Теория Чудовищности (джен)

Резкие порывы холодного ветра нещадно трепали кроны упрямо сопротивлявшихся стихии деревьев, поднимали пыль и листву на неширокой песчаной лесной дороги и вдоль неё, заглушали своим завывающим пением все прочие звуки вокруг. Гонимые ветром тучи, то открывали, то скрывали чудесное чёрное полотно ночного неба, усыпанное россыпью звёзд, что рисовали причудливые формы созвездий, а некоторые то и дело срывались с места и неслись куда-то в бесконечность, оставляя за собой быстро исчезающий хвост. Всё это небесное великолепие украшала полная серебряная луна, усердно освещавшая дорогу путнику. Пробивалась сквозь листву деревьев, всячески не желая оставлять своего подопечного, безуспешно борясь с надвигающейся откуда-то с моря бури. Деревья же наоборот стремились скрыть всадника в своей сени, окутывая бархатным теневым покровом. И такая чехарда света и тени подчёркивалась всячески заглушаемыми ветром шорохами по обе стороны леса и мерным цоканьем лошади, что без всяческой опаски скакала по утоптанной дороге, чувствуя своего наездника.

Лошадь из породы прирождённых Хакландских скакунов. Вороная кобыла с потрясающе длинной вычесанной гривой и таким же хвостом. Он был собран двумя шёлковыми нитями у основания и посередине, образуя девичью прямую косу. На гриве тоже имелись заплетённые косички, а она сама была зачёсана на левый бок. Лошадь получила имя — Асия, что в переводе с восточных языков «дающая успокоение» и это имя полностью было оправдано. Асия была очень спокойной и покорной своему хозяину лошадью, её спокойствие, коим она за годы напиталась от наездника, так же передавалось обратно ему в минуты его тревоги или отчаяния. Некоторые, кто встречался им на пути, говорили, что это огромное взаимопонимание между человеком и его животным, а однажды встретившийся эльф назвал это природной гармонией.

Асию украшало не менее богатое кожаное седло такого же цвета что и она, прошитое серебряной толстой строчкой, изукрашенное золотыми нитями причудливых восточных узоров. Позади седла примостились переброшенные через спину две сумы из мягкой, но прочной кожи, затянутые на две лямки каждая. Сумы не стесняли грациозных движений кобылы, и та шустро цокала по редкому булыжнику, что то и дело встречался под копытами.

Всадник наклонился с уху Асии, что-то шепнув, мягко похлопал по шее, и она ускорилась чуть ли не до галопа. Человек поправил капюшон своего чёрного суконного плаща-накидки, скреплённые на шее края которого стягивала фибула с зелёного камня брошью. Капюшон был настолько глубок, что полностью скрывал лицо своего владельца. Сам же плащ, ниспускаясь по обе стороны, аккуратно полами лежал поверх перекинутых сумок, также прикрывал до середины ноги и руки, полностью закрывая седло, а его тёмные объятия скрывали странника.

До конца стези оставались какие-то пару сотен шагов, когда резкий треск веток и кустарника, шелест опавшей листвы, ворвался в и без того завывающий и разгуливающийся ветер, выкинув из темноты на дорогу нескольких людей со скрытыми масками лицами, держащих в руках оружие. Один — явно самый главный, чем-то напоминавший аристократа, стоял во главе двух худощавых невысоких молодцов в серо-грязных штопаных рубахах, мешковатых штанах и в видавших виды башмаках. Лица скрывали колпаки палачей, из-под которых виднелись неровно обрезанные засаленные клоки волос. Вооружены они были явно старыми саблями, а за поясами виднелись кухонные тесаки для разделки рыбы. Как они не порезали сами себя этими тесаками, чёрт его знает. Сам же главарь был выше телохранителей на полголовы и выглядел побогаче. Чуть округлые, будто набитые чем-то, кверху тёмно-зелёные штаны на добротном кожаном поясе с петлёй-ножнами для ношения оружия, заправлены в голенище и затянуты на икрах ремешками высоких, по колено, сапог. Коричневый кафтан поверх свободной белой рубахи, голову покрывала красная шапочка, скошенная набок, а сзади виднелся хвостик белёсых волос. “Аристократ” опирался на рукоять меча-бастарда, кончик которого уходил в землю на один ноготь. Перед всадником в плаще выросли два лысых крупных и высоких, под шесть с половиной футов росту, молодца-близнеца с алебардами в руках, нижнюю часть лиц которых скрывали повязанные явно грязные тряпки. Оба в мешковатых штанах, сапогах, а поверх рубах жиденькая кольчужка. Позади жертвы пристроился лучник. Судя по тому, как он стоял и одет, было заметно, что это женщина. Облегающие тёмно-бордовые штаны уходи прямиком в изящные высокие сапожки. Корсет, подчёркивающий грудь, прикрывала белая рубашонка, поверх которой грубая кожанка до середины бедра без рукавов. Снизу из-под кожанки виднелась добротная кольчужная сетка такой же длины. Тёмные прямые волосы обтянуты на лбу узорной тесьмой, и такой же тесёмкой подвязаны ближе к кончикам, однако, это мало спасало от расходившегося ветра, запутавшегося в причёске. Она стояла полубоком, чуть выставив левую ногу вперёд, а правую твёрдо поставила на землю, чтобы быстро и резко отреагировать на любую глупость жертвы. Разбойница держала в руках средних размеров лук со стрелой на легко натянутой тетиве. За спиной виднелся колчан с десятком стрел, а на поясе с позолоченной бляхой поилась шпага.

— Это кто тут у нас забрёл в наши владения? — с ехидством заговорил “аристократ”.

Его голос был неприятно высоким и резал слух.

— Ты в курсе, на чью территорию ты забрёл, путник? — продолжил главарь. — Ты забрёл на мою территорию! Это моя часть дороги, где я могу делать всё, что захочу, — Его голос чуть сорвался на истерический, но быстро осознав это, главный снизил пыл и продолжил. — Меня зовут Тимий Красивый, а это моя банда, — Тимий обвёл рукой своих товарищей.

Всадник ничего не ответил. Цокнув языком, он повёл было лошадь вперёд, но близнецы полностью перекрыли дорогу, скрестив алебарды, как стражники при дворце. Тогда капюшон чуть приподнялся и из его темноты донёсся приглушённый голос с невнятным восточным акцентом.

— Надвигается буря, — молвила темнота капюшона. — Идите в свой лагерь, поберегите души.

Красивый рассмеялся.

— Вот как раз перед бурей будет не грешно нахлобучить незадачливого путничка и уже потом пойти растрясать его пожитки, — глаза Тимия алчно сверкнули в свете пробившейся на мгновение луны.

Странник продолжал спокойно сидеть в седле даже не пытаясь поддаваться угрозам разбойника. Поняв это, Тимий принял единственное, как ему показалось, верное решение.

— Так, парни, кончайте его! — приказал он. — Время позднее, а буря будет свирепой, так что, — Тимий обратился к жертве: — Извини. По-доброму, без слов, ты не захотел отдать своё.

Люди Тимия начали окружать всадника, при этом сам главарь оставался на месте. Его люди медленно подходили к жертве с трёх сторон. Справа было не уйти, там была отвесный склон тринадцати футов высотой, поэтому сбежать куда-либо невозможно. Либо близнецы спереди сорвут с лошади, либо лучница сзади пустит стрелу в спину. Подступавшие слева мало что успеют, но и обогнуть близнецов не выйдет из-за небольшого оврага почти три локтя шириной и около двух аршин глубиной.

Лучница подошла к лошади с левого сбоку, убрав лук и приготовив шпагу, потянулась к суме. Из-под капюшона снова послышался голос:

— Идите домой, коли жизни дороги.

Тимий расхохотался.

— Ты мне смеешь угрожать, вша ты помойная? — сквозь хохот откликнулся тот. — Твоя жизнь в моих руках, болван!

Его дружки заржали вместе с Красивым, кроме девушки, что уже пыталась расстегнуть одну из сумок.

Следующие мгновения как будто остановили время на дороге. Не успела лучница со шпагой расстегнуть лямку сумы, как всадник резко выкрикнул что-то на своём языке и его лошадь, заржав и извернувшись, со всей силы лягнула бедную разбойницу в грудь. Та, выпучив глаза, отлетела на пять фута назад, упав навзничь. В это же мгновение чудовищная ударная волна, вырвавшаяся от руки всадника, снесла двух близнецов с секирами вперёд к концу лесной дороги, где они свалились, друг с другом в кучу, опешив от такого поворота событий. Ещё мгновение, и перед спешащими на помощь к своим товарищам молодцами, что были телохранителями Тимия, из неоткуда, всего в паре шагов от них, поднялась стена пламени, сквозь языки которого метнулась тень. Молодцы одновременно пронзили её, но их клинки рассекли воздух. Не успев осознать это, они одновременно закашляли, захлюпали, схватившись за горла. У каждого из глотки торчали по метательному ножу, кровь обильно начала заливать их руки, грудь, стекая тяжёлыми каплями на землю.

Всё резко стихло. Тимий закрывший рукой лицо от появившегося огня, что исчез так же, как и появился, увидел, что его люди обезврежены, двое вообще валялись на земле, пропитанной их же собственной кровью. Посмотрев на тропу, он увидел спокойно стоящую лошадь, но хозяина нигде видно не было. “Сука! Куда он подевался?” — подумал разбойник, осматриваясь.

— Где ты, падла? Покажись! — заорал Красивый не своим от страха голосом, махая рукой с мечом из стороны в сторону. — Хватит прятаться! Выходи, гнида! На куски порву, мразота ты недотраханная!

В следующую секунду, аристократичный главарь получил неимоверной силы удар сзади под коленные чашечки. Охнув от неожиданности, он рухнул на колени. Чей-то удар ребром ладони выбил меч из его руки, рука обхватила его шею в удушение. Тимий почувствовал, как он теряет возможность дышать, лёгкие загорелись огнём, горло забил ком, сознание помутнилось. Силясь вырваться из мёртвой хватки, разбойник попытался ударить стоящего сзади противника локтем. Тщетно. Краем глаза, увидев свернувший предмет в другой руке душителя, почувствовал удар под лопатку чем-то острым, после чего обмяк, сознание померкло, тело выпустило последний дух.

В это же время по тропе обратно бежали близнецы, оклемавшиеся от Аарда. Увидев убитых друзей, те бросили свои алебарды и с криками убежали прочь, забыв про несчастную лучницу, что лежала на тропе невдалеке от места кровавой резни. Она пыталась хватать воздух ртом, но не могла этого нормально сделать. Лёгочный спазм от удара копыт лишал возможности нормально дышать. Было непонятно, сломаны у неё рёбра или нет, но шевелиться она толком не могла. Глаза, наконец, потеряв пелену, что застлала взгляд вместе с пришедшей болью сразу после удара, увидели картину бойни. Ужасало и то, что к ней, со стороны её ныне покойного главаря, двигался человек в плаще и капюшоне, что буквально пару минут назад представлял собой жертву для разбойников.

Он медленно подошёл к ней, присел рядом на корточки. Потянул руку к ней, чтобы осмотреть. Девушка прохрипела от ужаса что-то навроде “не надо”. Странник стянул капюшон с головы, чуть отбросил полы плаща в стороны. Только сейчас девушка поняла, на кого они пытались напасть. Глаза округлились от страха и изумления, в голове бился один вопрос: “Ведьмак?”

Перед ней сидел человек с полностью закутанным, с головы до шеи, лицом плотным шарфом цвета оливы с чёрными узорами, и лишь карие глаза с вертикальными зрачками внимательно смотрели на неё сквозь щель между оборотами ткани. Под плащом скрывались ведьмачьи доспехи, на нагрудных ремнях ножен двумя зелёными огоньками поблёскивали змеиные глаза ведьмачьего медальона. На поясе виделась сложенная кольцом в несколько оборотов лёгкая серебряная цепь и ножны с блестевшим изумрудными глазами на эфесе прямым кинжалом. Больше всего, разбойница не могла понять, как она не углядела, что на спине этого ведьмака закреплена офирская длинная сабля, причём рукоятью вниз с хватом под правую руку.

Поднеся руку к её голове, ведьмак изобразил что-то пальцами, и лучница провалилась в небытие, потеряв возможность испытывать сильную боль.

Ведьмак использовал редкий ведьмачий знак Сомн, заставив незадачливую лучницу уснуть и не мучиться от боли. Он прекрасно понял, что Асия ударом копыт как минимум повредила несколько рёбер девушки. Осмотревшись вокруг, змей только сейчас осознал, что началось затишье перед огромной бурей. Ветер стих, шорохи все исчезли. Только похрапывание его лошади и редкое цоканье копыта нарушали тишину. Недолго думая, ведьмак взвалил девушку на плечи, попутно подобрав её оружие, и направился к своей верной лошади. Та, как чувствуя, что ей придётся тащить на себе незапланированный груз, зафыркала и затанцевала.

— Ну-ну! Будет тебе! — усадив девушку в седло и уложив её барахло в суму, ведьмак погладил Асию по мягкой гриве. — Ну не оставлять же её дурную последи дороги рядом с трупами? Трупоеды утром тут будут пиршествовать, ой, мама!

Лошадь снова фыркнула. Странник запрыгнул в седло позади спящей разбойницы, дал шенкеля Асии, и та галопом рванула прочь из лесу на большак.

Затишье подходило к концу. Снова поднялся мощный пронизывающий ветер. Он бил в спину, прокрадывался под одежду, вызывая мурашки при соприкосновении с кожей. Луна исчезла с небесного ночного свода, на смену ей пришли яркие вспышки молний, что пронзали небеса своими многочисленными разветвлениями. Где-то уже близко громыхал гром. Ледяные капли дождя ещё лениво падали на землю с тяжёлых грозовых туч. Природа окончательно приготовилась к буре.

Ведьмак гнал лошадь по большаку между пустырями, выжженными полями и деревнями, мимо обугленных остовов деревьев. На пути не встречалось ни одной ночной твари, обычно выходившей на охоту. Все попрятались гонимые инстинктом самосохранения.

Спящая на руках покалеченная разбойница зашевелилась, поёжилась от холода, издав писк боли. Всадник сильнее обнял её свободной от поводьев рукой, прижимал к себе под плащом. Ей требовалась помощь, а ему ночлег. При этом ни одной целой деревушки на пути не встретилось. Перспектива была нерадужной: искать грот или пещеру, очень надеясь, что туда не забрело или не живёт какое-нибудь чудовище. Бурю они вместе стерпят, а вот что будет после неё… Неизвестно.

Вопреки всем дурным ожиданиям, за очередным поворотом дороги, что уходила круто вправо за огромный холм, вдалеке показались крыши домиков, из печных труб которых курился тоненький дымок после недавней топки. Прибавив галопа, ведьмак быстро оказался в деревушке.

Это была обычная деревушка с десятком добротных бревенчатых домиков с соломенными крышами, хлевами, амбарами и прочими хозяйскими постройками. Домики выстроились по обе стороны вдоль деревенской извилистой дороги, разделённые оградами из горизонтально прибитых к столбикам тоненьких стволов берёзок, сосенок или ёлочек. Такой же была и главная въездная арка, что сейчас под порывами ветра скрипела и покачивалась. На дворах перед домами росли цветы гладиолусы, лобелии, флоксы, где-то по стенам домов струился и ветвился дикий виноград. За домиками виднелись яблони, кусты малины, смородины.

Странник остановился у одного из первых домов, быстро спешился, аккуратно усадив бессознательную попутчицу в седле. Подбежав к дому, ведьмак постучал в дверь. Тишина. Постучал снова. В окошке слева от входа замелькал огонёк зажжённой свечи, за дверью послышалось недовольное старческое бормотание и шаркающие шаги. Дверь отворилась.

На пороге, в свете собственной свечи, появился старик в свободной до пола ночной рубахе. Седые редкие короткие волосянки растрёпаны. Глаза сонные. Сам старик немного горбился, натруженные руки подрагивали, из-за чего свет от свечи был неровным и дрожал.

— Что тебе нужно, холера? — сонно с неким раздражением спросил старик. — Что ты тут шарахаешься посреди ночи в такую погоду?

— Я великодушно прошу прощения, — начал нарушитель сна. — Не будете ли вы милостивы, подсказать, где живёт ближайший целитель? — в его руках блеснули две золотых монеты.

— Третий дом с конца деревни слева, — удивлённо ответил хозяин дома. — Там самый богатый двор на всю деревню, так что не ошибёшься.

— Благодарю! — ведьмак сунул в руку старика две золотые, затем быстро взлетел в седло и сорвался к нужному дому.

— Вот так причуды… — протянул старик, закрывая дверь, сжимая деньги. — Это ж как надо было напоить или отодрать бабу, что она была в таком состоянии?

Ведьмак быстро проскакал несколько домов, остановившись напротив указанного стариком двора. Это был действительно богатый двор на всю деревушку. Бревенчатая изба выкрашена в коричневый цвет, щели были добротно просмолены. Крыльцо с одной ступенью, где к внешней стенке изнутри была прибита лавочка. Крыша дома была тесовой, края отделаны причелинами, по водотечнику сбегала дождевая вода в большую пузатую бочку. Окна, закрытые ставнями, обиты резными наличниками. Сам же дом был сорок шагов в длину и двадцать два в ширину. В высоту вместе с угловатой крышей около двух с половиной саженей. Перед домом росли целебные травы, цветы, а справа от крыльца рос молодой, чуть больше саженя в обхвате и чуть больше трёх саженей в высоту, дуб. Его раскидистая крона в солнечные дни надёжно укрывало отдыхающих на крыльце от зноя, зимой сдерживала на себе снег. И даже сейчас, под беспощадными порывами ветра и разгулявшегося ливня, дерево продолжало крепко стоять на своих корнях, вокруг которых, кстати, и была построена часть стены. Помимо всего этого, слева от дома находился колодец, у стены пристроен навес для дров.

Накинув поводья на зуб частокола высотой чуть выше бедра низенькой ограды, и войдя в калитку двора, ведьмак прошёл по уже мокрой от дождя каменной дорожке с обеих сторон которой тянулись маленькие верёвочные оградки на невысоких колышках. Взойдя на крыльцо, он подошёл к двери и настойчиво постучал. Дверь открылась почти сразу.

Перед ним предстала молодая женщина годков около тридцати отроду в белом сарафане с теснённой красной вертикальной вставкой, поверх которого была надета простенькая жилетка на овечьем меху. На шее красовалось ожерелье из янтаря. По плечам струились длинные до пола прямые каштановые волосы, подчёркивая красивое лицо с редкими веснушками. Губы тоненькие, носик чуть вздёрнутый. Больше всего к себе приковывали глаза. Бесстрашные зелёные глаза смотрели внимательно, пытаясь заглянуть в душу пришедшему к ней гостю.

Женщина окинула ведьмака внимательным взглядом. Посмотрела поверх его плеча, обратив внимание на лошадь со спящей девушкой. Перевела взгляд вновь на него.

— Здравствуй, путник! — её голос был нежным, бархатным, и одновременно отдавал прохладой. — Что тебя привело ко мне в столь грозный час?

— Прошу прощения, добрая женщина, — начал странник. — Мне нужен целитель. Срочно!

Женщина ещё раз осмотрела его и девушку.

— Заноси её быстрее ко мне в дом, пока она окончательно не промокла и простыла, — ответила женщина. — Лошадь отведи на задний двор в хлев, обойдя ограду. Дашь ей овса, пусть напьётся воды. Потом возвращайся в дом.

Гость кивнул и быстро на руках внёс пострадавшую в дом, после отвёл лошадь по узенькой тропинке между двумя дворами на задний двор, где росли яблоки и сливы. Тут же находились закрытый хлев и маленькая банька, что была всего в паре шагов от дома, а тропинку от неё к задней двери дома накрывал небольшой деревянный навес.

Ведьмак завёл Асию в хлев.

Пахло сеном и скошенной полевой травой, застилающие практически весь чистый пол. Хлев оказался тёплым за счёт просмолённых щелей стен и крыши. Сама же постройка изнутри была разделена на два загона с каждой стороны, в каждом имелась кормушка и поилка. В дальнем углу лежал большой стог сена, и стояли пару мешков с овсом. Там же стояли вилы, грубая метла для уборки и без того ухоженного загона для скота.

Заведя лошадь в просторное стоило, с большой подушкой из сена по всему пространству, ведьмак снял седло, упряжь и сумы, насыпал ей овса. Налил ей чистой воды из стоящей в углу бочки.

Ведьмак нежно погладил лошадь по морде, провёл рукой по гриве. Та в ответ толкнула его головой и фыркнула.

— Отдыхай, дорогая, отдыхай, — шепнул он Асии. — Ты сегодня очень потрудилась.

Он забрал сумки, второй меч, что всё время покоился под чепраком и прочие важные вещи. Уходя из хлева и закрывая за собой дверь, ведьмак чуть слышно крикнул в помещение:

— Спокойной ночи! — и закрыл дверь на замок, что висел с ключом возле двери.

Странник вернулся в дом.

Войдя туда, Ведьмак оказался сначала в крохотных сенях в шажок размером с очень плотной кожаной занавеской с небольшой ворсистостью, отделяющую сени от жилого пространства. Закрыв дверь на щеколду, он вошёл в сам дом. Внутренне убранство было столь богато, как и внешний его вид. Над ним находился дощатый потолок на поперечных балках. Помещение чётко разделено. Справа от входа в паре шагов кухонька с добротной, отделанной извёсткой печью, где потрескивали дрова в топке, на плите побулькивал какой-то травяной отвар, из-за чего в доме стоял немного горький запах и привкус. Напротив печи небольшое окно. Там же виднелся стол для готовки, над ним полочки и крючки с кухонной утварью, на некоторых полочках стояли всякие баночки и флакончики, а над печью сушились метёлки различных трав и цветов.

