Не бойся (джен)

Всё важное часто происходит ночью, а в новом его пристанище так бывает всегда.

Он убеждается в этом снова и снова, хотя всего лишь месяц здесь.

Без конца хлопают двери, колышется, раскачивается от дуновения жёлтый воздушный змей на потолке, на стенах подрагивают мешочки с чёрным перцем и сухой травой.

Веснушчатый мальчик в сером свитере с очень длинными рукавами, из под которых не видно пальцев, вздыхает и прикрывает глаза. Он немного устал. В четвёртой царит сдержанная суматоха, и Табаки уже умотал на своём Мустанге самый первый, прихватив с собой две колоды карт, печенье и три баночки с загадочно пахнущим содержимым. Помогать Стервятнику готовиться — своими бесценными советами и мудрым руководством.

Грядёт большая карточная игра, длиною в ночь.

Сидящий рядом лысый состайник с пока ещё одним протезом вместо руки никуда не торопится.

Вероятно, знает, что без него не начнут.

Македонскому стыдно от своего недавнего приступа — мелкого, но всё равно неприятного. Глаза его уже не набухают слезами, они сухие и горячие. Он мельком взглядывает на Сфинкса и тут же опускает голову.

Тот смотрит мягко, в "кошачьих" глазах — улыбка.

"Македонский, хочешь, Горбач свяжет тебе новый свитер?" (подмигивание в сторону черноглазого состайника). "Завари вон в том кофейнике". "Сегодня не нужно, здесь чисто, как в Могильнике, расслабься". " А вот интересная книга, иди сюда, почитаем". "Посмотри мне в глаза, пожалуйста, не отворачивайся, я не так страшен, как ты себе воображаешь или как тебе наговорили". "Не бойся, Македонский, здесь никто никого не ест". Ироническая улыбка трогает твёрдую складку губ, и Мак, глядя на них, тоже невольно ухмыляется, криво и неумело, словно впервые. В зелёные глаза, взгляд которых может проникнуть, кажется, до нутра, он пока остерегается часто смотреть. Как, впрочем, и во все остальные.

Не любит.

— Не скучай тут без нас, — заявляет Сфинкс, будто они отбывают минимум на неделю. — О результатах Игры непременно сообщим позднее. Табаки уж точно сообщит.

Он хмыкает. Большая Картёжная ночь — это вам не шутки, Стервятник готовится к ней целый день, вытаскивая вместе со всеми и расставляя свою палатку, запасаясь всем необходимым.

— Это очень интересно, ты сам увидишь, — на колени Македонскому ложится книга с рыцарем в красивых доспехах на обложке. Немножко потрёпанная и с загнутыми уголками. — Волку в своё время очень нравилось.

— "Айвенго", — тихо фыркает Лорд, глянув на название и нарочито громко объявляет, что он "уже уезжает" и "некоторые могут сильно опоздать к началу". — Сфинкс, так ты с нами?

— Ты идёшь? — спрашивает и Лэри, приглаживая чёлку.

Сфинкс рассеянно кивает:

— А как же. Ждите, сейчас буду.

...Македонский не слишком жалует книги, он переполнен своим — памятью, тоской, раздумьями и новыми впечатлениями. Но всё, что даёт ему Сфинкс, он покорно читает, не всегда принимая в себя страницы прочитанного.

Ему нравятся мифы и легенды других народов, и однажды Горбач приносит ему старый томик из библиотеки.

— Ты не передумал, Мак? Может, всё-таки пойдёшь?

Он отрицательно качает головой. Новичок готов следовать за своими состайниками куда угодно, но только в пределах стаи. Отправиться в палатку к желтоглазому Стервятнику, ощущая на себе любопытные взгляды со всех сторон, — это пока выше его сил.

— Ну, как знаешь. Не настаиваю, — Сфинкс вздыхает, нацепляя наконец второй протез, и уходит. — Горбач, присматривай тут.

...Ночь смотрит на Македонского тёмным окном и качающимися в нём силуэтами неразличимых деревьев, дышит порывами ветра. Она глядит чернильными глазами доброго Горбача, оставшегося ухаживать за воронёнком. Нанетта подвернула лапку, и грустный состайник, отринув всякие мысли о какой-то там Картёжной ночи, остаётся ухаживать: подсыпает проса на блюдечко и грустно глядит на прихрамывающую, нахохлившуюся птицу.

* * *

...Слово Сфинкса для него закон, может даже больше, чем слово Слепого или очень умного Волка, которого Македонский застал всего на пару дней, а сейчас тот в Могильнике уже почти месяц. Мак вчитывается в строки — он прекрасно умеет читать, в своё время его научили для нужд секты — но под строками романа проступают другие, из неизменного псалтыря под рукой. Он вжимает голову в плечи, ожидая окрика и выговора за непотребную книгу, почти видит сурово-надменный взгляд из-под седых кустистых бровей. "Опять расселся, скотина. А в молельне до сих пор не убрано". Лицо деда почти не меняется, оставаясь таким же благообразным, как для посетителей, лишь голос опускается до тихого шипения. От этого худенькому кареглазому мальчишке хочется кричать. Бить его старец не собирается, он вообще делает это редко, давая пощёчины, от которых вспухают синяки и появляется кровь. Но не сегодня — утром общее собрание, и внук нужен ему в личине ангела, вызывающего трепетные вздохи легковерных прихожан...

Мак вздрагивает всем телом и... приходит в себя, ловя встревоженный взгляд подошедшего Горбача. Нанетта издаёт возмущённый писк, требуя внимания, и ковыляет к краю тумбочки. Состайник успевает подхватить птенца.

