Очень странный интерес (джен)

Глядя в эти невинные глаза, Невилл отказывался верить, что они принадлежат Малфою. Прячущиеся за кривой маской надменности восторженность и открытость путали и заставляли раз за разом напоминать себе, что это не просто симпатичный белокурый ребёнок, это — Малфой. И всё же Невилл не верил. Он слишком хорошо помнил Драко в этом возрасте; презрение, злая насмешка, подлость — казалось, Малфой родился с ними. Но этот Малфой был иным…

«Окстись, Невилл! — одергивал он себя. — Все Малфои одинаковы. Самодовольные ничтожества!»

Однако согласиться с доводами рассудка не получалось, уж слишком те были несправедливы и поверхностны. Изо дня в день он наблюдал за мальчишкой и каждый раз убеждался, что тот не похож на отца. Вот просто ничуть не похож. Ни капельки!

Скорпиус ещё в Хогвартс-экспрессе сдружился с средним сыном Гарри, на равных общался с сокурсниками-полукровками, не плевался в сторону магглорожденных, не устраивал подлянки гриффиндорцам, не оскорблял хаффлпаффовцев и никогда не выступал инициатором конфликтов. Умел смеяться и ни разу за все время не сослался на отца. Не будь его фамилия Малфой — никому не пришло бы в голову, что этот мальчик может быть сыном Драко.

«Да он просто не дурак, — спорил сам с собой Невилл, сверля затылок завтракающего парнишки взглядом. — Конечно же ему дома объяснили, что после нашей победы такое поведение до добра не доведет. Вся магическая Британия помнит, на чьей стороне были Малфои. Мальчишка просто хороший актер».

Каких трудов Невиллу стоило относиться к ребенку ровно — только Мимбулус мимблетония знает. Малфой будил в душе наихудшие качества, тембр его голоса словно пилой проходился по нервам Невилла. Меньше всего на свете он хотел хоть чем-то походить на Снейпа, а потому не мог — просто не имел права! — гнобить сына своего школьного врага. Пару раз он даже завышал паршивцу оценку, тогда в очередной раз ловил себя на желании схватить гаденыша и трясти, пока тот не признается, что он — такой же, каким был его отец. Невилл буквально ненавидел себя за то, что не может относиться к Малфою так же, как ко всем другим студентам. Ведь даже детей Гарри и Рона с Гермионой он не выделял, даже к собственной дочке относился ровно, малфоевский же ребёнок бесил его самим фактом своего существования.

Но если Невилл и считал, что вынужден жить в аду собственных сомнений и подозрений, то вскоре осознал всю глубину заблуждения. Малфой вырос. Не во взрослого мужчину, до того было ещё далеко. Но в соблазнительного подростка, не обремененного рамками, а потому свободно целующимся то с девочками, то с мальчиками.

Осознав, что смотрит на Малфоя с интересом, в котором не было ничего от былой подозрительности, Невилл схватился за голову. Он не мог поверить, что истинная причина, по которой он не сводит взгляда с мелкого гаденыша, кроется в желании.

Ни разу за годы преподавания в Хогвартсе Невилл не смотрел так на студентов. В конце концов, Невилл был женатым человеком! Да у него дочь — ровесница Малфоя! Аргументы не работали. Глаза искали светлую макушку, руки сжимались в кулаки от желания схватить мальчишку за плечи…

Впервые в жизни Невилл напился до отключки. Просто заперся в своих комнатах и пил, стремясь заглушить ужасные мысли, пока не упал. Принять собственное желание он не мог.

Утренние уроки он малодушно прогулял — видеть Малфоя… да его тошнило от одной только мысли о нём! Но бросать работу из-за какого-то смазливого пацана было недостойно выпускника и декана Гриффиндора, так что Невилл затолкал поглубже предательские мысли и продолжил вести себя в соответствии со статусом профессора Хогвартса. И хотя внешне все было нормально, подсознание он контролировать не мог, и Скорпиус снился ему каждую ночь, отчего он постоянно просыпался на мокрых простынях. Одержимость перешла на иной уровень.

* * *

Постоянное внимание профессора Лонгботтома бесило Скорпиуса с самого первого дня в Хогвартсе. Он знал, что папа не ладил с сокурсниками-гриффиндорцами, в число которых входил и нынешний профессор травологии, но отказывался понимать, при чем тут он сам. Если у Лонгботтома проблемы с Драко Малфоем, пусть и предъявляет их Драко Малфою, а его, Скорпиуса, пусть не вмешивает.

