После войны бывает скучно (джен)

В начале было слово. И слово было у мальчика. Даже не слово, а целая фраза. Я не твой сын!

И после этого не было совсем ничего. Демоны преисподней не вышли на поверхность, а воинство Господне не спустилось в сиянии своём. И был вечер. И было утро. День первый. День второй. День сорок пятый…

На шестьдесят шестой день Кроули начал уставать. Теперь, когда не нужно было ждать прихода Антихриста или в страхе оглядываться по сторонам, высматривая злодейских коллег, когда не нужно было приносить бесконечные лживые отчёты или искушать людишек просто так, для галочки, Кроули стало скучно. Он переслушал все музыкальные диски, исколесил на своём «Бентли» половину Европы, чуть не начал новый Апокалипсис — вовремя спохватился, и, вымотанный бренностью своего бессмертного бытия, завалился в книжную лавку старого друга.

Всегда идеальная, домашняя и уютная лавка словно пережила ядерный взрыв. Ну, или просто оказалась в руках точно так же бесконечно скучающего ангела.

Книги были пересортированы. Слева — по алфавиту, справа — по оттенкам корешков, а стеллажи по центру переживали глобальную катастрофу, наподобие цунами: их содержимое было полностью выметено с полок и в данное время высокими стопками высилось между креслами и столиками буквально на всех ровных и не слишком ровных поверхностях, которые только хозяин лавки смог для этих целей найти.

Самого Азирафаила в зале не было, но по густому запаху выпечки Кроули понял, откуда стоит начать поиски.

На кухне у ангела оказалось ничуть не чище. Куда ни глянь, всюду громоздились просто горы тарелок и вазочек, заполненные печеньем, блинчиками и бисквитами всяких цветов и ароматов, а сам мастер-кондитер сосредоточенно и решительно вколачивал тесто в столешницу, стоя к дверям спиной. Всегда аккуратный до зубовного скрежета, он был с ног до головы покрыт мукой и при каждом движении издавал странное пыхтение помеси бульдога с паровозом.

— Развлекаешься? — вихляющей походкой Кроули вошёл в кухню и, сдвинув противень с фактурным печеньем, откинулся на стол.

Азирафаил замер, а плечи его сперва напряглись, но тотчас расслабились, и из груди вырвался облегчённый вздох.

Однако, когда друг обернулся, на лице его красовалась отнюдь не дружелюбная улыбка, а явное недовольство.

— Как ты сюда попал? Вторгся в святая святых творца! Я просто возмущён. Я… Я!

— Я тоже рад тебя видеть, Азирафаил, — невозмутимо обронил Кроули, сдвигая очки на кончик носа и обводя помещение своими змеиными глазами. — У тебя было незаперто и пахло вкусно. Подумал, что смогу раскрутить тебя на пару блинчиков.

Он остановил взгляд на старом друге, и тот нахмурил брови.

— Тебя не было полгода, и ты думаешь, что можешь просто так явиться на блинчики, бросив простое «привет»? О, постой, ты даже не поздоровался! — Щёки и шея ангела начинали краснеть от возмущения. — Врываешься в мой дом, пренебрегаешь правилами хорошего тона, зыркаешь тут во все стороны, как…

— Да брось, — оборвал его Кроули. — Просто признай, что скучал.

— Я? — побагровел Азирафаил ещё сильнее. — Нет! — Его лицо приняло весьма обиженное выражение, после чего, шумно выдохнув, он всё же нехотя согласился: — Немного.

— Я знал, — усмехнулся демон, бросая в рот печеньку.

На протяжении шести тысячелетий они постоянно сталкивались на поле брани добра и зла, а теперь, оставшись без работы, могли ли они так просто выбросить друг друга из жизни? С кем ещё можно было просто поговорить, узнать совершенно противоположное мнение, поспорить, в конце концов. А что? — именно Кроули был тем, кто дал миру выражение «в споре рождается истина». Спорить он любил, тем более с ангелом. Особенно с ним.

Только сейчас спорить не хотелось. Хотелось просто посидеть, впервые за шесть месяцев не изнывая от тоски, послушать какие-то высокоморальные ангельские рассуждения или просто помолчать. В их тандеме Кроули устанавливал правила: приходил, когда вздумается, делал, что хотел, да и темы разговоров зачастую задавал сам.

— Чем занимался всё это время? — Прихватив противень с печеньем, Кроули размашистым шагом направился прочь из этого царства муки и выпечки в царство книжного хаоса. Там, по крайней мере, у него не создавалось стойкое ощущение ванильности.

Азирафаил ожидаемо засеменил следом, по пути отряхиваясь от муки и оставляя за собой белое облако.

— Я сделал перестановку в лавке! — с гордостью сообщил он, но в тот же миг врезавшись в стопку лежащих в проходе книг, исправился: — Делаю перестановку. Работы… Много. И ещё я занялся выпечкой. Отныне блинчики у меня выходят ничуть не хуже, чем в той кафешке. И теперь я танцую вальс и занимаюсь йогой. А завтра…

Они уже подошли к дивану, и Кроули взгромоздил противень прямо на две ровных стопки книг на стеклянном столике, после чего сел — а точнее было бы сказать — упал на до противного мягкий диван, подпрыгнув при посадке, чего совершенно не планировал. Всё, что так нравилось Азирафаилу, у Кроули вызывало совершенно противоположные чувства неприязни и гадливости, но всё равно, несмотря ни на что он рад был сидеть в этом зале рядом с этим ангелом и трескать именно это печенье. Вкусное, к слову.

