Три слова на запястье (гет)

Когда Эдварду было три, он впервые спросил у родителей, что значат эти странные буковки на его левом запястье.

Мягко улыбаясь, Элизабет объяснила, что на его руке написаны первые слова, которые скажет ему его вторая половинка. Она показала свою руку, где тоже были выведены какие-то слова — первое, что сказал ей Эдвард Мейсен-старший. Тогда он был в восторге и просил маму скорее прочитать ему фразу с его руки — но та, покачав головой, сказала, что Эдвард должен прочесть все сам.

Он научился читать через полгода и тут же гордо помчался к родителям, выкрикивая вслух строку с собственного запястья. Тогда он был в восторге.

Когда Эдварду было шесть, он пошел в начальную школу. Окружавшие его дети только и говорили, что о своих фразах, наивно надеясь найти соулмейта среди одноклассников. И тогда он начал подозревать что-то…

На запястье Кэтрин было аккуратно выведено: «Вам помочь? Кажется, вы заблудились».

У Ричарда: «Осторожнее, сэр!»

У Линды размашистое: «Прошу простить меня. Я вас не заметил».

Обычные надписи, обычные фразы, которые люди часто говорят при знакомстве.

Левые запястья родителей Эдварда отражали их историю знакомства, услышанную им уже множество раз.

Ровное «Это не ваше?» на руке матери.

Изящное «Ох, благодарю… Это вы?..» на руке отца.

Посмотрев на руки, можно было легко предугадать ситуацию, в которой тот или иной человек встретит соулмейта. Эдварду нравилось придумывать разные истории знакомств, воображать, как его друзья после первых слов понимают, что вот этот только что встреченный человек — их вторая половинка на всю жизнь.

Но к собственной фразе он придумать ничего не мог.

«Я люблю тебя», — было начертано крупным почерком на его запястье.

Сначала ему казалось это романтичным, но чем дальше он рос, тем яснее понимал: это странно. Ни один нормальный человек не будет при первой встрече признаваться в любви.

Вывод может быть только один: его соулмейт ненормальная, только и всего.

И понимать это в девять лет было совсем не романтично.

Эдварду пятнадцать. Он придумывает множество нереалистичных сценариев, при которых его соулмейт призналась бы ему в любви, только встретив.

Может, она перепутает его с кем-то близким.

А может, она будет долго любить его молча, издалека. И когда наконец решится заговорить, у нее вырвется признание.

А может быть, она, узнав некую хорошую новость, помчится на крыльях счастья признаваться в любви всему миру в целом и каждому встречному в частности.

А может… Может…

Эдвард так отчаянно хочет верить в это «может». На руках его одноклассников — такие простые, милые, забавные фразы. На его руке — сжигающее кожу признание, переворачивающее разум.

А может, он и не встретит ее никогда.

Нет, нет. Эдвард трясет головой, отгоняя дурные мысли.

Встретит. Обязательно встретит. И может быть, она окажется безнадежным романтиком, верящим в любовь с первого взгляда. Или, может, признается в любви надуманному образу соулмейта, лишь услышав ту самую заветную фразу со своего запястья.

Все быть может.

Эдварду семнадцать, и он собирается идти на войну.

Он уже не верит в соулмейтов, в священные узы, в судьбу.

Эдварду семнадцать, когда по Чикаго прокатывается эпидемия испанки. Когда он при смерти лежит на койке и в бреду лишь усмехается. Вот он, последний час. И где же она? Где та самая, вторая половинка, которая должна сказать ему, что любит?

Нет ее.

И не будет.

Эдварду семнадцать, когда его мир переворачивается с ног на голову, разбивается вдребезги и складывается вновь, но уже другими гранями. Когда он понимает, что темные легенды, рассказанные в детстве — не сказка.

Когда он сам становится частью этих легенд.

Вместо прежней семьи у него теперь доктор Каллен — бледный, милосердный и не совсем живой приемный отец. Карлайл учит его охотиться, контролировать жажду, жгущую горло языками пламени, сдерживать силу, не набрасываться на людей. А вот с телепатией дела обстоят хуже — мысленный голос Карлайла постоянно звучит в голове, не останавливаясь ни на секунду и словно раздирая мозг на части.

Проходит три года. Пять лет. Десять. Эдварду все еще семнадцать.

