День отца (джен)

Несколько часов уборки в тесном деревянном охотничьем домике вызвали у Оди лёгкую усталость и тихую радость вместо ожидаемого раздражения. Это место наконец-то стало ей домом, а не крепостью или тюрьмой. И Оди испытывала огромное облегчение, сметая на совок последние следы недавнего погрома, вместе с которыми стирались и напоминания о недавней ссоре с Хоппером. Вот уж какой суперспособности ей не доставало, так это умения забирать свои слова назад, чтобы никогда не произносить всего того, что сгоряча наговорила Хопперу в прошлый раз в этой комнате. Что она ненавидит его, что он такой же, как «папа».

Слово, пропитанное ядом воспоминаний о человеке, ставшем для Оди её гниющей незаживающей раной, с Хоппером постепенно обретало совсем другой смысл.

Папа — это тот, кто сердито хмурится, читая нотации за очередной проступок, а в глазах — любовь. Папа — это тот, кто искренне заботится, и о ком хочется заботиться в ответ. Папа — это Хоппер, но та самая гниющая незаживающая рана в груди не даёт это до конца принять.

Закончив с уборкой, Оди развела огонь в камине, забралась в кресло с ногами и включила телевизор, шнур от которого теперь был обмотан синей тонкой изолентой. На первом попавшемся канале шёл какой-то черно-белый фильм про смешно загримированного вампира в элегантном костюме, с развевающимся за спиной чёрным плащом. Жертва, над которой он склонился для укуса — барышня в бальном платье — театрально кричала, и Оди в раздражении выключила звук. Выдохнула. Завязала глаза светло-серой повязкой. Сосредоточилась. Треск огня и приглушенный стук со стороны чердачных окон потонули в расплывшейся перед глазами темноте. Оди сделала несколько шагов вперёд, прежде чем в наступившую тишину вклинился бодрый голос Майка:

— Привет, Оди. Это третий день, и снова я, — его сидящий силуэт в свете настольной лампы проявился в темноте, и Оди сразу бросилась к нему.

Они проживали эту ситуацию каждый день почти год, и только с недавних пор всё стало по-другому: Майк начал новый отсчёт, а его голос больше не дрожал, не срывался от тоски. Им по-прежнему было рискованно видеться напрямую, но теперь Майк знал, что Оди рядом, слышит его и точно так же безмерно скучает. Хоппер настоял на том, чтобы сократить их встречи до минимума, пока «всё не утрясётся с бумажной волокитой». Оди не слишком хорошо понимала эту странную фразу кроме того, что для новой жизни ей зачем-то понадобится целая куча бумаг. Хоппер говорил, ждать придётся пару месяцев, не больше, и она очень хотела ему верить, хотя даже этот срок казался бесконечностью. А пока Майк продолжал свои ночные разговоры с Оди, начав отсчёт заново со дня их встречи, но ничем не выказывая, что теперь ему стали известны её судьба и местоположение.

— У Дастина завтра день рождения, и, кажется, с подарком я определился. Миссис Поттс на соседней улице раздаёт котят, и есть среди них один полосатый паршивец, — Майк почесал лоб, едва заметно улыбаясь, — нугу, конечно, не ест, людьми тем более не питается, но характер боевой. Я попытался его погладить — и чуть пальца не лишился. Думаю, Дастин будет от него в восторге, лишь бы нового ручного монстра из него не вырастил.

Оди улыбнулась, заглядывая в тёмные глаза Майка. Её улыбки он, конечно, не увидел, но почувствовал. Лицо Майка посветлело и он с теплотой в голосе добавил:

— Передам поздравления от нас обоих, думаю, ты бы этого хотела.

Оди довольно кивнула. «Обязательно поздравь. Как же я хотела бы быть там, с вами!»

— И, знаешь… — Майк задумался, посерьёзнев, заёрзал на месте и неосторожно ударился затылком о крышку стола, под которым сидел на старом матрасе. — Ауч!

Майк поморщился, а Оди, не сдержавшись, хихикнула, умиляясь тому, как всё-таки он успел подрасти за прошедший год. Если продолжит в том же духе, скоро ему там и вовсе станет тесно.

— Объявлен Снежный бал, через месяц, и все только о нём и говорят, — Майк вздохнул, а Оди вмиг побледнела. — Обсуждают, кто кого пригласит и всё такое. Мне это неинтересно. Без тебя этот бал не имеет никакого смысла.

Он грустно покачал головой. Оди затаила дыхание, чувствуя острую тоску и вспоминая мигающие лампочки в школе, голодного монстра, испуганных друзей и Майка, крепко держащего её за руку и дрожащим голосом говорящего, что всё будет хорошо, всё впереди. «…И мы пойдём на Снежный бал. Обещаю». Оди очень расплывчато представляла себе, что вообще делают на этом балу и насколько там весело, но это было чем-то очень важным для Майка, а значит, и для неё тоже. К тому же, обещания должны выполняться.