— А я побывал в Париже, сплавал на гондоле в Венеции, поностальгировал, вспомнил Казанову. Славный малый. — Кроули широко улыбнулся и с гордостью напомнил: — Он наш.

— Я честно пытался наставить его на путь истинный, — пробубнил в своё оправдание ангел и сложил ладони на коленках.

Разговор явно не клеился.

— А ещё я прочитал книгу! — вспомнил Кроули и огорченно выдохнул. — Расстроился только, что это вымысел, не то бы охотно тех героев прибрал к рукам. Им у нас самое место.

— Что за книга?! — не то удивился, не то просто оживился Азирафаил.

— «Пятьдесят оттенков серого», — припомнил демон, восстанавливая в памяти диалог с расфуфыренной девицей у стойки. — Мне советовали, как лучший роман современности.

Азирафаил почему-то обиделся. Вернее было бы сказать, оскорбился.

— Посмотри вокруг! — он сложил губы бантиком и демонстративно отвернулся от Кроули. — Я собирал эти книги тысячелетиями. Да что говорить! — ты и сам приложил руку к появлению некоторых из присутствующих экземпляров. И после такой роскошной коллекции ты просто идёшь в дешёвый книжный магазинчик и покупаешь… Фанфик?!

— Фанфик? — скривился Кроули. — Это ещё что за зверь?

— Фанфик — это любительская литература, берущая за основу чьё-либо профессиональное произведение, — важно ответил Азирафаил, принявшись вновь отряхивать с плеча муку. — И фанфик этот, смею заметить, взял в основу не самую гениальную книгу. Хотя, экранизация первоисточника мне понравилась, некоторые актёры прямо отлично подобраны.

Кроули хмыкнул. В то время, как он маялся от безделья, придумывая всё новые занятия, его ангельский друг просто… Жил. Причём, жил, как он понял, вполне себе полной, разнообразной жизнью. Кроули ощутил себя лишним.

— Пожалуй, я пойду. Грешники заждались. — Он попытался встать, но Азирафаил вскочил одновременно с ним.

— Ты должен остаться, — выпалил ангел на одном дыхании. — Нельзя допустить, чтобы все твои познания человеческой литературы свелись к этой второсортной пакости. Останься, я как раз систематизирую архив, заодно мог бы поискать что-нибудь для тебя. И, знаешь, ты всё время был в разъездах, так что я забрал твои цветы. Поливал, ухаживал, сухие листы там поотрывал, удобрил.

— Цветы? — переспросил Кроули, силясь поспеть за мыслью товарища. — Сухие листы? Как они только посмели?!

Он чувствовал, как начинает закипать, но Азирафаил осадил его. Вернее, что ни на есть буквально усадил обратно на отвратный диван и всучил очередную печеньку.

— Твои цветы, да, — поспешил объяснить он. — Если честно, я подбирал всех бедняжек, которых ты выбрасывал, а когда ты покинул город, то забрал и остальные. Ты разве не обратил внимания, что они пропали?

— Я не был дома, — вынужден был признаться Кроули. — С дороги сразу к тебе.

— Вот и чудесно! — обрадовался Азирафаил и снова присел на диван. — Значит, ты останешься здесь, и я выберу что-то…

Это не было похоже на план, который составил Кроули. Не было похоже вообще ни на что, и уж точно не походило на полный контроль над ситуацией.

— А можешь остаться насовсем! — не на шутку разошёлся ангел. — Припишем твоё имя к вывеске, либо же устроим со второго входа цветочный магазин. Уверен, твои цветы быстро найдут покупателя.

— Имя на вывеску, — неверяще повторил Кроули. — Книжная лавка Кроули и Азирафаила… Странно звучит…

— Именно! — подхватил ангел. — Потому что правильно: Книжная лавка Азирафаила и Кроули.

— Ну началось, — протянул демон, поправляя очки.

Действительно началось. Весь вечер и половину ночи Азирафаил планировал, чуть не на столетие вперёд, а Кроули наблюдал за ним, всё больше утверждаясь в мысли, что всё же его другу было не менее скучно, чем ему. До сего момента.

Они, конечно, и дальше могли сохранять видимость дистанции, страдая каждый в своём уголке, вот только стоило ли это того? Теперь, когда они не были нужны ни Раю, ни Преисподней, что им ещё оставалось?

Кроули не уехал. Позволил уложить себя на ненавистный, похожий на облако диван и полночи смотрел в потолок, думая о том, что теперь уж точно жизнь его пойдёт веселее. А под утро он даже заснул и, вопреки всем видимым неудобствам, ему снились счастливые сны.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий». Именно эти слова хотелось написать Азирафаилу на вывеске своей лавки. Хотелось примерно трижды в день, не меньше, с тех самых пор, как демон Кроули поселился с ним.

Если вы думали, что ангельские носки, пусть даже этот ангел немножечко упавший (ладно, скатившийся), пахнут ландышами, то глубоко заблуждались. И то, что эти, пахнущие далеко не ландышами носки оказывались не только под кроватью, но и на спинках кресел, между томиков редких книг, да и банально в каждом углу дома, даже обученного терпению и прощению ангела выбешивали совсем не ангельски.

