Дышать тобой (гет)

Начало уличного патрулирования выдалось скучным, и когда время приблизилось к полуночи, Джуди с трудом справлялась с зевотой: мало того, что ничего мало-мальски интересного не происходило, так ещё и обычно болтливый напарник ушёл в себя и не уделял ей никакого внимания. Ник в последнее время вообще держался чуть отстранённо, и Джуди гадала: она ли его чем-то умудрилась задеть или причина в его новой подружке, судя по всему, очень ревнивой? Оливия работала в центральной больнице, что располагалась совсем неподалёку от полицейского департамента, и временами забегала туда, чтобы «похитить» Ника на обед. И несколько дней назад она застала сцену, которая показалась ей двусмысленной. Джуди в тот день подвернула ногу во время погони за мелким жуликом и прихрамывала, Нику же взбрело в голову понести её на руках, естественно, не спросив на то разрешения и у всех на глазах. Наверное, стоило рассердиться, но Джуди отчего-то рассмеялась, когда её так бесцеремонно оторвали от пола и по-рыцарски понесли к их общему кабинету. И только потом, взглянув через плечо напарника и заметив, с какой обидой смотрела на них появившаяся в холле высокая светловолосая девушка, она испытала неловкость, перерастающую в стыд. Ей пришлось бы сильно покривить душой, чтобы сказать, что у Оливии совсем нет причин ревновать. Особенно, если вспомнить один вечер, который, впрочем, и забыть-то не получалось.

Должны ли они обсуждать это сейчас? Джуди подумала, что это вряд ли имело смысл, и сама удивилась, как вопрос всё-таки сорвался с губ:

— Как Оливия?

— Нормально, я думаю, — безразлично ответил Ник и крутнул руль вправо: машина свернула в широкий проулок, устремляясь к облюбованному круглосуточному кафетерию, в котором можно было брать еду и напитки на вынос.

Асфальт влажно блестел в свете фар и фонарей вдоль тротуаров. Этой ночью в воздухе стояла сырость от редкого тумана. Зябкая неприятная погода была совсем не характерна для Зверополиса, тем более в конце августа.

— Вы больше не общаетесь? — Джуди задала ещё один осторожный вопрос, пытаясь понять, чем вызвана такая показушно-холодная реакция.

— Решили взять перерыв. — Ник припарковал машину под сверкающей вывеской «Кафе «У Папочки». — Ты чай, кофе будешь?

Джуди проигнорировала его вопрос и, озабоченно потерев лоб, выдохнула:

— Прости, если это из-за меня…

— Ты бы ещё плохую погоду на свой счёт записала, зайка, — Ник изогнул губы в слегка снисходительной, но добродушной улыбке. — Портить отношения с людьми я умею и без посторонней помощи. — Выйдя из машины, он уточнил: — Так тебе что-то взять?

— Чёрный чай с мятой и без сахара, — в смятении ответила Джуди, подозревая, что Ник с ней сейчас не до конца откровенен.

Хотя насчёт его таланта портить отношения с людьми поспорить было трудно. Ник умел в равной степени как вызывать симпатию, так и отталкивать от себя. Мог быть добрым и чутким, мог — ядовитым и насмешливым. За два года совместной службы она его достаточно хорошо изучила, чтобы знать: первый Ник — настоящий, второй — его личная необходимость, желание воздвигнуть какие-то границы между собой и внешним миром. Ну и пусть. Кто бы что ни говорил, но Ник Уайлд — надёжный напарник и верный друг.

— Я быстро. Если поступит вызов — подай мне знак, как обычно.

Джуди кивнула. Ник ушёл, рация по-прежнему молчала. Тишина, казалось, давила на грудь невидимым тяжелым грузом, и Джуди открыла дверь, впуская в салон сырой воздух.

Выставив ноги из машины и прислонившись щекой к спинке сидения, она принялась бесцельно разглядывать прохожих. Мимо не спеша прошлись под руку мужчина лет пятидесяти и женщина с ярко-малиновой высокой прической, одетая в красное атласное платье длиной чуть ниже колена. Джуди к ней присмотрелась: лицо показалось знакомым, вроде бы она видела её раньше на афишах театральных выступлений, но тусклое освещение от вывесок и фонарей не давало судить об этом с уверенностью. Затем из кафе вышла девушка с двумя стаканчиками кофе в руках, и Джуди подумала, что, возможно, зря отдала предпочтение чаю. Она зевнула, прикрывшись рукой, и бросила взгляд на совсем молодого темноволосого парнишку, выбежавшего из одного из переулков. Открыв рот и тяжело дыша, он быстро огляделся по сторонам, прижимая к животу картонную красную коробку. Заметив полицейскую машину и сидящую в ней Джуди, вздрогнул и поспешно отвернулся.

«Интересно», — подумала она и бросила взгляд через плечо на кафетерий. Ник как раз расплачивался за покупки и смотрел на пухлого продавца, не в окно. Дожидаться его внимания, чтобы подать сигнал жестом, Джуди не стала, понимая, что может упустить подозрительного парнишку, и коротко нажала на клаксон на руле. Не теряя время, она выскочила из машины. Паренек обернулся на неё и побежал.

— Полиция Зверополиса, приказываю остановиться для досмотра! — Она тут же бросилась за ним, не сомневаясь, что перед ней неопытный злоумышленник, а красная коробка, возможно, сразу и раскроет его намерения.

Загадочный беглец повиноваться не стал и свернул в какой-то узкий проулок между многоэтажными зданиями. Джуди удалось нагнать его довольно быстро: в чём-чём, а в скорости бега с ней мало кто мог посоревноваться, подозреваемый же явно был далеко не атлетом. Парнишка споткнулся, едва не упав, замедлился и прислонился плечом к стене, хрипло дыша. Джуди схватила его за предплечье, без церемоний развернула к себе лицом, интуитивно чувствуя что-то неладное, и на автомате отчеканила:

— Офицер Джуди Хоппс, первый отдел. Вы задержаны для досмотра. Покажите ваше удостоверение личности и содержимое коробки.

Парень опустил голову, как тряпичная кукла, лишившаяся поддержки, и зашёлся надсадным кашлем; пальцы его левой руки судорожно вцепились в кирпичную стену. Красная обувная коробка упала на землю.

— Пожалуйста… — сиплый, дрожащий от отчаянья голос снова потонул в кашле.

— Скорую? — взволнованно предложила Джуди, понимая, что он болен или, возможно, принял какое-то опасное вещество.

Надсадный кашель подозреваемого перешел в глухой утробный звук; из его рта на землю и на коробку с чуть съехавшей крышкой вдруг посыпались ярко-жёлтые лепестки лилий, помятые и блестящие от слюны. Джуди отпрянула; по тыльной стороне её запястья нежно, едва ощутимо мазнули несколько лепестков. Парень прикрыл рот рукой и наконец разогнулся:

— Пожалуйста, отойдите… — Его всего колотило мелкой дрожью. — …хоть немного.

