Чужая. Эпилог (джен)

Она обещала прийти проводить. Он не надеялся — а ждал всё-таки.

Кому было провожать? Отчаливали тихо. Один Люциус Малфой пришёл. Снейп украдкой глянул на лучшего друга. Даже одетый в магловское чёрное пальто, он очень выделялся среди толпы маглов, ожидающих на пристани пароход в Ирландию. Высокий, статный, очень красивый блондин производил впечатление по меньшей мере знаменитого артиста. А был всего-навсего волшебником.

И, пожалуй, только Снейп, знавший его с Хогвартса, мог видеть, как сильно изменился Малфой за последний год. Да, осанка его оставалась безупречной, но стремление вверх, гордость, осознание своего места в этом мире, принадлежащего ему по праву крови, ушли безвозвратно. В светлых волосах, если приглядеться, половина седых. На точёном аристократическом лице проступили морщины. Но страшнее всего был взгляд ушедшего в себя, загнанного в угол человека. Высокомерный Люциус Малфой, глава чистокровного рода, богач, красавец потерял всё. Его судили как пособника Волдеморта, давшего Тёмному Лорду приют и снабдившего его волшебной палочкой, но он сумел вывернуться. Малфои, как бы ни била их жизнь, выживали всегда. Заплатить пришлось дорогой ценой: замки, деньги, драгоценности, старинные артефакты, земельные угодья переместились в казну Министерства — частью решением суда, частью добровольно, для корректировки этого самого решения.

Но что-то подсказывало Снейпу, что не о драгоценностях печалился сейчас его друг.

Два дня назад они были в больнице Святого Мунго, Снейп хотел попрощаться и с Нарциссой тоже. Увидел он совершенно седую истощённую женщину с бессмысленным взглядом выцветших голубых глаз. «Вы мальчика не видели? — тихо спросила она. — У меня, понимаете, сын пропал. Я его ищу-ищу, спрашиваю всех. А мне никто не говорит. Мне кажется, — она вцепилась Снейпу в рукав, — от меня здесь что-то скрывают!»

Резкий птичий крик отвлёк его от воспоминаний. Снейп повернул голову и улыбнулся. Джой со своим рюкзачком пристроилась рядом, на бордюре, а Фокус степенно переминался с лапы на лапу, устраиваясь поудобнее у неё на плече.

С их первой встречи прошло несколько месяцев. В росте Джой, разумеется, не прибавила ни на кнат, да и вряд ли в свои девятнадцать уже подрастёт. Снейпа немного огорчало это: Анна была высокой, сам он тоже не из лилипутов. Но что поделаешь? Курение с малолетства никому здоровья и красоты не прибавляет.

По крайней мере, волосы у Джой немного подросли и сейчас были собраны в коротенькие дреды, прикрытые синей банданой. Кенгуруху по осеннему времени она сменила на красную толстовку. Сидела, подобрав ноги, щурилась, глядя на воду, и, кажется, даже улыбалась. И Снейп невольно улыбался, в который раз с удивлением разглядывая это странное существо — собственную дочь.

Они, конечно, провели экспертизу, но, в общем, это было и не нужно. Их сходства не заметил бы только слепой.

Тогда, в послебитвенной неразберихе, их всех втроём запихали в одну и ту же палату. Снейпа — обескровленного и полуживого, Берту Лихт — в магической коме и полумёртвую, и Поттера — вполне живого и здорового, костерящего целителей на чём свет стоит. Но те всё-таки настаивали на госпитализации Мальчика-Который-В-Очередной-Раз-Выжил. И были, в общем, правы. Возвращение с того света могло иметь любые последствия. Мало ли...

Но, к счастью, последствий не оказалось, и вскоре Поттера выписали. Главное, что со Снейпом они успели поговорить. Нет, друзьями после этого они не стали — но и врагами уже не были.

Главным было ещё и то, что к Поттеру приходили посетители. Младшие Уизли, Грейнджер и... Снейп мог голову дать на отсечение, что никогда не видел лица этого мальчишки (или, как потом оказалось, девчонки) — и в то же время знал его, как своё собственное. Потому что это и было его собственное лицо, только с чужими глазами. Впрочем, и глаза были хорошо знакомые, те самые...

Ясно было, что и здесь нужен разговор, долгий и обстоятельный.