Кроули, естественно, вины своей не признавал, а на пока ещё тактичные замечания хозяина дома попросту отмахивался.

А ещё он не закрывал кран в ванной, даже если просто смотрел в своё отражение (что — на минуточку! — мог делать часами). Конечно же, счёт, приходящий за услуги водопровода, совсем не радовал, и опять-таки Кроули не то что не признавал вины, он смел спрашивать: — Ну и что такого?

— И что такого?! — вспылил в один из таких диаголов Азирафаил. — А ничего! Вот перекрою краны, тогда и будешь спрашивать «а что такого»!

Кроули его слова в серьёз, конечно же, не воспринял.

— Ты похож на злого хомяка, — только и усмехнулся он и, перекинув через плечо полотенце, вразвалочку направился в ванную. На очередной час бесцельного выпускания водных ресурсов, разумеется.

Азирафаил воду перекрыл. И даже не почувствовал на этот счет угрызений совести. Почти тотчас Кроули возник в дверном проеме, как был: в мыле, с одним лишь полотенцем на бёдрах, но раздражённым он не выглядел. Скорее, решительным.

— Ты так, да? — спросил он, сдвинув брови на переносице. — Ну так я ухожу. Цветы перешлешь по почте.

И ушёл. Как был. В полотенце.

Азирафаил порывался его догнать. Сказать, что плевать он хотел на воду и на бесконечные счета, за неё приходящие. А потом передумал. Надеялся, что уже завтра Кроули вернётся, взвыв от скуки и осознав свою вину. Только лето кончилось, пришла осень, а демон даже не думал напоминать о своём существовании. Даже за цветами, которые Азирафаил так и не переслал, он не вернулся.

— Ну и ладно, — убеждал себя ангел. — Не сильно-то и надо. Совершенно не надо.

Он пытался жить дальше. Ходить на йогу, выпекать печенье, и иной раз даже верил, что всё нормально, только вот, находя очередной, уже ставший колом носок, он снова мысленно возвращался к старому другу и понимал: ничего не нормально. Конечно, в прежние времена они встречались порой не то что раз в год, но и раз в столетие, и всё равно сейчас разлука ощущалась иначе. Именно как ссора, а от этого было гадко на душе как никогда.

Трижды Азирафаил поднимал трубку своего телефонного аппарата, но номер набрать так и не решился. Что бы он сказал? «Прости, что перекрыл воду?». Смешно. Он совершенно ничего плохого не сделал. По крайней мере, ничего такого, из-за чего стоило бы уходить, не оставляя вариантов. Единственным объяснением было то, что Кроули не хотел жить в лавке и лишь искал повод уйти. Что ж, если это действительно было так, стоило ли пытаться его вернуть?

Азирафаил вздыхал, поглядывая на опустевший диван. Конечно же, демонам не требовался сон, но иногда Кроули дремал, вытянув свои длинные ноги на подлокотник. Ангел помнил, как его друг бухтел на этот диван из-за его чрезмерной мягкости, но ему казалось, что тот начал привыкать. А вдруг нет? А вдруг именно такая мелочь, как слишком мягкий диван и оттолкнула его друга?

Азирафаил на диван разозлился. Доказать его вину не смог, но вердикт вынес: в тот же день вытащил мозолящий глаза предмет мебели на помойку, откуда он уже через полчаса пропал — у какого-то бездомного отныне обещался быть хороший сон.

И всё равно Кроули не возвращался, а календарь-то уже показывал декабрь. Конечно, встретить Рождество вместе с демоном Азирафаил и не надеялся, но ему хотелось хотя бы Новый Год провести в компании друга. Прежде он всегда собирался с коллегами-ангелами, но в этом году приглашения не ждал, да и не намеревался он к ним летать в любом случае. А потому одиночество ощущалось острее всего.

Он кормил уток в парке, ожидая, что фигура Кроули выплывет из-за его плеча, сидел на их скамейке, высматривая знакомую «Бентли», включал Шопена, всё надеясь, что вместо него из-под иглы граммофона вырвется голос Меркьюри, но тщетно — он всё так же был один.

Стало холодно, с севера прилетал всё более холодных ветер, дни сделались совсем короткими, и всё равно день за днём Азирафаил совершал привычные действия: парк, скамейка, парк, скамейка. Вечера коротал за просмотром фильмов, но картинка мелькала, не откладываясь в памяти, и ангел не мог даже сказать наверняка, какие из фильмов он уже смотрел, а какие — нет. Накупил он их много — собирался окультуривать друга, — но теперь окультуривать мог только мышей под полом, если они у него водились.

Азирафаил стал много спать, только потому, что заняться было нечем, подзабросил йогу, запустил лавку. До Рождества оставался один день, а он даже не подготовил открытку с поздравлениями для Бога.

Рождественский вечер также застал его врасплох: ни ёлки, ни печенья, ни подарков. «Звуки музыки» по телевизору и пачка «Принглс» стали вершиной празднования, и даже пошедший за окном снег радости не добавил.

