Великолепен (джен)

Кажется, наконец уже утро. Сколько там времени? Часов семь-восемь? Насрать, главное — пережита ночь. Очередная. В очередном…

Закрываю глаза, в попытке припомнить, где же провел эту ночь. Помню, что были бабы и алкоголь. Первые были бесплатными, второе — дешевым. Но, вот где все это было? Черт, не знаю. Да пошло оно все! Вчера я был на высоте! Я был, мать твою, великолепен!

Холодно. Пытаюсь натянуть куртку, но все никак не попадаю в рукава. Почему-то смеюсь. Да, блядь, мне смешно, потому что какая-то девушка спрашивает, в порядке ли я. Хорошенькая. Кудрявая. Лет двадцать, не больше. Пытаюсь нащупать в кармане пачку сигарет. В пачке осталась последняя. Щелкаю зажигалкой. Огня нет.

— Эй, крошка! — теперь она смотрит на меня брезгливо. — Пардон, девушка!

На носке ее туфли грязь. Эта грязь — я. Безобразный комок, пародия на само существование.

— Я не буду приставать к вам, честно, блядь! — кричу громче, чем положено приличному человеку. Закашливаюсь. Одна рука уже в куртке, вторая болтается где-то рядом, мокнет под моросящим дождем. Девушка собирается уходить, как и все в моей жизни. Она крутит пальцем у виска.

Сминаю сигарету и запихиваю в карман джинсов. Курить сил нет. Сил нет встать. И жить. Ладно, будем существовать так.

— А я, если что, свободен! — я тут же забываю свое обещание. Как и всегда. К черту пустые слова. — Ну куда ты уходишь?!

Бросаю ей вслед скомканную пачку сигарет. Ну и что, что я пьяный? Я ее и пальцем не тронул, не обидел. Видела бы она меня раньше — черт, я был великолепен. Подумаешь…

Вижу рядом коробку. Игрушечная машинка с треснувшей крышей. Точно! Как я мог забыть?

Отрываю задницу от тротуара и все еще борюсь с курткой.

Иду. Пытаюсь идти. Люди разные: одни смеются и снимают меня — танцую на камеру; другие отстраняются и ускоряют шаг — кричу им вслед. Но чаще всего меня просто игнорируют. Как же я их понимаю, сам бы ограничил самого себя от собственного присутствия. О, дождь прекратился!

Красивый двухэтажный дом. Перед домом — аккуратно, как под линеечку, подстриженный газон. На газоне — гора ярких детских игрушек. А у меня дома нет. И детей. И никогда не будет. Опять смеюсь. Неловко-то как…

Стучу в дверь. В руке — машинка, это подарок. Я не забыл. Слышите? Я, блядь, не забыл!

На пороге стоит Стен. Запахивает халат. Зевает. Мой друг. Мой братан, Стен! Обнимаю его.

— Привет, Кенни, — Стен принюхивается ко мне. У него всегда был этот надменный взгляд? — Чего пришел?

Предупредительно выставляю вперед указательный палец — подожди минуточку! Тошнота должна пройти через три, два один… Сука! Опираюсь рукой о стену дома. Хм, слюна сладковатая, глотка будто трепещет внутри. Все, можно спокойно дышать.

Стен все еще стоит в дверях. Потирает переносицу. Да, мать твою, я помню этот жест! Типичный Стен. Мой друг. Мой старый добрый Стен!

Вытягиваю руки вперед, в руках — коробка.

— Я пришел на день рождения к крестнику!

— Он был вчера, — голос у него уставший. Безразличный.

Черт, чувак, не нужно так… Мы же друзья, помнишь? Неужели ты считаешь меня таким дерьмом? Это сранное кольцо на пальце не делает тебя лучше меня. Ты такое же дерьмо, забыл?!

— Кто там, милый?

Стена между нами вырастает. Ну зачем так? Любовь со школьной скамьи, красивый большой дом, сын. Да ты счастливый сукин сын, Стен Марш! А мне, значит, уже нельзя трогать грязными пальцами твою вылизанную жизнь. Да, я жалок, спасибо, что напоминаешь мне об этом.

