Долгое возвращение (джен)

Платформа уже начинала подниматься, когда Макс вновь услышал знакомый голос, пробившийся сквозь восторженные крики людей и рёв водопада.

— Пойдём, папа.

Девочка, с недавних пор ставшая Максу спутницей, маячила среди отребья. Её пальцы соскользнули с края платформы, глаза, полные тревоги, сверкнули из-под спутанных кудряшек, завесивших бледное лицо — слишком бледное для Пустоши, бескровное. Мёртвое.

Макс оглядел женщин, разделивших с ним Дорогу Ярости — юных дев в белом и усталых старух, и ту, которой он подарил часть своей жизни, — и спрыгнул с платформы. Руки отребья поймали его, не дав разбередить больную ногу, поставили на землю, благоговейно скользнули по плечам. Макс сбросил ладони, одёрнул куртку и зашагал прочь, но зачем-то обернулся, почувствовав на себе взгляд.

Фуриоса всё-таки увидела его.

Паршивка Глория дёрнула за рукав, не давая ни минуты на прощание. Макс отмахнулся, пытаясь запечатлеть в неверной памяти лицо подруги, кивком пожелал ей удачи.

— Нам пора, — занервничала Глория, словно почуяв его желание остаться.

— Нет пути назад, — пробормотал он сам себе, ввинчиваясь в беспокойную толпу.

— …нет… — обрывок чужого разговора эхом то ли подтвердил, то ли опроверг его слова.

— Так куда мы идём? — спросил он девочку, но та уже сбежала.

Грязно-белая майка мелькнула среди пыльных лохмотьев, и Макс рванулся следом. Люди словно не замечали его, бездумно глядя на льющуюся воду, но и не мешали: неторопливо расступались перед ним и тут же смыкали ряды. Ревела вода, ревела толпа, ревели барабаны там, наверху, шаги подстроились к их ритму, и в унисон билось сердце, отдаваясь в ушах бешеным пульсом.

 

А потом наступила тишина.

Макс обнаружил себя посреди пустыни. Как далеко и в какую сторону от Цитадели он ушёл — он не знал. Непривычные к долгим переходам ноги гудели от усталости, стёртые до мяса пятки жгло огнём. Белые камни хрустели под ногами, рассыпались в мелкую пыль, и клубы этой пыли тут же взметались в раскалённый воздух, оседали на кожу, забивались в глаза и ноздри. В горле пересохло, и дышать с каждым вдохом становилось всё больнее.

До сих пор подсказки Глории помогали, спасали Макса, и он начал доверять ей. Но теперь девчонка решила убить его.

Давно пора.

 

— У него клеймо на шее, — тихо произнёс кто-то. Судя по голосу — женщина, уже немолодая.

— И что с того? — ответил гулкий бас. На него шикнули, и всё, что говорилось дальше, слилось в неразборчивое монотонное бубнение, мешавшее вновь провалиться в благословенную тьму, в небытие.

Макс открыл глаза. Перед носом лениво колыхался потрёпанный брезент с парой клеёнчатых заплат, из-под которого пробивался неровный рыжий свет. Резко пахло машинным маслом и простоквашей.

Он попытался сесть, но голову пронзила пульсирующая боль, маленький мирок поплыл куда-то вбок, и горло перехватило спазмом. Чьи-то руки помогли приподняться, откинули брезент — тяжёлая ткань ударила по уху — и удерживали Макса поперёк груди, пока его выворачивало желчью на песок.

— Бабушка! Очнулся доходяга! — зазвенел прямо над ухом голос девочки-подростка, раскалённым сверлом ввинчиваясь в череп.

Бубнящий бас смолк, а его собеседница заворчала:

— А ты поголоси, поголоси ещё. Хочешь его прикончить своими воплями?

— Может, и хочу, — фыркнула девчонка. — Он мне ещё в прошлый раз платье заблевал.

— Я ж тебе говорила фартук надевать, когда мне помогаешь! Брысь отсюда.

Макс зажмурился и прижал ладони к вискам, пытаясь задавить вновь накатившую волну боли.

— Лежи, полоумный, — почти что с нежностью сказала женщина. — Никуда больше не надо бежать.

