Крик (гет)

Вокруг меня темнота. Она застилает мои глаза, сердце и душу. Кровь закипает, заставляя поддаться сладостной эйфории битвы и забыться во всепоглощающей бушующей ярости. Звон пульсирующих вен заглушает музыку повсеместного хаоса, убаюкивая остатки сознания и закутывая его в непроглядный туман.

Друг, враг — это не имеет значения: Расёмон прожорлив и нетерпелив, и он требует новую жертву. Чёрные лезвия беспощадны, они уносят жизни, оставляя взамен лишь алые вспышки, запечатлевающие солёные, с металлическим привкусом поцелуи на моих губах.

Я свободен от всех цепей и оков, мною движут только инстинкты. На мгновение ощущение полной власти над чужими судьбами захлёстывает меня, открывая второе дыхание. Но тело слишком уязвимо. Лёгкие сдавливаются приступом кашля, колени предательски подгибаются, и я падаю на землю безвольной куклой. И вот я снова в плену собственной слабости.

Надо мной голубые огни ночных звёзд и до боли знакомое, испуганное, испачканное кровью лицо.

* * *

Солнечный свет начал пробираться сквозь окна подпольной больницы портовой мафии. После долгой и изнурительной ночи большая часть медперсонала, взяв передышку, отсыпалась в постелях. Остальные несчастные, мечась между палатами, следили за состоянием пациентов и лишь изредка довольствовались беспокойным сном на жёстких диванах приемной.

Мори, стоя в запачканном кровью белом халате, устало потирал покрасневшие от недосыпа глаза. Он знал, что после этой операции пострадавших будет намного больше, чем обычно, но отменять или переносить захват вражеской организации было нельзя, равно как и отправлять на неё не восстановившегося после использования Порчи Накахару, при наличии которого успех был бы достигнут с меньшими потерями.

Взвесив все за и против, глава преступной группировки решил, что здоровье мощнейшей боевой единицы порта важнее десятка рядовых, поэтому ему на замену был отправлен Рюноске.

Под чутким руководством Огая, докторам удалось спасти почти всех, однако положение многих было нестабильным и близилось к критическому. Но один случай особенно его интересовал. Несмотря на то, что Акутагава потерял контроль, единственным хоть как-то покалеченным от Расёмона из его подчинённых была только Хигучи.

Уже далеко не первый раз события принимали такой оборот. Чёрные Ящеры хорошо подстраивались под действия молчаливого бешеного пса, зная, когда нужно прикрыть спину, помочь в атаке или же уйти из зоны поражения его способности, предоставив всю работу эсперу. В этом идеальном механизме была лишь одна барахлящая деталь — Ичиё, которая вечно попадала под удар.

Пока все обходилось лёгкими царапинами и несерьёзными травмами — на это можно было закрыть глаза, но игнорирование комы сотрудника, занимающего негласную должность соруководителя их основной ударной силы — неприкрытая беспечность.

— Либо она научится работать слаженно, как остальные, либо она станет бесполезной, и ее место займёт кто-то другой, — произнёс Огай, подытоживая свои размышления.

Доставая последнюю сигарету из потрёпанной пачки, он уже был готов закурить и забыть об этом мире с его проблемами по меньшей мере минут на пять, однако его прервал телефонный звонок. Мори взял трубку, даже не посмотрев на определитель. Он был почти на сто процентов уверен, что ему звонит Накахара по «просьбе» Элис. Чутьё его не подвело, и из динамика раздался страдальческий голос Чуи.

— Босс, простите, что отвлекаю, но она ноет, что ей скучно и просится к вам. Мои нервные клетки погибают тысячами. Умоляю — можно к ней приставить кого-нибудь другого.

«Насколько сильно она его достала, что наш грозный коротышка спустился до таких слов, как «умоляю»?» — прыснул про себя Мори, вслух же обнадежил несчастного:

— Мне осталось проверить только Акутагаву, так что я уже сам скоро вернусь.

— Воевать с Агентством и то легче, — пробурчал Чуя, сбрасывая вызов.

Доктор лишь печально улыбнулся, убирая белую упаковку назад в карман. Видимо, передохнуть придётся после ухода с поста главы портовой мафии, а с него, как известно, уходят только одним путём, и он определенно Огаю не нравился.

С трудом перестав подпирать спиной стену, Мори направился к палате владельца Расёмона. Акутагава лежал без сознания, от мертвенно-бледной руки тянулся тонкий провод, соединяющий просвечивающую сквозь пергаментную кожу вену с капельницей. Серьёзных ран как таковых у него не было, да и его состояние было вполне сносным, однако он необычайно долго не приходил в себя, словно уснул и не хотел просыпаться. Оставалось только ждать и надеяться, что худшие догадки не оправдаются.

Поменяв капельницу, Ринтару уже собирался вернуться в порт, но неожиданно в палату влетела медсестра.

— Доктор Мори, срочно бегите в операционную, у Хигучи-сан открылось внутреннее кровотечение, без вас не обойтись, — Огай без лишних слов рванул в указанное место, по дороге проклиная этот чёртов день со всеми его смертниками.

Пока врачи пытались спасти Хигучи, тёмные ресницы дрогнули, с безмолвным криком «Ичиё» Акутагава Рюноске очнулся.

* * *

Вокруг меня лишь бесконечная стена высоких зелёных деревьев. В теле и в душе невероятная лёгкость, как будто забрали некий тяжёлый груз, который я таскал с собой всю свою жизнь. Неужели я умер и попал в рай? Но я определённо должен был оказаться этажом ниже.

Мысли утекают, словно вода сквозь пальцы, и ощущение сюрреалистичности происходящего неизменно преследует меня. Всё слишком реально для сна и волшебно для того, чтобы быть явью. Понятие времени растворяется в ритмичном шелесте листьев, становясь одновременно абстрактным и осязаемым. Кажется, что это место соткано из оксюморона и множества парадоксов.

Ноги ведут меня вглубь изумрудной завесы, будто бы знают, куда необходимо идти. Спокойствие обволакивает душу и сдавливает её мёртвым кольцом, не давая закрасться сомнениям и тревогам. Постепенно стройный ряд малахитовых стражей начинает редеть, и взору открывается необъятный бледно-голубой горизонт. Посреди поляны, усеянной небесного цвета фиалками, словно маяк, стоит девушка в бежевом платье. Хигучи.

Секунда, и на её одежде появляются алые пятна. Ещё секунда, и она несётся ко мне, явно что-то исступленно крича, но до меня не долетает ни звука. Я спешу ей навстречу, но, как бы быстро я ни бежал, расстояние между нами лишь увеличивалось. Реальность начинает предательски расплываться и ускользать от меня; мгновение — и природный пейзаж сменяется видом обшарпанного белого потолка. Но на губах все ещё остаётся её немой оклик.

* * *

Широко раскинувшись на кровати, Акутагава размышлял, кто его бесит больше — Ичиё или Огай? Правильным ответом был, разумеется, Ацуши, но сейчас не об этом. Рюноске уже как неделю выписали из больницы, за это время он побывал в кабинете Огая два раза. Если первое посещение было связано с вполне привычными организационными моментами и отчётами, то вот причина второй встречи была менее притязательной, но более неприятной. А связана она была с Хигучи. Ичиё удалось спасти, и она вполне уверенно шла на поправку, однако глава порта всё равно был крайне недоволен.

— Акутагава, ты весьма неглупый молодой человек, и сам понимаешь, что ты далеко не самый последний сотрудник нашей организации. Более того, мне бы хотелось видеть тебя членом исполнительного комитета в будущем. Так скажи мне, как так получается: ты и твой ассистент выполняете свою работу совершенно непрофессионально, несмотря на то, что вы в паре более трёх лет?  — Огай чуть ли не искрился от раздражённости.

— В первую очередь это именно твой промах, — продолжал он, — ты привык завоёвывать уважение силой, вселяя страх в своих подчинённых, это безусловно действенный метод, который имеет место быть, однако вряд ли это даже можно назвать уважением. Тебе не хватает лидерских качеств, — Огай изломил губы в тонкой улыбке. — Поэтому с сегодняшнего дня ваша совместная работа с Хигучи — вступительный экзамен на должность исполнителя.

Такого поворота событий Акутагава не ожидал, и если сначала он порадовался возможности скорого повышения, то оценив до конца ситуацию, понял, что всё намного сложнее, чем показалось на первый взгляд. За три года Акутагава просто смирился с тем, что некоторые приказы Хигучи не выполняет или нарушает, несмотря ни на какие угрозы, но так как на ход операции это в основном не влияло, он перестал обращать на это внимание. Но сейчас, когда от этого зависит его дальнейшая судьба, необходимо было что-то предпринять.

Что именно, Акутагава не знал.

Но перечить боссу Рюноске не смел, а потому, дослушав всю его речь до конца, поспешно покинул кабинет в надежде побыстрее попасть домой и всё обдумать. И вот, проведя более полутора часов в горизонтальном положении среди сотен проклятий и стенаний, он решил, что лучшее, что он может сделать на данном этапе — это навестить Ичиё.

Акутагава откладывал этот поход уже на протяжении трёх недель. Пока Хигучи была в коме, в её палату чаще, чем он, наведывалась только её младшая сестра, но когда она пришла в себя, Рю не мог найти силы посмотреть ей в глаза. На сердце становилось неимоверно гадко при мысли о том, что именно он едва не убил Ичиё.

Пускай это было ненамеренно, да и в целом большая часть ответственности за ужасное ранение лежит на её же беспечности, чувство вины всё равно душило его своими липкими пальцами.

Наскоро собравшись, Акутагава уже хотел пойти в больницу, однако неожиданно из-за его спины раздался голос:

— Куда собрался, Рю?

Гин с беспокойством оглядывала стоящего в прихожей старшего брата. После недавней глобальной зачистки что-то в Рюноске изменилось. Он стал еще задумчивее и молчаливее, пропадал часами напролёт, толком не отвечая ни на какие вопросы. Но самым странным было то, что для рядового мафиози являлось обыденностью: он начал носить с собой пистолет. Сколько Гин себя помнила, он всегда полагался только на Расёмон. Эти перемены сильно её настораживали и тревожили.

Гин наблюдала за тем, как Рюноске наскоро собирается, после чего, безнадёжно встревоженно, решила спросить, куда он.

— В больницу, — прозвучал сухой ответ.

Сердце Гин пропустило удар. Перед глазами, словно фильм, пронеслась картина из прошлого: разгромленная квартира, возле ванной лежит Рюноске. Он пытается встать и достать лекарство, но острая боль сковывает его лёгкие, не давая вздохнуть, а из горла рвётся кровь. Гин подбегает к нему, но абсолютно не знает, что делать. Она звонит в скорую и судорожно пытается дать таблетки, к которым он тянулся, но из-за кашля ничего не выходит. Животный страх потерять единственного кровного близкого родственника накрывает её с головой и лишает возможности мыслить. Гин ревёт, словно последняя школьница; она бесполезна и может лишь смотреть на болезненные конвульсии Рюноске, с чьих бледных губ не слетает ни единого стона.

Тот вечер оставил глубокий шрам на её душе, заставив многое переосмыслить. Ведь за помощью он позвонил Ичиё, а не своей сестре. Именно Хигучи через пятнадцать минут после начала приступа, склонившись над его обессиленным телом, уверенно вкалывала ему необходимые препараты и утирала платком кровь с его мраморной кожи. Правильно, ведь Гин ничего не знала о собственном брате с тех пор, как переехала к Тачихаре. Живой и неизменно жестокий — значит, всё в порядке и можно не беспокоиться. Только, лейтенант ящеров, всё не так просто (а казалось простым).

— В больницу? Неужели снова?

— Нет, я за Хигучи, — оборвал её Рюноске.

Его раздражала эта нелепая назойливость, внезапно пронзившая обыкновенно спокойную Гин. Он привык справляться один и лишь в экстренных случаях, переступая гордость, полагался на помощь своей ассистентки. Этот мир жаден и безжалостен, никому нельзя показывать своих слабостей. Если у тебя ничего нет, то и терять тебе, соответственно, нечего. Акутагава хотел абсолютной силы, потому что только её он признавал в людях. Схватив черный плащ, Рюноске с грохотом закрыл за собой дверь, оставляя Гин позади.

Рюноске любил свою сестру, правда, на расстоянии испытывать это чувство было намного проще, чем тогда, когда она находилась рядом.

После одной неприятной ссоры четыре года назад Гин собрала вещи и съехала с их общего жилища. Она не горела желанием возвращаться, а Рюноске не старался её вернуть, поэтому всё последующее общение сводилось к сухим приветствиям на работе. Всё бы и шло таким чередом, если бы ей не приказали передать Рюноске какие-то бумаги на дом, где Гин и нашла его захлёбывающимся в собственной крови и узнала о том, что смертельная болезнь начала прогрессировать.

Рюноске вполне хватало одной раздражающей и опекающей его женщины в лице Ичиё, так что появление второй не входило в его планы.

«Хотя забота Хигучи, как оказалось, не такая уж обременительная. В ней хоть иногда есть толк», — отмечал про себя Рюноске.

На улице был уже приятный, по-летнему прохладный вечер. Бешеный пёс мафии шёл не спеша, обдумывая, что сказать своей коллеге и о чём вообще с ней можно говорить. Пусть он и безжалостный убийца, но чувство такта у него всё же было, а потому начинать разговор с проблем на работе Акутагаве не сильно хотелось.

«Я ни разу её не навещал, не стоит, наверное, идти с пустыми руками? Что обычно приносят больным? Цветы и фрукты?» — голова раскалывалась на множество осколков. Рюноске считал весь этот такт в отношениях с пациентом больницы бредом, но внутренний голос подсказывал, что так будет правильно.

На протяжении десяти минут Рюноске раздражённым взглядом рассматривал стоящую перед ним цветочную лавку, пока взволнованная продавщица не поинтересовалась, не хочет ли он приобрести что-нибудь. Тяжело вздохнув, словно ему нужно заниматься всей бумажной бюрократией Порта, Акутагава начал ходить вдоль заставленных цветами полок. Мрачный, облачённый в чёрное, он казался лишним в этой яркой игре красок.

Его взор привлекали цвета первых солнечных лучей — тюльпаны; они казались такими же тёплыми, как Ичиё и такими же неуместными в том кровавом мире, где они жили, однако Рюноске, скользя взглядом по нежным цветам, обронил лишь кривую усмешку. Акутагава оставил тюльпаны позади. Выходя из магазина, он держал в руках букет алых камелий.

* * *

Хигучи, лёжа на кровати, печально рассматривала трещинки в белой штукатурке на потолке её палаты. Совсем скоро её выпишут, и она войдёт в свой привычный ритм жизни: отчёты, зачистки, пощёчины от наставника и неуважение подчинённых. Оглядываясь назад, Ичиё казалось, что все её старания напрасны; она лишь маленькая деталь, которую в случае поломки даже заменять необязательно. И зачем же тогда оставаться?