Вот только где был Скорп, а где профессор — возмутиться и сообщить, что его достало быть объектом постоянных подозрительных взглядов, Скорпиус просто не мог.

Жаловать отцу не казалось ему хорошей идеей. Он, правда, все же расспросил его о первых курсах учёбы, желая понять, насколько всё плохо и стоит ли ждать от Лонгботтома чего-то кроме слежки, и ответ его удивил. Со слов папы выходило, что Лонгботтом — пухлый мямля и едва ли не сквиб, Скорпиус же видел перед собой решительного мужчину и сильного волшебника. Впрочем, ещё на первом курсе привыкнув к тому, что профессор постоянно сверлит его подозрительным взглядом, Скорп перестал обращать на него внимание. Не придирается на каждом уроке и ладно.

И вплоть до шестого курса Скорпиус жил в мире с собой и другими волшебниками, пока однажды…

Они дурачились на берегу Черного озера, брызгались, визжали и пытались достать друг друга чарами щекотки, не замечая ничего вокруг, а потом, сняв мантии, просто лежали на песке и целовались… И вот тогда-то Скорп и почувствовал взгляд: кто-то пожирал его глазами. Покосившись через плечо, он увидел лишь очертание фигуры и резко сел — покрасневший и тяжело дышащий профессор Лонгботтом поспешно скрылся в кустах.

Столь пристальное внимание никогда не радовало Скорпиуса, но теперь, когда у него есть девушка, это уже было откровенно гадко. Лонгботтом ведь не просто подсматривал, Скорпиус был уверен, что сбившееся дыхание профессора было вовсе не следствием быстрой ходьбы. Ярость вспыхнула мгновенно: да что этот профессор себе позволяет?! Мало того, что всё детство Скорпиус был вынужден мириться с тем, что Лонгботтом проецирует на него ненависть к Драко Малфою, так теперь ещё и это?!

И теперь уже Скорпиус то и дело выискивал глазами профессора, не успокаиваясь, пока не убедится, что тот находится на достаточно большом расстоянии. Он не мог ничего предъявить Лонгботтому, в конце концов, ничего предосудительного тот не делал — а иное просто невозможно было доказать, — а попытайся Скорп пожаловаться… Ну да, где ненавистные Малфои, а где герой Лонгботтом… И всё же он надеялся подловить профессора на чём-то и, нет, не донести на него директору, а просто пристыдить. Не зря же все в один голос твердят о высоких моральных принципах гриффиндорцев!

* * *

Каждый раз, когда их взгляды встречались, Невилл чувствовал, как самоконтроль по капле испаряется. Он всё отчётливее понимал, что из-за Малфоя стал чересчур раздражительным и едва успевает останавливаться, чтобы не срываться на ни в чём не повинных учениках. А сорваться хотелось. На Малфоя. Хотелось высказать всё, что он думает о мальчишке. И о его сходстве с отцом, и о том, что своей непохожестью на отца он заставил Невилла засомневаться в себе, а ещё обязательно сказать, что его смазливость кажется Невиллу отвратительной, и… С шумом выдохнув, Невилл сжал зубы и помотал головой. Скорее бы каникулы, он не выдержит долго в таком состоянии: или набросится на Малфоя, или выставит себя в глупом виде перед учениками. Допускать любой из этих вариантов развития событий было категорически нельзя.

То, что мальчишка наконец-то заметил его интерес, тоже не добавляло спокойствия. После первого курса, когда Невилл периодически ловил вопросительный взгляд Малфоя, не понимающего, почему профессор, которому он даже слова поперёк ни разу не сказал, наблюдает за ним аки дементор за узником Азкабана, тот стал нагло игнорировать все подозрения в свой адрес. Он демонстративно не обращал внимания на недоверие и — себе Невилл мог в этом признаться — весьма навязчивое внимание к своей персоне. Но теперь Малфой открыто встречал взгляд и, Невилл был почти уверен, что ему не показалось, с вызовом смотрел в ответ. До добра эти зрительные дуэли не могли довести точно.

* * *

Оказавшись дома, Скорпиус вздохнул полной грудью: наконец-то можно сбросить маску и быть самим собой.

