Почти романтика (джен)

Они стоят у стены, двое экзорцистов. Непривычно недвижимо смотреть на вчерашних врагов, странно вести переговоры вместо обмена ударами. Неправильно. Тревожит. Рука высокого молодого человека, рыжеволосого, с повязкой через правый глаз, лежит на бедре рядом с открытой кобурой. Девушка с виду не вооружена, но и она выглядит готовой ко всему. Суровыми кажутся темные, не по возрасту серьезные глаза.

— Можно пригласить вас на танец?

Линали вихрем поворачивается. Уж больно знаком голос, уж слишком сильно напоминает тот раз, когда так же выскользнули из-за спины. Но тогда ее никто не спрашивал… Видя растерянность, злость, готовность дать отпор, Тикки Микк тихо смеется и разводит руки в стороны, демонстрируя пустые ладони.

— У нас перемирие, помните, красавица? — Быстрый одобрительный взгляд снизу вверх, от которого Линали заливается краской гнева. Ной снова тихо смеется, заставляя Лави сдвинуть руку на рукоять Молота. — Один танец, прошу вас, и я мирно уйду в свой конец зала.

Линали бросает на Лави нерешительный взгляд. Лави неотрывно смотрит на Тикки, и скулы у него на повзрослевшем за эти месяцы, заострившемся лице от злости почти белые. Тикки, напротив, смотрит на него со своей обычной насмешливой полуулыбкой. Полуопущенные веки придают ему немного сонный вид. Ни один не двигается с места, ни единым жестом не выдает своих намерений, и тем не менее кажется, что воздух между ними начинает искрить.

Линали вскидывает голову. Делает шаг вперед, не желая, чтоб за нее сражались. Она сама может за себя постоять, если надо будет. Она защитник, не защищаемая.

— Вы хотели мой танец, господин Микк? Он у вас есть!

— Маркиз Микк, с вашего разрешения, — улыбается он, и это как будто в статую из оливкового дерева возвращается жизнь. Линали не оборачивается, но чувствует, что Лави смотрит ей в спину. Хорошо, что ей, а не Микку. Она обещала брату, что на балу ничего непоправимого не произойдет.

Можно ли считать непоправимым смерть еще одного Ноя? Двух? Линали встает напротив Микка, автоматически наклоняет голову в ритуальном приветствии. Она надеется, что ее лицо не выдает мыслей. Ее ладонь ложится в ладонь большую и теплую, мужскую. На миг распахиваются глаза шире: у него нет мозолей. Раньше на подушечках в основании пальцев были жесткие мозоли, как от лопаты, мотыги или кирки — он ведь был шахтером, этот Ной португальского происхождения. Брат говорил, что по рукам можно определить любого. Так вот — тогда это были руки простолюдина.

А сейчас — аристократа.

Линали вскидывает подбородок чуть выше, взглядывает на Тикки с внезапным опасением. После того, как Аллен проткнул его мечом, облик Микка изменился настолько разительно, что можно было принять его скорее за акума, чем за человека. Ученые Ордена предположили, что Меч Экзорцизма разрушил какие-то связи в его получеловеческом, полуноевском теле. Можно ли отнести Ноев к людям, специалисты спорят до сих пор. Возможно, Тикки стал чем-то вроде Роад — призраком самого себя. Их способности и раньше были в чем-то похожи. Теперь же, особенно после просмотра записей с последней схватки, ученые признавали их почти идентичными — он голыми руками парировал удары Фоу.

— Вы о чем-то думаете, — мягко упрекает бархатный голос, вкрадчиво проникая в ее мысли.

Его звучание приятно для слуха, и Линали снова почти краснеет. Скорее от гнева, чем от смущения, что задумалась во время танца: как он смеет заговаривать с ней! После того, как убил столько ее друзей! Однако вслух то, что на языке вертится, Линали не говорит. Вместо этого еще выше вскидывает голову и резче, чем требуется, отбивает каблуками ритм. Черные Сапоги, разумеется, на ней, и это отличный намек — Ной стреляет взглядом вниз, медленно поднимает взгляд. Лицо его непроницаемо, но Линали надеется, что он обдумывает невысказанную угрозу, а не просто пялится на ее ноги.