По левую руку было явно жилое помещение, его отделяла небольшая поперечная стенка с небольшим проёмом, занавешенным плотной тканью. В углу, между основной стеной и перегородкой, стояла кровать с лежащей бессознательной девушкой. В ногах кровати стоял стол с жирандольном на пять свечей. Возле него трудилась красавица-хозяйка, готовя какую-то вязкую смесь пахнущую уксусом, разминая в ступке. Ещё чуть правее стоял шкафчик-комод с посудой.

Не поворачиваясь к гостю, целительница бросила через плечо:

— Проходи налево и подымайся наверх, там постель, где ты сможешь спокойно переночевать, — она повернулась. — И сходи в баню! Смердишь хуже трупа.

Гость не говоря ни слова, отодвинул шторку, входя в другую часть дома, явно жилой. В правом дальнем углу от него стояла дубовая кровать хозяйки с балдахином с прикроватным столиком, над которым висело овальное зеркало. Чуть правее, оконце. В ближайшем левом углу стоял двухстворчатый шкаф с вырезанными на дверцах фениксами. Кровать и шкаф также разделяло оконце. По правую руку в потолке имелся ход наверх, куда вела крутая лестница. Под лестницей виднелся люк, уводящий в подвал. Там же в левом дальнем углу виднелись вторые сени, ведущие на задний двор в баню. Кроме всего прочего, на полу лежал огромных размеров ковёр, покрывающий весь пол жилого помещения хозяйки.

Ведьмак поднялся по лестнице. Наверху оказался чердак. Он так же был разделён на две части, но тут уже была дверь на замочке. Скорее всего, за ней что-то хранится, что не должны видеть те, кому позволено тут ночевать. В той части, куда попал гость, стояла простенькая кровать с готовой накрытой постелью, стоял столик, висело небольшое зеркальце, на полу простенький жиденький коврик. На спинке кровати лежали полотенце и простынь для вытирания после бани. Как бы то ни было, а это для странника было по-княжески.

Сбросив своё добро на пол, сняв промокший до нитки плащ и верхнюю часть брони, оставаясь в сапогах, штанах и рубахе. Через несколько минут, ведьмак был уже в бане. Растопив печь Игни, он разделся догола и опустился в нагревшуюся воду в бадье. Спустя несколько месяцев, как он покинул ближневосточные земли, что были ему домом последние несколько зим, он впервые мылся в горячей воде с мочалкой да ещё с мылом. Это был рай для него. Странник никак не мог себе представить лучшего варианта ночлега. Добрая целительница не только взялась за лечение бандитки, пустила в дом незнакомца, так ещё и позволила вымыться в бане.

Закончив с мытьём и стирку, прибравшись в бане, ведьмак обмотал простынёй нижнюю часть тела, накинул на плечи маленькое полотенце. Быстро проскочив под навесом в дом, поднялся наверх и увидел на кровати чистую мужскую одежду: простенькая рубаха, штаны и лёгкие башмаки.

Одевшись, гость спустился вниз. Одежда была чуть великовата, но после столь долгого пребывания в броне, это было самое то. Он вышел к хозяйке. Перед ней предстал уже другой, смугловатый, человек, а точнее молодой ведьмак. Из-под воротника зелёными изумрудными глазами выглядывал ведьмачий медальон головы змеи. На груди виднелись старые шрам от когтей. Руки не скрытые рукавами испещрены татуировками чёрной витиеватой письменности языка народов Востока. Указательный палец правой руки украшал небольшой серебряный перстень: ободок в виде змеиного туловища переходящий в накладку головы змеи. Левый средний палец увенчан стальным кольцом с какими-то письменами, схожими с татуировками на руках.

Овальное лицо, с чуть узким разрезом глаз, аккуратный нос с еле заметной горбинкой, тонкие губы, рассечённые слева шрамом. Длинные чёрные волосы, подобранные в хвост, и только две приличные пряди, стекающие по бокам до груди, были белее снега. Женщину привлекли ещё два момента: глаза и уши. Глаза были карими, но зрачки как у кошки вертикально узкие. Уши имели заострённую форму, что говорило об одном родители, скорее всего, матери-эльфке.

— Так ты, всё-таки, ведьмак, — наконец произнесла лекарша.

— С ней всё будет в порядке? — не обращая внимания, поинтересовался молодой ведьмак.

— Да, — кивнула головой женщина. — У неё несколько трещин в рёбрах. Я дала ей обезболивающие и наложила все нужные повязки, — она указала рукой в сторону спящей укрытой разбойницы.

Помолчав, женщина продолжила:

— А ведь я её знаю. Это Рута Легкорукая. Она состоит... — целительница поправилась, — состояла в банде Тимия Красивого.

— Легкорукая? — приподнял бровь ведьмак, оперевшись спиной о стену.

— Именно, — улыбнулась собеседница. — Её так прозвали, потому как она очень легко и быстро лишала свою жертву жизни. Кто её этому научили, одни боги знают...

Она опёрлась руками о стол.

— Как тебя звать-то, милсдарь ведьмак? — вопрос был, вполне ожидаем.

— Меня по-разному величают, — потупился ведьмак, попытавшись уйти от ответа. — Чаще называют недовыродком или жалким мутантом.

— А если отбросить народные прозвища? — на её лице появилась нежная улыбка, а глаза перестали излучать холод.

— Чёрный Странник, Змей или Мо́рок, — перечислил ведьмак. — Там, откуда я пришёл, меня называли Пустынной гиеной.

— Омерзительные прозвища, — женщина скривилась. — Ну а настоящее?

Странник вздохнул и ответил:

— Али Шариф.

— Это уже лучше! — лицо хозяйки озарила улыбка. — А меня Ксения. Не желаешь выпить? У меня тут застоялась бутылка вина из Туссента, — из шкафчика на столе появилась бутылка вина и две чарки. — Прости, бокалов нет...

— Откуда у тебя столь дорогое вино? — удивился Али, усаживаясь на выдвинутый табурет.

— А!.. — Ксения махнула рукой. — Подарок от другого ведьмака, земля ему пухом, — в её голосе проскочила неприязнь.

— Судя по твоему голосу, добра он принёс тебе меньше, чем зла.

— Мягко сказано! — женщина разлила вино по чаркам, протягивая одну гостю. — Я же здесь не так давно осела. Когда война началась, мы не знала куда бечь. С Юга Нильфгаард под командованием Эмгыра вар Эмрейса, на Севере Темерия Фольтеста. Как последнего не стало, власть взял Радовид V, он же Свирепый. Хотя, я бы назвала его свихнувшимся, — хозяйка хмыкнула, наливая ещё вина. — Уничтожал всех, кто не был человеком. Эльфов, низушек, краснолюдов, чародеев, колдунов... Без разбору, кто в добре, кто во зле.

Она замолчала, закинув длинных прядь волос за спину, немного заведя её за ухо.

— Сама-то я не местная, как уже говорила. Родилась в Вердэне, детство провела в Мурривеле. А как стукнуло восемнадцать, мы с матерью и отцом уехали в Виковаро. Как начался Третий Северный поход, отца сразу же призвали в армию. Он был хорошим кузнецом-оружейником, ковал мечи для нильфгаардцев. А как призвали, ему самому пришлось пойти в бой, где погиб, попав с отрядом в темерскую засаду.

Ксения тяжело вздохнула.

— За смерть отца нам очень хорошо заплатили, содержали, да толку?.. Казна на военке худела быстро. Мать отправилась помогать армии, штопать одежду, обстирывать солдат, кормить их. Я же заинтересовалась врачеванием, привязалась к одной знахарке, что лечила раненых. Руки у неё были золотые. У человека тяжёлое ранение, к ней попадал и через три дня уже возвращался в строй. Как позже оказалось, она была чародейкой, — женщина сделала глоток. — Она меня и обучила травоведению, врачеванию, показала, как пользоваться магией. Буквально через короткое время я уже сама напросилась военврачом на фронт. Так до конца войны и проработала. Лечила и своих и чужих. А как война окончилась, и Темерия стала относительно независимым государством, Эмгыр оценил мой вклад в войну, закрыл глаза за оказанную помощь темерцам, и приказал отстроить в новой деревне мне свой двор, в знак высокого уважения ко мне и моей семье. Жаль, что мать не дожила... Умерла от пневмонии, я даже не сразу узнала, — в её глазах появились слёзы.

— Соболезную, — искренне произнёс ведьмак. — А что с тем ведьмаков, что зла принёс больше, чем добра?

— Повадился у нас на поля, как-то, вилохвост. Поначалу, скотину воровал, потом начал людей хватать с полей прям посреди дня. Налетал, калечил нескольких, на новый заход, раненых в латы и домой. Ничего не оставалось, как обратиться к солдатам. Те пришли, устроили засаду, так этот сукин сын налетел, подрал всех вояк и прям там же, обглодал и как ни в чём небывало, свалил, оставив фрагменты тел и брони. К тому полю ещё неделю не подходили, смрад стоял невыносимый, а эта гадюка, нажралась у нас и исчезла. Вернулась уже через месяц.

Ну, мы, недолго думая, наскребли деньжат, да наняли ведьмака. Приехал такой высоченный, крупный. На шее медальон головы медведя, в тяжёлой броне поверх длинной стёганки. Звали его Хъялдэр Ярый Медведь. Выполнил он свой заказ, да вилохвост его, знатно, подрал: спина рассечена, рука сломана, выбито сухожилие на ноге. Я его выходила, вылечила. Как на ноги встал, уехал, платы не взяв ни гроша. Потом прислал вот эту бутылку в знак великой благодарности. А через полгода вернулся в охоте за мной, взяв заказ у одного барыги, которого я лечить отказалась. Он взял и заказал меня ведьмаку, рассказав, как я людей, якобы, калечилу. Даже свидетелей нашёл, паскуда. Хъялдэр завалился посреди ночи, обнажил клинок и пошёл на меня. Я, каким-то чудом, вырвалась на улицу, подняв на уши всю деревню. Местные мужики встали на мою защиту. Так он их порубил на куски, утверждая, что они защищают чёрную ведьму. Нёс, в общем, лютый бред сумасшедшего. В этот момент мимо деревни проходила сводная темеро-нильфгаардская армия.

— Темеро-нильфгаардская? — перебил рассказчицу Странник. — Ты же сама сказала, что они воевали друг с другом, а тут сводная армия?

— Там долгая история, — лекарша пожала плечами. — Но, если бы не они, от деревни остались бы остовы да море трупов. Они услышали что-то неладно и прямиком рванули на помощь, думая, что разбойники напали. Реальность для них оказалась куда более неожиданной. Медведь как минимум с несколько десятков солдат отправил на тот свет. Его обезвредили, а потом, как я узнала, его вздёрнули в Новиграде посреди площади. Так встретил свою незавидную смерть Хъялдэр Ярый Медведь.

Она закончила свой рассказ. Ведьмак долго осмысливал услышанное, смотря в пол. Наконец поинтересовался:

— А барыгу то чего лечить отказалась?

— Он ко мне клинья подбивал, приставал. Попытался насильно в постель затащить, ну я ему вдарила сковородой по морде. А эта козлина возьми да переверни, что я, мол, отказалась лечить сломанный нос. Ну и наплёл с три короба Медведю, он возьми да поверь. Вот тебе и не делай добра, не получишь зла.

— Люди — самые страшные чудовища, что ходят по земле, — пробормотал Али. — Даже, порой, ведьмаки.

— Как ты сказал? — хозяйка дома внимательно посмотрела на ведьмака. — “Люди — самые страшные чудовища”?

— Да, — кивок послужил ей ответом. — Так написано в одной из работ Оксенфуртского учёного-изгоя, который долгое время жил там, откуда я прибыл сюда. «Теория чудовищности. Люди и монстры», — пояснил Али. — Именно за эту работу на тысяче четырёхстах листах его изгнали из страны. Видите ли, она порочит людской род, сравнивая людей с самыми страшными существами мира.

— Неудивительно... — Ксения вздохнула, затем кокетливо поинтересовалась. — О себе я рассказала, а что вы мне о себе поведаете, милсдарь ведьмак?

Странник вздохнул и нехотя начал рассказ о себе.

— Моя любимая Luned⁽¹⁾, — глаза отца были наполнены слезами счастья и одновременно печали. — Ты точно уверена, что хочешь этого? Что хочешь покинуть наш народ и уйти с человеком-чужестранцем?

— Да, отец, — улыбка со слезами на глазах озарила лицо дочери.

Энаре'эль. Дочь двух эльфов Терраад'эля и Лелла'эль. Невысокая молодая стройная девушка. Лёгкое платье подчёркивало талию. Треугольное лицо с мягкими чертами, по краям которого струились пряди заплетённых назад платиново-белых длинных волос, хвост доходил до середины спины. Заострённые маленькие ушки украшали серёжки с голубыми камушками под цвет глаз. Носик узенький, чуть вздёрнутый. Маленькие губки. Однако описать эту красоту слов не хватит.

Терраад'эль стоял рядом со своей супругой. Оба эльфы Старшей Крови, они не могли даже представить, кого полюбит их единственная дочь. Родители надеялись, что она станет женой эльфа — Аэль’дара, но Энель отвергла его руку и сердце, не пожелав связывать жизнь с тем, кто ей не мил. Данный брак должен был стать неким союзом двух семей и кланов. Терраад'эль рассчитывал объединить силы эльфов Старшей Крови с Синих Гор, где правил сам, и разрозненных эльфов Нильфгаарда под влиянием Ним’дара, полукровного эльфа.

Всё пошло в тартарары, когда Терраад'эль, его жена и дочь с несколькими представителями их клана прибыли в Альдесберге на переговоры по заключению дружественного союза между Терраад'элем и Ним’даром, отцом Аэль’дара. Ним’дар предложил женить своего сына за Энаре'эль. Всё шло более менее неплохо, если не считать, что молодая эльфка не желала пойти на такой шаг без любви, даже при условии союза, хотя это было не обязательно...

Энаре'эль гуляла по городу-крепости Альдесбергу. Она редко бывала в таких людных местах. Народу было много — кто-то здесь жил, кто-то приезжал по торговым делам. Однако город выглядел вполне чистым и ухоженным. Какие-либо нарушения быстро пресекались стражей. Более того, пока в городе пребывали эльфы, охрана города-крепости была усилена, и эльфка могла без проблем прогуливаться без сопровождения.

Подойдя к одному из многочисленных купцов, торговавшему коврами, плащами, платками и ещё какими-то восточными тканями, она заметила тоненький красный восточный пояс-платок, украшенный монетами.

— Что это? — удивилась она, примеряя его на голову.

Купец, явно прибывший из какой-то восточной страны, с радушной улыбкой пояснил:

— Это, дорогая моя, восточная женская одежда. Мехала.

— И кто его носит? — вновь удивилась Энель.

— Его обычно носят придворные танцовщицы, — раздался сзади басовитый голос со странным, схожий с офирским, акцентом.

Эльфка резко обернулась.

— Тише-тише! — замахал руками тот, кому принадлежал голос.

Перед ней стоял смуглый молодой человек двадцати девяти лет, среднего роста. Под кожаным дублетом с коротким рукавом скрывался тёмный доспех офицера офирской гвардии. Шаровары под цвет брони заправлены в сапоги с задранными мысами. К поясу крепились ножны с ятаганом, укрытые набедренной повязкой. Там же покоились богато украшенные ножны с кинжалом.

Шея замотана в чёрный шарф, из-за чего часть лица была изначально скрыта. Чужестранец выпрямился, после чего учтиво поклонился в пояс девушке-эльфке:

— Позвольте представиться: Мурад Шариф — посол из далёких восточных стран.

Когда представившийся Мурадом Шарифом выпрямился,Энаре'эль смогла разглядеть его округлое лицо. Тонкая каёмка тёмно-каштановых волос шла от висков, превращаясь на подбородке в ровно выстриженную треугольную бороду, над верхней губой тонкие изящные усы. Чуть суженный разрез карих глаз. Голову венчали тёмно-каштановые волосы, выбритые по бокам, а сзади завязанные в длинный конский хвост.

Энаре'эль была весьма удивлена знакомством. Она почтительно наклонила голову и тоже представилась:

— Энаре'эль из Синих Гор.

— Ты эльф, так ведь? — уточнил посол.

— Д-да... — девушка замялась, пряча синие глаза.

— Да не бойся ты меня, — заулыбался белыми, как снег, зубами новый знакомый.

Они молча постояли так с минуту.

— Тебе нравится эта вещица? — спросил Мурад, указывая на мехалу.

— Да-а... — протянула она, наливаясь румянцем от смущения.

Новый знакомый недолго думая подошёл к купцу.

— Сколько?

— Пятьдесят золотых, господин, — бесстрастно отозвался купец.

— Беру! — перед купцом легли ровно пятьдесят золотых, после чего чужестранец повернулся и протянул Энаре'эль аккуратно сложенный платок. — Носи на здоровье, — на его лице снова появилась искренняя улыбка.

— Нет-нет! Я не могу! — эльфка чувствовала, что ее щеки горят ярким румянцем, и была готова сгореть здесь и сейчас от стыда и смущения.

— Это мой подарок той, которая мила моему сердцу, — неожиданно произнёс Мурад, после чего с улыбкой поклонился. — Надеюсь, мы ещё встретимся, Энаре'эль из Синих Гор, — и он ушёл, оставив в руках эльфки подарок.

Само собой, её мать Лелла'эль подарок не одобрила. Не то чтобы он ей не понравился, но она утверждала, что знает людей с тех земель. Они могут легко обманывать, заманивать в свои сети наивных дев, а потом бросать. Хотя среди них встречается немало и порядочных людей. Мать отговаривала дочь от общения с этим человеком, давая понять, что для нее уже есть жених. Что ни говори, но Энаре'эль не желала видеть того, кого предлагали родители. Все оставшиеся четыре дня эльфка тайком сбегала из дома и встречалась с Мурадом. Они вместе гуляли по городу, он рассказывал восточные истории и сказки. Он не пытался к ней приставать, а окружал тёплой заботой. Когда встречались и расставались, целовал руку.

Всё решилось абсолютно случайно и как в сказке. После заключения союза между эльфами Синих Гор и Нильфгаарда была объявлена помолвка между Энаре'эль и Аэль’даром. Готовили пышную свадьбу. Терраад'эль и Ним’дар занимались организационными вопросами и гостями. Лелла'эль всячески готовила дочь к свадьбе: платье, причёска, украшения.

— Ну же, luned, улыбнись, — подбадривала мать.

Белая как мел, дочь сидела молча, смирившись с судьбой и моля всех, кого только знала, чтобы случилось чудо и её спасли от противного брака по расчёту. Состояние, в котором она находилась, было близким к тому, чтобы броситься со стены и больше никогда не страдать. Мать это прекрасно видела.

— Я понимаю тебя, Энель, — начала она, присев на корточки перед дочерью, — но и ты должна понимать, нам нужно сохранять свой авторитет, а в данной ситуации и союз, — Лелла'эль замолчала.

Дочь ничего не отвечала, смотря сквозь мать в пол.

— Ты убиваешься по тому парню, так ведь? — глаза матери посерьёзнели. — Забудь о нём! Слышишь? Забудь! Он станет твоим только в одном случае — если каким-то чудесным способом проникнет на свадьбу, о которой знают единицы. И поверь, ему это не удастся!

На глаза Энаре'эль навернулись слёзы.

Свадьба была назначена на вечер. Собрались все представители эльфов с двух сторон. Во главе сидели Терраад'эль с Лелла'эль и Ним’дар. По обеим сторонам сидели остальные. Помолвленных ввели в двери и провели до середины зала. У обоих на руках поблёскивали серебряные кольца. Аэль’дар светился от счастья, он вошёл с гордо поднятой головой, ведя за руку мертвенно-бледную Энаре'эль, окончательно упавшую духом. Она за всю свою недолгую жизнь не смогла выбрать жениха, а тут её насильно заставляют стать женой того, кто ей абсолютно не нужен.

Родители встали из-за стола и подошли к своим детям, чтобы провести ритуал бракосочетания. Жених и невеста уже должны были обменяться кольцами, когда неожиданно за закрытыми массивными расписными дверями послышался шум.

— Что это?! — эльфы повскакивали из-за стола, хватаясь за рукояти своих изящных мечей.

Внезапно двери в зал распахнулись, и вошли восемь человек, шестеро солдат офиской армии. Лица наполовину скрыты под повязками. Все при оружии. Они быстро вбежали в помещение и встали по трое, образуя коридор. По образовавшемуся своеобразному коридору прошли двое в богатых доспехах без шлемов и масок.

— Мурад! — закричала Энаре'эль, вырвав руку у жениха, и бросилась к возлюбленному на шею. Мужчина заключил эльфку в свои объятия. Девушка плакала от счастья, радуясь, что тот успел.

Вперёд вышел человек в золочёном доспехе, хлопнул в ладоши — и в зал вошли ещё четверо крупных бойцов, внеся дубовый сундук. Как только его опустили на пол, человек в золочёнке отпёр массивный замок и откинул крышку. Внутри находились золото, каменья, а сверху букет белых лилий, которые Мурад, встав на колено, вручил любимой.

— Что всё это значит? — строго спросил Терраад'эль, непонимающе глядя на сундук.

— Меня зовут Башир Аббас, и я являюсь лучшим другом Мурада Шарифа, — представился человек в золочёных доспехах. — А это, — он указал на сундук, — скромный дар в знак того, что мой друг желает свататься к вашей дочери Энаре'эль.

В помещении повисла тишина. Её разорвал взбешённый голос Ним’дара.

— Я не позволю прервать свадьбу моего сына, — зарычал он. — Свадьба состоится, а вы будете изгнаны из Альдерсберга за нарушение закона.

— Какого закона? — хитро поинтересовался Аббас. — Мы не нарушаем никакого закона, стража сама нас пропустила сюда.

— Вы ворвались на свадьбу эльфов, — багровея, рычал Ним’дар.

Но тут инициативу в свои руки взял Терраад'эль.

— Так это ты тот Dh’oine⁽²⁾, — он обратился к Мураду, — к которому сбегала моя luned ночами и гуляла под луной?