Джуди надеялась, что серо-зелёный оттенок его лица — это проделки тусклого освещения от окон соседних многоэтажек. Сквозняк, прокатившийся через проулок, подхватил лепестки и снёс в сторону. Джуди в растерянности проследила, как их волочёт по сырой земле. Они были изящными, хрупкими и такими измученными, умирающими, с едва заметными засыхающими краями. Ханахаки. Редкая болезнь, о которой Джуди много слышала, но никогда не видела своими глазами её симптомов, и воспринимала как что-то пусть и реальное, но очень далёкое. «Неразделённая любовь — сильнейший яд, и однажды она может пустить корни не только в твоём сердце, но и в лёгких. Чтобы убить», — давно прочитанные строки в книге встали перед глазами вместе с жутковатой черно-белой иллюстрацией — кустом колючего шиповника, разрастающегося в лёгких.

— Что тут происходит?

— Ник, стой там, не подходи, — Джуди предупредительно выставила руку раскрытой ладонью вперёд, по-прежнему не отрывая взгляда от паренька. — Как тебя зовут?

— Коул.

Он был среднего роста, на полголовы выше Джуди, худой, но широкий в плечах. Черные глаза, смоляная, слегка вьющаяся длинная чёлка набок, серебряная серьга-гвоздик под изгибом правой брови. Красивое юное лицо, искажённое страхом. Вряд ли ему было больше двадцати, и Джуди усомнилась в том, что парнишка кому-то всерьёз хотел навредить — он сам выглядел отчаянно нуждающимся в помощи.

— Хорошо, Коул, — она протянула ему носовой платок, за который он с благодарностью ухватился. — Передай нам коробку и сам стой смирно. Мы просто осмотрим все личные вещи при тебе, и, если среди них ничего противозаконного нет, у тебя не будет неприятностей.

— Скажи мне, эта цветочная феерия — это то, о чём я думаю? — Вопреки просьбе, Ник оказался рядом и собирался было ухватиться за протянутую коробку, как Джуди наотмашь ударила его по руке.

— Не вздумай ни к чему прикасаться. Я же просила даже не подходить, — она забрала коробку под пристальным, полным недобрых подозрений взглядом ярко-зелёных глаз напарника.

Ханахаки могла передаваться через кровь или слюну больных, напрямую через контакт с откашливаемыми цветами, и только в особо редких случаях — воздушно-капельным путём. Так что для Ника риск сейчас был минимальным, лишь бы руками что не надо не трогал, а для себя… Джуди понадеялась, что болезнь и считалась едва ли не мифической, потому что подхватить её можно разве что обладая уникальным невезением. Впрочем, вот он перед ней — совсем обыкновенный парнишка, который в буквальном смысле умирал от любви. И её сердце щемило от бесполезной жалости к нему. Полностью излечить ханахаки можно было только двумя способами: добиться взаимности или разлюбить. И оба они упирались в вечное как мир «сердцу не прикажешь».

Джуди сняла крышку с обувной коробки и с удивлением осмотрела содержимое. Совершенно новая, пахнущая кожей, пара красных лакированных туфель с острыми носками и на высоких шпильках. На одной из них крепилась синяя бирка с именем производителя. Судя по всему, обувь была далеко не из дешёвой.

— Покажешь чек? — Джуди подняла глаза на Коула.

Он замотал головой, теребя между пальцами её платок:

— Выбросил.

— У нас есть время прогуляться до магазина, где ты их купил, пусть подтвердят платёжную операцию, — предложил Ник.

— Я не могу, вы разве не видите, как мне плохо? — сипло, с одышкой сказал парень.

— Видим, — спокойно согласился Ник. — Как и то, что ты совершил кражу, а теперь пытаешься вешать нам на уши лапшу. Эти туфли, они для кое-кого особенного, я правильно понимаю?

Коул зажмурился, припал спиной к стене и тихо сказал:

— Да. Да, для девушки, которую я люблю. Она так мечтала о них, но не могла себе позволить. И я подумал, что она будет счастлива хоть немного, если я их подарю. Я взял их не из магазина, а со склада во время показа новой коллекции. Моя мама там работает, и я напросился на подработку. Ещё месяц-другой — и я бы сам смог на них заработать. Вот только день рождения у Лидии завтра, да и месяца у меня может не быть.

В глазах защипало, и Джуди часто заморгала. Она дёрнула Ника за рукав формы и посмотрела на него умоляюще. Он прекрасно понял её немую просьбу:

— В общем, вот как мы поступим. Ты диктуешь адрес, и мы возвращаем туфли обратно. Составлять протокол мы не будем, но возьмём твои данные с удостоверения личности: попадёшься второй раз — пеняй на себя.

Коул кивнул и протянул документы. Джуди занесла основную информацию в заметки в телефоне и вздрогнула, услышав, как парень снова зашёлся страшным кашлем, перешедшим в рвоту.

Когда у него прошёл приступ, Джуди вернула ему пластиковое удостоверение личности и предложила:

— Может, отвезти тебя в больницу?

— Мне там не помогут, — сухо отрезал Коул, выпрямляясь.

— Ворованные туфли тоже не помогут, если она тебя не любит, — сказал Ник. — Лучше попробуй с ней поговорить, может, она будет тебе рада и без всяких подарков.

— Спасибо вам за вашу доброту, — надломившимся голосом поблагодарил Коул и мазнул жадным, полным сожаления взглядом по обувной коробке, прежде чем уйти.

Обратно в машину Джуди вернулась, чувствуя себя полностью опустошённой. Ей казалось, что сырость на улице забралась внутрь, под рёбра, и теперь даже в тёплом салоне машины её пробирала мелкая дрожь. Положив на колени коробку с туфлями, Джуди рассеяно оглаживала большими пальцами её края и не следила за дорогой.

— О чём задумалась? — нарушил молчание Ник.

— Это так несправедливо, эта болезнь… — Джуди покачала головой. — Разве можно заставить себя полюбить кого-то или наоборот, разлюбить?

— Можно попытаться.

Она вздохнула, несогласная с услышанным. Поёрзала на сидении и спросила:

— А что, если эти туфли всё-таки могли что-то значить?

— Это всего лишь вещи, зайка. А они, как правило, значат ровно столько, сколько стоят. Ты сама-то хоть ни во что не вляпалась? — спросил Ник как бы между прочим, при этом не выглядя расслабленным, ничуть.

Джуди не была уверена, коснулись ли её лепестки лилий или ей всё же показалось, и ответила просто:

— Без неразделённой любви это всё равно не сработает, а значит, волноваться не о чем. Я ни в кого толком не влюблена.

«Разве что совсем чуть-чуть, — подумала она, с тоской вглядываясь в профиль напарника. Чувства к Нику были похожи на жажду: обычно — лёгкую, едва уловимую; но иногда — жадную и требовательную. И Джуди уже привыкла старательно справляться с ними, порой, ей даже казалось, что ничего и не было на самом деле. Они — друзья и очень близки, разве этого мало?

— Значит, всё-таки вляпалась, — вздохнул Ник и неожиданно очень далёким от дружеского тоном оповестил: — Кстати, хочу тебя предупредить.

— Насчёт чего?

— Ещё раз меня вот так бросишь и погонишься в одиночку за преступником или подозреваемым — и докладная на тебя окажется на столе у Буйволсона.