«Может, мне лучше уйти?» — эта навязчивая мысль в последнее время не покидала ее голову. Из мафии уйти сложно, но это было возможно.

Единственное, что её удерживало — это образ черноволосого бледного мужчины. Хигучи порой казалось, что её привязанность к Рюноске ненормальна и похожа на Стокгольмский синдром, однако она не собиралась хоронить своё будущее.

Пускай сейчас голос сердца заглушал доводы рассудка, когда-нибудь она обязательно сменит строгий деловой костюм на красивое платье, уволится или перейдет в другое подразделение, чтобы найти то некое абстрактное счастье. А пока ей двадцать, она будет вновь и вновь обжигаться о холод серебряных глаз.

Чей-то настойчивый голос выдернул Хигучи из плена собственных размышлений:

— Хигучи-сан, к вам пришёл посетитель. Он сказал, что является вашим коллегой по работе, пропустить его? — Ичиё озадаченно уставилась на стоявшую в проходе медсестру. Обычно её навещали только сестра и Гин, и персонал без всяких вопросов пропускал их.

Что-то защемило в груди, заставляя сердцебиение участиться.

«Этот человек навещает меня впервые, иначе бы он сразу попал внутрь. Это может быть наставник».

Коротко кивнув, тем самым давая своё согласие, она с надеждой затаила дыхание. Однако спустя мгновение уже пыталась сдержать разочарованный вздох. В палату вошел высокий, крепкого телосложения, незнакомый ей молодой человек. Лицо обрамляли цвета вороньего крыла локоны. Хигучи не могла не отметить, что вошедший определённо был хорош собой.

— Я Такэси Кайко, из личного эскорта Чуи Накахары, — представился гость, протягивая золотой букет тюльпанов.

— Не знала, что он нуждается в сопровождении, — холодно отрезала Ичиё, равнодушным взглядом рассматривая букет. Принимать цветы она не спешила.

Вздёрнув бровь вверх, Такэси фыркнул и беззлобно произнёс:

— Не знал, что Бешеному псу необходим ассистент.

Пару секунд Ичиё удивлённо смотрела на своего посетителя, а потом заливисто засмеялась, хотя грубое прозвище любимого семпая её и покоробило.

— Полагаю, моё имя вам известно? — уже дружелюбнее поинтересовалась Хигучи, забирая протянутый ей милый подарок, немного погодя добавив: — Благодарю.

— Всё для прекрасных дам! Но, думаю, тебя интересует причина моего визита?

— Мы уже перешли на «ты», — скептически подметила наглость собеседника Хигучи, — ну, что ж, ты прав, мне действительно хотелось бы её узнать.

— Всё до безобразия просто. В нашей организации мало девушек, тем более красивых, и я решил воспользоваться случаем и познакомиться с самой, по моему мнению, интересной из них, и по дороге решил заглянуть сюда.— проигнорировав колкость Хигучи, с абсолютно ничего не выражающим лицом пояснил Кайко.

От такой неслыханной дерзости у Ичиё вспыхнуло лицо: 

— Посмотрел? Можешь идти, — процедила она, указывая на дверь.

Мужчина лукаво улыбнулся и неестественно громко расхохотался:

— Ну-ну, тише, дорогая. Очевидно же, что я шучу, ты единственный пациент, принадлежащий слабому полу. Прости, не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за такой очаровательной реакцией.

«Да он ненормальный», — пронеслось в голове недоумевающей Хигучи. Схватив из-под подушки пистолет, она направила его на Кайко.

— Тебе помочь найти выход?

— Полегче, Хигучи. Ты-то можешь пораниться, — упираясь грудью в дуло, до тошноты сладким тоном прошептал Такэси над ухом Ичиё. Её передернуло от столь неприятной непосредственной близости с ним.

Что-то в выражении его лица давало ясно понять Ичиё, что, даже если она выстрелит, то, скорее всего, пострадает сама, но отпускать своё оружие она всё равно не собиралась.

Какое-то время эти двое стояли в мёртвой тишине, рассматривая друг друга. Мрачную идиллию прервал стук в дверь. Хигучи медленно убрала пистолет, не сводя глаз с брюнета, он же, в свою очередь, аккуратно отступил назад, увеличивая пространство между ними.

Прежде чем Ичиё успела сказать: «Войдите», в палату зашёл еще один посетитель. Ичиё подавилась воздухом в недоумении.

— Семпай?! Что вы здесь делаете? — не сумев сдержать эмоций, воскликнула Хигучи. Однако Рюноске оставил без внимания её вопрос. Он раздражённо уставился на стоящего перед ним Кайко.

— Пожалуй, Ичиё, ты права, мне действительно уже пора идти, — растягивая слова, пропел Такэси, направляясь к выходу. Добавив напоследок: «Доброго вам вечера, Акутагава-кун», он исчез.

Проигнорировав пустую любезность, Акутагава обратил взор на подчинённую.

— Я помешал? — полным безразличия голосом поинтересовался Рюноске.

— Нет, что вы, — поспешно возразила Хигучи. — Как вы себя чувствуете? Что-то случилось на работе?

С досадой Рюноске отметил про себя: «Забавно, она даже не предположила, что я мог прийти просто её проведать, хотя я ведь действительно явился не просто так».

— Хорошо, — сухо ответил Рюноске, — Но тебе не кажется, что сейчас задавать этот вопрос положено мне? Два месяца живешь здесь ты, а не я.

От смущения лицо Ичиё стало пунцовым.

— Меня скоро выпишут.

— Отлично.

«Что он здесь делает?», — Хигучи старалась держаться бесстрастно и настолько профессионально, насколько мог позволить ей это её внешний вид и положение пациента больницы, но губы тронула слабая благодарная улыбка. Акутагава наверняка пришёл сюда не просто так, но даже это никак не портило того факта, что он здесь. Ичиё приблизительно представляла, сколько раз за всю свою карьеру Рюноске навещал кого-нибудь из своих подчинённых (примерно ни разу), и потому догадывалась, что то, ради чего в больничную палату ввалился Бешеный пёс, наверняка было очень важным и заставляло Акутагаву переступить через себя и свою гордость. А это стоило многого. Если судить по слухам. И Хигучи, пальцами заправляя волосы за спину и судорожно пытаясь скрутить их в низкий пучок, придавая своему образу большую профессиональность, уже была честно готова перейти к обсуждению рабочих дел.

Но Рюноске, загнездившись в самом проходе в палату и упав на придвинутый им железный стул, не спешил делиться с ней тем самым рабочим, что могло заставить его явиться сюда к ней, не дожидаясь её скорой выписки.

— Так, — решила подтолкнуть его к разговору Хигучи. — Вы хотели что-то сообщить мне, наставник?

— Не сегодня.

Во рту пересохло от напряжения. Ичиё будто песка набрала, толком и не зная, что делать и говорить дальше.

— Вот как.

— Да.

«Как же с вами сложно, наставник, — Ичиё раздражённо вздохнула, гадая, с какой стороны подступить к Рюноске теперь. Он сидел на жёстком стуле в нескольких метрах от неё и таращился в ответ, постоянно хмурясь и будто бы о чём-то размышляя. В голову Хигучи лез только очередной глупый вопрос. И спрашивать что-то, кроме него, было нечего. — Ладно, раз так…» — Ичиё собралась с мыслями.

— Может быть, вы пришли сюда, чтобы навестить меня? — она собиралась спросить об этом как можно спокойнее, но голос надломился на середине, выливая в пространство тягучую неуверенность. Рюноске это заметил.

— Тебе это кажется странным? — он раздражённо дёрнул плечом, отмахиваясь: — Дела подождут.

Хигучи пропустила через себя тяжёлый вздох, чувствуя, как вместе с ним за спиной рассыпался самодельный пучок без резинки.

Поначалу беседа между ними совершенно не клеилась, но спустя какое-то время они оба, перебрав всё о погоде, принимаемых Хигучи препаратах и о местной больничной еде, почувствовали себя увереннее и как-то перешли к обсуждению предпочтительного для Рюноске напитка и любимых писателей Ичиё. Но у всего приятного когда-нибудь наступает конец: время посещений закончилось, и медсестра крайне вежливо попросила Акутагаву удалиться.

На следующее утро, выйдя в коридор, Хигучи удивилась, заметив в мусорном баке букет цветов.

«Жаль, что такую красоту выбросили. Нет ничего изумительнее алых камелий».

Примечания:

заглядывайте в гости )

https://vk.com/club179315344

Бешеный пёс портовой мафии с букетом красных камелий в руках с яростью и недоумением взирал на стоящую перед ним грузную женщину средних лет.

— То есть мне нельзя пройти в палату к Ичиё Хигучи? — медленно, с нотками нарастающего раздражения переспросил её Рюноске.

Уперев руки в бока и состроив ту полную отвращения и презрения к собеседнику гримасу, которую может сделать только уставшая от трудового дня медсестра, она снова озвучила минутой ранее сказанный ею текст.

— Молодой человек, повторяю ещё раз, больше одного посетителя больным принимать нельзя. Если вам так хочется увидеть эту девушку, будьте добры подождать и не нарушать больничный устав. — закончив говорить, женщина круто развернулась и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, зашагала в сторону лаборантской.

Акутагава застыл, словно его ударили чем-то тяжёлым по голове.

«Она либо каким-то чудом не знает, кто я такой, либо не боится быть нанизанной на Расёмон», — Глядя на удаляющуюся могучую спину медсестры, он подумал, что второй вариант кажется вполне вероятным.

Скверное настроение и полное отсутствие лояльности к людям должны были дорого обойтись ушедшей женщине. Уже протянув вперёд руку и собравшись пустить вход смертоносные чёрные лезвия, Акутагава резко остановил себя.

«Нельзя», — пронеслось у него в голове. Сжав кулаки, он стоял, как каменное изваяние, пытаясь совладать с собственным гневом. Уйдя глубоко в себя, Акутагава не заметил, как кто-то упорно пытается привлечь его внимание своим покашливанием.

— Господин, — раздался робкий голос из-за спины. Рюноске резко обернулся, впиваясь своими стальными глазами в стоящую позади молоденькую медсестру. Испугавшись, она отступила на пару шагов назад и, споткнувшись, с грохотом упала на пол. Простенькая прозрачная ваза квадратной формы, которую она держала в руках, разлетелась вдребезги, усеивая пол тысячей стеклянных осколков.

— Простите, — запинаясь, произнесла девушка, — вы загораживали дорогу и…

— Ясно, — перебив её на полуфразе, отрезал Рюноске.

Помогать ей встать он не спешил. Смутившись от его хмурого взгляда и бездействия, она быстро встала и начала отряхиваться. Рюноске, которого совершенно не трогало произошедшее, уже хотел было уйти от неё подальше, однако неожиданно та снова заговорила.

— Эм, вы случайно не к Ичиё-сан?

— Да.

Односложные ответы собеседника и его «отсутствующее» поведение напрягали сотрудницу сего унылого заведения, но она всё же решилась продолжить:

— Замечательно, что вы решили её навестить, кроме малютки сестры к ней никто не приходит. Думаю, ей было одиноко так долго коротать время практически в полном одиночестве, — лицо Рюноске всё так же сохраняло своё несокрушимое безразличие, однако он, очевидно, начал вслушиваться в речь своей собеседницы. — Я рада, что вы с Кайко решили её навестить. Вы ведь тоже её коллега? Жаль, что ваза разбилась. Ваши камелии и тюльпаны Такеси-сана просто превосходно бы в ней смотрелись.

Рюноске настолько сильно сжал букет, что стебли с громким хрустом переломились. Через мгновение девушка была прижата им к стене.

— Ты когда-нибудь слышала о Бешеном псе Портовой мафии? — Лицо несчастной побелело от ужаса, она открывала и закрывала рот, словно рыба, вытащенная из воды. — Вижу, что знаешь это имя. Сейчас ты проведёшь меня в палату к Ичиё, поняла? — Акутагава не кричал, но от его голоса по телу проходили парализующие электрические разряды.

Получив в качестве ответа слабый кивок, он отпустил, если верить бейджику, Акино-сан. Та медленно сползла спиной по стене, попутно пытаясь привести своё дыхание в норму.

С трудом встав, она повела Рюноске дальше по коридору. Он радовался, что на удивление было весьма немноголюдно, и свидетелей их небольшого конфликта не имелось. Дойдя в гробовой тишине до двери в палату, Акутагава грубо впихнул своей спутнице поникшие цветы.

— Выброси.

Акино хотела было возразить, но инстинкт самосохранения говорил ей, что надо молча взять букет и свалить как можно быстрее. Собственно говоря, именно так она и поступила.

Рюноске сжигали ярость и разочарование. Он привык, что всё внимание Ичиё безапелляционно принадлежит ему одному. И тот факт, что ему десять минут пришлось прохлаждаться в холле и ругаться со здешним медперсоналом из-за того, что она болтает с каким-то упырём, заставлял кровь пробегать положенный ей маршрут по телу куда быстрее обычного.

Не собираясь заставлять себя ждать ещё дольше, он постучал в дверь, если эту попытку выломать дверь кулаком вообще можно так назвать. Однако никакого отклика не последовало.

Лицо владельца Расёмона, сохранявшее до этого своё безразличие, исказилось в хищном оскале.

«Сегодня все решили испытать мои нервы на прочность?» — Рюноске рванул на себя дверь.

Зайдя внутрь и быстро оценив ситуацию, он сразу понял несколько вещей. Первая: Ичиё явно не рада присутствию стоящего поодаль от неё Такеси. Второе: его гаденькая улыбка помимо рвотного рефлекса вызывает непреодолимое желание использовать на нём свою способность.

По-хорошему Рю должен был поздороваться, однако всё, что он мог — это буравить глазами Кайко. Лично знакомы они не были, однако Акутагава знал, что Такеси был телохранителем Чуи, и нередко замечал его, ошивающимся где-то поблизости во время их с Накахарой винных вечеров.

В целом Рюноске не имел ничего против брюнета, однако в данной ситуации ему хотелось, чтобы он покинул палату как можно быстрее и, желательно, вперёд ногами.

Лишь когда Кайко, попрощавшись, вышел, новый посетитель соизволил обратить своё внимание на больную. Про себя он отметил, что она выглядит не так, как он привык: волосы, обычно стянутые в тугой узел на затылке, сейчас обрамляли её острые черты лица; вместо делового костюма, который делал её похожим на мальчика-подростка, была спортивная форма, подчёркивающая её фигуру.

Опомнившись, Акутагава понял, что они с минуту просто стоят и молча смотрят друг на друга. Что-то подсказывало Рюноске, что сложившуюся неловкую тишину стоит прервать именно ему.

— Я вам не помешал?

«Молодец, Рюноске, так держать. Даже последнему идиоту будет ясно, что тебе абсолютно плевать».