Жизнь вампира — не сахар, но Эдвард привыкает, учится. Вскоре он уже не пачкает кровью рубашки на охоте и даже иногда выходит с новоявленным отцом в свет. А потом и чужие мысли перестают сводить с ума — он учится блокировать их, отключать, отдыхать.

Эдвард носит рубашки с длинными рукавами и не говорит о соулмейтах. У вампиров, как и у людей, не принято признаваться в любви к первому встречному.

Он по-прежнему не верит в судьбу.

Доктор Каллен тоже не поднимает тему родственных душ, но Эдвард — спасибо дару — знает, что на его запястье тонкое и изящное: «Хорошо…» Опять же из воспоминаний Карлайла он узнает, что будь на твоей руке хоть простое: «Привет» — ты поймешь, когда к тебе обратится соулмейт, по легкому покалыванию в области надписи.

Соулмейта Карлайла зовут Эсми Платт. Ей на момент их встречи — Эдвард тогда был еще мальчишкой — было всего шестнадцать. Оказавшись в больнице, она всего лишь ответила на банальный вопрос доктора о самочувствии, как тот ощутил теплое покалывание на запястье, и все было ясно.

Эсми уже замужем. После той встречи в больнице Карлайл уехал, не желая лишать девушку человеческой жизни в таком юном возрасте, но продолжая приглядывать за ней издалека, готовый в любой момент обратить ее, чтобы спасти жизнь — как когда-то Эдварду.

Момент настал. Эдварду уже три года как семнадцать, когда Эсми появляется на пороге. У нее по-матерински добрая улыбка, волосы цвета карамели и ярко-алые глаза новорожденного вампира, а на запястье — ровное и аккуратное: «Как вы себя чувствуете?» Они с Карлайлом играют свадьбу через год, а Эдвард по-прежнему один, и на вопросы Эсми не знает, что ответить.

Эдварду по-прежнему семнадцать, когда Карлайл обращает Розали Хейл. Новоявленная сестра ему не нравится, но, несмотря на ее эгоистичность и отчужденность, один плюс у нее есть.

Она такая же, как Эдвард.

«Кажется, я умру счастливым», — гласит неразборчивая надпись на руке Розали.

Она носит на запястье широкий кожаный браслет и избегает разговоров о родственных душах, ненавидя Эдварда за его телепатию. Она играет на фортепиано, и Эдварду кажется, что они с Роуз найдут общий язык.

Но только до тех пор, пока Розали не приносит домой смертельно раненного парня с ровным каллиграфическим «Прости» на левом запястье. Эмметт Маккарти произносит заветные слова на пороге смерти, а Розали снимает свой браслет и просит Карлайла обратить ее соулмейта.

Розали нашла родственную душу. Эдвард — нет.

Эдвард теряет счет времени и одиночеству. Первый год он листал календарь, каждый день отмечая, сколько прошло с тех пор, как он ушел от Калленов. Но теперь все перестает иметь значение — дни утекают сквозь пальцы, как жизни убитых им людей.

Больше он не мучался, находясь в одном доме с двумя счастливыми парочками соулмейтов. Не страдал от жажды, бессмысленно поглощая животную кровь. Избавлял мир от плохих людей. Был свободен.

Так почему же легче не становилось?

Сначала он просто путешествовал по миру, ища своих собратьев. Встречал множество вампиров и вампирш, но заветную фразу не произнес никто. Таня Денали с Аляски долго не заговаривала с ним, пытаясь через сестер выведать, что же она должна сказать Эдварду, чтобы стать его соулмейтом. Но Эдвард знал, что это бесполезно — даже скажи она ту самую фразу, судьбу это не изменит.

И она говорит. Вампирским зрением замечая буквы, выглянувшие из-под его кожаного браслета, поражается, но подходит и… произносит их, даже не чувствуя этого в душе.

И ничего. Он не ощущает покалывания. Таня — не его соулмейт.

Разочарованный Эдвард специально говорит не ту фразу. Разочарованная Таня пытается объясниться, но он и так все знает из ее мыслей.

Она не чувствовала этого. Просто пыталась обмануть судьбу.

Это было обречено с самого начала.

Эдвард возвращается.

Возвращается и видит, как светятся от счастья глаза Эсми, как по-отечески раскрывает свои объятия Карлайл, как тепло принимает его Эмметт, хоть они и не успели сблизиться за то короткое время, что были в одной семье. Даже Розали, хоть и умело скрывала, но была рада видеть его.