А потом была экспертиза, доказавшая их неоспоримое родство. И смешная в своём гневе и непринятии, мечущая молнии чёрными материнскими глазами Джой, которая всё-таки пришла встречать Снейпа из больницы, когда его, наконец, выписали.

Больше героя войны Северуса Снейпа встретить оказалось некому.

Он помнил, как она стояла, оперевшись на какую-то каменную тумбу, и курила. На плече у неё сидел облезлый попугай. Снейп подошёл и вместо приветствия велел Джой бросить сигарету. О, каким тяжёлым и мрачным взглядом ответила она ему и даже рот уже раскрыла, чтобы облечь этот взгляд в грубую уличную брань. Но как будто наткнулась на что-то в глазах своего — теперь она уже знала точно — отца, и окурок полетел в ближайшую урну...

Берту выпустили из больницы позже всех. Оно и понятно: кома, полное магическое истощение и, как следствие, полное излечение от ликантропии — случай редчайший, можно сказать, единственный. Тема не для одной диссертации. Так что мучили её долго.

Потом, конечно, выписали, но Снейп потерял её из виду. Много всего навалилось на него после войны. Нужно было устраивать мирную жизнь, налаживать отношения с новоприобретённой дочерью, что было ой как непросто.

А налаживать их пришлось. Пойти Джой было некуда, с магическими способностями, которые она ещё не умела контролировать, жить в мире маглов было невозможно, а в магическом она ориентировалась плохо. Джой пришла жить к Снейпу, в Паучий тупик. Он не мог прогнать её — да и не хотел. Ничего больше не осталось ему в жизни. Снейп не думал, что переживёт войну, и не представлял, как будет жить, случись это. Но вот война закончилась, он пережил обоих своих мучителей и остался наедине с самим собой. И в каком-то смысле, это оказалось страшнее той вечной смертельной угрозы, к которой он привык. Нужно было учиться жить заново. Привыкать к свету. К радости.

...Он приметил её ещё издалека, так, что и лица не разглядеть. По росту, по походке, по тёмным волосам, по чёрному пальто, покроем неуловимо напоминающему мантию. Подойдя ближе, Берта тоже узнала Снейпа и будто запнулась, остановилась, повернула голову, протянула руки и что-то сказала в сторону, словно позвала кого-то. Снейп напрягся, наблюдая за этой картиной. Из толпы отплывающих и провожающих выбежала маленькая девочка, одетая по-магловски, и схватила Берту за руку.

Так вместе они и подошли.

— Это Вероника, — после всех словесных реверансов пояснила Берта, поймав непонимающий взгляд Снейпа. — Моя дочь.

Более понимающим его взгляд от этого объяснения не стал. Покойную дочь Берты звали Анной, и даже выживи она тогда, в страшном поместье Лестрейнджей, сейчас ей было бы не более двух лет. Эта же девочка выглядела на все семь.

— Приёмная. Там... всё сложно.

И там действительно всё было сложно. Как рассказать в двух словах?

Берта покинула больницу вполне живой, физически здоровой... маглой. Целители обнадёжили, что магические способности могут и вернуться, но вот когда это произойдёт, никто сказать не мог.

Нужно было как-то жить дальше.

Ей повезло. Со сделанным Рыжей и Бурым паспортом Берта смогла устроиться санитаркой в магловскую больницу. Более того, главный врач разрешила ей при этой больнице жить.

С кое-какими знаниями, полученными в своё время в госпитале, Берте удалось поступить в колледж. Помогла та же самая главный врач.

Так, в хлопотах, пролетело месяца три. Дни были заняты под завязку работой, потом учёбой, а вот ночью, если не было дежурств, приходила душить тоска. И становилось понятно, что ничего-то в жизни у Берты, по большому счёту и нет, одна пустота.

Вот и обнаружила себя Берта в один из позднеавгустовских дней в вагоне пригородной электрички. Она знала, куда едет.

Этот адрес Берта помнила ещё с войны, так что маленький аккуратный домик, обнесённый низким и редким досчатым забором, она нашла быстро. Да, вот и калитка, и почтовый ящик, в который Берта бросила тогда записку от Теда Тонкса.

Во дворе стояла детская коляска. На качелях качалась девочка.