— Ты знал? — оторвав лицо от груди Мурада, непонимающе посмотрела на отца Энель.

— Догадывался, когда мне о нём донёс твой телохранитель, тайно приставленный к тебе.

Из-за стола вышел эльф в лёгкой броне поверх кольчуги, переходящей в красного цвета юбку до пола, держа руку на навершии рукояти меча. Он вышел в центр и поклонился сначала Терраад'элю, затем Энаре'эль.

— Я следил за вами, моя госпожа. И за вашим избранником тоже, как и за Аэль’даром.

— ЧТО?! — Ним’дар окончательно рассвирепел. — Вы следили за моим сыном?

— Yea⁽³⁾, — доложил эльф. — И узнал много интересного.

— Докладывай, Ренлин, — приказал Терраад'эль.

Эльф кивнул.

— Проводив госпожу Энаре'эль, я проследовал за её ухажёром. Он вернулся домой, где имел разговор со своим другом. Говорил, что он любит молодую эльфку. Без неё не желает более жить. Готовился заслать сватов сегодня утром, после встречи с госпожой, но она, по понятным причинам, не пришла, — Ренлин сделал паузу. — Однако поговорим уже о вашем сыне, — он обратился к Ним’дару. — Я неоднократно видел его в кабаках, а вчера видел в борделе — тоже не в первый раз. Напившись, он говорил, что вся эта свадьба ему не нужна, что всё это нужно только для его отца и выгодного ему союза.

По залу поползли шёпоты, удивления, некоторые негодовали.

— Это грязная ложь! — закричал Аэль’дар, видя, как его отец зло смотрит на него.

— Неужели?

— Мне плевать, что делал мой сын, — наконец заявил Ним’дар. — Союз заключён, а значит, свадьба будет!

Вперёд выступил Мурад.

— Я не отдам Энаре'эль вашему сыну, даже не мечтайте, — его рука легла на ятаган. — И за неё я готов пролить чью угодно кровь.

— Не стоит! — Терраад'эль поднял руку вверх, затем обратился к Ним’дару. — А что касается вас, то договор был о взаимопомощи. Брак был лишь необязательным условием. Так что я имею полное право разорвать этот союз и, уж тем более, отменить свадьбу моей luned.

— Вот как?! — вновь зарычал предводитель полукровок. — Я и мои люди уходят! — после чего демонстративно направился к выходу, держа своего сына за руку. Проходя мимо свиты Мурада, он посмотрел на него с нескрываемой ненавистью. — Желаю тебе сдохнуть, поганый выродок.

Башир Аббас был готов выхватить саблю, но друг его остановил:

— Не обращай внимания на безумца. Пусть уходит с миром.

Ним’дар сильнее задрал нос и продолжил путь к выходу. Обернувшись, он только сейчас осознал, что ни один его подданный не следует за ним.

— Уходим! — вновь отдал приказ Ним’дар.

Эльф-полукровка, один из подданных Ним’дара, вышел к Терраад'элю и поклонился, положа правую руку на грудь.

— Господин Терраад'эль из Синих Гор, — начал он. — Союз остаётся в силе. Я прослежу за его исполнением.

Не ожидавший такого поворота событий Ним’дар с сыном Аэль’даром, понимая, что они уже ничего сделать не могут, поспешно покинули зал.

— Как тебя зовут, eweddien⁽⁴⁾? — Терраад'эль внимательно смотрел на полукровку.

— Меня зовут Даэруил, — он вновь поклонился. — Я занимаюсь дипломатическими вопросами, поэтому считаю, что я обязан сохранить этот союз.

— Что ж, — улыбнулся Терраад'эль, — тогда гуляйте с нами! Сегодня свадьба у моей luned, как-никак!

Даэруил поклонился и вернулся за стол.

— Caemm a me⁽⁵⁾, дети мои! — отец подозвал молодых к себе. Те подошли к нему и встали на колено, преклонив головы. — Я благословляю ваш союз, — эльф соединил руки Мурада и Энаре'эль.

Свадьба гуляла до утра. Молодых поздравляли, желали долгих лет жизни, добра, удачи и прочего. Терраад'эль и Лелла'эль приняли чужестранца, одобрив выбор дочери.

...И вот сейчас, спустя пять месяцев, как Мурад и Энаре'эль обручились, они собирались покинуть Синие Горы, дабы отравиться в родные края мужа. Отец и мать эльфки со слезами на глазах прощались с дочерью. Но Энаре'эль была счастлива, и это было главное.

Молодые недолго прожили в родных краях мужа, они вернулись через две зимы и отправились в княжество Элландер. К тому времени Энаре'эль родила мальчика, названного Али. Она проводила практически всё время в стенах дома, который находился в одной из деревень. Мурад занимался охраной караванов из других стран, паломников, идущих в Храм Мелитэле. Платили достойно, хотя и жизнью рисковать приходилось, из-за чего Энаре'эль часто предлагала сменить деятельность, например, пойти охранять тот же Храм. Муж отказывался.

Однажды Мурад сопровождал груз, идущий из Вызимы в Храм. Охрана надёжная — восемь человек, и двое купцов, едущих на крытой повозке запряжённой лошадью. Повозка тихо поскрипывала, один купец дрых в повозке, сопя носом. Второй управлял лениво шагающей лошадью. Мурад и его люди ехали рядом.

Внезапно лошади заржали, начали упрямиться, брыкаться, некоторые наездники попадали из седел. Откуда-то донёсся отвратительный визг, режущий слух, затем послышался звук крыльев, и по земле промчалась огромных размеров тень.

— Виверна! — закричал Мурад.

Огромное чудище, похожее на дракона, начало пикирование на обоз.

— Берегись!

Спикировав, виверна без труда схватила когтями запряжённую лошадь, но поднять выше пять футов не смогла, выронила, вырвав животному позвоночник, так и не удержав добычу с тяжёлой повозкой. Труп рухнул прямо на купца, сидевшего ранее на козлах. Сама повозка, набитая товаром, упав, разлетелась в щепки, похоронив под собой не успевшего ничего понять спящего торговца.

Осознав свой промах, тварь начала охоту за охраной обоза. Налетая на всадников, пытающихся спастись от неминуемой смерти, чудище срывало их с седел, некоторых поднимая вместе с лошадьми на две-три сажени и бросая об землю. Вопли, предсмертное ржание коней, крики боли людей — всё смешалось. В итоге Мурад остался один, а чудище и не думало останавливаться. Оно с боевым кличем обрушилось на последнего оставшегося в живых. Промах! Когти ударились о дорогу, подняв столбы пыли. От негодования чудовище снова завопило, рвануло ввысь, после чего, расправив крылья и когти, понеслось к жертве. Попытка оказалась удачной. Мощные когтистые лапы выбили всадника, и тот покатился по земле, видя, как его лошадь в ужасе уносится прочь.

Мурад с трудом поднялся на ноги, держась за ушибленный бок, сильно хромая. Виверна приземлилась от него всего в десяти шагах и, начала обхаживать добычу, издавая звуки, напоминающие горловое пение. Мужчина вынул меч.

— Ну, иди сюда, тварь! — вытянув дрожащую руку с ятаганом, прокричал он, тут же падая на колени.

Чудище, как бы в насмешку, завопило, запрыгало, замотало головой — после чего сделало рывок.

Отдыхая под раскидистым дубом, тихо дремал старый седой ведьмак. Его старые ведьмачьи доспехи были уже латаны-перелатаны. Левый сапог надорван на краю голенища, а сами сапоги истоптаны, кое-где потрескалась кожа. Капюшон накинутого плащ-накидки из мешковины лишь немного прикрывал морщинистый лоб и глаза. Два меча лежали под ведьмаком. Его гнедой конь Дарко мирно пощипывал травку, привязанный к этому же дубу.

Внезапно пробивающееся сквозь крону дерева солнце на мгновение исчезло, одновременно послышались взмахи огромных крыльев и горловой клекот. Существо пролетело всего в двух саженях от земли, ускоренно направляясь куда-то за лесок.

От испуга Дарко заржал, ударяя передними копытами о землю, всячески дёргаясь и пытаясь сбежать. Ведьмак открыл глаза, изобразил знак Акси, и конь успокоился. Потянувшись, старик подошёл к Дарко и похлопал его по спине.

— Успокойся. Чего нервничаешь?

Конь, как бы в ответ, потряс головой.

— Ну, подумаешь — Виверна?! — ведьмак запрыгнул на коня и рысцой двинулся в сторону большака — как раз туда, куда направилось чудище.

Уже подъезжая к лесочку, он уловил странные звуки, крики людей и ржание лошадей. Недолго думая, старый ведьмак ускорился до карьера, стараясь как можно быстрее выехать на большак напрямик, заставляя Дарко преодолевать препятствия почти в аршин и получая ветками по морщинистому лицу.

Выехав на большак, он увидел печальную картину, растянувшуюся на версту. Трупы лошадей и людей в тёмной лёгкой броне с офирскими саблями, которые, как отметил про себя ведьмак, ни разу не помогли в битве с противником. Он ехал, не слезая с лошади, осматривая место кровавой односторонней бойни. Мёртвые кони с переломанными костями, брошенные об землю с приличной высоты их хозяева. От одной лошади остался, в буквальном смысле, мешок костей с остатками упряжи возле разбитого обоза, похоронившего ещё двоих людей — судя по их одежде, купцов — а вырванный позвоночник и часть черепа валялись недалеко от туловища. Ведьмак присмотрелся к дороге и заметил, что на ней остались очень свежие следы копыт. Значит, кто-то выжил!

Без каких-либо лишних раздумий старый охотник на чудовищ ещё быстрее отправился по отпечаткам копыт. Следы провели его сквозь ещё один лесок и вывели на поляну с небольшим холмом. Там ему предстала уже другая картина.

Напротив танцующей и предвкушающей добычу виверны стоял человек в сильно потрёпанных зверюгой доспехах. Она же играла с ним, то прыгая, то отскакивая от взмахов его сабли. Ведьмак прибыл как раз в тот момент, когда ей, скорее всего, надоело это представление, и, рванув ввысь на три сажени, виверна сразу резко пошла по направлению к жертве, у которой уже не было ни единого шанса выжить или сбежать.

Аард сшиб виверну в сторону от мужчины, когда до него оставалось малюсенькое расстояние. Виверна упала на бок, резко вскочила на лапы и издала гортанный вопль негодования, выбрав основной целью того, кто ей помешал в охоте.

Уже прощаясь с белым светом, со своей любимой супругой Энаре'эль и сыном Али, Мурад упал обессиленно на колени, готовый принять гибель от несущихся на него когтистых лап виверны.

Все доспехи были изодраны, нагрудник разорван острыми, как бритва, когтями, оставившими крайне глубокие раны на теле. После падения с лошади он повредил ногу, из-за чего та дико болела. На руке зияли раны всё от тех же когтей. Лицо исцарапано при падении, и ещё от веток, что хлестали его, пока маневрировал на лесной тропе, пытаясь уйти от преследующей твари.

Когти уже почти схватили Мурада, как вдруг непонятно откуда возникшая ударная волна отбросила виверну куда-то в сторону. Та, завалившись на бок и явно повредив крыло, судя по неприятному хрусту, вскочила на лапы, направив свой взор куда-то в сторону от мужчины. Упав на спину от бессилия, Мурад обратил внимание на появившегося из ниоткуда человека в капюшоне, из-под которого выбивались седые волосы, и с двумя мечами.

Человек без колебаний ринулся на чудовище, держа меч двумя руками лезвием вниз. Виверна тоже думать долго не стала. Подтягивая сломанное крыло, она шустро прыгала на лапах. Как только между ней и человеком в капюшоне осталось пять шагов, она сделала молниеносный бросок мордой вперёд в надежде сбить противника с ног. Попытка оказалась самоубийственной.

Как только виверна сделала, как ей казалось, неожиданный бросок, седой уклонился влево и со всей силы нанёс диагональный удар снизу вверх, разрезав чудищу глотку. Однако виверну это не остановило. Она истекала кровью, но сдаваться не собиралась. Снова рывок и... чудовище замерло — буквально на мгновение увидев странно сложенные пальцы вытянутой руки человека.

Мурад кашлянул и провалился в беспамятство.

Ошеломлённая знаком Акси, виверна потеряла возможность атаковать. Этого времени хватило с лихвой. Старик, прыгнув на морду чудовища, пробежал по шее и, заняв более-менее устойчивое положение, нанёс пронзающий удар под корону, пробив голову насквозь, после чего сделал прыжок в сторону с разрубающим ударом. Голова виверны отвалилась от туловища, оно покачнулось и упало наземь.

Ведьмак вытер лоб и стряхнул кровь с серебряного лезвия. “Да, — подумал он. — Староват стал ты, Ратмир, для этого дерьма”, после чего подошёл к лежащему мужчине.

— Офирец? — приподнял бровь старый убийца.

Где-то впереди послышалось ржание лошади. Ратмир поднял взгляд. По дороге шёл вороной конь, явно принадлежащий раненому. Конь не решился убегать далеко, а просто переждал и вернулся к людям.

— Эх-хе-хех... — почёсывая затылок, протянул седой ведьмак.

Взяв чужого коня за поводья, он взвалил на него тело раненного мужчины и подвёл их к своему Дарко, затем, не отпуская поводьев, сам запрыгнул в седло.

Вечерело. Сумерки сползали по деревьям и горам, накрывали землю тёмным полотном. Последние лучики солнца скрылись за горизонтом, окрашивая небо в тёплые алые тона, отчего Храм Мелитэле смотрелся ещё красивее: комплекс каменных строений с черепичными крышами, обнесённый такими же неприступными стенами с высокой башней и небольшим въездным порталом, закрытым на мощную решётку. Внутри располагались сады, места проживания послушниц и их настоятельницы и само место преклонения перед Мелитэле.

— Открывайте ворота путнику, что ищет кров, — крикнул Ратмир, заехав в портал.

На улицу вышла женщина примерно сорока лет в тёмной робе. Увидев кричащего, она жестом приказала открыть ворота. Тяжёлая решётка поползла вверх, и ведьмак вместе с раненым въехал на ухоженную территорию храма.

— Давно я тебя не видела, Ратмир, — улыбнулась женщина, обнимая ведьмака.

— Дела-дела, — усмехнулся тот. — Как сама поживаешь, Нэннеке?

— Да по-старому, — отмахнулась она. — А это, я так понимаю, тот, кто нуждается в помощи?

— Правильно понимаешь, матушка, — и Ратмир снял раненого с седла.

— Неси его наверх! А я распоряжусь, чтобы вами занялись.

С этими словами Нэннеке, настоятельница храма, удалилась, а ведьмак передал мужчину в руки послушниц, а сам отправился в купальни и готовиться ко сну.

Утро ворвалось в жизнь Мурада тяжёлой болью по всему телу и воспоминанием о пережитом ночью, похожим на бред. Он попытался пошевелиться, но всё тело пронзила страшная боль. Ком тошноты подкатил к горлу. Кто-то быстро подбежал к нему, наклонил его голову, и его вырвало в подставленную ёмкость.

— Спас.. сибо... — выдавил Мурад, снова укладываясь на подушку. — Где я?

— Ты в Храме Мелитэле, сын мой, — послышался знакомый голос.

Мураду ещё не приходилось находиться в храме дальше главного двора, куда он прибывал с купцами и паломниками.

— Мать Нэннеке, — простонал он. — Груз...

— Успокойся, — её рука легла ему на лоб. — Мне всё рассказали. Это не твоя вина. А пока спи.

Послышались шаги двух женщин, затем скрип двери. Мурад снова провалился в забытье.

— Ну? Как он? — поинтересовался Ратмир, держа в руках куриную ножку и заедая ее капустой.

— Жить будет, — спокойно ответила Нэннеке, садясь напротив него. — И какую плату ты возьмёшь с него за спасение?

— Как обычно, — беспристрастно отозвался седой.

— Не слишком жестоко?

— Другого выхода нет, ты это знаешь, — кошачьи глаза упёрлись в настоятельницу.

Нэннеке вздохнула.

— Я знаю и его, и его семью, — наконец произнесла она. — Сын четырёх зим от роду.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Хочу, чтоб ты знал, — жёстко ответила настоятельница. — Если отберёшь его, дорогу в Мелитэле забудь навсегда, Ратмир, каким бы ты мне ни был старым другом.

— Если судьба предначертает мальчику такую судьбу — заберу без колебаний! — отрезал ведьмак. — Но не сейчас.

Женщина ударила ладонью по столу и ушла, оставив ведьмака наедине с собой и едой. Он вздохнул и протянул себе под нос:

— Бабы...

Прошло два дня. На третий ведьмак и Мурад покинули Храм. Ратмир обещал настоятельнице, что доставит бедолагу домой в целости и сохранности, и к вечеру того же дня они въехали в деревню, где жила семья Мурада.

Деревушка была построена в низине между двумя не очень высокими холмами таким образом, что начало и конец деревни соответствовали восходу и заходу солнца, которое заливало её целый день. За деревушкой расположились поля, где селяне выращивали всяческие овощи и травы. Чуть больше десяти добротных изб с соломенными крышами, огороженных плетёными оградами. Повсюду веселились дети, взрослые же были заняты делом — кто в поле, кто стирал, ходя за водой к большому общему колодцу, почти посреди деревни.

Дом Мурада оказался последним в западной части деревни, уходя ещё немного вглубь холма. Обратив на это внимание, когда стали подъезжать ко двору, ведьмак поинтересовался:

— Вас не любят, что ли?

— Почему? — непонимающе переспросил Мурад. — Любят! — и, поняв, что имел в виду Ратмир, пояснил: — Просто мы въехали уже в устоявшуюся деревушку. Староста выдал нам это место, а я его уже обустроил.

— Почему именно так?

— Не знаю... — пожал плечами мужчина. — Мы так с супругой решили.

Они подъехали ко двору. Не успел Мурад спрыгнуть с коня, как дверь избы распахнулась и к нему со слезами на глазах выбежала очень красивая молодая женщина-эльф с платиново-белыми волосами, заплетёнными в косички прядями по бокам и одним большим хвостом сзади. Она бежала босиком по земле, в лёгком сарафане светло-зелёного цвета. Бросилась на шею мужу, целовала, расспрашивала, где он пропадал, почему его так долго не было. В дверях показался мальчик четырёх лет в рубашонке. Среди прядей черных как смоль волос виднелись заострённые уши — такие же, как у матери.

Не выпуская жену из объятий, Мурад наконец снова обратился к ведьмаку, молча стоявшему и смотревшему на мальчика:

— Знакомься, Ратмир! Это моя любимая супруга Энаре'эль.

— Рад знакомству, — ответил ведьмак. — Ратмир.

Тем не менее, Энаре'эль посмотрела на седого мастера по борьбе с чудовищами с какой-то непонятной злобой. Высвободившись из объятий непонимающего мужа, она отправила его в дом к сыну, а сама осталась и, подойдя к ведьмаку, тихо прошипела:

— Vatt’ghern⁽⁶⁾, убирайся отсюда! Я благодарна за спасение мужа, и говорить мне об этом не нужно. Сама вижу, что с ним. Убирайся!

— А как же плата? — глаза Ратмира сверкнули.

— Знаю я вашу плату! — жёстко отрезала эльфка. — Я могу дать золото, но тебя интересует сын! Тебе я его не отдам!

— Время придёт, посмотрим, — ухмыльнулся ведьмак, запрыгивая в седло. — Я вернусь через три зимы. Поверь, ты сама мне его отдашь.

Лошадь встала на дыбы, развернулась и быстро промчалась по деревне под недоумевающими, а порой презрительными взглядами и проклятиями вслед.

* * *

Прошло три зимы.

Год оказался урожайным. Люди делали запасы на зиму, утепляли дома, латали крыши, поправляли ограды. Уборка на полях ещё продолжалась. Повеяли первые холодные ветерки, предупреждающие о скорых холодах. Деревья окрасились в жёлто-золотые краски, трава потихоньку жухла. Отовсюду пахло заготавливаемым сеном. Из печных труб уже струились маленькие ниточки дыма, отдающего смолой, потому как зори стали холодными, а по утрам мог лежать иней.

Как и все мужики деревни, Мурад ходил в лес, рубил деревья на дрова, сажал новые. Работа шла полным ходом: рубили десяток деревьев, сажали два. Помимо всего прочего, он ездил на базар в Венгерберг за провизией, одеждой и подарками семье. Всё было хорошо, пока посреди осени не ударили сильные морозы.

Энаре'эль и её муж с двумя детьми, Али и двухлетней Ази'эль, тихо сидели дома. Мурад возле печи время от времени подбрасывал дрова в топку и точил ножи. Эльфка, с детьми на руках, читала им эльфийские сказки и напевала песенки. Дети с упоением слушали нежный певучий голос матери, раскрыв рты от удовольствия. Дело было уже к вечеру. Нужно было начинать купать девочку, поэтому мать оставила книгу семилетнему Али, чтобы тот почитал ещё, пока она подготовит ванночку для купания. В доме горели свечи, потрескивали дрова в печи. За окном опускались сумерки.

Внезапно Энаре'эль что-то насторожило. Она выпрямилась и прислушалась. Её острый слух уловил странный шум, надвигающийся на деревню с восточной стороны. Спустя мгновение она закричала Мураду:

— Головорезы!

Муж моментально вскочил с лавки, метнулся за мечом и вылетел во двор, приказав жене и детям сидеть в доме.

В восточные ворота под крики, свист и боевой клич ворвалась конница в составе двух дюжин голов. Верхом сидели люди в различных одёждах, кто в броне, кто просто в меховых полушубках или жилетах поверх рубах, с факелами и при оружии. Впереди всех мчался предводитель банды, с непонятным штандартом и мечом в левой руке. Они без колебаний выпустили подожжённые стрелы в соломенные крыши, и те моментально занялись. Те, кому не повезло оказаться во время нападения на улице — неважно, старуха, мужик или ребенок — упали замертво, окровавленные, на побелевшую от заморозков землю. Послышались вопли ужаса и боли. Рыдали дети, девушки и молодые женщины кричали, отбиваясь от насильников, сопротивлялись — и сразу умирали. Запахло кровью, гарью, деревню накрыло зарево пожара.

