Последняя ночь на Арбате (гет)

…Наплакавшись, Маргарита взялась за нетронутые тетради и нашла то место, что перечитывала перед свиданием с Азазелло под кремлёвской стеной. Маргарите не хотелось спать. Она гладила рукопись ласково, как гладят любимую кошку, и поворачивала её в руках, оглядывая со всех сторон, то останавливаясь на титульном листе, то открывая конец. На неё накатила вдруг ужасная мысль, что это всё колдовство, что сейчас тетради исчезнут из глаз, что она окажется в своей спальне в особняке и что, проснувшись, ей придётся идти топиться. Но это была последняя страшная мысль, отзвук долгих переживаемых ею страданий. Ничто не исчезало, всесильный Воланд был действительно всесилен, и сколько угодно, хотя бы до самого рассвета, могла Маргарита шелестеть листами тетрадей, разглядывать их и целовать и перечитывать слова:

— Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Да, тьма…

Она читала вслух, и все описания, все действия возвращённого романа вставали у неё перед глазами как наяву. В это самое время за подвальным окном на Арбат надвигалась такая же туча, какая надвигалась сейчас на Ершалаим, но Маргарита, всецело поглощённая чтением, не замечала этого. Даже глухие раскаты грома, раздавшиеся перед началом грозы несколько раз, будто выстрелы из далёких пушек, не произвели на неё никакого впечатления — она почти и не услышала их. Лишь когда остро, как меч, блеснула ослепительно-белая молния, вспарывая ночную темень, Маргарита вздрогнула и, выпустив из рук тетрадь, повернулась к окну.

Очередная молния полыхнула так, что даже Мастер от этого звука проснулся и подскочил на постели. И в громе потонул его хрипловатый возглас:

— Ты куда?

Маргарита была уже у окна. Она резко выдернула шпингалет и рванула створку на себя. Что-то затрещало, но звук этот перекрылся новым громовым грохотом. Окно распахнулось настежь, и в подвал ворвался ветер, точно так же как в спальню Воланда, когда там очутился освобождённый Мастер. Он хотел воскликнуть: «Ты что? Простудишься ведь!» — но почему-то смолчал, хотя из окна пахнуло ледяным холодом, и машинально натянул одеяло до подбородка. Сейчас (он чувствовал) творилось что-то, что было выше его понимания.

Маргарита же замерла у распахнутого окна. Ливень хлестал в окно, и бесновался ветер, и черноту вокруг рассекало ярко-белыми вспышками, и распахнутые створки ходили туда-сюда с жалобным скрипом. Она стояла у окна, неподвижная, как стояла сегодня на балу. Только ветром рвало и крутило седые клочья туч, плывущие в ночном небе. А Маргарита всё стояла, заворожённая и какая-то грозная. Неподвижная, как мраморная статуя, она словно сама была грозой, была частью грозы, её сердцем.

— Марго… — прошептал Мастер. Маргарита повернула к нему залитое дождём лицо. В глазах её полыхнул истинно ведьминский огонь, и у Мастера, ещё не знавшего о метаморфозе, произошедшей с его возлюбленной, перехватило дыхание. — Там гроза… как над Ершалаимом… О, как же ты прекрасна.

— Не говори этого, — сама не зная почему, попросила Маргарита.

— Скажу! — возразил Мастер упрямо и тоже подошёл ближе к окну. — Ты прекрасна! — выкрикнул он прямо в гром, в ветер, в дождь. — Прекрасна! прекрасна! прекрасна!

И теперь они стояли, замерев уже вдвоём, напротив друг друга, напротив распахнутого окна, напротив Арбата. Без движений, без слов, видя лишь друг друга и грозу. Полуодетые и неподвижные, стояли, как будто верша некое таинство, разделённое на двоих. Разлучённые по воле злого рока, соединившиеся лишь чудом… Глядя в глаза Маргариты, Мастер забывал о том, что произошло в этот странный, полный всяких диковин день, а та в свою очередь думала, что действительно согласилась бы стать хозяйкой бала ещё сотни раз, только бы с её любимым не случилось больше ничего худого. Роман о Понтии Пилате, принёсший им обоим столько радости и бедствий, лежал на столе, но ни Мастеру, ни Маргарите не было сейчас никакого дела до грозы над Ершалаимом, ибо над Москвой тоже бушевала гроза, и всё написанное словно объединилось, стало реальностью.

