Рождественский медовый месяц (гет)

Она пришла ко мне в заснеженную пятницу,

и я открыл ей дверь, как будто ждал давно,

и лишь зима одна — известная развратница —

об этом знала и царапалась в окно…

Она вошла в мой странный мир, где пахло гибелью,

и приняла меня таким, какой я есть,

а я губами ненасытными, как Библию,

её читал всю ночь и вслух не мог прочесть…

Она нашла меня растерзанно-расхристанным

и поняла, и приняла сейчас и здесь,

а я глазами изумлёнными, как истину,

её читал всю ночь и вслух не мог прочесть…

(Лео Сильвио)

Сидя перед трюмо, находящимся в спальне, стиснувшая зубы Гермиона пыталась привести в порядок густую копну волос, коей наградила ее судьба. Спутанная копна упорно сопротивлялась хозяйке, мучавшейся с ней уже довольно давно, но применять заклинание та почему-то упрямо отказывалась.

— Дорогая, боюсь, пока ты наконец разберешься с ними, к тому времени, как покинем Малфой-мэнор, уже начнет темнеть… — из смежной спальни к ней негромко обратился Люциус.

— Надеюсь, ты не считаешь, что это только моя вина, правда? — усмехнулась его словам жена.

Ее ирония была вполне объяснима: бОльшую часть утра они и впрямь провели в постели, занимаясь именно тем, чем и положено заниматься людям, чье бракосочетание состоялось всего пару дней назад.

«Ну… с учетом того, что на следующий после свадьбы день мы, откровенно говоря, отдыхали, отходя от суеты торжества, сегодняшнее утро прошло… хм… намного активней, — Гермиона насмешливо приподняла бровь. Что греха таить… Для волшебника чуть перевалившего за пятьдесят Люциус Малфой выглядел и чувствовал себя просто великолепно. Она довольно оглядела шею и грудь, на которых виднелись следы, оставленные «малфоевской» активностью, и покачала головой. — Мда… Задержались мы, Люциус прав. Пора собираться».

Накануне Малфой сообщил, что Рождество они проведут в одном знаменитом замке, о котором Гермиона читала еще маленькой, поэтому теперь ей, конечно же, хотелось поскорее увидеть его воочию. Дело в том, что в ближайшей деревеньке так же, как и в Годриковой впадине, бок о бок жили маглы и волшебники. А вот в замке, закрытом для публичных посещений, останавливаться разрешалось исключительно магам.

Одной из традиций, распространенной в этой деревушке и в которой Гермионе ужасно хотелось поучаствовать, был обычай в канун Рождества одеваться в старинную (чаще всего викторианскую) одежду. Они проводили в ней целый день: ходили по магазинам, фотографировались с Санта-Клаусом, принимали участие в рождественских забавах и вообще веселились как могли. Специально для этого Люциус тоже купил ей платье времен королевы Виктории с подходящим по цвету теплым плащом. Красивое, с глубоким вырезом и имеющее оттенок темного красного вина — оно уже дожидалось ее на кровати, и Гермиона очень надеялась, что разобраться с ним будет не так сложно, как привести в порядок собственные волосы.

— Гермиона, поверь, я отлично знаю, что ты безумно любишь сводить влияние в своей жизни возможностей магии к самому настоящему минимуму, но, по-моему, какое-нибудь зелье или парочка заклинаний помогли бы тебе разобраться с волосами гораздо быстрей, — раздался из дверного проема голос Малфоя.

Она чуть подвинулась в сторону, чтобы в зеркале увидеть отражение мужа и впрямь стоящего в дверях. На самом деле, ей нравилось расчесывать волосы: было в этом нечто, что всегда успокаивало Гермиону, но не сейчас… Сегодня этот процесс почему-то лишь раздражал. Насупившись, она схватила Зелье для укладки, стоящее на трюмо, и нанесла его на растрепанную шевелюру. Пара мгновений — и волосы стали намного послушней. Теперь они мягкими локонами ниспадали ей на плечи, будто мягкий капюшон из какого-то диковинного меха. Оглядев себя, Гермиона улыбнулась.

Теперь ей вдруг вспомнилось, как сильно изменился Люциус из-за нее: рабский труд домовых эльфов сменился оплачиваемым, вещи с натуральным мехом исчезли из гардероба, что тоже казалось Гермионе отрадным… да и само поместье стало не таким темным и унылым, как прежде.

