Крик (гет)

Дазай блуждал взглядом по комнате, пытаясь найти хотя бы крошечный источник света, но вокруг была только непроглядная тьма. Надо было всего-навсего встать с дивана и включить одну из ламп, однако он продолжал сидеть и всматриваться в причудливые чёрные узоры. Темнота и умиротворяла его, и пугала одновременно. Она была его давним другом. Нет. Она была частью его самого, от которой невозможно избавиться.

Осаму покинул криминальный мир, присоединился к Вооружённому детективному агентству, но изменило ли это хоть что-нибудь? Он перестал убивать. Но начал ли он ценить чужую жизнь? Нет. Ему казалось, будто его просто перепрограммировали, он лишь направил своё нутро в иное русло. Гнилому яблоку не стать вновь спелым.

Дазай задумался о прошлом, том периоде, когда они с Чуей ещё были друзьями напарниками. Только сейчас он осознал, что предал того задолго до ухода из Порта. Накахара был загадкой, которую ему не удавалось разгадать. Шумный и неизменно грубый, он притягивал к себе людей так же легко и естественно, как управлял гравитацией.

Осаму же был полной противоположностью. Он напрягал всех одним своим присутствием, но ему было плевать. Он не жаждал внимания, не стремился заслужить признание; люди были для него декорациями к спектаклю «жизнь». Сценарий был в его руках, и действия на сцене его не интересовали, его манила неизвестность закулисья, он не видел и не искал причину дальше играть. Она сама его нашла. Ворвалась рыжим вихрем и затянула в водоворот вечных споров и передряг. Достойный соперник. То, чего Чуя не мог взять умом, он добивался силой; то, чего Осаму не мог достичь с помощью силы, он компенсировал умом. По отдельности они виделись лишь удачными набросками, но вдвоём были шедевром Портовой мафии и Мори Огая в частности.

Как бы они ни дрались, ругались и спорили, оба понимали, что рассчитывать могут лишь друг на друга. Это были особые отношения, не вписывающиеся в рамки дружбы, любви, товарищества или чего-то ещё. Это был двойной чёрный. Разговоры излишни, всегда достаточно лишь кривой ухмылки.

Запредельно близко и далеко. Их дуэт напоминал алмаз, такой же твёрдый и такой же хрупкий. Хватило одной фразы, послужившей тем неосторожным касанием, что разрушило их карточный домик доверия. Дазай смотрел на горку оставшихся карт, каждая из которых имеет некое значение, но лишена смысла без второго игрока, цветная картонка и только.

У него немного защипало в глазах; ему мерещилось, что стены обступают его, заключая в тесную тюрьму.

«Если бы я догадался раньше, всё сложилось бы абсолютно по-другому, — Бледные и слишком тонкие для мужчины пальцы, сцепленные в замок, незаметно задрожали. — Я бы обязательно объяснился и извинился. Я бы не ушёл, не посмел бы бросить его.»

Обещание живому дороже обещания мертвому.

Ледяная волна отчаянной безнадёжности захлестнула его, грозясь снести те столпы, на которых была построена вся его новая жизнь 

«Зачем вести эту нелепую игру?

Зачем стараться быть хорошим для мирка порядочных граждан, когда мы одинаково взаимно безразличны?

Ради мёртвого?

Ода желал мне счастья, непоколебимо веря, что, убегая от тьмы, я рано или поздно прибегу к свету, но что, если эта гонка бесконечна? Пускай много воды утекло, но не вернее ли вернуться к истокам и человеку, которому я по-настоящему был необходим…»

Запрокинув голову назад, Дазай обессиленно опустил руки и рассмеялся так, словно услышал нечто ужасно глупое.

«Ключевое слово — был. Чуя определенно достиг гармонии с собой, и уже не нуждается во мне или в ком-то ещё, кто вытащил бы со дна. Да, и с чего я решил, что, если бы не вступил в Агентство, то осознание бы пришло? Я вполне мог бы быть не спасительным кругом, а камнем на шее, что никогда не даст ему подняться и распрямить спину».

«Пожалуй, лучшее, что вообще я в состоянии для него сделать — это выручать, когда просит, и не трогать старые раны. Мои извинения помогут только моей гордости, но никак не ему».

C трудом освободившись от плена мягкой обивки кресла, Дазай по обыкновению захрустел затёкшими от долгой неподвижности суставами. Мелодичный треск почему-то его убаюкивал, а ощущение в теле приносило какое-то своеобразное удовлетворение.

«Забавно, что мои расшатанные нервы успокаивает эта вредная детская привычка, — лёгкая улыбка тронула полоску плотно сжатых губ — И всё-таки я действительно редкостный урод. Этот идиот прав, мое самоубийство — самая большая добродетель, на которую я способен».