Джуди повернулась к нему, не веря своим ушам. Он в самом деле это сказал? Так, словно они были совершенно посторонними и ябедничать друг на друга начальству — норма в их отношениях?

— Серьёзно, Ник?! Напишешь на меня докладную? Я не могла тебя ждать, этот парень просто сбежал бы, а откуда мне было знать, опасен он или нет, и что прячет вот в этой вот коробке, — она потрясла ею для наглядности. — Я должна была его проверить!

— Ты должна была подождать меня и соблюдать осторожность, а не нестись сломя голову навстречу неизвестно чему. Там могла быть засада, там могло быть что угодно. А ты иногда ведёшь себя так, словно тебя ничто не может ранить… или убить, — горячился Ник. — И если бы тебя и в самом деле заслонял какой-нибудь небесный щит — я бы может и согласился, что волноваться нет причин.

— Я просто выполняла свой долг. Хочешь писать докладную — пиши, вот прямо сегодня же напиши! — она отвернулась от него, сердито сложив руки на груди; коробка едва не соскользнула с её колен. — Не забудь ещё указать, что мелкого воришку мы тоже отпустили, потому что я его пожалела.

— Джуди. — В интонации Ника — сплошной укор, и это ранило ещё сильнее.

— Ну что?!

— Не веди себя, как обиженный ребёнок.

— Это ты не веди себя так, словно… — выдохнув, она прислонилась лбом к оконному стеклу, — словно я тебе чужая.

— Если бы ты мне была чужой — этого разговора бы не было. Очнись, Джуд, ты же сама прекрасно слышала про перестрелку в среду! Джоуи парализовало, он инвалид на всю жизнь, а всё потому, что тоже решил кое-кого проверить в одиночку.

— Да, и мне очень-очень жаль. Но от этого никто не застрахован.

— Ты меня не слышишь, — разочаровано сказал Ник.

— Как и ты — меня.

Остаток ночного патрулирования они провели почти не разговаривая. Туфли вернуть обратно проблем не составило, в качестве объяснений послужила бесхитростная выдумка Ника: вора задержать не удалось, но при бегстве он выронил коробку, а дальше уже бирка на туфлях подсказала, где искать их возможных владельцев. В конце патрулирования никакой докладной на столе у Буйволсона, само собой, не оказалось, но Ник вёл себя так, словно это ему есть на что обижаться, а Джуди делать первый шаг к примирению не стала. В конце концов, вовсе не она ему нагрубила и отчитала, как маленького ребёнка.

* * *

Выходные проходили спокойно. Несколько коротких отчётов по работе и чтение сводки новостей. Тренажёрный зал и просмотр зрелищного блокбастера в компании соседей, живущих через стенку. В воскресенье теннис вместе с Клеем.

Они познакомились два месяца назад на корте: она хотела научиться играть, а он охотно посвятил её во все основы, и это как-то само собой переросло в нечастые встречи. Клей оказывал небольшие знаки внимания вроде цветов и комплиментов, но ни с чем не торопил, и Джуди это очень ценила. Приятный собеседник и весьма привлекательный мужчина — он не мог ей не нравиться, и всё же полностью открыться перед ним не получалось, оставалось настойчивое желание держать дистанцию.

Вечером после игры Клей предложил выпить освежительных напитков на летней площадке рядом с кортом, на что Джуди ответила согласием. Весьма уютную обстановку обеспечивали зажжённые фигурные свечи на каждом столике, оплетенное вьющимися цветами низенькое ограждение и живая музыка.

— Сегодня ты била по мячу как-то особенно зло или мне показалось? — поинтересовался Клей.

Он сидел напротив, и не сводил с неё темно-синих узких глаз, смотрел жадно, заинтересовано — это смущало, несмотря на нейтральность беседы. У Клея были заострённые тонкие черты лица, идеально ровная кожа, покрытая бронзовым загаром; изогнутые высокими дугами чёрные брови и волосы, постоянно собранные в аккуратный короткий хвост.

— Похоже, что я так и не научилась рассчитывать силу. — Джуди трубочкой размешала безалкогольный коктейль, состоящий из разных ярких слоёв; кубики льда зазвенели в бокале.

Было душно. Несмотря на то, что вокруг площадки зеленел парк, а вдалеке поблескивала серебристая гладь озера, Джуди казалось, что ей мало, слишком мало свежего воздуха. Она приоткрыла рот, стараясь выровнять дыхание. Это странное состояние преследовало её с самого утра, постепенно усиливаясь, и вот уже не давало себя игнорировать.

— Зато твои подачи стали значительно увереннее. Похоже, что я вырастил себе серьёзную соперницу.

— Да брось, мне до тебя ой как далеко. — Джуди оттянула спортивную майку на груди, надеясь, что дышать станет хоть немного легче. — И я же вижу, как ты мне беззастенчиво поддаёшься.

Клей улыбнулся; ровные белые зубы казались почти ослепительными в сравнении с его загорелой кожей:

— Нисколько не поддаюсь. Просто играя с такой красивой девушкой, сложно думать только об игре.

Его пальцы легонько коснулись лежащей на столе руки Джуди. Ей тут же захотелось её отдернуть, и она сделала глубокий вдох: в лёгких неприятно саднило, как от сигаретного дыма или чего-то тяжёлого. Вот только поблизости никто не курил и какого-либо ярко выраженного специфического запаха уловить не удавалось. Стало почти невыносимо.

— Здесь как-то душно, — Джуди убрала со стола руку, приготовившись вставать. — Давай уйдём отсюда.

— Душно? Я бы не сказал, — удивился Клей и взмахом руки запросил у официантки счёт.

Они ушли, оставив коктейли недопитыми. Джуди не могла расслабиться: воздуха всё не хватало, горло раздирал рвавшийся наружу кашель. Клей, видя, что ей нехорошо, сам вызвался проводить её до дома. Дорога показалась Джуди бесконечной из-за борьбы с кашлем и подступающей паникой.

«Это простуда. Всего лишь простуда. Пусть это будет всего лишь простудой, ну пожалуйста…»

— Может, тебе стоит взять больничный? — обеспокоено спросил Клей, когда они остановились у её подъезда.

— Думаю, завтра мне будет уже лучше, — ответила Джуди, и приблизительно не чувствуя уверенности по этому поводу.

— Поправляйся, — Клей наклонился, чтобы поцеловать её, и Джуди, сама от себя не ожидая, увернулась, подставляя щёку.

Наверное, со стороны всё выглядело так, словно ей было противно с ним целоваться по-настоящему. Закрывая за собой входную дверь, Джуди обречённо подумала, что всё испортила окончательно и он больше не позвонит.

Ночью прошёл кашель и пришла бессонница. Джуди казалось, что ей мешает абсолютно всё: духота в квартире, нескончаемый гул машин… мысли о Нике, который за два дня так и не позвонил. Возможно, их ссора для него ничего и не значила. Возможно, она сама — не слишком много значила.

