Песенки Льда и Огня в Хогвартсе (джен)

Маленькая растрепанная девочка, стоящая в толпе первокурсников, настороженно смотрела на яркие стяги, украшавшие Большой зал.

Впрочем, не на стяги. Ни синие, ни зелёные, ни жёлтые полотнища не привлекли её внимания.

Прищурив серые глаза и закусив губу, она не отрывала взгляд от золотого льва на алом фоне, и худенькое лицо её то и дело искажалось судорогой ненависти.

Наконец прозвучало её имя, и девочка — быстрая, как вода, лёгкая, точно тень — метнулась к табурету.

Поля древней шляпы опустились ей на глаза, и она на секунду ослепла.

— Так-так, — шепнула Шляпа мягко. — Я вижу перед собой истинного воина. Сколько храбрости. Сколько непримиримости. Сколько ненависти к врагам. Кажется, я точно знаю, где твое место. Тебе очень хорошо подойдёт Гриффиндор, детка.

Но если она ожидала радости, то очень сильно просчиталась.

— Это не там, где Ланнистеры сидят? — подозрительно уточнила девочка.

— Прости, что? — осведомилась Шляпа. Никто и никогда не задавал ей подобных вопросов!

— Ну, львы, — пояснила девочка нетерпеливо.

— О да, — важно протянула Шляпа, стараясь скрыть секундное замешательство. — Лев издревле является символом храбрейшего из факультетов, который замечательно тебе подойдёт...

Однако договорить она не успела.

Девочка завопила:

— Ты не заставишь меня служить Ланнистерам!

Иначе я приду к тебе ночью и искромсаю Иглой!

Такого напора старая Шляпа не встречала со времен Годрика. И будет очень жаль, если эта студентка попадет на другой факультет.

Словом, Шляпа скорее бы съела саму себя, чем не попыталась переубедить строптивицу.

Она открыла матерчатый рот и сказала мягко и просительно:

— Но послушай...

— ТОЛЬКО НЕ ГРИФФИНДОР! — завопила Арья Старк во все горло.

Она кралась во тьме, неся с собою пламя и кровь, неся с собой освобождение для сотен страждущих.

Не зря её звали матерью. Разрушительницей цепей.

Тысячи бывших рабов славили её имя, и ещё тысячи жаждали её милости.

Факелы отбрасывали на стены неверные тени, колеблющиеся, лживые. Временами они казались страшными чудищами, протягивающими к ней жуткие чёрные щупальца.

Но она не боялась. Она никогда ничего не боялась, а мысль о том, что живые существа нуждаются в ней, придавала ей ещё больше храбрости.

«Если оглянусь — я пропала».

Шаг, ещё шаг по бесконечному коридору, и вот цель так близка!

Она уже почти слышала голоса рабов, трудящихся в поте лица своего на жестоких угнетателей.

Сердце её билось часто-часто, как птица, пойманная в клетку.

Так страшно.

Каждый её шаг — точно в пропасть.

Но отступить она не могла, ни за что.

Дейнерис протянула руку и пощекотала грушу на картине, нырнув из прохладной тьмы коридора в ароматное тепло кухни, пропитанное запахами специй и сдобы.

— Чего вам угодно, мисс? — склонились перед нею маленькие рабы.

Дейнерис набрала побольше воздуха в грудь и провозгласила:

— Я пришла уничтожить рабство и его символы навсегда!

Эльфы недоуменно переглянулись.

— Раздевайтесь, — пояснила она.

Худой и бледный человек рассматривал себя в зеркале, поворачивая полированную поверхность то так, то этак.

Однако отражение никак не менялось.

Человек досадливо хмыкнул и положил зеркало на стол. Все равно оно не даст ему ответа.

— Предположим, — пробормотал он себе под нос, — я как был альбиносом, так и остался. Замечательно.

Но откуда в таком случае у меня взялся второй глаз?

Почему я выгляжу как нечаянный плод греха человека со змеей?

И какому грамкину понадобилось стащить мои волосы, мой нос и моё чардрево?

На все эти вопросы не было ответов.

Не желая признавать даже перед самим собой свои слабость и смятение, он широкими шагами вышел из спальни и в очередной раз содрогнулся, увидев перед собой ту самую безумную женщину, немедленно склонившуюся перед ним в раболепном обожании.

Не то чтобы Бринден Риверс никогда не видел сумасшедших.

И уж тем более он их не боялся.

Но в блестящих тёмных глазах Беллы Лестрейндж ему все отчётливей чудился призрак ненавистного брата.

Хотя...

Бринден растянул в усмешке тонкие губы.

Слышать, как этот «Эйгор» в юбке называет его Повелителем, было очень приятно, видят Старые боги.

Аргус Филч перевозил детей на лодке через наколдованное двумя хулиганами, близнецами Уизли, прямо в школьном коридоре болото.

Мало ему было ежедневного мытья полов и беготни за малолетними грязнулями, так теперь ещё и это!

— Лорд переправы, лорд переправы, — хохотали маленькие поганцы, и Филч скрежетал зубами. Он даже наказать их никак не мог — глупая дразнилка разлетелась по всей школе, а назначить всему Хогвартсу отработки даже директор был не в состоянии.

И все же нельзя было не признать, что прозвище «Лорд» ему даже немного нравилось.

В конце концов, его и мистером-то не всегда называли.

Изо всех сил налегая на весла, Филч расправил плечи и мечтал. Хорошо было бы, кабы он на самом деле стал этим лордом.

Засел бы в своём замке, таком же огромном, как Хогвартс, и ни одного поганца в грязной обуви не пустил внутрь.

А каждый, кто захотел бы переправиться через реку — пусть будет река, а не болото! — платил бы ему звонкую монету. Филч бы тогда точно озолотился. Может быть, даже жену себе завёл — а как старая надоест, сменил бы её на новую. И так раз пять или шесть.

Он на секунду представил себе поток детишек под ало-золотыми флагами со львами — и сотнями увесистых монет в карманах — и почти облизнулся от предвкушения.

Вот только рыжим бы он доверять не стал, спохватился Филч, чувствуя предательскую ломоту в натруженных веслами руках.

Ведь это из-за них, проклятых близнецов Уизли, он здесь страдает.

Хотя, с другой стороны, именно из-за них он стал всамделишным лордом переправы!

«Назову свой замок Близнецами», — подумал Аргус Филч.

Коридорное болото согласно чавкнуло.

Гарри целовал и целовал Джинни, яркую, солнечную, рыжую. Она в ответ прижималась к нему, шептала на ухо:

— Я счастливая, Гарри, понимаешь? Потому что меня огонь поцеловал — видишь, какие волосы?

Он оторвался от её губ, слегка одуревший от поцелуев.

Губы пылали. Пылали щеки. Пылали волосы Джинни. Все вокруг горело огнём.

— Я почти ревную, — пробормотал Гарри, ближе притягивая ее к себе.

— Дурак, — рассмеялась Джинни и шутливо стукнула его по плечу.

— Я все равно немного опасаюсь Рона. Я же, получается, поцеловал тебя на виду у всех. Украл из гостиной, — прошептал Гарри ей на ухо.

И буквально почувствовал, как она сотрясается в новом приступе ведьминского хохота. Огненная. Одичалая. Почти валькирия: он легко мог представить ее во главе какого-нибудь отряда воинов — с луком или копьем.

Она была так близко, что Гарри мог пересчитать решительно все веснушки на ее курносом носу.

— Ничего ты не знаешь, Гарри Поттер. Это я тебя украла. Ничего ты не знаешь...