Завтра утром (гет)

Я могу умереть за преступность желаний,

лишь бы ты был со мной за секунду до смерти.

«Рай на полчаса»

Fleur

Она была боса. Белый пух обнимал лодыжки и веером мягких мелких перьев укрывал икры до самого колена. Бёдра, плоский живот и грудь были затянуты плотной грубой тканью доспеха, столь неуместной на её бледной нежной коже. Узор из лёгкого пуха скользил по ключицам, опоясывал тонкую шею и, спускаясь по спине, переходил в белоснежные крылья. В окружении топорщащегося мелкого пера одно к одному веером раскинулись длинные заострённые к концу большие маховые.

Левая кисть с тремя длинными пальцами, покрытыми мелкими клиновидными чешуйками, увенчанными острыми чёрными когтями и одним коротким, расположенным напротив, сейчас была пуста, а рука укутана белым пером от запястья до локтя. Пальцами левой она нервно теребила тесёмку закреплённого на эфесе меча амулета. Длинные алые волосы невесомыми прядями взмывали в воздух с каждым её шагом.

Жрица цахла⁽¹⁾ ступала босиком по искромсанной когтями и клинками плоти павших ханхэрэ⁽²⁾. Иссиня-чёрные перья их были липкими от крови. Масса остывающих истерзанных тел поверженных воинов щетинилась обломками мечей и копий, острыми наконечниками стрел. Она ступала аккуратно, но очень скоро её стопы покрылись мелкими порезами. Ещё живым ханхэрэ она казалась бледным призраком смерти, и пусть её руки были пусты, а клинок не покидал ножен, следом за ней шли палачи. Безмолвные белокрылые воины с обнажёнными клинками, что без тени жалости обрывали жизнь каждого из уцелевших.

Для тяжело раненых и умирающих цахла же жрица была последним глотком надежды. Они тянули к ней израненные руки, когтистые птичьи пальцы, или обессилено провожали взглядами, неустанно шепча молитвы милостивым богам. Для них она была посланником всепрощающего божества, ласкающим взгляд мороком грядущего покоя, мира без войн и боли, без потерь и страха, мира без смерти и проклятых ханхэрэ. И они тянулись, чтобы хоть кончиками пальцев коснуться её невесомых крыл, самозабвенно вознося молитвы, едва различимым шелестом слов уносящиеся в холодные пустые небеса, что станут могилой для их душ, сразу же как тела поглотит земля.

Эрза шагала по остывающим телам, оцепенело глядя перед собой, взгляд её был пуст. Она не могла обещать умирающим цахла спасения. Она никогда бы не призналась даже своему сунтэдхалу⁽³⁾, с которым делилась всем, самыми своими невероятными идеями, не призналась бы, что не верит в богов цахла. Не верит в мир без войны и страха, не верит в бессмертие. Всякий раз, глядя в глаза умирающим воинам, она плотно сжимала бледные губы, чтобы те не дрожали, и, стиснув зубы, заставляла своё лицо обращаться в скорбную маску.

Внезапно её босая ступня, мокрая от крови, сочащейся из многочисленных порезов, соскользнула с холодной и окоченевшей уже грудной клетки поверженного ханхэрэ. Эрза потеряла равновесие и бесшумно, словно лёгкое белое пёрышко, упала прямо в груду мертвецов. Она зашарила руками по мокрым от крови иссиня-чёрным перьям, панически нащупывая опору, чтобы подняться на ноги. Всё с таким трудом хранимое ей самообладание вмиг покинуло её, исказив ужасом лицо, отражаясь страхом и отвращением в самой глубине карих глаз. Тут же меч в ножнах, закреплённых на поясе, показался ей бесполезной железкой, собственное тело — неповоротливым и неуклюжим, словно вся неземная лёгкость вмиг покинула её. Тяжёлые белые крылья тянули к земле, больше напоминающей медленно остывающую могилу, таращащуюся на неё чёрными застывшими вороньими глазами.

Её ладонь коснулась тёплой кожи в обрамлении грубых жёстких перьев и обрывков пропитанной кровью ткани. Грудь ханхэрэ под её рукой тяжело поднялась и опала. Эрза подавила рвущийся из груди крик и отпрянула назад, оглянулась, высматривая над неподвижными телами белые росчерки крыльев следующих за ней палачей.

Ханхэрэ вновь тяжело вдохнул, грудь его под её ладонями поднялась и резко ухнула вниз. Эрза отдёрнула руку и прижала ладонь к груди, ощущая отчаянное биение собственного сердца, что, казалось, готово было проломить грудную клетку, лишь бы вырваться наружу. Ей отчаянно хотелось подняться на ноги и кинуться прочь. Бежать без оглядки к белокаменным колоннам храма, как можно дальше от поля сечи, от тел павших воинов, от стылых могил, от полных надежды глаз умирающих. Однако вместо этого она потянула дрожащую руку к большому вороньему клюву в обрамлении жёстких чёрных перьев.