Время почти перевалило за полночь, когда Азирафаил решил: хватит. Щелкнув пультом и погасив верхний свет, он перебрался в постель с намерением забыться не слишком приятным сном, как вдруг услышал, что телевизор включился снова. До слуха донесся перезвон колокольчиков, а после что-то стукнуло, звякнуло, и в миг стало тихо.

Азирафаил поспешил по ступенькам вниз. В нём загорелась надежда, что — а вдруг! — Кроули вернулся, чтобы помириться.

Однако это был не Кроули.

— Привет, начальник, — отсалютовал ему бутылкой с шампанским Шедвелл, уже изрядно поддатый, а Иезавель (её настоящего имени Азирафаил, увы, вспомнить не смог) появилась с кухни с подносом, на котором высились керамическая миска с печеньем и заварник с чашками.

— Здравствуй, милый, — обронила она, выставляя поднос на столик. — Решили зайти, проведать. С Рождеством!

— С Рождеством! — механически отозвался оторопевший Азирафаил и замолчал, не зная, стоит ли ещё что-либо говорить.

— У неё два соска! — счастливо выкрикнул Шедвелл и вскинул руку, демонстрируя блестящее обручальное кольцо.

— Рад… За… Вас, — выдавил ангел, краснея.

— А у него просто огромный… — начала Иезавель, и Азирафаил приготовился краснеть ещё сильнее, но не пришлось: — …архив ведьмовских книг! Так интересно!

Азирафаил выдохнул. Зря.

— И прибор у него просто космических масштабов. Ну, ты понимаешь, милый.

— Увы, — вздохнул он, занимая кресло и стараясь выглядеть хотя бы чуть менее напряжённым, чем есть.

— Может, оставим подробности для других мест, господа?

Голос Кроули, раздавшийся со стороны кухни, вынудил Азирафаила напрячься. Демон вошёл в помещение, неся две бутылки вина, и от одного брошенного им в сторону телевизора взгляда, оттуда донеслись громкие басы «Богемской рапсодии».

Азирафаил лишь чудом удержался, чтобы не вскочить и не броситься навстречу другу, спасло его лишь то, что Иезавель опустила ему на колени блюдечко с печеньем.

— Кроули, — напряженно поприветствовал Азирафаил, и ему вдруг показалось, что демон может в любую секунду передумать и уйти. Ангелу стало страшно.

— В рождественскую ночь демонам делать нечего, — бросил Кроули равнодушно. — Всюду эти ангелочки, Клаусики, благодать — тоска зелёная. Не люблю Рождество, меня никогда никуда не приглашают.

Не дожидаясь хоть какой-то реакции, Кроули водрузил на стол бутылки и по щелчку пальцев организовал бокалы.

Шедвелл жадно потянулся за первым же наполненным, но Иезавель шлёпнула его по тыльной стороне ладони.

— Сперва хозяин дома, Шедди-медведди, — проворковала она, и на лице её мужа расцвела блаженная улыбка.

Кроули ленивым жестом протянул Азирафаилу бокал. Тот, посомневавшись, взял, сделав вид, что его совершенно не побеспокоило, что пальцы демона задержались на его пальцах чуть дольше дозволенного. Он намеревался играть равнодушие и дальше, сколько будет возможно.

И он играл. До трёх часов ночи он умудрялся игнорировать Кроули, ведя беседу в большей степени с Шедвеллом, потому что Иезавель всё не терпелось обсудить аппарат, агригат и всякое в этом роде.

А потом парочка ушла и игнорировать стало невозможно.

— Ты выбросил диван, — констатировал Кроули, бросая взгляд своих змеиных глаз, ныне не скрытых очками, в дальний угол.

— Он мне разонравился, — проворчал Азирафаил, не совсем понимая, как ему стоит себя вести со старым другом.

— А я принёс тебе подарок, — вспомнил демон. — Корзину для белья. Между обрушением линии электропередач и засорением мусоропровода я мимоходом увидел её в витрине и подумал, что тебе она пригодится. Позволь не ходить за ней. Она там, в ванной.

Кроули пригубил вина и обратил внимание на клип, мелькающий без звука на небольшом экране.

— Спасибо, — протянул Азирафаил, неуверенно. Подарок был, мягко говоря, странный.

— Да-да, — отмахнулся Кроули. — Теперь тебе будет куда сбрасывать носки. И всем, кто у тебя решит когда-нибудь остановиться.

Азирафаил, потянувшийся за печенькой, замер и заклипал глазами. Ему показалось или Кроули намекнул на своё возможное возвращение?

— Я, кстати, делаю ремонт дома, так что перекантуюсь у тебя недельку-другую, — продолжил демон, всё так же не сводя глаз с телевизора. Затем извлёк из кармана очки, надел, и только после того повернулся к Азирафаилу лицом. — Ещё хоть раз перекроешь воду, переберусь в гостиницу, — предупредил он, осклабившись.

Но с каждой секундой Азирафаил всё отчётливее видел теплую улыбку, расцветающую на лице его демонического друга.

— Ты мог бы взять оплату водопровода на себя, если не умеешь экономить, — предложил ангел, ёрзая в кресле.

— Оплату половины счёта, — выдвинул ответное предложение Кроули. — И ты позволишь мне самому подобрать диван.

— Идёт! — выпалил Азирафаил чересчур поспешно и ощутил, как к щекам приливает краска.

Кроули усмехнулся и вскинул бокал.

— С Рождеством, ангел!

