Счастье (гет)

Джим Гус и Макс Рокатански дружили с детства. Вместе учились, вместе решили пойти служить в Патруль. Вместе по вечерам, после тяжёлого рабочего дня, тащились в бар — заливать пивом победы и разочарования. Там-то Макс и познакомился с милашкой Джесси, саксофонисткой в местном джаз-бэнде, чуть позже ставшей миссис Рокатански.

А после свадьбы накрылись медным тазом привычные загулы. Макс, отработав смену, спешил домой, к жене, а Гус шёл напиваться в одиночестве. Правда, в одиночестве жизнерадостный парень не оставался — девчонки всегда были от него без ума, но все они хотели офицера ОСП, серьёзного человека с хорошей зарплатой и ореолом героизма. Собственно Джим Гус их не интересовал.

— Заедешь к нам сегодня? — спросил Макс после смены, тяжёлой и утомительной из-за наступившей жары.

— А что, повод есть? — поинтересовался Гус, пытаясь оживить душ. Тот шипел и плевался ржавыми брызгами.

— Так Рождество же. Джесс обещала запечь гуся.

— Меня не надо запекать, я уже готов, — буркнул Гус. — А, чёрт подери, городские службы вконец обленились, вторую неделю водопровод чинят. А у тебя дома вода есть?

Вода, как оказалось, была, и это стало решающим фактором.

Джесс, сейчас уже похожая на дирижабль на тонких ножках, обрадовалась Гусу и неловко попыталась обнять его, но он увернулся.

— Моя мать говорила, что бабе на сносях надо смотреть на красивые вещи, чтоб дитё получилось симпатичным. Это вы меня удачно пригласили.

— Ты опоздал, приятель, — Макс хлопнул друга по спине. — Мой сын вряд ли будет похож на тебя, сколько бы Джесси на тебя ни смотрела.

Джесс уковыляла на кухню, загремела противнем, доставая из духовки гуся, и Макс, едва скинув куртку, бросился ей помогать, ругаясь, чтоб она не таскала тяжести.

Джим стоял в дверях кухни и, затаив дыхание, любовался этими прекрасными людьми, которые то и дело ласково касались друг друга, сами того не замечая. Они словно искали подтверждения существования друг друга, словно не верили в реальность происходящего.

В тот день Гус понял, что завидует их счастью. Совсем чуть-чуть.

Прошло два года.

Вечером Гус решил заглянуть в кабаре. Парни сказали, что там должна выступать новая певичка, и он просто обязан был поглазеть на неё.

В кабаре было до безобразия людно. Под потолком слоями плыл табачный дым, прожекторы у сцены прорезали его острыми лучами и очерчивали силуэты танцующих на стойке девушек. Гремела музыка, но на сцене ещё было пусто. Гус протиснулся сквозь танцующую толпу к столику, за которым сидели знакомые ребята, и заказал выпивку. За спиной страстно целовалась какая-то парочка, Чак завёл разговор о банде, которую создали какие-то пришлые наёмники.

И тут на сцену вышла Она. И запела.

О, какая это была женщина!.. Её низкий, грудной голос пробирал до самых печёнок, вынимал душу, встряхивал и вставлял обратно. Стройная, гибкая, словно змея, она гипнотизировала своим танцем. Хотелось смотреть на неё вечно. Хотелось танцевать вместе с ней.

Она словно бы кожей почувствовала восхищённый взгляд Гуса и искоса глянула в его сторону. Глянула, взяла высокую ноту, прикрыв чуть раскосые глаза ресницами, вновь посмотрела на него и улыбнулась — искренне, радостно. Повела плечиком, выгнула спину.

Гус отставил стакан в сторону — к чёрту алкоголь, он и без того стал пьян, — выбрался из-за стола и зачарованно, словно мартышка из детской сказки, стал пробираться ближе к сцене.

Певица сверкнула глазами, плавно провела ладонью по бедру. И без того короткое шёлковое платье на секунду обнажило стройную ногу и вновь скользнуло вниз по нежной белой коже.

Сердце пропустило удар.

Она пела, уже не скрывая страстного взгляда. Пела, наслаждаясь, пела только ему одному. Вот последние ноты, словно отчаянный крик — и Гус понял, что именно этой женщины, полной огня и радости, ему не хватало в жизни.

Если бы Джиму Гусу в этот момент кто-нибудь сказал, что он завтра умрёт, превратится в прах и пепел, он бы только засмеялся и ответил, что умирать не страшно. Он познал своё счастье. Его любила прекраснейшая на свете женщина.