«Так получилось, что Люциуса прошедшая война изменила только к лучшему. Во всяком случае, к лучшему для меня. Иначе, я не смогла бы так глубоко и страстно влюбиться в него…»

Конечно, она осознавала, что Люциус невероятно привлекательный мужчина и что противостоять его обаянию крайне тяжело. В чем в чем, а в этом она убедилась, как только после суда пришлось общаться с ним регулярно. Гермиона знала, что не его очарование стало тем, что покорило ее, нет. Она еще долго помнила, кем был Люциус Малфой во времена противостояния Волдеморту. И чем это обернулось для нее лично. Если говорить откровенно, еще долго Гермиона не доверяла Люциусу. Не могла пустить его дальше порога своей души, хотя уже тогда они общались более чем близко. И так получилось, что невидимая стена, существовавшая между ними вначале, постепенно разрушалась, разрушалась… пока не исчезла совершенно.

Гермиона стала одной из немногих, кто отнесся к нему по-человечески, а ведь это было последним, чего ожидал Люциус Малфой от маглорожденной ведьмы. Именно в то время, когда он стал для собственного мира изгоем, Гермиона не только помогла ему, но и пустила в свою жизнь. Понятно, что поначалу из-за работы. Ведь именно ее назначили Люциусу в качестве надзорного сотрудника министерства, полагающегося каждому волшебнику или ведьме, что оказались помилованы Визенгамотом. И порой Малфой даже до сих пор не понимал, почему его теперешняя жена решила забыть о прошлом и простить ему всё… Но, тем не менее, спрашивать Люциус не хотел. Потому что боялся потерять Гермиону.

«В конце концов, я наделал достаточно много ошибок, чтобы позволить себе начать совершать их заново…» — часто думал он в те дни.

И это было правдой. Он потерял Нарциссу… и почти потерял Драко. И единственным светлым пятном в его почти разрушенной жизни стала, как ни странно, Гермиона Грейнджер, которая по сути своей была достаточно умным и добрым человеком. Хотя… жесткой она тоже могла быть. Люциус часто вспоминал, как Гермиона защищала его на слушании, это было в тот день, когда он впервые осознал свои чувства к ней.

«Что ж… каждый мужчина заслуживает ту женщину, которая будет рядом с ним, несмотря ни на что», — утешал себя он, мысленно признаваясь, что влюбился в молоденькую ведьму сильнее, чем собирался. Скуповатый на эмоции Малфой и впрямь любил ее больше, чем мог позволить себе выразить словами; но вот делами он доказывал свою любовь превосходно. Порой Гермионе казалось, что он дарит ей целый мир. И поначалу прощая ей небольшие «магловские» слабости, со временем он неожиданно начал восхищаться ими, даже… если из-за них и приходилось опаздывать.

Надув губки, Гермиона посмотрела в зеркало, где виднелось отражение мужа. Будучи до сих пор в шлафроке, тот прислонился к дверному проему.

— Так кто копается? Я, значит, почти час занята своими волосами, а ты до сих пор еще не одет? — заметила она, подразнивая его.

— Дорогая, ну не всем же нужно столько времени, чтобы привести себя в порядок… — протянул Люциус, щелкая волшебной палочкой по телу. Элегантный мужской теплый плащ викторианской эпохи тут же сменил халат. Всего пара мгновений, и перед ней появился солидный аристократ средних лет. Но, что заставило ее рот слегка приоткрыться: плащ Малфоя оказался не привычно черного, а темно-красного, почти бордового цвета.

— Ух ты… Почти фараон… — восхищенно протянула Гермиона.

А Малфой упреждающе поднял руку, прерывая ее:

— Одевайся, может быть, мы успеем и сможем застать чудеснейшую опалесценцию снега до того, как солнце совсем опустится.

Поднявшись, Гермиона точно так же щелкнула палочкой, как и Люциус. И платье тут же облекло тело, словно бы обнимая его. Она почувствовала себя на редкость удобно и тепло.

— Что ж… Пойдем, жена, нас ждет множество интереснейших дел, — протянул ей руку Люциус.

Гермионе хотелось снова заговорить о его непривычном одеянии, но Люциус жестом заставил ее замолчать. И приступил к аппарированию их в специально приготовленный пункт неподалеку от маленькой деревушки у подножия замка. Через пару мгновений они уже пробирались сквозь белую пелену мягкого, похожего на пух, снега, что продолжал и продолжал падать с неба. Гермиона почему-то не могла отвести от мужа глаз. Снег и светловолосый Малфой, одетый пусть и не в свои цвета, изумительно сочетались друг с другом. На самом деле она очень любила, когда Люциус надевал что-то черное, зеленое и серебристое. Но красное… нет.

«Ох, мне кажется, что Люциус вообще никогда не прикасался к этому цвету за всю свою жизнь».