Прохладная ладонь коснулась лба, скользнула на шею, пощупав пульс. Надавила на грудь, опрокинув на тощий матрас. Макс подчинился, не в силах сопротивляться. Он попытался спросить, где он и что с ним случилось, но из глотки вырвался лишь хриплый клёкот.

— Тепловой удар, вестимо, — фыркнула женщина, угадав в невнятных хрипах вопрос. — Это ж надо: налегке, на своих двоих пересечь пустыню. Крепко, должно быть, тебе хвост прижгли.

Макс через силу усмехнулся.

Знать бы ещё, которую пустыню. Нынче всё превратилось в неё.

 

Община была сильной. Много крепких, надёжных машин, и каждая везла на себе груз чего-то ценного. Стадо неприхотливых коз, каждую ночь выпускаемое пастись среди зарослей приземистого кустарника. Мешки с рисом и ящики консервов. Оружие, не требующее пороха: хорошо отлаженные арбалеты и баллисты. Канистры топлива. Люди, способные чинить технику и готовые сражаться за себя и своё имущество. А главное — у них была цель.

Об этой цели никто не говорил напрямую, но порой проскальзывали в разговорах фразы наподобие «когда мы доберёмся» или полное надежды «скорей бы…» А потом беседующие замечали Макса и дружелюбно улыбались ему — мол, мы рады тебе, но не для твоих это ушей — и расходились по своим делам, напоследок обменявшись горящими вдохновением взглядами.

Макс не понимал, зачем эти люди спасли его. Да, у них хватало припасов на ещё один рот, они могли позволить себе не опасаться шатающегося от малейшего дуновения ветра бродягу — его сейчас даже та шумная девчонка могла уложить на обе лопатки, — но смысл? А он уже устал скитаться.

 

Женщина, что его приютила, звалась Кэтрин и была матерью Лидера — того самого басовитого мужика. Она возилась с козами и по мере сил лечила людей — поэтому Макс и попал в её руки — и с нездоровым энтузиазмом воспитывала свою единственную внучку.

— Мой муж был серьёзным человеком, — задумчиво сказала Кэтрин, стуча ткацким станком. — У них с братом было своё дело. Когда всё стало совсем худо, они с рабочими уехали обустраивать убежище. Пообещали, что как только закончат, всех нас туда перевезут. И не вернулись.

— Почему? — спросил Макс, роясь в груде гнутых арбалетных болтов. Править их — работа для детей, стариков и больных, но поутру Макса уже собирались посадить за руль одного из грузовиков.

— Не знаю, — поджала губы Кэтрин. — Всякие слухи ходили.

Макс понял, что она лжёт. Знает.

— Не доверяете.

— Не совсем, — покачала она головой. — Но если ты не будешь делать глупостей, то скоро мы всё тебе расскажем. Ты кажешься нам благоразумным человеком.

Максу не слишком хотелось знать правду. Было ощущение, что его пытались втянуть в жизнь общины, сделать одним из многих. Макс этого не хотел. Он собирался восстановить силы и в первом же попавшемся поселении разойтись с этими людьми.

 

Грузовик был не так хорош, как Боевая Фура. Та сама по себе была настоящей крепостью на колёсах, а здесь, чтобы получить крепость, нужно было выставить круг из всех транспортов — так делали на каждой стоянке, хотя при Максе никто не нападал. Впрочем, подпалины и залатанные пробоины на кузовах и застарелые шрамы на телах людей говорили о том, что нападения были, и не раз, но до сих пор община успешно отбивалась.

К машинам отношение было бережное, не с обожествлением движков, а, скорее, с одушевлением. Водители нарекали свои грузовики поэтическими именами, поутру здоровались с ними и шептали заговоры, чтоб ничего не сломалось в дороге, а вечером, осматривая ходовую часть, пели колыбельные.

Максу достался транспорт по имени Истребитель. Он и основной водитель Истребителя Джан — немолодой мужик с вытянутым, словно бы лошадиным лицом — должны были сменять друг друга по мере усталости.

— Видишь борт с нарисованными молниями? — буркнул Джан.