Джуди смогла уснуть почти под утро. Разбудил её ещё до будильника новый приступ удушливого кашля. Не в силах разлепить глаза, она, кашляя и прикрывая рот рукой, свернулась калачиком. Хотелось провалиться обратно в глубокий спокойный сон, но горло горело огнём и сдавливало спазмом. На ладонь упало что-то маленькое, мокрое; пришло облегчение. Тяжело дыша, Джуди распахнула глаза и отняла руку от лица.

На ладони лежал нераскрывшийся сине-фиолетовый бутон.

Обычно, прохладный душ помогал прояснять мысли с утра. Джуди, стоя под струями практически ледяной воды, никак не могла прогнать эмоциональный ступор. Она тяжело — нет, смертельно, если это никак не остановить — больна. Ник конечно же был прав: никакой небесный щит её не заслонял, она и сама это понимала и всегда шла на риск осознанно, но чтобы вот так глупо быть уничтоженной, разодранной изнутри собственными чувствами — в голове не укладывалось. Как это вообще возможно? И то, что она испытывала к Нику — не увлечение, не симпатия, не помутнение рассудка, в конце концов, а та самая любовь? Это ошарашивало. Ей-то до вчерашнего вечера казалось, что у неё всё под контролем, а сегодня иллюзии рушились, открывая правду, к которой Джуди была совершенно не готова.

Она упёрлась раскрытой ладонью в стенку душевой кабины и, крепко зажмурившись, опустила голову. «Кто-нибудь, разбудите меня». Ледяная вода хлестала по телу, напоминая, что всё происходящее вполне реально. Пришла безразличная мысль, что таким способом можно разве что заполучить банальную простуду в качестве идеального дополнения к экзотической болезни.

Закрутив кран и выйдя из душевой кабинки, Джуди дрожащими руками обернула вокруг тела мягкое белое полотенце и завязала на груди. Впервые ей не хотелось идти на работу. Вообще никуда не хотелось, по правде говоря.

Джуди вздохнула, вглядываясь в своё отражение в прямоугольном зеркале над рукомойником. Поникшая, озябшая, с перепуганными синими глазищами и спутанными влажными волосами: совсем жалкий вид, никуда не годившийся для храброй офицера Хоппс. Она расправила плечи и вздёрнула подбородок.

«Итак, какие варианты?» — попыталась здраво рассудить она. А вариантов было ой как немного, всего лишь два.

Один из них: признаться прямо в своих чувствах Нику, и будь что будет. Всё или ничего: его ответ либо спасёт её, либо добьёт, потому что в случае отказа болезнь начнёт прогрессировать, и счёт пойдёт на дни, если не минуты. И Джуди рискнула бы — это лучше, чем медленно угасать в неизвестности; вот только ставить на кон пришлось бы больше, чем собственную жизнь. Ник никогда себя не простит, если с ней что-то случится из-за него. А уничтожить не только саму себя, но и его заодно — вот, что было по-настоящему страшно. Ник не должен узнать, что он — причина её болезни, не должен винить себя за то, в чём, по сути, не виноват. Нельзя полюбить кого-то из жалости или необходимости.

А Джуди догадывалась, что ничего другого Ник не сможет ей предложить. Ведь он уже ей отказал, и вряд ли что-то могло измениться с того самого вечера, когда она сделала неловкую попытку стать для него кем-то большим, чем просто коллегой по работе или подругой.

А значит, выход у неё оставался всего один без всяких вариантов. Постараться как-то справиться самостоятельно и с болезнью, и с непрошенными чувствами. Ник считал, что это возможно. Интересно, а сам он любил когда-нибудь?

В приступе сухого, надрывного кашля Джуди покачнулась и склонилась над раковиной.

* * *

Тот самый особенный для неё вечер, скорее всего, если и задержался в памяти Ника, то где-нибудь на задворках. Это было празднование дня рождения Волкаса. Ему исполнилось сорок, и они гурьбой поехали на выходные отдыхать в домиках на лесистом берегу озера. Было весело: соревнование на вёсельных лодках и плавание, пляски у костра, распевание песен и распивание алкогольных напитков — в последнем Джуди участия не принимала, отвоевав право наполнять свой стакан исключительно соком. Ник её в этом поддержал. Сам он не был эталонным трезвенником, но при ней пить обычно воздерживался, заметив, что пьяные люди её нервировали. И она очень ценила то, что Ник многое понимал и делал без всяких просьб.

Уже перед сном в ход пошли карточные игры на желания. Ник, как обычно, самым наглым образом жульничал, и Джуди, отчитав его на пятиминутном перекуре, уговорила проявить совесть и дать хотя бы раз выиграть имениннику. На её беду, Уайлд соизволил послушаться, и после его ленивого проигрыша Волкас озвучил своё желание:

— Семь минут в раю*, Ник, с одной из очаровательных девушек в этой комнате.

Все вокруг засмеялись. Джуди, сидящая на полу, закрыла лицо рукой, ясно давая понять, что она обо всём этом думает. Выпитые коктейли явно успели здорово сказаться на большинстве присутствующих, раз в ход уже пошли сомнительные подростковые игры. А Нику и выбирать-то было не из кого: кроме Джуди в их компании была только замужняя Розалин, и вовлекать её в подобное — недопустимо.

— Семь минут в раю — звучит неплохо, — Ник криво усмехнулся, встал и с легким поклоном протянул руку в приглашающем жесте. — Веселей, Джуд, что за кислое выражение?

Она закатила глаза, но всё же взяла его за руку и поднялась на ноги:

— Только таких глупостей мне и не хватало, — она оглянулась на Волкаса, довольно потирающего заросший чёрной бородой подбородок. — Серьёзно, Фрэнк, что за желание такое?

— Победителей не судят, — с добродушной улыбкой развёл руками тот.

«Да уж», — подумала Джуди, не зная, кого ей хотелось стукнуть больше: именинника, который загадал такое непотребство, или Уайлда, который ничуть не скрывал, насколько его забавляло то, что она сама же и спровоцировала эту неловкую ситуацию. Джуди угрожающе нахмурила брови, но её сердитый вид только и того, что сделал нахальную усмешку ещё шире.

Большой платяной шкаф нашёлся сразу же в соседней комнате, Волкас и компания оттуда быстро выгребли все вещи. Джуди шагнула внутрь первой, скрестив руки на груди. «Чушь. Мы занимаемся какой-то чушью». Уайлд нырнул вглубь шкафа следующим, и Волкас закрыл дверки и чем-то подпёр.

— У вас полных семь минут, ребятки, веселитесь. А мы сыграем ещё партейку.

Шаги вместе с разговорами удалились, чуть скрипнула прикрывшаяся за ними дверь. В шкафу было темно и душно, а Нику с его высоким ростом и достаточно широкими плечами — ещё и тесно. Он локтем налёг на внутреннюю стенку шкафа, стараясь устроиться поудобнее. Джуди чуть отодвинулась от него, спиной упёрлась в угол. По правде говоря, единственное, что было в этом всём смущающим — пошловатый подтекст самой игры. Семь минут наедине, в течение которых можно делать… разное. А близость Ника сама по себе из равновесия не выбивала, не должна была во всяком случае: за без малого два года совместной службы дистанция между ними сильно сократилась и в прямом, и в переносном смысле.