А потом появляются Элис и Джаспер. Элис, неуемная и шумная вампирша с непослушным ежиком волос, задорной улыбкой и… даром предвидения. В ее мыслях Эдвард читает миллионы вариантов будущего, безграничную любовь к ее соулмейту Джасперу и историю их знакомства.

На его запястье — изящно выведенное: «Ты заставил меня долго ждать».

На ее — четкое, почти печатное: «Простите, мэм».

И эти фразы она видела задолго до их встречи.

Дар Элис словно вселяет в Эдварда новую надежду. А что, если его соулмейт тоже видит будущее? Что, если она узнает его — родственную душу из видений, как узнала Элис Джаспера? Что, если она полюбит его до того, как встретит лично?

Время идет.

Элис и Джаспер не отходят друг от друга ни на шаг. Карлайл и Эсми празднуют очередную годовщину. Эмметт и Розали женятся в юбилейный двадцатый раз.

Эдвард по-прежнему один.

Времена меняются.

Все чаще встречаются люди, пытающиеся обмануть соулмейтов и судьбу. Подглядев фразу понравившейся девушки, парни специально произносили ее при встрече, чтобы получить то, что хотят.

Люди начали скрывать свои фразы. Носить напульсники, кожаные браслеты, повязки — что угодно, лишь бы закрывало надпись.

Эдварду все равно — он и так все фразы окружающих его людей знает, хоть и желает обратного. Зато перестанет выделяться среди людей — он браслет с запястья так и не снимает.

* * *

Изабелла Свон.

Это имя преследовало Эдварда уже целую неделю.

Еще перед приездом новенькой — Изабеллы, дочери шерифа Свона — вся средняя школа городка Форкс только о ней и говорила. Из уст в уста передавали щедро сдобренную различными сплетнями историю о неразумных подростках Чарли и Рене, решивших пожениться, несмотря на то, что не были соулмейтами, и о том, как через полгода после рождения дочери Рене, встретив все-таки свою родственную душу, уехала с дочерью в Аризону.

В тот день, чуть не ставший для Изабеллы последним, Эдвард едва сдержался, чтобы не убить ее на первом же уроке девушки в новой школе. И даже сгорая от жажды, он успевал слышать мысли мужской половины класса — почти все размышляли о том, чтобы пригласить новенькую на весенний бал, Тайлер Кроули досадовал на то, что Изабелла не села с ним, а Майк Ньютон — раздражающий, однако, субъект — надеялся, что на следующий день девушка придет в более открытом наряде. В любом случае внимание к ней было обеспечено как минимум на месяц вперед.

И тем страннее было ни разу не услышать имени Изабеллы сегодня.

Тайлер Кроули думал о весенних танцах и размышлял, стоит ли приглашать Лорен Меллори, Майк Ньютон представлял свою соседку по парте в нижнем белье, а Эрик Йорки откровенно скучал. И ни разу в их мыслях не промелькнула Изабелла — Эдвард даже подумал на какой-то момент, будто эта удивительная девушка с закрытыми мыслями и невероятно притягательным запахом ему на прошлой неделе почудилась.

Но, уловив в коридоре ее легкий след, понял, что все было взаправду.

Что ж, одно было хорошо: судя по мыслям одноклассников, своими опасениями по поводу странного поведения Каллена Изабелла ни с кем не поделилась.

После ланча Эдварду предстоял совместный урок с Изабеллой Свон, и он собирался понаблюдать за ней через мысли одноклассников, чтобы понять, что она о нем думает и как убедить ее, что он абсолютно нормальный ученик средней школы. Но теперь план срывался, и приходилось импровизировать…

Стоя у приоткрытой двери в лабораторию, Эдвард видел, как девушка идет по школьному коридору, прижимая к груди сумку. Нижняя губа закушена, тонкие бледные пальчики сжимают ручку.

— Привет, Белла, — улыбнулась Анжела Вебер, проходя мимо.

Изабелла обрадованно помахала ей рукой, ее лицо просияло. Эдвард заглянул в мысли Анжелы, однако та уже не думала о новенькой — ее голова была забита простудившимся младшим братом.

Что же произошло за эту неделю, что девушка-главная-новость-года так радуется столь мимолетному вниманию одноклассников?

Подойдя к шкафчикам, Изабелла, хмурясь, начала копаться в сумке. Наконец извлекла из заднего кармашка ключи и открыла скрипящую металлическую дверцу. Запихав в сумку учебник по биологии, она достала толстую и весьма потрепанную тетрадку с кривовато нарисованными на обложке семью звездами и замерла, остановив на ней задумчивый взгляд.

