Амэ (джен)

Ночной дождь над Синдзюку-Гёэн накрыл серым рваным крылом беседку и лавочку, погасшие фонари и поникшие головки цветов. Ровная пелена окружила Аки, и он почувствовал будто растворяется в этом сплошном неиссякающем шуме, сам превращается в дождь и летит, летит вниз, чтобы вдребезги разбиться о белый песок дорожек.

Он медленно закрыл книгу и прислонился горячим лбом к деревянной влажной перегородке. Домой идти не хотелось — отец снова пришел не в духе с ночной работы, снова с кухни слышались ругань и шипение едва раскуренных сигарет. Аки не ждало бы ничего, кроме бесконечных усталых вздохов и бессонной ночи.

— Братец… — в ухо дохнуло теплым, живым, и Аки отшатнулся, оглядываясь по сторонам, но в беседке по-прежнему никого не было, как и во всем охваченном ночным дождем парке.

— Послышалось? Только бы не заснуть здесь, — Аки устало потер глаза и встал со скамьи. — Но и домой без зонта не пойдешь.

Он вытянул руку вперед, в мутную завесу, и по коже тут же побежали прохладные ручейки, запутались меж пальцев щекотными ниточками.

— Зачем тебе зонт, братишка, под дождем так весело, — звонким колокольчиком донеслось до него, и Аки, резко развернувшись, увидел совсем рядом детскую фигурку.

Мальчик сидел прямо в центре большой мутной лужи. Его голые ноги были все в грязи, а старомодное, выцветшее, местами порванное кимоно сползло с одного худого плеча, открывая ключицу.

— Если хочешь под зонт, иди поиграй со мной, — лукаво ухмыльнулся мальчик, но его большие, почти бесцветные глаза остались печальными. Он чуть приподнял над головой простой бумажный зонт, как бы приглашая Аки к себе, и сдвинул в сторону погасший, размокший от влаги фонарь.

— Ты потерялся? Где твои родители? — Аки, уже не обращая внимания на дождь, выбежал из беседки, и его тут же окутало липким холодом. Он сделал вперед шаг, другой, чувствуя, как ноги покалывает, а мерный густой шум ввинчивается в уши и путает мысли.

— Зачем родители? Мне и так хорошо. А теперь, когда пришел ты, будет еще веселее. Поиграй со мной, — он сделал зонтом странное круговое движение, поднимая волну брызг, и Аки почувствовал, как закружилась голова. Теперь он не мог оторвать взгляд от необычных светло-серых глаз, в которых, казалось, не было зрачка.

— Но мне нужно домой, я не могу… — прошептал он непослушными губами, неосознанно шагая все ближе и ближе. — Меня ждут…

— Ты нужен мне больше! — вдруг прошипел мальчишка, на миг показав из-под верхней губы длинные игольчатые клыки. Его глаза вспыхнули серебристым светом, но он тут же потупился, и спустя мгновение улыбнулся по-прежнему мягко, печально. — Аки, они забудут тебя совсем скоро. А я буду рядом всегда, пока не заросли дороги к старым духам.

Он встал из лужи, и если бы Аки мог видеть яснее,он бы заметил, что одежда мальчика совсем сухая, а бумажный фонарь, который лишь недавно бесполезным и мокрым лежал в мутной воде, сейчас расцвел мягким белым светом.

— Пойдем, я покажу тебе чудесных рыб, что живут в озере Кусацу-Сиранэ, мы будем танцевать под дождем на туманной Оминэ и пить воду из священной Бива. Я все тебе расскажу, Ейсей.

— Ейсей… кто это? — Аки почувствовал тепло детской ладони в своей, и ему стало так спокойно, что он улыбнулся и потрепал мальчика по голове.

— Ты что, братишка, забыл собственное имя? — мальчик звонко рассмеялся и пнул подвернувшийся под ногу камешек.

— Да, я мало что могу вспомнить…

— Ничего, я все тебе расскажу, — мальчик как ни в чем не бывало прислонился лбом к его руке и улыбнулся. — Ты Ейсей, мой старший братец, а меня зовут Амэ. Амэ-фури-кодзо.