— С Рождеством, Кроули!

Снова зазвучал перезвон колокольчиков, и рядом с креслами таинственным образом выросла ёлка, нарядно украшенная и горящая сотней огоньков. А за окном всё гуще сыпал снег, и бездомный, спящий на мягком диване, сладко зевнул, поправляя над головой картонку. В эту ночь у всех всё было хорошо.

Азирафаил любил петь. Громко, с чувством, отдавая мелодии всего себя. Только вот Кроули, слушая постоянные концерты, все сильнее укреплялся во мнении, что при разделе знаменитого ангельского пения, порцию его дорогого друга по ошибке отсыпали кому-то другому. И ладно бы Азирафаил мучил какую-нибудь нетленку вроде любимого им Моцарта или Баха — это Кроули ещё мог бы пережить, — но нет, ангел, решивший, по всей видимости, произвести хорошее впечатление, посягнул на святое. Изо дня в день он затягивал «Свободы хочу»*, совершенно не потрудившись перед этим выучить банально хотя бы пару строк. Каждое второе слово перемежалось нечленораздельным мычанием, и если поначалу Азирафаил мычал стеснительно, словно стыдясь своего незнания, то через недельку-другую мычал он уже громко и уверенно, будто это его «м-м-м» действительно являлось частью текста.

Кроули пытался не слушать. Пытался заглушить концерты наушниками, в которых стучали басы оригинальных баллад, но каким-то образом голос Азирафаила пробивался и сквозь максимальную громкость. Видимо, всё же сила ангельского пения к его другу попала.

— Ты мог бы выучить текст, — не выдержал Кроули, когда в очередной раз мимо него прошёл мычащий друг. Ранить его нежную душу демон не хотел, а потому попробовал прийти к компромиссу.

— Зачем? — округлил глаза Азирафаил. — Я ж для себя, не для публики. А мне для счастья достаточно и того, что я уже знаю.

— Ты для меня, — закатил глаза Кроули. — И не будем делать вид, что это не так. Для себя бы ты пел «Аве Мария», а не Квинов.

— Кого?

Вопрос друга заставил демона поперхнуться.

— То, что ты поёшь, — принялся объяснять он. Медленно, как неразумному ребёнку. — Группа «Queen», в простонародье Квины. Нельзя этого не знать.

— Можно, — пожал плечами Азирафаил. — Незнание названия группы не мешает петь.

— Незнание текста мешает петь, — нехотя согласился Кроули, надеясь, что до ангела наконец дойдёт суть его претензии.

— Я знаю текст! — возразил Азирафаил и продекламировал: — Свободы хочу. Ла-ла-ла-ла-ла. Свободы хочу я м-м-м-м-м-ла-ла-м-м-м-м-м. Свободы хочу… — И уставился на Кроули с выражением лица, прямо-таки кричащим: «чего тебе ещё надо»?!

Демон приложил титанические усилия, чтобы что-то ненароком не воспламенить.

— Ладно, — сдался он. — Ты действительно знаешь текст. Какую-то его часть. — Хотелось добавить ещё что-то про отсутствие голоса — Кроули чудом сдержался. — А потому я предлагаю выгулять твою песню в люди. Согласен?

Азирафаил, который до того самодовольно кивал, испуганно замер.

— В люди?

Кроули ухмыльнулся.

— Ты ведь знаешь слова. И любишь петь, что беспрестанно мне доказываешь. Так что проблем с пением на людях возникнуть не должно. Так ведь?

Он очень надеялся, что Азирафаил пойдёт на попятную, согласится с выражением: «прекраснее музыки только тишина» и прекратит свои домашние концерты, но ангел вдруг расправил плечи, сверкнул белозубой улыбкой и счастливым тоном сообщил:

— Я всегда мечтал о подобном! Рад, что ты веришь в меня! Вечером же идём в караоке!

Кроули издал скорбный стон. Хуже поющего Азирафаила могла быть только толпа ужасно поющих людей. Однако он согласен был заплатить и такую цену, только чтобы друг увидел, что его пение не вызывает восторга у слушателей. Жестоко, но действенно.

Так он думал.

К часу Икс демон подготовился со всей тщательностью: набрался. Пить изначально он не планировал, но как-то само собой получилось. Оглядываясь назад, Кроули не смог бы даже вспомнить, что именно он пил, не говоря уж о количестве выпитого. Впрочем, оказавшись в прокуренном караоке-баре он ни на секунду не пожалел о своём решении. Вопли выступающих напомнили ему о том, что петь хуже, чем это делает Азирафаил, возможно. У ангела хотя бы музыкальный слух имелся и какой-никакой вкус. После седьмого исполнения Тейлор Свифт и десятого — Джастина Бибера, Кроули заказал ещё вина. Снова же, даже не уточнив марку. Сейчас любой алкоголь, даже тот, на который в иной ситуации он бы и не взглянул, казался демону амброзией.

— Ты так нервничаешь, будто сам собираешься выступать, — заметил Азирафаил, сидящий рядом с идеально прямой осанкой в лучшем своём костюме.

— Мне достаточно и того, что я слышу, — пробубнил Кроули, даже не пытаясь скрыть недовольство. — И, кажется, я только что понял, какие пытки стоит предложить начальству, они непременно меня после этого повысят.