Макс кивнул.

— Дуй за ним.

На этом инструктаж закончился. Джан уткнулся носом в шарф и тут же заснул.

Грузовики один за другим загудели, пыль фотанчиками взметнулась из-под чуть забуксовавших колёс. Потом кольцо вокруг свёрнутого лагеря стало медленно разматываться, и вереница машин потянулась навстречу заре. На розоватом небе мерцали алые облачка, подсвеченные снизу ещё невидимым солнцем. Ещё немного — и оно испарит их, начнёт жечь глаза.

Шлейф пыли становился всё гуще, и, чтобы движки и люди не дышали этой пакостью, караван стал растягиваться — ровно настолько, чтоб водители не теряли друг друга из виду. Ветер с юга чуть сдувал завесу, тихо свистел в приоткрытом окне. Джан громко сопел, переживая какой-то кошмар; за спиной, в кузове, беспокойно мекали козы. Тяжело ревел движок следующей машины, оправдывая своё имя: то ли Ящер, то ли Дракон… Неважно.

Лучи восходящего солнца пронизали завесу золотыми клинками, и Макс, щурясь, вдруг увидел девочку, бегущую рядом с Истребителем. Глория — а это была она — хмурилась, кривила губы. То, к чему она бежала, тревожило её.

Джан вдруг закашлялся, и мираж исчез.

Осоловело помотав головой, Джан окончательно проснулся, вытащил из бардачка карту и сверился с ней.

— Если карта не врёт, скоро будем у края земли.

Макс с сомнением покосился на напарника.

— Земля круглая.

— Это она раньше была круглой. А во время войны она раскололась, и весь океан туда утёк.

Звучало бредово. Но с безумцем спорить себе дороже.

Джан никак не успокаивался:

— Я ж вижу: не веришь. И зря. Я тебе правду говорю.

— Сам был на этом… краю земли? — не вытерпел Макс.

— Не, знающие люди говорили. А сегодня наконец-то сам увижу.

Через полтора часа идущая впереди Молния начала потихоньку забирать чуть южнее, и вскоре под колёса стал ложиться настоящий, хоть и сильно растрескавшийся, асфальт. Пыли стало в разы меньше, а что осталось, сдувало ветром.

— Во, во, видишь? Я же говорил! — радостно воскликнул Джан, подпрыгнул на сиденье, едва не врезавшись макушкой в потолок кабины, и взмахнул рукой перед носом Макса.

Ровная поверхность пустыни резко обрывалась вниз на много футов, даже дыхание перехватывало. Но это не было краем земли, и дальше, насколько видели глаза, тянулась точно такая же безжизненная песчаная гладь, как и та, по которой ехал караван. В жарком мареве плыли чёрные остовы кораблей, битым частоколом торчали мачты ветряков, а там, где небо встречалось с землёй, что-то ослепительно сверкало. Дорога шла вдоль обрыва, то удаляясь от края, то приближаясь настолько, что камушки из-под колёс летели в пустоту.

А ещё с этой высоты видно было лёгкую кривизну горизонта.

— Это не разлом, — сказал Макс. — Так… Скалы.

Джан не ответил. Его бурный, почти щенячий восторг стих, сменившись другим чувством, мягко светившимся в глазах — благоговением. И пока дорога, извернувшись петлёй, не начала удаляться от края обрыва, он так и не сказал ни слова, глубоко вдыхая жаркий, едко пахнущий йодом воздух.

— Кто бы мог подумать… — выдохнул он, когда обрыв перестал быть виден, и невпопад заговорил. — Ползаешь по поверхности мира, как жук какой, в песке ковыряешься... Думаешь только о том, как пропитание раздобыть. А потом — вот такое. Бескрайность. Своё ничтожество перед этим всем. Незначительность. Что мы перед этим?

— А кто убил мир? — вспомнились вдруг слова Прелести. — Ничтожества?

Джан задумался. Его узловатые пальцы простучали по торпедо незатейливую дробь и сжались в кулак.