Эрза медленно провела самыми кончиками пальцев по грубым насечкам то ли царапинам от когтей, то ли зарубкам от меча, едва-едва коснулась топорщащихся перьев. Скользнула ладонью под клюв и, ухватившись за жёсткий роговой нарост, потянула вверх, но тот не двинулся с места.

Эрза протянула и левую руку, её коготки чиркнули по твёрдой поверхности, оставив едва различимые насечки среди прочих. Упёршись обеими руками, она смогла, наконец, приподнять, а потом и вовсе оттолкнуть тяжёлый шлем. Массивный клюв со шлейфом чёрных перьев опустился на мёртвые тела, которыми был зажат его владелец.

Эрза затаила дыхание, вглядываясь в глаза ханхэрэ, изучая его лицо до мельчайших деталей. Воин был красив, не той надменно-холодной красотой, что славились цахла, но дерзкой и дикой. Взгляд её скользил по правильным чертам его лица, слегка выступающим, словно лепным, скулам, по змеящемуся багровыми переливами клейму на правой щеке и вновь неизменно возвращались к тёмно-зелёным глазам, напряжённо на неё глядящим.

Ханхэрэ прекрасно знал, чего ждать от жрицы цахла, не понимал лишь, почему она медлит. Эрза же вспомнила, что ей необходим воздух, и, шумно выдохнув, продолжала изучать воина. Короткие волосы его топорщились в разные стороны, среди непослушных прядей виднелся чёрный пух. Сама не понимая зачем, Эрза придвинулась ближе, так, что её лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица ханхэрэ, и, робко протянув правую руку, коснулась чёрной пушинки.

Словно заворожённая, она выбирала пух из его волос, будто пыталась очистить его от скверны происхождения, словно могла что-то этим переменить в его и своей судьбе. Напрягая глаза настолько, что они заслезились, она упорно подцепляла ногтями чёрные пушистые шарики и, извлекая их из волос ханхэрэ, тут же отбрасывала в сторону, словно ядовитых насекомых, намеревающихся впиться в её пальцы.

Он не сводил настороженного взгляда с её сосредоточенного лица. Его горячее дыхание плясало на её бледной коже, согревая. Вдруг Эрза осознала, что леденящий ужас отступил, затаился в самой глубине её души, оставив наедине с раненым ханхэрэ. Она вновь отпрянула, коснулась ладонью его заломленной за спину руки. Он не издал ни звука, но лицо его напряглось, на лбу выступили капельки пота. Эрза отдёрнула руку, осознав, что причиняет ему боль даже столь лёгким прикосновением.

Она соскользнула на маленький пятачок земли между телами павших, оскальзываясь в крови, упёрлась руками в твёрдую холодную плоть и оттолкнула труп цахла, придавивший правую руку воина. Он застонал от резкой боли: его запястье было спутано леской, глубоко впившейся в кожу, рука же была вывернута. Мышцы напряглись, бугрясь под кожей. Эрзе на миг показалось, что вот-вот хрустнет кость. Она поспешно потянулась к закреплённым на бедре ножнам и вытащила маленький серебряный кинжал.

Ханхэрэ резко дёрнулся, скривившись от боли, прижал подбородок к груди. Со стороны это выглядело весьма забавным, но ей вовсе не было смешно. Даже оказавшись в столь плачевном состоянии, весь израненный, истекающий кровью на поле сечи среди поверженных собратьев и безмолвных палачей, что рано или поздно доберутся и на окраину, он до последнего боролся за свою жизнь. Однако Эрза вовсе не собиралась полоснуть острым лезвием по напряжённой шее, она осторожно перерезала леску в нескольких местах, освобождая его израненное запястье из плена последней ловушки уже поверженного им врага.

Он резко схватил её за горло, оставляя на нежной почти белой коже следы от ногтей. Эрза не сопротивлялась, безвольно замерев в его руках, всецело доверяя свою чрезмерно хрупкую жизнь его сильным пальцам. Ему ничего не стоило сломать ей шею, но отчего-то он медлил.

Повинуясь внезапному порыву, столь же нелепому и абсурдному, как и всё происходящее в последние несколько минут, она прижалась к его горячей груди. Она перебирала пальцами жёсткие чёрные перья прижатого крыла и вслушивалась в биение его сердца. Вопреки здравому смыслу Эрза совершенно не боялась: её переполняла всепоглощающая нежность, нахлынувшая столь оглушающее внезапно, что противиться её напору она не могла.