И всё же сердце Джуди колотилось слишком громко. Она действительно ощущала себя загнанной в угол в этом шкафу. И искренне не понимала, в чём дело: Нику она всецело доверяла, но что-то было не так. Что-то в ней самой было не так.

— Зайка, ты чего такая зажатая? — негромко спросил Ник. — В отличие от меня, ты хотя бы прекрасно здесь помещаешься.

— Не знаю, просто странно заниматься подобной ерундой, — Джуди не отрывала взгляда от тонкой, как нить, полоски света между дверцами шкафа.

— Да брось. Это словно снова вернулся в свои четырнадцать, — возразил Ник. — Я помню, этой ерунде своим первым поцелуем и обязан.

— Да? — Джуди запрокинула голову, наконец посмотрев на него: в потёмках черты его лица слегка смазывались, а зелёные глаза блестели, придавая загадочности. Она сглотнула, стараясь прогнать мысли о том, какой же он всё-таки красивый; даже длинный любопытный нос его ничуть не портил. Разве что ядовитый язык — иногда.

— Ага. Её звали Лесли, и она, вроде как, мне очень нравилась, — его мягкая размеренная речь завораживала. — Но почему-то с тех пор не возникло желания поцеловать её ещё раз… — Ник выдержал небольшую паузу, очевидно, что-то вспоминая, и спросил: — А у тебя был опыт в подобных играх?

— Ну, сам знаешь… — Джуди неловко запнулась. — Я не ценитель подобных развлечений, так что нет, ничего такого.

— Ну вот видишь, заодно немного наверстаешь упущенное за подростковые годы.

— Ага, бесценный опыт, — фыркнула Джуди, и отвела взгляд, отчаянно желая, чтобы эти семь минут прошли как можно скорее. Потому что было душно, неуютно, а ещё соблазн сделать какую-нибудь (хотя нет, вполне определённую) глупость грозился вот-вот взять над ней верх. — Так что тебе, наверное, досталась самая скучная девушка в шкафу.

— Ты никогда не бываешь скучной.

И самоконтроль Джуди разлетелся в дребезги.

— Ник? — она снова посмотрела на него.

— Да?

Джуди встала на цыпочки, и, схватившись за воротник рубашки, легонько коснулась его губ своими. Всего на секунду. Сердце колотилось так, что оглохнуть можно было. Нервничая и смущаясь, вновь опустившись на пятки, она брякнула первую попавшуюся глупость:

— Это чтобы хоть немного оправдать твои слова насчёт нескучной.

В глазах Ника — что-то новое, незнакомое ей, голодное. Джуди, отнимая пальцы от воротника, успела задуматься об этом всего на секунду, а в следующую — была взята в плен его рук и губ. Ник подхватил её под бёдра и приподнял так, что она оказались на одном уровне с ним, прижал к стенке шкафа, целуя жадно и беззастенчиво. И Джуди просто позволила себе раствориться в темноте, тепле его тела и жарких поцелуях. Было так хорошо, что ни капельки не стыдно.

Возню у шкафа они услышали запоздало, успели отпрянуть друг от друга, но Джуди не сомневалась, насколько красноречивым был их помятый вид, когда дверки распахнулись.

Конечно, сальных шуток и косых взглядов в тот вечер хватило с головой. У Джуди они вызывали раздражение, но по-настоящему сильно волновало другое. То, что произошло между ней и Ником в шкафу — должно там же и остаться? Или всё же?..

Ник вёл себя так, словно ничего не произошло, и этого вполне хватало, чтобы сделать определённые выводы, но Джуди решилась прояснить всё до конца. Она ушла спать одной из первых, и Ник её проводил. Стоя спиной к двери своей комнаты и нервно теребя ключ с брелоком в форме сердца, Джуди посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Зайдёшь?

И в этом простом вопросе прозвучало слишком много просьбы и желания, чтобы сомневаться в подтексте. Джуди сама не знала, как у неё хватило духу. Просто ей это было нужно, ей был нужен Ник, и никакие сплетни и перешёптывания особого значения не имели. Лишь бы он сказал «да» и не смотрел вот так растеряно, с немым сожалением.

Ник покачал головой, разрушая её надежды:

— Спокойной ночи, зайка.

Джуди провела ту ночь без сна, пытаясь как-то осознать, что, кажется, ей впервые разбили сердце. Она как Лесли — девушка, которую Ник не захотел поцеловать ещё раз. Такое бывает, нужно смириться. Может, для Ника это и вовсе был способ развлечься, он ко многим вещам относился проще, чем она, просто брал и делал. А потом так же легко выбрасывал из головы. Вот бы и ей так научиться!

Утром Джуди внушила себе, что легко последует его примеру. Она справится, переживёт, и ноющая тоска в груди обязательно пройдёт.

О поцелуях они больше не говорили.

* * *

Глядя на россыпь лепестков синих незабудок в белой раковине, Джуди сокрушённо подумала, что «просто пережить» — теперь вызов ещё тот — и смыла цветы водой. Жаль, нельзя было вместе с ними спустить все проблемы в водопровод.

Про ханахаки она продолжила читать информацию в интернете, добираясь на работу общественным транспортом. Ничего утешительного. Если она не убьёт в себе чувства к Нику, то они убьют её в течение нескольких недель, если повезёт — месяцев.

Джуди хотелось плакать от бессилия. Ну что, что она могла сделать? Забыть о Нике и построить отношения с Клеем она и так уже пыталась, и от того, что теперь это превратилось в жизненную необходимость, чудо вряд ли произойдёт. Одно она знала точно: ей нужно время подумать, поискать ответы, разобраться в себе. Возможно, всё ещё не так плохо, как кажется, вот только руки нельзя опускать. И Ника — с его лисьей проницательностью — нужно было держать на расстоянии, чтобы ни о чём не догадался.

Ровно в восемь заявление на двухнедельный отпуск лежало на столе у Буйволсона. Джуди, нервничая под цепким взглядом начальника, сказала:

— Я знаю, что нужно извещать за неделю, но, если вы разрешите, я бы хотела уйти с сегодняшнего дня. Это очень-очень важно.

— Что-то случилось, Хоппс? Ты сама на себя не похожа. Что-то в семье?

Врать человеку, которого она безмерно уважала, совсем не хотелось. И Джуди ограничилась полуправдой:

— Не в семье, кое-что личное.

«Только не задавайте больше никаких вопросов, умоляю», — мысленно попросила Джуди, глядя на него с надеждой. Буйволсон поправил пальцем съехавшие очки на переносице, подписал заявление и протянул ей:

— Отдай секретарю, пусть оформит приказ. И Уайлду сообщи, если ещё не поставила в известность. Пусть поработает сам, пока на вас никакие серьёзные дела не висят.

— Да, сэр, — Джуди взяла заявление и поспешила к двери.

— Решай свои проблемы, Хоппс, ждём тебя через две недели.