— Милая моя жена, если ты так и собираешься неотрывно смотреть на меня, то пропустишь все самое интересное, что может предложить эта странная маленькая деревенька, — Малфой лукаво взглянул на Гермиону. — Давай уже прекращай пялиться на меня, словно влюбленная школьница, а то я пожалею, что мы притащились сюда, а не остались дома.

Они остановились. Вокруг них уже появилось несколько деревенских маглов.

— Не притворяйся, ты тоже не сводишь с меня глаз… — улыбнулась Гермиона.

— Скажем прямо, этого трудно не делать, когда у тебя есть молодая и красивая супруга, которая так откровенно восхищается твоей потертой жизнью персоной.

Гермиона засмеялась.

— Ну да… персона и впрямь потертая… В этом бордовом плаще ты сегодня вообще похож на старичка Санта-Клауса.

Она показала рукой на веселого пухлого деда, который неподалеку развлекал небольшую группу детей. Люциус Малфой, будучи мужчиной безумно интересным и всегда заботящимся о себе, выглядел явно возмущенным ее словами. Хотя и знал, что в последнее время немного раздобрел, и знал, что его мощная тяжеловатая фигура очень нравится Гермионе, никогда не любившей худощавых мужчин.

И все же… глаза его опасно сузились.

— Я ни капли не похож на этого пузатого старикашку, — он передернулся. — Ты мне еще заплатишь за свой комментарий. Даю слово.

На губах Гермионы появилась похотливая ухмылка. О, она отлично знала, что наказание, которым грозят ей, будет необычайно вкусным. И это было еще одной вещью, которую она очень любила в своем волшебнике.

— Учти, я уже придумал, как наказать тебя. Причем прямо здесь и сейчас.

Она закусила губу. Сказать по правде, понадобилась собраться с силами, чтобы не аппарировать их прямо сейчас в тот номер, что приготовили для них в замке.

— Люциус, держи себя в руках. У нас еще полно дел. Думаю, что мое наказание может немного и подождать.

— Хорошо… Как скажешь, — он посмотрел в лицо своей молодой жены.

Холод уже окрасил ее щечки мягкими красками, и Малфой почти заворожено снял перчатку, чтобы коснуться этой нежной кожи кончиками пальцев. В ответ же Гермиона схватила его лацканы и приподнялась на цыпочки, протягивая ему губы для поцелуя. И Люциус с радостью опустился к ним. Никогда еще ему не встречалась женщина, так искренне реагирующая на его ласки. И так смело подразнивающая его. Может быть, именно эта ее черта, эта искренность и заставляла Малфоя желать ее все больше и больше. И, казалось, он легко свыкся с тем, что так будет всегда, и с тем, что именно с ней он вообще не чувствует своего возраста, когда находится рядом. Это был редкий дар, присущий Гермионе, который Малфой очень ценил. Ведь именно она подарила ему то, на что он даже не смел надеяться — второй шанс. Шанс на новую жизнь.

Гермиона углубила поцелуй и какое-то время они жадно целовались, прильнув друг к другу, но потом она отстранилась и немножко удивилась, увидев в его глазах знакомый блеск.

— Эй, не буду, не буду… — позвал ее Малфой. — По-моему, кое-то уговаривал меня держать себя в руках.

Гермиона слегка поджала губы, спрашивая себя, как долго сможет продержаться она сама. И решила отвлечься от безумно вкусного рта мужа, потащив его в толпу веселящихся маглов. Казалось, сам воздух вокруг сегодня был наполнен рождественской суетой и смехом. Да и атмосфера деревеньки откровенно напоминала рождественскую ярмарку. Повсюду раздавался смех, пение рождественских гимнов и разносился запах жареной с розмарином говядины. Живот у Гермионы тут же заурчал, напоминая, что ели они уже очень давно.

Обернувшись, Гермиона обнаружила, что ее драгоценный супруг уже откровенно заскучал в толпе маглов, и потянула его в таверну. Где они с аппетитом набили животы вкуснейшей говядиной и отправились бродить по деревеньке дальше. Постояли у костра, послушали рождественские колядки, что чудесно пел маленький, но очень хорошо спетый местный хор. Ощущая себя необыкновенно счастливой, Гермиона радостно вздохнула, еще крепче прижавшись к мужу. Деревенька казалась сошедшей со страниц волшебных сказок, в которых она так мечтала оказаться, когда была еще маленькой девочкой.

