Die Nachtigall (джен)

Первым делом Ася отправилась к герру Шмукеру. Показа фотографии и адрес, рассказала, как эти фото ей достались. Герр Шмукер слушал, да только головой качал, а пробивавшийся сквозь окно солнечный лучик играл на его лысой макушке. Герр Шмукер знал и адрес, и семью, что жила там, хорошо помнил Вернера.

— Такой тихий мальчик был, — рассказывал герр Шмукер. — Когда он учился в школе, помню, помогал мне здесь, в гостинице, чтобы заработать лишний пфенниг. Работал рассыльным, да присматривал за Шмоби — моим псом. А когда Шмоби умер, Вернер два дня плакал. Бедный ребенок, когда его призвали, я знал, что он уж не вернется. Но что ж поделаешь.

— А его семья? — спросила Ася. — Они все еще здесь? Они живы?

Кроткий фатализм герра Шмукера не находил у Аси одобрения, и про себя она злилась на старика, хотя и старалась не подавать виду.

— Когда я в последний раз слышал о них, они все еще оставались в своем доме, — вздохнул герр Шмукер. — Возможно, они все еще там.

В одном из ящиков в своей каморке герр Шмукер нашел карту и показал Асе, куда ей следует идти. Она поблагодарила его и оставила банку тушенки. Старик нравился ей, но она никак не могла взять в толк, почему он ничего не делал, почему молча смотрел, как забирают на фронт Вернера и других таких же, почему отсиживался в своей тихой гостинице? Возможно, герр Шмукер за всю свою жизнь и мухи не обидел, но он молчал, он допустил. Он и сотни других. И разве можно теперь говорить, что они ни в чем не повинны?

* * *

— Что это ты, товарищ сержант, удумала? — спрашивал Федор Иванович, и усы его хмурились. — Зачем это я должен тебя отпускать?

— Совсем ненадолго, товарищ замполит, — умоляла Ася. — Ну, пожалуйста. Дело у меня очень важное.

— А какое у тебя может быть важное дело, Анастасия Сергеевна, кроме как раненых лечить? А? — Федор Иванович сложил руки на столе и в упор посмотрел на Асю, слегка прищурившись. — Да и как же я тебя отпущу? Город-то наш, но опасно девушке одной тут разгуливать. Всякого сброда кругом полно, да и разбойники эти с фаустниками по углам прячутся. Сиди в госпитале, да не высовывайся. Ясно тебе?

— Ну, товарищ замполит, миленький… — не унималась Ася. — Ну, отпустите.

— Не ясно, значит, — вздохнул Федор Иванович. — Кто здесь старший по званию?

— Вы… — прошептала Ася.

— Вот и слушай, что я тебе говорю, иначе лично комполка доложу! — Федор Иванович стукнул кулаком по столу. — Теперь, ясно?

— Ясно, — Ася поднялась, теребя в руках измятую пыльную пилотку.

Вышла за дверь, от обиды хотелось топнуть ногой, но Ася не решилась, боясь привлечь к себе внимание. Подумала, что, может быть, стоило рассказать замполиту правду о фотографиях, но решила, что тогда бы он к ней еще и охрану приставил, чтобы уж точно не вздумала бы никуда ходить.

— Ну что? — на улице ее поджидал Сашка.

— Не отпустил, — вздохнула Ася. — Рассердился.

— Вот и правильно, что не отпустил! — воскликнул Сашка.

— Значит, сама пойду, — Ася целеустремленно сложила руки на груди.

— Не вздумай, — Сашка взял ее за плечи. — Это же опасно!

— Я обещание дала, понимаешь? — Ася повела плечами, стряхивая его руки. Жалела, что поделилась своими намерениями.

А Сашка отчего-то вдруг засмеялся, так весело и заливисто, что и Ася улыбнулась, не понимая причину его радости. А улыбался он тому, что совсем неочевидно даже для них самих они вдруг стали говорить друг другу «ты», и Сашке вдруг стало все вокруг безразлично, кроме Асиной недоумевающей улыбки.

— И совсем нельзя тебя отговорить, — спросил Саша, беря ее за руку.

— Нельзя, — твердо заявила Ася. — И не пытайся.

— Ну, тогда, пойдем, провожу.

— Тебе же влетит, если поймают, — ужаснулась Ася.

— Пусть уж лучше влетит, чем с тобой что-нибудь случиться.

Улизнуть из госпиталя было не так уж и сложно, хотя Ася и боялась все время, что их вот-вот поймают. Решимость боролась в ней с совестью, которая не уставала напоминать, что она практически совершает преступление, да еще толкает на него Сашу. Асе стало стыдно, но от своей затеи она все-таки не отказалась.