Джуди закрыла за собой дверь с полной отчаянья мыслью, что она понятия не имеет, что с ней будет через эти две недели. В лёгких саднило до невозможного, и она заскочила в уборную, чтобы откашляться. Лепестков было немного, но во рту после них каждый раз стояла ужасная горечь, которую трудно было чем-то сбить. Джуди бросила в рот несколько мятных драже, и, толком не чувствуя их вкуса, направилась в общий с Ником кабинет, понимая, что ни капельки не готова к разговору с ним, как и то, что от этого никуда не деться. Если она просто исчезнет, не попрощавшись — он наверняка заподозрит что-нибудь неладное. Следовало сообщить ему всё так, чтобы у него не возникло ни малейшего желания с ней контактировать эти две недели. И Джуди знала, как это сделать.

Она уверенно зашла в кабинет, надеясь, что у неё хватит сил на небольшую игру. Ник крутился в кресле, разговаривая с кем-то по телефону. На коленях — открытая папка с делом о фальшивомонетчике.

— Да… Да не вопрос… Сегодня же туда подъедем, будем изображать богатых лохов. Посмотрим, может, он найдёт нас раньше, чем мы его. Ты главное реквизит заготовь, я должен выглядеть как владелец кругленького счёта в банке, а не дырки от бублика… Ага, перезвони. — Ник отложил телефон на стол и улыбнулся. — Зайка, привет. Почему опаздываешь? Или думаешь, что уже настолько на хорошем счету у начальства? Боюсь, от нашего капитана поблажек не дождёшься, даже если сам мэр наградит и расцелует.

— Я не опоздала. Просто зашла сначала к Буйволсону, чтобы написать заявление на отпуск.

Улыбка Ника сменилась искренним удивлением:

— Я думал, мы договорились вместе пойти в отпуск на зимние праздники?

— Кое-что изменилось.

— Не расскажешь?

Джуди пожала плечами:

— Я устала.

— Вот как? — удивление в Нике всё росло. — И от чего же ты так успела устать, да ещё и за два выходных?

Он прекрасно знал, что она любила свою выматывающую работу настолько, что отпуск могла откладывать до бесконечности, даже если буквально падала от усталости. Джуди собралась с силами и как можно увереннее сказала:

— От всего, в том числе и от тебя, Ник.

— От меня? — недоверчиво переспросил он, будто ослышался.

— Да. Ты, конечно, думаешь, что даже со всеми своими недостатками чуть ли не идеален, подарок судьбы прямо, но это совсем не так. Все эти твои неуместные шуточки, назойливость, нахальство и себялюбие… — она загибала пальцы, перечисляя. — Я долго закрывала на это глаза, но честно, больше так не могу! Может, работа меня вымотала, и я схожу с ума, но мне нужно хоть ненадолго сменить обстановку.

В голосе — достаточно злости и раздражения, чтобы Ник поверил. И Джуди поймала себя на том, что ей и в самом деле легко его обвинять. Ник ни в чём не виноват, но она всё равно на него злилась за то, что он такой есть в её жизни, за то, что без его любви она задыхалась. И пора бы посмотреть правде в глаза — это происходило с ней ещё до прорастающих в лёгких цветов, просто тогда было куда проще всё отрицать.

— Думаю, такой перерыв пойдёт на пользу нам обоим, — уже спокойнее заключила Джуди.

Ник зло сузил глаза и плотно сжал губы. Захлопнул папку, что лежала у него на коленях, и встал со стула:

— Что ж… Желаю тебе хорошенько отдохнуть. — Он прошёл мимо неё к двери, излучая холодное презрение.

Джуди зажмурилась так, словно дверь за ним закрылась с оглушительным грохотом, хотя на деле звук был едва слышим. Она покачнулась и обессилено опустилась на стул, стараясь пересилить подступающие слёзы. Так будет лучше. У Ника — его гордость; и после всего, что она ему наговорила — он не позвонит, не будет надоедать вопросами или разрушительной, в сложившейся ситуации, заботой. Так совершенно точно будет лучше, вот только Ник ушёл меньше минуты назад — а ей его уже не хватало. Как и воздуха в лёгких.

После ссоры с Ником Джуди стало настолько плохо, что большую часть дня она провела лёжа на диване укутанной в мягкий тонкий плед, словно августовской жары для неё не существовало. По телу разливалась слабость, а кашель стал донимать гораздо чаще. Лепестки, а порой и целые бутоны, сыпались уже не по несколько штук, а полноценными горстками, и горечь после них уже сбивать ничем не удавалось.

У неё никак не получалось отделаться от ужасающей мысли, что ссора с Ником могла приравниваться к его отказу во взаимности и сильно ускорить течение болезни. Джуди не жалела о принятом решении, и всё же, как она ни старалась сохранять спокойствие и здравый рассудок, отчаянье в ней росло быстрее любых цветов. Хотелось, чтобы кто-то обнял и пообещал, что всё будет хорошо, даже если бы в этом не было ни капли правды. Ник отлично умел утешать, рядом с ним она всегда в какой-то степени ощущала себя защищённой. Но сейчас забыть бы о нём хоть ненадолго, но мысли, как назло, раз за разом возвращались к нему одному.

В обед Джуди провалилась в некрепкий, тревожный сон, в котором блуждала по лабиринту хищных растений с пунцовыми цветами, что протягивали к ней со всех сторон свои колючие стебли. Они хлестали её по рукам и ногам, оставляя порезы шипами, а она, выбиваясь из сил, бежала к далёкому свету, который не приближался, словно приклеенный к горизонту.

Джуди проснулась в холодном поту, но, как ни странно, в скором времени почувствовала себя немного лучше, приступы кашля и рвоты перестали донимать так часто, прошёл озноб. С этим уже как-то можно было справляться настолько, чтобы наконец решить, что же теперь делать. Сидеть, запершись в своей квартире — означало не просто сдаться, а отдать себя на растерзание одиночеству и дурным мыслям. Насчёт больницы тот парнишка, Коул, правильно рассудил: ничем там не помогут, максимум — выпишут какой-нибудь препарат-пустышку для незначительного облегчения симптомов. Оставалось только одно место, где всегда хорошо и даже стены лечат. Родительский дом.

Джуди открыла ноутбук и купила билет на вечерний поезд. Она не знала — и на самом деле не хотела знать — сколько времени у неё осталось, но ей очень хотелось успеть побыть хоть немного с семьёй, пока ещё ужасная цветочная болезнь позволяла прикрываться враньём про сильную простуду.

* * *

Дома её неожиданному приезду были невероятно рады. Джуди, очутившись в крепких объятиях сначала отца и матери, затем младшего брата и сестры, едва не расплакалась от разрывавших её на части противоречивых чувств — горести и радости. Промелькнула полная сожаления мысль, что она слишком редко виделась с родными, как повзрослела. Сначала — учёба, потом — карьера, и всё куда-то спешила, не находила достаточно времени…

А сейчас, помогая родителям (насколько ей с её «простудой» разрешали) на поле и по дому, Джуди ощущала себя так, словно с головой окунулась в детство. Здесь всё было до боли родным: запах выпечки на кухне и свежескошенной травы в поле, звон ручья и трескотня сверчков, споры братьев и сестёр, ворчание отца за починкой старенького комбайна и пританцовывание мамы за уборкой. Приятные мелочи, которым Джуди давно перестала придавать значение, а теперь будто открыла их для себя заново. Хотелось, чтобы время замерло или хотя бы немного замедлилось, вот только оно шло своим ходом, и болезнь усиливала свою хватку. Вставать каждым утром становилось всё тяжелее, а кашель — вопреки оптимистичному вранью, что таблетки вот-вот начнут помогать — всё усугублялся. Не говоря уже о сине-фиолетовых лепестках, которые Джуди боялась однажды не успеть спрятать. Нужно было срочно уезжать обратно, пока родители сами за руку не потащили к врачу, иначе всё грозило вскрыться самым худшим образом. Джуди понимала, что поступала нечестно, но по-другому не могла. Ей хотелось, чтобы иллюзия под названием «всё нормально» просуществовала так долго, как только могла.