Он вздрогнул и разжал пальцы, на её коже остались следы от его ногтей. Будь это не пальцы правой, а когти левой руки, она уже билась бы в агонии, заливая кровью из рваной раны трупы собратьев. Он смотрел на неё настороженно. В его взгляде сквозила растерянность и непонимание. Это отмело последние сомнения и уверило Эрзу в правдивости столь внезапно пришедшей ей в голову совершенно абсурдной мысли.

Он неуверенно запустил пальцы в её волосы, притянул ближе. Затем упёрся горячим лбом в её прохладный и внимательно стал всматриваться в широко распахнутые глаза, оказавшиеся так преступно близко. Он словно что-то искал в них, будто мог прочесть ответ в её душе, заглядывая в самую её глубь. И действительно мог, и прочёл, вот только всё никак не мог поверить.

Эрза моргнула, прерывая этот внезапный миг взаимопонимания, осознания невозможной истины. Пушистые ресницы на миг опустились, сомкнулись, сливаясь в одну чёрную бахрому, и вновь взлетели вверх. Он закрыл глаза, словно призывая себя образумиться, но ничего путного из этого не вышло. Он шумно втянул воздух и едва слышно выдохнул, будто испугавшись этого резкого звука.

— Как... — сорвалось едва уловимым шёпотом с его губ, но она услышала.

— Эрза, — не дав ему закончить, выдохнула она свою самую сокровенную тайну — истинное имя, что не дозволено знать никому, кроме матери и сунтэдхалу.

Звучание его было почти неуловимо, как шёпот утреннего ветра, что ощущается лёгкой свежестью и не способен даже пошевелить самые маленькие перья, но он услышал. Услышал и внезапно улыбнулся. От этой улыбки Эрза затрепетала, всё внутри неё словно запело ответной беспричинной радостью. Набравшись решимости, ощущая в себе дерзость, что не пристало ощущать сдержанной цахла, что не пристало ощущать жрице, она облизнула пересохшие бледные губы, но не успела произнести ни слова.

Шелест крыльев палачей раздался совсем рядом у неё за спиной. Эрза и воин-ханхэрэ одновременно вздрогнули, их взгляды вновь пересеклись, и в её душе закипело его отчаяние. Она спешно ухватилась обеими руками за тяжёлый шлем, потянула на себя. Прежде чем он успел что-либо сделать или сказать, Эрза полоснула когтями по взявшейся уже корочкой ране на его груди. Красные брызги крови расцвели на снежно-белых перьях. Она спешно опустила тяжёлый вороний клюв в обрамлении чёрных перьев ему на голову, поймав последний адресованный ей тревожный взгляд.

Эрза вскочила на ноги, прижала дрожащие от волнения крылья к спине, тщетно стараясь скрыть вновь объявший её страх. Вот только на этот раз повод был уже другим. Безмолвные палачи медленно приблизились к ней. Их лица не выражали совершенно ничего, ни единой эмоции не проскальзывало в пустых взглядах. Все, как один, они опустились на одно колено, склоняя головы. Эрза сглотнула и изо всех сил попыталась успокоить отчаянно колотящееся в груди сердце. Она резко взмахнула окровавленной кистью, тяжёлые багряные капли срывались с острых когтей, окропляя землю, чёрные и белые перья у её ног.

Она зашептала нелепую молитву богам, в которых не верила, высказывая надежды за покой падших цахла и вечные муки поверженных и уцелевших ханхэрэ. Закончив эту абсурдную проповедь, Эрза до крови закусила губу: осознание того, что ей сейчас придётся покинуть это поле сечи, ни разу не обернувшись, чтобы уберечь единственно уцелевшего воина вражеского племени, болезненно жгло и терзало её душу. Она вложила серебряный нож в ножны и медленно шагнула вперёд. Палачи бесшумно поднялись и немыми тенями последовали за ней.

Облегчение сменилось отчаянием, что затапливало душу до краёв с каждым шагом, удаляющим её от него. Стиснув зубы, сжав пальцы в кулак, оставляя полукружья от ногтей на собственной ладони, она заставляла себя идти вперёд, подавляя из последних сил желание обернуться хоть на миг. Эрза расправила крылья, вновь показавшиеся ей неподъёмной ношей, оттолкнулась босыми израненными ногами от холодной рыхлой земли и взлетела.

Она не верила в богов и их милость, но верила в непреложные законы их мира. И, если она не ошиблась, судьба ещё сведёт их вместе, позволив ей вновь взглянуть в тёмно-зелёные глаза ханхэрэ, жизнь которого ей удалось сберечь. Когда-нибудь, где-нибудь, непременно...

1) Представитель племени полулюдей-полуптиц с белым оперением.

Вернуться к тексту

2) Представитель племени полулюдей-полуптиц с чёрным оперением.

Вернуться к тексту

3) Духовный наставник.

Вернуться к тексту