То, что не было святым, больше не воскреснет.

* * *

Разлепив веки, Ичиё увидела приевшуюся картину обшарпанного белого потолка. Сознание застилала лёгкая дымка, из-за чего минувшие события напоминали скорее футуристический сон, нежели что-то, произошедшее в действительности. В горле неприятно першило, а тело казалось таким тяжелым, словно было отлито из свинца. Сонная и еще плохо соображающая, она попыталась приподняться, чтобы попить воды и избавиться от противной сухости во рту, а заодно и отрезвить затуманенный разум. Странная тягучая боль разлилась по туловищу, заставляя Хигучи вернуться в прежнее сугубо горизонтальное положение.

— «Видимо, придётся подождать кого-то из медперсонала и…» — До ушей донеслось некое шуршание, похожее на шелест страниц. С трудом повернув голову в сторону источника звука, больная удивлённо приоткрыла губы.

— Кайко? — хрипло позвала она сидящего с книгой в углу палаты мужчину. Несмотря на кратковременность их знакомства, Ичиё бросился в глаза непривычный внешний вид Такэси. В обе их встречи он был одет в хороший черный костюм, балансирующий между строгостью и игривостью — в целом, это достаточно обычный облик для мафиози высокого звания. Сейчас же на нем была огромная тёмно-синяя толстовка, немного потрёпанные джинсы, а вдобавок на носу красовались очки округлой формы. В сочетании с чёрными растрёпанными локонами, его образ напомнил ей Гарри Поттера, что сильно развеселило её.

Не сдержав смешок, Ичиё вопросительно уставилась на него. Резче чем нужно, оторвав взгляд от своего чтива, Кайко растерянно посмотрел на неё — так, будто не ожидал её тут увидеть. Поспешно закрыв книгу и сняв очки, он встал и направился к выходу. Она хотела было окликнуть его, но, стоя уже возле порога, он раздражённо бросил:

— Тебе необходим врач, поговорим позже.

Девушка хмуро свела брови; нет, она была полностью согласна, что с делами можно повременить, её самочувствие действительно оставляло желать лучшего, но такая мелкая необоснованная грубость задевала и так уязвленную гордость. Однако, несмотря на поведение Такэси, Ичиё не могла отрицать тот факт, что всё, что он совершал, было во благо ей и Акутагаве. Это беспокоило её больше всего. За долгие годы работы в Порту она уяснила, что в этой организации никто никогда не делает ничего просто так.

От наблюдательности Кайко не ускользнула напряжённость на лице Хигучи. Тихо хмыкнув, он уже куда мягче добавил:

— Прекрати дуться, принцесса, прибереги силы для выздоровления. Тебя ждут приятные новости. — Прежде чем она смогла ответить, дверь захлопнулась.

«Он неисправим», — со вздохом заключила про себя Ичиё.

Устало откинувшись на подушку, она задумалась обо всём, что произошло на собрании. Ей до сих пор не хотелось верить в реальность случившегося. Если бы надо было составить список худших воспоминаний в жизни, то это определённо вошло бы в первую десятку.

«Я с завидной частотой терпела презрение, насмешки и унижение, но таким ничтожеством ещё себя не ощущала. Четыре гребанных года из кожи вон лезть, чтобы подняться вверх по карьерной лестнице и быть чем-то большим, чем пушечное мясо, и ради чего? Для того чтобы меня назвали бесполезной, а все заслуги приравняли к нулю?» — Пальцы крепко вцепились в белоснежную простынь.

«Глупый самообман. Меня куда больше оскорбляет не приурочивание моих достижений к роману с семпаем, а то, что все всерьёз думали, что я сплю с человеком, который считает меня пустым местом, что я настолько жалкая».

По бледным щекам, оставляя солоноватые дорожки, покатилось воплощение всей её горечи и обиды.

«Самое мерзкое, что они правы. Пускай между нами не было физической близости, но если бы он захотел, отказала ли бы я ему?»

У Ичиё не было ответа на этот вопрос, и от этого на сердце становилось еще горче. То, что было прочным и незыблемым, стало ошибочным и превратным. Её любовь к Рюноске показалась ей нездоровой, неправильной или, ещё ужаснее, лживой. В ее мечтах он неизменно нежный и заботливый, но это слишком не сочетается с его настоящим характером, и возникает вопрос: искренне ли она его любит, или же лишь грезит о воображаемом образе? Если же чувства подлинны, то зачем так калечить себя и тонуть в его безразличии и пренебрежении?