Выбравшись на улицу, Ася поежилась от накинувшегося на нее ночного холода. Вокруг было темно, уличное освещение отсутствовало полностью, да Ася уже успела забыть о том, что такое полная ночной жизни городская улица с ярко горящими фонарями и желтыми квадратиками окон. Теперь этот немецкий городишко, как и сотни других больших и малых городов по всей Европе был погружен во мрак войны.

Вечер еще был не поздний, солнце едва скрылось за горизонтом и потрепанные бомбежками дома окутывали мягкие синие сумерки. Кругом не было заметно ни единого прохожего, только нырнул в кусты напуганный кот. Ася вздрогнула и сжала Сашкину руку, а он обхватил ее за плечи и плотнее прижал к себе. Шли медленно, озираясь по сторонам и вглядываясь в темные закоулки, Сашка сжимал свободной рукой снятый с предохранителя трофейный вальтер. На каждый шорох приходилось останавливаться и отыскивать его причину, будь то ветер, взлетевшая с ветки птица или какой-нибудь мелкий зверь.

Добрались без приключений. Дом встретил их пустыми черными глазницами окон и запертой дверью.

— Может, нет здесь никого, — прошептал Саша, оглядывая неказистый домишко.

— Подожди, — Ася решительно подошла к двери и настойчиво постучала.

Ответом ей было молчание, нарушаемое лишь шумом ветра в окружавших дом деревьях. Неужели весь путь был проделан впустую, и семьи Вернера здесь и вправду уже давно нет? Саша тянул ее за руку, побуждая как можно скорее уйти отсюда, но Ася никак не могла поверить в то, что все кончено, не могла отступить вот так вот просто. Она еще раз постучала и крикнула несколько фраз на немецком.

— Идем, — настаивал Саша.

И когда Ася уже начала разворачиваться в его сторону, где-то внутри загромыхал тяжелый засов. Дверь жалобно скрипнула и отворилась, на Асю уставилось дуло автомата, которое держал в руках светловолосый мальчик. Даже в тусклом свете Ася узнала его: это был младший брат Вернера, она вспомнила, как боялся Вернер, что мальчишке придется воевать.

— Здравствуй, — она медленно подняла вверх руки.

— Что вам надо? — грозно спросил мальчишка, но голос его дрогнул от страха.

— Ничего, — Ася медленно замотала головой. Одарила многозначительным взглядом Сашку, чтобы не вздумал совершить какую-нибудь глупость. — Мне ничего не нужно, — повторила она. — Только передать вам кое-что от Вернера. Ты знаешь Вернера?

— Знаю, — мальчишка, казалось, опешил. — А откуда вы его знаете?

— Я расскажу, если впустишь нас, — Ася старалась говорить как можно мягче, но на деле ей было не менее страшно, чем этому парнишке. — Ты здесь один?

Мальчик ответил не сразу. На мгновение он задумался, вглядываясь за спины Асе и Саше и раздумывая о том, может ли он довериться им. Видя его смятение, Ася полезла за пазуху за остатками шоколадки герра Шмукера. Мальчик заметил это и тут же вскинул автомат, который начал было опускать.

— Стоять! — закричал он, и Ася испугалась, что от страха он сейчас нечаянно выстрелит.

— Тише, — Ася выставила руки перед собой, и оглянулась на Сашку: — Положи пистолет.

Он покачал головой, но повиновался.

— Мы не желаем тебе зла, — спокойно продолжала Ася. — Видишь, он убрал оружие.

Мальчишка нервно кивнул. По его виду было понятно, что он еще до конца не решил, как вести себя дальше.

— Я всего лишь хочу угостить тебя шоколадом, — улыбнулась Ася. — Позволишь?

Глаза у парнишки блеснули, видно, у него во рту давно не было ничего даже похожего на сладости. После непродолжительной внутренней борьбы он кивнул. Ася осторожно достала шоколад и протянула ему. Парнишка тут же схватил эти жалкие несколько долек, словно оказавшийся в неволе хищный зверек, непривычный к человеку. Он тут же запихнул шоколад в рот и проглотил, почти не жуя.

— Спасибо, — он опустил автомат.

— Ну что? — Ася шагнула по направлению к нему. — Впустишь нас?

Мальчик ничего не ответил, но развернулся и повел их вглубь дома. Ася сделала Саше знак молчать, и тот повиновался. Они прошли через темный коридор, где мальчуган двигался легко, а Ася с Сашей шли на ощупь, боясь наткнуться на что-нибудь. Миновав запертую за засов дверь, они очутились в тускло освещенной комнате, где за круглым столом сидели женщина и молодая девушка.