— Ой, да брось, — отмахнулся Азирафаил. — Не так здесь и плохо. Местами даже миленько.

— Не сомневаюсь. — Кроули снова наполнил бокал, хотя его уже начинало подташнивать. — Рыбка нашла свой океан?

— О, — умилился ангел. — Ты назвал меня «рыбкой»… Я всегда говорил, что ты хороший, а потому…

— Избавь от этого, ладно? — Кроули поднялся, всерьёз намереваясь уйти. Пусть даже при этом придётся пропустить фиаско ангельского друга и не выйдет выдать язвительного: «а я говорил». Когда Азирафаил заводил шарманку о «не таком и плохом», Кроули было проще ретироваться.

— Ты ведь не собираешься уйти?! — возмутился Азирафаил, а на фоне заорал очередной «Бибер». Кроули, не намеренный терпеть более ни секунды, взмахом руки вывел аппаратуру из строя.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил он, нетерпеливо посматривая на двери. — Я пришёл поддержать тебя, но слушать так называемое «пение» этих недоартистов в мои планы точно не входило.

Азирафаил поспешил вернуть музыку. Перестарался. Противный высокий писк ударил по барабанным перепонкам, и слегка поддатый молодчик от неожиданности выронил микрофон. Новый звук, на этот раз от глухого удара, заставил Кроули поморщиться.

— Хорошего вечера, — пожелал он и двинулся к выходу. Он совершенно точно ушёл бы, если б голос Азирафаила, усиленный микрофоном, не догнал его.

— Могло то быть Раем… Могло то быть Раем…**

Кроули притормозил, оглянулся. Азирафаил держался за микрофон так, словно тот был спасательным кругом в океане, кишащем акулами. Вот только этим самым своим микрофоном-кругом ангел наоборот пытался приманить акулу, а вернее его, демона-змея. Подобное зрелище пропустить Кроули не решился.

Хрипящий голос Азирафаила едва ли нравился толпе, об этом ясно говорили скучающие взгляды и откровенные зевки. Кроули, ожидающий удовлетворения, неожиданно ощутил обиду за друга. Он хотел доказать, какой скверный из Азирафаила исполнитель, но не мог не согласиться, что друг старается. Читая текст с экрана, пел тот вполне себе сносно. Всяко получше предыдущих исполнителей. Вот только пение новомодных хитов принималось на ура даже при явно фальшивой мелодии, а более-менее сносно исполняемая баллада, которую нынешнее поколение в большинстве своём даже не слышало, вызвало эмоции куда более негативные. Кроули оскорбился и за себя, и за друга, и за любимую музыкальную группу.

— Ну уж нет, — рыкнул он, беря курс на сцену и по пути наколдовывая себе второй микрофон. — Могло то быть Раем, чёрт возьми! Могло то быть Раем для каждого.

Он не боялся сцены, знал себе цену и отдавал отчёт, что качество пения у него куда выше среднего, а потому не удивился, что сумел приковать заинтересованные взгляды публики и удивленный — Азирафаила к своей персоне.

— В дни спокойных размышлений, — начал он, пихая друга локтем в бок. Поражённый ангел сглотнул, всё ещё не веря своим глазам, но перевёл взгляд на экран.

— Ты приходишь, как будто всё пустяк. — Голос Азирафаила по-прежнему звучал несколько неуверенно и он всё так же не вытягивал ноты, но публика теперь прощала ему эти промашки.

Направленные на них взгляды горели, и Кроули не смог сдержать самодовольной улыбки. Он запел вновь, отмечая, как голос друга подстраивается под его собственный, начиная звучать увереннее и ровнее, и природный артистизм очень скоро взял своё: полностью разогнал смущение и позволил ангелу не только петь, но и покачиваться в подобии танца.

Кроули хотел ему что-то доказать, хотел прилюдно унизить, научить или проучить, но всё это понемногу стиралось. Строчка за строчкой недовольство покидало его, а вместо этого из самого сердца поднималась волна восхищения, азарта и неподдельного удовольствия.

Кто сказал, что демоны не могут мило развлекаться в человеческом караоке-баре? Кроули не ожидал того, но, как оказалось, он очень даже мог, и более того — непременно собирался повторить эксперимент, определившись с репертуаром заранее. Возможно, даже поставить небольшой номер, чтобы заинтересовать смертных ещё сильнее. И пускай Азирафаил чего-то там не вытягивал — это ведь было просто развлечением, не требующим профессионализма.

Конечно, демон не исключал, что его взгляды несколько подправил выпитый алкоголь, но в глубине своей проклятой души чувствовал, что дело вовсе не в количестве спиртного. Ему просто понравилось это: сходить с ума. И пускай недоисполнители его всё ещё дико раздражали, Азирафаил больше не входил в их число. Более того, с этого дня, слыша его нестройное пение, Кроули не злился, он подпевал.

Могло то быть Раем. Могло то быть Раем для каждого…

*I want to break free, Queen

**Heaven for evеryone, Queen

В вопросах воспитания Кроули считал себя гуру. В конце концов, воспитал же он Мага, пусть тот и не оказался в итоге Антихристом. Смог привить пацану понимание добра и зла. Научил принимать верные решения. Так что, что бы Азирафаил ни говорил, в своих способностях Кроули не сомневался.