Может, именно то, что ее мысли были загадкой, и делало процесс наблюдения за ней столь увлекательным? Эдвард помнил свои первые месяцы в этой школе — одноклассники ужасно раздражали его своими мелочными мыслями. У большинства романтично настроенных девчонок голова была забита одними лишь метками на запястьях и тем, станет ли их соулмейтом Эдвард Каллен. Он же лишь смеялся про себя, зная все их фразы, сначала терпел постоянные мельтешения перед лицом, потом начал разрушать наивные девичьи грезы одной лишь фразой — не той фразой.

На запястье Лорен Меллори было размашистое: «Эй, это не ты обронила?» Она целый месяц ходила мимо столика Калленов в столовой и будто бы случайно роняла карандаши, ручки, листочки, расческу и один раз даже косметичку — до тех пор, пока Эдварду не надоело ее игнорировать и он не попросил передать ему солонку с другого стола.

На запястье Джессики — мелкое и неразборчивое: «О, я тоже обожаю Muse!» Она умудрилась где-то найти футболку с изображением этой группы и постоянно норовила сесть к Каллену поближе, крутясь и демонстрируя изо всех сил свой принт, разумеется, с музыкой на полной громкости в вытащенных из ушей наушниках. Когда терпение Эдварда закончилось, он вежливо поздоровался с Джессикой и для верности поинтересовался, как у нее дела. Та вытаращилась на него как на привидение, но больше перед глазами в своей футболке не вертелась.

А о чем думала Изабелла Свон, смотря на эту старую, видавшую виды тетрадь?

Тяжело вздохнув, девушка убрала ее в сумку и, закрыв дверцу шкафчика, ушла в столовую, забыв застегнуть молнию. Лямка сумки болталась где-то на уровне ее колен, а в открытой сумке были видны учебники в обложках, темно-коричневый кожаный пенал с торчащей из кармашка ручкой, толстый блокнот на пружинке и тетради — острое вампирское зрение подметило, что все они были аккуратно обернуты и в идеальном состоянии. Потрепанная тетрадочка с детским рисунком явно не вписывалась в общую картину.

Почему она хмурилась? О чем думала, задержавшись на пару секунд в дверях столовой?

Эдвард незаметно проскользнул за спиной девушки, задержав дыхание, когда проходил от нее совсем близко — так, что можно было почувствовать тепло ее тела даже сквозь кофту. Явно горячее, чем нормальная человеческая температура, хотя Изабелла больной не выглядела. Только сердце билось чаще обычного — будто она чего-то боялась. Могла ли она чувствовать исходящую от Эдварда опасность? Знать, что в этот самый момент ее жизнь висит на волоске?

Эдвард сел за столик к уже набравшим себе еды братьям и сестрам. Конечно, никто не собирался есть эту неаппетитную гадость, но конспирации ради он все же подвинул к себе салат с подноса Элис, не решаясь пойти за собственным — снова приближаться к Изабелле Свон, как раз вставшей в очередь в буфете, значило лишний раз испытывать судьбу, а этого сегодня будет предостаточно на биологии.

Изабелла взяла себе немного — такой же салат, как сейчас стоял перед ним (от запаха овощей Эдвард поморщился), кекс с изюмом и стакан лимонада. Осторожно отойдя с подносом и повернувшись, она вздохнула, покусывая уже покрасневшую нижнюю губу.

Как бы она себе до крови ее не прокусила…

Вдруг взгляд темно-карих глаз упал на столик Калленов, встречаясь с янтарным взглядом Эдварда. Изабелла замерла. За какую-то ничтожную секунду Эдвард сумел прочесть в глазах девушки — удивительно глубоких, он никогда не видел, чтобы карие глаза были настолько глубокими — целую гамму эмоций, ярких, но совершенно ему непонятных. И, может, он сумел бы прочесть больше, понять, что же творится в ее закрытом разуме — но через эту самую секунду щеки Изабеллы покрылись нежно-розовым румянцем, и она опустила взгляд на поднос.

Встряхнув головой, она выдохнула и зашагала в самый угол столовой, чтобы сесть там в одиночестве за столик. А Эдвард так и не отводил взгляда.

«Она в растерянности и смятении, — заметил мысленно Джаспер. — Все так плохо?»

