История одного оборотня (джен)

Наутро началась подготовка к ВЖЖ (и не один раз я пожалел о том глупом названии). Двери лазарета распахнулись и впустили два миниатюрных торнадо, по ошибке названных неженскими именами, в то время как я продолжал лежать на больничной койке и грезил о спокойном и задушевном отдыхе, желательно в лежачем положении. Меня снова весьма бесцеремонно подняли с кровати и поставили на ноги, параллельно ворча в два голоса что-то о моей совести. Кажется, даже если бы мои друзья знали о моей второй натуре и количестве прошедшего времени с последнего новолуния, они все равно не стали бы делать мне поблажки. Впрочем, правильно бы решили — физически я был абсолютно здоров. Морально же я все еще ощущал некую двойственность положения хозяина тела, и мне требовался вполне серьезный разговор с самим собой и недовольный монолог собственному Волку. Подумать о странном его поведении, о его тоске…Мои надежды снова не оправдались. И это при том, что я им еще не рассказывал ничего! Да и вряд ли когда-нибудь бы сам рассказал. Таким образом, я, спустя всего несколько часов после превращения, уже был посвящен в грандиозный план Сириуса (и это даже не мои слова), даже до того, как спустился на завтрак и окончательно проснулся.

План напоминал подготовку к масштабным военным действиям: разведка, тайный шифр врага и контроль оружия. Так уж получилось, что мне выпала разведка, или, другими словами, я должен был разведать слизеринские подземелья на предмет ниш и пустых комнат, если мы, не дай Мерлин, попадемся на глаза кому-нибудь. Сириус с чрезвычайно важным видом сообщил, что он принимает на себя огонь девушек и идет узнавать заклинание многострадальных бигуди. Джеймсу же пришлось подслушивать пароль к гостиной змеек. Не будь урока ЗОТС сразу после завтрака, прекрасное утро воскресенья мне пришлось бы провести в темноте и сырости. Ну а ЗОТС, пусть и по временному расписанию выпал на выходной в связи с новым директором, новыми учителями и тому подобное, был моей отсрочкой. Не нравилось мне задание Сириуса, но разве мог я ему противостоять? Разве бы получилось у меня как ни в чем не бывало спросить у девчонок про заклятье или же незаметно подслушать пароль? Да нет, конечно, я получил то задание, которое смог бы выполнить, и Сириус тут совсем не причем.

Не один я был недоволен своим заданием. Джеймс упорно отказывался подслушивать, и на его уговоры было потрачено все время до звонка колокола. К сожалению, я задумался и благополучно пропустил мимо ушей тот главный контрдовод, которому Джеймс не нашел ответа. А мне было ужасно любопытно. Мне просто необходимо было знать все и вся, но времени спрашивать уже не было — я и насчет «великого плана» едва успел переброситься с Сириусом парой слов на полном ходу по пути к классу. Мы снова опоздали.

— Уверяю вас, получение знаний непосредственно на пороге класса происходит значительно медленнее, нежели за партой. Займите ваши места, — едва удостоил нас своим взглядом неказистый профессор. — Рассел Стоунстэй, и в моем распоряжении год, чтобы научить вас основам защиты: от себя, своего страха и непосредственно темных сил. Учебники, при всем моем уважении к кавалеру ордена Мерлина первой степени, Фиару Эфрейду, не сочетаются с моей собственной программой.

Однокурсники, а на сегодня нам достались хаффлпаффцы, издали пару радостных возгласов, понадеявшись на легкие уроки, несмотря на вполне серьезного и на вид очень даже строгого профессора, который, кстати, обладал совершенно заурядной внешностью и ничем не выделялся среди толпы учеников.

— Но это не значит, что вы потратили деньги зря. Теория не помешает, и вы будете изучать ее по министерской программе, но только в качестве домашних заданий, — не потрудился повысить голос профессор на устроивших шум в классе, наоборот, его голос стал заметно тише, и нам волею-неволей пришлось прислушиваться к тому, что продолжал рассказывать профессор Защиты. — Я считаю необходимым и обязательным для учеников умение концентрации для постижения самых простых заклинаний. Научитесь справляться с самим собой, и, может быть, вы сможете защитить себя от собственного однокурсника. В первую очередь, защита необходима именно вам, мисс Боунс, но я могу не учить вас, если вы предпочитаете записки моей лекции.

Девочка впереди нас заметно смутилась и постаралась стать как можно незаметнее, когда взгляд учителя перенаправил и наши взгляды на нее.

— «Фокусники». Простейшая магия в небольшом предмете, позволяет выявить отклонения в развитии зрения у детей до полутора лет, самый большой срок. Он определяет, способен ли ребенок удерживать взгляд на конкретном предмете, дешевая игрушка для заботливых матерей. Сиреневый цвет — все в полном порядке, розовый — отклонения. Я перенастроил его, мисс Эванс, — предугадал профессор несказанный вопрос будущей умницы Гриффиндора. — Сможете полностью сконцентрироваться — вы справились с сегодняшним заданием, нет — удвоение домашнего задания и внеурочный.…Назовем его зачетом. В вашем расположении полчаса.

Перед каждым из нас опустился небольшой белый шарик с серебряным обручем-основой. Стоунстэй (вот же фамилия глупая была!) даже не потрудился объяснить, что же именно требуется от нас. Видимо, Джеймс и Лили думали точно так же, если в один голос синхронно с моей мыслью спросили о том, как выполнять задание.