Мурад бросился на защиту своего дома, к которому подъехали трое душегубов. Ообнажая мечи, они ринулись к избе. Хозяин преградил им дорогу, держа меч у плеча двумя руками. Те захохотали и начали обходить его, затем один бросился на Мурада сзади — и, сразу получив рассекающий удар от бедра до противоположного плеча, упал на землю. Увидев это, оставшиеся двое завопили:

— Убить суку! Кишки выпустить и скормить бродячим собакам!

Оба бросились вперед — но тут же обмякли, получив каждый по стреле в грудь. Мурад резко обернулся в сторону дома — на пороге стояла Энаре'эль с луком в руках.

— Обернись! — закричала эльфка, выпуская ещё стрелу. Что-то шмякнулось за спиной Мурада. Это был ещё один бандит, сражённый точным выстрелом в глаз.

Но радость длилась недолго. Когда Мурад выбежал на дорогу, он понял, что практически все сражавшиеся мужики, последние защитники деревни, убиты. Крестьяне, которые только немного научились держать оружие в руках вместо мотыг и вил, не могли сравниться с профессиональными убийцами.

Староста деревни Зденек — он жил почти напротив дома Мурада — бился с четырьмя головорезами. Раненный, он не пускал к двери нападающих, держа свой последний рубеж. Мурад не выдержал и побежал на помощь. Не успел он убить двоих, как ему в спину вонзились несколько стрел. Кровь хлынула через горло, потекла из уголков рта, он покачнулся, упал на колени и последним взглядом увидел, как Зденека закалывают, его жену тащат в дом, перерезают горло одиннадцатилетнему сыну.

— Прости меня, Энаре'эль... — захлёбываясь кровью, Мурад упал лицом в землю.

Эльфка видела, как погиб её муж. По её щекам лились слёзы, из груди вырвался страшный вопль боли. Заперев дверь снаружи, Энаре'эль оторвала полы платья, закинула колчан вместе с луком за спину и босая бросилась в атаку на тех, кто пришёл, на подмогу уже мёртвым сотоварищам, схватив с земли саблю одного из мертвецов. Она не знала, откуда эта проснувшаяся сила духа, ярость и отвага.

Её уже окружали. Энаре'эль в рваном платье, залитая чужой кровью и запыхавшаяся, пошатываясь, стояла в кругу разбойников, жаждущих как её тела, так и её смерти. Она видела, что они натворили в деревне, слышала истошные крики. И вдруг до её слуха долетели новые звуки, приближающиеся откуда-то с запада. Эльфка сразу же узнала копыта одного из коней.

Кавалерия из восьми ведьмаков, не считая Ратмира, на всех парах неслась к деревне. Уже за версту было видно зарево пожара, слышался запах гари и истошные крики селян. Ещё не зная всей картины происходящего, ведьмаки перешли на карьер, обнажая клинки, готовясь нанести неожиданный удар.

Первым, что увидел Ратмир, была окружённая разбойниками эльфка. Она из последних сил билась с бандитами, в разорванном платье, босая, в крови, а головорезы уже облизывались на неё.

— Зачистить деревню! — прокричал своим седой ведьмак, бросаясь на помощь Энаре'эль.

Бандиты даже понять не успели, что произошло, как на полном скаку одного из них конь свалил лицом в грязь, раздробив копытами хребет и втоптав в землю мешанину одежды, крови, костей и внутренностей. Недолго думая, эльфка сама нанесла рассекающий удар опешившему бандиту и упала без сил. Ведьмак крушил оставшихся с такой ненавистью, разрубая нападавших чуть ли не напополам. Подбежав к обессилившей эльфке, он схватил её за плечи:

— Ты как? Не ранена, дитя? — он быстро осмотрел её, ощупал. — Где муж, дети?

Энаре'эль разрыдалась.

— Где муж и дети? — Ратмир со всей силы встряхнул её, приводя в чувство. — Где они?!

— Мурад мёртв, — выдавила она, закрывая лицо руками.

— ДЕТИ?!

— В доме...

Ведьмак посмотрел в сторону дома.

— Сиди здесь! — приказал он, а сам вышел на дорогу, чтобы изучить обстановку.

Море трупов, крови. Старики, мужики, женщины, дети, собаки, пытавшиеся защитить своих хозяев. Все они лежали хаотично, кому, где не повезло встретить внезапную возможно мучительную смерть. Кошмарное зрелище. Отряд ведьмаков в лёгких доспехах и плащ-накидках не успели предотвратить ужасную бойню, за что Ратмир корил себя. Что бы ни брехали о ведьмаках, а всё-таки некоторые из них сохранили человечность.

К нему подбежал один из подопечных.

— Ратмир, деревня практически вся обескровлена. Остались несколько женщин и девушек, что не погибли, но были изнасилованы. Ещё несколько детей...

— Собери всех, кто остался жив или ранен, Линас, — старый ведьмак потёр переносицу. — Возьми ещё двоих, найди телегу, после чего отправляйтесь в Храм Мелитэле, понял?

— Слушаюсь, — Линас быстро убежал, созывая ещё двоих.

— Брат, — послышался голос сзади. — Мы тут кое-кого привели тебе. Будет интересно.

Ратмир обернулся. Перед ним стояли трое его товарищей по цеху, а перед ними на коленях, связанный по рукам и ногам, молодой мужчина тридцати лет, в кольчуге поверх рубахи. Он пытался что-то сказать, но кляп мешал это сделать.

— Как только мы вошли в деревню, этот крысёныш, что привёл с собой эту банду уродов, пытался бежать, — доложил ведьмак. — Оказывается, эта банда не так проста. Она тут уже месяц бесчинствует. Да вот этим, — он обвёл взглядом разрушенную деревню, — повезло меньше. Раньше эти твари грабили караваны, а как те стали ходить по охраняемым тропам, решили попытать счастья здесь.

— Занятная история, Таллэк, — Ратмир вырвал кляп изо рта пленника.

— Умоляю, отпустите меня, — взмолился тот. — Я заплачу! Сколько? Скажите, только отпустите! Прошу!

Ратмир посмотрел на него бешеными глазами и одним выверенным движение руки срубил голову.

— Вот тебе твоя плата и милосердие! — прорычал мастер-ведьмак.

— Справедливо, — кивнул головой Таллэк. — Но мы здесь по другому вопросу.

— Слушай меня внимательно, Таллэк, — Ратмир обратился к товарищу. — Заканчивайте здесь. Похороните тела. Линас и ещё двое поедут в Мелитэле. Ты остаёшься за главного.

— А мальчик?

— Я всё сказал! Выполнять! — рявкнул старый охотник на монстров.

Таллэк и ещё двое направились выполнять приказы старшего.

На душе Ратмира скребли кошки. Он приехал сюда за мальчиком, которого он должен был получить в награду за спасение Мурада. Но мужчина — муж и отец — мёртв. Желания отбирать последнее попросту не было. С тяжёлым сердцем он вернулся к Энаре'эль. Она сидела на пропитанной кровью влажной белёсо-алой земле. Всё её тело сотрясали судороги от горя и холода. Ведьмак подошёл к ней и, укрыв её своей накидкой, сел рядом.

— Vatt’ghern, — голос эльфки дрожал, а взгляд уставился в пустоту. — Ты сдержал обещание, а значит, и я сдержу...

— О чём ты? — кошачьи глаза уставились на бедную женщину.

— Мой сын... Али... — выдавила она. — Ты обещал вернуться через три зимы, и ты вернулся. Значит, так предначертано, — она прижалась к его плечу. — Обещай только одно!

— Что?

Она отпрянула от его плеча и посмотрела в глаза.

— Обещай, что с ним в школе всё будет хорошо, и он станет ведьмаком!

— Ведьмаком он станет, я не спорю, — в голове старого ведьмака появились нотки неуверенности. — Если он сильный и выдержит все испытания. А если нет — он может умереть в муках. Ты уверена в своём решении?

— Да, — со слезами, но твёрдо ответила Энаре'эль.

— Быть посему, — Ратмир встал на ноги и направился к дому.

В доме он увидел двух детей: мальчика Али и его сестру. Девочка была светловолосой, с острыми ушками. Кожа светлая, чистая. Не скажешь, что отец был с Востока — в отличие от пацана. Они сидели, обняв друг друга. Девчушка тряслась от страха, а мальчишка глядел на незнакомого гостя с вызовом и решительностью.

Ратмир подошёл к детям, протянув руку.

— Пойдёмте со мной.

— Где мать и отец? — спросил мальчик, не торопясь куда-либо идти.

— Мама ждёт вас снаружи, — ответил ведьмак.

Али нехотя поднялся на ноги и, взяв сестру на руки, вышел на улицу, где к ним подбежала мать. Она обнимала и целовала их, стараясь закрыть от их детских глаз страшную картину произошедшего за вечер.

Мать дала последние наставления сыну, взяв с него клятву во всём слушаться Ратмира. Али с большим трудом дал обещание, после чего мать с сестрой Ази’эль погрузились на большую уцелевшую телегу вместе с другими соседями и в сопровождении троих человек, вооружённых как тот, кого мать назвала ведьмаком, отправились в Храм Мелитэле. Проводив обоз глазами, сдерживая слёзы, теперь и сам Али — без истерик, как настоящий мужчина — с его новым отцом-наставником покидал родную деревню. Они уходили уже в глубоких сумерках. Ратмир всячески закрывал собой от мальчика зрелище деревни, чтобы ребенок не видел учинённый там ужас.

Они уходили. Уходили туда, где жизнь Али изменится, где он получит новый путь. Они уходили в долгий путь к новой жизни.

* * *

— Abschneiden⁽⁷⁾! Abwenden⁽⁸⁾! Abschneiden! — командовал главный мастер ведьмачьей школы. — А теперь Schielhau⁽⁹⁾! Отлично! Теперь Durchführen⁽¹⁰⁾!

Самый опытный и, наверное, самый старый ведьмак Школы Змеи, не считая Ратмира, Великий Мастер Предгал, несмотря на свой крайне преклонный возраст — сто семь лет — продолжал преподавать основы боя на мечах не только молодым, но и самым матёрым убийцам чудовищ. Он всегда жёстко и чётко заставлял своих учеников выполнять его приказы, обуславливая это одной просто истиной: “Ведьмак должен всегда уметь грамотно владеть мечом и головой, иначе погибнет от собственной руки”. Ратмир был первым учеником. Теперь и он стал не просто преподавателем основ ведьмачьих наук и бестиария, но и полноценным наставником для подающего надежды молодого ведьмака-полуэльфа.

— Урок окончен! — остановил занятие Предгар. — Али, подойди ко мне! — учитель подозвал к себе полуэльфа.

— Слушаю, учитель, — ученик учтиво приклонил голову.

Со дня, как молодой парень Али поступил в ведьмачью школу, прошло почти десять лет. За эти годы он окреп, стал поджарым. Не пройдя испытания травами и при этом выжив, он получил вертикальные зрачки без потери карих глаз и пряди белого, как горный снег, цвета, а часть смуглой кожи стала более бледной. Более того, его глаза, и без того орлиной зоркости, могли теперь видеть ещё лучше, даже в темноте. Чуткий эльфийский слух стал ещё острее и чутче. А главное, он не потерял способность чувствовать, но лишился возможности иметь своих детей. Это было единственное, что удручало его.

— Али, мальчик мой, — начал великий мастер. — Ты молодец, но ты спешишь. Ты постоянно пытаешься давить на противника вместо того, чтобы грамотно пользоваться окружением, обстановкой. Ты полагаешься на грубую силу, а не на хитрость и рефлексы. Ведьмак должен быть хитрым во всём! Иначе погибнешь.

— Простите меня, мастер Предгар, — осознавая свои ошибки, повинился парень. — Я стараюсь, но почему-то пока не получается по-иному...

— Ты прилежный ученик, хорошо знаешь теорию, знаешь бестий, — Предгар сделал паузу. — Но на мечах у тебя выиграет даже скудной паршивости бандит.

— Я буду усерднее тренироваться, учитель, — склонив голову, пообещал Али.

— Не пресмыкайся и не унижай себя! — Предгар ударил кулаком о ладонь, затем положил руку на плечо ученика. — Ты — ведьмак, а мы должны быть в меру гордыми и знать себе цену. Познай себе цену, и перестать стыдиться себя и своих ошибок. Молча исправляй, а результат я увижу. Ступай!

Али поднял глаза на Мастера, кивнул и ушёл обратно в донжон. Мастер проводил его долгим взглядом до массивных дверей.

— Достойного ты ученика взял, но уж больно он... вежливый и стыдливый.

С этими словами Предгар обернулся к стоящему позади Ратмиру, сложившему руки на груди, опираясь о козлы. Всё это время он находился в тени, тихо наблюдая за занятиями и видя, как шестеро ведьмаков, включая ещё очень молодого Али, оттачивали навыки ближнего боя.

Парень оказался первым и единственным новым учеником за долгие годы, да ещё и выжившим при хоть и частичной мутации, которую перенёс крайне тяжело. Если бы не эльфийская частичка, доставшаяся от матери, скорее всего, парень бы умер.

— Я знаю, Мастер и мой старый друг, — Ратмир улыбнулся.

— Как у него дела с зельеварением и изучением Знаков? — полюбопытствовал мастер.

— Очень хорошо, — ответил друг. — Однако он усиленно учится только трём знакам.

— Это каким? — седая редкая бровь Предгара приподнялась. — А как же остальные?

— Остальные он изучает прилежно, но вот основными выбрал Игни, Аксий и Аард, — пожал плечами ведьмак.

— Интересное сочетание, — задумчиво потирая подбородок, целиком скрывшийся в седой пышной, подвязанной у самых кончиков в хвостик, бороде. — Воздух, Вода и Огонь. Но нет Земли, что удерживает всё в узде.

— Восточную и Старшую кровь не вырвать из него, — покачал головой Ратмир.

— Опасное сочетание двух горячих кровей, — строго заметил Предгар. — Следи за ним и не дай самому себе навредить. Пока он ещё ученик смиренный, но, как ты сказал, кровь не вырвешь, а значит, он такой до поры до времени. Да он ещё подросток, ко всему прочему.

— Да... — протянул ведьмак. — В его возрасте меня уже начали интересовать девушки, а учёба шла стороной.

— Помню, как я тебя от одной девки вытаскивал! — засмеялся мастер. — Решил, раз бесплодный, пойдёшь гулять.

Оба захохотали, вспомнив эту историю.

Восемнадцатилетие Али отмечал своеобразно, по-ведьмачьи.

Завелась в Заречье стайка экимм, и повадились они нападать на людей. Местные власти пытались решить вопрос сами. Собирали отряды, направляли войска — и всё без толку. Только потеряли огромное количество людей, времени и денег, да навлекли на себя гнев горожан и родных погибших. Почесав затылки, вызвали ведьмаков, посулив аж тысячу золотых за избавление от проблем, так как поставки продовольствия и военного снаряжения крайне упали. На тот момент уже ходили ужасающие слухи о грядущем нападении Нильфгаарда на Северные Королевства. А тут ещё эти экиммы, будь они неладны.

Не особенно долго думая, на заказ отреагировали ведьмаки Змеи, послав в Заречье Ратмира и его молодого ученика Али Шарифа. За год Али изменился не только внешне, появился внутренний стержень. Мечом он владел уже уверенно и, как подмастерье, отправился со своим учителем на этот заказ.

Выследив тварей, ведьмаки решили бить их не в лоб, а хитростью. Экиммы — очень паскудные и жестокие твари, разрывающие свою добычу на куски когтями, а затем лакающие кровь с земли. Они боятся солнечного света, поэтому охотятся ночью, а днём пережидают в укромных тёмных местах.

Одним из таким мест, на удачу ведьмаков, оказался заброшенный особняк в полуверсте от места последней охоты. Твари убили семерых солдат и двух лошадей, напившись их крови досыта, так, что охотиться ближайшие пару дней они не станут. Укрылись они в просторном подвале, который имел тайный ход в подземные пещеры. Али предложил одну безумную, но крайне занятную тактику: зайти с двух сторон днём и выгнать их на солнечный свет, при котором чудовища будут себя чувствовать крайне некомфортно. План имел кучу погрешностей, но при этом был не лишён определённого рационального зерна. Твари сейчас крайне сыты и неповоротливы, а самое главное, разморены. На том и порешили.

Ратмир заходил со стороны пещеры, а Али отправился через одноэтажный особняк, попутно отметив, что у него отсутствует крыша, и солнце заливает остов здания ярким светом. Пол весь прогнил, поэтому молодой ведьмак ступал крайне осторожно. Его идея и задача заключались в том, чтобы выманить экимм из подземелья приманкой, затем Ратмир разрушит выход и вернётся к Али, которому предстоит, как только твари попадут в ловушку, уничтожить пол, пустив в подвал солнечный свет. Дальше — дело техники. Забросать их бомбами “Сон Дракона”, дабы окончательно ослабить, поджечь, а затем просто добить промасленными серебряными клинками.

План сработал почти идеально. Ключевое слово — почти. Пятеро экимм, прикрывая лапами глаза от света, просачивающегося сквозь щели прогнившего пола, вышли к свежему окровавленному трупу ягнёнка, которого ведьмаки купили у мясника, зарезавшего его меньше четверти утра назад. Хоть чудовища и были сыты, но от такого подарка отказаться попросту не смогли. Они подошли, обнюхали ягнёнка и хотели было утащить к себе в нору, как дырка, из которой они скопом вышли, обрушилась у них на глазах. Дико вереща, они забегали по подвальному помещению, и тут внезапно доски над их головами под действием чудовищной ударной волны обрушились сверху. Солнечные лучи хлынули на чудовищ, как водопад. Они дико заорали, пытались выпрыгнуть, но сытость и солнце делали своё дело. Запыхавшийся Ратмир слетел с коня и закричал:

— Бомбы!

В экимм прилетело сразу шесть Снов Дракона. Поднялась дикая вонь. Твари ещё сильнее заметались, задыхаясь от ядовитого газа. Не успел газ начать рассеиваться, как он взорвался от мощных струй Игни двух ведьмаков. Экиммы быстро поджарились, падая на пол. Ведьмаки спрыгнули в подвал, дабы добить чудовищ, когда одна из выживших тварей резко, как тень, метнулась в сторону Ратмира. Старый ведьмак уже не успевал взмахнуть клинком или наложить на себя Квен. Резкий удар в бок — и Ратмир отлетел в сторону. Махнув головой, пытаясь осознать, что случилось, старый ведьмак посмотрел на то место, где он был пару мгновений назад. На его месте стоял Али в разорванном в клочья доспехе, а на груди виделись глубокие раны от когтей чудовища. Он заметно пошатывался, придавливая ногой труп экиммы, сражённой его мечом, пронзившего её сердце.

— Али! — кинулся к нему Ратмир, подхватывая на руки ведьмака-полуэльфа.

Получив серьёзные раны, парень упал без сил, теряя сознание. Мешкать было опасно. Старый ведьмак оставил Али на полу, стараясь как можно быстрее добить полумёртвых тварей, чтобы без помех помочь ученику, спасшему ему жизнь.

Добив экимм точными ударами в сердце и отрубив головы, Ратмир облил трупы маслом, поднялся наверх и уложил раненного ученика на землю. Подбежав к Дарко, он достал из подсумка "Ласточку" и заготовленный факел, который тут же подожжённым полетел в подвал, ставший могилой чудищ. Эликсир “Ласточка” ведьмаки используют для быстрого заживления ран. Ратмир влил его в рот Али. Тот был очень плох, но эликсир поможет парню некоторое время, пока ему не будет оказана настоящая помощь. За этим придётся отправиться к проверенным людям. Один из таких, кто никогда не откажет, живёт в Мариборе, а путь туда неблизкий.

До Марибора, в среднем, из Заречья путь составлял около четырёх суток, если не особливо спешить. Такой роскоши у Ратмира не было, и этот путь он преодолел почти за двое суток — гнал бедных коней во весь опор, лишь дважды остановившись для короткого отдыха и для того, чтобы дать ещё “Ласточку” Али. Парню было совсем плохо, начался бред, тело пылало от жара. Раны начали гноиться, хоть старый ведьмак и тщательно их промыл. Время уходило.

На исходе второго дня Ратмир с полуживым, без сознания, Али ворвались в город, чуть не снеся темерских стражников у главных ворот. Те очень нехотя пустили двух ведьмаков, содрав пятьдесят золотых. Дело было уже совсем к полуночи, но некоторые горожане всё ещё шныряли по улочкам, где-то раздавались песни, гуляли куртизанки, пьяницы. Те немногие, кому на глаза попались двое путников, плевали им в спину, изрыгая проклятия. Но Ратмиру не было дела до черни, он искал нужный дом — и нашёл. Спрыгнув с Дарко, ведьмак взбежал по каменным ступеням и заколотил руками в дверь.

Близилась ночь. Она сидела перед зеркалом, расчёсывая свои каштаново-рыжие пышные волосы. День был для неё сложным, весь в беготне по городу. Закупая всяческие чародейские ингредиенты, вещицы и прочие предметы для работы с магией, девушка очень устала. Больше всего на свете она мечтала побыстрее упасть в постель после купания в бадье. В комнате стоял приятный аромат цветочного мыла и духов, а на столе тихо играла музыкальная шкатулка, умиротворяя душу чародейки своей мелодией.

Она уже хотела было сбросить с себя лёгкое платье и прыгнуть под одеяло, как снизу послышался настойчивый стук в дверь. Притвориться, что никого нет, не получится, свет свечей выдавал её присутствие дома.