— Вот смотри. Я верил, что мир раскололся — и ошибся. Ты думаешь, что мир мёртв, но вдруг ты тоже ошибаешься? И где-то нас ждёт…

Он осёкся, и в глазах его вспыхнул всё тот же фанатичный огонь, что часто озарял лица людей этой общины.

— Когда-то я считал себя таким же мёртвым, — понизив голос, сказал Джан. — Думал, что лишь мне больно, и глушил боль забвением. Нас тут много таких — бывших мертвецов, человеческий мусор. Больше, чем было в общине изначально. Нас подбирали по поселениям, вдыхали новую жизнь. Унимали боль. Давали надежду. У тебя есть надежда, Макс?

— Нет, — мотнул головой Макс, но сразу же исправился. — Да. Есть.

Есть. Зеленеющие вершины трёх скал, трепещущие на ветру белоснежные подолы невест мёртвого бога. Шум водопада. Благодарность и печаль. Надежда на то, что всё было не зря, что это не сгорит и не сгниёт, не превратится в бесплодный песок и отравленную воду.

— Это хорошо. Тогда ты сможешь понять.

 

Когда Джан сменил его за рулём, Макс сразу же уснул. Снился ему зелёный оазис возле упавшего самолёта. Казалось, отсюда недавно ушли его обитатели — второпях, прихватив с собой только самое необходимое. На земле лежала позабытая кукла с полуоторванной рукой — похоже, хозяйка совсем не берегла её. Нейлоновые кудряшки скатались в неопрятный комок, и огрубевшие пальцы не смогли распутать колтуны.

Посадив куклу в развилку низкого деревца, Макс двинулся дальше, к источнику в скале. Но вода источника вдруг обернулась жидким огнём, и он растёкся по оазису, жадно пожирая зелень. Макс хотел сбежать, но подошвы ботинок уже расплавились, воздух обжёг лёгкие, глаза налились кровью. Один шаг, другой. Прочь, пока не всё сгорело.

На ветках сидела не кукла — Глория. Она болтала в воздухе босыми ногами и не обращала внимания на лижущее пятки пламя.

— Останови это, Макс.

 

На следующий день напарницей стала Аделаида — или просто Ада, жена Лидера. Низкая сухощавая женщина с тёмной кожей и всклокоченными рыжими волосами вела Флагман, передовой транспорт, и именно она выбирала места для стоянок, со сверхъестественной точностью находя подземные источники воды. Ада была сильной, выносливой и смелой, но нелюдимой, и не могла вести за собой людей, предпочитая неизменно поддерживать мужа. Лидер зажигал в душах огонь, Ада своей уверенностью не давала ему погаснуть.

Но дорога по ровной, как столешница, поверхности усыпляет, и даже два молчуна способны понять ценность человеческого голоса.

— Что за цель у общины? — спросил Макс, уставший от бесконечных недомолвок.

— Добраться до места, что принадлежит нам по праву.

— Далеко?

Ада пожала плечами.

— Никто из нас там не был. Но мы знаем, куда ехать.

— И давно вы так… колесите?

— Ну… Я сама в общине девять тысяч дней. Мы долго копили силы, торговали с поселениями на запад отсюда, искали достойных людей. Пришло время, и мы выдвинулись навстречу судьбе.

Казалось, она слегка усмехнулась своим же высокопарным словам.

— Всё могло измениться.

— Могло. Но то, что рассказывают торговцы, даёт нам надежду.

Надежда. Опять это злое слово.

Ада вдруг надавила на гудок раз, второй, и стала сбрасывать скорость. Грузовики, идущие следом, отозвались затихающим вдали эхом, но караван не стал сворачиваться кольцом — да и рано ещё было устраивать стоянку, — а просто сбился в кучу. Лидер, ехавший во втором транспорте, выскочил из кабины и сломя голову помчался к жене.

— Что случилось? — спросил он, заскочив на подножку.

— Глянь туда, — Ада показала рукой чуть левее их нынешнего курса. — Бинокль только возьми.

Лидер перегнулся через стекло, дотянулся до бардачка и вытащил оттуда бинокль. Потом мучительно долго всматривался в горизонт, и на лице вдруг отразились одновременно боль и восторг. Запрыгнув на капот Флагмана, он раскинул руки, привлекая внимание людей, и без того высыпавших из машин и собравшихся вокруг.

