Скамейки одиночества (гет)

— Какая же ты медлительная!

Я сдерживаюсь, ничего не отвечаю Малфою, только хмурюсь и резко одёргиваю мантию.

Минуту назад, точно в назначенное время, мы столкнулись у «Сладкого королевства». Споткнувшись о камень, я прямо у порога рухнула наземь, а мой коллега совершенно невозмутимо прошёл в магазин. И ничего удивительного в том, что мне в итоге предъявляют претензии за пятнадцатисекундное опоздание, в общем-то, нет.

Но каждый раз эти неловкости, порождённые нашими общими обязанностями, немного раздражают. Нет, не неловкости — вредности, подставы.

— Решаем, какие из этих сердечек и цветочков заказать к празднику, и расходимся.

Я уже чувствую, что если позволю Малфою и дальше заправлять процессом, День святого Валентина ограничится в этом году кучей бумажных украшений на потолке Большого зала и конфетами на завтрак.

— Не могу с тобой согласиться.

Малфой кривит лицо. Он стоит у «сердечек и цветочков», а сам то и дело рассматривает через окно витрину с метлой — настолько новой модели, что она пока даже не продаётся.

— Я вообще считаю, что нам стоит обсудить организацию праздника за столиком в кафе. Не понимаю, почему ты настоял встретиться здесь. Это неудобно.

Он оборачивается и долго смотрит на меня. Малфой делает так иногда, и я почти привыкла к его наигранной презрительности.

— Как я вообще могу сидеть за одним столиком с тобой? — спрашивает он, все ещё кривясь. — Здесь вполне можно поговорить, и при этом никто не заподозрит, что мы пришли вместе.

— Какой же ты… — вырывается у меня, и в ответ Малфой угрожающе щурится. — Мы старосты школы и должны иногда стоять рядом!

— Слушай, тут есть какой-нибудь кляп?

— Зачем? — на автомате спрашиваю я.

— Чтобы ограничить поток слов, вылетающих из твоего занудного рта. — И добавляет: — О, нет, простого Силенцио будет достаточно.

Малфой незаметно вытаскивает палочку, и я готовлюсь защищаться. Но мы оба стоим так, что никто в магазине и не подумает, будто запахло поединком: палочки — в опущенных руках, направлены друг на друга.

Я научилась молчать в ответ на его издёвки, игнорировать оскорбления, но только несколько минут. С того момента, как мы стали старостами, у меня порой нет возможности уйти, когда это становится необходимо для моего самообладания. А до того, как я захочу вылететь из школы или сесть в Азкабан, я не имею права послать в Малфоя банальный Остолбеней или просто убить его.

— Хочешь справиться со всем сам — пожалуйста!

Малфой наблюдает, как после этих громких слов я складываю руки на груди и гордо вздёргиваю подбородок. Мне так хочется, чтобы он сдался. Хоть раз сказал, мол, ладно, Грейнджер, давай разберёмся с делами по-человечески и счастливо распрощаемся до следующего собрания. Но Малфой никогда не уступает, а сегодня и я не могу пойти навстречу.

«Как же мы всё это время справлялись?» — с невольным удивлением задумываюсь я, но вдруг слышу:

— Ты сегодня роковая.

Малфой ухмыляется, недвусмысленно косясь на чудовищно короткую мантию, от моих движений задравшуюся ещё выше, и отворачивается, шагая вглубь «Сладкого королевства».

Потрясающе, Лаванда, именно сегодня нужно было стащить мою мантию и подкинуть вместо неё эту пошлость, чтобы я «в режиме „экспресс“ нашла себе пару до Дня святого Валентина»!

— Малфой, остановись и говори по делу, — приказываю я, раздражённо поправляя одежду.

— А приподними ещё раз.

— Ты дурак?!

Я краснею, а он хохочет. И идёт дальше, мимо розовых полок, к квиддичному инвентарю из мастики, как будто нет больше здесь меня, нет приближающегося Дня всех влюблённых.

Мне хочется прохныкать: «Ну Малфой, перестань издеваться», или стукнуть его, или выругаться, в конце концов. Но я только следую за ним, стараясь удерживать подол мантии, который как назло скользит всё выше по модным колготкам, тоже (и, наверное, неслучайно) полученным мной от Лаванды.