— Кого это принесло под ночь? — вздохнув, она посмотрела на себя в зеркало своими голубыми, как чистое небо, глазами, застегнула обратно платьице и спорхнула по ступенькам вниз. — Иду-иду!

Когда она отворила, на неё чуть не упал старый ведьмак, явно не ожидавший, что дверь так резко откроется. Рыжеволосая красавица уставилась на него, присмотрелась и неожиданно для себя радостно вскрикнула:

— Ратмир!

Тот стоял, согнувшись в поясе, оперевшись руками в колени и подняв левый указательный палец. Захлёбываясь, он пытался отдышаться.

— Здравствуй, дорогая девочка! — кашляя, выдавил старый ведьмак. — Мне нужна твоя помощь. Срочно!

— Что случилось? — она ошарашенно смотрела на него.

— У меня ученик сильно ранен, а ты...

— Быстро вноси его в дом! — перебила девушка. — Лошадей помнишь, куда заводить?

— Да.

Вскоре девушка, стянув с ученика разорванные в лоскуты остатки кожаных доспехов, внимательно осматривала раны. Ратмир рассказал ей, что случилось, из-за чего лицо чародейки исказила гримаса недовольства.

— Напомни, мой старый друг, сколько ты ему раз влил “Ласточку”? — её бархатистый голос был наполнен раздражением.

— Три раза... — отозвался Ратмир, осознавая свою ошибку. — Трисс, он будет жить?

— Не знаю! — чародейка была готова побить своего друга за то, что тот так легкомысленно влил тройную дозу мощного эликсира молодому ведьмаку, к тому же не до конца прошедшему мутации.

Трисс Меригольд, всегда приветливая молодая девушка-чародейка, весёлая и добрая, готовая пойти на многие жертвы ради друзей и близких ей людей, сейчас была вне себя от ярости. На это состояние реагировал даже её дом — мелко дрожали окна и стёкла бутылок, наполненных всяческими жидкостями. У неё в голове не укладывалось, как можно быть ведьмаком и не знать элементарных вещей, связанных с эликсирами и их различными побочными, непредсказуемо индивидуальными, эффектами. Более того, ведьмаки, по слухам, каждый сам себе готовит те или иные снадобья, учитывая особенности своего организма, рассчитывая дозировку и крепость под себя. Ратмир же дал свою “Ласточку”, рассчитанную на него самого и не подходящую, очевидно, его ученику. Именно эликсир вызвал тяжёлые побочные действия в виде жара и бреда, организм отторгал его — потому раны и загноились.

Девушка быстро намешала нужное противоядие для очень быстрой нейтрализации “Ласточки” и дала его ученику ведьмака. Молодой ведьмак моментально вспотел зелёным потом, гной хлынул из ран, изо рта вырвался мучительный стон.

— Что с ним? Он будет жить, Трисс? — старый ведьмак подскочил с места и подбежал к девушке.

— Ратмир! — сердито ответила чародейка, ненадолго прервав свое занятие. — Уйди наверх и не мешай! Я сама уже справлюсь. Отдыхай!

Тяжело вздохнув, Ратмир побрёл наверх, прихватив со стола бутылку какой-то выпивки. Трисс покачала головой, но ничего говорить не стала, вернувшись к раненому — теперь она влила ему в рот травяной настой, пропитанный магией. Парень успокоился, задышал ровнее. Собрав все свои силы, Меригольд прочитала заклинание и начала водить руками, распространяя синее свечение, над ранами, которые тут же начали затягиваться, оставляя грубые шрамы.

Закончив, она убрала руки и накрыла парня одеялом. Трисс было нехорошо, она потратила много сил, чтобы вытащить его с того света. Голова закружилась, и она упала на стул, схватившись за голову, чувствуя подкатывающую рвоту. Побочные эффекты, встречающиеся у чародеек, в основе своей — сильная слабость после использования особо мощной магии. При всей её огромной силе, Трисс тяжело переносила перегрузки, поэтому старалась очень аккуратно её использовать.

Она поднялась, пошатываясь, на ватных ногах наверх, где, напившись, откинувшись в углу на стуле, похрапывал Ратмир. Выпитая по самое дно бутылка одиноко стояла перед ним. Трисс добралась до постели и без памяти, не обращая внимания на храп старика, упала лицом в подушку — только щёлкнула пальцами, и свечи погасли.

Али открыл глаза и непонимающе осмотрелся по сторонам. Последнее, что сохранила память — он добивает экимму, падает в обморок, затем урывки воспоминаний, как ему в рот вливают неприятную на вкус жидкость — кажется “Ласточка”... Затем сильная боль. Дальше, как в могиле — тьма.

Откинув одеяло, он сел на кровати. Как ни странно, голова не болела, раны, превратившиеся в шрамы, теперь специфически украшая грудь, не давали о себе знать. Единственное, что его мучило — сухость во рту. На находившемся перед ним столике стоял кувшин с водой. Без тени сомнений или колебаний Али взял его за изогнутую ручку и присосался губами к носику, жадно глотая воду, прикрыв глаза от наслаждения.

— О! Ты проснулся. Как ты себя чувствуешь? — послышался приятный молодой женский голос.

Молодой ведьмак чуть не выронил кувшин, подавившись и разлив на себя воду. Когда он поднял глаза, ему предстала девушка с каштаново-рыжими волосами, одетая в длинное, до пола, платье и тунику, заправленную в кожаный корсет. Она стояла на лестнице, идущей наверх, и смотрела на парня с широкой радушной улыбкой.

— Отлично, — улыбнулся в ответ ведьмак. — Где я нахожусь?

— Ты в Мариборе, у меня дома, — всё так же улыбаясь, ответила девушка и спустилась по ступенькам вниз. — Меня зовут Трисс Меригольд — чародейка.

— Али Шариф — ведьмак, — он поклонился. — А где Ратмир?

— Он ушёл в город, кое-что купить.

— Что со мной было? — недоуменно спросил он.

Трисс очень кратко изложила всю случившуюся с ним историю со слов Ратмира и своих. Молодой парень сидел на краю кровати, склонив голову.

— Считай, у тебя второй день рождения, — засмеялась чародейка.

— Замечательно... — пробубнил по слогам Али, уставившись в пол. — Пару дней был один, сегодня второй...

— У тебя был день рождения? — обрадовалась она. — И сколько тебе исполнилось?

— Восемнадцать, — буркнул ведьмак.

— У-у-у! Ты совсем молодой! — вновь рассмеялась она. — А не рановато ты на охоту вышел?

— Надо же когда-то начинать, — Али пожал плечами.

— Согласна, — кивнув головой, она со вздохом встала со стула. — Жаль, что я не могу тебе ничего подарить...

— Не стоит, — отмахнулся парень. — Ты мне жизнь спасла. Это лучший подарок.

Она смущённо заулыбалась.

— Всё-таки... — она приложила указательный палец к подбородку, задумалась, — есть кое-что такое, что тебе пригодится! — она подошла к одному из множества стеллажей с книгами и посмотрела вверх. — Подсадишь?

Ведьмак, пожав плечами, подошёл к Трисс, стараясь не навредить, приподнял за колени и посадил себе на плечо. Чародейка немного приподнялась и начала перебирать книги по корешкам. Их было огромное множество, стоящих на четырёх стеллажах в небольшом тёмном закутке на первом этаже слева от лестницы наверх. Весь первый этаж являлся одновременно гостиной, столовой и прихожей. Отсюда сразу вела массивная дверь на улицу. Весь первый этаж был тёмным, и лишь небольшое окошко справа от двери, смотрящее прямо на лестницу, освещало помещение.

— Чуть правее, пожалуйста, — попросила Трисс.

Парень сделал шаг в сторону.

— Не то... А, вот! — она потянулась рукой к книге.

Понимая, что рыжеволосая чародейка не достаёт, он сделал ещё один шаг в сторону и приподнял её руками ещё выше.

— Уже воркуете, молодёжь, — в дверь вошёл Ратмир с корзиной в обеих руках.

Услышав голос старого друга, Трисс от неожиданности чуть не выпала из рук Али, громко вскрикнув. Парень быстро среагировал, опуская её на пол. Трисс покрылась румянцем.

— Благодарю, — она улыбнулась, пряча лицо. — Вот! — девушка протянула ему увесистую книгу. — Это мой тебе подарок.

Молодой охотник на чудовищ принял книгу с благодарственным поклоном. На книге было написано: «Школа Ведьмачества. От ученика к мастеру». Книга была толстенная и тяжёлая. Прекрасный переплёт из грубой бычьей кожи, страницы из пергамента. Книга делилась на множество глав и тем.

— Эта книга тебе поможет правильно изготавливать эликсиры, мази, масла и прочее, — пояснила чародейка. — Там написаны множество секретов, которые тебя уберегут от ошибок, — она акцентировалась на слове “ошибок”, указывая взглядом на мастера.

— Ты мне до смерти теперь будешь это припоминать? — Ратмир скривил лицо.

— Да, друг. Буду! — она захохотала.

Они втроём завтракали уже ближе к полудню, когда Трисс закончила с готовкой. Было непонятно, сама она всё приготовила или магия помогла, но на столе стояли тарелки с жареной курицей и телятиной, дорогое вино, фрукты. Они ели с серебряных тарелок серебряными столовыми приборами, запивая вином из серебреных кубков. Все яства были просто изумительны по вкусу.

Во время завтрака Трисс с интересом слушала рассказы Ратмира, расспрашивала Али о его прошлом, о его немного нетипичной для ведьмака внешности и о многом-многом другом. Парень, в свою очередь, не охотно желал рассказывать о себе, но не мог отказать милой чародейке. Потом она поведала и о себе, о том, каково быть чародейкой — сводя всё в шутку — и смеялась. В общем, за столом стояла очень тёплая дружеская атмосфера.

Очередную байку мастера прервал настойчивый стук в дверь. Ведьмаки тут же всполошись, выхватывая мечи и становясь по обеим сторонам дверного прохода. Немного опешившая Трисс подошла к двери, спросила:

— Кто там?

Из-за двери послышался грубый голос.

— Госпожа Трисс Меригольд? Откройте. Это срочно!

Ведьмаки кивнули ей, готовые встречать незваного гостя. Она отворила дверь, и в неё тут же вломился верзила в капюшоне. Не успел верзила что-то сообразить, его поразил удар сапогом в ногу, а как только он осел, в затылок прилетел точный удар. Сознания бугай не потерял, а только взревел:

— Вы охуели, что ли?!

Глаза ведьмаков и Трисс округлились.

— ЛЕТО?! Лето из Гулеты? — изумились ведьмаки. — Ты что тут делаешь?

Верзила выпрямился и скинул с себя накидку. Лето, один из ведьмаков Школы Змеи, товарищ по цеху Ратмира и Али, был высоким мускулистым широкоплечим мужчиной с лысой головой. Носил рубаху-безрукавку под кожаной окровавленной кирасой. На шее виднелся ведьмачий медальон в виде переплетённых змей, такой же, как у Али и Ратмира. Ведьмак был безоружен.

— Что случилось? Что ты тут делаешь? — повторил Ратмир, закрывая дверь.

Немного придя в себя, Лето из Гулеты сообщил прескверные вести. На школу напали неизвестные войска в количестве пятисот человек. Пришли ночью, открыли огонь из парочки требушетов с зажигательными снарядами. Тараном проломили ворота, ворвались внутрь. Немногочисленные ведьмаки вступили в неравный бой один к двадцати. Бились почти до утра, пока ведьмаки не стали выдыхаться. Тогда Предраг отдал приказ нескольким ведьмакам уходить подземными ходами. Когда резня прекратилась, оставшихся в замке ведьмаков сожгли, а Предгара распяли над главными воротами.

— Кто, в итоге, ещё выжил, кроме тебя? — тяжело спросил Ратмир.

— Братья-близнецы Зеррит и Эган, Матиас и Грахм, — доложил Лето и добавил: — Ну и вы двое.

Ратмир тяжело вздохнул. Али молчал, перебирая в руках снятую цепочку с ведьмачьим медальоном. Шокированная Трисс пыталась осознать услышанное.

— Придётся нам теперь разделиться, — наконец произнёс Ратмир. — Желательно скрыться до поры, до времени и не светиться.

— Уже, — Лето прошёлся по комнате. — Я и близнецы уходим на Север. Матиас и Грахм отплыли на Скеллиге.

— Хорошо, — кивнул Ратмир.

После этих слов ведьмаки распрощались. Лето покинул дом Трисс, оставив после себя тяжёлые мысли.

— Вот и пришло время и нам с тобой расставаться, мой дорогой ученик, — Ратмир стоял у двери, полностью собранный в дорогу. — На этом пороге наши пути расходятся.

— Куда ты отправишься, мастер? — грустно спросил Али.

— Не знаю... — ответил учитель. — Посмотрим.

Долгих прощаний не было. Ратмир обнял Али, затем Трисс, поблагодарив девушку за всё. Она со слезами на глазах проводила старого друга и закрыла за ним дверь. Дома остались только она и молодой ведьмак, который тоже очень быстро засобирался.

— А где мои доспехи? — Али непонимающе водил глазами вокруг себя.

— Твои доспехи превратились в мусор, — Трисс села на ступеньку. — Но у меня есть кожаная ведьмачья куртка. Осталась от близкого друга, — она поднялась наверх.

Послышался скрип открывающегося шкафа, шуршание, после чего чародейка спустилась с чёрно-коричневой курткой в руках.

— Вот, примерь.

— Это как надо было спешить, чтобы оставить такую вещь у тебя? — удивился он, кое-как натягивая куртку.

— Он оставил её, потому что жаловался, что она стала тесна ему в груди, — заулыбалась Трисс.

— И я его полностью понимаю, — сдавленно произнёс Али, чуть ослабляя на груди застёжку. — Но пока сойдёт, благодарю.

Трисс удовлетворённо кивнула.

— Ну... Мне пора, — Али подошёл к Трисс. — Спасибо тебе огромное за всё, что для меня сделала. За всё!

— Не за что... — в голубых глазах опять заблестели слёзы. — Куда ты отправишься?

— В Офир, а там как дела пойдут.

— Я не смогу тебя отправить прямиком в Офир, — замялась чародейка. — Но смогу в ближайший порт, — и, видя его недоумевающий взгляд, объяснила: — Я открою тебе портал в порт, откуда ты отправишься куда пожелаешь. Чтобы тебя лишний раз нигде не видели.

— Благодарю, — с этими словами парень обнял Трисс как родную сестру, и она ответила тем же. — Я сделаю тебе свой подарок, оставив тебе моего коня, который тебе верой и правдой послужит ещё не один раз.

— Спасибо, — она уткнулась в его плечо. — Прощай, юный ведьмак.

Али собрал свои вещи, горячо попрощался Трисс и ещё раз поблагодарил. Чародейка, сдерживая слёзы, открыла магический проход, и ведьмак ступил в его недры. Как только он исчез, портал закрылся, оставив рыжеволосую красавицу-чародейку Трисс Меригольд снова одну с какой-то непонятной тяжестью на сердце.

* * *

Следующие пятнадцать лет Али Шарифа — история, о которой вроде бы известно достаточно, но всё же многое осталось в тумане.

Покинув Северные Королевства в 1261 году, ведьмак осел в Офире, где несколько лет с успехом выполнял различные заказы. Очень скоро всё это быстро превратилось в рутину, за которой он чуть не проглядел охоту за ним самим. Идущие по его следу от самого Нильфгаарда следопыты выследили его, но сделать ничего не сумели. Их трупы потом были найдены в сточных канавах, а сам Али будто испарился.

После массового убийства в Офире Али ушёл дальше на Восток. Долго скитался. В какой-то момент потерялся в какой-то забытой Богами пустыне. Бродил до тех пор, пока не набрёл на крепость в горах местного Ордена убийц, или Ассасинов. Следующие почти десять лет ведьмак, а теперь ещё и профессиональный убийца, способный не просто быстро и тихо убивать как монстров, так и людей — простолюдинов или богачей, он был способен одним убийством свергать целые правительства. Опыт ведьмака, его мутации пришлись по душе местным обычным людям. Они и без них прекрасно справлялись со своей искусной работой, облачаясь в лёгкую броню, используя для ближнего боя сабли или короткие клинки, а для дальнего метательные ножи. Всегда скрывая лица под куфией, плотно обматывая их вокруг всей головы, пользуясь плащами с глубокими капюшонами, ассасины всегда наносили самые тяжёлые и точные удары, после чего исчезали без следа. К ним обращались по самым разным политическим вопросам. Такая работа мало чем отличалась той, чему учили заниматься собратьев Али в Школе Змеи.

Али очень преуспел в данном ремесле, став одним из лучших ассассинов, прозванным Пустынной гиеной за скорость и выносливость, умение выслеживать жертву, убивать быстро и без колебаний. Правда, он не всегда бросался выполнять приказы главного Магистра ордена, пока не узнает все подробности и причины убийства.

Здесь же ведьмак познакомился с одним оксенфуртским учёным-изгоем Себастином Кавелье, автором работы всей его жизни «Теория чудовищности. Люди и монстры» в тысячу четыреста страниц, где были описаны абсолютно все виды монстров, чудовищ, реликтов и так далее. Но это было только немного больше половины книги. Другая половина была полностью посвящена людям, их порокам, ненависти к тем, кто не таков, как они, будь то мутанты, эльфы, краснолюды и многие другие, которым тоже были отведены отдельные главы с описанием их недостатков. В итоге, главный посыл книги был прост: “Не монстры — самые опасные создания на свете. Страшнее людей природа ничего не придумала”. И это было подтверждено многочисленными примерами.

Учёного с позором вышвырнули из университета с факультета естествознания, изгнали из страны. Ему ничего не оставалось, как скитаться по миру, получая плевки в спину, пока он, так же, как и когда-то Али, не набрёл на Орден. Его приняли и изучили его работу, назвав её действительно достойной и отражающей суть всего человеческого нутра. Увы, но учёный умер от тяжёлого заболевания, подхваченного во время изгнания, в возрасте пятидесяти восьми лет. А Шариф стал всё чаще обращаться к теории чудовищности.

Пробыв в Ордене достаточно долго, Али получил высокий статус в Ордене, был посвящён в таинства. В знак этого на его руки были нанесены татуировки: главные заповеди Ордена на правой руке, а на левой — заповеди Божьи.

Уже на исходе своего третьего десятка ведьмак-убийца получил особо важное задание от Магистра.

В столице Хакланда проживал некий человек, по имени Абуди аль-Каиф. Богатый шейх, разговаривавший с султаном на «ты». Впрочем, это не мешало ему вести свои грязные дела по захвату власти за спиной правителя. Более того, Абуди пожелал не просто взять власть в свои руки, но и заключить сделку с ассасинами, на которую последние пойти не могли по ряду собственных причин.

Али отправился выслеживать жертву, найти удобное место и время, чтобы покончить с приближённым к султану. Как раз тут и начались первые странности. Аль-Каиф всегда старался ходить с охраной и только ночами. Он избегал гостей в своём доме, а те, кому "повезло" там оказаться, больше не возвращались. Дальше — больше. Раз в неделю к нему приводили женщин, обычно по три-четыре. Они тоже бесследно исчезали, и тела их нигде не находили. Ведьмачья интуиция позволила сделать вывод, что с этим шейхом что-то очень не так. Пожалуй, он вовсе не человек.

Дабы убедиться в этом, Али проник в дом, когда Абуди покинул его под покровом тьмы раннего утра. Увиденное его не шокировало. Дом как дом. Куча ковров, лежаков, сосудов для курения, подушек, тиснённых золотом. Но это была одна часть дома, та, которая на виду. Другая, скрытая, найденная ведьмачьим чутьём, оказалась куда более занимательной.

Пройдя сквозь найденную потайную дверь в новое помещение, он осмотрелся. Комната была погружена во тьму, но ведьмаку это не мешало. В ней пахло свечами и кровью, в воздухе стоял привкус плесени. На стене — огромная шкура тигра, под ней низкий стол с металлическим кубком, ножом и двумя оплавленными свечами без подсвечников. Рядом пентаграмма, нарисованная белой краской. Справа шторка, отделяющая ещё одну часть тёмной комнаты. Али отдёрнул её и тут же закрыл лицо руками. Всё, что смог выдать его язык, было:

— Ёбанный твой мозг...

Там на полу возвышалась куча полностью обнажённых женских тел. На животах вырезаны слова на знаком восточном наречии: “От жажды похоти, до жажды крови”, и такая же пентаграмма, как на полу соседней части помещения. Занятным был и тот факт, что часть тел были полностью обескровлены, а в других немного крови ещё оставалось.

Ведьмак подошёл ближе, чтобы получше изучить найденное. У более давних трупов скукожилась кожа от обескровливания, проглядывались первые признаки гниения. У всех имелась пара проколов на шее, указывающая на укус вампира. Более свежие трупы имели аналогичные укусы. А в совсем свежих Али узнал и вчерашних девушек, приведённых к шейху.

Закончив с коротким, но вполне продуктивным исследованием, Шариф покинул дом — ушёл в замок Ордена готовиться в схватке. Выводы были самыми очевидными. Осталось лишь понять, что это за вампир-культист. За этим вопросом он обратился к «Теории чудовищности».

Из неё он узнал следующее. Это однозначно был вампир, но непростой. Низшие обращаться людьми не могут, это Али помнил по охоте на экимм. Остаются переходные и высшие. Переходные подходят по всем параметрам. Они больше подвержены жажде крови. Такие вампиры могут становиться людьми, но из-за солнечного света у них возникают сложности. Им приходится всячески избегать солнца, скрывать кожу под плотными одеждами, желательно из плотной кожи, мазаться алхимическими мазями, оберегая себя от ультрафиолета, желательно носить чёрные линзы. Высший же вампир спокойно себя чувствует в обыденной среде, и отличить такого от человека невозможно, пока тот не почует свежую кровь.

Был и ещё нюанс. Если это переходный, то кто из них может пить кровь через укус и превращаться в человека. Альп? Брукса? Нет! Они только девы. А значит, их партнёрами могут быть только двое: Катакан и Носферат. Последний подходил идеально.