— Свершилось! — поплыл над землёй густой, бархатный бас Лидера. — Радуйтесь, люди, пойте и пляшите! Мы добрались! Уже завтра мы достигнем того, что предназначено нам отцами!

Голос его молотом бил по ушам, обволакивал мозг. Его слова подхватили другие, наперебой загомонили, закричали, стали обниматься и плакать. Ада, по пояс высунувшись в окно, с любовью и гордостью смотрела на мужа, и в глазах её стояли слёзы. Поодаль от ревущей в экстазе толпы стояла Кэтрин, судорожно цепляясь сухими пальцами за плечо внучки, и только в её глазах, направленных на неведомую цель, не было радости. Одна только ненависть.

Лидер спрыгнул с капота, небрежно бросил в руки Макса бинокль и неторопливо пошёл к своей машине. Люди потянулись следом, не переставая гомонить.

А в линзы бинокля Макс увидел три плоские вершины, покрытые зелёной патиной.

 

Стоянку этим вечером пришлось устраивать раньше обычного. Лагерь гудел всю ночь, радость от близости цели никак не покидала его. Макс же просто паниковал.

С одной стороны — люди, которые спасли его и выходили, не задавая вопросов и не требуя ничего взамен. Искренние, душевные. Но — фанатики. Они верят, что Цитадель принадлежит им, они размажут любого, кто вознамерится остановить их. Тем более — сейчас, на пороге мечты.

С другой… Надежда. Шанс на искупление. Макс думал, что тогда сделал всё, что мог, а оказалось — этого недостаточно.

Кого-то придётся предать.

Макс, пытаясь сбежать от накрывшего его ужаса, бродил вокруг лагеря, но даже за грузовиками его находили люди и пытались утянуть за собой, в разгар празднества, дружески хлопали по плечу и звали туда, где уже готовился плов с нежным мясом козлёнка. Устав отбиваться и уворачиваться, Макс забрался в уже привычный брезентовый шатёр, надеясь, что хозяйка шатра празднует вместе со всеми. И просчитался.

Кэтрин сидела у дальней стены, поджав под себя ноги, и тихо напевала смутно знакомую песню. Колыбельную.

— Вы из-за этого меня подобрали? — спросил Макс, коснувшись ожога на шее. — Знали, что я пришёл оттуда?

Кэтрин оборвала песню. В полумраке, озарённом только тусклым огоньком масляной лампы, лихорадочно сверкнули её глаза.

— Знали. Я же говорила, что мы собирали слухи, и символ опознать смогли. Мы в любом случае спасли бы тебя, но клеймо… Беглый раб захватчиков, ты поможешь нам?

— Старый Джо мёртв. Теперь там другие.

— Это ничего не меняет. Ты ведь всё равно сбежал. Ты боишься?

Макс просто кивнул, и Кэтрин по-своему истолковала его нервозность.

— Не надо бояться, — сказала она. — Ты теперь не один. Мы сильны, и мы знаем, что делать.

 

Через час Лидер объявил общий сбор. Вся община собралась у Флагмана, возбуждённо блестя глазами, перешёптываясь и жадно следя за Лидером. Он дождался, пока все не умолкнут, и сказал:

— Во время той резни смогли спастись двое, и они донесли нам, что под скалами есть ход, ведущий к подземному озеру. Он давно завален камнями и погребён песком. Но я знаю, где искать его, а жена моя знает — как.

Ада встала рядом с мужем.

— Я пойду в разведку. Найду ход, проверю его и вернусь.

— Мы будем ждать Аду здесь, — подхватил Лидер. — А потом, когда она вернётся…

— Захватчики должны будут разделить судьбу наших отцов и мужей, — из задних рядов пробилась Кэтрин. — Они должны…

— Мы обсудим это, когда Ада вернётся, мать, — Лидер с тенью раздражения в голосе оборвал её. — Сейчас мы должны выбрать тех, кто пойдёт с ней, кто поможет расчистить путь. Два добровольца, сильных и бесстрашных.