Эдвард едва заметно пожал плечами, прислушиваясь через него к эмоциям Изабеллы — тревожное ожидание и острое волнение девушки нахлынули на него, кольнув напоследок легким раздражением. Неужели она перед совместным уроком с ним так беспокоится? Он настолько сильно напугал ее? Эдвард надеялся, что она хотя бы не убежит в панике, когда он попытается с ней заговорить.

Яркой вспышкой — картинка в голове прямиком из мыслей Элис: сидящая за партой Изабелла поднимает голову и смотрит на Эдварда своими шоколадно-карими глазами, из бледных пальцев выпадает тетрадь, и листочки разлетаются по полу кабинета под партой. Эдвард из видения поднимает руку, и тут же картинка схлопывается.

Что ж, не кричит и не убегает — уже хорошо.

«Она не выглядит испуганной», — заметила Элис, отвлекшись на секунду от планирования сегодняшней охоты с Джаспером. В ее голове всплыла новая картинка: Эдвард с Изабеллой рядом за партой, она сосредоточенно прильнула к окуляру микроскопа. Ах, точно, лабораторная по фазам митоза… Девушка выводит на листе бумаги название фазы, Эдвард дружелюбно протягивает руку за микроскопом. «Можно взглянуть?» — читается по движущимся губам. Изабелла морщит носик, передавая ему прибор, закусив губку, с любопытством наблюдает, как вампир всего на пару секунд заглядывает и тут же кивает, подтверждая ее правоту. На губах расползается торжествующая улыбка.

Резко оборвав видение, Элис снова начала представлять маршрут до места охоты, а потом неожиданно перешла на перечисление марок французского белья, не забывая при этом переводить гимн США на арабский.

— Что ты скрываешь? — одними губами спросил Эдвард.

«Не понимаю, о чем ты», — быстро подумала Элис.

— Куда это Эдвард Каллен смотрит? — недовольно поинтересовалась Джессика Стенли на другом конце столовой, и Эдвард машинально перевел взгляд на край столешницы, не прекращая, однако, следить за Изабеллой боковым зрением. Отключившись от начавшегося за столиком Стенли глупого обсуждения семьи Калленов, он наблюдал, как Изабелла доедала салат, вставала из-за столика, повесив сумку на плечо, шла к выходу…

— … «Здравствуй, как дела» он сказал мне, представляешь? — тараторила Стенли, рассказывая уже в сто десятый раз эту историю, как раз когда Изабелла Свон проходила мимо. — Таким тоном, будто хотел сказать: «Отвали, я не твой соулмейт!»

А порой она бывает чуть-чуть умнее, чем кажется… Жаль, что только чуть-чуть.

— Хотя у этого Каллена, наверное, вообще соулмейта нет, — ляпнула Стенли. — Вы хоть раз видели его улыбающимся? Вот и я не видела!

Изабелла Свон замерла.

Медленно, с опаской перевела взгляд на столик Калленов. На этот раз Эдвард не смотрел на нее — не отводя взгляда от столешницы, он едва удерживался от искушения взглянуть снова в ее темные, глубокие глаза. Не спугнуть…

Выдохнула, недоверчиво разглядывая Эдварда. Едва заметно, почти неуловимо для человеческого глаза мотнула головой, не отрывая взгляда.

Неужели она думает о том же, о чем и все?

Эдвард снова поднял голову, встречаясь с девушкой взглядом, и еле успел уловить бушующее в глазах смятение, когда та вновь покраснела и отвернулась. Нахмурившись, Изабелла встряхнула головой и глубоко вздохнула.

Джаспер уже перестал прислушиваться к ней, а просить его вновь просканировать девушку Эдвард опасался. В конце концов, он уже узнал достаточно, а использовать брата для удовлетворения собственного любопытства казалось неправильным… хоть и заманчивым.

— Элис? — обратился он, вставая из-за стола.

— Все будет отлично, — подтвердила та. — Сто процентов.

Для верности Элис воспроизвела в голове очередное видение, в котором Эдвард, сидя за партой, что-то тихо говорил девушке, а та улыбалась. Быстрой вспышкой, буквально на миг мелькнуло другое — какой-то коридор, белые стены и Изабелла, стоящая как-то подозрительно близко к нему, проводит пальчиком по его предплечью. «Упс», — подумала Элис, тут же мысленно переключаясь на охоту, но было поздно.