Скорпиус был умным мальчиком, так что рассказы деда о последствиях выбора стороны в противостоянии Тёмного Лорда и Альбуса Дамблдора понял абсолютно правильно. Малфои в опале, и от поведения самого младшего представителя семейства зависит, удастся ли им вернуть утраченное положение в обществе и влияние с богатством. Скорпиуса вовсе не принуждали к лицемерию, то был его собственный выбор. Впрочем, иного одиннадцатилетний мальчишка и пожелать не смог бы: как же, отец и дед доверяют ему столь важную миссию! Скорп прекрасно понимал, что пошёл на поводу у родных, но ничуть не жалел об этом. Да, его воспитывали с оглядкой на современную политику, но говорили правду — это ради безопасности и выгоды, а не потому, что Люциус и Драко Малфои вдруг воспылали уважением ко всяким нечистокровным. И он действительно считал чистокровных лучше всех остальных. Но считать лучше — не преступление. Скорпиус вовсе не желал зла полукровкам и магглорождённым. Он подружился с Алом не потому, что дед посчитал это стратегически верным ходом, а потому что Ал ему по-настоящему понравился. И неудивительно, ведь Альбус Поттер всю жизнь играл роль представителя либеральной семьи, а глубоко внутри думал так же, как и Скорпиус. Скорп ни разу за шесть лет не пожалел об этой дружбе — Ал вошёл в семью Малфоев ещё одним сыном, настолько их представления о волшебном мире совпадали. Но для всего мира Скорпиус Малфой был другом сына великого Гарри Поттера, никто даже не подозревал, как дело обстояло на самом деле.

И вот теперь любовно выпестованная маска беспроблемного мальчика могла треснуть из-за непонятного интереса Лонгботтома.

Скорпиус попросил Альбуса разузнать, что профессору нужно, но тот не смог помочь. Поттеры нарочито доброжелательно улыбались Скорпиусу со второго курса — после скандала, устроенного средним сыном, были вынуждены смириться, что тот раз и навсегда определился с выбором лучшего друга, — но как-то контактировать отказывались. Собственно, Альбус в том числе потому и стал своим в Малфой-мэноре, что дома не чувствовал себя «как дома»: быть слизеринцем в клане потомственных гриффиндорцев оказалось очень сложно.

— Терпи, — развёл руками Альбус при встрече. — Осталась пара месяцев, и ты больше никогда не увидишь профессора Лонгботтома. А если и увидишь, ничто не помешает тебе послать его сношаться с дементорами прямым текстом — он перестанет быть твоим учителем.

Как ни хотелось поспорить, Ал был прав, так что Скорпиус прикусил язык и вернулся в Хогвартс с твёрдым намерением игнорировать все косые взгляды в свою сторону.

И ему это удалось. Почти. Он постоянно чувствовал на себе взгляды профессора, регулярно замечал фигуру Лонгботтома в отдалении, когда выходил из замка, но сам — не поворачивался. Неимоверно хотелось пульнуть чем-нибудь потемнее и, воспользовавшись беспомощностью, вытрясти из Лонгботтома причины его поведения, но Скорп держался. Считал дни до выпуска — и держался.

И вот наконец пришло время последнего экзамена, после которого Скорпиус Малфой перестанет быть учеником, а значит, больше не будет должен молча проглатывать недовольство.

Пока все мандражировали, Скорп нетерпеливо ёрзал на скамье — не терпелось взять билет и ответить. Из Большого зала он вышел первым — счастливый и безмерно гордый собой. И нос к носу столкнулся со своим молчаливым преследователем.

— Снова вы! — воскликнул он, всплеснув руками. — Знаете, профессор, я так долго ждал этого момента…

Невилл отшатнулся, но Малфой наступал на него, вперив указательный палец ему в грудь.

— Кто бы только знал, как вы меня достали! Вы годами пялились на меня, а я был вынужден молчать. Но теперь всё, я больше не ваш ученик, а значит, могу всё вам высказать…

— Мистер Малфой…

— Нет уж! Я сдал последний экзамен, вы больше не имеете надо мной власти, так что я больше не стану терпеть!

— Мистер…

— Молчать! Я не знаю, что в вашей больной голове не так, но если я ещё хоть раз замечу ваш ненормальный интерес — подам заявление в Аврорат.

— Какое ещё заявление?..

— О том, что вы — извращенец! — рявкнул раскрасневшийся Скорпиус.

Лонгботтом побледнел и снова отшатнулся.

— И предупреждать дважды я не буду, — усилием воли заставив себя не кричать, закончил Скорпиус. — Один неверный шаг, Лонгботтом, и вам конец!

Он толкнул профессора плечом и чеканным шагом направился в сторону подземелий, надеясь, что дрожащие от волнения руки остались незамеченными.