Кто-то словно бы толкнул Макса в спину острыми костяшками детского кулачка, и он бездумно, словно наблюдая за собой со стороны, шагнул вперёд, к капоту Флагмана. С другого края толпы пробился широко улыбающийся Джан. Лидер приветственно кивнул им.

— Разумно ли брать с собой чужака? — подал голос кто-то из толпы. — Тем более что он ещё слаб.

Сердце сжалось. Если Макс не сможет предупредить Цитадель, то уже ничего нельзя будет изменить.

— Он не чужак, — возразил Лидер. — Он был там пленником и смог освободиться. Мы знаем, как они клеймят своих рабов.

Макс, нервно почесав шею, заговорил.

— Я знаю… — и осёкся.

Столько людей смотрит на него, верит его лжи. Они увидят ложь в его глазах.

— Говори, не бойся, — подбодрил Макса Лидер.

Просто не надо на них смотреть. Лучше видеть песок, мёртвый и безразличный ко всему.

— Я проведу там, внутри. Я… Там лабиринт. Можно потеряться, если не знать дороги.

Им необязательно знать, что в безумной попытке к бегству или за прутьями клетки вряд ли что можно увидеть и запомнить.

 

Разведгруппа выдвинулась ночью, по темноте и прохладе. На юге что-то горело, озаряя болезненно-жёлтым сиянием горизонт и затмевая звёзды.

Ада шла впереди, шагая широко и легко. На ремне через плечо она несла арбалет, предоставив Максу нести лопату и лом, а замыкающему Джану — бухту верёвки. Тёмная громада скал медленно приближалась, а небо стало слегка светлеть на востоке, и Ада стала чаще останавливаться, замирать с закрытыми глазами и тихо сопеть, словно бы принюхиваясь к воздуху. Пару раз она присаживалась на корточки, щупая почву, недовольно цыкала зубом, поднималась и вновь начинала поиск.

Макс помнил, что у Цитадели жило много людей, ждавших подачки от её правителя. Помнил и то, как в момент триумфа девушки позволили всем, кто желал этого, подняться на платформу. Но то, что теперь у подножия скал не осталось ни души, неприятно удивило его. Вокруг валялись только обгорелые остовы автомобилей, выдавая, что на обезглавленную Цитадель слетелись стервятники.

— Здесь, — топнула ногой Ада, наконец-то выбрав место.

Это была небольшая ложбина на склоне холма, всего лишь одна из многих. В некоторых из них отвратительно пахло, выдавая выгребные ямы; в других, как и здесь, были камни, сложенные пирамидками высотой до пояса.

Макс и Джан разобрали пирамиду в выбранном Адой месте, и она вновь стала щупать влажный от скопившегося конденсата песок. Потом легла, прижавшись щекой к земле, долго к чему-то прислушивалась. Поднялась, отряхнула прилипшие к лицу песчинки и удовлетворённо кивнула.

— Нужно копать.

Песок был тяжёлый, но слипшийся, и кидать его было несложно. Вскоре лопата начала греметь о камни. Сначала они были небольшие, и их можно было легко раскидать руками, потом пошли крупные валуны, которые приходилось тащить вдвоём. Пару крупных глыб пришлось расколоть ударами лома, слишком громко раздававшимися в ночной тиши, обвязывать верёвкой и втроём оттаскивать камни от ямы. Вернее, от узкого тоннеля, в глуби которого можно было услышать нечто дикое, невозможное: звук капель, мерно падающих в воду.

Цитадель за всё это время не подала ни единого признака жизни.

 

Сначала по отрытому ходу пришлось лезть ползком, обдирая пузо об острые камни и нагребая за ворот песка. Спустя вечность потолок стал подниматься, позволяя встать на четвереньки, грунт стал влажным. Лужи с ледяной водой попадались всё чаще.

Ещё одна вечность — и можно идти, лишь слегка пригибаясь, чтоб не впечататься головой в порой попадавшиеся сталактиты. Ада, идущая впереди с единственным фонариком, старалась предупреждать спутников, но порой не успевала, и тогда раздавался треск, сдавленная ругань, и известковый обломок с плеском падал вниз. Вода уже доходила до колен, и пальцы ног в размокших ботинках уже не сводило: Макс просто перестал их чувствовать. В давно разбитом суставе стреляло, и приходилось цепляться за склизкие стенки, чтоб не навернуться с головой, когда непослушная нога подгибалась.