Освежив в памяти информацию о будущем противнике, Али вздохнул и вновь надел на себя ведьмачье снаряжение. По книге Трисс, подаренной на восемнадцатилетние, он купил и приготовил нужные масла, соорудил кустарные бомбы с серебряной пылью. Вспомнил все ведьмачьи знаки, в особенности Аард, Аксий, Игни. Проверил свой старый серебряный меч на остроту и вышел на охоту.

Наступила полночь. Жаркий ветер трепал белые пряди ведьмака, подвязанные к конскому хвосту. Небо было чистым, сияли звёзды. Узкие городские улочки освещались большим количеством факелов. Сами улочки представляли собой практически сплошной коридор домов песчаного цвета с редкими развилками. Над всем этим, в центре города, возвышался огромный монументальный храм.

Ведьмак находился на окраине города, недалеко от нужного дома, наблюдая за всем происходящим из тени на одной из крыш. Цель одиноко, вальяжно приближалась по улице к дому. Похоже, Абуди не пронюхал, что в его доме накануне побывал незваный гость. Это хорошо! Он даже не догадывается о том, что его сегодня может не стать.

Али убрался с крыши, тенью скользнул в заранее заготовленный проход на чердаке дома Абуди аль-Каифа. Ступая медленно и осторожно, проник в дом и затаился.

Шейх пришёл домой и сразу направился в ритуальную комнату. Едва отодвинув штору, он затрясся от жажды крови и желания овладеть телом одной из женщин — хоть и мёртвым. Сбросив с себя одежду, оставшись нагим, вампир-культист подошёл к одному из свежих тел и перетащил его на пентаграмму. Его глаза налились кровью, он преобразился в человекоподобное существо серого цвета, клыки отросли на дюйм. Впившись в шею мёртвой женщины, носферат уже начал было с ней совокупляться, как его окатило серебром, обжигающим кожу. Абуди дико заорал и хотел рвануться прочь — но не успел. Клинок, неизвестно откуда взявшийся, со свистом вспорол его от бедра до шеи. Вампир упал, снова обратившись в человека. Рана была огромной, быстро регенерировать не выйдет. Над ним, крепко держа клинок, стоял Али.

— Лежи, не дёргайся, тварь! — клинок обжигающе упёрся в глотку носферата.

— Кто ты такой? Как ты узнал? — глаза Абуди выражали животный ужас.

— Тот, кто положит твоим безумным увлечениям конец, — ведьмак занёс клинок вверх.

— Ты даже не хочешь знать, зачем я это делал? — вампир выставил руку вперёд.

— Ты поддерживал так свои силы, — дал за него ответ Али. — Ты жаждал крови и сил от оккультизма, но ты жаждал и секса. Вот и вся недолга.

Прочитав в глазах носферата изумление и страх о его раскрытии, ведьмак больше не медлил. Меч вспорол воздух. Абуди аль-Каиф рванулся вперёд, стараясь оказаться быстрее завывающего клинка. Бросок не возымел ожидаемого результата. Носферату удалось лишь рассечь губы ведьмака, а голова его самого тем временем покатилась по полу.

— Вот сука! — выругался ведьмак, прикладывая руку к губам, понимая, что теперь их будет украшать новый приличных размеров шрам.

Вырезав сердце и положив отрубленную голову на грудь вампира, Али использовал Игни. Тело моментально обуглилось до неузнаваемости. Покончив с этим, ведьмак Шариф покинул дом сумасшедшего вампира-шейха и возвратился в обитель Ордена.

Доклад об устранении цели крайне озадачил Магистра ордена убийц. Слушая подробный отчёт Шарифа, магистр ходил взад-вперёд, задумчиво накручивая на палец длинную узкую седую бородку. Он догадывался, что с этим Абуди аль-Каифом не всё так очевидно, но чтобы тот оказался вампиром-психопатом, в голове укладывалось с трудом.

— Это всё? — дослушав доклад, магистр обернулся к Али.

— Да, магистр, — кивнул убийца.

Магистр вновь прошёлся по гулкому залу.

— Как можно скорее покидай страну, — внезапно потребовал он. — За тобой начнётся охота. За нами тоже.

Али непонимающе уставился на старика в тюрбане и чёрной мантии поверх кандуры, на его ноги, обутые в кожаные сапоги.

— Вы меня изгоняете? — Али не верил ушам.

— Ни в коем случае! — магистр моментально искоренил эту мысль. — Ты — один из лучших учеников. При этом ты ещё и ведьмак. Наши ряды ещё пополнятся, а твои — нет.

— Я всё ещё не понимаю вас.

— После такого убийства на нас начнётся охота, на тебя в первую очередь, — пояснил старик. — Тебя потребуют выдать, но мы своих не отдаём. Лучше, если ты покинешь страну. Хотя бы на время.

— Если начнётся из-за меня война, я обязан...

— Ты никому ничего не обязан! — отрезал магистр. — Это мы тебе обязаны! Ты невольно спас жизни многих людей и даже, возможно, одного из братьев, которые могли пойти, не зная, с кем вступают в бой.

— Это моя работа — истреблять чудовищ... — пожал плечами Али.

— Вот именно! — подтвердил старец. — Тут чудовищ мало, а рисковать жизнью брата для меня непростительная роскошь.

Магистр помолчал.

— Я дам тебе всё необходимое, чтобы снарядить тебя в дорогу, — пообещал он. — Расходы возьмём на себя, братья противится не станут.

Старый магистр сдержал слово в полном объёме. Правда, этот случай для Шарифа стал скорее поводом покинуть Орден. Он пожелал снова вернуться к ведьмачьему ремеслу, при этом не забывая навыков, приобретённых у ассасинов. Ко всему прочему, Али потянуло обратно на Север, туда, где он родился. Он также думал разыскать мать и сестру — пусть и спустя столько лет.

За несколько месяцев до отправления в долгий путь домой, ведьмак-ассасин купил себе полуторалетнюю кобылу необычайной красоты породы Хакландский скакун и назвал её Асией. Старый серебряный меч был полностью перекован. Куртка, доставшаяся от Трисс и была чем-то вроде памяти о ней, отправилась, увы, на помойку. Вместо неё Али справил себе новый, лёгкий и прочный кольчато-пластинчатый доспех на основе тех, что используют ассасины. Он самолично отлил ведьмачий медальон из старого витых змей. Ныне он выглядел совсем по-иному: голова бросающейся змеи с распахнутым зевом, демонстрирующий клыки и язык. Глаза сверкали изумрудами. Али с трудом разыскал в городе чародея, сумевшего снова зачаровать медальон. Но и стоило это, надо сказать, недёшево.

Змеиная голова украсила навершие серебряного полуторного меча. Вместо прямого стального Али выбрал офирскую длинную саблю, закрепив за спиной рукоятью вниз под хват правой руки. Сами руки украсились перстнем из серебра с аналогичной головой змеи и кольцом из стали, покрытому понятной только ему письменностью. Братья-ассасины не остались в стороне, вручив ведьмаку серебряную прочную цепь с шипастым набалдашником. Роскошным подарком стали кинжал в дорогих ножнах и комплект метательных ножей. Помимо всего прочего, ему вручили щедрую сумму денег в дорогу и на ближайшее время.

Ведьмак снова пришлось покидал места, которое долгое время были ему домом. Покидал под покровом ночи. Распрощавшись с ассасинами и магистром, Али через пару ночей добрался до порта и разыскал корабль, идущий к Северным Королевствам Нильфгаардской империи. Спустя пару недель ведьмак сошёл вместе с лошадью в одном из портовых городов империи, где ему сразу же подвернулись заказы на чудовищ. Выполнив их, Али продолжил свой путь дальше.

Долго ли, коротко ли, прошло времени — неизвестно. Ведьмак оказался в пределах относительно свободной Темерии. Определённых планов в его голове пока попросту не созрело, а посему двигался он туда, куда глаза глядят...

1) Luned (Ст.р.) — Дитя, дочка, девочка.

Вернуться к тексту

2) Dh’oine (Ст.р.) — Человек.

Вернуться к тексту

3) Yea (Ст.р.) — Да.

Вернуться к тексту

4) Eweddien (Ст.р.) — Дитя.

Вернуться к тексту

5) Caemm a me (Ст.р.) — Иди ко мне.

Вернуться к тексту

6) Vatt’ghern (Ст.р.) — Ведьмак.

Вернуться к тексту

7) Abschneiden — "рубка в сторону" — короткие режущие удары с протягом.

Вернуться к тексту

8) Abwenden — "отражение" — уклонение с защитным действием.

Вернуться к тексту

9) Schielhau — "косящий удар" — боковой удар задним лезвием клинка.

Вернуться к тексту

10) Durchfuhren — "отступление под" — в ближнем бою — направление вашего острия под меч партнера с уколом в открытое место с другой стороны.

Вернуться к тексту

Они просидели почти до утренней зари. К тому времени буря на улице стихла, лишь моросящий дождик постукивал по крыше дома лекарши Ксении. Под бутылочку вина Али рассказал девушке немного о себе, затем отправился наверх отсыпаться, ибо за последние сутки поспать ему удалось в среднем не больше шести часов. Сама же Ксения, проводив ведьмака взглядом, вздохнула, проверила состояние Легкорукой и сама пошла спать.

Поутру на улице стоял густой туман, да такой, что дальше вытянутой руки не видно. Морось продолжала осыпаться на землю, скапливаясь в грязные лужи. Где-то вдалеке защебетали птицы, радуясь новому дню и большому количеству дождевых червей, извивающихся в грязи. Не было ни единого дуновения ветерка, и на улице оставалось промозгло. Где-то на горизонте сквозь густой туман пробивались редкие лучи восходящего солнца. Природа готовилась принять новый день.

Петух одного из дворов, ленивая паскуда, опоздав со временем, заорал во всю глотку, оповещая деревню о новом дне, о том, что пора вставать и заниматься хозяйскими делами. Вскоре люди, зевая и потягиваясь, стали выходить во дворы. Справляли нужду, умывались и шли в дальний хлев, где находилась скотина со всей деревни. Послышались первые голоса ребятни, звуки хлюпающих по грязи ног, выливания чего-то во двор. Деревня быстро просыпалась.

Али тем временем спал, укрывшись одеялом. Глаза он открыл только ближе к полудню. “Вот это я уснул!” — пожурил себя ведьмак, вскакивая с постели, попутно поправляя рубаху и натягивая штаны. Спустившись на первый этаж, он обнаружил, что кровать знахарки застелена, из-за занавески слышались звуки кухонной утвари и тихие женские голоса. Один принадлежал Ксении, бодрый и добродушный. Второй был вялый и болезненный. Скорее всего, это голос подобранной накануне разбойницы. Тогда ведьмак вышел к барышням, расправляя рукой длинные волосы.

— Доброе утро!

— Наконец-то ты проснулся, — разулыбалась хозяйка дома, стоя у печи во вчерашнем сарафане с фартуком на поясе. — Мы как раз собирались завтракать.

— Не поздновато? — удивился Али.

— В самый раз! — махнула рукой Ксения, ловко доставая котелок из печи.

На кровати в углу стены сидела Рута, перевязанная от груди до таза. У неё был крайне болезненный вид. Сероватое лицо, синяки под глазами, волосы цвета горького шоколада висели слипшимися прядями, похожими на ветки кустарника. Она сидела молча, пряча глаза от ведьмака. Тот отвел взгляд, не желая ее смущать.

Пока в доме шла подготовка к трапезе, Али отправился в хлев, дабы накормить заждавшуюся лошадь. Не успел он щёлкнуть замком и отворить дверь, как из загона показалась Асия и радостно заржала, увидев хозяина. Он подошёл к ней и потрепал её мягкую гриву. Пока ведьмак кормил, поил её, он всё время с ней разговаривал. Та, будто в ответ, кивала головой, топала передней ногой или фырчала. Лошадь следовало помыть, но пока на дворе холодно, это слабо представлялось возможным.

Закончив с лошадью и вновь заперев дверь, Али возвращался в дом через основной вход, и тут его окликнули:

— Ведьмак!

Он обернулся и присмотрелся. У оградки стоял вчерашний старик, подсказавший дорогу к знахарке. Потерев бороду, ведьмак подошёл к старику.

— Слушаю.

Старик помялся.

— Милсдарь ведьмак. Помогите нам.

— В чём именно? — Али сложил руки на груди, оперевшись об ограду.

— У нас охотники пропадают, — начал старик. — Уже несколько дней как. Седмицу назад пропали Радко и Юргинс, четыре дня назад не вернулись Жатко, Маркас и Рехор. Вчера бесследно исчез Густас со старшим сыном Лукасом и парой мужиков из соседней деревни.

— Все в одном месте?

— Так да! Они все ходят вон в тот лесок за холмом, — старик указал рукой в нужном направлении. — Там дичи полным-полно, вот туда и ходят. На днях надо кому-то идти, да всем боязно. Помогите, мастер ведьмак!

— Хорошо, помогу.

— Спасибо, милсдарь ведьмак! — старик просиял. — А мы пока вам награду соберём.

Али кивнул и вернулся в дом.

Там вовсю уже витал вкусный запах рыбной похлёбки с зеленью и чесноком, источаемый котелком, стоящим на столе. Возле него примостилась тарелка с ржаным хлебом, несколько картофелин и кувшин с водой. За столом уже сидела Ксения, о чём-то рассказывая Руте. Та сидела на кровати ближе к столу и потихоньку ела похлёбку из древесной миски такой же ложкой, заедая хлебом. Увидев вернувшегося ведьмака, хозяйка наполнила тарелку супом.

— Наконец-то! Давай садись за стол! Мы уже заждались.

Быстро подойдя к столу, Али уселся на табурет и принялся за еду. Дымящийся суп оказался наваристый и вкусный, отдавая пикантной остринкой. Заедая её хлебом и картошкой, Али быстро поглощал пищу, как кот, у которого могут отнять добычу.

— Никто у тебя ничего не отнимет, — будто прочитав его мысли, заверила Ксения, — ешь спокойно.

Рута постоянно при ведьмаке сидела молча, смотря в окно над столом. Хозяйка, заметив это, обратилась к ней.

— Ты не желаешь поблагодарить ведьмака за твоё спасение?

— За спасение? — вскипела она, схватившись от боли за рёбра. — Если бы не его лошадь, я тут бы не сидела.

— Если бы не моя лошадь, рано или поздно тебя бы нашли в канаве, — резонно заметил Али.

— С чего же?!

— С того, что я тебя подобрал и привёз сюда, не оставив помирать от боли и сломанных рёбер в лесу. А поверь, трупоеды тебя быстро бы оприходовали, пискнуть не успела бы, — ведьмак сделал паузу. — Кто-нибудь другой вообще добил бы. Да и сами вы нарвались.

— Меня бы нашли мои друзья! — заявила Легкорукая. — И никто не нарывался!

— Наивная ты девочка, — вздохнула Ксения.

— Во-первых! — Шариф давил тяжелым взглядом строптивую девчонку. — Вы пытались меня ограбить, не я вас. Попытка обернулась бойней. Во-вторых, твои дружки быстро дёру дали, как увидели труп вашего главаря, забыв напрочь про тебя. Ты для них такой же расходный материал, как и они сами. Не надо мне благодарностей. Просто начни новую жизнь. В следующий раз тебя просто убьют, а перед этим попользуют.

Глаза Руты округлились, изо рта вырвался тихий крик души. Она упала на подушку и отвернулась к стене, укрывшись с головой под одеяло. Послышалось тихое всхлипывание.

Ксения взглянула на ведьмака. Он был прав и прямолинеен, чем и задел бывшую разбойницу. Ничего не сказав, она собрала миски и отправилась на улицу мыть посуду. Али вышел за ней.

— Что у вас за чертовщина творится? — спросил Али, как ни в чём не бывало.

— Какая чертовщина? — Ксения уставилась непонимающим взглядом.

— Люди пропадают на охоте.

— А, ты про это... Да, пропадают. Всё никак найти не можем, кто бы помог.

— Ко мне уже обратились за помощью.

— Кто?

— Старик из дальнего дома.

— Казимиж-то? Он объявление давал. И что? Твоё слово? — она отвлеклась от мойки и отбросила волосы за спину.

— Я принимаю заказ.

— Хорошо.

— Что-то не так? — ведьмак почувствовал холод в голосе женщины.

— Всё так, — ответила она. — Вот только ты поаккуратнее с языком. Да, ты её спас, но она тебе ничем не обязана.

Ведьмак хмыкнул.

— Знаешь, я не герой, а она не принцесса. Просто надо оставаться человеком даже тогда, когда это кажется невозможным. Я остался человеком к ней и что-то просить взамен не собираюсь. Можно просто смолчать, — с этими словами он вернулся в дом и поднялся наверх.

Нет, его не задела вся эта ситуация. К нему давно пришло понимание, что, сколько ни делай добра, всё одно будут ненавидеть. За зло хотя бы искренне ненавидят. Хотя, это всё лирика, разбивающаяся о реальность. А реальность такова: ни ты никому не обязан, ни тебе никто не обязан. Человеческие отношения? Тьфу! Когда за правду тебя готовы возненавидеть, о чём может идти речь?

Отогнав от себя эти мысли, Али быстро переоделся в ведьмачью одежду, вынул из туков серебряный меч, закрепив ножны под офискими с саблей. Всё проверив, он прихватил с собой флакон "Ласточки" и "Кошки", после чего отправился в указанное стариком место.

Оно оказалось всего в полутора верстах от деревни. Пройдя чуть вглубь леса, ведьмак осмотрелся. Первое тело — мужчины лет сорока — лежало лицом в землю. Оно пролежало тут почти сутки. Значит, это один из мужиков, что пропали вчера. Перевернув его на спину, ведьмак увидел огромную рваную рану, но не похожую на раны от когтей. Возле трупа остались отпечатки трёхпалых лап и копыт. Пройдя по следам ещё дальше, Али увидел лежащие рядом трупы примерно пятидневной давности. У одного был полностью раздавлен позвоночник и рёбра, лёгкие и сердце тряпками вылезали из открытых переломов. У второго была серьёзная гематома на груди, вероятно, от удара чем-то очень тяжёлым, из-за чего моментально произошло кровоизлияние во внутренние органы, что и послужило причиной смерти. Третий сидел, прислонившись спиной к дереву. Умирал он явно мучительно. Живот вспорот, как секирой, виднелись кишки. Оставшиеся несколько трупов были найдены примерно с такими же причинами смерти, правда одному ещё и голову вырвали с частью позвонков — чуть в стороне и нашлась расплющенная голова. Походив ещё немного, ведьмак нашёл обломок оленьих рогов и кусты, где за ветки зацепился клок тёмной шерсти.

Собрав все находки и факты воедино, Морок пришёл к выводу, это Бес. Причём не старый, но и не молодой. Надо найти его логово. Возможно, там многое прояснится.

Пройдя ещё шагов сорок, ведьмак вышел на опушку. Чуть поодаль в скале разверзлась огромная дыра, уходящая вглубь. Возле входа в пещеру в нос ударил спёртый трупный запах. Прикрывая нос рукой, Али прошёл внутрь, напрягая острое зрение, борясь с желанием использовать "Кошку". Когда глаза немного пообвыкли к темноте, идти стало легче. Пещера оказалось неглубокой, и через десяток шагов ведьмак оказался в тупике, оказавшемся главным залом подземелья. Огляделся. По правую руку от него обнаружилось сильно воняющее мохнатое тело, размером с небольшую повозку. Морок подошёл к нему и осмотрел. Это оказался детёныш беса. Из тела торчали четыре стрелы, а по краям раны — запёкшаяся, почему-то тёмно-зелёная кровь. Осмотрев морду, он вгляделся в глаза. Они источали посмертно застывшую адскую боль и муку. Али вырвал стрелу с наконечником, понюхал, чуть прикоснулся языком.

— Яд! Вот же мрази!

Он обломил наконечник и вихрем помчался обратно в деревню. Ввалившись в дом слегка запыхавшимся, ведьмак прикрикнул на Руту.

— Выйди.

— Что? — не поняла девушка.

— ВЫЙДИ!

Она накинула на себя свою безрукавку и с явным ужасом прошла мимо Морока.

— Будешь уши греть — пожалеешь, что не осталась на дороге, ясно?

Та кивнула и быстро скрылась за дверью.

— Ты обалдел, ведьмак? — Ксения вышла из-за занавески. — Что ты себе позволяешь?

— Ты в курсе, что случилось с охотниками в лесу?

— Нет! Откуда?

— Так вот я тебе объясню, — Али вытащил наконечник стрелы и приставил к носу знахарки. — Ты же умеешь создавать сильно действующие яды?

Ксения с испугом кивнула. Он схватил девушку за шею и прижался к её уху, не отнимая наконечника от лица.

— А теперь быстро и подробно, без лишнего звука, тихо мне объясняешь: кто, зачем и для чего.

— Ну, пришли ко мне восемь дней назад Радко и Юргинс, — начала сквозь слёзы Ксения, — попросили изготовить порошковый яд, на случай, чтобы густой в воде был. Я и сделала. Они забрали, поблагодарили и ушли... Потом уже пропали на охоте.

— За-чем яд?

— Сказали, мышей травить...

— Мышей? Сколько ты за яд взяла?

— Пять крон.

— Тебя не смутило, что обычный мышьяк стоит чуть ли не в два раза дешевле?

— Я не думала. Меня попросили, я сделала.

— Теперь я тебе расскажу, что случилось, — ведьмак сильнее сжал руку на ее шее. — Эти уроды у тебя попросили яд, чтобы на охоте развлечься. И развлеклись. Я не знаю, может, спутали с медведем, но они подстрелили малыша беса. Самцу это не понравилось, поэтому он напал на охотников. Все останки валяются в лесу. Потом бес уже не разбирал, кого убивать. Он был убит горем, что его детёныш умер в мучениях от твоего яда, — ведьмак сделал паузу. — Так что смерть детёныша и всех охотников частично и твоя вина.