* * *

Невилл забыл, зачем пришёл к Большому залу. Слова Малфоя выбили почву у него из-под ног, и, простояв несколько минут, он поплёлся в теплицы: сейчас он не был способен притворяться, будто всё в порядке.

Проклятый мальчишка был прав — он, Невилл, извращенец.

Впрочем, какой Малфой мальчишка? И ростом почти догнал вытянувшегося как раз на седьмом курсе Невилла, да и школьником быть перестал… Фантазия тут же подкинула картинку, на которой Малфой обнимается с рослым юношей, и Невилл отчаянно затряс головой. Осталось потерпеть буквально пару дней, и выпускники навсегда покинут Хогвартс. Через пару дней Хогвартс-экспресс увезёт проклятого Малфоя прочь, и ему больше не придётся мучиться, каждый день видя его на трапезах в Большом зале и на занятиях. Всего пара дней…

Но всё оказалось совершенно не так, как виделось Невиллу.

Малфой покинул Хогвартс, да вот только прочно обосновался в мыслях своего теперь уже бывшего профессора. Даже дома, даже в постели с женой, Невилл не мог не думать о нём. И чем сильнее запрещал себе это, тем менее пристойными были его сны.

Он пытался найти себе оправдание в том, что несмотря на статус женатого человека по сути жил затворником почти десять месяцев в году, но правда была в ином. Даже в самом начале супружеской жизни он не проявлял активности в сексуальном плане. Он любил жену, но не испытывал по отношению к ней желания. В его жизни был лишь один сексуальный партнёр — законная супруга, и раньше Невилл даже не помышлял о том, чтобы посмотреть на сторону. Но Ханна никогда не снилась ему в эротических снах, как, впрочем, и любая другая женщина, а вот Малфой…

* * *

Взрослая жизнь захватила Скорпиуса с первых дней. Благодаря деду они с Алом уже через неделю после получения аттестатов получили места в Департаменте международного сотрудничества и с воодушевлением приступили к работе. Привыкнув проводить вместе всё время, они и после работы не разбегались в разные стороны, а вместе шли гулять или камином перемещались в Малфой-мэнор и расставались лишь на время сна. И когда в середине июля коллега пошутил на тему их излишней близости, оба одинаково удивились.

С последней девушкой Скорпиус расстался перед ЖАБА, а Альбус и вовсе был один с самых пасхальных каникул, но ни одного из них не тянуло заводить новые отношения — в жизни и так хватало интересного, одна работа чего стоила. Однако после грязного намёка оба задумались о том, чтобы что-то изменить в своих жизнях. Альбус через три дня уже нашёл себе подружку, Скорпиус же…

— Ну и чем она тебе не угодила? — непонимающе вздохнул Ал, выслушав ворчание лучшего друга.

— Да всем угодила, — отмахнулся тот, — только я вообще ничего не почувствовал.

— В смысле?

— В прямом: словно кулаком поработал.

— Влюбиться бы тебе. Ну или забей на девушек и переключись на парней?

Скорпиус задумчиво кивнул, и тема была исчерпана. Оставшись в одиночестве, он задумался, не последовать ли совету Ала. В своей бисексуальности он убедился ещё на четвёртом курсе, но если секс с девушками давно был в порядке вещей, то с парнями он так далеко не заходил. Не из предвзятости или нежелания, просто так получалось из раза в раз.

Обдумав ситуацию ещё раз, Скорпиус окончательно решил попробовать построить отношение с каким-нибудь интересным парнем и довольный собой наконец-то уснул.

А утром по пути на работу приступил к реализации плана и внимательно рассматривал окружающих волшебников, ища, кто бы мог его заинтересовать. И почти сразу же взгляд зацепился за фигуру в тёмной мантии. Высокий, широкоплечий, мужчина уверенно продвигался по Атриуму, периодически кивая в ответ на приветствия. Совершенно иррационально Скорпиус заинтересовался этой «спиной» и ускорил шаг, желая рассмотреть незнакомца.

Но тот ускользнул, успел войти в лифт, который сомкнул створки прямо перед носом Скорпа.

Не придав особого значения неудаче — в конце концов он не собирался встречаться с первым встречным, — Скорпиус продолжил стрелять глазами по сторонам, но больше никто не привлёк его внимания. Зато об этом мужчине он регулярно вспоминал в течение дня. И утром специально задержался в Атриуме, в надежде снова его увидеть…

И увидел. За мгновение до того, как створки проклятого лифта сомкнулись, унося теперь уже самого Скорпиуса прочь от объекта интереса.