— Что с тобой?

— Всё в порядке, — отворачиваясь, шепчет Македонский. — Просто задремал.

Горбач ссаживает птицу на койку и достаёт шахматы.

Македонский вздыхает: как многому ещё нужно научиться...

Они успевают сыграть только один раз, потому что Мак путается в фигурах, потом заваривают чай, потом Горбач рассказывает ему о воздушном змее, на котором улетели "старшие" из прошлого выпуска. С небольшими изменениями, не так, как рассказывал Табаки.

Мак вежливо слушает и понимающе кивает. Он не задаёт вопросов, кто такие старшие и почему так случилось.

Словно уже знал это раньше.

* * *

...Их будят шумом и криками, что они "всё проспали" и вообще "сколько можно дрыхнуть". Комната наполняется гамом и суетой, Лэри едва не визжит от радости, плюхаясь на кровать Македонского и обнимая его, потом на общую кровать, где сбрасывает с одеяла плеер и начатую пачку печенья. Крошки рассыпаются по полу. Он толкает Лорда, и тот (дело неслыханное) не злится, а даже улыбается с весьма довольным видом.

— Мы победили,— пьяным голосом заявляет эльф, обращаясь, вероятно к Маку и Горбачу в одном лице. — Выиграли у самого Стервятника и его "партии", понимаешь ли ты это?!

Македонский протирает глаза. За окном ещё темно. Горбач улыбается, а воронёнок опять кричит пискливым голосом — удивительно требовательная птица.

Дверь распахивается, и в четвёртую шумно въезжает процессия: Мустанг Табаки с толкающим её Сфинксом. Впрочем, их было слышно ещё в коридоре, а теперь голос неугомонного кудлатоголового колясника заполняет комнату — всю, до отказа.

Кажется, Табаки выдержал бы ещё пару таких ночей, без всякой усталости и ущерба для здоровья.

Это говорит Сфинкс, но вообще они говорят все разом, обсуждая Игру. Табаки немедленно начинает подробный рассказ обо всём, но Македонский не слишком вслушивается: знает, что тот непременно повторит историю ещё раз, для тех, кто вдруг чего-то недопонял.

Они с Горбачом разогревают чайник, заваривают кофе. Сна уже нет ни в одном глазу, и Македонский чувствует себя на удивление бодро.

Всеобщая эйфория заражает и его, словно чужие эмоции опьяняют — без всяких настоек и напитков.

— Ну, как дела? Освоил историю третьего Крестового похода? Смотри, Волк с тебя спросит... А, так вы играли в шахматы, — слышит он слегка размазанный, плавающий голос, а затем его хлопают по плечу протезом — ласково, со всей силы. Теперь рядом с ним шлёпается Сфинкс.

Македонский вздрагивает, но губы невольно растягиваются в улыбку.

— А мы соизволили выиграть, в кои-то веки, — заявляет лысый состайник, добавляя своего извечного скептицизма. — Может, это ты подгадал, кудесник?

— Я не кудесник, — испуганно бормочет Македонский, глядя в сторону, а Сфинкс удовлетворённо кивает, снова задевая его протезом, и опять благосклонно советует "ничего не бояться".

Запах свежесваренного кофе, табака, ванили и ещё чего-то приятно душистого плывёт по комнате: не иначе, Табаки достал из мешочков какие-то свои запасы.

Минут через двадцать в комнату проскальзывает Слепой. На обычно отрешённом лице написано удовлетворение — судя по всему, он тоже весьма доволен выигрышем. Табаки встречает вожака криками восторга, и Слепому сразу подают чашку кофе и сигарету.

* * *

...Ночь всё медлит заканчиваться, но Македонский в конце концов засыпает, свернувшись в клубок, под хмельные разговоры и звуки флейты, которые сливаются в голове в равномерный пчелиный гул. Он не слышит, как кто-то заботливо накрывает его пледом, а когда просыпается, видит разворошённые одеяла, крошки и пустые пластиковые стаканчики, спящих в разных местах состайников (не всех — Слепого уже нет). Под его кроватью валяется пустая пачка от сигарет и чей-то плеер, а напротив у стены сидит Чёрный, удивлённо вертя в руках данную Сфинксом книгу.

За окном уже сереет рассвет.

Македонскому хочется сказать Чёрному что-то приятное, но вместо этого он только сонно глядит на него и улыбается, на минутку закрыв глаза.

...Когда Мак снова открывает их — на дворе уже белый день, комната полупуста, а на него смотрят тёмно-коричневые глаза с глубоко запрятанной внутри хитринкой. Смотрят внимательно, изучающе. На лоб свешивается седоватая чёлка.

— Интересная книга? — обладатель чёлки обаятельно улыбается.

— Волк вернулся, — сообщает Сфинкс, и Македонский просыпается окончательно.

— Он ещё не успел прочитать, — отвечает за него Сфинкс.

— Познакомься опять, может, ты уже забыл, — тут же со своего места встревает с наставлениями Табаки. Шакал бодр и жизнерадостен, как будто не он накануне распевал праздничную песню о Великом выигрыше четвёртой стаи в Большую Картёжную Ночь. Причём в нескольких версиях, отредактированных им же. — Никогда не поздно знакомиться ещё раз, это бывает полезно, Мак.

— Да ты не пугайся.

— Я не... — начинает Македонский и останавливается, опустив глаза на книгу в руках Волка. На потрёпанной обложке — рыцарь в железных доспехах, с мечом в руке и в шлеме с забралом.

— Что "не"? — не выдерживает Сфинкс. — Не тяни уже, Македонский.

— Не боюсь.