Увидев незнакомцев во вражеской форме, обе вздрогнули. Мальчишка поднял руку, успокаивая их, и коротко и деловито произнес:

— Она знает Вернера.

Женщина схватилась за сердце и удивленно уставилась на Асю.

— Я… — Ася не знала с чего начать. — Вот… Вернер просил передать вам это…

Она достала фотографии и протянула их женщине. Та взяла их морщинистой дрожащей рукой, резким движением вытащила из конверта. Дети со страхом смотрели на мать, а у нее из глаз лились слезы. Женщина даже не пыталась сдержать их, и они падали, словно весенний дождь, текли по щекам, оставляли мокрые пятна на вороте ее платья.

— Садитесь, — взволновано шепнула Асе девочка.

Ася повиновалась, а Сашка остался стоять у нее за спиной, все еще ожидая какой-то внезапной опасности.

— Откуда это у вас, — спросила женщина, бережно раскладывая фотографии перед собой.

— Они попали ко мне случайно, — начала Ася. — Еще в сорок втором году…

Она закрыла глаза, возвращаясь в переполненный затхлый госпиталь, пропахший кровью и карболкой. Вспоминая свои отекшие от работы ноги, закрывающиеся глаза и непроходящую усталость, Ася удивилась, как она смогла пережить все это и превратить в рутину. Вспомнила Вернера и заговорила о нем, медленно, вытягивая из памяти детали их короткого знакомства. В этой маленькой семье не хватало отца и старшей дочери, неужели и они теперь остались только на фотографиях? Но Ася боялась спросить о них, боялась причинить очередную боль.

Родные Вернера внимали ей словно великому оратору, даже мальчишка забыл о своем автомате, но то, что он сказал потом, когда Ася замолчала, удивило и испугало ее.

— Вернер был трусом, — произнес он. — Он должен был драться и не дрался. Это не достойно мужчины.

— Нет, — Ася покачала головой. — Вернер был героем. Если бы тебе или твоей маме угрожала опасность, он бы бросился вас защищать. Но как можно винить его за то, что он отказался убивать невинных людей? Ты уже взрослый, чтобы понимать это, и очень важно, чтобы ты это понял.

— Это война, — возразил парнишка и в его выражении Асе примерещился оскал. — А на войне невинных не бывает.

— Ты не прав, — Асе отчаянно хотелось вычистить весь яд, что медленно травил эту невинную душу, но она понимала, что за один вечер этого не сделаешь. — Если ты ночью нападаешь на спящего человека без всякого объявления войны, то это преступление.

Паренек насупился и отвернулся. Щеки его покраснели от сдерживаемого гнева, который он не решался выплеснуть под суровым взглядом матери, которая, по всей видимости, боготворила своего старшего сына, а Асе оставалось надеяться, что посеянные ей семена приживутся в этой не благодатной почве. Она лишь покачала головой и тихо улыбнулась женщине, по морщинистым щекам которой все еще продолжали катиться слезы.

— Я думаю, нам пора, — сказала Ася, поднимаясь и оставляя этих людей наедине с их горем. — Я очень рада, что мне удалось найти вас.

— Спасибо, — прошептала женщина и протянула Асе руку.

Они обменялись рукопожатиями, потом она пожала руку слегка смущенному Саше, а ее примеру последовала ее дочь. Сын же продолжал неподвижно сидеть, показывая свое недовольство происходящим.

— Береги мать, — Ася ласково потрепала его по плечу. Он поднял на нее глаза, но Ася не смогла прочесть, что в них написано. Надежда, непременно, еще есть, лишь бы мальчик не совершил никакой глупости.

Попрощались. Оказывается, на улице уже занимался ранний весенний рассвет. Ветер унялся и тихонько напевал что-то в кронах деревьев, вторил ему своей весенней трелью соловей.

Обратно Ася с Сашкой шли молча, он о чем-то напряженно думал, а Ася тихо радовалась тому, что смогла выполнить данное самой себе когда-то задание. На душе у нее стало легче, она будто бы раньше была привязана веревками, которые теперь наконец-то разрезали и выпустили ее на свободу. Она беззаботно улыбалась и шаг ее радостно пружинил.

По возвращении их остановил поставленный на часах солдат.

— Почему так поздно? — возмутился он, показывая нарушителям весь свой авторитет. — Я должен буду доложить командиру.

— Мы хорошее дело делали, — улыбнулся Сашка и лукаво подмигнул Асе.

— Хм… — солдатик явно понял Сашу превратно и густо покраснел, а тот и не стал его разубеждать. — Ну, раз хорошее дело, то проходите, товарищ старший лейтенант. За хорошее дело не жалко.