«Даже когда он смешал меня с грязью и чуть не убил, всё равно ринулась к нему, забыв обо всём. Я убеждаю себя, что не слепа, но так ли это? Мое существование в трущобах сводилось к нему, моя работа в мафии сводится к нему, разве это нормально? Почему я так упорно стараюсь до него дотянуться, обжигаясь, сгорая и начиная всё вновь?» — Хигучи поднимала одну за другой проблемы, которые игнорировала, предпочитая смирение. Сама того не осознавая, она заключала себя в клетку из собственных сомнений и страха. Ей казалось, что каждый приводимый довод попадает в яблочко, но едва ли они добирались хотя бы до мишени.

Из плена мрачных мыслей жертву самокопания вытянуло весьма неожиданное появление доктора — Мацумото. Стремительности, с которой он буквально влетел в палату, наверное, и сама Гин бы позавидовала; разозлённый медик опаснее любого мафиози. Ичиё не то, что не успела с ним поздороваться, она даже не успела удивиться его внезапной материализации у её кровати, как он уже начал отчитывать её за побег из больницы, пренебрежительное отношение к самой себе и «в конце концов, это вопиющее наплевательство на мой труд».

Стыдливо уставившись на руки, пациентка покорно выслушивала все упрёки. Она и без нотаций понимала всю опрометчивость своего поступка, однако голос сердца так умело замаскировался под доводы рассудка, что это прямиком привело её к очередной глупости.

Выплеснув всё недовольство и исчерпав запас всевозможных метафор, подчеркивающих степень возмутительности её «подвига», последователь Гиппократа решил, что можно уже и перейти к осмотру. В целом он заключался только в вопросах о её самочувствии и разъяснение её общего физического состояния, со всеми подробностями: процесс лечения и время реабилитации.

Всё оказалось в разы лучше, чем предполагала Хигучи: подозрения о внутреннем кровотечении не оправдались, что Господин Мацумото окрестил медицинским чудом. Все её органы были в порядке, насколько это было вообще возможным. А вот костям повезло куда меньше: четыре сломанных ребра, перелом ключицы и лучевой кости обеих рук. Без сознания она провела двенадцать часов, что было следствием травматического шока и расстройства внешнего дыхания. Прострация же была вызвана львиным количеством вколотого обезболивающего. После месяца комы всё это ей виделось в более или менее оптимистичном ключе.

Уже собираясь уходить, Мацумото, тихо прокашлявшись, обратился к своей непутёвой подопечной.

— Я настоятельно рекомендую вам сейчас отдохнуть. Очевидно, мои запреты — пустой звук для молодого человека, ждущего снаружи, однако я всё ещё лелею надежду о наличии у Вас зачатков благоразумия.

— Думаю, будь оно у меня, я бы вышла замуж по расчёту, а не зарабатывала деньги на существование, работая на Портовую мафию, — губы изломились в весёлую улыбку, но стеклянность карих глаз раскрывала всю плачевность сказанного.

— Вы вполне можете совместить, — ёмко заметил доктор и заговорщически продолжил, — По моему скромному мнению, при должном внимании с Вашей стороны, Такеси-сан будет готов уже через год предоставить вам такую возможность.

Хигучи поперхнулась воздухом. Разинув в изумлении рот, она готовилась высказать все свои возражения, однако её собеседник поднес палец к губам, предотвращая эту грядущую словесную лавину.

— Мне уже много лет, и, поверь моему опыту, мужчина не будет сидеть семь часов ради улаживания рабочих нюансов у постели женщины, которая ему абсолютно безразлична. Тем более его попросили уйти. Увы, права приказывать ему у меня нет.

Сказать, что Ичиё была поражена — всё равно что промолчать.

Она не находила ни одного разумного объяснения такому поведению, а признавать, что она как минимум симпатична Кайко, ей не хотелось. Господин Мацумото же с интересом наблюдал за её милой реакцией. Он не сомневался в сказанном, а ещё он был уверен в маловероятности такого исхода событий. Хватало одного взгляда, чтобы понять, что сердце юной леди уже давно отдано другому, и мало найдется смельчаков и глупцов, что будут пытаться отобрать его себе.

Ей очень многое хотелось выяснить у Кайко, но она была уверена, что он не выдаст ей и половины желаемой информации. Его хитрость и маневренность в общении вызывали у неё одновременно восхищение и отвращени: он мог вытянуть из человека его самые сокровенные тайны и подтолкнуть к любым действиям, однако природная открытость Ичиё не переносила личностей, расставляющих капканы даже во время беседы. Любопытство — коварная вещь, оно не хуже тщеславия незаметно окутывает, а затем манипулирует человеком, а в сочетании с поразительной способностью убеждать и убеждаться в чём угодно, оно приобретает неимоверную мощь. Если конкретизировать, то Хигучи приняла волевое решение не откладывать разговор с Такэси. Он же в свою очередь как истинный джентльмен не заставил даму долго себя ждать.