Однако, несмотря на все внутренние самоупреки, первый шаг был сделан. Далее беседа могла бы идти самым непринуждённым образом, но это совершенно невозможно, когда оба собеседника — непроходимые упрямцы.

Хигучи пыталась перейти к сути прихода своего семпая. Будучи далеко не глупой женщиной, она понимала, что он пришёл не спросить о её самочувствии. В свою очередь Акутагава, которому, надо отметить, это играло на руку, из чистого упорства и гордости отказывался переходить на данную тему.

«Когда Огай указывает, что делать — это естественно. Когда указывает, что делать, медсестра — это на грани приемлемости и терпимости. Но когда подчиненная, которая тебе в рот смотрит, указывает, о чём говорить — это беспредел, — злился про себя Рюноске. — Если я уже решил, что мы будем говорить о грёбаной погоде, значит, мы будем о ней говорить».

Возможно, в тот раз упёртость сослужила этим двоим хорошую службу. Буквально на час они забыли о тех дорогах, что сами себе избрали. В тот вечер в палате сидели просто два молодых человека, которые говорили на самые обыкновенные темы, в которых не было места крови и насилию. Однако это не детская сказка: дракон* не влюбился в принцессу после пары слов, не стал прекрасным принцем и не прекратил убивать. Завтра каждый вернётся на свою тропу; кто-то возьмет воспоминания с собой, а кто-то выкинет, словно лишний груз.

Когда Акутагава шёл по коридору к выходу, под его ногами скрипели и крошились мелкие осколки разбитой вазы.

«Всё же надо было купить фрукты»

* * *

Прислонившись к стене, Накахара задумчиво смотрел на океан и курил сигарету любимой марки. Услышав приближающиеся шаги, он даже не обернулся.

— Напомни мне, почему в полночь вместо того, чтобы спать, я вожусь с тобой, а? — прокряхтел Чуя.

— Потому что мы хорошие коллеги. Прости, слово «друзья» язык не поворачивается сказать, — без каких-либо эмоций ответил голос из темноты.

— Хах, ты, как всегда, грубишь, Акутагава, — беззлобно хмыкнул Чуя. — Прежде, чем начать нашу «тренировку», мне нужно кое о чём тебя предупредить. Планируется перестановка фигур.

— Что ты имеешь в виду?

— Планируется провести собрание среди всех шишек нашей организации. В мафии появилось много сильных эсперов, и каждый хочет оказаться поближе к солнцу. Ты — главный претендент на должность капитана. Босс снова вскроет твоё дело вместе со всеми твоими промахами и ошибками. А ты и сам понимаешь, что сейчас ты по многим причинам не можешь просто взять и припугнуть развязавшиеся языки. — Чуя отрубил паузу, отчеканив снисходительную усмешку. — И под удар попадёшь не только ты.

Акутагава дёрнул плечом, стряхивая раздражение и стараясь относиться к поступившей информации ровно.

— Сам понимаю. Не дурак. Сколько у меня примерно времени?

Чуя пожал плечами.

— Неделя, не больше.

— Этого хватит, — уверенно произнес Рюноске. — А сейчас пошли, нам через пять часов на зачистку, хотелось бы ещё успеть поспать.

— С тебя бутылка вина, — весело сказал Накахара, отлепляя спину от холодного камня. Он подошел к Рюноске и протянул ему свою руку.

— Боюсь, мой бюджет не потянет ценники тех, что ты пьёшь, — хмыкнув, ответил Рюноске, пожимая руку повелителя гравитации.

* * *

Дазай уже секунд тридцать удивленно смотрел на определитель входящего звонка. Он не имел ни малейшего понятия, по какой причине ему мог звонить Накахара. Никаких общих интересов или угроз, сопутствующих объединению Вооружённого Детективного Агентства с Портовой мафией, не было, а кроме этого больше их ничего не связывало.

Бывший член мафии пялился на телефон так, словно он должен вот-вот взорваться. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы Чуя был вынужден обратиться к нему, и, скорее всего, личное, потому что будь это связано непосредственно с портом, Мори позвонил бы сам.

Дазаю надо было всего-навсего нажать на красную кнопку, сбросить вызов и рассказать всё Фукудзаве, однако именно такое до смеха простое действие было для него невыполнимым.

Четыре года назад, когда Осаму исчез, не сказав ни слова своему напарнику, всю последующую неделю его телефон разрывался от звонков Чуи, однако Дазай ни на один из них так и не ответил. А потом наступила тишина, а вместо надоедливых звонков осталась лишь тоска, сковывающая сердце. Слишком поздно он понял, что Сакуноске был не единственным близким ему человеком.

Сжав телефон до побелевших костяшек, Осаму взял трубку.

— Чуу-я-я, — наигранно весело и протяжно пропел детектив. — Неужели ты осознал всю свою бесполезность и зовёшь меня на двойное самоубийство? Но увы, сладенький, я хочу совершить его с прекрасной девушкой, а не с рыжим карликом.

На другом конце провода с минуту было лишь молчание, и Осаму даже забеспокоился, не случилось ли чего. Однако Накахара просто ушел в чертоги своего разума, сел там в темный угол и заплакал: «За что?! Неужели нет другого выбора, кроме как говорить с этой отбитой скотиной?»

— Ты, оказывается, не только криворукая, но и заторможенная скумбрия. Так долго трубку брал, что я уж было обрадовался, что у тебя всё-таки получилось откинуться, — выплюнул Чуя.

— Кто бы говорил, — усмехнулся Дазай — Я понимаю, что мой чудесный голос — услада для твоих вялых ушных раковин, но я всё-таки вынужден попросить тебя перейти к делу.

Послышался тяжелый вздох, который давал понять, что дальше уже будет не до шуток. Осаму, и так не ожидавший приятной «дружеской» беседы, напрягся ещё сильнее.

— Акутагава не может контролировать Расёмон.

Примечания:

*писатель Акутагава Рюноскэ родился в час Дракона дня Дракона года Дракона, и поэтому был назван Рюноскэ (первый иероглиф, 龍, означает «дракон»).

заглядывайте в гости)

https://vk.com/club179315344

Стоя в прихожей просторной, но весьма аскетично обставленной квартиры, Дазай мысленно убеждал себя в том, что он здесь только ради дела и что действует исключительно в интересах Детективного Агентства, но бутылка любимого вина Чуи в его правой руке явственно намекала на его истинные намерения.

— Спасибо, что согласился помочь. —  Из глубин коридора послышался хрипловатый, прокуренный голос Накахары. Осаму отметил, что в нём впервые за долгие годы не было ноток горькой обиды. Лишь безразличие, приправленное толикой благодарности. Сердце детектива защемило от осознания потери чего-то ценного, но разве чёрная всёпоглощающая дыра внутри может что-либо чувствовать?

«Прости, что причинил тебе боль»

Но увы, эти слова никогда не слетят с тонких, плотно сжатых губ. Вместо этого они изломятся в кривой ухмылке и выдадут очередную колкость:

— Чу-я-я-я, оглядывая твоё убогое жилище, я начинаю опасаться, не будешь ли ты за мою помощь расплачиваться натурой? — намекая на скромность интерьера, съязвил Дазай, — Неужели в порту всё так плачевно?

— Ну, я хотя бы, в отличие от тебя, псины, не на улице живу, — прорычал Чуя, и немного погодя добавил: — Ты действительно думаешь, что я позволил бы тебе узнать адрес своего дома?

«Предатель»

Осаму, поглощённый не вовремя вспыхнувшим чувством тугой и почти незнакомой ему вины, молчал.

«Как же иронично, что самая большая мерзость на свете работает на Детективное Агентство, а самый честный и искренний человек является исполнителем преступной организации».

Тяжело вздохнув, Осаму откинул назад мешающие пряди и сделал пару шагов навстречу Накахаре. 

— Как грубо, я ведь могу обидеться и уйти?

Чуя ответил ёмко и колко, как он всегда и умел, и из-за этого ответа привычная маска Дазая расползлась трещинами.

— Мне не привыкать.

Осаму сделал пару шагов в сторону бывшего напарника, понял, что ему лучше и дальше оставаться недалёким идиотом в глазах Накахары и, скрывая серьёзный смысл слов за наигранным тоном, выдохнул:

— Чуя, — начал Дазай, — я…

— Сладкая парочка, я вам не мешаю? — недовольно спросил чей-то голос из-за спины Чуи.

— Не думаю, что тебе стоило вставать, Рю, — отпихивая от себя Дазая, с беспокойством сказал Накахара.

— Давай ты не будешь строить из себя мою подчинённую? Лучше скажи, что он здесь забыл? — кивая головой в сторону детектива, поинтересовался Рюноске.

В глазах повелителя гравитации промелькнули опасные искры. Развернувшись лицом к Акутагаве, он раздражённо произнёс:

— Я тебя настолько сильно приложил, что ты начал задавать тупые вопросы? Тебе нужен он, а ты — упрямый мальчишка, который сам никогда к нему не обратится, — заметив, что Рюноске собирается высказаться по поводу выданной ему характеристики, Чуя раздражённо добавил: — Захлопнись. Если сам не можешь себе помочь, то хотя бы не мешай другим.

В его голосе звучала угроза (угроза ли?) и она, уязвив самолюбие Акутагавы, подкосила его, нокаутом выбила из привычного состояния, переворотив всё внутри, и самым ужасным было то, что весь этот процесс наблюдал Дазай. Рюноске решил, что не будет демонстрировать своё явное раздражение и тем самым унижаться ещё больше, и поэтому он только зашипел, нахмурился, но не проронил ни слова. Уважение и благодарность заставили его прикусить язык. Он отлично понимал, как невыносимо трудно Чуе было превозмочь себя, чтобы связаться с Дазаем. Понимал, потому что сам не смог.

«Чёрт, как же я жалок».

— Вы до ужаса утомительны! Может, мы уже к делу перейдем? — пытаясь подавить напускной громкий зевок, подал голос Осаму.

Накахара устало вздохнул и уже было открыл рот, чтобы ответить, но внезапно что-то заставило его передумать, и он молча двинулся во мрак коридора. Чуя, не оборачиваясь, махнул остальным рукой, мол, не стойте на месте.

* * *

Воцарившаяся тишина развеялась лишь тогда, когда все трое с удобством расположились на кухне и выпили по глотку вина. Было уже три часа ночи, тратить время на светские диалоги и выяснения отношений никому не хотелось, поэтому Рюноске решил сразу же пояснить суть проблемы.

— Когда я отключаюсь, Расёмон начинает нападать на стоящих поблизости.

Дазай хмуро свёл брови — услышанное ему определённо не нравилось. Насколько он успел изучить способность Акутагавы, она действительно могла выходить из-под контроля, но лишь при активации и при потере контроля эспера. Расёмон слишком тесно связан с Акутагавой, он не долженне может атаковать без хозяина.

Теперь возможность помочь им казалась ему не одолжением, а подарком судьбы. Сражаться с человеком, управляющим демоном, и с самим демоном — совершенно разные вещи.

— Судя по твоему потрёпанному виду, вы это проверили опытным путем?

— Да, — ответил Чуя вместо Рюноске. — Когда он благодаря мне отключился, Расёмон не был активирован… — он сделал небольшую паузу, чтобы получше сформулировать увиденное, — Все атаки Расёмона не были рассеянными ударами по области. Словно он отлично понимал, куда бить.

Зрачки Осаму сузились; уперев лицо в ладони, он сдавленно выдавил из себя:

— Похоже, Акутагава, шесть лет назад, когда ты учился у меня, я облажался.

* * *

Сказать, что Хигучи была разочарована из-за того, что вместо долгожданного визита своего семпая на следующей день она получила короткое смс и файл с документами и отчётами, которые ей нужно подготовить к следующему собранию — всё равно, что промолчать.

Каждый раз, закрывая глаза, она вспоминала вечер, когда он пришёл навестить её. Тогда некая стена между ними словно разрушилась; они смотрели друг другу в глаза и забывали про то, что их руки по локоть в крови, забывали про мрак, из которого были сотканы их жизни.

Час, проведённый вместе, болезненно напоминал ей о другой, уже давно канувшей в небытие жизни — жизни без мафии. Она не жалела о сделанном выборе, хотя был ли он у неё вообще?

Нет.

Если бы была возможность заработать деньги иначе, она бы не пошла работать в порт. Придя туда, она окончательно рассталась с грёзами о весёлом студенчестве и надеждами на счастливое, беззаботное будущее. Её жизнь никогда не была сказкой, и если её разбитые мечты могли подарить младшей сестре то, чего сама Ичиё была лишена, то она была готова отказаться от сладких фантазий.

Пускай она казалась неуместной в мире крови и насилия, по сути иного она и не знала. Дочь детектива, копавшего под предыдущего босса Портовой Мафии, нужно ли говорить, что с её семьёй расправились с особой жестокостью? Ичиё, а вернее Нацуко*, ведь именно так её звали до того, как она отказалась от этого имени, выжила лишь благодаря жертве своих родителей, которые спрятали двух дочерей и успели позвонить в полицию.

Когда девочек нашли, их вывели на улицу. Отчаяние парализовало её хрупкое тело, а сердце так больно билось о рёбра, что ей начинало казаться, будто они сломаются под его натиском. Нацуко не могла добровольно идти навстречу собственной смерти. Она постоянно спотыкалась и падала, но чьи-то грубые руки каждый раз подхватывали её и толкали вперёд.

Хигучи до конца своих дней будет помнить вкус бордюра и крови. И ту адскую, всепоглощающую боль, раздающуюся в голове и стирающую из неё все мысли. Единственное, что прошло сквозь агонию, захватившую её, — звук выстрела и ощущение странной тяжести в груди. А после была лишь пугающая, но почему-то манящая темнота.

Она очнулась через три дня под монотонный писк приборов и радостный вскрик младшей сестры. Тогда Хигучи ещё не знала, что произошедшее было лишь началом того кошмара, в который превращалась её ранее безоблачная жизнь.

Родственников, которые могли бы приютить двух сестёр, не было. Ни один приют, в связи с обстоятельствами смерти их родителей, не хотел принимать к себе сирот, как, собственно, и друзья покойных родителей. Никто, в случае чего, не хотел иметь дело с мафией.

К счастью, господин Хигучи был человеком дальновидным, и всё нажитое имущество после смерти супругов переходило их дочерям. С помощью не самых легальных ухищрений со стороны особо участливых знакомых двенадцатилетняя Нацуко смогла распоряжаться оставленной им квартирой и деньгами до наступления своего совершеннолетия.

Хоть у них и имелся некий капитал, Нацуко понимала, что когда-нибудь он закончится, и это абстрактное «когда-нибудь», скорее всего, наступит куда быстрее, чем хотелось бы. Нужно было искать способы заработка.

Но куда могла пойти работать маленькая девочка, да ещё и бывшая цель мафии, за которой вполне могли прийти?