— Я пойму, почему ты идёшь туда, только если теперь продают мётлы для влюблённых.

На лице Малфоя — как будто одобрение моей идеи (не уверена, ни разу раньше не видела), но оказывается, такие мётлы не продают, даже мармеладные.

— Чего ты хочешь-то? — бурчит Малфой и оглядывается на романтические товары через плечо.

Я с готовностью набираю в лёгкие воздух.

— Большой зал, оформленный лентами и объёмными пластмассовыми сердцами, квест для парочек с призами, спрятанными в замке, бал с приглашённой музыкальной группой и конкурс «Мистер и мисс Хогвартс».

Его глаза округляются, прежде чем он успевает это скрыть.

— Так, сядем туда, и я поищу у тебя в голове твой маленький мозг.

Малфой указывает нужное направление, но сам не идёт, похоже, из каких-то нечистых соображений собираясь пропустить меня вперёд.

— Иди первый, — как можно увереннее требую я.

После минутных препирательств мы наконец устраиваемся в удобном уголке на разных концах большой деревянной конфеты. Малфой выглядит одновременно задумчиво, и удивлённо, и отчаянно.

— Есть идея, — наконец произносит он. — Ты займёшься тем, что запланировала, а я — тем, что придумал сам.

— И что же это ты придумал? — едко интересуюсь я, предчувствуя надвигающуюся ярость.

Да ничего он не придумал. Точно, вот как мы до этого «справлялись»: я всё организовывала, под угрозой вселенской обиды привлекала к тяжёлой работе Гарри и Рона, а Малфой так красиво отчитывался перед директором, расхваливая все наши достижения, что даже я почти верила, будто они и правда «наши».

— Ну… — тянет Малфой. Он вдохновенно запрокидывает голову и противно ухмыляется.

— Так, всё! — перебиваю я в нетерпении. — Мы поделим обязанности поровну, и это моё последнее слово.

Малфой глядит на меня недовольно. Сидит вальяжно, крутит пальцами стащенный с полки леденец на палочке.

— Хорошо, вопрос на засыпку, — говорит он.

Снова поднимаю руки, чтобы сложить на груди, но взгляд Малфоя мгновенно реагирует на движение мантии, и я передумываю.

— Для кого мы всё это делаем?

— В каком смысле — для кого? — возмущённо переспрашиваю я. — Для студентов Хогвартса. Для…

— Для?.. — подталкивает Малфой.

— Всех влюблённых, очевидно.

Малфой так доволен привкусом заведомого выигрыша, что в который раз хочется стукнуть его и уйти. И не видеть больше никогда, никогда в жизни.

— А как быть одиноким студентам, а? — спрашивает он. — Вот. Как раз скамейками одиночества я и займусь. Все, у кого не будет пары, смогут приходить туда, чтобы пустить слезу.

Я в ответ громко смеюсь. Меня это ну совсем не устраивает.

Малфой чуть наклоняется ко мне, протягивает полосатый леденец и вкрадчивым шёпотом сообщает:

— Обещаю поставить для тебя особенную скамейку одиночества.

Я выхватываю леденец и от души бью им Малфоя по плечу.

Фух, кажется, стало легче!

— Всё, иди к дементору, Грейнджер!

Малфой бросает на полку отобранную у меня треснувшую конфету и явно собирается уходить. К моему крайнему недоумению, он как будто обиделся.

— Стоять! — я тщетно пытаюсь его догнать, на ходу поправляя мантию.

— Я больше никогда не буду с тобой… — остальное уже не слышу. Малфой скрывается за дверью, и ему вслед звенит «музыка ветра», повешенная у порога.

Пока не нахожу его на улице, у витрины со снитчами, я почти успеваю смириться с тем, что и в этот раз сделаю всё сама. Но вид беззаботного Малфоя разом избавляет меня от подобных мыслей.

— Думал, отвязался, да?

Он закатывает глаза и демонстрирует, что собирается и дальше любоваться снитчами, а меня без особых усилий игнорировать.

И тут меня прорывает. Я восклицаю:

— Ну помоги ты мне! Мы первый и последний раз старосты школы, и я хочу, чтобы о нас остались хорошие воспоминания. А сейчас я просто физически не успею сделать всё одна. Да ещё к экзаменам пора готовиться!

