миллисенты, с тех пор как та задала его приблизительно неделю назад.

«Ничуть» — таков был тогда ответ Панси. Всецело лживый и неубедительный ответ даже для сидевшего рядом Гойла, прислушивавшегося к их разговору.

На самом деле её это очень даже задевало. Настолько, что мучавший целую неделю вопрос от бывшей однокурсницы оказал на Паркинсон серьёзное влияние и привёл к окончательному принятию одного давно надуманного, но от этого не менее трудного решения.

— Блейз, — осторожно обратилась она. Блейз сидел напротив неё за столом и, со степенным видом прожевав еду, скучающим взглядом посмотрел на Панси.

— Что? — кратким вопросом ограничился Блейз.

— О, перестань вести себя как напыщенный павлин и выслушай мою просьбу, — с раздражением приказала Паркинсон, закатив глаза.

— Ладно-ладно, — хмыкнул он и, откинувшись на спинку стула, специально принялся пристально разглядывать Панси, чтобы её подразнить. — Так в чём дело?

— Представь меня своей матери, — решительным тоном сказала она. А Блейз вздохнул, мигом утратив весёлый настрой. Ну разумеется, ведь Паркинсон за последнее время не единожды поднимала эту тему на их тайных свиданиях.

— Не сейчас, — медленно покачал он головой и скрестил руки на груди.

— Когда ты вообще расскажешь ей о наших отношениях? — поинтересовалась Панси и, хихикнув, язвительно добавила. — Она уже, вероятно, начинает несправедливо подозревать, что ты нетрадиционной ориентации, не так ли?

— Не думаю, что это будет здравой идеей, — резко ответил Блейз, чуть нахмурившись от её издёвки.

— Почему? — обиженно протянула Паркинсон, отпив из бокала глоток вина.

— Потому что это может быть опасно для тебя, — пояснил Блейз, уставившись ей прямо в глаза.

— Мне надоели твои отговорки. Сколько ещё времени ты собираешься скрывать наши отношения? — поморщилась она и с явно выраженным недовольством отставила бокал с недопитым вином обратно на стол.

— Ты не понимаешь, Панси. Моя мать ужасная женщина. И если ты ей вдруг не понравишься, то она просто уничтожит тебя. А я не хочу, чтобы это случилось, — признался Блейз.

— Знаешь, Блейз, мне надоело прятаться. Так надоело, что я намереваюсь это раз и навсегда прекратить, — решительным тоном сообщила Паркинсон. — Поэтому, если я тебе действительно нужна, подумай немножко. И в следующий раз дай мне конкретный ответ. Пожалуйста. А пока мне нужно идти. До свидания, — и, поднявшись, она направилась к выходу.

Блейз не стал ни останавливать её, ни следовать за ней. Он ничуть не шелохнулся и даже не посмотрел в её сторону, когда Панси проходила мимо него. Это практически до слёз причинило боль Паркинсон, но она не собиралась показать ему слабость. Как и не собиралась проронить при нём ни единой слезинки. Поэтому Панси ускорила шаг, чтобы ускользнуть из его поля зрения.

Иногда её бесило показное равнодушие Блейза. Она прекрасно осознавала, что он таким способом скрывает неуверенность, но от этого Паркинсон не становилось легче. Напротив, она мечтала, чтобы Блейз хотя бы изредка давал волю эмоциям.

Аппарировав к себе домой, Панси, наконец, перестала сдерживать слёзы. Единственное, в чём она сейчас нуждалась более всего — это лечь в постель и надолго забыться каким-нибудь пустым сном, несмотря на то, что на улице было ещё только дневное время суток. Так Паркинсон и поступила, после того как приняла быстрый душ. Хоть с трудом, но всё же она заснула, стараясь при этом не думать о неудачном разговоре с Блейзом, чтобы не огорчиться сильней и опять не начать понапрасну проливать никому не нужные слёзы.