— Мне казалось, вы достаточно взрослые для таких умных слов, мистер Поттер и мисс Эванс. Концентрация — способность уделять собственное внимание лишь одной мысли, одному предмету и одному действию. Не существует универсальных способов ее достижения, каждый человек индивидуален, и только вы сами знаете, как достичь того или иного эффекта, только вы сами знаете точную оценку собственных сил; подсказать каждому из вас значит потратить неисчислимое количество времени для того, чтобы осознать, каким образом вы думаете, и еще больше времени потратить на создание уникального метода для каждого. Запомните, в особо важные моменты в вашей жизни с вами может не оказаться никого, кто смог бы вам помочь. Собственные силы, и ничего больше, — весьма пространственно ответил преподаватель и опустился в кресло позади учительского стола, придвинув к себе стопку листочков, всем своим видом демонстрируя, что помогать никому не собирается.

Если внимательно пересмотреть речь профессора, то можно заметить намеки на собственный мыслительный аппарат, то бишь мозг. А я углядел еще и разрешение пользоваться воображением, а меня ж хлебом не корми, дай пофантазировать, чем я и занялся. Я не реагировал ни на удивленные и непонимающие взгляды Джеймса, ни на непривычную картину озадаченного Сириуса, ни на научную мини-конференцию, которую тут же развела Эванс, подключив всех близко сидящих девчонок. Парни, естественно, не принимались. Это было последнее, что я заметил перед тем, как совершенно серьезно уйти в себя. Я отчаянно думал. Наверное, данный процесс в моей голове выглядел как маггловская автострада, но с тройной нормой автомобилей. Мой «фокусник» принимал более яркие оттенки розового. Сириус позже с восхищением сообщил мне, что я вполне мог и разорвать бедный шарик количеством мыслей в секунду. Но я думал не про шарик, я думал для него. Как остановиться на одной мысли? Убрать все другие. Как? Воображение, то же, что и на трансфигурации. Представляем свой разум как ту же дорогу, мысли как маленькие машинки. Убрать другие — но их слишком много. Можно отгородить. Рисуем мысленно такую немаленькую Великую Китайскую Стенку кругом, оставляя в зоне действия лишь представление этой детской игрушки. Главное — не отвлекаться. Продолжать держать и верить в то, что делаю. Помню, как попутно представлял, что твориться за этой стенкой — аварии там всякие, магглы в форме бегают туда-сюда, светофоры горят, но это даже помогало мне представлять единую картину. Удерживал, пока открывал глаза, и был сильно разочарован тем, что цвет балансировал на грани розового и сиреневого. Вновь ушел в раздумья относительно недостатков своей стенки. Догадался, только когда услышал особенно громкое возмущение с передних парт по поводу «чертова задания». Может, дело в том, что я еще способен уделять внимание звукам? Решение тоже нашлось довольно быстро — картинка с изображением шумящего водопада откуда-то из Африки услужливо постучалась с другой стороны стенки. Когда я в следующий раз открывал глаза, мой шарик мерцал самым настоящим сиреневым туманом, и я не удержался от похвалы самого себя. Все, что касалось непосредственно воображения, мне удавалось довольно легко. Было немного обидно, когда профессор лишь кивнул мне в ответ на заявление о выполнении задания, но обида с лихвой окупилось гордостью Сириуса за меня, «очень-очень умного его лучшего друга». Он, кстати, закончил со своим заданием сразу же, как только услышал о моем достижении. Как он это сделал, рассказать не пожелал. Да и я молчал, все равно ведь не поймут моих методов.

Когда мы в приподнятом настроении выходили из класса, я мог поклясться, что видел пару завистливых взглядов, и один явно негодующий от Эванс — не мы же виноваты, что мысли о своем собственном любопытстве не давали ей сосредоточиться, как и Фрэнку, который очень боялся своего провала, в котором он не сомневался. Некоторые хаффлпаффцы думали совершенно о других вещах, на которые шарик упорно не реагировал. В общем, справилась лишь наша троица (Джеймс ненамного позже нас разозлился на «глупый шарик», и именно злость помогла ему отвлечься от всего другого), ну и достигли некоторого успеха девочки компании Лили. Впрочем, когда мы выходили из класса в полдень, мы и думать не стали об уроке — выполнения собственных заданий Сириус потребовал немедленно, после чего в прямом смысле слова упрыгал в сторону гриффиндорских башен, с подозрительно счастливым выражением лица. Не своими же пухленькими детскими щечками собрался он покорять девушек, в самом же деле! Постояв некоторое время с ошалевшим выражением лица, покинул меня и Джеймс, убежавший в том же направлении, что и Сириус. Меня ждали подземелья.

Нельзя сказать, что мне так уж было противно там находиться. Подумаешь, темнота да сырость, ну и подозрительное шуршание по углам. Я даже нашел своеобразное очарование в том, чтобы бродить по сплетению коридоров и гадать, куда же ведет, например, левый, в том, чтобы поспешно скрываться в тени, когда перед тобою неожиданно раскрывалась стена, и выпускала пару тройку учеников. За все то время, что я там бродил, я насчитал таких не меньше десяти, если я, конечно, не кругами бродил, хотя карта (маленький кусочек пергамента, весь исписанный и заляпанный чернилами, но для меня предельно ясный) это и не подтверждала. Зачем слизеринцам столько комнат? Военный полигон они там, что ли, прячут?

На обед я, кто бы сомневался, опоздал. Пришел прямо к подаче вторых блюд, что было даже и хорошо — терпеть не могу все эти супы, которые предлагал нам Большой Зал (так уж получилось, что про домовиков мы узнали куда позже). Но не это меня расстроило — пока я мучился темными и страшными подземельями (тут можно и преувеличить), эти две бессовестных, извините меня за выражение, морды уже давно сидели за столом и успели уничтожить целую кучу еды, тарелки от которой даже с первого раза не исчезли. Мне захотелось поиграть в обиду. Я даже сам в нее поверил. Напустив на себя крайне серьезный и немного грустный вид (я надеялся, что я сумел это проделать достойно), я направился к своему столу. Мне даже дали закончить обед, после чего снова бесцеремонно, игнорируя мой обиженный вид, утащили в ближайший пустой класс.