Солнце уже давно опустилось, и заснеженный путь освещали лишь маленькие уличные фонари, когда молодожены наткнулись на повозку с лошадьми для катания всех желающих. И хотя поначалу заупрямившийся Малфой напрочь отказался садиться в магловское средство передвижения, Гермиона уговорила его разок прокатиться. Что поделать… ее глаза так выразительно сверкали из-под капюшона, что Малфою пришлось уступить. И, как ни странно, поездка ему понравилась: сидящая рядом Гермиона крепко прижималась к слегка недовольному мужу, отправившиеся с ними дети всю дорогу громко распевали Джингл Беллс, а снег звонко хрустел под полозьями саней.

Праздновать медовый месяц в Рождество для Гермионы было всегда чем-то нереальным. Она, сказать по правде, даже представить себе не могла нечто подобное. Подумав об этом, она засмеялась:

— Магия. Рождество… и медовый месяц в это время. Эх, если б я раньше знала, как много это будет значить для меня… — она положила голову на плечо Малфоя.

— А там что? — внезапно поинтересовался тот, кивком показывая на хорошо освещенный ледовый каток. — Маглы, что, просто двигаются по этому льду по кругу?

Гермиона усмехнулась. Казалось, прошла уже целая вечность с тех пор, как в последний раз она каталась на коньках. Она тихонько посмотрела на мужа: стоит ли предлагать ему подобное развлечение? И тут же задала себе вопрос: а устоит ли на коньках сама?

«Потому что, если я не удержусь, то мы с ним оба будем представлять собой ходячий беспорядок».

— Да… Это называется кататься на коньках.

Люциус поднял бровь.

— И что? Для этого нужно просто бегать по кругу?

— Нет, — Гермиона засмеялась. Они вышли из остановившихся саней, и она повлекла Малфоя к катку, чтобы присмотреться.

Народу там было немного, но все же любители катания увлеченно кружили по льду, а некоторые даже выписывали красивые пируэты. Забавней всего смотрелись, конечно же, детки: в старинной, непредназначенной для катания одежде, они чаще всего приземлялись на пятую точку и смешно карабкались по катку, прежде чем подняться. И надо сказать, что почти все взрослые тут же бросались к ним на помощь, и было неважно — твой это ребенок или нет.

Гермиона посмотрела на хмурящегося Люциуса и, потянувшись, сжала его руку.

— Прости, но я все же не понимаю подобного развлечения. Это похоже на какой-то вздор.

Гермиона закусила губу.

— На самом деле это здорово, попробуй. Тогда ты и сам поймешь, почему маглам это кажется таким забавным.

Ненадолго исчезнув, скоро она появилась с двумя парами коньков.

Люциус вопросительно посмотрел на нее.

— Вообще-то, у меня уже есть ботинки. И мне не нужны другие.

Гермиона засмеялась.

— Нужны-нужны… Если собираешься кататься, то без них не обойтись, — она присела на лавочку и принялась надевать свои.

Но Люциус заупрямился.

— Бред какой-то! Неужели ты думаешь, я смогу стоять на этих коротеньких полозьях?

— Конечно! Раз я могу, то и у тебя получится, — она поднялась на ноги и зашагала к катку. Идти по снегу, конечно, было легко, но перед серебристым льдом Гермиона откровенно испугалась и с большой опаской шагнула на него.

— Гермиона, — позвал ее Малфой, и, повернувшись, она увидела, как тот все еще держит коньки в руках.

«Ого… неужели волшебники не знают, как надевать их?» — она снова подошла к нему и опустилась на колени.

— Смотри, я не буду зашнуровывать их туго, потому что ногам должно быть удобно, а я не хочу нарушать твое кровообращение. Встань, попробуй. Ну как?

Люциус ухмыльнулся. Он подошел к катку, сделал уверенный шаг вперед и почти сразу приземлился на задницу. Гермиона кинулась поднимать его и увидела в глазах своего сиятельного лорда самое настоящее потрясение.

— Ничего, это с непривычки. Ты быстро научишься.

Люциус вдохнул чуть глубже и, поднявшись, сделал еще пару шагов.

— Я бы советовала поначалу делать небольшие шаги, — она уже двигалась рядом с ним, когда Малфой все время задавался вопросом, на какую еще глупость он только что согласился.

Гермиона же неуверенно скользила по льду.

— Погоди чуть-чуть. Хочу понять, остались ли у меня прежние навыки, чтоб помочь тебе, если вдруг не удержишься. Я скоро.

Она толкнулась вперед и медленно начала скользить по льду, переступая с одной ноги на другую. А потом подняла руки, чтобы уравновеситься и подстраховать себя от падения. Понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что, в общем-то, все очень неплохо: навыки никуда не делись, и с каждой минутой Гермиона двигалась все более и более плавно. Уже скоро она подъехала к стоящему рядом с выходом Люциусу, который изо всех сил старался выглядеть достойно, хотя и шатался, упорно хватаясь за барьер.