Проснувшись за пару часов до рассвета, Панси долго валялась в кровати. И не горела желанием вставать и чем-либо заниматься. Паркинсон хотелось только продолжать лежать, не шевелясь и ни о чём не думая. Хотелось избавиться от чувств и превратиться в равнодушную каменную статую никому не известной девушки. Но, к сожалению, реальность не соответствовала желаниям Панси. Её чувства были обострены, и она невольно себя продолжала пытать, мыслями возвращаясь к Блейзу.

Паркинсон ненавидела ту неопределённость, с которой закончился её вчерашний конфликт с Блейзом. Заново прокручивая их разговор, Панси пыталась привести его к наиболее подходящему варианту. Но сколько бы она не представляла, в её фантазии всё приводило к их конфронтации. Блейз даже в воображении Паркинсон упрямо гнул свою линию. И тогда Панси оставалось только снова и снова грозить ему расставанием, чего она в равной степени не желала, так же как и не желала более держать их отношения втайне от родителей. Так Паркинсон продолжала себя накручивать и усугублять своё негативное состояние.

А это никуда не годилось. Она понимала, что ей срочно нужно было переключиться на что-нибудь другое. Поэтому Панси резко поднялась, игнорируя дискомфорт в конечностях, онемевших от неподвижного лежания в неудобной позе, и, пошатываясь, отправилась умываться и разбираться с повседневными обязанностями, которые немного отвлекли её от цикличных размышлений о Блейзе.

Ранее, буквально на днях, Паркинсон по собственному желанию уволилась уже с третьего по счёту места работы — одного относительно нового кафе, поскольку ей надоело там прозябать и тратить свою жизнь, выполняя чужие указания. По такой же туманной причине Панси покинула предыдущие две должности в Министерстве магии. И теперь, несмотря на приятное времяпрепровождение и ничегонеделание, Паркинсон необходимо было найти новую работу, чтобы самостоятельно себя содержать, дабы не тревожить понапрасну родителей своими финансовыми проблемами и не скатиться в убогую нищету.

Получив от прилетевшей утром совы свежий выпуск «Ежедневного Пророка», Панси вначале погрузилась в чтение новостей, и только потом обратила внимание на колонку с востребованными на текущий момент вакансиями от различных работодателей на предпоследней странице. Среди них малой информативностью и немалой странностью выделялось одно предложение. Да так выделялось, что Паркинсон, не веря собственным глазам, на всякий случай перечитала содержание несколько раз:

«Для тех, кто сквозь кромешную мглу жаждет узреть своё предназначение. Да найдётся оно в «Доме порицаний». Для подробного ознакомления с требуемой должностью и для дальнейшего собеседования приходите в любой день, кроме субботы и воскресенья, с четырёх часов дня до восьми часов вечера по адресу: Лютный переулок, дом 47. Но убедительная просьба: не присылайте перед встречей сов или других почтовых птиц, если не желаете, чтобы их постигла печальная участь быть растерзанными моим домашним хищником. С уважением, мадам Т.»

— Что за «Дом порицаний»? Что за работа там предлагается? Порицать недоброжелателей? И что за домашний хищник, из-за которого нельзя присылать сов? Да кто вообще клюнет на такое нелепое объявление?! — с недоумением комментировала вслух Панси. — А может ли это быть какой-нибудь ошибкой или хитроумной западнёй?.. Нет, скорее всего, это написал какой-то недалёкий человек. Вот и всё…

Вдоволь поиздевавшись и знатно повеселившись над непонятным предложением, она попыталась выбросить его из головы. Но не тут-то было. В течение последующего часа Паркинсон постоянно мысленно возвращалась к загадочной вакансии и к столь же загадочному работодателю, который умудрился проставить инициал вместо того, чтобы полностью вписать фамилию, вследствие чего Панси временно позабыла о Блейзе и обо всех любовных неурядицах с ним.

— Почему я продолжаю думать об этой дурацкой вакансии? — разозлилась Паркинсон, нервно перебирая повседневные осенние наряды. — Может, всё-таки быстренько туда сходить и, наконец, успокоиться? — выбрав одно из платьев, растерянно спросила она у пустоты. Как же Панси ненавидела в тот момент своё безудержное любопытство, задетое глупыми словами некой недалёкой мадам Т., которое заставило Паркинсон действовать, прежде чем она успела толком пораскинуть умом!