— И пароль у них «Позор львам!», представляешь? — тут же эмоционально выпалил Джеймс.

— Они собираются его менять? — проигнорировал подлость змей Сириус.

— Он им слишком нравиться, — последовал уже серьезный ответ.

— Нужно идти сегодня, — тут же был вынесен вердикт.

Уже все решили, а я даже чистый лист пергамента достать не успел — моя карта была крайне непонятна для друзей, вследствие чего я был отправлен ее перерисовывать по-человечески. Я и не возражал, мне понравилось возиться с чернилами и бумагой, стараясь рисовать как можно ровнее. Изредка я прислушивался к перепалке друзей, щурился от проникающего в окна света, посмеивался над очередной неудавшейся попыткой завить Джеймсу волосы на минуту — у Сириуса определенно не было таланта к косметическим заклинаниям. Он так и не справился с заклинанием к тому моменту, когда я уже отложил перо и довольно оглядывал собственную работу — нарисовать план подземелий очень даже тяжелая работа, когда от маленькой бумажки зависит то, поймают тебя или нет.

— Дай я попробую, — убедился я в тщетности попыток Сириуса и слегка его отодвинул, занимая место перед Джеймсом.

— Пробуй, — обиженно пробормотал Блэк и уселся на парту подальше от меня, а я и не обиделся.

Просто у меня получилось. Получилось навести порядок на голове Джеймса. Я даже и завивать то ему не старался. Видимо, слабенькое «incrispatio*» годится ему только для того, чтобы усмирить черные пряди. Но сколько было радости! Мне удалось справиться с первого раза там, где Сириус спасовал после двадцати. Было ощущение, что он обидится, но Блэк, наоборот, был еще больше рад моему успеху, чем я сам. Похоже, именно он умел действительно дружить во всех смыслах этого слова: и поддержать, и порадоваться за друга, и поныть ему, и пошалить вместе. В тот день были исполнены все эти пункты. Мы поддержали друг друга, когда бежали от Филча, мы радовались друг за друга на уроках и сейчас, Сириус ныл нам весь день и вечер, и ночью мы пошалили вполне прилично, для первого-то раза. Жизнь не просто бурлила, она напоминала извержение вулкана, когда я находился рядом с друзьями. Другого сравнения для внезапного появления идеи Сириуса и немедленного ее исполнения я просто не вижу.

Мы баловались с этим заклинанием как только могли. И время разное ставили, и силу завивки, и друг на друге пробовали, и трансфигурировали что-либо в бантики-обручи. Кто сказал, что мальчики и куклы несовместимы? Нам только платьев и не хватало. Не все же игрушечные метлы и машинки гонять, приятное разнообразие тоже необходимо. Особенно, когда Джеймсу вздумалось дополнить заклинание до «maximus incrispatio», почему-то именно на мне. А у меня и так шевелюра не шибко длинная была, а так вообще в шарик вязаный превратилась. Светло-коричневый, мне Сириус зеркало протянул, когда успокоился и не смеялся, только хихикал. Небольшой такой, в стиле афро, минут десять потерпеть можно, но это совсем не значит, что я не стану «мстить».

— Maximus Incrispatio**! — и вот уже в комнате два шарика, бежевый и черный, как бабушкины клубки шерсти, да и на ощупь такие же.

— Maximus Incrispatio!

Вопреки нашим ожиданиям, третьего шарика в комнате не появилось. Волосы Сириуса как были вьющимися, так ими и остались. Мы попробовали еще раз. И хором. И ничего. Так расстроились, что Сириусу пришлось изрядно от нас побегать. Как выяснилось, у него было что-то сродни иммунитету к этим заклинаниям вообще. Ни у самого не получается, ни на него нельзя. Хотя зачем ему, и так рекорд Люциуса в будущем побьет. Под конец, уже с обычными прическами (если состояние наших волос можно назвать прической), решили, что заклинание буду накладывать я. Так уж сложилось, что пять минут заклинания Джеймса были весьма растяжимым понятием, а не придерживаться плана значит провалить его. На том и решили: идти за полночь, опасаться Филча, и заклинать Малфоя буду я.

Я не помню, как провели мы тот день. Гуляли, дурачились, в карты играли, с Беллой поругались (ругался в основном Сириус, да как виртуозно!), кальмара выглядывали, может, лазали по замку, может, семикурсников по углам отыскивали и пугали. В конце концов, это было слишком давно и слишком привычно, чтобы я запоминал. Яркое солнце, к сожалению, последнее в тот год, еще теплый воздух, еще слабый ветер и уже холодная озерная вода, а еще ожидание. Весь день мы провели в ожидании того момента, когда нам придется выйти из спальни. Даже не знаю, с чем это можно сравнить: когда ждешь того рождественского момента, когда обнаружишь подарки, и ни о чем другом думать не можешь, когда минуты кажутся вечностью, когда вся жизнь кажется пустяком по сравнению с тем самым моментом. То же чувствовали и мы, но разделенное на троих, и мы прекрасно друг друга в этом понимали — говорить мы могли только о том, как сделать нашу проделку более знаменательной. Дошло до того, чтобы действительно раздобыть платье и Прилипающее заклинание, но я посчитал это слишком жестоким, а когда меня не послушались, пригрозил это же сотворить с автором идеи, а, кто бы сомневался, с Сириусом. Может, одеть платье для разнообразии тот бы и не прочь, да вот прилипнуть к нему навечно пугало. Что ж поделаешь, чистокровным наследникам море по колено, раз платья могут спокойно одеть. Только меня встревожило то, что после этого злосчастного платья Блэк глубоко задумался, а ничего хорошего из этого обычно не получалось. Феерическое, знаменательное, запоминающееся, но вряд ли хорошее в понимании обыкновенных добра и зла, и не сулящих ничего, кроме запутанных последствий и обязательных отработках, если это было в школе. После же…

