Успокаивающее число (джен)

В глубине души ты всегда прекрасно понимал, что тебе не суждено дожить до конца этой войны. Задумывался ли ты о смерти? Безусловно. Когда твой противник практически в одиночку развеял в прах или подчинил себе сильнейших магов Германии, о таком не задумается только совершеннейший безумец. Ты давно одолел свое безумие. Оно подстерегало тебя, когда твоего отца посадили в Азкабан, а тебя и брата травили в школе. Твое безумие шло за тобой по пятам, когда, впустив в свой дом лучшего друга, ты погубил сестру. Ты был как никогда близок к безумию, когда брат сломал тебе нос на ее похоронах. Спасение от безумия явилось к тебе в лице феникса, своей непостижимой магией приглушившего боль и, пожалуй, спасшего тебя от самоубийства.

Боишься ли ты смерти? Отнюдь. Ты давно одолел страх смерти. Когда ты шел по залитой кровью гальке в предместьях Кёльна, она шуршала под ногами как совершенно обычная галька, как будто ей было все равно, какого она цвета. Совершенно невыразительный зимний день, предрассветная изморозь разрисовывала причудливыми узорами окна домов в городке, по которому ты проходил. Тишину, если не обращать внимание на окружающую тебя картину, можно было по неопытности списать на утренние часы. Но запах, пропитавший воздух на десятки миль вокруг, ни за что не дал бы тебе хоть сколько-нибудь долго оставаться в успокоительном заблуждении. Солоновато-кислый тяжелый запах и еще металлический привкус который, казалось, вот-вот почувствуется еще и на языке. Этот запах у тебя ассоциируется со страхом смерти. Пожалуй, именно в тот момент ты как никогда остро осознал собственную смертность — увидев рядом спрессованный до состояния фарша труп — и ужаснулся, в первый раз ужаснулся ощущению того, что ты конечен. Возможно, именно тот животный страх и позволил тебе одолеть своего лучшего друга. Он попросил пощадить его — безоружный, обожженный и совершенно обессиленный. Это выглядело жалко, возможно, именно тогда ты решил, что не станешь любыми способами цепляться за жизнь.

Свойственно ли тебе милосердие? Вряд ли. Ты давно одолел свое милосердие. Тогда, с Геллертом, ты внял голосу своего сердца, и, что удивительно, это не вылилось во множество новых жертв. Возможно, ты воспринял это как знак самого мироздания — милосердие и прекраснодушие могут сделать эту планету лучше. Сейчас это кажется наивным. Есть ли какая-то точка, уничтожившая твое заблуждение? Наверное, это был маггл, прямо посреди улицы под империусом Ивэна Розье маниакально режущий по кусочкам свою сорвавшую голос от крика одиннадцатилетнюю внучку в деревеньке с дурацким названием Бови-Трейси. Ты лично ходатайствовал о снисхождении, когда несовершеннолетний Розье на каникулах развлекся с маггловской девушкой, чтобы затем стереть ей память. У каждого должен быть второй шанс, верно? Свой второй шанс блестящий ученик Ивэн Розье, не раздумывая, потратил на служение Тому Реддлу. В ночь, когда погибли Поттеры, ты и Аластор Грюм убили Ивэна Розье. Война с Германией не смогла по-настоящему донести до тебя необходимость жестокости, тогда как гражданская, которую в Британии теперь принято называть первой магической, не оставила тебе никаких иллюзий. Гриндевальд был далеко, а это означало, что на войне погибали либо британские авроры, которые сами выбрали свои пути, либо малознакомые иностранцы. Гражданская война в Англии означала смерти тех, чей восторг и горящие глаза при первом входе в большой зал Хогвартса ты использовал для вызова патронуса. Дети, волей своих родителей выросшие с чувством превосходства над остальными, дети, открывшие для себя магический мир в одиннадцать. Дети, брошенные в мясорубку по велению помешавшегося на власти колдуна. Кровь на камине Мэри Макдональд. Безумие в глазах Фабиана Прюэтта. Зеленая вспышка, отобравшая жизнь у Джеймса Поттера. Это был ценный урок, хотя ты бы предпочел никогда его не узнать. Чтобы бороться с демонами, нужно стать дьяволом. Ты сделал и это, ведь ты куда хуже каждого пожирателя смерти. Сначала ты научился быть беспощадным к своим врагам. Вряд ли кто-то когда-нибудь узнает, как много усилий ты приложил, чтобы департамент магического правопорядка возглавил молодой Бартемиус Крауч, в котором ты увидел ту жгучую всепоглощающую ненависть к врагу, которой так не хватало британскому министерству Бэгнольд.