Накрасившись и уложив волосы в стильную причёску, Панси переоделась и собрала в маленькую сумочку всяких полезных защитных приколов из магазина Уизли, вроде перуанского порошка мгновенной тьмы. Она считала неразумным полагаться на одну палочку, бродя вечером в одиночестве по Лютному переулку.

— Мерлин с ним! Схожу туда! Если же это действительно чья-то ошибка или шутка, то я, хотя бы, отведу там душу, — с боевым пылом пообещала Паркинсон сама себе, накидывая поверх закрытого элегантного платья сливового цвета самую опрятную из имевшихся в гардеробе мантий, и отправилась по предоставленному в объявлении адресу.

Быстро пройдя через «Дырявый котёл», Панси стремительным шагом миновала Косой переулок и, гулко стуча острыми каблуками по брусчатке, свернула в узкий проход Лютного переулка. Накинув на голову капюшон, Паркинсон побродила возле домов и вывесок магазинов с сомнительными товарами, ища среди них нужное здание, которое предсказуемо нашлось не сразу и в самой глуши улицы. К тому же, обнаружилось, что в искомом доме над закрытой входной дверью висела другая выцветшая вывеска, гласившая: «Ателье эксклюзивной одежды мадам Тремблей», а окна на первом этаже по неизвестной причине были плотно сокрыты деревянными ставнями, без малейшей возможности незаметно подсмотреть в щели. Эти два обстоятельства увеличили подозрение Панси о чьём-то розыгрыше или ловушке. Однако инициал работодателя совпадал с первой буквой фамилии на вывеске, что слегка успокоило натянутые до предела нервы Паркинсон.

Постояв с минуту перед входом, Панси сняла капюшон, глубоко вздохнула, набираясь храбрости, и, вытащив на всякий случай палочку, несколько раз громко постучала дверным молотком. Некоторое время ничего не происходило, и, когда Паркинсон уже собралась уходить, за дверью послышался пронзительный скрип, заставивший Панси подскочить на месте и крепче сжать палочку во вспотевшей руке.

Раздался щелчок, дверь самостоятельно отворилась, усиливая тревогу Паркинсон, поскольку поблизости не обнаружилось никаких признаков живого человека. Поколебавшись секунду, Панси медленно пересекла порог дома.

Внутри помещения царил полумрак, сквозь который прорезались несколько слабых огоньков свечей, освещая незначительную часть комнаты и единственное стоявшее посредине кресло. Воздух был пропитан одурманивающими благовониями. Судорожно вдохнув воздух, состоявший из целого букета насыщенных приятных запахов, Паркинсон неожиданно посетил эффект дежавю, который так же внезапно исчез, стоило двери позади неё захлопнуться.

— Мадам Тремблей? — тихо обратилась Панси и на всякий случай приоткрыла сумочку, набитую приколами из магазина Уизли.

— Проходите, — откуда-то из глубины комнаты раздался ласковый женский голос и слабым эхом достигнул ушей Паркинсон. — Присаживайтесь, моя дорогая.

Та с опаской приблизилась к креслу, стоявшему спинкой к ней, и заняла его, вместе с тем пытаясь незаметно вычислить, где находилась таинственная мадам Тремблей, которая не спешила показывать себя.

— Скажите ваше полное имя? — глубоким тембром попросила она откуда-то слева, где в тёмной части комнаты смутно проглядывались портьеры.

— Панси Паркинсон, — после краткой паузы ответила Панси. Ей на мгновение померещилось, как внизу мимо портьер проскочило нечто чёрное и крупное, из-за чего чуть успокоившуюся Паркинсон бросило от страха в озноб. Мадам Тремблей тем временем молчала и продолжала скрываться от взгляда Панси.

Установившаяся в помещении тишина вскоре стала давить на порядком растревоженную Паркинсон.