Малфой медленно поворачивает голову, оглядывает меня и безмятежно роняет:

— Я сказал, чем буду заниматься.

— Скамейки одиночества? Да что за идиотизм?!

Он делает такое лицо, как будто это я глупышка и совсем не соображаю.

— В таком случае поставь и себе особенную скамейку. Только подальше от меня.

Я подбочениваюсь, прекрасно понимая, что задираю проклятую мантию и оголяю ноги намного выше колен, но продолжаю стоять так, уставившись в бессовестные малфоевские глаза, пока он с трудом удерживается от того, чтобы отвести их.

— С чего ты взяла, что она мне нужна? — усмехается Малфой.

— А ты что, не одинок? — спрашиваю я как бы с издёвкой.

Мне неинтересно, конечно. Ну, может, чуть-чуть. Самую малость. И всего-то с начала учебного года.

Потому что… ну как кто-то может выдержать его больше пяти минут!

— Уж до Дня святого Валентина я этот вопрос решу.

Выглядит Малфой крайне самоуверенным. И тут совершенно неожиданно мне в голову приходит такая потрясающая мысль, что она затмевает все наши споры, потому что кажется по-настоящему ключевой.

— Мы должны быть символом!

— Что? — спрашивает Малфой, хохоча. — Купидонами?

— Нет, — отвечаю я, но вдруг начинаю испытывать неловкость от слов, которые только собираюсь произнести. — Надо притвориться влюблёнными.

Он замолкает. Долго, долго смотрит мне в лицо. Даже дольше, чем делал это раньше, как будто оценивая, и я невольно заправляю выбившийся локон за ухо.

— Ну ладно, — слышу спустя какое-то время.

Я сначала хочу переспросить, а потом как-то теряюсь и просто киваю.

— В общем… давай завтра обсудим всё в «Трёх метлах», — я говорю через силу, потому что Малфой непривычно внимательно слушает. — Попробую написать за вечер сценарий для квеста.

И собираюсь уйти, но Малфой ловит меня за руку и заявляет:

— Подожди, прорепетируем.

Я с большим трудом понимаю, что происходит. Малфой так чудесно пахнет. И он такой тёплый, и у него такие мягкие губы…

Ещё никогда в жизни так горячо не краснела. Стою, смотрю на Малфоя, выпучив глаза, и немного грустно, что репетиция так быстро закончилась, и от этого ещё больше стыдно.

— Всё, можешь идти, завтра продолжим, — хитро бросает моя «вторая половина символа».

Вместо того чтобы возмутиться, я спешу отвернуться и иду прочь, в попытке скрыть от Малфоя эту дурацкую довольную улыбку на моём красном лице.

— Ах да! — кричит он за моей спиной. — Приходи в этой мантии. Она будет помогать мне… вживаться в роль.

Я ускоряю шаг.

— Ладно, признаю, скамейки выглядят интересно.

Крупные, из серого камня, они покрыты аккуратными узорами — волнами, кругами и цветами; спинки и подлокотники выглядят так, словно сделаны из облаков. К тому же малфоевские изобретения отлично сочетаются с приозёрным пейзажем.

Но Малфой самодовольно улыбается, и я решаю ограничиться лишь одной лестной фразой, уже произнесённой.

— Предлагаю протестировать, — говорит он, вытянув руку в приглашающем жесте.

Я продолжаю стоять неподвижно, потому что никак не могу разгадать: издевается он или всё-таки ведёт себя по-деловому. Я больше привыкла к первому, а на этот раз вдруг сомневаюсь — как и неделю назад. В этой тенденции есть что-то пугающе странное.

В прошлый раз мы встретились в «Трёх метлах» и обсудили всё так быстро и чётко, что я чуть не прослезилась от счастья и дважды (надеюсь, незаметно для Малфоя) ущипнула себя за предплечье. Я подумала: «Мерлин Всемогущий, просто идеальный напарник!» — а потом испугалась своих мыслей. Малфой ещё спросил: «Что у тебя вдруг стало с лицом?»

— Думаешь, я буду тратить кучу времени на то, чтобы разыгрывать тебя, или что? Садись!

Я покосилась на Драко с подозрением, чем заслужила ещё одно раздражённое поторапливание, и наконец села. Малфой тут же оказался рядом.