Срезав красивые белокурые волосы, надев мальчишеские вещи и натянув кепку до носа, Нацуко отправилась в единственное место, откуда бы её не прогнали — трущобы. Именно там, разгружая грузы за гроши, она влюбилась в отстранённого мальчика Акутагаву Рюноске, и именно там она получила своё имя — Ичиё.

Хигучи была абсолютно уверена, что Рюноске не вспомнил её. Оно и неудивительно, ведь тогда он считал её парнем. Порой ей хотелось поговорить с ним о тех временах, рассказать, что тот болезненного вида блондин — это она. Но какой в этом был смысл? Он уже давно похоронил всех тех детей, что разделили с ним его участь в том мире, она стала бы призраком прошлого, дышащим в спину, а он и без того считал её чересчур назойливой.

Однако сетовать на судьбу не имеет смысла, прошлого не изменить, а будущее ещё не написано. Ичиё снова сделает вид, будто она всё забыла, соберет волосы в пучок и нацепит жизнерадостную улыбку, чтобы прикрыть дыру в груди, и примется за отчёты для своего семпая.

* * *

Всю неделю Рюноске бегал подчищать хвосты, спал по два часа в день и терроризировал подчинённых. И этому было всего две причины. Первая — он нервничал из-за собрания, на которое сейчас собирался идти. Вторая — ему было невероятно тяжело без помощи Хугучи. Только за эти семь дней Акутагава понял, как много работает его ассистентка. Хоть бумажная работа так и осталась на ней, но из-за того, что из больницы она выходит только сегодня, все организационные моменты легли на него.

«Возможно, она всё-таки полезна, — думал про себя Рюноскэ, осушая очередную кружку кофе. Вставая из-за стола, он обратил внимание на стоящую на нём пустую коробочку. Раньше в ней лежал принесённый Ичиё инжир в шоколаде. Акутагаве настолько понравилось это лакомство, что когда на днях оно закончилось, он не поленился и обошел три магазина в его поисках. Безуспешно. — Надо будет спросить, где именно она его купи… Меня сегодня могут заставить целоваться с грязью, а я думаю о шоколадках», — резко осадил себя мафиози.

Однако уже по дороге в порт его снова посетила несвойственная ему мысль:

«На собрании должны появиться мы оба. Может, стоит забрать Хигучи из больницы? — но, повторив этот вопрос у себя в голове ещё раз, Акутагава осёкся, и у него сразу возникла сотня аргументов в пользу того, чтобы не делать этого. — Может, мне стоит сходить к врачу? Чрезмерное общение с Двойным Чёрным, видимо, заражает мозг всякими глупостями, я начал думать о ерунде».

Хотя что-то глубоко внутри него считало, что Дазай с Чуей тут были абсолютно ни при чём, но Бешеный Пёс Портовой мафии не признался бы себе в этом и под угрозой смерти.

Когда Акутагава уже стоял в зале для собрания среди десятка своих коллег, обводя взгядом всех присутствующих в поисках знакомой белокурой макушки и не находя её, он проклинал свое решение не заходить за Хигучи.

Уже на автомате набирая на телефоне знакомые цифры, Рюноске готовился со всем пристрастием наорать на свою ассистентку, которая опаздывала на столь важное мероприятие. Однако услышав из динамика «Абонент временно недоступен», он чуть не выронил мобильник из рук.

За три года их совместной работы не было ни единого случая, чтобы Ичиё не ответила на его звонок или была недоступна.

Примечания:

"Итиё" было писательским псевдонимом писательницы Итие Хигути, которая являеется прототипом Ичиё Хигучи. Настоящие её имя — Нацуко.

Нацуко Хигути была рождена в семье мелкого полицейского чиновника.

( краткое пояснение отсылок из этой главы, если кто-то вдруг заинтресовался биографией это замечательной писательницы , вот ссылочка https://www.livelib.ru/author/116807-itijo-higuti)

P.S

простите за такую огромную задержку и за то что глава не особо большая, следующие главы, по крайней мере летом, будут выходить хотя бы раз в 1-2 недели.

И на правах саморекламы https://vk.com/club179315344, заглядывайте на чаёк)

Собрание уже пять минут как началось — Ичиё уже должна была находиться на месте. Рюноске не знал, что делать. Пойти искать её? Но больше чем на четверть часа выйти он не сможет — вызовет подозрения. Придумать отговорку её отсутствию? А если она всё же просто опаздывает? Пустить всё на самотёк? Но все отчёты о проделанной ими работе были на руках у Хигучи; разумеется, у Акутагавы были их копии, однако они покоились дома — он даже не думал брать их с собой, зная, что всю документацию предоставит его подчинённая.

«Чтоб тебя, Ичиё, — чертыхался Акутагава. — Может, задержали выписку, и у неё сел телефон? — с надеждой подумал он — из всех предполагаемых причин, по которой могла опаздывать его ассистентка, эта казалась наименее проблематичной. — Она не эспер и знает достаточно много, чтобы стать лёгкой мишенью для вражеских группировок. Если дело действительно обстоит именно так, то плевать на этот детский утренник, надо скорее её найти».

Коротко извинившись перед коллегами, он направился в сторону выхода, однако, прежде чем Рю успел до него дойти, дверь скрипнула, и в кабинет с извинениями зашли Ичиё Хигучи и Такеси Кайко.

На мгновение Бешеный Пёс Портовой Мафии замер, непонимающе глядя на вошедших. Но когда до него дошло, что Ичиё стоит перед ним собственной персоной, вполне целая и невредимая, а вместе с ней ещё и Кайко — он пришёл в бешенство. Рюноске сам не понимал, почему ему хочется разнести всё вокруг и насадить этих двоих на смертоносные чёрные клинки.

Близстоящие, интуитивно почувствовав резкую перемену настроения мужчины, с опаской от него отшатнулись.

Быстро сократив расстояние между собой и своей подчинённой, он крепко схватил её и толкнул к выходу.

— Нам нужно срочно обговорить кое-что насчёт документов, прошу простить, — коротко бросил Рюноскэ остальным, захлопывая за собой дверь.

Акутагава раздражённо шагал по коридору и тащил за собой Хигучи всё дальше от кабинета. Он остановился на лестничном пролете и, швырнув несчастную в стену, ударил ладонью в сантиметре от её лица:

— Я слушаю.

Нервно сглотнув, Ичиё заговорила, стараясь придавать своему голосу как можно больше уверенности.

— Простите, Акутагава-семпай, я перепутала время.

«Пусть уж лучше он разозлится на меня и ударит, чем узнает правду», — с тоской пронеслось у неё в голове. Зажмурившись, мафиози ожидала пощёчины или чего похуже, однако ничего не последовало. Разлепив сжатые веки, Ичиё встретилась с пронзающим до костей холодом металлических глаз.

Рюноске во многое мог бы поверить: в нападение, ухудшение здоровья, но не в то, что дотошная Хигучи «перепутала время».

—А телефон, я так полагаю, неожиданно сломался? И с Кайко вы, разумеется, случайно встретились по дороге? — с нескрываемой издёвкой спросил Акутагава, искривляя губы в хищной полуулыбке.

— Акута…

— Заткнись, бесполезная дворняга, — зло перебил девушку Рюноске, убирая руку. — После совещания придумаю, что с тобой делать.

Ичиё еще никогда не видела во взгляде начальника столько разочарования и… (боли?).

«Это конец. Он никогда не признавал меня, я ведь всего лишь девочка на побегушках. Теперь я, наверное, и вовсе мусор», — от этой мысли глаза Хигучи наполнились слезами, ноги подкосились, и она медленно сползла спиной по стене, стараясь сдерживать вырывающиеся всхлипы.

Внутри неё горело сердце, доселе сохранявшее свой огонь несмотря на все страдания. Однако сейчас оно хотело сгореть и оставить вместо себя горстку пепла.

Бешеный Пёс развернулся и направился в сторону кабинета, даже не посмотрев на распластавшуюся девушку. Он не хотел видеть её слёзы. Почему-то он чувствовал себя виноватым. Акутагава привык ко лжи, она была повсюду. Но почему-то из-за того, что ему соврала именно Ичиё, на душе стало действительно паршиво. В последнее время слишком много этих раздражающих «почему-то» начала вызывать в нём Ичиё Хигучи.

Рюноске не мог не признать, что, несмотря на то, что он не воспринимал свою подчинённую как себе равную, он всецело доверял ей. И вот, идя по узкому коридору родной организации, Акутагава впервые задался вопросом: «Кто она для меня?»

* * *

Возвращаться одному было нельзя, поэтому, встав напротив двери, Рюноске пожалел о том, что позволил себе не контролировать свою злость — куда разумнее было бы дождаться окончания собрания, а не устраивать сцены, ведущие в никуда.

Однако, прежде чем он успел что-либо предпринять, сбоку послышались тихие, неуверенные шаги. Рюноске даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кому они принадлежали.

Каменная маска, скрывающая все настоящие чувства, уже много лет сидела на нём как влитая, поэтому, продолжая смотреть перед собой, тоном, полным безразличия, он спросил:

— Успокоилась? Если да, то идём, — как же ему хотелось обернуться и посмотреть на Ичиё. Но зачем? Проверить, не плачет ли она до сих пор? Или убедиться, что ей так же скверно, как и ему? Но, разумеется, он не повернётся, ведь гордость намного сильнее чего-либо ещё.

Вместо ответа Хигучи подошла к двери и открыла её, отступая в сторону, чтобы пропустить своего семпая вперёд. В таком же безмолвии Акутагава зашел внутрь, попутно проговаривая очередные извинения за их небольшую отлучку, как того требовал этикет.

Он уже почти дошёл до укромного уголка, где уже успел пристроиться до встречи с Ичиё, когда нудный бубнёж про результаты незначительных сделок выступающего был прерван властным голосом Огая.

— Достаточно. Положи всё отчёты мне стол, — сказал Мори, наблюдая, как служащий, читающий отчёт, поспешил сгрести все свои бумаги в общую кучу и послушно сесть.

Огай окинул внимательным и едва ли не дотошным взглядом всех присутствующих, по своей профессиональной привычке оценивая внешнее состояние своих подчинённых и между делом подмечая внутреннее. Беспристрастные все до единого, в вечной готовности развязать бой, они были хороши. Даже если не всегда поддавались контролю и даже если не были в том виноваты.

Кстати о птицах.

Взгляд остановился на самом буйном члене Мафии, который в неумении контролировать свою способность, пожалуй, мог бы соревноваться с Чуей. Огай покосился на Накахару, тут же без удивления заметив, что последнему будто бы вообще всё равно, что происходит у них на совещании. (Нахватался у своего дружка). У Мори дёрнулась бровь.

Так. Акутагава.

Огай, сделав небольшую паузу и изломив губы в улыбке, совершенно не предвещающей ничего хорошего, произнёс:

— Акутагава, Хигучи, раз вы так усердно готовились, что даже вышли обсудить некие детали, почему бы вам не выступить сейчас? И Ичиё как раз расскажет всем, почему опоздала.

В целом ни о чём криминальном босс их не попросил — просто предоставить результаты своей работы, но Рюноске понимал, что более плохого момента для их доклада, чем сейчас, просто не придумать. После скучной тирады их предшественника все присутствующие клевали носом, но резкая смена спикера, да ещё и под не самым приятным предлогом, быстро их разбудила. Множество пар глаз начали пристально разглядывать молодых людей: несвоевременный приход Хигучи и несколько необычная реакция Акутагавы на это ещё больше разжигали интерес их коллег.

Разумеется, перечить боссу было нельзя, поэтому, стиснув зубы, Акутагава двинул к Мори, стараясь при этом не смотреть на свою подчинённую.

В напряжённой тишине оба встали перед главой Порта. Ичиё уже было открыла рот, чтобы объясниться, но, прежде чем хоть одно слово успело слететь с её губ, раздался телефонный звонок. Он напоминал раскат грома среди ясного неба, настолько неуместным и неожиданным он был в этот момент.

Атмосфера накалилась. На собрании не выключали телефоны, однако абсолютно все члены Порта знают, что во время его проведения лучше не звонить своим начальникам. Тем более самому Огаю.

Посмотрев на определитель, мужчина удивленно вскинул бровь. Взяв трубку, он обвёл взглядом зал, задержавшись на мгновение на Ичиё. Сначала Огай с суровым видом молча вслушивался в речь своего незримого собеседника, но потом его лицо заискрилось ехидной заинтересованностью.

— Не переживайте, всё под контролем. Я знаю, где беглец, — произнёс Мори, заканчивая разговор.

Акутагава не мог не заметить, что на этой фразе стоящая рядом Хигучи нервно вздрогнула. Происходящее ему абсолютно не нравилось. Словно в подтверждение его нерадужных мыслей босс, убирая назад мобильник, обратился к ним:

— Начинайте с доклада, историю Хигучи мы оставим на десерт.

«Во что умудрилась вляпаться эта безмозглая женщина за грёбаный квартал от больницы до порта?» — пронеслось в мыслях у Рюноске. Видимо, им оставалось только молить неведомые силы о том, чтобы злосчастное собрание в итоге не кончилось их сокращением. Мысли о повышении он вообще убрал в дальний, пыльный угол.

Тем временем Хигучи весьма бодро отчитывалась о последних зачистках, ловко избегая пикантные моменты, которые по возможности начальству лучше не знать. Ей нужно было показать верх своих ораторских способностей. Она уже и так облажалась и, возможно, подставила дорогого её сердцу семпая, и нужно было хоть как-то исправлять ситуацию в их пользу, а это всё, что она могла сделать.

«Босс знает, почему я опоздала, смысла врать нет, однако Акутагава ни в коем случае не должен был узнать об этом. Чёрт, хотела как лучше, а получилось как всегда, может я и впрямь бесполезна?» — пронеслось у Хигучи в голове, когда их выступление начало подходить к концу.

Подытожив всё вышесказанное и ответив на все заданные Огаем вопросы, молодые люди замолкли. Печально взглянув на Рюноске, Ичиё сделала шаг вперёд, готовясь держать ответ за свои глупые страхи.

По кабинету раздалось многозначительное покашливание — один из присутствующих на собрании мужчин пытался привлечь к себе внимание.

— Мори-доно, не позволите ли мне уточнить несколько деталей у Акутагавы по поводу их последней операции? — голос говорившего был до тошноты лелейным, Рюноске аж передёрнуло от этой слащавости.

«Похоже, этот уникум даже не собирается скрывать, что он ради работы готов подлизнуть чей-то зад».

Мори не ответил мужчине; вместо этого он вальяжно откинулся на спинку кресла и призывно взмахнул рукой, тем самым приглашая говорившего выйти к Акутагаве. Несколько колебаясь, он присоединился к стоящей перед Огаем паре. Видимо, в его планах было вещать из своего укромного уголка, а не стоя плечом к плечу с Бешеным Псом.