— Мадам, вы ещё здесь? — после полуминутного молчания, наконец, нарушила она неприятное безмолвие.

— Да, я здесь, дорогая, — позади у самого уха послышался низкий голос мадам Тремблей, который показался Панси смутно знакомым, а женская рука легла на её плечо, мягко сжав его. Паркинсон вздрогнула от неожиданного прикосновения.

— К сожалению, вы мне не подходите, — вынесла вердикт мадам Тремблей, продолжая держать руку на плече Панси, словно не заметив её дискомфорт.

— По какой причине? — спросила Паркинсон, совершенно не понимая, чем был вызван отказ мадам Тремблей.

— Вы… вы просто не подходите для данной работы, — с заминкой произнесла она, убирая руку с плеча Панси.

— Какой работы? Расскажите, пожалуйста, в чём она вообще состоит? — устроила допрос та, мигом позабыв о своём страхе.

— К чему эти вопросы, дорогая? Вам всё равно эта информация не потребуется, — отмахнулась от неё мадам Тремблей.

— Почему вы ничего не хотите мне объяснить? Почему вы прячетесь от меня? — начала раздражаться Паркинсон, но тут её осенила догадка. — Неужели… я знаю вас? И вы боитесь, что я раскрою вашу личность?..

Словно в подтверждение её слов, мадам Тремблей отшатнулась от неё. После чего Панси уже не сомневалась, что перед ней находилась самозванка, притворявшаяся некой незнакомой «мадам Тремблей». Самозванка, которую Паркинсон должна была опознать.

— Уходите! Покиньте помещение! Сейчас же! — с нотками паники в голосе выпалила «мадам Тремблей», указав в сторону выхода. На ней была надета обыкновенная чёрная мантия, а лицо было прикрыто капюшоном. Она была среднего роста и имела худощавую фигуру. Судя по силуэту, «мадам Тремблей» была вполне себе обыкновенной женщиной, а таких, как правило, было практически невозможно сразу распознать. Что больше подстёгивало любопытство Панси.

— Ни за что! — выкрикнула та в ответ, ухмыльнувшись азартно. — Даже не думайте от меня сбежать! — и, обойдя кресло, направилась к самозванке, которая попятилась в сторону выхода.

Внезапно откуда-то сбоку прямо перед Паркинсон выпрыгнуло чёрное лохматое нечто, которое истошно мяукнуло, заставив Панси взвизгнуть от ужаса, после чего куда-то удрало, видимо, испугавшись её пронзительного крика. А Паркинсон выронила из ослабевшей руки сумочку, из которой вывалилось несколько вещей. Под звуки омерзительных гудков клаксонов отвлекающих обманок — продукции из магазина Уизли — комната погрузилась в непроглядный мрак, вызванный просыпавшимся перуанским порошком мгновенной тьмы. Все свечи вмиг потухли, плотно скрывая медленно отступавшую «мадам Тремблей», которая почти достигла двери.

Но Панси не собиралась так просто упускать самозванку. В то же время из-за перекрытого порошком обзора, она не могла попасть в неё оглушающим заклинанием, поэтому наобум ринулась вперёд, по счастью, врезавшись прямо в «мадам Тремблей». Та болезненно охнула, и они вдвоём загремели на пол, где Паркинсон случайно выпустила из пальцев палочку.

Не обращая внимания на боль в ушибленном левом колене, Панси крепко схватила и принялась удерживать руками и ногами самозванку, не давая той вырваться, хоть она и пыталась активно сопротивляться. Звуки клаксонов куда-то удалялись и постепенно стихали, но перуанский порошок пока не спешил улетучиваться.

Прижимаясь вплотную к «мадам Тремблей», Паркинсон чувствовала, как от неё сильней, чем во всей комнате, пахло одуряющими благовониями, которые ударяли в нос по чутким обонятельным рецепторам. Но Панси вместо того, чтобы морщиться, напротив, с удовольствием принюхивалась и жадно вдыхала окружающий воздух, потому как обожала резкие вкусные запахи в парфюмерии, в шампунях, в чистящих средствах. Они действовали на Паркинсон возбуждающе. Пусть сейчас она и находилась в совершенно неподходящей ситуации для подобного состояния.