Попивая ягодный чай и совершенно не замечая его вкуса, Джуди водила пальцем по кружевам на белой скатерти, пытаясь сообразить, как лучше начать разговор про отъезд. Бонни, вынимавшая тарелки из посудомоечной машинки, её опередила:

— Вчера вечером звонил Ник.

Джуди вздрогнула, подняла на неё глаза, пытаясь собраться с духом, чтобы ничем не выдать, как больно и страшно ей теперь было слышать это имя. Ник, вопреки её надеждам, играть в обиженную молчанку не стал и попытался дозвониться до неё, затем начал писать сообщения, которые она даже не читала, отправила только короткое «оставь меня в покое» и добавила в чёрный список. Сейчас же Джуди ненавидела себя за трусость. Нужно было найти в себе силы и поговорить с ним, соврать что угодно, лишь бы он ничего не заподозрил.

— И что хотел? — спросила она, и дрогнувший голос выдал её волнение.

— Спрашивал о тебе. У нас ли ты, всё ли у тебя в порядке? А я ведь даже не смогла ему толком ответить. — Бонни вздохнула, отправив стопку тарелок в настенный шкаф для посуды. — Я же вижу, что с тобой что-то происходит, но ты не хочешь признаваться.

Джуди вздохнула и отодвинулась вместе со стулом, собираясь встать из-за стола:

— Мы немного поругались, но это не так уж и важно, — Джуди привстала, но строгий материнский взгляд пригвоздил её на месте:

— Сядь, пожалуйста, и поговори со мной. Джуди, ты ведь сама не своя, а говоришь «не так уж важно». Скажи честно, ты беременна?

Серебряная чайная ложка выскользнула из пальцев Джуди и упала на скатерть, приглушённо звякнув.

— Ч-что?

— Я же всё замечаю, — Бонни вытерла полотенцем руки и нерешительно подошла к ней. — Тебя часто тошнит, особенно по утрам, ни с того ни с сего меняется настроение: то ты весёлая, то очень грустная; а теперь ещё и Ник, который вместо того, чтобы звонить тебе напрямую, почему-то звонит нам на городской… Ребёнок от него? Он считает, что не готов? Вы не готовы?

От шквала нелепых, обескураживающих вопросов у Джуди закружилась голова. Она инстинктивно прикрыла уши руками, не в силах это слушать, и покачала головой:

— Мам…

— Ты же знаешь, что мы тебя всегда поддержим, чем сможем… — понеслась дальше Бонни, и Джуди взяла её за руки, привлекая внимание:

— Мам! Мам, послушай: нет никакого ребёнка. Я не беременна, я всего лишь слегка приболела.

— Слегка? Ты кашляешь так, что нам с отцом уже не по себе. С каждым днём всё хуже!

— Я сегодня уезжаю обратно, там обязательно долечусь. Сама знаешь, в Зверополисе медицина на о-го-го каком уровне, кого хочешь на ноги поставят. — Джуди выдавила из себя грустную улыбку.

— Уже сегодня?.. Так не хочется, чтобы ты уезжала, но тебе и вправду нужно лечиться, солнышко, нельзя так своё здоровье запускать. Если хочешь, я поеду с тобой, а то что-то уже нет доверия к этим вашим докторам. Курс лечения назначали, а толку ноль.

Джуди нервно рассмеялась, чувствуя, как комом к горлу подступал не только кашель, но и истерика:

— Мам, ну мне же не пять лет! Я сама прекрасно со всем справлюсь, и обещаю, буду отзваниваться каждый день.

— Два раза в день.

— Два раза в день, — согласилась Джуди, утыкаясь носом в складки её синего платья, чтобы спрятать покатившиеся по щекам слёзы.

Бонни ласково погладила её по распущенным волосам. «Прости меня, мамуль».

* * *

На то, чтобы побросать вещи в рюкзак, ушло каких-то пятнадцать минут, а до отправления поезда оставалось ещё полдня. Джуди после недавнего разговора чувствовала себя как на иголках, и, не в силах усидеть на месте, отправилась на прогулку. В окружении природы всё же дышалось легче, а ей нужно было набраться сил, хоть немного.

Её колотил озноб, дыхание выровнять не получалась. Лёгкие, полные нежно-синих цветов: наверное, это настолько же красиво, насколько страшно. Джуди понимала: к цветам больше никогда не сможет относиться так, как раньше. Возможно, это уже и не имело никакого значения.

Только остановившись, она поняла, куда собственно шла; до этого ноги как будто несли сами по знакомой стёжке. Её любимым местом с детства был склон холма, окружённый диким садом. Там подземный родник пробивался на поверхность и нёсся по ступенчатой земле вниз, образовывая несколько крохотных водопадов. Ей нравилось, как журчание воды перекликалось с пением птиц, которые, судя по всему, тоже любили это место. Здесь можно было подумать в спокойствии обо всём. Вот только в голове — ни одной стоящей мысли, а её громкий кашель моментально распугал всю живность в округе.

Джуди присела на берегу ручья, обхватила колени руками. За три с половиной дня, проведённых дома, она перечитала уйму информации. Исследования по самой болезни, различные истории из жизни и даже кучу «ценных» советов, как взять судьбу в свои руки, завоевать возлюбленного или, наоборот, разлюбить. Ничего из практик в духе «внуши себе, что достойна лучшего» и «найди своё счастье» не вызывало у неё ничего, кроме желания запустить ноутбуком куда-нибудь в окно. Если бы всё было так просто, как там написано — в мире было бы значительно меньше проблем. Джуди боялась даже попытаться наладить что-то с Клеем или с кем-либо, зная, что может хватить и одного поцелуя, чтобы заразить, ведь ханахаки передавалась не только через прикосновение к цветам, но и кровь и слюну. Какой уж тут вихрь любовных приключений, когда ты сама можешь стать источником бед не только для себя, но и для других!

А попытки заставить себя охладеть к Нику и вовсе были смехотворными. Сколько Джуди ни пыталась думать обо всех его недостатках (которых выходил вполне объёмный список) и проступках (которых было немногим меньше) — это заканчивалось одним и тем же. Она безумно скучала по нему. Вот и всё. Можно было поздравить себя с неизлечимостью, во всех смыслах.