— Расти их в страхе, и они никогда не разочаруют, — самодовольно протягивал он.

— Основа правильного воспитания: любовь, — возражал на это ангел. — Ласка — она и комару приятна. И, да, тебе тоже. Не спорь.

Кроули спорить не собирался. Вовсе не потому, что был согласен — просто за шесть тысяч лет понял: бесполезно. И всё же, чем больше времени проходило, тем яснее он понимал: совсем не спорить не получится.

— Знаешь, что ты делаешь? — не выдержал он наконец и, убедившись, что приковал внимание своего ангельского друга, пояснил: — Подрываешь мой авторитет. И не надо так смотреть. Подрываешь, подрываешь. Я пытаюсь сохранять какую-никакую дисциплину, развивать послушание, а ты потом скажешь доброе слово, и всё Дьяволу под хвост.

Азирафаил округлил глаза, и Кроули, не пытаясь долго копаться в причинах, раздраженно бросил:

— Да, он у него есть.

Видимо, удивился ангел вовсе не из-за этого факта.

— И всё же не понимаю, мой дорогой друг, — спокойно начал Азирафаил, — где ты нашёл проблему? Отчитываешь меня так, словно я вмешался в Дьявольский план, не меньше.

— Ты вмешался в мой план, — рыкнул Кроули, всё сильнее раздражаясь. — Поверь, для меня это значимее.

— Но это всего лишь цветы! — всплеснул руками ангел, устремляясь в небольшую оранжерею, устроенную им в одном из помещений магазинчика. — Не понимаю, почему ты так реагируешь. Им нужен свет, вода, и, да, ласковое слово.

— Не нужно им слово, — пробубнил Кроули, нехотя следуя за другом. — Раньше они всё понимали с полувзгляда.

— Тиран! — обернувшись, выпалил Азирафаил и схватился за лейку.

— Размазня, — парировал демон, падая в ближайшее кресло и закидывая ногу на ногу. — И то, что они делают эти мерзости, целиком твоя вина.

— Мерзости?! — казалось, ангел даже оскорбился. — Они цветут! Это не мерзости, хочу тебе сказать. Вдруг ты не знаешь: это целиком и полностью нормальное состояние здоровых растений.

— Есть цветение — есть гниение, — скривился Кроули. — Странно, что ты этого не понимаешь.

Демон был уверен: друг понимает. Но даже если Азирафаил что-то понимал, признавать этого он точно не собирался.

— Ты не можешь запретить цветам цвести, — выдал, наконец, тот, демонстративно поливая фикус.

— Могу, — лениво протянул Кроули, закидывая в рот жвачку. — Запрещал. Не цвели.

— И я считаю твой подход совершенно безответственным, — заявил Азирафаил, тронув широкие листы. — Вы ведь хорошие цветы, правда? Не слушайте этого вредного Кроули.

— Вот, — демон ткнул в него пальцем. — Ты опять делаешь это. Настраиваешь против меня, подрываешь авторитет, и мне потом расхлебывать последствия. Когда я вернусь домой, а они к тому времени совсем от рук отобьются, никому не будет весело. Головы — а в нашем случае — листья полетят во все стороны.

— Ой, — прыснул со смеху Азирафаил. — Давай признаем очевидное: ты не вернешься к себе никогда.

— Могу хоть сейчас, — нахохлился демон. Он вовсе не хотел покидать лавку друга, но дабы доказать, как сильно тот ошибается, готов был пойти и на это.

— Можешь, не сомневаюсь, — согласился Азирафаил спокойно. — Но зачем? Нам вроде как и вместе неплохо живётся.

— До тех пор, пока ты не начинаешь сводить на нет всю мою дисциплину, — всё так же недовольно проворчал Кроули. Признавать, что ему нравится находиться в компании друга, он побаивался. Ему казалось, стоит только признать их близость, Азирафаил утопит его в бесконечной ванили. Нет, холодная отстранённость была лучшим решением.

— Я думаю, тебе нужно завести собаку! — Лицо ангела озарилось от новой блестящей на его взгляд идеи. — Да, не кошку, которая «сама по себе», а именно собаку. Щенок позволит тебе лучше понять в первую очередь себя самого. Вот увидишь, забота о ком-то, добро и любовь могут приносить удовольствие.

Кроули застонал. Не хватало ему ещё собаки. Этого средоточия луж, блох и слюней.

— Поверю на слово, — отрезал он, перекатывая жвачку из одного уголка рта в другой. — Но я не для того командировался на землю, чтобы устраивать себе новый Ад.

— Любовь и забота! — заважничал Азирафаил. — Не Ад.

Кроули поднялся.

— В общем, я понял. Так хочется окружить цветы своей ангельской благодатью, валяй. Будь теперь их мамочкой и пой им свои сладенькие песенки. А я пойду, и без вас дел много.

Уходить от проблем — это лучшая стратегия, которую он придумал ещё в начале времён и которая за все шесть тысяч лет ни разу не подводила его.

И всё равно Азирафаил не отступил. Однажды он всё же приволок щенка, и сотни луж, блох и слюней спустя Кроули даже признал, что забота о ком-то может быть приятной. Но это уже другая история.

— …и ты представляешь, они так и не принесли мне уточку, — сокрушался Азирафаил, уныло перелистывая лежащий на столе роман. Декамерон, если Кроули правильно заметил.