Самозванка затихла, вероятно, устав сопротивляться. Но Панси не спешила ослаблять хватку и искать упущенную палочку, подозревая, что это может оказаться очередной хитростью со стороны «мадам Тремблей». Поэтому они не двигались и, тяжело дыша после краткой ожесточённой борьбы, несколько минут пролежали в весьма неудобном положении. За это время Паркинсон множество раз посещали различные диковинные предположения о настоящей личности самозванки.

Потихоньку порошок мгновенной тьмы стал рассеиваться и Панси, обнаружив потерянную палочку, лежавшую рядом с собой на полу, наколдовала свет, направив её на «мадам Тремблей», которая скривилась, когда он резанул её по глазам. Привыкнув к свету, Паркинсон в конечном итоге разглядела женщину, которая ранее так настойчиво прятала лицо под капюшоном.

— Профессор Трелони?! — изумилась Панси, одновременно испытывая ужас и вину, что из-за непомерного любопытства дошла до того, чтобы преследовать, а затем поймать бывшего учителя.

— Да, это я. Только, прошу вас, не называйте меня профессором. И слезьте с меня, пожалуйста, — проворчала Трелони, поправив съехавшие набок очки с толстыми линзами. Она старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на Паркинсон.

— Конечно. Извините, мадам, — поспешно согласилась та, чувствуя неловкость, и неуклюже отползла от Трелони. Встав, Панси привела растрёпанную одежду в порядок, поправила причёску и, прихрамывая, добралась до кресла, куда обессилено упала.

Кутаясь в мантию, Трелони поднялась, угрюмо наблюдая за Паркинсон, которая просидела неподвижно в течение минуты, после чего принялась с помощью невербальной магии заново зажигать в комнате свечи. Но на этот раз уже все обнаружившиеся в помещении свечи, коих оказалось немало. Когда комната полностью заполнилась светом, и не осталось ни единого тёмного угла, Панси удовлетворённо прикрыла глаза.

— Зачем вы так упорно прятали свою личность? Если бы вы этого не делали, то подобного безобразия не случилось, — упрекнула она Трелони.

— Не хотела, чтобы такие как вы, учившиеся у меня студенты, узнали меня, — та бесцеремонно указала пальцем на расслабившуюся в кресле Паркинсон, которая из-под полузакрытых век следила за Трелони. — Я для этого даже надела самую невзрачную мантию, понизила голос. И комнату специально так обставила, но как оказалось без толку…

— Не понимаю, зачем скрываться от своих студентов? — Панси широко открыла глаза, подняв от удивления брови.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь из них стал моим помощником. Потому что каждый из них напоминает мне о Хогвартсе. А я не хочу о нём вспоминать, — мрачно призналась Трелони, обняв себя за плечи. — Когда я вспоминаю о школе, мне невыносимо хочется выпить хереса. Но я не могу. Я завязала с алкоголем. Дала обещание одному человеку, что больше не буду его пить, — и, судя по её печальному виду, для сдерживания этого обещания ей приходилось прилагать огромные усилия.

— Кому вы дали обещание? — поинтересовалась Паркинсон.

— Мадам Тремблей. Предыдущей владелице этого дома, с которой вы меня так удачно перепутали, — охотно пояснила Трелони.

— А где, собственно, она? Почему вы занимаете её дом? Она разрешила вам устраивать здесь собеседования? — принялась нагло допытываться Панси.

— Ох, — протяжно вздохнула Трелони, потерев рукою лоб. — Она умерла. Около полугода назад. И это долгая история, в которой я играла не последнюю роль, — добавила она, всем своим видом намекая, чтобы готова поделиться подробностями.

— Ну, я не против услышать эту вашу историю, — Паркинсон не стала её разочаровывать.