Два громких стука, тихое «входите», и вот Ичиё уже мнётся из-за охватившей ее неловкости, пока Кайко наслаждается её смущением.

«Может, поинтересоваться, зачем он так долго ждал, когда я очнусь?»

— Начни с приветствия, а потом уже будешь нападать на меня со своими расспросами. — словно поняв, о чем она размышляла, беззлобно любезно подсказал брюнет.

Моментально зардевшись, Хигучи пробурчала что-то нечленораздельное, чем еще больше рассмешила своего посетителя, однако виду тот не подал. Он помнил, как ему было дурно после анестезирующего препарата, поэтому открыто смеяться и потешаться над ней показалось ему низким.

«Едва ли б мне сошла с рук подобная фразочка, будь она полностью в себе».

— Пока ты гуляешь по чертогам разума, позволь мне рассказать тебе сказку об одной очень храброй, но, увы, не всегда думающей блондинке и о невероятно сильном и вспыльчивом бешеном псе, которые за один час, благодаря фантастическому везению и своему кровавому представлению с элементами дешёвой драмы, вытащили себя со дна.

Если бы Хигучи была компьютером, то её лицо в данный момент было бы загрузочным экраном.

— Такеси-кун, — аккуратно начала она, — Ты, часом, головой не ударился?

Настала очередь представителю сильного пола зависнуть. «Надеюсь, она так надо мной подшучивает, потому что, если она действительно не поняла, то нужно срочно делать снимок черепа, мне о сотрясении мозга ничего не говорили»

— Приложили тут только тебя. — вальяжно опустившись на стул, с наигранной безнадёжностью воскликнул он. — Короче, молчи и слушай.

Ичиё не стала возражать, и даже не кинула острую шпильку, что ввело Кайко в секундное замешательство.

«Вот же амёба… Она серьёзно вымотана, по-хорошему бы надо было дать ей восстановиться, но лучше нам переговорить до того, как эта сумасшедшая дворняга чухнется».

— Твой хук впечатлил босса, и презентация отчета тоже была на уровне, только есть пара «но». Побег из больницы кажется ему подозрительным, да и господин Накахара своим беспокойством подлил масла в огонь. Однако повторюсь — ты хорошо себя проявила и таким образом укрепила своё шаткое положение капитана ящеров. А вот с Рюноске все сложнее. Использовав на тебе Расёмон, он опроверг слухи о потере способности, но его действия были необдуманными, что, разумеется, разочаровало Мори-сама.

— Необдуманными? — тихо повторила за ним Ичиё, — Назвать бесполезной, поставить проститутку по статусу на ступень выше меня, а потом чуть не убить? По-моему, это называется по-другому.

Такеси испытующе посмотрел на неё, и увиденное явно ему не понравилось. Глаза, обычно содержащие в себе целую палитру эмоций, казались мёртвыми. Она напоминала ему старую фарфоровую куклу из антикварного магазина — такая же красивая, но отталкивающая своей реалистичностью и безжизненностью.

— А где же твоё тошнотворное обожание? Ох, уж эти прозрения спустя года, и что? — Глумливое спокойствие сменилось раздражением. — Всё бросишь? Уволишься? А ты у нас невинная овца, окружённая голодными и злыми волками?

Словно запнувшись о свои слова, Хигучи широко раскрыла глаза.

«Да, Акутагава-семпай во всех смыслах серьёзно ранил меня, но насколько безосновательны были его действия?»

Сначала опоздала на важное совещание, потом начала так неумело врать, что, не залепив ей тогда пощечину, он проявил воистину верх своей выдержки. Весь тот день она испытывала его терпение. Анализируя всё с новой стороны, Ичиё уже не видела себя такой несправедливо всеми обиженной.

«Как бы то ни было, ничто не оправдает в полной мере ни его, ни меня. Пора усвоить ценный урок: я причина всему, что со мной происходит, будь то неуважение коллег или жестокость начальника».

Примечания:

я знаю, что проды не было ужасно долго... надеюсь исправиться.

Сейчас, наверное, дело пойдет по шустрее, потому что на ближайшие главы есть четкий план, а не туманные размышления, но не хочу больше давать ложных обещаний , так что как пойдет хыыы

ну, и как всегда приглашаю в гости https://vk.com/club179315344