Оди почувствовала крепкие пальцы, сжавшие её плечо, и бледное, усыпанное крупными веснушками лицо Майка растворилось серой дымкой. Неохотно сняв с глаз повязку, Оди, рассеяно моргая, посмотрела на стоящего сбоку Хоппера. Тусклая лампа, свисающая на проводе с потолка, по возвращению в реальность казалась раздражающе яркой.

— В следующий раз постарайся не бить стёкла, мне пришлось вставлять их полдня.

— В следующий раз постарайся меня не выводить, — беззлобно парировала Оди.

— Кто ещё кого выводит, — ворчливо отозвался Хоппер, взлохматив ей кудри.

Оди фыркнула, уворачиваясь от его руки, затем, посерьёзнев, подняла на него глаза:

— Я хочу пойти на Снежный бал.

— Куда? — брови Хоппера непонимающе сошлись на переносице.

— Снежный бал. Ты же учился в школе, ты должен знать…

— Я знаю, что такое Снежный бал, — сердито перебил её Хоппер. — А ты знаешь мой ответ. Нет. Мы уже это обсуждали не раз: тебе пока нельзя появляться в городе, тем более, в людных местах. Скоро, обещаю, это будет скоро, всё изменится, но пока свидания с Майком придётся отложить до лучших времен. Желательно, куда-нибудь подальше.

— Свидания? — Оди переспросила не столько из интереса, сколько из-за привычки выяснять значение каждого нового слова или фразы. — Что такое свидания?

Хоппер неожиданно смутился и с заминкой пояснил:

— Это то, куда вам обоим ходить ещё слишком рано.

Оди сузила глаза, понимая, что он что-то недоговаривает, но докапываться до сути не стала. Вместо этого продолжила гнуть своё:

— Всё, что я прошу — это один вечер, этот бал.

Хоппер с шумом втянул в себя воздух, взывая к терпению. Наверняка решил, что это очередной из её капризов. О да, слово «капризная» Оди хорошо запомнила и занесла в личный словарь. Это когда хочешь жить обычной жизнью и видеться с друзьями, но оказывается, что слишком много просишь. Тени прошлых обид живо всколыхнулись в Оди, вынудив вскочить с кресла и поспешно обогнуть Хоппера, направляясь в свою комнату. Лучше уйти до того, пока они друг другу чего-нибудь не наговорили. Да и будет не смешно, если новые стёкла в доме не простоят и дня.

Хоппер тут же перехватил Оди, разворачивая за плечи. Внутри неё всё сжалось в тугую пружину: хотелось применить способности и оттолкнуть от себя Хоппера. Он опять даже не попытался её услышать, снова нацепил ярлык капризного ребенка.

— Это так важно? — спросил Хоппер, заглядывая ей в глаза.

— Очень, — тихо ответила Оди и нервно закусила губу.

— Тогда я постараюсь что-нибудь придумать.

* * *

Прошло двадцать шесть безликих скучных дней, но двадцать седьмой — врезался в память Оди очень глубоко.

— Джейн Хоппер, — она вслух прочитала строку, выбитую жирным шрифтом вверху документа, наполовину выдвинутого из большого белого конверта.

— Твоё имя, — сказал Хоппер, стоящий позади и придерживающий рукой спинку стула, за которым она сидела.

— Моё имя, — эхом повторила Оди. — Джейн Хоппер, — теперь уже увереннее, стараясь распробовать, как оно звучит.

Джейн… Она наконец вернула себе имя, которое у неё украли. Хоппер… Что-то, что ей посчастливилось приобрести не так давно. «Джейн… Хоппер», — повторила ещё раз Оди уже про себя, и, с трепетом прижав к груди конверт с документами, запрокинула голову, чтобы вглядеться в напряжённое лицо теперь уже своего приёмного отца:

— Мне нравится.

— Отлично. Тогда я могу называть тебя Джейн или тебе нужно ещё немного времени?

— Сейчас или чуть позже, какая разница? И ты всегда можешь называть меня так, как тебе нравится.

«Я ведь всё та же». — Оди бросила взгляд на три аккуратные цифры, проступающие на белой коже внутренней стороны её руки: «011». Метка, которая останется с ней на всю жизнь, сколько бы имён она ни поменяла. Число, которое никогда не позволит отпустить прошлое слишком далеко.

Оди в раздражении дёрнула за рукав толстовки цвета ржавчины, чтобы закрыть им татуировку. Не хотелось думать о плохом в хороший вечер.

Хоппер приготовил омлет и они вместе сели ужинать. Оди, решив, что ему уж точно необязательно знать, что она в очередной раз перебила аппетит вафлями, старательно работала вилкой и ножом. Съев половину порции, Оди первая нарушила повисшую между ними тишину:

— Почему задержался? Из-за документов?

— Ну, из-за них тоже.