— Тогда подождите немного, дорогая, мне надо сходить за стулом. Здесь больше некуда присесть, — сказала Трелони и умчалась в соседнюю комнату, откуда опять донёсся пронзительный жуткий скрип, источником которого оказалась старая дверь, которую Трелони оставила настежь открытой.

Пока она отсутствовала, по лестнице в комнату спустился большой пушистый чёрный кот. Он несколько секунд пристально смотрел на Панси своими умными жёлтыми глазами, а затем широко зевнул, разинув пасть с острыми клыками, лениво потянулся и с гордым видом поплёлся в ту же комнату, где находилась Трелони. Паркинсон мгновенно догадалась, что перед ней был тот самый домашний хищник — полукниззл, который любил охотиться на сов, и который дважды за вечер успел напугать её в темноте.

Трелони вернулась приблизительно пару минут спустя, пыхтя и с трудом перетаскивая тяжёлый с виду резной стул с подлокотниками и высокой спинкой. Почему Трелони для его переноски не воспользовалась левитационными чарами, Панси не могла понять. Зато она заметила, что Трелони сменила чёрную мантию на привычные для себя длинные цветастые шали.

Поставив напротив кресла стул, Трелони плюхнулась на него и без предисловия начала рассказывать:

— В последние годы Хогвартс приносил мне одни лишь неприятные воспоминания. Если бы Дамблдор не пригласил эту клячу на моё место! Если бы Дамблдор прислушался ко мне!.. При директорстве Северуса я лишний раз опасалась выходить из своих апартаментов. А после того как его на должности сменила Минерва, меня так вообще сразу уволили. Увы, никому не нужны потомственные прорицатели. Зато какие-то кентавры их вполне устраивают, — скорбно поведала Трелони.

— С той поры прошло уже почти пять лет! — мгновенно подсчитала Паркинсон. — Чем вы всё это время занимались?

— Поначалу скиталась по разным местам в поисках работы. Но ни одна вакансия не подходила мне. Никто не нуждался в человеке с особым даром, я же в свою очередь не желала выбирать никакую иную работу, кроме предсказаний, — тихо всхлипнула Трелони, рассеянно смотря куда-то в сторону. — Так продолжалось приличное количество недель, пока я не встретилась с мадам Тремблей. Эта пожилая дама являлась владелицей одного магазина одежды, терпевшего значительные убытки. Но, несмотря на положение, в котором она находилась, мадам Тремблей с радостью приютила меня у себя, когда узнала, что я праправнучка Кассандры Трелони. И ни разу не заставила меня отрабатывать в её ателье за предоставленный кров и еду.

— Удивительно! К чему такая щедрость? — воскликнула Панси, поражаясь тому факту, что в мире могут существовать столь великодушные люди, как мадам Тремблей.

— Я сама также недоумевала, почему мадам Тремблей была ко мне добра, пока она однажды не рассказала мне историю о том, как в молодости пришла на приём к моей прапрабабушке и впоследствии была ей очень благодарна. Потому что та сообщила, что мадам Тремблей предстоит в целом счастливая жизнь без всяких трагических поворотов судьбы. И что даже смерть ей уготована лёгкая, но только в том случае, если она поможет прямому потомку Кассандры. То есть, как в итоге оказалось, мне. Что, собственно, мадам Тремблей и сделала почти столетие спустя, — вдохновенно молвила Трелони. Похоже, ей нравилось говорить. Подолгу и помногу говорить.

— Какая доверчивая женщина. Была… — протянула Паркинсон, осуждающе покачав головой.

— Около двух лет она содержала меня, а затем настал её час покинуть бренный мир. Как и предсказывала моя прапрабабка, смерть мадам Тремблей была лёгкой. Она скончалась во сне. И было у неё умиротворённое лицо, когда я обнаружила её, уснувшую в постели навсегда, — с горящим блеском в глазах поделилась информацией Трелони и принялась нетерпеливо расхаживать по комнате, воодушевлённо размахивая руками. — В благодарность за проявленную доброту, я нашла ей самое лучшее место на кладбище.