Они переглядываются. Жалеют меня, я чувствую это. Он сжимает ее руку. Блядь, как это все смешно! Что это, я снова смеюсь? Она тебя бросит, чувак! Они все такие, можешь мне поверить. Я таких, как она, перевидал за свою жизнь… Они всегда находят кого-нибудь получше, даже если ты не просто отброс, как я, Кенни Маккормик. Хочу вернуться в прошлое, где я был просто великолепным. Как и все, кто был рядом со мной.

Стен что-то шепчет Венди на ухо, та возмущенно качает головой. Я просто смотрю. Наблюдаю. Рука, в которой зажата машинка, медленно опускается. Смеяться больше не хочется. Хочется пережить этот день. Или не переживать. Просто закончить. Все. Что это за запах? Неужели, это от меня?! Наплевать.

— Он на заднем дворе.

Стен ломает стену и хлопает меня по плечу. Мне легче. Немного. Минут на пять.

Я не вижу, но знаю — она возмущенно сопит мне в спину. Оставляю на светлом новеньком ковре грязные следы.

— Пардон… — бурчу себе под нос. Мда, благополучие и уют. Эй, парниш, неужели это зависть? Я сам себя не узнаю. Хотя, меня давно никто не узнает.

На улице свежо. Мокрая трава. Стою так с минуту. Я не знаю, что я чувствую. Где-то в ребрах разгорается пламя, отдельными сегментами. Наверное, это больно. Трезветь больно. Осознавать тоже больно. Больно продолжать барахтаться в куче говна, которое засосало давно, и уже не выбраться. Думать об этом больно.

На меня смотрят. Огромные удивленные глазищи. Невинные. Детские.

— Дядя Кенни?

Мелкий сидит в своем маленьком деревянном домике, где он — царь и Бог. Он не знает, какова жизнь вне этих стен. Он счастлив. Пока еще счастлив.

— С днем рождения, — он радуется подарку. Дети всегда чему-то радуются. Это легко, сам таким был. — И это, знаешь, можешь называть меня просто «крестный».

— Но, папа говорил, что мой крестный — это дядя Кайл.

— Все врут, малой.

Сажусь рядом с домиком, прямо на мокрую траву. Грудную клетку разрывает от мучительных позывов. Зубами крепче сжимаю последнюю сигарету, шарясь по карманам в поисках зажигалки. Щелк! Она ожила. Во рту бурлит горький дым.

— Так всегда бывает: сначала они обманывают тебя по всякой херне, типа Санты или Зубной Феи.

Он испуганно смотрит на меня. Лучше узнать обо всем как можно раньше, и лучше, чтобы глаза ему открыл грязный обмудок, типа меня.

— А потом они говорят, что мама плачет на кухне, потому что увидела грустную передачу, а батя просто уехал в командировку, пусть даже и не бывает таких, чтобы длились целых два года. Они все врут! Тебе, твоему брату и сестре. Мама не падает просто так с лестницы, малой, а папа не пьет пиво, чтобы расслабиться.

Мне самому противно, но я не могу остановиться. Не хочу. Я кричу о том, что нет добра и зла, есть только одно сплошное месиво из дерьма и наебалова. Что сегодня твой друг делиться с тобой булкой, а завтра — переходит на другую сторону дороги, делая вид, что не знает тебя. Сейчас ты — кусок прекрасного творения, но это ненадолго. Нас всех испортят, нас всех сломают!

Венди закрывает уши ревущему ребенку. Я так и думал, никто не хочет знать правду. Что-то там говорит Стен, но я уже не слышу. Я снова пытаюсь натянуть куртку. Шатаюсь. Не переживайте, я уже ухожу.

Слышу собственный булькающий смех. В спину летит какой-то предмет. Машинка с треснувшей крышей. Нет, это подарок, подарки забирать нельзя.

Выйдя на улицу, поднимаю голову и смотрю вверх. Капли затекают в нос и рот. Это — мир святых, а я грешен, святой отец Дождь. Нет, не стоит отпускать мне грехи. Они — часть меня. С ними я великолепен. Прекрасен.