Джуди окунула по щиколотки босые ноги в прозрачную родниковую воду. От холода в кончиках пальцев тут же начало покалывать, но ей неожиданно понравилось это ощущение: оно отрезвляло, заставляло чувствовать себя живой. Солнце косыми линиями пробивалось через верхушки диких яблонь, и Джуди зажмурилась. Здесь было так спокойно. Она прошлась вдоль ручья, подняла со дна понравившийся камень — идеально гладкий, полупрозрачный, горящий золотом на поверхности и с темнеющим ядром внутри.

— Это так ты простуду лечишь?

Выронив находку, Джуди обернулась на голос, не веря своим ушам. Ник обогнул кусты, идя той же тропой, что и она пришла сюда; в его взгляде — укор пополам с тревогой. Он здесь, он правда здесь — и это рехнуться можно! Джуди ничего так не хотелось, как просто взять и сбежать. Возможно, это единственный выход, пусть и глупый. Она была не готова видеть Ника наяву, не готова ничего объяснять. Джуди казалось, что весь мир вокруг неё вот-вот разлетится вдребезги, как хрупкий замок из стекла.

— Как… Как ты здесь оказался? — на попытку Ника приблизиться она испуганно попятилась.

— Твоя мама подсказала, где я тебя могу найти. Правда, для этого пришлось поклясться всем, чем только можно, что я не собираюсь тебя обижать, чуть до письменных расписок не дошло. — Ник недоумевающе свёл брови на переносице: — Я и в самом деле чем-то тебя обидел? Скажи, я постараюсь всё исправить.

— Просто уйди, — сипло попросила Джуди, вновь не давая сократить дистанцию между ними.

Эмоции и те самые проклятые цветы в лёгких душили её. Ник не должен видеть этого, не должен быть здесь. И когда он попытался коснуться её, чтобы остановить наконец трусливое отступление, её охватила ослепляющая злость: на себя, на него, на весь мир. Она увернулась от его руки и грубо оттолкнула назад:

— Я же сказала тебе: убирайся!!!

Джуди развернулась, собираясь убежать. Успела сделать два шага, прежде чем грудную клетку сдавило так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. В глазах начало темнеть, и Джуди, как подкошенная, рухнула в неглубокий ручей. Наклонившись вперёд, упираясь на оцарапанную о камни ладонь, она зашлась в кашле, рукой схватившись за горло. Жгло, душило изнутри так, что хотелось расцарапать себе глотку, лишь бы освободиться от ненавистных цветов. Она кашляла до помутнения рассудка, не замечая ничего вокруг. Ей казалось, что это закончится только тогда, когда вместе с цветами она выкашляет и свои лёгкие.

Облегчение пришло внезапно. Джуди дрожала, чувствуя себя оглушённой, хрипло выдохнула. По воде голубым облачком расползался мокрый подол её короткого сарафана, течение сносило вниз распустившиеся незабудки: сине-фиолетовые, с солнечно-жёлтыми серединками.

— Джуди… — она заставила себя поднять голову, чувствуя руки Ника на своих обнажённых плечах — одна из тонких бретелей сарафана сползла, болтаясь чуть выше локтя. — Сможешь встать?

Она отрешённо кивнула, с его помощью медленно поднялась и вышла из ручья, на автомате поправив слетевшую бретель. Мокрый сарафан лип к телу, но Джуди ничего ни чувствовала: ни холода от стекающей по ногам воды, ни жжения в расцарапанной до крови ладони и ушибленных коленях. Ей вспомнилась старая, ничуть не любимая игрушка из детства: деревянный болванчик. Ткнёшь пальцем — и он начинал шататься взад-вперёд, абсолютно пустой внутри. Сейчас она чувствовала себя точно таким же болванчиком, в ней даже злости не осталось.

— Как же так, Джуди? — Ник осторожно развернул её к себе лицом, заглянул в глаза: — Ты же сказала, что ни в кого толком не влюблена.

Отпираться не было никакого смысла, и Джуди, помедлив, выдавила из себя:

— Соврала.

— Зачем? — на лице Ника — искреннее непонимание.

Ну да, из них двоих — изворотливая ложь всегда была по его части.

— Не хотела, чтобы ты волновался.

— Да уж… — выдохнул Ник.

Джуди видела: он прямо сейчас сходит с ума от волнения и в глубине души борется с порывом отчитать её как маленькую несмышлёную девчонку. «Я же просил тебя быть осторожной!». Джуди и без того чувствовала свою вину — если бы не её безрассудство, этого всего бы не было — но Ник ничего подобного так и не сказал:

— Ладно… А дальше-то что? Что мы будем делать дальше?

— Я справлюсь со всем сама.

— Я видел, как ты справляешься, — с укором сказал он. — Ну и кто этот парень? Тот теннисист? Ты говорила с ним?

— Нет.

— Что «нет»?

— Всё «нет». Давай возвращаться.

Она попыталась освободиться, но руки Ника, до этого лишь слегка придерживающие за плечи, неожиданно настойчиво удержали её на месте.

— Погоди-ка!.. — от внезапной догадки у него перехватило дыхание. — Это что, я? Цветы — из-за меня?

Джуди покачала головой, не решаясь поднять на него глаза. Ник почти всегда с лёгкостью угадывал её настроение и мысли, порой из-за этого находиться рядом с ним было действительно невыносимо. А такой простой вещи — он для неё давно не просто друг — умудрился не заметить. Наверное, просто не хотел замечать.

— Джуди, ну посмотри на меня.

Она нехотя подняла голову, понимая, что деваться ей уже некуда: всё, от чего пыталась сбежать, догнало её слишком быстро и теперь вполне буквально держало за плечи. Во взгляде Ника — что-то, похожее на безумие; и сам он — непривычно ранимый, будто это его жизнь зависела от её ответа, а не наоборот.

— Прости меня, — выдохнул он, и оставил на её губах быстрый поцелуй. — Я люблю тебя, слышишь? — Он принялся осыпать её лицо короткими лихорадочными поцелуями вперемешку со сбивчивым шепотом: — Всё хорошо… Я люблю тебя… Всё хорошо…

Джуди в растерянности зажмурилась, думая, что Ник Уайлд, похоже, действительно сошёл с ума. Возможно, они оба сошли с ума, потому что, совершенно ничего не понимая, она не удержалась и всё же ответила на поцелуй, когда вновь поймала его губы на своих. Затем отстранилась и спросила:

— Если и правда любишь, то почему отказал, когда я?.. — Джуди смутилась. — Сам знаешь.

«Пожалуйста, только не ври!» — мысленно молила она, с замиранием сердца ожидая его ответа.

— Потому что я всё порчу, забыла? — Ник виновато улыбнулся одним уголком губ. — Я не хотел, чтобы это хоть как-то коснулось тебя.

Джуди смотрела на него, не находя слов. Во взгляде Ника столько сожалений, что сомнений не осталось — он действительно был искренен сейчас. Какие же они оба дураки, чуть не разрушили всё до основания из-за сомнений и страхов! И Джуди стало больно за себя и за него. Она уверенно шагнула к Нику и обняла, прильнув щекой к его груди:

— Ты такой болван, если честно.

— Зато ты меня любишь.

— Очень сильно люблю, — согласилась Джуди, прижимаясь к нему как можно крепче.

И каждый вдох давался ей чуточку легче.