— Что это? — пораженно спросил Эдвард, сглотнув.

— Только не смей сбегать! — возмутилась сестра, мысленно ругая себя за беспечность. — Ты сейчас пойдешь на биологию и не будешь пугать девочку…

Новая картинка: Эдвард пододвигает к Изабелле листок, та внимательно читает его — меж бровей пролегает складочка — и берет ручку. Быстро строчит что-то в ответ, рука ее буквально летает по страничке, но тут Эдвард резко выхватывает листок из-под ее носа и на недоступной человеку скорости прячет в портфель за секунду до того, как к парте подходит недовольный мистер Баннер. Изабелла растерянно моргает.

«И вот так делать не надо», — припечатала Элис.

Эдвард слышал, как стучал пульс Изабеллы Свон, когда он подходил к кабинету.

Быть вежливым и приветливым. Поменьше дышать. Улыбаться и не пугать девушку. Не прятать записки на нечеловеческой скорости. И попытаться убедить ее, что он нормальный человек… желательно, чтобы она перестала так бояться.

Изабелла не подняла головы, когда Каллен подошел к парте, но ее сердцебиение ускорилось — она явно заметила приближение. Пальчики на карандаше, которым она небрежно рисовала завитушки в тетради, сжались чуть сильнее.

— Привет, — улыбнувшись, произнес Эдвард. Изабелла молчала — только рука замерла и чуть сдвинулась к краю парты, и он продолжил: 

— Извини, мы не успели познакомиться на прошлой неделе…

Она подняла голову одновременно с тем, как сбился ее пульс. Глубокие шоколадные глаза на секунду взглянули в его, и ему с новой силой захотелось прочесть ее мысли.

Не отрывая взгляда, Изабелла потянулась к краю парты и нащупала тетрадь — ту самую, старую, с семью звездами на обложке, — но пальцы дрогнули, и тетрадка упала на пол. Вложенные в нее клетчатые листочки разлетелись по полу, и девушка сердито выдохнула. Ее лицо покрылось густым розово-красным румянцем вплоть до кончиков ушей.

Пальцы Эдварда коснулись ее в попытке помочь поднять все листочки (он честно ничего не прочел!), и девушка вновь вспыхнула.

Шустро поднявшись, Изабелла взяла тетрадку и принялась усердно листать ее.

— …Я — Эдвард Каллен, — растерянно протянул вампир.

Мисс Свон замерла с полуоткрытой тетрадкой. Со своего места Эдварду не было видно страницу, но он различил в конце: «…ут Белла, а тебя?»Пару раз моргнув, она захлопнула ее и попыталась перевернуть, но пальчики дрожали, и тетрадь снова упала — на этот раз на парту. Изабелла шумно вздохнула и закрыла безнадежно пылающее лицо ладонями.

Эдвард озадаченно глядел на девушку. Он и не представлял, что его безобидная попытка познакомиться вызовет подобную реакцию.

«Каллен пытается поболтать со Свон? — промелькнуло в мыслях входящего в класс Майка Ньютона. — Вот умора! Интересно, сколько он будет ждать от нее хоть словечка?»

Пульс Изабеллы стучал так громко, что, казалось, оглушал. Ее плечи едва заметно дернулись, пока та не отрывала ладошек от лица.

Будто бы она беззвучно плакала.

Щелк.

Паззл сложился.

— Изабелла? — позвал он. — Ты меня слышишь?

Она не ответила, но по чуть споткнувшемуся сердцебиению Эдвард понял: слышит.

— Изабелла, — он приложил все усилия, чтобы голос звучал как можно мягче. — Посмотри на меня, пожалуйста.

В голове смешалось все, что только можно. Эдвард уже и не помнил, отчего так важно наладить контакт с этой удивительной девушкой, — кажется, среди причин было что-то о том, чтобы не вызывать подозрений, — но сейчас почему-то все, что имело значение — дать ей понять, что она не одна.

Что ее слышат…

Выдохнув, Изабелла отняла ладошки от лица, но взгляда не подняла, упрямо подтянув к себе тетрадку.

Даже если она молчит.

Эдвард не ошибся — на чуть покрасневших глазах виднелись соленые капельки. Изабелла — или будет лучше сказать Белла? -открыла старую тетрадь с другой стороны и начала писать.

«Изви…»

— Белла, — наконец выдохнул он, а она, будто не удержавшись, все же кинула на него удивленный взгляд.