Я даже проспал пару часов до того, как меня потянулся от мягкой подушки и теплого одеяла, но я не сопротивлялся особо, подняли, значит надо. Лишь потом я вспомнил, что сегодня будет своеобразное посвящение в шутники Хогвартса; да и заснуть снова для меня не составит особого труда. Видимо, Джеймс так не считал — он отбивался от нас как только мог, защищая свой сон. Только чудом мы смогли не получить пару-тройку здоровых синяков, особенно, когда Поттер начал активно размахивать пятками, подключая к защите и их. Мы с Сириусом попытались окружить Джеймса с обеих сторон, но едва не получили огромными подушками, которые он не постеснялся стихийной магией призвать. Мне было страшно интересно узнать, что же такое показывает ему подсознание, что ради этого он готов нас придушить, лишь бы не мешали? Ничего другого мне не оставалось, как разрешить Сириусу полить «спящего красавца» из стакана и выполнить, наконец, его огромную мечту. Сириуса, конечно же. Судя по разъяренному выражению лица вмиг пробудившегося Джеймса, он об этом отнюдь не мечтал. Забыв надеть очки, он бросился мстить Блэку, спотыкаясь о каждый чемодан. Одному Мерлину известно, как мы умудрились не перебудить остальных обитателей спальни этой сумасшедшей гонкой, которая на удивление быстро закончилась: Сириус сжалился над полуслепым Поттером и покаялся, пока Джеймс себя обо что-нибудь не убил — в темноте ведь мог и не заметить. Удивляюсь, как он и Сириуса-то увидел и как понял, что водой полил не я (хотя последнее и не удивительно). Вдоволь набегавшись, насмеявшись и поругавшись, мы принялись собираться. Максимум черного в одежде, чтобы спрятаться в темноте. С сожалением отказался от идеи Сириуса насчет масок, во-первых, из чего мы их сделаем, во-вторых, глупо будем выглядеть, если поймают — все равно узнают. А так хотелось ощутить себя героем маггловского детектива, который когда-то давно видел. Занятый похожими мыслями, я не заметил, как Джеймс что-то достал из чемодана и к чему-то яростно примерился. Так я впервые увидел чудо-магию, или, в простонародье, мантию-невидимку, достаточно широкую и плотную, но не тяжелую. Я бы и удивился, да ждал весь день чего-то подобного, и все, что меня взволновало насчет этой ткани, так как мы под ней поместимся?

Сириуса мало волновали теоретические терзания, он предпочитал практику всегда и везде. Прихватив нас, он притащил в одно место, отобрал мантию у Джеймса и сам ею нас накрыл, в прочесе чего я ухитрился избежать встречи его локтя с моим носом. Довольно неудобно было так близко находиться, а мантия и так едва-едва закрывала нас до пола — ростом Джеймс и Сириус вышли чуть выше нормы, я со своим метр пятьдесят с хвостиком в одиннадцать лет даже и не замечался и не особо мешался. А вот ребята друг другу явно мешали, и физически не могли молчать, находясь рядом. Вечные соперники, остававшиеся друзьями на всю жизнь и почему-то принявшие и меня, хотя я был явно «другой». Я не раз пытался спрашивать их насчет этого, но получал лишь явное непонимание — Джеймс понятия не имел о том, что люди делятся на какие-то социальные группы, а Сириус…э…плевал на все общепринятые утверждения, так уж он сам себя воспитал, находясь среди своих родственников, печально известных на сегодняшний день. Тем не менее, мне нравилось общаться с ними, и я стал частью их компании, стал давно и останусь ею до самой смерти. Мне так жаль, что Гарри придется узнавать обо всем, что произошло, из того, что я напишу — я многое забуду, если попытаюсь рассказать. Да и что есть слова? Временное, недолговечное. Книгу же он сможет прочесть всегда, сможет узнать, какими мы были, каким был его отец, и не станет слушать глупые обиды Северуса, который, ну как ребенок, честное слово, все никак не может забыть наши с ним столкновения. Он прекрасно знает, почему так сложилось и отчасти виноват сам. Жаль, что он остался последним, кого я знаю всю свою жизнь. Но довольно, ведь я пишу о том, что было, а что произошло, будет чуть позже. Сейчас же мы шли по пустым и полутемным коридорам, опасаясь каждого шороха, даже учитывая то, что мы не видимы и, по возможности, неслышимы (после того, как я в красках описал ребятам, как выглядит пустой коридор, в котором так и раздаются эпитеты на два разных голоса). Это их позабавило, и они решили помолчать на время пути. Но это ничуть не мешало им многозначительно переглядываться. Если бы все пошло тем же путем, вряд ли ребятам понадобились слова, чтобы общаться друг с другом, и я точно бы чувствовал себя третьим лишним. Слава богам, этого не произошло. Я просто смог понимать их без слов так же, как они понимали друг друга во время той вылазки относительно подколок и подначек. Забыл упомянуть — под этой мантией было ужасно жарко.