— Вот, значит, сидят они, такие независимые, но такие одинокие и всё думают: «Это идеальное место, чтобы найти гармонию». И слёзы бегут из глаз, и всё кажется таким ничтожным — даже видится, что озеро уменьшается…

Я больше не могу выслушивать это всерьёз и усмехаюсь.

Малфой возмущён:

— Вторая староста школы, что, совершенно не разбирается в романтике?

Я поворачиваюсь к нему и пожимаю плечами, но не могу справиться с собой и снова улыбаюсь. Можно подумать, что в тот же момент у меня начинаются галлюцинации: Малфой улыбается в ответ.

* * *

— Всё в порядке? Ты проверил ниши с подарками? А корона мисс Хогвартс на месте?

Малфой в который раз вздыхает, сдерживается, чтобы не послать меня подальше, потому что мы действительно притворяемся влюблёнными и идём прямо по главному коридору.

— Да всё нор-маль-но. Я триста пятьдесят раз проверил и больше не собираюсь! — шипит он сквозь зубы.

— Прямо-таки триста пятьдесят!

— Если считать с твоего стука в мою дверь в четыре утра, когда ты вдруг засомневалась, что сердечки для Большого зала достаточно красные, — именно столько.

Мне становится немного стыдно.

— Надо было оставить в общей гостиной. Зачем ты забрал их к себе? Что там с ними делал?

— О, тебе лучше не знать!

Я хочу возмутиться, но смотрю на Малфоя и понимаю, что он и правда почти потерял всё своё как будто специально накопленное терпение. Неужели я немного… зануда?

— Ладно, всё, я успокоилась.

Драко выдаёт что-то вроде громкого «ха!» и добавляет:

— Обожаю тебя в такие моменты, любимая.

Я не знаю, как реагировать, только слегка откашливаюсь. Мы всё ещё идём по коридору, приближаясь к Большому залу, и последнюю фразу вылавливает в шуме МакГонагалл. Внимательно покосившись на нас, она очень мило бросает:

— Ребята, это выглядит как хороший праздник.

Малфой выдаёт довольно длинный ответ, но я пропускаю всё мимо ушей, потому что одновременно с этим он притягивает меня за талию так близко, как ещё не позволял себе с того случая у «Сладкого королевства».

Как только Драко замолкает, а МакГонагалл уходит, я показательно отодвигаюсь.

— Может, ты прекратишь так делать? Это вызывающе и…

Я абсолютно точно собираюсь сказать какую-то глупость, но вовремя прикусываю язык. Впрочем, Малфой оказывается поразительно проницательным и предлагает очень похожий на правду вариант:

— И-и?.. — тянет он, наклонившись к моему уху. — Может, ты хотела сказать: «Слишком приятно»?

— Да успокойся! — звучит почему-то неубедительно.

Да, неубедительно. И Малфой так доволен собой, что, стоя рядом, я почти физически ощущаю его самомнение.

Проходит около часа. Пока в Большом зале играет музыка и все танцуют, мы с Малфоем впервые осознаём, что всё действительно в порядке и можно разойтись хоть на несколько минут, чтобы дать друг другу отдохнуть. Ко мне подходит Гарри, с большим беспокойством рассматривает меня: как потом выяснилось, он просто не может поверить, что мы с Драко притворяемся, потому что делаем это очень уж правдоподобно.

— Ты как? — спрашивает Гарри. — В порядке?

А я… не знаю. В порядке ли. И в своём ли уме.

* * *

Мистер и мисс Хогвартс награждены, угощения съедены, подарки найдены. Большой зал почти опустел, а на улице стемнело.

Я выхожу к озеру и глубоко вздыхаю. Заметив, что небо стало ясным, решаю присесть на одну из скамеек одиночества, чтобы посмотреть на звёзды и немного «помедитировать». Но только по-настоящему расслабляюсь, как кто-то за спиной громко кричит:

— Грейнджер!

Я буквально подпрыгиваю, больно стукаюсь локтем об «облачную» спинку скамейки, и успокоение исчезает, как будто его и не было. Тут же со звонким приветствием возвращается привычное раздражение. Прежде чем я успеваю нагрубить, Малфой продолжает:

— Мы с тобой расстались, что ли?