Достаточно ли для победы быть беспощадным к своим врагам? К сожалению, нет. Ты хуже любого пожирателя смерти потому, что в конце концов ты нашел в себе свойство быть беспощадным к кому угодно. Ведь видя, что твой союзник Крауч станет сильным, ты не заметил изменений в его сыне. Ведь Крауч может не сложить с себя чрезвычайные полномочия, которые рано или поздно выбьет. Ведь каждый союзник должен быть под контролем.

В разгар войны, когда Бартемиус сумел подчинить себе большую часть министерства и сколотить вокруг себя серьезную силу, ты посчитал, что победа — всего лишь дело времени. Возможно, это было слишком самоуверенно, разозлило этот мир, и тот в гневе не замедлил преподать тебе новый страшный урок. Неряшливая бесталанная мошенница, вынырнувшая из бутылки только для того, чтобы изречь свое треклятое пророчество, сколько же жизней оно унесло. Первое в своей жалкой жизни, какая ирония. Принял бы ты ее на работу в школу, если бы не пророчество? Ни за что. Однако в отчаянной, обреченной на провал попытке скрыть его от людей, уберечь их от действий под влиянием предсказанного, ты нанял нового преподавателя и научился игнорировать исходящий от нее запах алкоголя. Попытка не согласиться с судьбой, которая всегда берет свое. Николас еще перед падением Гриндевальда подарил тебе истину, которую ты поймешь лишь спустя почти пятьдесят лет. Ведь предсказания — это глупости, верно?

— Почему они даже не пытаются вылечить твою горничную?

— Она умрет сегодня, пророчество.

— И вы ничего не делаете? Я вас не узнаю, Фламель.

— Я полагал тебя умнее, англичанин. Идем, я не хочу увидеть эпидемию на полуострове.

Нет, Фламель вовсе не был болен милосердием в отличие от тебя. Неудивительно, за пять веков его окружение менялось почти полностью, и только с супругой Николас разделил своё долголетие. Перед тем, как ты познакомился, ты полагал, что это крайне романтично — пронести свою любовь сквозь годы в буквальном смысле. Но правда оказалась куда проще — жена была для него лишь ассистентом, а Фламель ненавидел обучать людей, чем пришлось бы заняться в случае ее смерти. Мудрый Фламель, который в одном предложении выразил неотвратимость событий, тобой спровоцированных.

Пророчество сказало, что камешек должен лежать на дороге? Так и будет. Ты убрал камень с дороги? Случайный путник обязательно наткнется на камень и пнет его, чтобы тот оказался в нужном месте. Отнесешь камень на десяток миль? Дорогу перенесут. Забрал камень на другой континент? На Землю упадет комета, спровоцировав катаклизм, но камень так или иначе всё равно окажется на дороге. Даже если не останется ничего, кроме камня и дороги. И чем больше усилий ты предпринимаешь для противодействия пророчеству, тем сильнее оно бьет.

Спрячешь Трелони? Реддл узнает о пророчестве от Снейпа. Спрячешь ребенка под фиделиусом? Его семью предаст близкий друг. Спрячешь мальчика под чарами матери? Реддл проберется в Хогвартс. Ты обречен на поражение, Альбус. Так стоит ли вообще что-то делать, если в конце-концов результат заранее известен.

Ты близок к отчаянию. Ты больше не знаешь, что может быть хоркруксом или где искать, а время на исходе. Тлеющая рука болезненно пульсирует, но эта боль — ничто, по сравнению с ощущением, что Гарри ты больше помочь не в силах. Как ни посмотри, ты не оставил ему шансов на успех, имея столько лет в запасе.

Что ж, учитывая, что Драко перестал нервничать, он всё же нашел способ тебя убить, а значит, надо торопиться. Бросаешь в камин порох и просишь Северуса зайти. Осталось отдать последние распоряжения своему душеприказчику. В последнее время он заходил лишь отдать зелье и уходил настолько быстро, насколько позволяли приличия. В этот раз так же — молчаливо поставив кубок на твой стол, он развернулся, чтобы сбежать.