Панси скептически пожала плечами, отмечая, что увлечённость смертью у Трелони за несколько лет никуда не делась. Её фанатизм показался бы Паркинсон милым, если бы она не считала его довольно странным.

— У мадам Тремблей в живых не осталось ни одного наследника. Она пережила их всех. Двух сыновей и единственного внука. Поэтому составила завещание на моё имя, и после смерти всё её состояние досталось мне: и скромный денежный капитал, и кошмарный вечно голодный полукниззл, и старое ателье вместе со всем его содержимым. С целой кучей причудливых нарядов, — подытожила Трелони и принялась что-то считать, разгибая собранные в кулак пальцы.

— Значит, здесь осталось много разнообразной одежды? — заинтересованно спросила Панси, склонив голову набок.

— Да. Я собиралась распродать её, чтобы получить дополнительные деньги, — покивала Трелони.

— Погодите! — вскочила со своего места Паркинсон. — А можно мне на неё взглянуть?

— Разумеется. Можете подобрать себе что-нибудь, только пообещайте, что никому не расскажете о том, что здесь сегодня произошло, — немедля согласилась Трелони, с мольбой уставившись на неё.

— Не могу вам этого обещать, потому что собираюсь присмотреть одежду отнюдь не для себя, — с наигранной грустью изрекла Панси и, сделав интригующую паузу, с улыбкой закончила. — А для вас.

— Зачем? Меня вполне устраивает то, как я одеваюсь, — не поняла её Трелони, но на всякий случай принялась осматривать свою одежду.

— Но вы же хотите найти способ заработать деньги, чтобы не питаться объедками? А для этого нужно подобрать правильный имидж. Я могу вам помочь. У меня уже есть по такому случаю подходящая идея, — принялась объяснять Паркинсон. — Конечно, небескорыстно и не забесплатно. Во-первых, вы назначите меня своей главной помощницей. Во-вторых, весь доход будем делить пополам. В-третьих, будете слушаться меня. Я в свою очередь обязуюсь помочь вам обрести такую работу, с которой вас никто не посмеет уволить. Для надёжности составим контракт.

— Вы собираетесь мне помочь? — удивилась Трелони, будто не услышав из её речи остальных слов.

— Да. Мы сделаем настоящий «Дом порицаний»! Место, где все смогут выплеснуть наболевшие проблемы и высказать все неприятные мысли о любых раздражающих их людях! Это будет место, где можно облегчить душу!.. — с пылом вещала Панси.

— Но ведь у меня «Дом прорицаний», а не «порицаний». И, кроме прорицаний, я не стану ничем другим заниматься, — заупрямилась Трелони.

— В объявлении было написано «Дом порицаний». Вот, сами посмотрите, — невинным тоном парировала Паркинсон, призвав свою сумочку, и вытащила из неё выпуск «Ежедневного пророка», в котором упоминалась вакансия, заявленная Трелони.

— Это ошибка! Глупая опечатка! — возмутилась та, когда перечитала своё объявление.

— Знаю. И именно на ней мы сыграем. Для начала предлагаю создать вам новое ам-плу-а, — Панси специально по слогам произнесла последнее слово, наслаждаясь её ошеломлённой реакцией. — Давайте же, наконец, превратим уродливую личинку стрекозы в прекрасную взрослую особь! Кстати, я по такому случаю как раз придумала вам подходящий псевдоним.

— К-какой ещё псевдоним? — заикаясь, спросила Трелони.

— Госпожа Имаго, — с самодовольством протянула Панси и, мило улыбнувшись, кокетливо подмигнула ей. Ошалевшая Трелони в ответ на её игривый взгляд споткнулась и едва не растянулась на полу при попытке отступить от Панси на несколько шагов назад.

— Вы — невменяемая леди, если считаете, что я приму нечто подобное! — зло выкрикнула Трелони, тыча в неё пальцем. На что Панси лишь рассмеялась. Ведь она прекрасно осознавала, что Сибилла Трелони уже морально проиграла ей. И теперь никуда от неё не денется.