— Ну всё, я готова. Пойдем, — она протянула мужу руку и увидела, как в глазах у того вспыхнул откровенный ужас.

— Да не волнуйся. Здесь только ты и я, и никто никогда не узнает, если ты шлепнешься, — она успокаивающе протянула Малфою руку и, потянувшись, чмокнула его в щеку. — Пойдем, Люциус, не бойся. Это весело.

Но стиснувший челюсти Малфой казался почти уверенным в том, что это совсем невесело. Хотя и шагнул за Гермионой следом и оттолкнулся, отцепившись от бортика. Та медленно потянула его за собой. Катающиеся маглы любезно уступали им дорогу. Люциус медленно двинулся за Гермионой, крепко вцепившись в ее руку, но забавно поднимал ноги, шагая, будто в туфлях.

— Не шагай, тебе нужно отталкиваться лезвиями коньков и скользить по льду.

Люциус нахмурился, пытаясь сделать то, что ему сказали. А Гермиона, прикусив губу, с силой рванула его на себя, вынуждая скользить. Хватка Малфоя была немного болезненной, но Гермиона не собиралась отпускать его. Слегка пошатываясь, он покатился за ней, а уже скоро Гермиона даже почувствовала, как хватка потихоньку ослабевает. В конце концов, она отпустила Малфоя, но по-прежнему оставалась совсем близко, пытаясь подстраховать его. Люциус двигался вперед, но внезапно пошатнулся и, начав нелепо барахтаться, шлепнулся, на этот раз подгребая ее под себя.

В его глазах появился ужас, а Гермиона только рассмеялась.

— Неужели ты никак не мог дождаться, когда мы вернемся в замок? — поддразнила его она.

Выражение лица Люциуса немного посветлело: заразительный смех молодой супруги грел ему душу. Но еще больше Малфоя грел быстрый поцелуй в щеку, которым клюнула его Гермиона прежде, чем начала помогать подниматься. Она несколько раз показывала ему, как нужно вставать со льда, как нужно падать и как нужно двигаться. В конце концов, Малфой почувствовал себя все более и более уверенно, падал уже намного меньше и даже отыскал в этой магловской забаве своеобразное очарование. В итоге, они еще долго катались на коньках, пока ноги не начали дрожать от усталости.

Напоследок парочка решила присоединиться к компании маглов, собравшихся на деревенской площади в ожидании праздничных фейерверков. И вот совсем скоро вокруг расцвели разноцветные праздничные всполохи. И хотя никакого сравнения с волшебными фейерверками не могло и быть, но все равно действие выглядело просто восхитительно. Люциус невольно схватил Гермиону за руку и крепко сжал ее, она повернулась к нему.

— Люциус, сегодня мы провели чудесный день… — и замолчала, потому что большая теплая ладонь мужа легла ей на щеку.

— День и впрямь был прекрасный, — тихо прошептал Малфой, наклоняясь к ее холодным губам.

И Гермиона жадно ответила на поцелуй и прижалась к нему: от крупного мощного тела Люциуса, казалось, исходил жар, а вкус губ напоминал о горячем шоколаде, которым они не раз согревались на катке. Обняв его одной рукой, другой Гермиона запуталась в шелковистых светлых локонах. Языки их яростно танцевали друг с другом, словно это было единственным способом согреться.

«Я никогда не забуду это Рождество и наш медовый месяц…»

Потерявшись в поцелуе, они обнимались так, будто хотели оставаться слитыми навечно; ну, может быть, не на холоде, а так, чтобы просто обнимать друг друга. И Гермионе хотелось прожить с этим мужчиной всю оставшуюся жизнь. Ведь каждый день с ним всегда казался ей совершенно новым и разным и порождал ощущение, что они никогда не потеряют свое счастье. Сказать по правде, да и Люциус чувствовал то же самое. И это казалось таким удивительным. Больше всего на свете он боялся потерять это счастье, так нежданно доставшееся ему на склоне лет. Когда уже ничего хорошего он не ожидал…

Ощутив что-то странное, Гермиона отстранилась: взгляд мужа подозрительно блестел, отражая всполохи фейерверков. На мгновение ей показалось, что Малфой загрустил, но, приглядевшись, увидела, что в нем светится самая настоящая нежность.

— Счастливого Рождества, милая.

Гермиона промокнула его глаза рукавичкой и положила голову на грудь:

— И тебе счастливого Рождества. Знаешь, кажется, я никогда не забуду нашего рождественского медового месяца…