— Не игнорируй меня, Северус. Мы оба знаем, лорд Волдеморт приказал сыну Малфоя убить меня. Но после его провала, я так полагаю, темный лорд обратится к вам.

За пару месяцев это первый раз, когда ваши взгляды встречаются. Ты поражен, насколько, должно быть, они похожи: страх перед будущим, отчаяние, обреченность. Наклоняешься вперед и с нажимом произносишь:

— Вы должны убить меня, Северус. Это единственный выход. Только тогда темный лорд сможет полностью довериться вам.

Выходишь из-за стола, позволяя ветру из распахнутого окна коснуться твоего лица. Прекрасное ощущение. Как же больно. Поворачиваешься снова к Снейпу. Он должен понять. Он обязан.

— Наступит время, когда Гарри Поттеру нужно будет сказать правду. Но дождитесь, когда Волдеморт будет крайне уязвим.

Наступит ли это время? Кажется, твой собеседник сбросил с себя оцепенение и вернул свой обычный непроницаемый вид. Молодец, Северус, ты отличный шпион.

— Что ему сказать?

Идешь к сжавшему зубы... другу? Можно ты останешься его другом?

— В ночь, когда лорд Волдеморт отправился в Годрикову Впадину убить Гарри, Лили Поттер поставила себя между ними, и заклятье отскочило. Когда это случилось, осколок души лорда Волдеморта проскользнул в единственное живое существо, которое смог найти — в самого Гарри, — с каждым следующим словом ты понимаешь, как увеличивается между вами расстояние. — Вот почему Гарри умеет говорить со змеями, вот почему он может проникать в разум Волдеморта. Часть темного лорда живет внутри него.

Опираешься на перилла, чтобы не упасть. В глазах собеседника нежелание верить в твои слова. Но и осознание, что ты прав. Всё кончено, Альбус.

— Значит, когда придет время, мальчик должен умереть?

Отводишь взгляд, неспособный вынести обвинительное выражение на лице Северуса.

— Да. Да. Он должен умереть. И Волдеморт должен сам его убить. Это самое важное.

— Вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент.

Ты заслужил это, Альбус? Ты заслужил это.

— Вы растили его, как свинью на убой.

Слова хлещут тебя по щекам, оставляя невидимые следы. Бьешь в ответ, чтобы самому было не так плохо:

— Только не говорите мне, что привязались к мальчику.

Ты не думаешь так.

— Expecto Patronum! — В первый раз видишь, чтобы Северус так размахивал палочкой. Кажется, это его способ кричать.

Провожаешь взглядом формирующегося патронуса. Тот... нет, та гарцует пару секунд по кабинету, потом выпрыгивает в окно и растворяется, одарив нас напоследок мириадами искр. Лань. Ты определенно лучше Фламеля, Северус. Находишь в себе силы снова посмотреть ему в глаза, но твой собеседник до сих пор завороженно наблюдает за растворяющейся в темноте магией.

— После стольких лет?

— Всегда.

Это последний гвоздь. Гроб уже заколочен.

— Вы выполните мою просьбу?

— Хорошего вечера, директор. Не забудьте выпить зелье.

Он мог бы ответить. Теперь всё в его руках, хочет он того или нет. Снова подходишь к окну, вдыхая холодный воздух настолько сильно, насколько позволяет тебе старческое тело.

Очевидно, Драко нужно, чтобы ты ушел из замка, чтобы привести свой план в действие. Нет уверенности, но велика вероятность. Гарри появится через час с четвертью. Пятнадцать минут, чтобы объяснить ему правила, при выполнении которых он сможет сопровождать тебя. Полчаса от точки аппарации до пещеры. Вряд ли больше часа на месте. Полчаса на метлах от Хогсмида до замка. Три с половиной часа в сумме. Двести десять минут. От шестнадцати до двадцати вздохов в минуту. Примерно три тысячи восемьсот вздохов. Даже если ты собственноручно уничтожил всё, что у тебя было, никто не отнимет у тебя хотя бы это успокаивающее число. Ведь если подумать, почти четыре тысячи — это совсем не мало.

С удивлением слышишь, как поворачивается горгулья, пропуская гостя. Сдерживаешь порыв прогнать его. Кажется, однажды ты, не подумав, ляпнул, что смерть — это всего лишь очередное приключение для высокоорганизованного разума. Какая глупость. Приветливо улыбаешься:

— Гарри, ты чуть раньше. Ну что ж, не будем затягивать.