Тоннель упёрся в стену, и пришлось нырнуть, чтоб протиснуться дальше, в низкую, но обширную пещеру, тускло освещённую бледными лампами. По пещере эхом разносился гул могучих насосов, вода плескала по мосткам, постеленным вдоль стены. По ним шла старуха с винтовкой.

Ада перехватила арбалет поудобнее, целясь в спину старухи. Макс рванулся вперёд, ударил Аду под локоть — болт со звоном вонзился в каменный свод, — и обхватил её рукой за шею. Она захрипела, попыталась вывернуться, но Макс держал крепко.

Джан, поначалу опешив, хотел нырнуть обратно в тоннель, но старуха, взяв его на прицел, рявкнула:

— Не балуй.

— Ты что творишь? Ты предал нас? — яростно зашипела Ада, с силой впечатав каблук ботинка в ступню Макса. Он сжал её горло чуть сильнее, и она обмякла.

— Здорóво, — сказал он старухе.

Как же её звали-то?

Старуха, не отводя дула от тихо матерящегося Джана, прищурилась, разглядела в полумраке лицо Макса и изумлённо протянула:

— Да ла-а-адно?

 

Беспокойство волной катилось по Цитадели.

Джан со связанными его же верёвкой руками шёл впереди, за ним шла старуха. Процессию замыкал Макс, тащивший на плече бесчувственную Аду. Первых же встречных старуха отправила сторожить подземный ход, потом отловила подростка и отправила его в кровяной банк с указанием приготовить клетки для пленников. Он-то и поднял на уши всю Цитадель, и без того не дремлющую из-за постоянных нападений. Люди высовывались из отнорков, прижимались к стенам, любопытно блестя глазами и перешёптываясь.

— Видели мы этот ваш караван, — сказала старуха. — Много всяких охотников развелось, через день отбиваться приходится.

— Народ снизу куда делся?

— Кого-то сюда забрали, много таких было. Кого-то в первую же атаку убили, остальные разбежались. Так и сидим. Ждали, когда же эти по скалам полезут, а они подкопались, — она досадливо тряхнула головой. — Слов нет.

Прилетел давешний подросток, отдышался и сообщил:

— Клетки готовы. Сейчас Император придёт, ей уже доложили.

 

Фуриоса не пришла в кровяной банк, а примчалась, едва успев затормозить на повороте. В спину ей врезалась чуть отставшая Способная, выглянула из-за плеча и, увидев Макса, прижала ладонь к губам.

— Надо же, — сказала Фуриоса. — Не думала, что ты вернёшься.

— Случайность, — криво улыбнулся Макс.

— Ну, и кто это у нас? — повернулась она к пленникам.

В клетки их сажать всё-таки не стали, ограничившись связанными руками и путами на ногах, да ножи забрали. Аду привели в чувство, и теперь она бросала на Макса полные ненависти взгляды. Джан, исчерпав запас брани, умолк и теперь молча наблюдал за происходящим. Выглядел он немного разочарованно.

— Они хорошие люди, — заявил Макс, — но малость… с идеями. Побоялся их тормозить. Ещё размажут.

— И размазали бы, — прорычала Ада.

Макс развёл руками. Видите, мол, с кем приходится иметь дело.

— А где ваш главный? — вдруг подал голос Джан.

— Я главная, — сказала Фуриоса. — Что не так?

Он повернулся к Аде:

— Калека, девчонка и старуха. И куча голодранцев. Где кровавые тираны, о которых нам говорили? Головорезы, убийцы и садисты?

— В песках гниют, — проворчала старуха и сплюнула. — Ворон собой кормят.

 

Трое ушли под покровом ночи, трое вернулись в общину, озаряемые восходящим солнцем. Макс, шедший первым, сгрузил перед Лидером две канистры воды — холодной, чистой, от которой ломило зубы. Дар в знак доброй воли.