— А что ещё? — Оди положила кусок омлета себе в рот и легонько отодвинула от себя тарелку.

— Я покажу тебе кое-что, — Хоппер кивнул на отставленную тарелку, — сразу после того, как доешь омлет.

— А без омлета никак?

— Я для кого старался?

— Аж целых пять минут, — скучающим тоном проговорила Оди, и, тем не менее придвинув к себе тарелку, неохотно доела пересоленный омлет, запивая томатным соком. — Ну так что, покажешь это своё «кое-что»?

Хоппер кивнул. Сходив к машине, он вернулся к Оди с серебристым картонным пакетом и передал ей его в руки. Заинтригованная, она заглянула внутрь: там оказался свёрток серо-голубой блестящей ткани с фиолетовыми крапинками, сверху на котором лежал скрученный красный пояс.

— Что это? — Оди перекинула через согнутую руку пояс и вынула свёрток ткани из пакета.

— На бал полагается идти в платье, — сказал Хоппер, пряча улыбку в бороду.

Оди с шумом выдохнула, глядя как ткань в её руках разворачивается в элегантное платье. На глазах появились слёзы:

— Можно примерить?

— Конечно. Оно твоё.

Оди понеслась со всех ног в свою комнату переодеваться, чувствуя, что её всю трясёт от волнения. Она думала о том, чтобы пойти на бал любой ценой, даже если придётся на один вечер сбежать, но это было бы совсем не то по сравнению с тем, что Хоппер сам ей разрешил. И это платье… Оди было слишком непривычно даже держать такую вещь в руках, если учесть, сколько времени ей приходилось носить только штаны, мужские рубашки и кофты.

Переодевшись, Оди нерешительно вышла из комнаты, направляясь к квадратному зеркалу на стене. На неё нахлынула та же робость, что и год назад, когда в розовом платье Нэнси и белокуром парике она показалась на глаза мальчишкам, чувствуя себя до невозможного беззащитной из-за непонятно откуда взявшегося желания понравиться. Не кому-нибудь, а ему одному — Майку. И восхищение в его расширившихся тёмных зрачках вместе с вырвавшимся «красиво» мгновенно согрели изнутри, где-то в районе сердца.

А сейчас? Сейчас бы он сказал ей, что она красивая? Майк ждал её все триста пятьдесят три дня, тосковал по ней, но значило ли это, что она ему нравится как и прежде? Что, если он позвал её на Снежный бал только потому, что обещал? Что, если ему сейчас нравилась другая?

Оди замерла напротив зеркала, жадно впиваясь глазами в собственное отражение.

— Всё ещё красивая? — вспомнился ей собственный вопрос, когда она точно так же стояла напротив зеркала: в перепачканном платье, болезненно бледная и уставшая, с ёжиком коротких волос, делавших её похожей на мальчишку.

— Да, красивая. Правда красивая, — последовал немного смущённый, но уверенный ответ Майка.

— Ты очень красивая, — услышала Оди восхищённый голос Хоппера за своей спиной.

— Спасибо, пап.

Она на секунду зажмурилась, удивляясь, как легко сорвалось с её губ слово, в котором раньше было столько боли. Открыв глаза, Оди обернулась. Хоппер, у которого эмоциональный диапазон редко выходил из состояния каменной глыбы, выглядел неожиданно растроганным и беззащитным. Настолько, что его хотелось обнять. Что Оди и сделала.

— Спасибо, — прошептала она, утыкаясь носом в его широкую грудь.

— Нравится? — его руки осторожно легли ей на плечи.

— Ну ещё бы! — она подняла голову, заглядывая ему в глаза. — Сам выбирал?

— И как много я в этом, по-твоему, понимаю? — фыркнул Хоппер. — Я обратился за помощью к специалисту.

— Джойс?

— Джойс.

— Я рада, что вы вместе, — Оди улыбнулась, нарочно делая фразу многозначительной, — проводите время.

— Да, ей сейчас нужна поддержка, — Хоппер в момент погрустнел, затем добавил: — А мне нужен друг, как она.

Оди кивнула, отстраняясь. О Бобе она узнала от Майка. Боб-супергерой, который спас всех, кроме самого себя. Вне всяких сомнений, он был очень хорошим человеком, и Оди боялась даже представить, что чувствовала сейчас Джойс. Потерять кого-то, кого ты любишь — разве бывают вещи страшнее? Оди поджала губы, стараясь гнать мысли о том, что было бы с ней, если бы она потеряла Майка. Или Хоппера. Или кого-то из ребят.

Хоппер плюхнулся на диван и, закинув ногу на ногу, спросил:

— Знаешь, о чём нам с тобой ещё нужно поговорить?

Оди вопросительно посмотрела на него.

— О правилах на Снежном балу.

— Да бро-о-ось, — простонала Оди, закатывая глаза.

Всё-таки Хоппер бывал иногда слишком… Хоппером.