Маленький шаг к большим свершениям (джен)

Палпатин любил завтракать в обществе своих учеников — за какие-то полчаса он получал такой заряд хорошего настроения, что даже бесконечные переливания из пустого в порожнее, столь любимые в Сенате, начинали казаться ему вполне терпимыми. От Мола все время фонило глухим раздражением, которое озарялось вспышками совершенно очаровательной ярости всякий раз, как его взгляд падал на Энакина. Энакин же неизменно улыбался, да так, что и впрямь мог бы сойти за наивного ребенка с Центральных Миров, однако в Силе явственно читалась охватывавшая его неприязнь. Думая, что никто не видит, он исподлобья поглядывал на соперника, изучая и будто примериваясь. Иногда Мол отвечал ему таким взором, словно жаждал испепелить его на месте, но малолетний паршивец, заметив подобное, из вредности напускал на себя совершенно невинный вид.

Немудрено, что будущий император так полюбил время завтрака.

Он строго-настрого запретил Молу причинять мальчику какой бы то ни было вред, но не обольщался покорностью своего старшего ученика. Если доказать его вину окажется невозможно, то и спрашивать с него Палпатину будет не за что. По счастью, Мол то ли дожидался более удобного момента, то ли посчитал ниже своего ситхского достоинства связываться с детенышем — или, быть может, Энакин просто держал ушки на макушке — но пока дальше неприязненных взглядов дело не заходило.

Предвкушая новую серию шоу под названием "Как я тебя ненавижу", Палпатин отворил дверь комнаты, в которой обычно проходили их совместные трапезы, и обнаружил там Энакина, терпеливо ждавшего прибытия остальных.

— Доброе утро, Учитель! — вскочив на ноги, воскликнул Энакин и поспешил отодвинуть для него стул.

— Спасибо, — благосклонно кивнул Палпатин, с достоинством устраиваясь на своём обычном месте. — Как ты сегодня спал?

— Хорошо! — радостно ответил Энакин. На его умильной мордочке засияла безукоризненно честная улыбка торгаша, собравшегося втюхать покупателю ржавое ведро с гайками по цене только-только сошедшего со стапелей "нубиана", и он душераздирающе зевнул.

— Я вижу, — согласился Палпатин, невольно задумавшись о том, что же заставило его второго ученика провести ночь вне постели. — Ну, что у нас сегодня на завтрак?

— Тосты, достойные будущего императора! — с совершенно серьёзной миной объявил Энакин, и Палпатин от души рассмеялся.

— Ах ты, маленький подлиза! — сказал он и, повинуясь сиюминутному порыву, взъерошил волосы на побитой татуинскими солнцами макушке своего подопечного. — Сразу видно будущего политика!

Приближение Мола Палпатин почувствовал ещё до того, как тот переступил порог, но даже будь он слеп и глух к Силе, вспыхнувший в глазах вошедшего гнев был бы ему очевиден: тот заметил Энакина и жест, в котором, несмотря на собственное суровое детство, безошибочно распознал ласку.

— Доброе утро, Учитель, — процедил Мол и склонил голову в почтительном поклоне. Энакина он принципиально проигнорировал.

— Доброе утро, — благодушно отозвался Палпатин, с интересом вглядываясь в его лицо. Энакин рядом подозрительно притих. — Присоединишься к нам?

— Прошу меня простить, Учитель, но я не смогу, — натужно-ровным тоном сообщил Мол. — Будет крайне трудно поддерживать стоившую нам с вами стольких трудов репутацию, если я стану опаздывать на назначенные встречи. Я просто зашёл выразить вам свое почтение.

— Да будет Сила верным тебе слугой, — сказал Палпатин, не сводя глаз с его лица, и поднял руку в коротком напутственном жесте.

Мол снова поклонился и вышел. Палпатин проводил его взглядом. Тишина рядом стала совсем уж подозрительной.

— Энакин, — ласково проговорил Палпатин. — Я смотрю, ты овладел теми знаниями, которые я тебе доверил.

Мальчишка засопел, глядя в стол.

— Ты научился скрывать себя в Силе, — продолжал Палпатин. — Ты, по всей видимости, научился затуманивать и вероятности событий. В твоём возрасте это весьма и весьма похвально. Ты и вправду подаёшь большие надежды... Я надеюсь, будешь и впредь. Ведь ты предусмотрел, как станешь доказывать свою непричастность к... некоему событию или как именно будешь скрываться от гнева Дарта Мола? Нет? Ну что же ты так...

* * *

Квай-Гон всмотрелся в темноту пещеры и на миг оторопел. На него надвигалось нечто тёмное, он чувствовал исходящую от этой фигуры тяжёлую и злую мощь, но самое страшное — вместе с фигурой двигалось светящееся пятно, несколькими секундами спустя распавшееся на две широкие, изящно изогнутые горизонтальные полосы. Многолетние тренировки и подкрепленный Силой инстинкт взяли своё — Квай-Гон отскочил к стене и активировал меч.

— В джедайской голове завелись мозги? — осведомилась тёмная фигура.

Узнав голос, Квай-Гон с облегчением выдохнул и выключил своё оружие.

— Прости, Дарт Мол, я не сразу узнал тебя, — сказал он. — Здравствуй.

Он зажёг переносной светильник и приглашающим жестом указал на валявшееся чуть в стороне одеяло.

— Садись. Что привело тебя ко мне на этот раз?

Лицо Мола и при свете производило пугающее впечатление. Впрочем, Квай-Гон успел к нему привыкнуть, да и до того не видел смысла бояться того, с кем, как оказалось, вполне можно было разговаривать. Иногда даже без посредничества световых мечей.