Они не поняли, как, когда закончилась эта гроза, — но осознали наконец, что шумит только сильный, ровный ливень. Гроза излила себя до конца громами, молниями и ветром. Мастер неожиданно почувствовал, что ему холодно и что дождевая вода, брызжущая в окно холодными косыми струями, намочила его туфли. Маргарита заметила это тоже и, не глядя, сделала рукою движение назад, прикрывая створки. И Мастер, также не глядя, протянул назад руку, взял с дивана стёганое одеяло, сделал два шага к Маргарите и укутал её плечи этим одеялом. Маргарита, перехватив один край, набросила его на Мастера. Одеяло было большим — его хватило на двоих.

За закрытым окном шумел дождь, стуча по стеклу в уже тщетных попытках прорваться в дом, а Маргарита с удивлением для себя осознала, что очарована этими звуками. Впервые за много дней она не чувствовала себя потерянной и одинокой. Ей было нестерпимо уютно рядом с возлюбленным, и она ощутила, как сердце забилось сильнее от волшебства момента. По тому, как Мастер легко потёрся щекой о её волосы, она поняла, что он тоже оценил эту таинственную атмосферу, которую вряд ли можно было бы прочувствовать при свете дня.

— Я до сих пор боюсь, что это сон… — вздохнул он и жадно притянул Маргариту к себе.

— Я тоже боялась. Но это не сон. Ты снова здесь, — шепнула та и улыбнулась, зарываясь пальцами в его тронутые сединой тёмные волосы. Мастер замер и уткнулся носом в кудрявую каштановую макушку, вдыхая запах волос Маргариты. Ароматы трав и дыма смешались с лёгким запахом крови. Несмотря на такое сочетание, Мастер прикрыл глаза и блаженно улыбнулся. Сегодня ночью не хотелось решать никакие дела, не было сил думать ни о чём. Правда, ему не терпелось узнать о том, как именно Маргарита сумела добиться его извлечения из лечебницы, но ещё больше ему хотелось просто насладиться этим кратким спокойствием. Ради этого можно было перенести разговор на другое время.

— Иди ко мне, — тихо позвала вдруг Маргарита. Мастер колебался какое-то мгновение, но он слишком долго был в разлуке с нею и потому бросился в её объятия, не желая больше заставлять её и себя ждать.

— Поверь, милый, это всё взаправду. Мы здесь, я спасла тебя, — прошептала Маргарита, уткнувшись лицом ему в шею. Мастер погладил её по голове, улыбнулся, наконец-то заполучив возлюбленную в свои объятия, и крепко прижал к груди. Постояв ещё немного, он взял её на руки и сел на край кровати, а Маргариту усадил к себе на колени.

— Хорошо… я верю, Марго, — шепнул он, поглаживая её по спине.

Гроза уже миновала Арбат, а они так и сидели в возникшей тишине, которую периодически нарушал стук дождя за окном и треск дров в печке. Маргарита обняла Мастера за шею и тихо играла пальцами с его чуть отросшими в больнице волосами. Мастера успокаивали эти прикосновения, и он расслабленно привалился к изголовью кровати, прикрыв глаза. Тепло, исходящее от Маргариты, сладко пьянило и вконец разнежило его, отчего он вдруг осознал, что проснулся и всё ещё не спит из-за отшумевшей грозы. Он удобнее перехватил возлюбленную и уложил её рядом с собой, крепко обнимая за талию одной рукой, а пальцы второй запустил в тёмно-каштановые локоны и принялся ласково перебирать мягкие пряди. Маргарита прижалась к нему, устроившись под боком, и успела уже задремать, когда вновь услышала родной голос.

— Марго… люблю тебя, никому не отдам… — прошептал Мастер, поглаживая Маргариту по голове, и сам провалился в сон, не заметив тёплой улыбки на любимых губах.