Закончив повествование, ведьмак ослабил хватку и одним движением толкнул Ксению на кровать. В его глазах горела ярость, медальон на груди задрожал, а вокруг него мелькнула резкая вспышка магической ауры. Ксения не могла ничего сказать, захлёбываясь слезами. Чувствуя, что теряет контроль над собой, Али моментально сделал глубокий вдох и выдох. Более не говоря ни слова, он прошагал наверх, взял жёсткую небольшую суму из грубой кожи с нужными зельям и маслами, спустился обратно и, пройдя мимо рыдающей хозяйки, направился обратно к пещере.

Его всего трясло от гнева. Медальон на груди дребезжал как сумасшедший. Всё вокруг трещало и содрогалось. Мощная энергетическая аура, источаемая ведьмаком полуэльфом, уже давно себя проявила. Что это — он не знал, а выяснить возможности не было. Но он надеялся на чью-то помощь — какого-нибудь чародея. Гнев часто вызывал эту магию, с которой пока удавалось справляться. До поры до времени. Остановившись у самой опушки, Морок порылся в суме и вынул оттуда эликсир собственного приготовления, названного «Мор», позволяющий гасить эту магию. Выпил, и его пронзила сильная боль от макушки до пят — и тут же всё резко успокоилось. Чуть тряхнув головой, ведьмак расправил длинные, по пояс, волосы. “Эх, надо бы вас подобрать, иначе мешаться будете”, — пронеслось в голове.

Снова подойдя к пещере, он ещё раз осмотрелся. К тому моменту распогодилось, туман рассеялся, высоко над землёй светило тёплое августовское солнце. Птицы щебетали на все голоса, где-то застучал дятел. Шумела листва, задеваемая слабым прохладным ветерком. Удачное время для охоты на чудовище.

Понимая, что бес по своей воле сюда уже не вернётся, пока не учует новых охотников, а на ведьмака чудище вряд ли среагирует, он решил приманить беса. Единственный способ, пришедший в голову — срезать с трупа детёныша кусок мяса. Это негуманно, однако с высокой долей вероятности привлечёт внимание самца. Родная кровь, как-никак. Либо... ждать смельчаков, которые не побоятся войти в лес.

Тяжело вздохнув, Шариф срезал кусок мяса и положил его рядом с входом. Из пещеры отличный сквозняк, а ветер ещё поможет разнестись тухлому запаху гниющего мяса на несколько вёрст. Остаётся только дождаться в укромном месте, благо, уже давно запримеченном в удачно расположенном естественном углублении скалы, немного поодаль от пещеры.

Закидав себя ветками, ведьмак уселся, сложив ноги, и стал дожидаться беса, заплетая белые пряди в две косички, подвязывая к общим смоляным косам по бокам головы, вплетая в один общий конский хвост, лежащий поверх прямых волос за спиной. Это была старинная эльфийская причёска, чаще используемая у эльфов Aen Undod⁽¹⁾. Мать часто рассказывала ему с сестрой про этот древний эльфский народ, про их обычаи и судьбу, так как сама являлась одной из них.

Когда с причёской было покончено, полуэльф погрузился в медитацию.

— Так, что тут у нас? Ага... «Вор из соседней деревни», «Приходи на мордобой в корчму “Задница Чёрта”». Какое интересное название...

Возле доски объявлений, изучая прилепленные бумажки, стоял седой ведьмак на вид не старше шестидесяти лет. Голову украшали абсолютно седые длинные волосы с небольшим хвостом, по скулам и подбородку ровной широкой линией шла белая борода, переходящая под носом в густые усы. Левый глаз пересекал огромный, похожий на полумесяц шрам.

Мужчина искал себе работу, пока есть время до важной встречи, до которой оставалось трое суток. В таком случае можно подзаработать немного денежек. Лишними не будут.

— Вот! — он сорвал объявление:

— «Заказ: охотник на охотников.

Уже как седмицу на охоте пропадают наши друзья, сыны, братья, отцы. С этим надо что-то делать, поэтому предлагаю нанять ведьмака и как можно скорее.

Если Вы это читаете, Мисдарь Ведьмак, обращайтесь в дом напротив.

Спросить Казимижа».

— Это уже интересно.

Седой обернулся к дому за спиной и, ведя за собой лошадь, быстро прошёл к добротной избе. Постучал. Дверь открылась быстро.

— Слушаю вас, господин, — перед ним стоял старик в длинной рубахе, телогрейке и лаптях.

— Вы Казимиж? — осведомился ведьмак. — Я по поводу заказа «Охотник на охотников», хотелось бы...

— Да, — подтвердил хозяин избы. — А вы что, никак общаетесь между собой?

— В смысле? — удивился белоголовый.

— Так заказом уже занимаются.

— Кто?

— Ну... Ведьмак.

— Какой ведьмак?

— Ну, какой-какой?.. Обычный, как вы, только гораздо моложе и черноволосый.

— Ничего себе, такой же... А где это место, не подскажете? И где этот ведьмак?

— Место в полутора верстах отсюда, — ответил старик. — Сам же ведьмак остановился у нашей деревенской знахарки Ксении. Это вам направо и до конца. Её дом ни с чьим другим не перепутаешь.

— Спасибо, отец, — поблагодарил ведьмак.

— И вам удачи в Пути, мастер ведьмак!

Откуда в этой местности выискался ведьмак, а главное, молодой? В голове новость укладывалась с трудом. Может, конечно, он молодо выглядит? Но молодой?! Странно-странно...

Старик не обманул, и дом знахарки перепутать с другими не представлялось возможным. Привязав лошадь к оградке, он прошёл к нарядному большому дому с тесовой крышей, поднялся на крыльцо. Постучал.

— Войдите, — послышалось из-за двери.

Ведьмак вошёл в дом через крохотные сени. Дом оказался очень богатым, разделённым на несколько частей, имел, вероятно, второй этаж или большой чердак, о чём говорил сплошной потолок. Сам же он оказался в большой комнате с кроватью, столом и окном над ним. Чуть правее была кухня. Слева стена с занавеской. На кровати сидела молоденькая девушка с тёмными волосами, перебинтованная от груди до талии. За столом перед ней сидела молодая женщина с рыжими волосами. Её лицо выглядело заплаканным.

— Я не вовремя? — тактично поинтересовался ведьмак.

— Опять ведьмак... — скрипнула зубами темноволосая.

— Да, я как раз по поводу первого.

— Зачем он вам? — подняла красные от слёз глаза рыжеволосая — по-видимому, Ксения.

— Вы Ксения? — уточнил мужчина.

Та кивнула головой.

— Не расскажете, что это за ведьмак такой тут у вас остановился?

Ксения снова кивнула и кратко рассказала про случившееся вчера, про самого ведьмака. Её часто перебивала сидящая на кровати девушка по имени Рута.

— Получается, он сейчас там, в лесу.

— Да.

— Спасибо! — седой ведьмак сделал лёгкий поклон головой и ушёл.

Быстро добравшись на лошади до леса, он направился в чащу. На глаза ему попался свежий труп мужчины. Присев рядом, он стал тщательно изучать его.

— Итак. Мужчина лет сорока. Его уже переворачивали. Грязь на лице старее той, что под ним. Вспорот, как будто он сорвался с кола. А это что? Следы — трёхпалая лапа и копыта. Бес. Так вот чем его вспороли. Рога. Хм... Тут ещё следы: мужская стопа, но ощущение, что ступала маленькая девочка лет пяти, настолько они лёгкие для мужчины. Значит, всё-таки, ведьмак — эльф. Бред какой-то... — седой прошёл по следам и нашёл ещё трупы. — Ещё трое. Поглядим. Эти тут лежат подольше. Странно, почему трупоеды не пришли. Беса испугались? Возможно... — наклонился над трупом. — От позвоночника и рёбер остались лишь крошки, лёгкие вперемешку с сердцем торчат наружу. Отличный перелом, ничего не скажешь... — он переместился к следующему. — Гематома на грудной клетке. Удар либо головой, либо лапой. Скорее всего, головой. Третий отползал уже сильно раненный. Истёк кровью, бедолага. Кишки наружу. Вспорот рогами.

Ведьмак решил дальше идти по тем следам, которые оставил ведьмак-эльф. Пока шёл, его не покидало ощущение какой-то магической ауры, витающей по всему пути следования эльфа. Подрагивал волчий медальон. Было ещё странно, что вереница следов была одна, хотя Ксения сказала, что он возвращался в крайне злом состоянии. Правильно говорят, что лучших следопытов или шпионов, чем эльфы, не найти. Ведьмак это знал, неоднократно принимая заказы на отряды Scoia'tael. Какой же это мороки ему стоило, особенно договариваться с ними, дабы те не нападали на военные караваны, не устраивали диверсии... Скоя’таэлей, чье имя в переводе со Старшей Речи означало “Белки”, очень ненавидели за их нравы и вроде бы хаотичные, но скоординированные действия. Туда входили различные представители древних народов: эльфы, краснолюды, низушки, за исключением монстров и людей. Ох, сколько горя хапнули северяне с Белками в войнах против Нильфгаарда, на чьей стороне те принимали участие.

В этих мыслях белоголовый набрёл на опушку. Следы эльфа тут резко обрывались, а вот следы беса вели дальше — до пещеры невдалеке. Он приблизился к пещере. Прямо перед ней на камне лежал кусок мяса, смердящий на всю округу. Ведьмак всё не мог понять, что же источает эту вонь. Так вот её причина. Ладно. Проигнорировав это, он проник вовнутрь. Здесь, в пещере, обнаружился труп детёныша беса.

— Странно, — мужчина начал осмотр, — я и не знал, что они могут размножаться. Так, труп пролежал тут с неделю. Ага! Вот тут не хватает куска мяса. Но причина смерти, понятное дело, не он. Стрелы. Одна обломана, не хватает наконечника. Пропитаны ядом. Вот что убило малыша-беса, — он задумался. — Интересно, где мой коллега? — с этими словами он вышел наружу.

Солнце припекало нещадно. Спасал только ветер, смердящий вонью гнилого мяса. И ни следа эльфа-ведьмака. Ни запаха, ни магии, которую он оставил за собой, пока возвращался. Ничего. Белоголовый потёр шею.

— Ладно, — прикинул он. — Подожду тут. Попробую сразу двоих перехватить, — и уселся посреди поляны, закрыв глаза.

Просидев так до начавшего заходить солнца, ведьмак уже решил было покинуть злополучный лес, а потом просто пойти с новыми охотниками, когда со стороны глуши послышался неимоверный треск веток, напоминающий табун лошадей, продирающийся через растительность в узком пространстве. Треск сопровождали фырканье и рычание. Тяжёлой рысью к пещере быстро приближалось огромное существо, учуявшее вонь.

Вынимая серебряный меч, белоголовый приготовился принять бой с чудищем. Именно в этот момент на поляне, непонятно откуда, возник смугловатый эльф.

Сидя в укрытии, Морок спокойно медитировал, превратившись в одно большое ухо, ощущая почти каждое колебание воздуха и земли в радиусе нескольких сотен шагов. От его слуха не укрылось приближение ещё одного человека, уверенно двигающегося к поляне. В тот момент он не стал обращать на это внимание, даже когда человек проследовал в пещеру и обратно. Интерес тот вызвал, когда сел посреди опушки. Поняв, что незваный гость не думает покидать своего места, Али, видя всё пространство перед собой сквозь еловые лапы, служившие маскировкой укрытия, присмотрелся к человеку.

Белоголовый ведьмак. Что это именно ведьмак, сомневаться не приходилось. Два меча за спиной, ведьмачий кольчужный панцирь, медальон в виде волка на шее. Кого-то этот мужчина напоминал полуэльфу. Ощущение, что он слышал о нём или как-то с ним связан, и дело не в общем ремесле. Отложив озадачившие его мысли на потом, Морок вновь погрузился в медитацию.

День начал уступать место вечеру. Макушки деревьев прятали за собой заходящее солнце, оставляя от него неровный свет на опушке, погружающейся во мрак. Ветер поутих. Не было слышно птиц, хотя они сейчас должны были начать вечерние переговоры и песнопения, а до темноты ещё оставалось время. Что-то было не так. Али напряг все свои инстинкты, максимально прислушиваясь ко всему, что происходило в округе. Чуткий слух улавливал мерное дыхание белоголового ведьмака на опушке, тело ощущало, как подземные обитатели бегают по прорытым туннелям под землёй.

Через мгновение Морок открыл глаза, почувствовав, как к опушке мчится чудище больших размеров. Удары копыт и лап сотрясали землю. Оно за всё цеплялось, неслось, не разбирая дороги, на запах мяса от родной плоти.

Быстро кинув взгляд на поляну, Али понял, что белоголовый тоже услышал и приготовился встречать беса. Медлить было бесполезно, и ведьмак-полуэльф в пару прыжков выскочил на поляну, прямо перед седым волком.

— Стой! — закричал Шариф, вынимая меч и оборачиваясь к противнику. — Не мешай! Я сам!

— Ты кто такой? — недоумевающе посмотрел на парня белоголовый, не опуская меча.

— Всё потом! — отрезал Морок. — Отойди!

Бес вырвался на поляну. Чудище крупных размеров, покрытое бурым мехом по желтовато-алой шкуре. Голова украшена ветвистыми рогами, на них виднелись подтёки запёкшейся крови. Один обломан. Глаза пылали яростью. Увидев ведьмаков, монстр взревел и бросился на них.

Ожидавший атаки Морок резким движением оттолкнул в сторону коллегу, а сам, резко уходя штопором под бросок, пальцами сложил Аард. От рук вырвался колоссальный по силе поток энергетической волны, отшвырнувший чудище на несколько шагов назад, как будто это небольшой камушек, а не тяжеленное существо. Огромная туша сломала несколько деревьев. Чудовище упало, мотая головой, пытаясь понять, как такое возможно и что произошло. В это же время Али, вытянув руку, направился к нему.

— Тише-тише! — спокойно, дружелюбным голосом произнёс полуэльф. — Я не желаю тебя убивать или причинять вред. Я знаю, что случилось с твоим детёнышем. Прими это, прошу! — ведьмак медленно приближался, глубоко в душе надеясь, что не придётся применять оружие, заведённое за спину. — Уйди из этих мест, но останься жив! Умоляю!

Казалось, что бес понимал полуэльфа. Увы... Он вскочил, ещё сильней взревел и ринулся на парня. Тот уже заранее просчитал путь отхода, сделал резкий отскок с атакой под голову чудища. Сверкнуло серебряное лезвие. Удар снизу вверх обратным хватом меча разрезал шейную артерию, хлынула чёрная кровь. Бес, будто не замечая рану, снова направил рога в сторону ведьмака. В эту же минуту в схватку вмешался второй ведьмак, секанув по бочине, оставляя рану вплоть до задних ног. Монстр снова взревел уже от боли, отвлекаясь на белоголового. Морок метнулся на беса и в один приём оказался на его спине. Ухватившись за рога всячески пытающегося его скинуть чудища, парень нанёс косой колющий удар под череп, от которого чудище сразу же начало заваливаться на бок. Прыжок — и полуэльф, мягко приземлившись, подошёл к тяжело дышащему противнику.

— Прости, — положив руку на голову умирающего беса, произнёс парень с тяжестью в голосе. — Ты не оставляешь мне выбора. Пусть твоя душа обретёт покой, — с этими словами он нанёс смертельный удар в глаз. Бес дёрнулся и шумно испустил последний дух.

Вынув клинок из глазницы, Морок упал на колени перед чудищем. Он не умел совладать с той магией, что была сокрыта внутри него и вытягивала много сил, вкладываемых в особо мощные заклинания, например, усиленный Аард.

Полуэльф тяжело вдохнул прохладный воздух всеми лёгкими и медленно поднялся на ноги. Всё это время за его спиной стоял белоголовый ведьмак.

— Ты всегда, прежде чем начать бой, пытаешься договориться? — мужчина сложил руки на груди, испытующе глядя на Али.

— Вместо бухтения лучше помоги мне, — Морок обернулся к белоголовому. — Надо труп захоронить в пещере вместе с детёнышем.

— Угу. И произнести что-то вроде: “Жил с честью и погиб с честью”, — съехидничал старый ведьмак.

— Надо будет — и это сделаю! — Морок зло посмотрел на него. — Либо помогай, либо не мешай, — с этими словами парень направился к туше беса и с большим трудом начал затаскивать ее вглубь скалы.

— И зачем я в это ввязываюсь?.. — вздохнул белоголовый, направляясь на помощь молодому коллеге.

Бес не был особо крупным, но весил не меньше четыреста с половиной фунтов. Проблем с тяжестью добавляли и ветвистые рога, цепляющиеся за всё на свете, не давая нормально протиснуться в достаточно широкий проход пещеры. Видимо, бес, когда здесь жил, входил, склоняя голову набок, дабы не цепляться ими. Теперь же его с трудом затаскивали два ведьмака, без какой-либо возможности повернуть голову. Геральт из Ривии, а именно так представился Али старый ведьмак, прозванный Белым Волком или Мясником из Блавикена, предложил просто отрубить голову, но полуэльф отмёл это предложение и предпочёл обрубить рога и сделать из них некий трофей. Бесы, как и олени, могут сбрасывать рога, а значит, это куда более гуманно, чем рубить башку. Аккуратно избавившись от рогов, что тоже стоило немалых сил, они наконец втянули тушу монстра в пещеру, на середину скального зала. Малыша беса подтянули и положили под бок самца.

— И? Что дальше? — поинтересовался Геральт.

— Надо набрать сухих веток и сжечь тела, чтобы трупоеды даже не учуяли их, а потом завалить вход, — разъяснил план действий Али.

— Не слишком ли много чести простому чудовищу?

— Чудовищу поневоле, — поправил полуэльф. — Если бы охотники ради забавы не убили детёныша, бес и близко бы к ним не подошёл.

— А как так случилось, что детёныша подстрелили? — недоумевал Геральт.

— Чёрт его знает... — со вздохом пожал плечами парень. — Наверное, отбился от самца или просто гулял возле дома. Тут охотники-то и вышли. Как сказали в деревне, никто охотиться за чудищем не собирался. Они даже не знали, что оно здесь живёт. Скорее всего, думали медведя подстрелить. Вопрос, зачем тогда ядовитые стрелы? Ай... — он махнул рукой. — Давай не будем об этом и займёмся делом.

Геральт кивнул.

Меньше чем через четверть часа оба ведьмака обложили наломанным сухостоем тела бесов, создав эдакий смертный одр. У Али нашёлся в сумке краснолюдский спирт — отличная основа для эликсиров и замечательное горючее, если под рукой нет масла. Геральт воспользовался правом старшего и лично облил тела и ссохшиеся ветки и стволы мёртвых деревьев. Полуэльф подошёл к бесам и каждому в отдельности приложил руку от сердца к голове, выражая тем самым уважение не только к чудищам, но и Матери Природе.

— Эльфская кровь, — улыбнулся белоголовый.

Морок отошёл от тел на несколько шагов к выходу, увлекая за собой Геральта. Уже у самого выхода, парень сложил пальцы в Игни, но ничего не произошло. Поначалу ничего не произошло. Волк думал, что молодой ведьмак что-то делает не так. Хотел было сам пустить огонь, как обомлел, увидев шар огня, появившийся в руке полуэльфа. Шар разросся до пары пядей в объёме, и Али запустил его в сторону сметного одра. Пропитанные спиртом брёвна с ветками и тела моментально объяло зеленовато-голубого оттенка пламя до самого свода. В нос ударил запах горящей плоти и шерсти с примесью приятного аромата горящих поленьев.

Время уже было за полночь, когда огромный костёр догорел, оставив после себя древесные и костные угольки. Разметав останки по всей пещере с помощью Аарда, Али и Геральт, разрушив вход всё тем же ведьмачьим знаком, направились в сторону деревни.

Путь от леса до деревни пролегал по полям через холм. Хоть и бури, что бушевала прошлой ночью, не было, уже потягивало холодом. Две трети августа были позади, природа потихоньку готовилась к осени. Снова заморосил прохладный дождик из небольших тучек, вяло тащившихся по беззвёздному небосводу куда-то на Восток. Шелестела под ногами трава. Где-то завывали волки, стрекотали цикады, сверчки да кузнечики. Пофыркивала и цокала рядом с Геральтом его лошадь Плотва бурой масти, ведомая за поводья.

Ведьмаки вышли из-за холма и им открылся вид на спящую деревню. Та стояла как бы в низине, и отсюда была видна вся как на ладони. Окна хат смотрели чёрными стёклами, и лишь в одном был виден свет. Дом знахарки.

— Кажется, тебя ждут, — заметил Геральт, кивая в сторону дома Ксении.

— Мало причин, по которым ждут, — вздохнул парень.

— И какие?

— Выселить побыстрее.

— Выселить? За что? — шрам на лице Волка растянулся от удивлённого взгляда.

— Взорвался я сегодня со всей этой ситуацией с Бесом, — лицо Али исказили злость и отчаяние. — Ведь это Ксения изготовила яд для охотников, и ей в голову даже не пришло, зачем он им нужен.

— Считаешь, что она виновна в мразном поступке тех охотников? — несколько повысив голос, спросил Геральт. — Кажется, она виновата в этом ровно столько, сколько мы, ведьмаки, убивая всех, кого закажут.

— Если ты идиот — выполнишь заказ без доли сомнения, — парировал Морок. — У нас есть выбор и желание, отказаться нам или выполнить его. Прежде чем совершать поступок, подумай о последствиях. Задайся вопросами. Ксения могла задаться вопросом, но она просто сделала свою работу, и тем самым навлекла смерть на тех ублюдков, на обычных парней-охотников и на детёныша, из-за которого и начались все эти смерти.