Чуя, стоящий чуть поодаль, равнодушно наблюдал за происходящим. Акутагава краем глаза успел заметить, что тот чуть прищурился — заметил опасность? Может быть то, как невыгодно им сейчас их положение? Он перевёл раздражённый взгляд на вставшего около него сотрудника, мысленно принимаясь переворачивать всё в своей памяти в попытках вспомнить имя мужчины.

— Меня зовут Кафу Нагаи. Если я не ошибаюсь, ваша ассистентка пострадала во время прошлой миссии? — Рюноске скептически цокнул, теперь уже не сомневаясь, о чём они будут вести разговор.

— Да.

— И ранили её именно вы?

— Да.

— Акутагава-сан, не поймите меня неправильно, но такой инцидент заставляет усомниться либо в вашей компетентности, как начальника, либо в пригодности Хигучи-сан как вашей помощницы, — скривив рот в едкой ухмылке, Нагаи с презрением взглянул на Ичиё и продолжил.

— Либо вы не в состоянии управлять своей способностью, что, я думаю, мы можем исключить, либо ваша подчинённая не способна с вами сработаться, потому что, насколько мне известно, это было не первое ранение, полученное ею от Расёмона. Она не эспер и выдающимися боевыми навыками не владеет, и всё это наталкивает на мысль, что Ичиё работает с вами лишь благодаря, так сказать, личным отношениям.

Внутри Хигучи что-то оборвалось. Та последняя струна, которая не давала ей упасть в тот мрак и безысходность, из которых была соткана её жизнь.

«То есть, за эти годы верной службы Портовой Мафии, всё, чего я удостоилась — это звание чьей-то любовницы?!» — Хигучи стиснула зубы, чувствуя, как всё внутри рябит, словно кто-то выбивает искры высоким напряжением. Как он посмел так отзываться о ней? Кто он вообще такой? Ичиё судорожно выдохнула, делая шаг вперёд и собираясь высказать, насколько некомпетентное, глупое и банальное обвинение выдвинул ей этот Нагаи, но внезапная перемена в воздухе заставила её замереть на месте. Что-то затрещало, накалилось и запахло жареным, будто бы горячая лампа их кабинета сожгла мотылька.

Её чувство гордости. Разве этому человеку можно донести что-то с помощью слов?

Ичиё считала — нет. Она замерла на месте на долю секунды, и это заметил только безразличный к собраниям Чуя. Он натянул на себя обод шляпы. Ичиё слышала, как внутри неё кипит кровь.

Прежде чем Рюноске успел до конца понять, что именно имел в виду Кафу, раздался неприятный хруст. Нагаи с круглыми от бешенства и боли глазами прижимал к лицу руки, которые постепенно окрашивались в алый цвет, с ненавистью глядя на склонившуюся перед ним Хигучи.

— Повтори ещё раз, что ты сказал, ублюдок? — Не своим, полным ледяных игл голосом сказала Ичиё.

Примечания:

Автор извиняется за задержку части, личные обстоятельства...

p.s 10/07

в общем автор строчит два мини стекольника параллельно, поэтому глава может несколько задержаться, а может и не задержаться, как карты лягут

19/07

вот моё оправдание https://ficbook.net/readfic/8405408

Из всех присутствующих на собрании лишь Мори, Коё и Чуя не поразились тому, что случилось. В отличие от многих, они вполне ясно представляли истинную натуру Ичиё Хигучи; их порой даже удивляло несерьёзное отношение к ней своих подчинённых. Чистосердечность и смазливое личико нередко вводили в заблуждение, заставляя составить ложное суждение о её личности, однако за внешней хрупкостью и мягкостью скрывался твёрдый, непоколебимый характер, который при необходимости давал о себе знать. Ичиё стерпит пощёчину от своего семпая, но не обвинение в некомпетентности и корыстной любви.

Обычно тёплые, отливающие бронзой глаза сейчас, казалось, приобрели тёмный винный оттенок. Её гнев завораживал: алый румянец хаотичными бутонами расцветал на белой фарфоровой коже, волосы, ранее собранные в пучок на затылке, рассыпались белокурым водопадом на плечи, а взгляд сквозил несвойственными ей холодом и презрением. Накахара, в течение всего совещания сохранявший беспристрастное, скучающее лицо, оценивающе присвистнул. Хук определенно был хорош.

Мельком переглянувшись с Огаем, он понял, что босс тоже остался доволен реакцией Хигучи — начни она объясняться, это выглядело бы жалко и лишь подтвердило бы слова Кафу. Однако актёров на сцене было трое, и бездействие Рюноске начинало настораживать. Слегка склонив голову, Мори ехидно взглянул поверх сцепленных в замок рук на Акутагаву, удивлённо глядящего в затылок своей ассистентки.

«Что же ты предпримешь, Бешеный пёс?»

Словно услышав мысли главы Портовой Мафии, Рюноске отмер от своего оцепенения и сделал пару шагов в сторону утирающего кровь с лица Кафу. Он был приятно потрясен поведением Хигучи, однако обида и непонимание своих и чужих чувств раздирали его на части, ему хотелось совершенно по-детски отомстить ей за съедающие его мысли и сомнения. Это было подобно надоедливому зуду, от которого хочется поскорее избавиться, но вместо того, чтобы воспользоваться лекарством, Акутагава предпочёл расчесать и без того саднящую рану.

— Думаю, если бы она стала моей любовницей, от неё было бы чуть больше толку.

Раствори свою искренность словно таблетку в его равнодушии

Ичиё предполагала, что он за неё не заступится. Но продолжала верить в лживую сказку своего воображения. Надежда — казнь топором, предпочтённая гильотине. И она постоянно выбирала этот злосчастный топор, уже проржавевший от её крови и слёз. Сейчас был последний шанс спасти ту Нацуко, что ещё жила в душе Хигучи. Но она умерла. Её убил человек, который и заставлял цепляться за то канувшее в лету прошлое. Ичиё съедали горечь и злоба, — «И ради этого человека я готова отдать жизнь? Ради него я терпела всю боль и унижение? Какой в этом всём смысл?»

«Раз это то, чего он хочет, то пусть получит», — с досадой подумала девушка, разворачиваясь лицом к своему наставнику.

— Акутагава-семпай, моя работа заключается в выполнении любого вашего поручения. Если вы считаете, что моё место в борделе, то можете поговорить с Мори-доно о моём переводе. А лучше — об увольнении, — жёстко, почти грубо произнесла Хигучи.

Рюноске почудилось, что земля под ним пошатнулась. Он не узнавал в стоящей перед ним женщине девчонку, что еще какой-то час назад перед ним плакала.

«Что, чёрт возьми, происходит? Обычная Ичиё ни в жизнь бы не посмела огрызнуться на меня».

Для Бешеного пса стало обыденностью, что светло-карие омуты её глаз лучились обожанием и почитанием; это безумно раздражало, но почему-то согревало, что бесило его ещё больше. А теперь в них была мертвецкая пустота. В голове словно вспышка промелькнула пугающая мысль:

«Неужели теперь так будет всегда? — но её сразу же оттеснили недовольство и гнев, которые он понимал в себе куда лучше. — Решила тявкнуть, дворняга?! Ну, так я проясню тебе ситуацию».

Бледная рука Акутагавы резко взметнулась в воздух, но прежде чем она достигла лица его подчинённой, девушка остановила её ребром своей ладони, однако маленькая победа продлилась недолго — через мгновение чёрные путы сковали её тело. Кольцо с каждой секундой сужалось, грозясь сломать трепыхающейся Хигучи кости. Но она упорно молчала, стараясь не издать ни стона.

Её безмолвие лишь больше распаляло и без того разъяренного Акутагаву. Где-то в самом дальнем уголке его сознания внутренний голос тихо призывал его прекратить пытать, по сути, ни в чем не виноватую Ичиё, но какая-то неведомая сила словно не давала ему окрепнуть и стать услышанным.

Никто не решался вмешиваться, лишь Накахара многозначительно посмотрел на Кайко, сидящего по другую сторону стола, на что тот лишь слегка кивнул головой. Огай, внимательно следящий за всем происходящим, подавил в себе лукавую улыбку. — «Кого именно из этих двоих ты хочешь защитить, а, Чуя?» — усмехнулся он про себя.

— Знай своё место. — разрезал натянутую тишину сиплый голос Рюноске, — Ты можешь показывать свой характер перед чёрными ящерами и самодовольной сошкой с распустившимся языком, а мне ты будешь смотреть в рот. — Расёмон резко сжался сильнее. Ичиё не выдержала и громко вскрикнула.

В Акутагаве что-то сломалось, когда он услышал её крик. Всё тело одолела неимоверная усталость, рассудок застелила густая пелена; пошатнувшись, он сделал пару шагов назад и прижал руки ко рту. Тем временем его способность деактивировалась, и Хигучи безвольно упала на землю, с ужасом устремляя взор на Рюноске, заходящегося в приступе кашля.

Обида? Злость? Она не знала, растворились ли они в страхе или просто притаились в закромах сознания, но ей хотелось ринуться ему на помощь, потому что она его ассистент, потому что она привыкла всегда быть с ним рядом, потому что она его любит. Но Ичиё просто не могла встать; она попыталась подняться, но острая боль в животе пронзила её, выбивая воздух из легких.

«Только не это. Только не сейчас!» — отчаянно простонала про себя Хигучи. Чувствуя, что на веки надвигается свинцовая тяжесть, она пробежалась взглядом по лицам всех сидящих коллег — беспристрастные, жёсткие, ухмыляющиеся, среди них лишь на одном можно было увидеть тень беспокойства. Ичиё посмотрела на Накахару с такой мольбой, что у того непроизвольно дрогнуло сердце. Но было ещё слишком рано начинать действовать. Ещё был шанс на то, что всё само разрешится.

В карих глазах заиграли чёрные пятна, мысли начали путаться; Хигучи хотела заплакать от своего бессилия и от осознания того, что именно она довела ситуацию до такого абсурда. Тьма затягивала её и пугала. Она лежит с внутренним кровотечением, окружённая лучшими исполнителями Порта, настрой и намерения которых понять невозможно, — это напоминало о событиях шестилетней давности.

«Не они, так вновь открывшаяся рана меня убьёт. Может, мне суждено погибнуть от рук Портовой мафии?» — одинокая слеза оставила блестящую, солоноватую дорожку на щеке — последняя слабость, которую она себе позволит.

«Сестра. Семпай. Простите».

Акутагава, всеми силами цеплявшийся за сознание, не сводил с Ичиё глаз, словно она была той частицей, что не давала ему отдаться манящему забвению, что так сильно пыталось заключить его в свои объятия. Он устал выживать, сражаться, добиваться, а пустота казалась такой притягательной… Возможно, в ней бы снова ненадолго растаяло всё то, что так гложило его изнутри изо дня в день, но Рюноске знал, что всё это — обман, и если он отдастся этому медовому зову, то разрушит всё то, что так долго строил. Хигучи всегда ассоциировалась с чем-то светлым, что было так ему чуждо, а он никогда не тянулся к солнцу, чувствуя, что, познав тепло его лучей, сгорит и обратится в пепел. Но сейчас оно было единственным, что удерживало.

Именно поэтому он не мог не заметить, что тело Ичиё неестественно обмякло. Ему показалось, что его окатили холодной водой, а в памяти словно фильм начали всплывать фрагменты из прошлого: улыбающаяся Хигучи протягивает коробочку инжира в шоколаде; Хигучи сосредоточено запоминает, какие лекарства необходимо ему вкалывать; Хигучи взволнованно склоняется над ним, утирая платком кровь с лица; плачущая Хигучи сползает спиной по стене… Эпизоды один за одним сменяли друг друга, отрезвляя затуманенный рассудок и постепенно заставляя отступить сковавшую его лёгкие боль.

* * *

Чуя смотрел на двух молодых людей перед собой и не мог не вспомнить себя и Дазая в их возрасте. Для Накахары всегда на первом месте была их организация. По крайней мере, ему так всегда казалось; предав её, Осаму для него умер, но когда наступала ночь, и рядом никого не было, он думал: «Что бы я выбрал, если бы он позвал меня с собой?» Но в случае с Ичиё было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что для неё в приоритете интересы Акутагавы, а не мафии. В какой-то степени Чуя восхищался тем, с какой самоотверженностью Хигучи отдавала всю себя Бешеному псу, однако, заглядывая вперёд в абстрактное будущее, он не видел того счастья, которого заслуживала эта хрупкая, отважная девушка. Если быть откровенными, то он не видел его вовсе.

Заметив, что Ичиё отключилась, Накахара решил действовать — ждать чего-то ещё уже было бессмысленно. Большая удача, что другие не вмешивались, а лишь молча наблюдали со стороны. — «Если Рюноске тоже потеряет сознание, то последствия будут похуже подпорченной репутации, ни в коем случае никто не должен узнать о его проблеме с Расёмоном».

Прежде чем Арахабаки успел подать Кайко знак, в кармане его плаща завибрировал телефон. Чуя опешил, ведь его рабочий номер был у очень узкого числа людей, и лишь один из этих избранных мог сейчас ему написать.

Сообщение от «Босс»: Всё под контролем.

Рыжеволосый эспер чуть не выронил от удивления мобильник; резко повернув голову в сторону Огая, он заметил того, сидящего в точно таком же положении, что и пять минут назад. Однако от былой саркастической улыбки не осталось и следа.

«Это называется под контролем? Тридцать человек сидят за столом и смотрят, как двое руководителей нашей ударной мощи подыхают», — раздраженно цокнув, Накахара устало откинулся на спинку стула, отводя взгляд от сосредоточенного лица босса. За годы службы Чуя усвоил, что в подобных вопросах Ринтару куда лучше него, и, если сказали сидеть на пятой точке ровно, значит, так надо. Однако Мори не знал о «маленьком» секрете Акутагавы, а это значительно меняло ситуацию. Но всё же Чуя решил немного подождать: ему фактически дали приказ не вмешиваться, а впадать в немилость Огаю — последнее, чего он хотел.

Тем временем Мори внимательно вглядывался в лежащую на полу девушку, не обращая внимания ни на готового выкашлять свои лёгкие Рюноске, ни на растерянного, с залитым кровью лицом Кафу, который уже пожалел, что вообще высунулся. — «С Акутагавой всё будет в порядке, его явно начало отпускать, скоро этот тупица вспомнит про ингалятор в кармане и будет как новенький. Нагаи — вообще жалкое зрелище, не блокировал, не уклонился от удара, ему полезно помучиться; возможно, мышечная память научит уворачиваться и не получать по лицу. Хоть он и информатор, этот навык ему не помешает, а вот если в течение пятнадцати минут наши доктора не поспеют, с Хигучи дела будут плохи. Ей было ясно сказано, что необходимо пробыть ещё три-четыре дня в больнице, а эта больная примчалась сюда. Я бы дал ей отгул, и она это прекрасно знает. Причиной определённо было что-то связанное с Рюноске, но сомневаюсь, что она прибежала просто помочь ему с документацией. Она достаточно сообразительна, чтобы понять, что при необходимости он может обойтись и без неё. Значит, Ичиё что-то узнала, что заставило её прийти… Но вот что? — спохватившись, Мори отложил этот вопрос на потом — пора было заканчивать затянувшуюся драму, и этим лучше заняться ему лично; его также настораживала столь ярая заинтересованность со стороны Накахары. — Эти трое определённо что-то скрывают, но делают это так неумело, что мне за них стыдно».