До подземелий мы просто ползли. Хогвартс был хорошо протоплен, и даже каменная кладка прогрелась. В подземельях стало легче. Там царил жуткий холод, хотя, наверное, змейкам он был привычен. Добившись нормальной комнатной температуры, мы, согласно моему плану, добрались до входа в подземелья, что был подальше. Их было несколько. Почему и зачем, не знаю, не потрудился выяснить даже когда преподавал в Хогвартсе, не до того было. Мы предпочли дальний, не совещаясь. Просто кивнули друг другу. Я прихватил с собою листочек и простой карандаш — мало ли когда мне еще бы удалось туда попасть, а хороший план всегда пригодиться. Удивительно, как синхронно мы думали с ребятами. Очевидно, что они имели в виду план, как только обернулись мне что-либо сказать. Хорошо, что Джеймс подслушал оба пароля. Буквально спустя мгновение перед нами разошлись камни, открывая довольно узкий проход. Это вам не болтающие портреты. Камни не скажут, что мы тут были.

У слизеринцев красивая гостиная. Вопреки всем слухам, что мы успели выслушать, они не жили во всем зеленом или черном: их общая комната была обставлена предельно просто и не переливалась ярким зеленым цветом. Несомненно, он присутствовал здесь, но не доминировал. Серые камни окружали нас, и только они. Здесь не было никаких сказочно-волшебных окон, показывающих несуществующие картины, не было окон вообще. Она слабо освещалась в такое позднее время магическими светильниками. Практически невозможно было мне, человеку (не совсем, правда), любящему природу и свободу, понять то, как можно жить, не видя света. Видимо, для воспитанников Слизерина это было вполне возможно, еще и уютно, наверное, когда камин зажигали. Камин у них впечатлял, это я сквозь полумрак разглядел. Не кошка я, чтобы в темноте отлично видеть, но я смог разглядеть то, что одно из кресел уже занято. Кем-то, кто заметил нас, несмотря на мантию. Почему только я ожидал удачного стечения обстоятельств?

Северус не стал нам мешать. Вероятно, подумал, что против троих не выстоит. Да и не хотел особо. Поражаюсь только, как заметил нас. Может, услышал шорох наших школьных мантий? Хотя это какой же силы слух надо иметь.…Оказалось, его заметил только я. Сириус и Джеймс увлеченно, но в полном молчании разбирались, кто кому на ногу наступил. И кто кому мстить должен. Просто пытались друг другу их в ответ оттоптать. Очень подходящее поведение для подходящей обстановки. Самое время! Одного моего разъяренного взгляда хватило, чтобы они прекратили свои детские игры с обиженными лицами. Не стал я им показывать на спрятанного в тени Северуса, удобно устроившегося на одном из дальних кресел и наблюдавшего за подозрительно шумной пустотой, как он, наверное, думал. Наконец, наш предводитель понял, что не знает, где спальня Люциуса. Донес эту мысль до Джеймса, который тут же принялся ожесточенно чесать голову, продираясь сквозь черные пряди; движение это осталось привычкой на всю жизнь. Пришлось провести шепотом дискуссию на эту тему, после чего было решено пройтись по всем комнатам. Стоило нам продвинуться еще на пару шагов, как из полумрака появилась табличка на двери, сообщавшая, что здесь обитает шестой курс. Мы даже слегка воодушевились таким везением, толкнули дверь. Двери сами открываются, чертыхание из ниоткуда, как тут можно было не догадаться, что кто-то чужой гуляет? А Малфой ведь староста. Старосты выше пятого курса имеют собственные спальни, мы же видели, черт возьми, у себя в Гриффиндоре? Почему мы догадались об этом только, когда обшарили половину подземелий? Я только и успел рисовать все переходы, двери и комнаты. Изредка я бросал взгляды на слизеринского первокурсника, но тот даже и не подавал признаков того, что хочет спать. Сидел все так же прямо, глаза все так же блестели. Черное на черном, но блики то видны. Наконец, он сжалился над нами и едва заметно кивнул в противоположный коридор. Очевидно, что раз мы не нашли здесь, то найдем там. С чего бы его нам помогать, я даже и не задумывался. Ведь Сириус был на грани отчаяния, а я совсем не горел желанием выслушивать его нытье по поводу «плохой подготовки и вообще все плохо». Необходимо было немедленно закончить начатое или уйти восвояси. Конечно, мы выбрали первое. И вновь пошли шарить по комнатам, пересекли гостиную, пока не добрались до двери с вычурной и совершенно пижонской табличкой «Люциус Малфой, староста 6 курса». Только указателей и не хватает. И она даже не защищена и не заперта! Как часто к нему ходили по ночам, неизвестно.

Когда мы нашли «Спящего Красавца», на лицах ребят было ну такое сильное облегчение, что я перепугался. Все мы устали от хождения по комнатам на цыпочках, еще и вплотную друг к другу — неудобно. Комната у Люциуса была шикарная, своя собственная, и мы вмиг забыли, сколько потратили на ее поиски. Мы тоже такую хотели. И поэтому на следующее утро Малфой появился на занятиях еще и накрашенным. За все наши страдания в жаркой мантии, отдавленные ноги и потраченные на его поиски нервы, когда он валялся в этой самой шикарной комнате, с огромной кроватью, с коллекцией подушек и вообще всем-всем хорошим. Какими же мы были детьми, до сих пор удивляюсь. Малфой был невысок для своего возраста, даже очень невысок. Почти так же, как высок для своего возраста Сириус. И волосы слишком длинные для парня, на мой темный взгляд. Девчонка, она и в Африке девчонка. Мы только чуть-чуть подправим, ради чего я и был отправлен ближе к кровати с поручением колдовать. А я замер в нерешительности, меня посетил вопрос насчет того, что я могу сделать. Я мог сделать его красивой девочкой, а мог чучелом с афро на голове. Если бы я тогда хоть чуть-чуть подумал, я бы понял, что чучело для Малфоя страшнее. Но я выбрал девочку, и завил ему волосы как подобает средней девушке Хогвартса, каких я видел уже не мало. Получилось вполне прилично. Даже на девочку не похоже.