Выбросить мужчину из головы теперь стало ещё сложнее.

Альбус лишь рассмеялся, когда друг поделился с ним проблемой, а вот Скорпу стало не до смеха, потому что мужчина больше не появлялся в Министерстве в то время, когда он пытался его поймать, а между тем Скорпиус не мог думать ни о ком другом. Незнакомец даже приснился ему, причём в настолько откровенном сне, что Скорп не только проснулся со стояком, но и с желанием быть вместе, чего с ним не случалось уже очень давно.

— Да брось! Это просто случайный мужик! Через пару дней забудешь и сможешь кого-нибудь подцепить.

Он и сам так думал и потому не стал спорить, и за неделю действительно почти забыл о незнакомце, по крайней мере, так показалось, пока в очередной понедельник не увидел знакомую спину.

— Постойте, сэр! — неожиданно даже для самого себя окликнул Скорпиус, хватая незнакомца за руку, и растянул губы в самой соблазнительной своей улыбке, от которой, как он отлично знал по опыту, никто не мог устоять.

И которая моментально сползла с его лица, стоило только мужчине повернуться.

— Профессор?! — изумлённо вскричал он, отшатываясь.

— Малфой, — обречённо констатировал Лонгботтом, вздыхая.

Они застыли друг напротив друга, мешая спешащим по своим делам волшебникам, но даже не замечая этого.

Невилл думал о том, что за месяц, что они не виделись, Малфой стал выглядеть взрослее. Скорп же не мог поверить, что грезил о своём бывшем профессоре травологии, том самом, что отравлял ему жизнь все семь лет учёбы своим вниманием…

— Мерлин! — шокированно произнёс он, глядя на Лонгботтома едва ли не с ужасом. — Так вы поэтому преследовали меня?!

— Что? — не понял тот.

— Вы всё время пялились на меня. Следили за мной. Я думал, что это из-за отца, а вы… — бормотал Скорпиус, не понимая, как он должен реагировать на своё открытие.

— Что я? — едва ли не шёпотом спросил Лонгботтом.

— Вы хотели меня, — так же тихо ответил Малфой.

В голове Невилла мелькнула мысль, что он должен возразить, гневно опровергнуть чудовищное предположение, но он продолжил молча смотреть на мальчишку, испортившего ему жизнь.

Скорпиус буквально жаждал услышать крик или вовсе получить затрещину, потому что его слова были приговором для Лонгботтома — учителя в школе для несовершеннолетних волшебников, но тот молчал, и…

— Когда это началось? — хрипло спросил Скорпиус, не зная, что сказать.

— Когда застал тебя целующимся с мистером Харпером, — честно ответил Невилл и покачал головой, — после этого задумался…

Их огибали люди, с Лонгботтомом периодически кто-то здоровался, но тот никого не замечал, не отрывая взгляда от собеседника и словно ожидая его приговора.

— Вы же понимаете, что я могу вас уничтожить? — прошептал тот.

— Понимаю.

— И вы ничего не сделаете?..

— Я… — Невилл усмехнулся и развёл руками. — Я больше не путаю тебя с твоим отцом.

— Что?

— Я ведь учился с твоим отцом, ты знал?

— Да, — не понимая, при чем тут его отец, Скорпиус настороженно кивнул.

— И, уж прости, Драко Малфой был тем ещё засранцем: от него можно было ожидать любой подлости.

Скорпиус промолчал, а Невилл между тем продолжил:

— Но больше я не совершу такой ошибки. Ты — не твой отец.

— И что?

— От тебя я подлости не жду.

Их взгляды встретились и больше не смогли оторваться.

Скорпиус думал о том, что Лонгботтом, даже несмотря на то, что следил за каждым его шагом, не сделал ничего, за что его можно было бы даже не обвинить, а вообще упрекнуть. Если профессор не солгал, а он не думал, то Лонгботтом пытался обмануть, то выходило, что он по-настоящему увлечён им… А ведь и сам Скорпиус буквально грезил незнакомцем…

— И что теперь? — запутавшись, подал голос Скорпиус.

— Ничего? Или, — Невилл вдруг открыто улыбнулся, — всё?

Губы Скорпа сами собой растянулись в ответной улыбке.

— Кажется, нам стоит познакомиться заново, профессор Лонгботтом?

— Верно, мистер Малфой, — хмыкнул тот. — Для начала — меня зовут Невилл.