Огай тяжело вздохнул и поднял руку в привлекающем жесте.

— Достаточно. Кафу, скоро приедет скорая из нашей больницы. Встреть врачей, скажи, куда идти и заодно подлатайся. — Нагаи слегка кивнул головой и быстрым шагом двинулся в сторону двери. Но, когда он уже собирался закрыть её за собой, его снова окликнул босс:

— И научись не получать по лицу, бестолочь.

Дазай блуждал взглядом по комнате, пытаясь найти хотя бы крошечный источник света, но вокруг была только непроглядная тьма. Надо было всего-навсего встать с дивана и включить одну из ламп, однако он продолжал сидеть и всматриваться в причудливые чёрные узоры. Темнота и умиротворяла его, и пугала одновременно. Она была его давним другом. Нет. Она была частью его самого, от которой невозможно избавиться.

Осаму покинул криминальный мир, присоединился к Вооружённому детективному агентству, но изменило ли это хоть что-нибудь? Он перестал убивать. Но начал ли он ценить чужую жизнь? Нет. Ему казалось, будто его просто перепрограммировали, он лишь направил своё нутро в иное русло. Гнилому яблоку не стать вновь спелым.

Дазай задумался о прошлом, том периоде, когда они с Чуей ещё были друзьями напарниками. Только сейчас он осознал, что предал того задолго до ухода из Порта. Накахара был загадкой, которую ему не удавалось разгадать. Шумный и неизменно грубый, он притягивал к себе людей так же легко и естественно, как управлял гравитацией.

Осаму же был полной противоположностью. Он напрягал всех одним своим присутствием, но ему было плевать. Он не жаждал внимания, не стремился заслужить признание; люди были для него декорациями к спектаклю «жизнь». Сценарий был в его руках, и действия на сцене его не интересовали, его манила неизвестность закулисья, он не видел и не искал причину дальше играть. Она сама его нашла. Ворвалась рыжим вихрем и затянула в водоворот вечных споров и передряг. Достойный соперник. То, чего Чуя не мог взять умом, он добивался силой; то, чего Осаму не мог достичь с помощью силы, он компенсировал умом. По отдельности они виделись лишь удачными набросками, но вдвоём были шедевром Портовой мафии и Мори Огая в частности.

Как бы они ни дрались, ругались и спорили, оба понимали, что рассчитывать могут лишь друг на друга. Это были особые отношения, не вписывающиеся в рамки дружбы, любви, товарищества или чего-то ещё. Это был двойной чёрный. Разговоры излишни, всегда достаточно лишь кривой ухмылки.

Запредельно близко и далеко. Их дуэт напоминал алмаз, такой же твёрдый и такой же хрупкий. Хватило одной фразы, послужившей тем неосторожным касанием, что разрушило их карточный домик доверия. Дазай смотрел на горку оставшихся карт, каждая из которых имеет некое значение, но лишена смысла без второго игрока, цветная картонка и только.

У него немного защипало в глазах; ему мерещилось, что стены обступают его, заключая в тесную тюрьму.

«Если бы я догадался раньше, всё сложилось бы абсолютно по-другому, — Бледные и слишком тонкие для мужчины пальцы, сцепленные в замок, незаметно задрожали. — Я бы обязательно объяснился и извинился. Я бы не ушёл, не посмел бы бросить его.»

Обещание живому дороже обещания мертвому.

Ледяная волна отчаянной безнадёжности захлестнула его, грозясь снести те столпы, на которых была построена вся его новая жизнь 

«Зачем вести эту нелепую игру?

Зачем стараться быть хорошим для мирка порядочных граждан, когда мы одинаково взаимно безразличны?

Ради мёртвого?

Ода желал мне счастья, непоколебимо веря, что, убегая от тьмы, я рано или поздно прибегу к свету, но что, если эта гонка бесконечна? Пускай много воды утекло, но не вернее ли вернуться к истокам и человеку, которому я по-настоящему был необходим…»

Запрокинув голову назад, Дазай обессиленно опустил руки и рассмеялся так, словно услышал нечто ужасно глупое.

«Ключевое слово — был. Чуя определенно достиг гармонии с собой, и уже не нуждается во мне или в ком-то ещё, кто вытащил бы со дна. Да, и с чего я решил, что, если бы не вступил в Агентство, то осознание бы пришло? Я вполне мог бы быть не спасительным кругом, а камнем на шее, что никогда не даст ему подняться и распрямить спину».

«Пожалуй, лучшее, что вообще я в состоянии для него сделать — это выручать, когда просит, и не трогать старые раны. Мои извинения помогут только моей гордости, но никак не ему».

C трудом освободившись от плена мягкой обивки кресла, Дазай по обыкновению захрустел затёкшими от долгой неподвижности суставами. Мелодичный треск почему-то его убаюкивал, а ощущение в теле приносило какое-то своеобразное удовлетворение.

«Забавно, что мои расшатанные нервы успокаивает эта вредная детская привычка, — лёгкая улыбка тронула полоску плотно сжатых губ — И всё-таки я действительно редкостный урод. Этот идиот прав, мое самоубийство — самая большая добродетель, на которую я способен».

То, что не было святым, больше не воскреснет.

* * *

Разлепив веки, Ичиё увидела приевшуюся картину обшарпанного белого потолка. Сознание застилала лёгкая дымка, из-за чего минувшие события напоминали скорее футуристический сон, нежели что-то, произошедшее в действительности. В горле неприятно першило, а тело казалось таким тяжелым, словно было отлито из свинца. Сонная и еще плохо соображающая, она попыталась приподняться, чтобы попить воды и избавиться от противной сухости во рту, а заодно и отрезвить затуманенный разум. Странная тягучая боль разлилась по туловищу, заставляя Хигучи вернуться в прежнее сугубо горизонтальное положение.

— «Видимо, придётся подождать кого-то из медперсонала и…» — До ушей донеслось некое шуршание, похожее на шелест страниц. С трудом повернув голову в сторону источника звука, больная удивлённо приоткрыла губы.

— Кайко? — хрипло позвала она сидящего с книгой в углу палаты мужчину. Несмотря на кратковременность их знакомства, Ичиё бросился в глаза непривычный внешний вид Такэси. В обе их встречи он был одет в хороший черный костюм, балансирующий между строгостью и игривостью — в целом, это достаточно обычный облик для мафиози высокого звания. Сейчас же на нем была огромная тёмно-синяя толстовка, немного потрёпанные джинсы, а вдобавок на носу красовались очки округлой формы. В сочетании с чёрными растрёпанными локонами, его образ напомнил ей Гарри Поттера, что сильно развеселило её.

Не сдержав смешок, Ичиё вопросительно уставилась на него. Резче чем нужно, оторвав взгляд от своего чтива, Кайко растерянно посмотрел на неё — так, будто не ожидал её тут увидеть. Поспешно закрыв книгу и сняв очки, он встал и направился к выходу. Она хотела было окликнуть его, но, стоя уже возле порога, он раздражённо бросил:

— Тебе необходим врач, поговорим позже.

Девушка хмуро свела брови; нет, она была полностью согласна, что с делами можно повременить, её самочувствие действительно оставляло желать лучшего, но такая мелкая необоснованная грубость задевала и так уязвленную гордость. Однако, несмотря на поведение Такэси, Ичиё не могла отрицать тот факт, что всё, что он совершал, было во благо ей и Акутагаве. Это беспокоило её больше всего. За долгие годы работы в Порту она уяснила, что в этой организации никто никогда не делает ничего просто так.

От наблюдательности Кайко не ускользнула напряжённость на лице Хигучи. Тихо хмыкнув, он уже куда мягче добавил:

— Прекрати дуться, принцесса, прибереги силы для выздоровления. Тебя ждут приятные новости. — Прежде чем она смогла ответить, дверь захлопнулась.

«Он неисправим», — со вздохом заключила про себя Ичиё.

Устало откинувшись на подушку, она задумалась обо всём, что произошло на собрании. Ей до сих пор не хотелось верить в реальность случившегося. Если бы надо было составить список худших воспоминаний в жизни, то это определённо вошло бы в первую десятку.

«Я с завидной частотой терпела презрение, насмешки и унижение, но таким ничтожеством ещё себя не ощущала. Четыре гребанных года из кожи вон лезть, чтобы подняться вверх по карьерной лестнице и быть чем-то большим, чем пушечное мясо, и ради чего? Для того чтобы меня назвали бесполезной, а все заслуги приравняли к нулю?» — Пальцы крепко вцепились в белоснежную простынь.

«Глупый самообман. Меня куда больше оскорбляет не приурочивание моих достижений к роману с семпаем, а то, что все всерьёз думали, что я сплю с человеком, который считает меня пустым местом, что я настолько жалкая».

По бледным щекам, оставляя солоноватые дорожки, покатилось воплощение всей её горечи и обиды.

«Самое мерзкое, что они правы. Пускай между нами не было физической близости, но если бы он захотел, отказала ли бы я ему?»

У Ичиё не было ответа на этот вопрос, и от этого на сердце становилось еще горче. То, что было прочным и незыблемым, стало ошибочным и превратным. Её любовь к Рюноске показалась ей нездоровой, неправильной или, ещё ужаснее, лживой. В ее мечтах он неизменно нежный и заботливый, но это слишком не сочетается с его настоящим характером, и возникает вопрос: искренне ли она его любит, или же лишь грезит о воображаемом образе? Если же чувства подлинны, то зачем так калечить себя и тонуть в его безразличии и пренебрежении?

«Даже когда он смешал меня с грязью и чуть не убил, всё равно ринулась к нему, забыв обо всём. Я убеждаю себя, что не слепа, но так ли это? Мое существование в трущобах сводилось к нему, моя работа в мафии сводится к нему, разве это нормально? Почему я так упорно стараюсь до него дотянуться, обжигаясь, сгорая и начиная всё вновь?» — Хигучи поднимала одну за другой проблемы, которые игнорировала, предпочитая смирение. Сама того не осознавая, она заключала себя в клетку из собственных сомнений и страха. Ей казалось, что каждый приводимый довод попадает в яблочко, но едва ли они добирались хотя бы до мишени.

Из плена мрачных мыслей жертву самокопания вытянуло весьма неожиданное появление доктора — Мацумото. Стремительности, с которой он буквально влетел в палату, наверное, и сама Гин бы позавидовала; разозлённый медик опаснее любого мафиози. Ичиё не то, что не успела с ним поздороваться, она даже не успела удивиться его внезапной материализации у её кровати, как он уже начал отчитывать её за побег из больницы, пренебрежительное отношение к самой себе и «в конце концов, это вопиющее наплевательство на мой труд».

Стыдливо уставившись на руки, пациентка покорно выслушивала все упрёки. Она и без нотаций понимала всю опрометчивость своего поступка, однако голос сердца так умело замаскировался под доводы рассудка, что это прямиком привело её к очередной глупости.

Выплеснув всё недовольство и исчерпав запас всевозможных метафор, подчеркивающих степень возмутительности её «подвига», последователь Гиппократа решил, что можно уже и перейти к осмотру. В целом он заключался только в вопросах о её самочувствии и разъяснение её общего физического состояния, со всеми подробностями: процесс лечения и время реабилитации.

Всё оказалось в разы лучше, чем предполагала Хигучи: подозрения о внутреннем кровотечении не оправдались, что Господин Мацумото окрестил медицинским чудом. Все её органы были в порядке, насколько это было вообще возможным. А вот костям повезло куда меньше: четыре сломанных ребра, перелом ключицы и лучевой кости обеих рук. Без сознания она провела двенадцать часов, что было следствием травматического шока и расстройства внешнего дыхания. Прострация же была вызвана львиным количеством вколотого обезболивающего. После месяца комы всё это ей виделось в более или менее оптимистичном ключе.

Уже собираясь уходить, Мацумото, тихо прокашлявшись, обратился к своей непутёвой подопечной.

— Я настоятельно рекомендую вам сейчас отдохнуть. Очевидно, мои запреты — пустой звук для молодого человека, ждущего снаружи, однако я всё ещё лелею надежду о наличии у Вас зачатков благоразумия.

— Думаю, будь оно у меня, я бы вышла замуж по расчёту, а не зарабатывала деньги на существование, работая на Портовую мафию, — губы изломились в весёлую улыбку, но стеклянность карих глаз раскрывала всю плачевность сказанного.

— Вы вполне можете совместить, — ёмко заметил доктор и заговорщически продолжил, — По моему скромному мнению, при должном внимании с Вашей стороны, Такеси-сан будет готов уже через год предоставить вам такую возможность.

Хигучи поперхнулась воздухом. Разинув в изумлении рот, она готовилась высказать все свои возражения, однако её собеседник поднес палец к губам, предотвращая эту грядущую словесную лавину.

— Мне уже много лет, и, поверь моему опыту, мужчина не будет сидеть семь часов ради улаживания рабочих нюансов у постели женщины, которая ему абсолютно безразлична. Тем более его попросили уйти. Увы, права приказывать ему у меня нет.

Сказать, что Ичиё была поражена — всё равно что промолчать.

Она не находила ни одного разумного объяснения такому поведению, а признавать, что она как минимум симпатична Кайко, ей не хотелось. Господин Мацумото же с интересом наблюдал за её милой реакцией. Он не сомневался в сказанном, а ещё он был уверен в маловероятности такого исхода событий. Хватало одного взгляда, чтобы понять, что сердце юной леди уже давно отдано другому, и мало найдется смельчаков и глупцов, что будут пытаться отобрать его себе.

Ей очень многое хотелось выяснить у Кайко, но она была уверена, что он не выдаст ей и половины желаемой информации. Его хитрость и маневренность в общении вызывали у неё одновременно восхищение и отвращени: он мог вытянуть из человека его самые сокровенные тайны и подтолкнуть к любым действиям, однако природная открытость Ичиё не переносила личностей, расставляющих капканы даже во время беседы. Любопытство — коварная вещь, оно не хуже тщеславия незаметно окутывает, а затем манипулирует человеком, а в сочетании с поразительной способностью убеждать и убеждаться в чём угодно, оно приобретает неимоверную мощь. Если конкретизировать, то Хигучи приняла волевое решение не откладывать разговор с Такэси. Он же в свою очередь как истинный джентльмен не заставил даму долго себя ждать.