— Вот, — сказал он. — Сами договаривайтесь.

И отступил в сторону. Какой из него миротворец?

Лидер заметно растерялся, увидев вместо Аделаиды и Джана двух незнакомых ему женщин.

— А… Где?..

— Потерял по дороге.

— Они пока что остались у нас, — сказала Фуриоса, выступив вперёд.

Лидер потемнел лицом. Люди, столпившиеся за ним, недовольно зароптали.

— В заложниках, — произнёс он.

— В гостях, — поправила его Способная.

— Но я не ручаюсь за их безопасность, если мы не вернёмся, — добавила Фуриоса.

Ропот перешёл в недовольный гул, и Лидер вскинул руку, успокаивая общину. Дождавшись тишины, он спросил:

— О чём вы хотите договариваться?

Фуриоса немного помолчала, поправляя временную кисть из проволоки. Макс весь извёлся, боясь, что она ляпнет что-нибудь не то, и всё пойдёт прахом. Способная нервно хрустела пальцами.

— Об условиях, — прозвучало наконец. — Я так понимаю, что у нас есть общие интересы.

Она опять замолчала, наблюдая за реакцией Лидера и общины.

Макс видел только растущее недоверие, а ещё враждебность, направленную лично на него. Фуриоса же заметила нечто иное и продолжила говорить уже более открыто, уверенно.

— Вы считаете, что Цитадель принадлежит вам. То же самое считают мои люди.

Лидер нахмурился, готовясь возразить, но Фуриоса продолжила:

— У нас есть земля и вода, но нам не хватает знающих людей. И машин. Я бы согласилась пустить всех в Цитадель, и даже… — она вдруг саркастично усмехнулась, и по лицу пробежала тень смертельной усталости, — даже сдала бы все свои полномочия, но я должна знать, чего вы хотите. Я отвечаю за своих и не позволю их изгнать… или убить.

Община молчала. Община ждала слова Лидера. Люди уже устали странствовать, они хотели осесть на месте, где на вершинах растёт зелень и где не надо каждый вечер рыть песок в поисках грязной, мутной воды. Где можно не бояться нападений охотников за чужим добром.

А Лидер понимал, что стычку с Цитаделью, пусть даже ослабленной, его община не переживёт, как не пережили другие, нынче превратившиеся в копоть на скалах и обгорелый металлолом.

— Нам нужно возмездие, — хриплым голосом сказала Кэтрин. — Выдайте нам убийц наших родных.

— Мы не можем этого сделать, — проговорила Способная.

— Тогда нам не о чем говорить.

Способная подошла к Кэтрин, мягко взяла за руку и поднесла её пальцы к своей шее — туда, где был шрам от ожога.

— За них уже отомстили.

Кэтрин скривилась в недовольной гримасе, перекосила рот… Вдруг она уткнулась в плечо Способной, и её плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

 

Община раскололась. Некоторые, наконец-то достигнув мечты, вдруг поняли, что им по душе странствия. Лидер предложил им заниматься тем, что делала община до своего путешествия к Цитадели: искать другие поселения, торговать с ними. Ада, до сих пор злая на местных и не желавшая их видеть, вызвалась руководить караваном.

В самой Цитадели начался закономерный бардак. Фуриоса не смогла просто так уступить власть, а у Лидера были свои взгляды на управление, да и идейность новых поселенцев слишком сильно походила на фанатизм выживших варбоев, и порой случались стычки. Жёны, а ныне вдовы Джо носились меж двумя огнями, взяв на себя бремя переговорщиков.

— Привёз же ты нам проблем, — хмыкнула Фуриоса, столкнувшись с Максом в одном из коридоров. Вроде бы и в шутку, но синие тени под её глазами от недосыпа становились всё заметнее.

А вокруг кипела жизнь. Все то ругались, то вместе смеялись, пытаясь выстроить общее будущее, светлое и счастливое, а Максу вновь начали сниться кошмары и слышаться голос Глории, зовущей его за собой. В конце концов, он послушался её и напросился в транспорт, который отправляли последним.

Может быть, эта девчонка его когда-нибудь прикончит. Но пока что хотелось ей верить.