— Джеймс, как будет «краска» на латыни?

— «tingere», но это вроде красить, — едва слышно ответил Поттер.

Я даже и произносить не стал. Одного моего воображения хватило, чтобы магия поспешила сама все выполнить, пока я ей не стал в словах это объяснять. Так Люциус обзавелся длинными и черными ресницами, накрашенными и блестящими губами, румянами и всем тем, что я когда-либо встречал на лицах девчонок, особенно младших, которые пользуются всем и по порядку. Даже чем-то фиолетовым над глазами порисовал, и стрелочки из глаз провел, настолько натуральная кукла из него получилась. И уж чего я совсем от себя не ожидал, так это того, что соглашусь с мнением Сириуса насчет временного увеличения…грудной клетки, скажем так. Я настолько был поглощен творческим процессом, что на все согласился. Откуда взялось потом голубое пышное платье, с хитрым переплетением лент и открытой спиной, я до сих пор боюсь подумать. Странное получилось платье. Вроде и голубое, а местами сиреневое, с прозрачной серебристой накидкой, с закрытым горлом (в противовес спине), с огромными красивыми бантами по бокам, расшитое блестками и бисером (тогда я не знал, что это такое). Я испугался, что Малфой сейчас проснется, и поспешил заклясть данный наряд на двадцать четыре часа, в течение которых он бы это не снял. Когда же я услышал восторженный шепот за спиной, я вздохнул и понял, что хочу удивить ребят еще сильнее, а Люциуса заставить помучиться самым простым образом. Я наколдовал ему те странные туфли на высочайшем тоненьком каблуке, к которым пристрастились в последнее время девушки с Диагон-аллеи (я там разве что не жил, знаю), отчего-то снова цвета летнего ясного неба, тоже украшенные бантиками, больше всего напоминающими бабочки. После этой мысли хвостики бантиков начали подозрительно дергаться, и я поспешил перенести взгляд на уже завитые волосы Малфоя. Не что я с ними мог сделать, то и сделал, по полной программе, что называется. Косички по бокам заплел, бантами перевязал (на них моя фантазия относительно украшений просто тормозит), и полоской ткани перевязал, и блестки прикрепил. Ожерелье на шею наколдовал, с маленькой сиреневой розочкой, в комплекте с сережками-бабочками, совсем миниатюрными. На этом я решил остановиться, позволив себе на секундочку еще вообразить те гольфы, что видел на двоюродной сестре шестилетнего возраста прошлым летом: полосатые и с сеточкой наверху. Безвкусно, конечно, но кто же под платьем видит. Закончив «работу», я отошел на пару шагов и вновь подивился тому, что староста Слизерина умудрился не проснуться, а лишь перевернуться на другой бок, недовольно махнув рукой по бантику.

Я привык с детства не считать себя волшебником. Оборотни не колдуют. И родители мои старались при мне не творить волшебство, чтобы не расстраивать меня. А я считал, что прекрасно обойдусь и без чудес. Как же легко отказываться от чего-то, единственный раз не попробовав. Чувствуя магию в себе, чувству возможность ею управлять, зная то, что я могу с ней сотворить, я больше никогда не смогу от нее отказаться, ведь оборотням колдовать не запрещено. Оборотни вообще не живут среди людей. А я живу и колдую, учусь в Хогвартсе и почти счастлив. Казалось, что я то единственное счастливое исключение из правил о людях-волках. Нет, я не жалею ни о чем, что было в моей жизни хорошего, не жалуюсь на плохое, в конце концов помогающее стать мне сильнее и опытнее. Я даже научился жить, не обращая внимания на вторую сущность: подумаешь, пару ночей больным кажусь. Я не смог бы никогда отказаться от волшебства, и это то, о чем я думал всю обратную дорогу в спальню. Северус давно исчез из гостиной, замок продолжал спать, и никто нам не помешал спокойно добраться до комнаты. Сириус был немного расстроен, он ожидал чего-то более интересного, более захватывающего, но он не стал ничего нам говорить, лишь попросил меня не выкидывать зарисовки подземелий. Я не придал этому никакого значения, согласился и поспешил на свою кровать, благо, что следующий день был перестроен только на послеобеденный урок, в компенсацию за учебу в субботу и воскресенье. Только у первых курсов.

Невероятно сложно писать о своей жизни. Все больше хочется рассказать того, для чего трудно найти слова, подобрать описание или просто объяснить. Как можно понять то, что тебе абсолютно незнакомо? Приходится думать над каждым словом, ведь Министерство ввело некоторую цензуру совсем недавно, а я и в простые правила английского языка с трудом умещаюсь. В книгах не место разговорной речи, это как непреложная истина — ее знают все. Иначе быть и не может. Мы никогда не разговаривали книжным языком. Ясное дело, что разговоры и сокращения были куда ближе нам. Я исправляю эти слова, как могу. Стараюсь соответствовать нормам написания. Я всегда следовал правилам настолько, насколько это было бы возможно. Знаю, многие из моих ровесников не поверили бы мне — я ведь столько раз нарушал эти самые правила, будучи Мародером! Сириус и Джеймс никогда им не следовали, и мне волею-неволей приходилось следовать за ними, ведь мы лучшие друзья. Да, я нашел себе оправдание, но все равно признаю, что было чертовски весело залезть в личные комнаты Филча на третьем курсе.