До меня доходит не сразу. Тем более Драко кажется каким-то удивительно бодрым: садится рядом, опять заговаривает:

— Заняла скамейку одиночества, хотя сегодня у тебя есть пара.

И, поиграв бровями, добавляет:

— Я.

Мне приходится мысленно сосчитать до пяти и только потом хоть как-то отреагировать на этот псевдособлазняющий выпад:

— Скамейки пользовались успехом. Ты видел? Сюда приходили по одному, потом кто-то решался позвать всех на танцы, и они, как мне кажется, неплохо проводили время в новых компаниях.

— Ты что, за ними следила?

— Ну… я беспокоилась.

Малфой смеётся, потому что большую часть времени был рядом и всё-таки видел, что я шпионила.

— Ладно. Я всё ещё не услышал от тебя ключевого вывода.

Расслабление ушло, и я снова начинаю быстро соображать. Сразу разгадав, чего хочет мой напарник, я закатываю глаза, но в кои-то веки решаю пойти на уступку:

— Это была хорошая идея, Драко.

Наступает тишина. До этого, по непонятным причинам, я несколько раз мысленно называла Малфоя по имени. Вслух же — никогда. Мгновенно начинаю раздумывать, как бы превратить это в шутку; к сожалению, чувство юмора и воображение дружно отказывают в самый неподходящий момент.

— Можно вопрос? — слышу голос Малфоя.

Я теряюсь. Не могу понять, что произойдёт дальше, просто оборачиваюсь и говорю:

— Задавай.

Он немного медлит; отчего-то мне кажется, что Малфой сомневается, на самом ли деле готов спрашивать. Потом всё-таки произносит:

— Что потребовалось, чтобы ты наконец назвала меня по имени?

— Иногда для этого тебе достаточно перестать быть ленивой врединой, — выкручиваюсь я, как мне кажется, довольно удачно. Это ещё и оказывается вполне искренним ответом. Потом я для верности атакую: — И вообще, почему я первая должна переходить на имя?

Меня совсем загоняет в тупик то, как осуждающе и в то же время саркастично смотрит на меня Малфой.

— Если ты не заметила, я называл тебя Гермионой весь вечер.

— Я… не заметила, — выдавливаю с трудом.

И не вру.

Что-то вроде стыда в который раз за этот день застаёт меня врасплох, так что хочется срочно оправдаться:

— Подожди, ведь это было для пущей убедительности? Чтобы другие поверили в наш роман?

— Не-а, — быстро отвечает Малфой.

Молчу. Только примерно через десяток ударов сердца я заставляю себя продолжить этот весьма неловкий разговор. И превращаю его в ещё более неловкий:

— А зачем ты это делал?

— Ну, — спотыкается Малфой, — чтобы… сократить… дистанцию…

В какой бы ступор ни впал Драко, самый большой идиот здесь всё ещё я.

— Знаешь, что нужно делать тебе, чтобы стать Гермионой?

— Что?

— Не быть занудой хотя бы минуту в день. Надо иногда отвлекаться.

Видимо, от нервозности — я начинаю смеяться, пряча лицо в ладонях.

Воспользовавшись случаем, Малфой пододвигается и заводит руку мне за спину. Когда я успокаиваюсь и осознаю, что вот теперь дистанция сократилась сильнее некуда, он уже с умиротворённой улыбкой смотрит на звёзды. Мысленно отмечаю: всё-таки хорошо, что утром решила отложить суперкороткую мантию до… менее трудного дня.

— Сейчас у тебя два варианта, — говорит Драко. — Поцеловать меня или уйти и заняться уборкой в Большом зале.

Я снова задумываюсь на секунду: в порядке ли я, в своём ли уме? И выбираю первый из предложенных Малфоем вариантов.

* * *

Мы сидим там, очень близко друг к другу, уже около двадцати минут. Большой зал всё ещё не убран, но в этот раз — и, честное слово, больше таких мыслей не допущу — мне думается, что домовики могут справиться и без нас.

— Слушай… Драко, — говорю я, прервав очередной поцелуй.

Малфой так доволен, что его снова назвали по имени, — это сразу отражается на его лице.

— Мы ведь всё равно ленивая вредина и зануда. В целом-то. Что с этим делать?

— Что тут поделаешь, — философски отвечает Драко, ухмыляясь. — Можно попробовать смириться.