Два громких стука, тихое «входите», и вот Ичиё уже мнётся из-за охватившей ее неловкости, пока Кайко наслаждается её смущением.

«Может, поинтересоваться, зачем он так долго ждал, когда я очнусь?»

— Начни с приветствия, а потом уже будешь нападать на меня со своими расспросами. — словно поняв, о чем она размышляла, беззлобно любезно подсказал брюнет.

Моментально зардевшись, Хигучи пробурчала что-то нечленораздельное, чем еще больше рассмешила своего посетителя, однако виду тот не подал. Он помнил, как ему было дурно после анестезирующего препарата, поэтому открыто смеяться и потешаться над ней показалось ему низким.

«Едва ли б мне сошла с рук подобная фразочка, будь она полностью в себе».

— Пока ты гуляешь по чертогам разума, позволь мне рассказать тебе сказку об одной очень храброй, но, увы, не всегда думающей блондинке и о невероятно сильном и вспыльчивом бешеном псе, которые за один час, благодаря фантастическому везению и своему кровавому представлению с элементами дешёвой драмы, вытащили себя со дна.

Если бы Хигучи была компьютером, то её лицо в данный момент было бы загрузочным экраном.

— Такеси-кун, — аккуратно начала она, — Ты, часом, головой не ударился?

Настала очередь представителю сильного пола зависнуть. «Надеюсь, она так надо мной подшучивает, потому что, если она действительно не поняла, то нужно срочно делать снимок черепа, мне о сотрясении мозга ничего не говорили»

— Приложили тут только тебя. — вальяжно опустившись на стул, с наигранной безнадёжностью воскликнул он. — Короче, молчи и слушай.

Ичиё не стала возражать, и даже не кинула острую шпильку, что ввело Кайко в секундное замешательство.

«Вот же амёба… Она серьёзно вымотана, по-хорошему бы надо было дать ей восстановиться, но лучше нам переговорить до того, как эта сумасшедшая дворняга чухнется».

— Твой хук впечатлил босса, и презентация отчета тоже была на уровне, только есть пара «но». Побег из больницы кажется ему подозрительным, да и господин Накахара своим беспокойством подлил масла в огонь. Однако повторюсь — ты хорошо себя проявила и таким образом укрепила своё шаткое положение капитана ящеров. А вот с Рюноске все сложнее. Использовав на тебе Расёмон, он опроверг слухи о потере способности, но его действия были необдуманными, что, разумеется, разочаровало Мори-сама.

— Необдуманными? — тихо повторила за ним Ичиё, — Назвать бесполезной, поставить проститутку по статусу на ступень выше меня, а потом чуть не убить? По-моему, это называется по-другому.

Такеси испытующе посмотрел на неё, и увиденное явно ему не понравилось. Глаза, обычно содержащие в себе целую палитру эмоций, казались мёртвыми. Она напоминала ему старую фарфоровую куклу из антикварного магазина — такая же красивая, но отталкивающая своей реалистичностью и безжизненностью.

— А где же твоё тошнотворное обожание? Ох, уж эти прозрения спустя года, и что? — Глумливое спокойствие сменилось раздражением. — Всё бросишь? Уволишься? А ты у нас невинная овца, окружённая голодными и злыми волками?

Словно запнувшись о свои слова, Хигучи широко раскрыла глаза.

«Да, Акутагава-семпай во всех смыслах серьёзно ранил меня, но насколько безосновательны были его действия?»

Сначала опоздала на важное совещание, потом начала так неумело врать, что, не залепив ей тогда пощечину, он проявил воистину верх своей выдержки. Весь тот день она испытывала его терпение. Анализируя всё с новой стороны, Ичиё уже не видела себя такой несправедливо всеми обиженной.

«Как бы то ни было, ничто не оправдает в полной мере ни его, ни меня. Пора усвоить ценный урок: я причина всему, что со мной происходит, будь то неуважение коллег или жестокость начальника».

Примечания:

я знаю, что проды не было ужасно долго... надеюсь исправиться.

Сейчас, наверное, дело пойдет по шустрее, потому что на ближайшие главы есть четкий план, а не туманные размышления, но не хочу больше давать ложных обещаний , так что как пойдет хыыы

ну, и как всегда приглашаю в гости https://vk.com/club179315344

Такэси Кайко стоял напротив квартиры своего непосредственного начальника и с маниакальным упорством атаковал звонок, словно именно он позвонил ему со срочным вызовом, не соизволив даже толком что-либо объяснить. Сложившаяся ситуация его до скрежета в зубах раздражала. Суббота, час ночи, он только отмылся от устранения последствий недавней зачистки, уже собирался позволить себе пропустить стаканчик виски перед сном, чтобы та натянутая струна, именующая себя нервной системой, хоть немного ослабла. Но вместо этого он получил сообщение от Чуи с «просьбой» немедленно передислоцировать свою тушу к нему домой. Злого и усталого Такеси на тот момент вполне устраивало собственное скромное однокомнатное жилище, и переться ещё куда-то ему совсем не улыбалось.

— Знаешь, Кайко, — дверь тихонько открылась, и из нее высунулась растрёпанная рыжая макушка, — это весьма садистский способ отомстить мне за столь позднее приглашение, — окинув гостя оценивающим взглядом, он с усмешкой добавил, — Хотя, очевидно, основной удар твоего негодования приняла себя эта несчастная кнопка.

— Господин Накахара, вы меня позвали как своего подчинённого или как своего друга?

— Я просил приехать друга и талантливого эспера.

Брюнет напрягся: пускай он не вырос, как Дазай, вместе с Чуей, но не хуже него научился читать фразы Арахабаки между строк.

«Возможно, задание не связано с мафией и это что-то личное, или это всё же связано, но дело должно, по возможности, пройти мимо босса».

Тяжело вздохнув, Кайко хрипло вымолвил:

— Стало быть, это не приказ, и ты, должно быть, действительно обеспокоен, раз выдернул меня из кровати после сегодняшнего эдема наяву, — его голос был до тошноты лишённым каких-либо эмоций, чистый словно дистиллированная вода. Чую всегда удивляло и немного настораживало то, насколько резко Такеси становился таким…никаким? «Равнодушный» и «холодный», эти слова не могли описать ту кукольную безжизненность, которой от него веяло. За несколько лет работы он так и не смог привыкнуть к этой особенности своего подчиненного, это происходило неожиданно и всегда заставало врасплох. Вот он стоит перед тобой изнеможённый, раздраженный, а уже через секунду вместо человека —говорящая живая марионетка. Это чем-то напоминало ему Дазая, когда ему сносило крышу и он усерднее обычного старался наложить на себя руки.

Накахара не подал виду, но зрачки предательски расширились, что не ускользнуло от внимания его собеседника. Таинственный переключатель словно замкнуло, и до того, как он успел ответить, Такеси печально усмехнулся каким-то своим умозаключениям и, строго посмотрев на начальника, спросил:

— Надеюсь, ты пустишь меня внутрь? Подъезд у тебя, конечно, даже чище, чем моё убранство в лучшем его состоянии, но, знаешь, я слышал, что невежливо держать гостей у порога.

— Какие посетители, такие и хозяева, — беззлобно ответил повелитель гравитации, освободив проход и приглашающе махнув рукой.

Тихо хмыкнув, Такеси без лишних комментариев последовал за радушным господином. Он шел уверенно, не озираясь по сторонам. Хоть и нечасто, но в доме своего начальника он уже бывал. На работе они оба держались формально и сохраняли субординацию, но в свободное время регулярно совершали набеги на различные питейные заведения и с определенной частотой один из собутыльников помогал своему синему товарищу добраться до места, где можно с комфортом раскинуть свои конечности.

Вальяжно плюхнувшись на диван, Кайко решил первым прервать затянувшееся молчание:

— Чуя, я рассчитываю на дорогой качественный алкоголь. Думаю, я заслужил горячительное вознаграждение за своё великодушие.

Накахара, который как раз стоял напротив бара и тщательно выбирал напиток для повышения конструктивности предстоящей беседы, удивлённо выгнул бровь и, обернувшись, скептически посмотрел на брюнета.

— Да ты и Романе-Конти 1945 года не отличишь от вина из пластиковой упаковки, купленного в супермаркете по акции. Из «горячительного» здесь для тебя только чай, кофе и кипяток.

— Ты усугубляешь мою неразборчивость в алкоголе. Хотя в твоей красной виноградной лабуде я и правда не разбираюсь, но неужели у тебя не найдется жидкости с янтарным оттенком?

— Слабо заваренный чай из пакетика подойдет? — с максимально важным видом вежливо поинтересовался Чуя.

Еле сдержав рвавшийся наружу смешок, Кайко состроил обиженную гримасу и лениво потянулся в карман за сигаретами. Несмотря на задорный тон, весь его облик говорил о том, насколько он вымотан: чёрные залегшие под глазами тени ярко контрастировали с бледной кожей, из-за чего лицо казалась воистину мертвенно-бледным, а на всех не прикрытых одеждой участках тела расцветали синяки, порезы и ссадины.

— Давай перейдем сразу к сути, я не сомневаюсь в твоем чувстве юмора, но сам же знаешь, что сегодня был по-настоящему дерьмовый день.

Накахара прекрасно это понимал. Ему было тошно от того, что его не пустили на эту миссию, тогда бы жертв и проблем было бы в разы меньше. В очередном безмолвии он продолжил перебирать пальцами бутылки, стараясь не замечать, как сидящей на диване Такеси напрягается от звона стекла. Чуе было по-настоящему жаль его. В отличие от многих, он пошел в порт абсолютно по доброй воле: его не вербовали, да и жизнь не припирала к стенке, чтобы идти как та же Хигучи работать на мафию. С его способностью он мог бы достичь успеха практически в любой сфере, но, проанализировав всевозможные варианты, юнец пришел к выводу, что наиболее полезным он будет подле Арахабаки. Мори счёл, с одной стороны, огромной удачей заполучить такой ценный экземпляр как Кайко, но принятие в свои ряды человека, который заранее был предан другому, было сомнительной идеей, пускай этим избранным и был его самый верный подчинённый. Слишком хорошо знал, чем это заканчивается.

Такеси никогда не жаловался на грязную работу и беспрекословно выполнял всё, но каким бы сильным и стойким он ни пытался выглядеть, Накахара видел, как его поначалу коробило от жестоких убийств и пыток. Но раз за разом Такеси проглатывал тот ком, что подступал к горлу от луж крови и обезображенных трупов. Спустя год он уже спокойно жевал бутерброд на месте зачистки.

Чуя не раз спрашивал: «Почему?», «Зачем?». Ему ведь был открыт путь к спокойной и счастливой жизни, зачем было идти туда, где ты никогда не можешь быть уверен в том, наступит ли завтрашний день? Однако ответ всегда был неизменен и размыт: «Ты задаёшь неправильные вопросы». Вот и сейчас, когда он протягивал Кайко стакан абсента, его снедало любопытство о причинах такого экстравагантного выбора.

— Такеси, скажи, во время сегодняшней миссии заметил ли ты нечто… — Чуя сделал небольшую паузу, чтобы подобрать нужное слово, — странное?

— Ясно, — пальцы Такеси так крепко вцепились в стакан, что костяшки побелели.

— Если мы в это ввяжемся — дороги назад не будет.

— О чём ты…

— Не держи меня за идиота, — зло перебил Кайко, в его глазах неистовствовала буря. — Ты лучше всех знаешь, что я не мог не заметить, что из всего подразделения ящеров и рядовых, только блондиночка огребает от Расемона, — сделав жадный глоток, он продолжил, — бешеных собак отстреливают, а не лечат.

В яблочко. Чуя уже давно подмечал мимолетные взгляды, которые исподтишка бросал его протеже на ассистентку Акутагавы, и, если кто-то кроме него самого и способен заподозрить нечто неладное в постоянных ранениях Ичие от её семпая, так это Такеси и, вероятно, Гин.

— Почему тогда не выложил всё боссу?

— Я не лезу в чужие судьбы без веских поводов.

— Хм, то есть кома девчонки для тебя недостаточная мотивация? Хотя я не могу понять твоё отношение к ней, — Накахара сосредоточенно крутил в руках стакан, следя за переливающийся золотистой жидкостью, — она, скорее всего, даже не подозревает о твоем существовании, что делает твой очевидный интерес весьма эксцентричным… Хотя ты итак тот ещё чудик.

Кайко недовольно зыркнул на мистера модная панамка:

— Не разумней ли было бы просить помощи у его сестры? Она явно относится к нему лояльнее меня.

— В этом и заключается её непригодность. Необходим непредвзятый человек, который в безвыходной ситуации, если потребуется, сможет его убить. Как бы нелепо это ни звучало, но я считаю Акутагаву славным малым, а то, что с ним происходит отдаленно напоминает мне Порчу,— в голубых глазах отчётливо читались боль и сочувствие. Принятие своей сущности — тернистый лес, прохождение сквозь который оставляет шрамы,— я тот еще меценат, но из-за его взрывного характера и далеко не совершенного выполнения приказов у него весьма шаткое положение, тем не менее он ближе всех к исполнительному комитету. По-хорошему надо всё максимально быстро разрулить без Мори-сама, однако это маловероятно, на территории порта даже муха не может пролететь без его ведома, так что нужно собрать как можно больше информации.

— Полагаю, единственная моя «выгода» лишь в том, что если Рюноскэ не пойдет ко дну, то и Хигучи собой не утащит?

«Почему он позволяет себе называть Акутагаву по имени, а Хигучи —исключительно по фамилии или же всякими прозвищами?» — сразу подметил про себя Накахара.

— Ну, ты заслужишь искреннюю благодарность со стороны двух сильнейших боевых единиц Мафии и, — губы изломились в загадочную хитренькую улыбку, — уникальную возможность без лишних подозрений сблизиться с одной симпатичной девушкой.

Ответом был громкий хохот. Чуя недоумевал — он еще никогда не видел, чтобы Такеси настолько был чем-то рассмешен.

«Всё-таки он, наверное, безумен».

Стараясь успокоиться, Кайко сквозь смех ответил:

— С какой стороны ни глянь — одни убытки. Но не могу же я отказать своему почтеннейшему начальнику? Может быть, — эспер состроил мечтательную физиономию, — он будет таким душкой, что в моей зарплате прибавится лишний нолик за счёт этих сверхурочных?

— А ещё вполне вероятно, что он позволит тебе остаться у него до утра или вызовет тебе такси — поезда начнут ходить ещё не скоро.

— Тогда предлагаю выпить за хорошее руководство, — сказал Такеси, протягивая вперед руку со стаканом.

— Кампай!