Он усмехнулся. Некоторые события, изложенные в этом романе, были его рук делом, и ангельский друг не раз бузил на этот счет. Ну, подумаешь, устроил содомию раз или два за всю историю мироздания — было бы о чём говорить. То, что ангел считал худшими из его проступков, Кроули вспоминал с гордостью. Пожалуй, это единственные разы, когда он действительно сотворил что-то поистине плохое. И вовсе не обязательно кому-то рассказывать, что он тогда стал лишь случайным виновником событий. Он запретил себе об этом напоминать и уж тем более признаваться в том кому бы то ни было, так что в какой-то момент и сам поверил в свою злобность и злокозненность, и начал собой гордиться.

Теперь же Декамерон оказался на столе по чистой случайности — Азирафаил затеял перестановку и часть книг сгрузил на стол. А перестановка всегда означала одно: у ангела на душе неспокойно. Поверить в то, что дело в какой-то там резиновой утке Кроули не мог. Он слишком хорошо знал друга, чтобы вестись на подобное.

— Дай угадаю, ангел мой: тебя отправили в отпуск и ты с ума сходишь от скуки? — протянул он, утонченным движением руки всколыхнув виски в стакане.

Азирафаил бросил на него скорбный взгляд, вздохнул, покачал головой.

— Напротив, мой друг, — печально проговорил он, развернув книгу пошире. На одной из страниц полыхала яркими красками очень и очень красноречивая картина событий тех лет. Кроули прочистил горло, отвернулся к окну. Азирафаил между тем продолжал самым скорбным тоном: — Гавриил доверил мне новую ангельскую работу. Сказал, если меня не берет демоническое пламя, значит я больше не тот хороший ангел, каким был. А значит, меня можно посылать — прости, Господи — шпионить. Понимаешь? Юлить, изворачиваться, врать. И что самое горькое… — ангел опустил глаза к страницам книги, покраснел, с громким хлопком закрыл безобразие, шмыгнул носом. — Самое горькое, что я ведь и правда врал, юлил и изворачивался много сотен лет. И, да, мне действительно понравилось изображать тебя перед Вельзевул. Кажется, я начинаю скатываться… — он сделал неопределенный взмах рукой в сторону Кроули. — Вот как ты. И что меня ждёт? Однажды меня… Просто… Уволят?

Он поднял на Кроули глаза, и в них плескался такой страх, что демону захотелось как-то утешить друга. Похлопать по плечу, сказать что-то приободряющее. Но он понятия не имел, что стоит говорить в подобных ситуациях. Азирафаил однако ждал. Ждал чего-то. Приговора? Успокоения?

— Подумаешь, уволят, — беспечно пожал Кроули плечами, не найдя других слов. — Будешь работать в лавке, протирать свои книженции, чихать от пыли. Не жизнь, а рай, ну?

Азирафаил убежденным или утешенным отнюдь не выглядел.

— В лавке? Оно-то хорошо, не спорю, но чудесить как? Именем кого? Или у меня вообще крылья — того — вырвут с концами?

Кроули цокнул языком. Друг любил преувеличивать, и пусть некоторые опасения имели под собой почву, мнительность Азирафаила увеличивала все возможные масштабы трагедии.

— Выдохни, мой ангел, — протянул он с ленцой в голосе. Кроули надеялся, что расслабленный тон подействует на друга успокаивающе. — Ты две тысячи лет отлынивал от своих обязанностей, неужели теперь что-то изменилось? Неужели сейчас лениться станет более грешно, чем прежде?

От утешений этих, однако, Азирафаил взвыл еще громче и протяжнее.

— Падший я анге-е-ел… — стенал он. — Нет мне прощения-я-я.

Кроули переборол в себе желание схватить друга за грудки и хорошенько встряхнуть. Занимаемый пост и уважение среди коллег всегда были для Азирафаила крайне важными, а потому Кроули поостерегся от предложения попросту пустить ситуацию на самотек.

— Забудь, что я говорил, — сказал он, отставляя стакан и придвигая своё кресло к креслу друга. — Ты не ленился, ты избегал конфликта. И, притворяясь перед Вельзевул, ты действовал в моё спасение. Всё, что ты творил эти тысячи лет, было исключительно во благо, так что пусть Гавриил говорит, что хочет, Бог знает реальное положение вещей, и ей не за что тебя наказывать. Ты лучший из всех ангелов, правду тебе говорю. И не позволяй никому твердить иное.

Кроули говорил долго и с жаром. Сперва подбирал слова, затем просто молол что-то из разряда, что Азирафаилу точно понравится, и с удовлетворением отмечал, как действуют на того эти увещевания. Ангел действительно поверил в сказанное. Поверил в себя. Лицо его приняло умиротворенный вид, плечи расслабились.

— Так что? Если меня просят следить, соглашаться? А там — поступать по совести?

— Как и всегда, — кивнул Кроули, не сумев сдержать победной улыбки. — Совесть твоя — лучший показатель правильности происходящего.

Азирафаил подпер рукой подбородок, пожевал губу, снова пролистал книгу и выдал совершенно неожиданно и не в тему:

— Но ты хоть уточку мне подаришь?

— Всенепременно, ангел мой, — пообещал Кроули. — Всенепременно. — И, снова взяв в руки стакан, предложил тост.