Подняв руку к виску, Эдвард сделал мягкое волнообразное движение вперед.

Простое приветствие.

Покрасневшие глаза широко распахнулись, девушка резко вдохнула воздух.

«Тебе не обязательно писать, — уже более уверенно продолжает Эдвард все на том же языке жестов. — Я прекрасно понимаю».

И на ее лице расплывается такая красивая и такая счастливая улыбка.

* * *

Эдвард и сам не замечает, как все сильнее налаживает контакт с Беллой Свон. Знание жестового языка порядком пригождается — хоть Белла и прекрасно слышит, но записывать свои ответы все же дольше, чем отвечать жестами. Она так мило морщит носик, когда увлекается беседой, так очаровательно улыбается, видя Эдварда в коридоре, что он просто не может ограничить общение безопасными рамками. Тем более, что, кроме него, ей общаться не с кем.

Глупые одноклассники, потерявшие к ней интерес лишь из-за немоты. Глупые порядки этого мира, когда человек теряет свою ценность лишь оттого, что не может произнести заветную фразу на чьем-то запястье.

Когда фургон Тайлера Кроули едва не сбивает Беллу на стоянке, все, о чем может думать Эдвард: «Только не она!» Когда Белла после спасения прожигает в нем дыру глазами, он отнекивается, пытаясь списать все на ушиб. Но она, отведя в сторонку, подходит как-то слишком близко, хватает за руку — не пугает ее, интересно, прикосновение к ледяной коже? — и теплым пальчиком выводит на его предплечье буквы. «С-К-А-Ж-И М-Н-Е». И поднимает на него глаза — ну как, понял? Подходит такой способ общения?

— Не понимаю, что тебе сказать, — лжет Эдвард, отводя взгляд.

«П-О-Ж-А-Л-У-Й-С-Т-А»

— Белла…

Она хмурится и раздраженно фыркает.

«Я И-М-Е-Ю П-Р-А-В-О З-Н-А-Т-Ь-!»

Восклицательный знак — не такой, право, нужный знак препинания, если выражение лица говорит само за себя, — она чертит резко, с силой тыкая пальчиком на точке. Как раз чуть выше закрытого кожаным браслетом запястья.

Эдвард не может остановить мысль о том, что же написано на ее запястье.

«Где ты был? — на языке жестов интересуется Белла. — Ты не отвечал на сообщения».

— Ходил с семьей в поход, — привычно отвечает Эдвард официальную версию отсутствия Калленов в солнечные дни.

«Ты мог бы написать, — показывает она. — Я волновалась».

Перестав жестикулировать, она опускает взгляд в пол и заливается краской.

— Прости, — честно вздыхает он. Он и вправду даже не подумал о том, чтобы взять с собой телефон или сообщить Белле, что его не будет в школе.

Эдвард идет с Беллой к уже привычному им отдельному столику — ну не может же он позволить ей сидеть в одиночестве! — пытаясь выбросить из головы мысль о том, что вообще-то волноваться ей о нем не стоит.

В спины им смотрят завистливые взгляды одноклассников, которые все же обратили на Беллу внимание после того, как с ней заговорил сам Эдвард Каллен.

«Ну почему даже немая новенькая нашла своего соулмейта, — думает Джессика Стенли, — да не абы какого, а Каллена… А я еще нет?!»

Все почему-то уверены, что Эдвард с Беллой — соулмейты. Слух о том, что у младшего Каллена пустое запястье, ходил еще с самого его прихода и в каких только кулуарах не обсуждался, а Белла как раз не разговаривает, они все время ходят вместе, кроме друг друга, и не общаются ни с кем — все сходится…

За исключением того, что запястье у Эдварда все-таки не пустое.

«Я люблю тебя», — сообщало послание от незнакомки. Эдвард уже не уверен, хочет ли встретить своего соулмейта.

Еще с большим ужасом он ждет дня, когда объявится соулмейт Беллы Свон.

От ощущения ладошки Беллы в его руке по телу разливается удивительное тепло, которое, кажется, поражает в самое сердце. Шоколадные глаза любуются, изучают, заглядывают прямо в несуществующую, вроде бы, душу.

Хотя как может не существовать душа, если есть соулмейт?

Эдварда сводит с ума тишина ее мыслей, невозможность узнать хоть на миг сокровенные тайны — а она вырисовывает буквы пальчиками на его руках, хмуря носик, тщательно обдумывая, пока недосказанное остается в закрытом разуме.