* * *

Весь следующий месяц после разговора с Чуей Кайко проявлял верх своей социальной активности, разведывая настроения среди мафиози разных рангов. Подводя итог своих наблюдений, он пришел к выводу, что репутации этих двоих не уберечь, один обязательно пойдет ко дну. Чтобы избавить Акутагаву от слухов о его несдержанности или, что ещё хуже, неспособности контролировать Расемон, придется играть на некомпетентности Хигучи, а в её случае — всё то же самое. То же самое, но в обратную сторону. Как бы он ни симпатизировал ей, спасательный круг было рациональней протянуть её семпаю. Такеси хоть и ненавидел бешеного пса, но отлично осознавал, что он, в отличие от него, сможет защитить Ичиё. Даже с чистым именем она остается обыкновенной девушкой. После всего этого она при любом раскладе не сможет единолично руководить ящерами, а на доверии одной благодарной Гин и солидарного Тачихары далеко не уехать.

Периодически он наведывался в больницу, чтобы узнать о состоянии Хигучи, которая очнулась лишь через неделю после перенесённой операции. Каждый раз ему приходилось использовать способность*, чтобы она не узнала потом о его частых визитах. Он даже не смог пересилить себя, чтобы зайти к ней в палату. Воображение рисовало ужасные картины из далёкого прошлого, что заставляло кулаки сжиматься, а сердце — болезненно ныть. Хоть разум и говорил, что в событиях былого он не должен винить себя, но какая-то маленькая и очень громкая часть его души кричала, что после всего случившегося он не имеет права даже дышать рядом с ней. Его разрывали противоречия, ему хотелось с ней сблизиться, но это означало, что придется лгать, а он не хотел строить что-либо на лжи. Правда рано или поздно всплывет и сделает им обоим больно. Зачем начинать то, что исконно не предвещает ничего хорошего?

«Чтобы помочь ей и псине, мне придется добиться её расположения, потому что едва ли ему придёт в голову довериться и рассказать, что происходит. Всё покатится в тартарары, если правая рука не будет знать, что делает левая».

Подобные размышления занимали голову мужчины практически регулярно. Он постоянно взвешивал все за и против и придумывал всевозможные способы избежать этого. Например, свалить все на Накахару. И иронично, что окончательные решения, которые меняют нашу жизнь, принимаются за одно-единственное мгновение. Все доводы рассудка — плоды минут, часов, дней, недель, месяцев, годов размышлений бессильны перед одной неумолимой секундой. Потому что увидев на пути в больницу Рюноскэ, покупающего цветы, он не заметил, как буквально добежал до двери, к которой не смел подходить ближе чем на десять шагов. Постучав в неё, Кайко почувствовал, что подписал себе смертный приговор. Но он знал, что эта смерть, возможно, будет самым сладким, что испытает его сердце в их кровавом криминальном мире.

«Интересно, когда всё это началось? С Ичиё Хигучи или же с Нацуко Хигучи…»

Примечания:

*способность Кайко намеренно пока не раскрывается.

* действия главы происходят после первого попадания Ичие в больницу (начало фф). Решила это отметить, дело давно было, лучше напомню.

Автор рад вашим комментариям, они стимулируют его музу работать активнее ^^

https://vk.com/gvo_ozd заглядывайте в гости

Такеси Кайко проявил вверх своей выдержки и толерантности, сумев ввести Ичие в курс дела, связанного с ее по-о-очтейнишим сенпаем, потому что пару раз он серьёзно намеревался ненавязчиво предложить ей номер психолога. Ему, как человеку, выросшему во вполне спокойных человеческих условиях, хотелось дать его большинству своих коллег, в частности Чуе и их с Дазаем голубиными страданиями. Но он мужественно молча прибывал в шоке и с грустью осознавал, что от такой жизни и сам потихоньку сходит с ума.

«Может, при удобном случае закинуть Мори-сама идею про штатного психолога?»

За практически неделю регулярных посещений Хигучи он выяснил несколько очень важных вещей. Во-первых, Ичие прекрасно понимала, что происходит нечто странное, если не с самим Расемоном, то с Акутагавой. Во-вторых, она не доверится им с Чуей, для неё приоритетом была жизнь Рюноске, в то время как для них это была безопасность города и сотрудников порта, и, если тот окажется, по их мнению, опасным, они его либо запрячут куда подальше, либо просто убьют. Кайко ужасно раздражало, что ему приходится заботиться о худощавой заднице бешеного пса, что он не в силах отказать ни рыжей, ни белокурой бестии и что свой выходной он тратит на то, чтобы подготовить горе-ассистентку к завтрашнему совещанию.

— Нам, а в идеале тебе нужно сочинить красивую сказку, объясняющую, почему во время зачисток ты пытаешь изобразить шашлык на Расемоне. — Хигучи уже

открыла рот, чтобы ответить на очередную колкость парня, но залёгшие под глазами чёрные тени и лишённый какой-либо окраски голос заставили её попридержать свой темперамент. С минуту она молчала, напряжённо обдумывая свой ответ.

— Любое более-менее сносное оправдание натолкнёт всех на мысль о неспособности Акутагавы-семпая управлять способностью. Можно свести это к моей некомпетентности — не лучший ход, однако достаточно простой, и большинство легко на него клюнут.

— После твоего героического, но в первую очередь безумного и глупого спасения этого чахоточного из заложников, я до сих пор не до конца уверен, что дело в нём, — абсолютно серьёзным тоном подметил Такэси, на что получил от сидящей на больничной койке Ичие укоризненный взгляд.

— Ты пришел сюда острить?

— Милая, — Губы Кайко тронула отнюдь не добрая улыбка, от которой у девушки по спине побежали неприятные мурашки. — Я мог бы сейчас сидеть дома и наслаждаться заслуженным отдыхом, но вместо этого всё моё свободное время уходит на утирание твоих соплей и сохранение жизни твоей никчемной влюбленности.

Такеси заметил, как Хигучи вздрогнула на окончании фразы. Это было низко с его стороны, но так было нужно.

«Только вот кому это нужно? Мне, Ичие или маленькой Нацуко из покрытого пылью и кровью прошлого?»

Возможно, если бы Кайко мог дать себе ответ на этот вопрос, то беспокойных у него ночей было бы меньше. А Хигучи не пришлось бы пытаться сглотнуть предательски подступивший ком в горле. Но пока это не так, и он продолжит покупать сильное снотворное, а она всё так же будет давиться своими обидами.

— Хигучи, я не считаю тебя бесполезной, — начал было оправдываться он, но его мягко перебили.

— Я понимаю, — От её затравленного, пронзительного взора у Кайко сжалось сердце.

— Порой одного понимания недостаточно, оно абсолютно бесполезно, если ты себя такой ощущаешь.

Ичие звонко рассмеялась, заставляя Такеси хмуро уставиться на неё.

— Знаешь, столько людей ниже меня по положению говорят мне куда более задевающие вещи, абсолютно не считаясь с моими чувствами, да чего уж таить, порой и мнением. А человек, который во всех смыслах может не оставить и мокрого следа, пытается меня утешить и помочь.

Она искренне недоумевала: почему он всё это делает? Разумеется, она слышала про просьбу Накахары, но разве это достаточная причина? Если бы вопрос стоял только в потраченном времени, но ведь его могут просто убить в случае худшего из сценариев событий. Зачем добровольно подниматься на тонущий корабль?

— Я бы на твоём месте, — Кайко встал со стула и подошёл к сидящей на постели Ичие, ужасно медленно наклоняясь к её лицу. — Насторожился, — чуть ли не задевая её ухо губами, прошептал он.

Бледные щеки девушки тронул лёгкий румянец от такой близости эспера. Нет, сердце ни на секунду не ускорило свой шаг. Но пока тонкие руки грубо отпихивали от себя нарушителя границ личного пространства, в голове пронеслась неожиданная мысль

«Не было бы лучше, если бы я любила кого-то вроде него?»

Но выработанные годами настороженность и скепсис на корню задушили столь вопиющую идею.

— А я, по-твоему, тебе доверяю?

— А ты ещё вообще способна на это? — с нечитаемым лицом ответил вопросом на вопрос Такеси. — Неужели ты по-настоящему веришь Акутагаве? Я не сомневаюсь, что ты без колебаний умрёшь за него, но я говорю про другое. Когда ты будешь падать, протянет ли он тебе руку, спасёт ли?

— Нет, — без тени сомнения и грусти сказала Ичие. Кайко молчал. Не было смысла давать комментариев, когда всё и так кристально ясно.

«Хорошо, что она знает, насколько тернистый путь выбрала. Теперь неясно, то ли жалеть её за безумие, то ли уважать за такие самоотверженные сильные чувства».

Двое молодых людей ещё долго сидели в полной тишине, глубоко уйдя каждый в свои мысли. Они пришли в себя лишь тогда, когда пришел лечащий врач Ичие с просьбой нерадивому гостю удалиться.

— Господин Кайко, настоятельно прошу вас уйти, часы посещений уже давно истекли, пощадите эту очаровательную девушку, ей необходим покой и отдых.

Без лишних слов Эспер покинул палату, лишь слегка кивнув Хигучи и доктору на прощание, а та лишь поймала себя на мысли, что с ним на удивление было уютно и комфортно молчать.

* * *

— Твою мать, твою мать, Хигучи, — Кайко зло ударил кулаком в стену, от чего несчастная девушка немного поежилась. Ичие не могла разобрать, чего в его голосе было больше — злости или раздражения. Он не кричал, просто тихо закипал, причём, несмотря на обращение к ней, его недовольство было скорее адресовано куда-то в пространство.

— И что делать? — робко поинтересовалась Хигучи. Ситуация была просто абсурдной.

— Снимать штаны и бегать, — сквозь зубы прорычал Такеси. Из его уст это детская забавная фраза звучала отнюдь не весело. Он гребанный месяц ходил и планомерно обрабатывал сотрудников порта, что травма блондинки отнюдь не серьёзная, и её столь долгий «отдых» на больничном — лишь привилегия за хорошую работу, чтобы сегодня…

— Блять, — выругался Кайко, нервозно заводя руки себе за голову и несильно, но ощутимо оттягивая волосы на затылке.

«Мне нужно взять себя в руки. Всё не так плохо, как кажется»,— пытался успокоить себя он, однако предательский внутренний голосок вопил, что они в полном дерьме.

— Я могу просто пойти на собрание, — аккуратно начала Ичие, но почти сразу же была прервана своим собеседником.

— Да? — издевательски спросил он. — Отличный план, принцесса, ты у нас вообще стратег хоть куда, удивительно, почему ты ещё не заняла место Огая с такими выдающимися способностями. — Кайко видел, что своими колкостями испытывает терпение девушки, но ему было плевать. Возможно, поругаться с ней было неплохой идеей, так можно было хотя бы снять напряжение.

— Прекрати, — безапелляционно сказала Хигучи. — Ты раздуваешь проблему, это же совещание, а не зачистка. Нужно просто не перенапрягаться, и никто ничего не заметит, — чуть менее уверенно закончила она.

— А что будет, если твоя рана откроется там?

— Даже если она откроется, у меня будет время уйти под каким-нибудь предлогом, да и ты сможешь меня прикрыть?

Такеси надеялся, что ему просто послышалось. «Она не может быть настолько глупой, это уже клиника».

— Скажи, — Он смотрел ей прямо в глаза, стараясь хотя бы через зрительный контакт передать свои чувства опасения. — Ты понимаешь, чем это может кончиться? Я не про понижение в должности, испорченную репутацию и другую чепуху. Ты можешь умереть, причём глупо и бессмысленно.

— Нет, даже если это произойдёт, я знаю, что ты или в крайнем случае Мори-сама не допустите этого.

Кайко удивленно вскинул бровь:

— Не буду спрашивать, почему ты так уверена, что Босс тебя решит спасать, но как я тебе смогу помочь?

— Твоя способность, — с некоторой неловкостью и сомнением ответила Хигучи

— Откуда ты знаешь? Я тебе о ней не говорил, и по приказу нам с Накахарой её нужно держать как можно дольше в секрете.

— Цветы. Я заметила, что…

— Понятно, — прервал её Кайко. Он был приятно удивлен такой наблюдательностью девушки, и чувствовал досаду за свою непредусмотрительность. — Я действительно могу тебя спасти, но у этого есть определённые побочные эффекты.

— Вот видишь, ситуация далеко не критическая, нужно просто быть аккуратными.

Лёгкая улыбка на губах Ичие завораживала Такеси, но никак не усыпляла его настороженности и сомнений насчёт такой авантюры. С минуту он напряжённо о чем-то думал.

— Ты можешь не прийти, и я просто придумаю очередную сказку. Акутагава вполне способен справиться на собрании без тебя. Слухов, конечно, не избежать, но это лишь временная неприятность, нам же с тобой первостепенно отвадить внимание босса от проблем Рюноске.

— Нет, — Ичие упрямо как ребенок замотала головой. — Столько сил было вложено на подготовку к этому чёртовому собранию, это прямой билет для Сенпая в кресло комитета. Если мы сможем сейчас этого добиться, то дальше нам практически уже ничего и предпринимать не придётся, лишь ждать, когда он разберётся с Расемоном.

Пока Такеси внимал бойким речам Хигучи, он чувствовал, как на смену его раздражению приходит чудовищное безразличие. Его не задела собачья преданность девушки, не взбесила вся плоскость и односторонность её мышления в этом вопросе, продиктованная её чувствами. Он резко осознал, что все его недельные старания — абсолютно пустая трата сил и куда более ценного ресурса — времени. Они с Накахарой могут хоть из кожи вон вылезть, но выбраться из ямы эта парочка сможет только посредством собственных стараний. Будто какая-то неведомая сила не даёт посторонним ни помочь, ни помешать им.

«Пошло оно всё. Если эти двое окажутся в могиле, то пускай она будет вырыта их собственными руками. Что бы там ни произошло, нам с Чуей до последнего лучше никак не вмешиваться, сделаем лишь хуже».

— Хорошо, пошли. Полагаю, нам придется заскочить к тебе домой за подходящей одеждой, так что накинь себе что-нибудь на плечи и бодрой походкой к служебной машине у выхода.

Повторять два раза не пришлось. Пока Кайко ворковал у поста медсестёр, забирая всё внимание милых дам на себя, Ичие тихонько выскользнула из больницы, и лишь на полпути к своему дому она вспомнила, что забыла свой мобильник.

«Ничего страшного не произойдет, если я пропущу пару вызовов?»

* * *

Хигучи словно заколдованная смотрела из-за двери на происходящее в её палате. Она видела много эсперов со всевозможными способностями, но такого она ещё нигде не встречала. Нечто отдаленно похожее на это она слышала из рассказов про некого Оду Сакуноскэ.

Возле вазы с полузавявшими цветами у окна стоял Кайко, его руки были окутаны бледным зелёным свечением. Он лишь едва коснулся сухих стеблей, после чего они словно в замедленной съемке начали снова наполняться жизнью: опустившиеся бутоны, подняли вновь свои прекрасные головы вверх, а опавшие листья вернулись на свои прежние места.

«Словно время для этого цветка обернулось вспять»