Берта хотела зайти, калитка была не заперта. Но внимательнее приглядевшись к девочке, так и замерла, вцепившись в деревянную перекладину.

Она помнила, что у этой девочки было другое имя, но какое — это вылетело у неё из головы. Зато с губ сразу же сорвалось другое, то, страшное, незабываемое:

— Энни! — она хотела закричать, но голос пропал, вцепилась в дощечки забора, но земля всё равно предательски ушла из-под ног.

Берта уже не видела, как, на ходу спрыгнув с качелей, подбежала к ней девочка. Не слышала, как та позвала на помощь. И ничего не смогла объяснить высокой темноволосой женщине, так страшно похожей на ту, что погибла при Хогвартсе от руки Молли Уизли, — и так же разительно от неё отличной. Берта сильно сжала зубы, так, что не могла говорить и еле могла дышать. Глаза застили слёзы, жгучие, как кислота. Андромеде Тонкс пришлось убрать волшебную палочку и взяться за лекарственные зелья.

Когда, наконец, отпустил этот жуткий спазм, и миссис Тонкс смогла влить Берте в рот немного успокоительного зелья, первое, что девушка смогла выговорить непослушным языком, было жалобное «Не гоните меня...»

Её не прогнали тогда. В тот день они долго просидели на крыльце — девочка, девушка, женщина — равно обожжённые войной. Берта помнила, как, дрожа и всхлипывая, уткнулась в добрые руки миссис Тонкс, шёпотом повторяя «Мама, мамочка...» Раньше она никогда не звала — знала, что никто не придёт... Андромеда молча гладила Берту по голове и слушала, как Ника рассказывает ей про девушку из больницы, куда они ходили с дядей Ремом.

Даже узнав, кто она такая, Берте разрешили приходить после. У Андромеды Тонкс оказалось безгранично большое сердце. А может, просто, когда слишком много потерял, начинаешь ценить приобретённое — пусть и ненужное.

Берта приезжала в дом Тонксов всё чаще и чаще и как-то незаметно осталась там жить. А потом встал вопрос о статусе Ники. По всему, девочка должна была отправиться в приют. После войны новое правительство ужесточило Статут о секретности, и волшебница-Андромеда не могла удочерить ребёнка-сквиба. Ника ходила в магловскую школу, и жить ей предстояло в мире маглов.

Берта появилась в их жизни очень удачно. Обратились к Кингсли Брустверу. Отказать матери героини войны в её просьбе он не мог. Конечно, нарушить закон напрямую было невозможно, но закрыть глаза на молодой возраст Берты и её весьма непрочное материальное положение, а также отсутствие мужа, комиссия, разрешающая удочерение, по настоятельному указанию свыше смогла.

Так Берта в девятнадцать лет стала матерью во второй раз...

Снейп слушал её... и не слушал. Глядя в её прежние, человеческие, глаза, слыша её голос, знакомый и позабытый, он чувствовал, как поднимается в его душе что-то немыслимое, невозможное, чему нет и не может быть названия.

Не было и не могло быть — в его прошлой жизни, которую он считал конченой.

А здесь и сейчас Северус понял, что если не скажет теперь, не назовёт своим именем то, что зреет внутри, — не скажет уже никогда.

— Берта, вы не хотели бы... плыть с нами? — собственно, ради этого вопроса он прислал ей сову.

Она замолчала на полуслове, только смотрела на него светлыми широко раскрытыми глазами, внимательно разглядывая его одновременно постаревшее и помолодевшее за последние месяцы лицо.

— Нет, — ровно, спокойно и без всяких сомнений.

— Почему? — а вот он волновался, сам удивляясь этому давным-давно забытому чувству. — Вас разве что-то держит здесь?

— Держит, — Берта светло ему улыбнулась. — Сын.

— Какой ещё... — но Северус уже и сам догадался, что речь шла об этом мальчике-сироте, сыне погибших Люпина и Тонкс.

— Тедди, — подтвердила его догадку Берта. — Я хочу увидеть, как он вырастет. Хочу быть рядом.

К пристани подходил пароход.

— Что ж... Прощайте! — Снейп протянул ей руку.

— Прощайте, — согласно кивнула Берта. — Я напишу вам.

Последние её слова заглушил пароходный гудок, так что Снейп понял их только по движению её губ.