— Мы ведь вам не враги, — говорит неожиданно Микк, и Линали даже с такта сбивается.

Игнорируя музыку, она поворачивается к нему лицом, сердито вырывает руку. Но прежде чем успевает что-то сказать, он склоняется в низком поклоне, плавно отводя руку в сторону, будто подметая пол перьями на невидимой шляпе. Это красиво, и Линали на миг теряет нить своих рассуждений, а Микк выпрямляется, протягивает ей руку, и она машинально берет ее. А потом уже вырвать не получается — он крепко держит, не собираясь отпускать, ведя в такт музыке. Осознание, что физически он настолько сильнее ее, обдает холодом, это почти паника, и Линали в секунде оттого, чтобы не синхронизироваться со своей невинностью. Ной, очевидно, чувствует, и предостерегающе сжимает ей ладонь.

— Прекратите, — сердито шепчет он, и Линали с невольным удовлетворением замечает, что от бархатистости и следа не осталось. — Мы на людях, неужели вы думаете, что целью было развязать драку?

По правде, Линали так и думает. И Лави тоже — она видит краем глаза, что молодой Историк напряжен как струна, а кобура уже пуста, видимо, Молот лежит в руке, скрытый опущенным непривычно низко на запястье рукавом. С другой стороны колонны шире обычного улыбается Крори, Миранда не убирает руки со своих часов, Тимоти за ее спиной трогает камень во лбу, глядит на братьев Джасдеби внимательно. Несмотря ни на какое перемирие, экзорцисты не расслабляются ни на минуту, и сердце Линали заполняет гордость и что-то похожее на злорадство. Еле слышное ругательство Тикки ласкает ее слух, как ни один из комплиментов.

— Неужели вам не приходило в голову, что вы мне просто нравитесь? — говорит он быстро и с чем-то вроде отчаяния. Во всяком случае, Линали было бы приятно расслышать именно эти нотки.

— Нет, — быстро отвечает она.

Это правда. Враг есть враг, как бы очаровательно он ни выглядел. Акума быстро отучают смотреть на внешность.

— Зря, — о, ками, неужели он действительно расстроен? Неважно. Линали шипит, дергается в его хватке. Нет, пожалуй тело все то же, ворочавшее камни в шахте.

— Пустите мою руку!

— Но музыка еще не закончилась.

— Неважно! Пустите сейчас же, или…

— Ну или что? Нарушите перемирие? Ваш брат бы не одобрил!

— Мой брат вас не касается, — дикой кошкой фыркает Линали и после очередного пируэта все же освобождается. На всякий случай тут же отступает еще на шаг и с долей злорадства добавляет: — Если только он услышит, что вы ко мне… приставали, он на кусочки вас разорвет! А там регенерируйте, сколько хотите.

Лицо у Тикки вытягивается. У него вообще на редкость выразительное лицо, но Линали гордо этого не замечает. Вообще-то она может уже развернуться и уйти к своим, но пока стоит и ждет, что он ответит. Тикки же, кажется, не знает, что сказать. Выждав, Линали независимо убирает прядь волос за ухо и поворачивается спиной.

На сей раз в спину ей смотрит Ной, и этот взгляд почему-то доставляет удовольствие. Но Линали даже не собирается оборачиваться, она доходит до Лави и встает рядом, и даже под руку его берет — левую, не ту, в которой зажат пока еще маленький и нестрашный Молот.

— Мы уже думали, что придется тебя силой освобождать, — тихо говорит Лави, почти не шевеля губами. — Что он тебе говорил?

— Так, пустяки, — Тикки тоже ушел на свою половину зала, но Линали по-прежнему чувствует на себе его взгляд. — Невоспитанный мужлан. — Она прижимается к Историку немного сильнее. Лави удивленно хмыкает, но деликатно не комментирует ее такое необычное поведение, незаметно убирая Молот в кобуру. Линали висит у него на локте, сдерживает улыбку и думает, что заключить перемирие, возможно, было не такой уж плохой идеей.