Эдварда сводит с ума то, что он, кажется, влюбляется в человеческую девушку, которая, к тому же, не его соулмейт, и ничего не может с этим поделать. Его сводит с ума, что он ежедневно подвергает Беллу опасности — а она ведь ничего не знает, пусть подозревает что-то, но все равно доверчиво улыбается. Даже не думает, что его тайна — нечто страшное и опасное, нечто нечеловеческое.

Эдвард отказывается говорить о соулмейтах, хоть Белла и пытается завести эту тему. Она активно и возмущенно жестикулирует, но он непреклонен: фразы на запястьях — не та тема, которую он хочет поднимать. Она хмурится, закатывает глаза и стучит пальцем по виску.

Эдвард ждет свою незнакомку с признанием, чтобы разрушить эту опасную связь.

Эдвард хочет, чтобы его незнакомка никогда не появлялась.

Когда Белла смотрит таким взглядом, что внутри все переворачивается, он понимает: знает.

«В-А-М-П-И-Р», — выводит она на его коже.

— Ты боишься?

Белла мотает головой.

Они проводят весь день только вдвоем, он рассказывает ей о своей природе, едва успевая отвечать на миллион ее вопросов. Он пытается ее предупредить, уговорить держаться подальше, но кажется, это уже невозможно ни для нее, ни даже для него.

«Я Л-Ю-Б-Л-Ю Т-Е-Б-Я», — пишет Белла.

И именно ее слова он хочет выжечь на коже.

* * *

Наступает тишина.

Замолкает стук ее сердца — самый дорогой звук на свете.

И она открывает глаза.

Эдвард следит за ней неотрывно, не в силах отвести взгляда от нечеловечески прекрасного лица любимой. Лица своей второй половинки. Его соулмейта.

В тот день он решился все-таки оставить Беллу. Отвел ее в лес — боже, как ныло сердце, не желая отпускать ее! — и лгал самым бессовестным образом. Она плакала, не хотела верить, цеплялась за его рукав…

«Я люблю тебя, — показывала она. — Мы ведь не можем друг без друга!»

В отчаянии она сорвала свой напульсник, закрывающий надпись на запястье.

«Привет. Извини, мы не успели познакомиться на прошлой неделе…»

Это не могло быть правдой. Просто не могло. Наверняка кто-то еще скажет ей… точно такие же слова…

— У меня есть фраза, Белла.

Прости, любимая.

Ее шоколадные глаза наполняются слезами, когда мир Эдварда разбивается на осколки…

«Я С-М-О-Г-У Г-О-В-О-Р-И-Т-Ь?»

…и собирается вновь.

— Теперь мы одной температуры, — улыбается Эдвард, проводя подушечками пальцев по гладкой и прочной коже любимой. Она молчит, кивает.

Открывает рот и собирается с мыслями. Чуть прикрывает глаза, глубоко вдыхает… Эдварду кажется, что терпеть уже невозможно.

— Я люблю тебя.

Ее голос — такой нежный, мелодичный, будто перезвон колокольчиков, — самый прекрасный на свете. Белла шокированно ахает, не веря, что слышит его. Хочет было сказать что-то еще, но Эдвард, уже не сдерживая себя, накрывает ее губы в страстном поцелуе.

Как можно было только подумать о том, чтобы оставить ее?..

Белла смеется в его губы, ее переливчатый смех отдается самой прекрасной музыкой в его душе, сливаясь с теплом, идущим от покалывающего запястья.

— Эд-вард, — медленно, растягивая гласные, произносит Белла, смакуя звуки любимого имени. — Эдвард.

Ее улыбка так сияет, что он невольно вспоминает их первый разговор. Тот, когда он сказал ее заветную фразу. Когда она поняла, что может свободно общаться с ним, что ее понимают. Когда улыбнулась так открыто и искренне… наверное, в этот момент он и пропал.

— Я люблю тебя, — эхом отзывается Эдвард. — Ты моя жизнь.

— Эдвард, — повторяет она, оставляя мимолетные, легкие поцелуи на губах, лице, скулах. — Эдвард, Эдвард, Эдвард.

Он прикрывает глаза, прижимая крепче к себе любимую жену.

Его «незнакомка» наконец сказала самые важные слова.

Его «незнакомка» — навсегда с ним.

А большего ему и не надо.