Мы отлично выспались, несмотря на позднюю отправку в постель. Особенно было приятно то, что торопиться было некуда, а впереди нас ждало грандиозное появление Люциуса на завтраке. Было очень любопытно узнать, как воспримут мое творение моды. Даже Джеймс вскочил одновременно с нами, что случалось крайне редко. До завтрака оставалось еще прилично времени, и мы позволили себе превратить душевую комнату в приличной глубины бассейн. Бассейн позже пришлось ликвидировать из-за так некстати появившегося префекта, но искупаться мы успели. Ровно как и узнать о мечте Сириуса попасть на море, причем только вместе с нами. Он рассказывал про какие-то итальянские курорты, которые мы могли бы поднять на голову и поставить на уши. Я позволил себе немного помечтать и признал, что идея со всех сторон оказалась замечательной, и мы сохранили ее до пятого курса. Мы исполнили ее, если хотите знать.

На завтраке было неприлично тихо, как будто все явственно ощущали неизбежность чего-то странного. Разговоров не было слышно, не было и смеха (но тут и понедельник виноват), лишь позвякивание посуды, которое тоже исчезло. Как только открылись двери Большого Зала, впуская Малфоя. Сказать, что все были удивлены, значит не сказать ничего. Представьте, что человек, который раздражает всех вас, явиться в самом нелепом виде, который можно представить, в самое популярное общественное место. Конечно, вы засмеетесь, если этот человек не Люциус Малфой. Тут смех опасен для жизни, поэтому и мы притихли, хотя зрелище было довольно комичным: Малфой держался очень гордо, с высоко поднятой головой и на каждом шагу спотыкался и зацеплялся за скамьи воздушными юбками. По его лицу нельзя было ничего прочесть, но яростно сжатые в кулаки руки в изящных перчатках (а это уже не я, клянусь) четко говорили о душевном спокойствии парня, вернее, его полном отсутствии. Минут десять весь зал разглядывал косички и бантики, даже учителя. Соглашусь, картина прекрасная, но зачем же реагировать как на воскрешение Мерлина? Возможно, мы просто привыкли за два дня к мысли о Малфое платье. Честно говоря, оно ему даже шло. Или уже ей. Неважно, главное, что это выглядело впечатляюще, а большего и не надо. Ну, разве что очень хотелось похвалить самих себя и сказать, что это работа наших рук. Свобода мысли свободою, а жить нам действительно еще хотелось. Нет, я нисколько не преувеличиваю — Люциус не производил впечатления милого котенка, которого можно подергать за хвост. Но он определенно затмевал женскую половину Хогвартса своею новой красотой, и его гневные взгляды из-под очень длинных ресниц совсем никого не пугали, до поры до времени. Разговоры вскоре вновь возобновились, однако старательно избегали темы такого поведения Малфоя. Джеймс горько пожалел о том, что у него нет с собой камеры, чтобы запечатлеть такой исторический момент, и я согласился с ним: такое забывать было бы преступлением. А еще лучше сохранить фото и показать своим потомкам, которым доведется учиться с потомками Малфоя, чтобы не боялись. Уязвимы все, если знать, куда ударять. Жаль, что тогда я не догадался сделать его некрасивым — этого он бы не вынес. Увиденного с лихвой хватило, и мы остались довольны. Но мы и знать не знали, что на сегодня сюрпризы не закончились.

Люциус просидел за столом недолго. От его взглядов могло скиснуть любое молоко, студенты зеленого факультета отодвигались от него, и лишь она Белла сожалела на тему платья, по ее мнению, такое сочетание цветов давно вышло из моды, чем изрядно меня раздражала и вызывала праведный гнев: я правда старался! Малфой поднялся со скамьи, не без труда, спешу заметить, и поспешил к выходу. Видимо, он забыл о том, как ходить на каблуках, или же вообще не знал. Весьма познавательно и живописно Люциус послал всех далеко и надолго, после чего позволил себе упасть, позволяя всем вокруг разглядеть его туфельки, на которых были уже вполне различимые бабочки (я только подумал об этом, но совсем не хотел!). Такого изящного оттенка красного на его лице я всю жизнь не видел (ладно, хотел), невольно восхитившись удачной сценой. Если мы хотели довести его до ручки, то мы и до ножки сумели довести: чистокровный маг вскочил на ноги тут же, пошатнулся и поспешил выбежать из зала, не заботясь о том, что народ успел оценить полосатые гольфы, мелькнувшие достаточное количество раз. Я снова похвалил себя за тщательно продуманный образ, и заслуженно принял лавры от своих друзей.

— И носки-то какие! Сири, ты заметил, когда он успел их наколдовать?

— Нет, но мне больше понравился вид сзади!

— А что там было?

— Платье получилось с открытой спиной!

— Как я мог это пропустить? — простонал Джеймс и повернулся ко мне, вставая на одно колено:

— Вы бесподобны, мистер Люпин!

— Джеймс, прекрати! — тут же зашипел я на него, замечая интерес гриффиндорцев к поведению Джеймса.

Слава славою, но не хотел я стать достояние общественности. Не в этот раз. Да, мне было стыдно за то, какие наряды способна породить моя фантазия.

Все ожидали того, что Малфой скроется из вида и постарается не показываться на глаза кому бы то ни было весь день. Все мы глубоко заблуждались — Люциус непринужденно гулял по внутреннему дворику после обеда, показался у озера и присутствовал на всех уроках, вежливо улыбался всем и ничего не объяснял. Нам ничего не стоило подслушать это в разговорах слизеринцев, и мы поняли, что нас сделали не глядя. Люциус выдержал девчачий вид, выдержал с достоинством и даже гордился своей красотой. К концу дня он уже сносно ходил на шпильках (услышал это дикое слово из уст той же сплетницы Беллы, которая не отходила от него ни на шаг). Он вежливо отвечал на шутки типа:

— Эй, Малфой, а ты красивая девчонка!