Они сели — Мол на предложенное одеяло, Квай-Гон на камень.

— И не надоело тебе в этой пещере? — брезгливо спросил Мол.

— Она отлично подходит для медитаций, — безмятежно ответил Квай-Гон. — Побуду тут ещё какое-то время. У тебя опять проблемы с твоим Учителем?

— Он променял меня на этого мальчишку! — мгновенно взорвался Дарт Мол. — Он теперь любит не меня, а его, а от меня только отмахивается! Он больше не говорит мне, что я одарен сверх всякой меры, что я воплощенное возмездие и надежда всего ситхского рода, и... Он даже запретил трогать эту человеческую личинку! Не то этот ваш Энакин быстро бы полетел откуда-нибудь вниз головой! Талантливый ученик! А я уже не талантливый?! Я не убивал его врагов на просторах Галактики от Корусанта до Дальнего Рубежа?! А как он на меня смотрит, этот мелкий гадёныш!

— А тебя это расстраивает? — поинтересовался Квай-Гон.

— Расстраивает? Расстраивает?! Да я в бешенстве! Моей ярости хватило бы, чтобы сокрушить целую армию! Две армии! Три!

Дарт Мол вскочил и принялся метаться по пещере, от стены до стены и обратно. Квай-Гону почти мерещился двойной лысый хвост, которым он, как нексу, хлестал бы себя по бокам.

— А представь себе, что чувствует маленький Энакин? — предложил Квай-Гон. — Как он тебе завидует. Может, он чувствует себя совершенно ничтожным рядом с тобой, беспомощным и невежественным?

— Вот пусть так и будет! — осклабился Дарт Мол. — Но Учитель! Он не обращает на меня внимания!

— Потому что ты уже сам можешь за себя постоять, — рассудил Квай-Гон. — Потому что тебе уже не нужно столько любви и поддержки, как ему.

— Я знаю, что я этой мелкой дряни пока не по зубам! — фыркнул Дарт Мол. — Но потом-то засранец вырастет, и кто поручится за то, что это не изменится? Учитель уже любит его больше! Зачем он нарушил Правило Двух?!

— Знаешь, — заметил Квай-Гон, — мне кажется, Энакин испытывает чувство вины за то, что оттеснил тебя от такой значимой фигуры, как ваш Учитель.

— Ну да, конечно!

— По крайней мере, он пытается с тобой подружиться.

— Он?! Учитель гладит его по голове, а мальчишка смотрит на меня и торжествующе лыбится!

— Тебя погладить?

— Что?!

Повисла пауза.

— На самом деле, — начал Квай-Гон, — я даже не знаю, как тебе сказать, но промолчать тоже полагаю неподобающим. Мне довольно неловко это тебе сообщать, но...

— Говори уже, джедай! — рыкнул Дарт Мол, и Квай-Гон, собравшись с духом, выпалил:

— У тебя усы нарисованы!

* * *

— Это не главная моя ошибка, — признался Энакин, по-прежнему глядя в стол. — Я совершил и другую.

— Какую же? — поинтересовался Палпатин.

— Я когда краску воровал, цвета попутал, проверил только, чтобы в темноте светилась, — мучительно хмурясь, признался Энакин. — Черную-то на этом разукрашенном не видно почти, что было, что не было. Хотел же зелёную стащить!

Палпатин хохотал как сумасшедший, так, что на глазах показались слёзы. Пожалуй, Энакин заслужил некоторую поблажку, так что Палпатин на время — очень недолгое — откажется от своей тактики невмешательства и не даст Молу его убить.

— Зелёная! — повторял Палпатин, едва не всхлипывая. Если смех, как говорили, и впрямь продлевал жизнь, ему не потребуются ни тайны Дарта Плэгаса, ни искусство каминоанских клоноделов — он и так будет жить вечно. — Зелёная на красном и чёрном! Энакин, я начинаю опасаться того, что из тебя вырастет!

* * *

Рассечённые световым мечом камни шипели и дымились. Квай-Гон помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать вонючие клубы, и повернулся к тяжело дышавшему Дарту Молу.

— Вот так же я рассеку мальчишку напополам! — стискивая включенный меч, с какой-то сладострастной мечтательностью пообещал тот.

— У меня есть другая идея, — хмыкнул Квай-Гон.

— Что ещё за идея?

— Будь с ним помягче.

— Что?! Нянчиться с ним?!

— Нет. Веди себя ласково, не ругай и не рассказывай о том, что именно сделал бы с ним, будь на то твоя воля. Даже если без подробностей. Не думаю, что он и впрямь поверит в такую внезапную перемену, все-таки на планете под хаттами рос, а не в садах Набу. Так и будет всё время ждать подвоха.

— И это его вымотает, — медленно произнёс Дарт Мол. — Ты гений коварства, джедай! И почему ты ещё не на тёмной стороне Силы?

— Да мне и на светлой неплохо живется, — улыбнулся Квай-Гон. — Иди и обними Энакина скорее. И ласково, а не так, будто удавить хочешь! По голове погладь, скажи, что он хороший парень, я не знаю... Дроидов его похвали, может.

— Так и сделаю! — осклабился Дарт Мол. Его глаза горели мстительным жёлтым огнём. — Немедленно! Потом расскажу!

* * *

После его ухода Квай-Гон опустился на остывшую половину камня и тяжело вздохнул. Разруливать сложные отношения между внезапно свалившимися на голову ситхами было тяжело, но он пока справлялся. Даже будучи учеником Лорда ситхов, Энакин оставался ребенком, чистым душой и полным надежды и веры в лучшее. На доброе отношение он ответит добром, а там, глядишь, и втянутся. Оба.