— Завидовать, мистер Финниган, можно и молча.

И так целый день. Его приглашали на свидания за обедом, причем некоторые вполне серьезно. Он даже научился глазки строить особо важным людям! Поведение Малфоя повергло нас в глубочайшее уныние — он вел себя так, а будто был девочкой с самого рождения. Какой смысл в шутке, если она не смешная? Грустно было наблюдать мне, как стайка слизеринских младшекурсниц вились вокруг него и спрашивали, откуда он достал такое великолепное платье и такие туфли. Это мое творенье, и только мое, а его так бессовестно присваивает Малфой, на которого я кидал обиженные взгляды, пока не наткнулся на ответный, и очень злой. Я надеялся, что Малфой ничего не понял из моей обиды.

День не задался с самого утра. Хмурая погода, совсем не соответствующая своей предшественнице, двойное зельеварение после обеда, удавшаяся ровно наполовину шутка, и вечерняя темная от Малфоя.

Мы возвращались из подземелий после урока Слагхорна, когда наступила темнота вокруг каждого из нас. Урок выдался чрезвычайно (у Горация всегда было все только так) тяжелым из-за большого объема теории относительно различных побочных свойств простейшего зелья смеха, следовавшее за ним собственно зелье, подготовка к которому была откровенно утомляющей (кто догадался только резать правые крылья стрекозы косо, а левые прямо?). Варка требовала предельного внимания, и варили мы его каждый по одному. Рассчитывать на помощь не приходилось, а у меня не заладилось все с самого начала. Я перепутал ингредиенты, повредил собственный котел, перепутал все крылья и неправильно прочел рецепт в учебнике. Настроение у меня упало ниже подвалов Хогвартса, сил не было вообще, и я даже не стал думать, откуда взялась эта тьма.

— Вы думали, я такой глупец! — раздался из темноты ужасно знакомый тянущийся голос, совершенно не подходящий грозным взглядам Люциуса, — vincire* * *

!

Я был притянут к Джеймсу и Сириусу, хотя и не видел их.

— Настолько труслив, что на глаза нам показаться не можешь и нападаешь из-за спины? — не остался в долгу Сириус, убирая из голоса ненависть, рождая в нем наигранную жалость.

— Молчать, щенок! — прорычал Малфой, вмиг растеряв все свое спокойствие. — Немедленно сообщи контрзаклятие!

— Зачем? — сыграл удивление Сириус, пока мы благоразумно молчали. — Мне казалось, ты так вжился в роль Слизеринской Принцессы!

— Да как ты смеешь со мной разговаривать, почти-предатель-рода! — бушевал Малфой в ответ на тонкие, или не очень, издевательства нашего друга. — Или ты скажешь заклинание, или…

— Или ты задушишь меня своими косами?

— Закрой рот! — проорал Люциус и сквозь почти рассеявшуюся тьму приставил палочку к горлу Сириуса.

— Если я закрою, то не смогу сказать тебе отменяющее заклинание, — постарался пожать плечами Блэк.

— Говори сейчас же, щенок, — взял себя в руки блондин и почти мило улыбнулся. — Просто могут пострадать твои друзья.

— У этого заклинания не бывает парного, — тут же сдался Сириус.

— Ты мне лжешь!

— Оно временное, неужели ты не догадался спросить у своих милых подружек, которые завивают волосы каждый день? — спокойно продолжил наш друг, а я и не стал ему объяснять, что заклинаний то было много, просто я их даже не произносил.

— Сколько? — только и оставалось спросить несчастному Малфою.

— До завтрашнего утра, — поспешил высказаться я, предупреждая Сириуса.

— Не думаю, что вы его сумеете встретить как подобает приличным ученикам, — и палочка слизеринского старосты поднялась до уровня моего носа.

— Не думаю, что тебе следует это делать, — раздался новый голос. — Люциус Малфой, гордость всего факультета и собственного отца, наследник рода, позволил себе потерять лицо перед какими-то детьми!

— Не лезь, Снейп. По их милости я ношу это идиотское платье!

— Платье вполне милое, а вина не доказана.

— Мне достаточно их взглядов! Какого черта ты защищаешь их? — вновь стал закипать Люциус, оборачиваясь к своему собеседнику.

— Да мне то, собственно, абсолютно все равно, что ты сделаешь с ними. Не хотелось бы терять баллы, да и стоите вы перед самым входом в слизеринскую гостиную. Поражаюсь, куда испарились твои хваленые мозги и хладнокровность, — пожал плечами первокурсник и скрылся в проходе, не потрудившись даже посмотреть на нас.

До спальни мы добирались молча. Я думал о том, спас ли Снейп нас или старосту своего, Сириус, возможно, раздумывал над тем, как его шутка могла в такое вылиться, Джеймс же просто хотел спать, он зевал каждые три секунды. В самом деле, несмотря на детское время, мы слишком устали, чтобы боятся сумасшедших и неконтролируемых блондинов, чтобы думать о последствиях шуток, просто хотели поскорее забраться в кровать и не думать ни о чем вообще, как это успешно делал Поттер прямо на ходу. Удовлетворение от проделки мы получили, наказание, пусть и своеобразное, тоже, теперь нас ждали лишь подушки и одеяла.

— Знаешь, Джейми, ты задолжал мне стихи.

* Завивка (лат.)

** Максимальная завивка (лат.)

* * *

Связать (лат.)