— Ох, молодой ты ещё, — тяжело вздохнул белоголовый ведьмак. — Ты не задумывался, что, откажи она им — с ней могли сделать то, о чём даже мне страшно подумать? Изнасилуют — это полбеды. Могли сжечь дом, прирезать где-нибудь. Такие, как ты выразился, ублюдки пойдут и на такое.

— Я задумывался об этом, — остановился Али, дойдя с Геральтом до входа в деревню, — но мне это тяжело принять. Задав простой вопрос «зачем», можно было решить вопрос по-иному.

— Ну, задала бы? И что? Сказали бы они правду?

— Нет, конечно. Они солгали, сказав, мол, мышей травить. У неё возникли подозрения, но она ничего не стала говорить. Ни старосте, ни кому-то из селян. Вот что странно!

— Это не странно, Али, — кошачьи глаза Геральта смотрели на парня. — Она не знает, кому можно доверять и кто её заложит в итоге. Пойми её правильно и прости. Она виновата, не спорю, но лишь в том, что создала яд. Не она взяла в руки лук и ядовитые стрелы. Не она пошла в лес на развлекательную охоту. Ещё она живёт одна, без мужика, который её бы защитил, хотя и это не гарантия безопасности, учитывая, что она чародейка, хоть и очень низкого профиля.

— Вот и вопрос, кто страшнее: чудовища или люди, — философски заметил Морок. — Когда ты помогаешь, спасаешь от поноса или страшных ран, а тебя за просто так могут убить соседи, побоявшись тех, кто посильнее, или потому что умеешь владеть магией.

— Такова сущность многих людей, — Геральт развёл руками. — Сегодня ты для них друг, а как только отказал в чём-то или задал лишний вопрос, могут и отомстить. Это касается не только чародеек, друидов и всей нашей магической братии, — Волк сделал паузу. — Во время Третьей Северной войны в Новиграде при мне сжигали не только их, но даже эльфов, низушек, допплеров и всех тех, кто хоть как-то отличался от людей. Как ведьмаков тогда ещё под нож не пустили, не понимаю, но поверь, как только чудища обмельчают или вовсе сгинут, люди с превеликим удовольствием пустят кровь и нам. Тем, кто встанет на пути изничтожения иных рас, отличных от людей. Пастух сменится над стадом, но стадо не изменится.

— Всё от пастуха зависит, — полуэльф опёрся спиной о въездной столб. — Если пастух не сумеет стадом управлять грамотно, грош цена такому правителю.

— Вот только стадо имеет свойство бунтовать, когда их иллюзорные свободы ограничивают. Люди, существа, которые готовы гнаться за иллюзией свободы, а не за Настоящей Свободой.

— Главный принцип Свободы — это определённые ограничения, — подтверждая слова ведьмака, кивнул Али. — Если дать Её без рамок, люди задохнутся.

— Кому ни дай, она всех опьянит, — хмыкнул Геральт. — Ладно, это очень тёмный лес, но я рад, что тут мы с тобой согласны.

— Ну да, — полуэльф почесал ровную бородку. — Слушай, Ксения тебе сказала, что она чародейка?

— Нет, — мотнул головой Волк. — Я почувствовал, когда зашёл про тебя спросить. Она рыдала, что и вызвало некую ауру. Но с твоей она не сравнится! Кстати, не расскажешь, как ты создаёшь знаки такой высокой мощности, и почему от тебя так и веяло магией? — Геральт вновь скрестил руки на груди.

— Как-нибудь в следующий раз, — Али не хотелось пока открывать такие тайны.

— Ну ладно, — не стал мучить его расспросами белоголовый. — А куда ты держишь путь, если не секрет?

— В Оксенфуртскую Академию, — ответил Морок.

— О! Так нам по пути, — лицо Геральта озарилось улыбкой. — Не желаешь присоединиться ко мне?

— Буду не против поучиться чему-то новому у Геральта из Ривии, — Морок улыбнулся в ответ. — Где будешь ночевать-то?

— Да всего в шагах ста разобью ночлег, — Геральт махнул головой за деревню.

— Хорошо, — кивнул Али. — Я к тебе присоединюсь скоро.

— Не стоит, — отрицательно покачал головой седой ведьмак. — Отоспись нормально в тепле и не мотайся по полям. Ещё успеется. Завтра утром прибуду к её дому, — Геральт запрыгнул на лошадь. — Бывай! — и устремился в объезд деревни на свой ночлег.

— Бывай, — тихо попрощался вслед полуэльф, направляясь к дому знахарки.

Он тихо открыл дверь и вошёл в дом. Тут было тепло и уютно. Пахло сушёными травами. На столе горели три свечи, освещая комнату. Не успел Морок опомниться, как наткнулся на сидящую на кровати Руту, сверлящую его взглядом, как сверлит глазами жена, дождавшаяся мужа-алкаша из корчмы.

— Ты чего не спишь? — шёпотом поинтересовался полуэльф, глядя на Руту.

— А ты где шляешься, ведьмак недорезанный? — вторя шёпоту Морока, потребовала ответа девушка. — Ночь-полночь! Я её с таким трудом спать утолкла, — она кивнула на занавеску, за которой находилась спальня Ксении. — Волновалась о тебе.

— Польщён, — парень медленно прошёл к столу, где стоял кувшин с водой. — Ты чего не сопишь в две ноздри, девочка?

— Ой, как бы я хотела меж глаз влепить, да толку мало, — Рута упала на кровать, крякнув от боли. — Как тебя звать-то, я запамятовала?

— Али, или проще — Морок, — оторвавшись от кувшина, шепнул ведьмак. — Пойду, лошадь накормлю, а то с этой охотой даже возможности не было.

— Сиди уже! Она всё сделала, — девушка накручивала прядь волос на палец.

— Не понял, — парень уставился на Легкорукую.

— Чего не понял? Она накормила, напоила твою лошадь, я вычесала гриву и хвост, — гордо прошептала девушка.

Лицо Али исказила гримаса полного непонимания услышанного.

— Чего смотришь на меня, как будто из красивой барышни я резко обратилась в болотную бабу? — девушка тихо захихикала.

— Если бы это было так, — Али с трудом проглотил воду, застрявшую в глотке, — твоя башка валялась бы где-то там, — он кивнул в сторону кухни.

— Какие мы грозные! — голос девушки прозвучал наигранно. — Спать иди, умник!

— А ты чего такая весёлая? — парень опёрся о край стола, вернув кувшин на место. — Вчера готова была на куски порвать, утром тоже добротой не блистала. Или ты тут по закромам полазила, бутылку Эст-Эст нашла и в одно лицо вылакала?

— Вылакала... Я тебе кошка, что ли? — её глаза игриво блеснули в неровном свете свечи. — Просто я осознала, что была не права. Ты действительно не просто ведьмак, готовый рубить бездумно головы. Даже тот факт, что ты спас меня, с какой болью ты отнёсся к ситуации в лесу...

— Так ты уши грела? — перебил Руту Али.

— Ничего я не грела, — громким шёпотом отпарировала она. — Мне Ксения всё рассказала. Про тебя рассказала, что знала.

— Ну, раз такой разговор, может, немного поведаешь о себе? — ведьмак выдвинул табурет, готовясь к тому, что услышит.

— Да, собственно, рассказывать нечего... — Рута уселась на кровати, скрестив под собой ноги. — Родилась в Гелиболе, что в Редании. Мать умерла при родах, и я осталась одна с отцом. Мне было пятнадцать, когда началась Первая Северная война против Нильфгаарда. Отца призвали в армию. Потом бой под Содденом. Гарнизоны, отвратная еда. Вторая Северная война. Отца убили в августе у Яруги. На тот момент я была в одном из гарнизонов, обучалась военному делу, хотела пойти по стопам отца. Когда стало известно о разгроме на Яруге, пришёл приказ об отступлении всех ближайших частей. Мы отступили, но нас атаковали Скоя’таэли в тыл. Нас разгромили, а меня взяли в плен. Мне дали выбор: либо сражаться на стороне Севера, либо на стороне Нильфгаарда в составе “Белок”.

Девушка сделала паузу, потянувшись к кувшину. Ведьмак подал его ей в руки. Сделав большой глоток, она продолжала:

— Меня там обучили всему: стрелять из лука, биться на мечах, в частности, на колющих. Убивать, чтобы жертва не мучилась. Я овладела умением выслеживать, читать следы. Но с тобой вчера этих навыков мне оказалось недостаточно, — Рута потёрла рёбра.

— Тут уж прости, — Али развёл руками.

— Не за что просить прощения, — она удобней уселась. — Недооценила, вот и последствия. Но это уже другая история.

Наш отряд разбили уже в Третьей Северной под Каэдвеном, куда вместо помощи союзникам вторгся Радовид, мать его, Пятый Свирепый. Как назло, мы оказались в том районе. Ну, нас заодно с каэдвенцами пустили под нож. Я, как и немногие Белки, умудрилась слинять. Уже потом я узнала, что этот психопат начал уничтожать всех нелюдей.

Я долго скиталась, не знала, куда пойти. В реданскую армию нельзя, для них я враг. Обратно к нильфам тоже, для них я дезертир. В общем, прибилась к разбойникам, что грабили караваны и странствующих одиноких смельчаков.

— Значит, вчера вы собирались меня просто грабануть, да не тут-то было, — усмехнулся полуэльф.

— Значит, так, — покосилась на него Легкорукая. — Дальше ты знаешь.

— Знаю, — кивнул в ответ Морок. — Ладно, я спать. И тебе советую.

— Давай-давай, спокойной, — пожелала она, укладываясь спать. — Свечи задуй.

Морок задул свечи и поднялся наверх, пройдя мимо глубоко спящей хозяйки дома. Сбросив с себя всю броню, ведьмак упал на кровать и погрузился в сон.

Геральт сидел на пригорке, жаря на костре купленную давеча куриную тушку, медленно покручивая её на палке, посыпав приятной, сладковатой на запах зерриканской приправой. Пахло так, что ему хотелось как можно быстрее проглотить её, хоть бы и целиком. Язычки огня ласкали тушку, потрескивая дровами и капающим на них жиром. Редкий ветерок с радостью танцевал с огнём, заставляя его менять направление пламени. Тихо пощипывая траву за спиной, привязанная к дереву, гуляла Плотва.

— Хорошо-то как... — ведьмак с удовольствием потянулся, жадно поедая курицу глазами.

Помимо еды, разум Геральта был занят мыслями о новом знакомом.

— Кто же ты такой? — разговаривал тихо сам с собой ведьмак. — Ведь неспроста ты сюда попал. Ведьмак-полуэльф! Кому сказать, у виска пальцем покрутят.

Он подбросил немного хвороста в огонь. Пламя радостно, будто жаждало новой порции топлива, заплясало, затрещало.

— И что это за магия, коей ты владеешь? Как бы так намекнуть, кому следует, о тебе?..

Еда была готова. Жадно разломав тушку, так, чтобы мяса осталось ещё на несколько дней, Геральт с удовольствием проглотил два крылышка с хлебом, запивая Реданским Светлым пивом. Поздний ужин был поистине богатым, по меркам ведьмачьей жизни в пути. Закончив с едой, Геральт, дабы не ложиться спать на полный желудок, сделал сотню отжиманий, подбросил в костёр пару поленьев и улёгся возле него спать.

1) Aen Undod — единый народ расы эльфов, существовавший задолго до Сопряжения Сфер.

Вернуться к тексту

Двумя неделями ранее...

К острову Ард Скеллиге в порт прибывало торговое судно с Большой Земли с особым гостем на борту. На встречу с ним, в сопровождении верной дружины, на причал вышла простая на вид, как и все островитянки, рыжеволосая девушка-воительница, со шрамами на щеках. Керис ан Крайт, дочь ярла Краха ан Крайта, первая королева архипелага Скеллиге, прозванная когда-то Перепёлкой.

Дочь своего отца. Смелая, отважная, умная и расчётливая правительница сумела положить конец распрям между кланами, объединив их под своим началом, наладила торговые пути с Большой Землёй, обогатила скеллигийские земли, навела порядок на островах. Само собой, в этом ей помогал её старший брат Хьялмар, прозванный Кривоустым. Увы, их отец погиб четыре года назад в битве при Ундвике от руки Эредина Бреакк Гласа — эльфа и Короля Dearg Ruadhri⁽¹⁾ из мира Aen Elle⁽²⁾, сражаясь до последней капли крови, не сдавшись перед ликом смерти. Крах ан Крайт всегда был горд своими детьми, и если бы он тогда выжил, ныне его гордость достигла бы невероятных высот.

Корабль причалил к пристани, и по трапу сошла Цирилла Фиона Элен Рианнон, попросту — Цири, дочь императора Эмгыра вар Эмрейса, дитя Старшей Крови, наследница эльфского рода знающей Лары Доррен аэп Шиадаль. Девушка с пепельными волосами, обладательница больших зелёных глаз с утончёнными чертами лица, потрёпанными шрамами, присущими всем ведьмакам. Княжна, променявшая королевский трон, душные банкеты и встречи на обычную жизни странствующей ведьмачки, как её приёмный отец, Геральт из Ривии.

— Здравствуй! Рада вновь тебя видеть на островах Скеллиге живой и здоровой, дорогая княжна, — Керис почтительно поклонилась в пояс, когда Цирилла подошла к ней. — Как-то не вяжется ваш наряд с этим большим мешком и мечом.

Действительно, Цири, с присущей ей нелюбовью к платьям, облачилась в шикарное прямое шёлковое платье почти до самой земли, с чёрно-зелёной, под цвет глаз, отделкой, с широкими лямками на плечах. Шею украшала подвеска Лары Доррен, подаренная Геральтом прямо перед началом битвы с Дикой Охотой. Чуть ниже на цепочке красовался медальон в виде головы кота. На плечах полушубок из белой волчьей шкуры. Ноги украшали высокие, по самые колени, сапоги на каблучке. С правого плеча свисал внушительных размеров мешок со всей её ведьмачьей атрибутикой и одеждой. Руки в чёрных кожаных перчатках с золотыми узорами. Левая рука держала меч, прозванный Zireael⁽³⁾.

Когда Керис выпрямилась, Цири обняла её.

— Ну, здравствуй, Керис, королева Скеллиге, — так же серьёзно поздоровалась девушка.

Вся серьёзность продержалась ещё каких-то пару мгновений, лопнув, как надутая через соломинку лягушка. Обе девушки засмеялись над всей этой чопорностью и этикетом, направляясь в Каэр Трольде, главную горную крепость и резиденцию всех правителей архипелага.

— Никогда бы не подумала, что ты так разоденешься! — засмеялась Керис, оценивая наряд Цири.

— Не всегда же ходить в одном и том же, — рассудительно заметила та. — В конце концов, я приехала сюда в гости, а не на охоту с чудищами.

— Это мы ещё посмотрим, — улыбка на лице королевы островов лучилась от счастья встречи с той, из-за которой четыре года назад разразилась целая эпопея по её поискам, приведших к открытому противостоянию с Дикой Охотой.

Они поднялись к крепости Каэр Трольде. Керис, отпустив сопровождающую дружину, пригласила гостью к столу в огромном зале, где устраивались пиршества. Им тут же подали мёд, зажаренного поросёнка, утку, хлеб, овощи, фрукты, привезённые с Большой Земли, и много чего ещё. Цири, посмотрев на все эти яства, схватилась за талию.

— Да я ж потом не влезу не то что в платье, на меня не налезут мои ведьмачьи доспехи, — с испугом произнесла ведьмачка.

Керис расхохоталась, сев напротив Цири и разливая мёд по чаркам.

— Ну? За нашу встречу! — она подняла чарку, и девушки чокнулись, аж мёд расплескался.

Керис налила ещё, смотря на Цири.

— Что-то не так? — улыбнулась та, глядя на Керис.

— Поверить не могу, что ты наконец-то снова сюда добралась, — протянув чарку, Перепёлка уселась на скамью.

Подруги выпили ещё по чарочке. Цири, стянув перчатки, жадно вцепилась в свиную ножку. Хохот Керис прокатился по всему залу. Ведьмачька, сдунув пепельную прядь с глаза, уставилась на неё, стараясь не потерять куска, вяло повисшего изо рта.

— Ты же княжна, где твои манеры? — заливаясь смехом, выдавила подруга.

— Когда это было... — пробубнила Цири с набитым ртом.

Девушки сидели друг напротив друга, общались, играли в карты, смеялись, рассказывали друг другу истории, сплетничали, подшучивали.

— Жаль, отец не увидит тебя, — Перепёлка тяжко вздохнула. — Он очень любил тебя, как родную дочь.

— Мне тоже... — воспоминания двухгодичной давности ещё резали душу. — Давай не будем об этом...

Повисло тягостное молчание.

— Ну а Хьялмар где? — изрядно опьянев, ведьмачка позволила себе расслабленно растянуться вдоль края стола, положив голову на руку.

— Не смог вырваться из Каэр Мюр, — отогнав нахлынувшие воспоминания, отозвалась Керис.

— Это же Друммонды? — поняла гостья. — Что он там забыл?

Правительница Скеллиге, разлив ещё мёду, поведала последние новости.

За несколько дней до прибытия Цириллы на острова один из ярлов, Лугос II Безумный, после смерти сына, Лугоса III Синего в резне на пиру по случаю смерти предыдущего правителя архипелага и выбора нового короля, вскоре начал окончательно сходить с ума. Ярл никогда не отличался манерами, всегда хамил и не пытался сдерживать гнев и буйный нрав, яро ненавидя ан Крайтов. Полтора года назад он сильно запил, так и не смирившись с потерей, хотя виновников тех трагических событий постигло страшное наказание — и стал ещё более отвратным человеком, чем был раньше.

Очередной раз надравшись в сопли, Лугос не нашёл ничего умнее, чем собрать дружину своего клана Друммондов. Жадные до крови, наживы и сомнительной славы, они, погрузившись на драккар, ушли в море, к острову Фаро. Укрывшись туманом и покровом ночи, они просидели у него несколько часов, за которые ярл даже не попытался протрезветь и просветлить разум. Наоборот, он заливался до тех пор, пока один из воинов не сообщил о приближении некоего судна с юга-востока. Когда корабль проходил мимо Фаро, драккар с друммондами, скрывавшийся за островом, вышел наперерез. Дальше — абордаж, море крови, куча добычи, крики “УРА!” и всё в таком духе.

Узнав об этом происшествии, Керис, создававшая торговые союзы, стёршая страх моряков перед архипелагом и пиратами, была вне себя от гнева. Покинуть Каэр Трольд она не могла, ожидая старую подругу и попутно решая вопросы, возникшие из-за случившегося, и к Лугосу в Каэр Мюр отправился Хьялмар ан Крайт, решать судьбу безумца на месте.

Перед этим Хьялмар переговорил с друидами из обители Фрейи на Хиндарсфьялле. Последствия поисков Цири потрепали Скеллиге, наверное, больше всего. Однако жрицы Богини до сих пор готовы были уничтожить чародейку Йеннифэр — по факту, приёмную мать ведьмачки — использовавшую магию Рощи Фрейи для поисков. Друиды же отнеслись к этому нейтрально благодаря Мышовуру. Хьялмар, по большей части, занимался защитой одних от других, налаживая хрупкий мир. Он мало что в этом понимал, но поехал, засидевшись дома.

— Вот такая вот история... — подытожила королева.

— М-да... — протянула Цири. — Весело тут у вас.

— Не то слово...

За дверьми послышались голоса. Кто-то очень рвался на встречу к правительнице, и, судя по голосу, это была женщина. Ан Крайт уже собиралась выйти посмотреть, как двери распахнулись, и в зал ворвалась женщина тридцати пяти лет, в сарафане, сапогах и накидке из шкуры медведя. Бесцеремонно она прошла к девушкам. Вид у неё был крайне раздражённый.

— Я хочу знать, что будет со священным Гиндаром⁽⁴⁾? — противным голосом, даже не поздоровавшись, заявила она. — Ваш брат ничего не решил, друидам мы не интересны, поэтому я приехала лично узнать ваше решение!

— Для начала, надо здороваться, — королева смерила женщину суровым взглядом. — Вы жрица? Как вас зовут?

— Эидис, — коротко бросила та, не обращая внимания на слова своей госпожи. — Мне нужен ответ! Великая Фрейя недовольна тем, что её Роща уничтожена какой-то вшивой ведьмой, которая...

— ХВАТИТ! — рявкнула Керис, забыв о манерах. — Во-первых, ты находишься в доме королевы, и пришла сюда без приглашения. Тебя никто сюда не звал. Второе: я не позволю трогать своего брата, друидов и колдунью Йеннифэр из Венгерберга. Третье: вы — никчёмные жрицы, которые ничего, кроме как возносить молитвы и лелеять Рощу, ничего не умеете и не желаете!

— Но... — опешила Эидис.

— Никаких “но”! — терпение Керис вконец лопнуло. — Я выжгу эту Рощу, если вы не начнёте заниматься чем-то полезным. Например, выращиванием целебных трав, врачеванием, а не бестолковыми, пустыми, ваших уст, молитвами Великой Матери! Мне кажется, Ей нужны не слова, а деяния, которые вам чужды. Вы — чистюли, которые даже раненым не помогаете. Наверное, именно поэтому Фрейя и позволила использовать магию Гиндар для действительно настоящего дела, спасая весь мир. Вы же, жрицы, только и рыдаете по своей Роще, более не зная, что вам делать. А теперь, — девушка указала в сторону дверей, — пшла вон! И передай, что вопрос с Рощей закрыт и она переходит в руки друидов, а жрицы, если не научатся делами доказывать свою Веру, будут изгнаны с Хиндарсфьялля.

Эидис была абсолютно подавлена. Не осталось и тени напыщенности и бесстрашия, с которыми она ворвалась к королеве. Наоборот, жрица чуть ли не на коленях уползала прочь. Как только двери за ней захлопнулись, Керис упала на скамью, громко выдохнув.

— Ненавижу таких бестолково набожных, — прошипела она, всё ещё глядя на дверь.

— Не боишься, что это чем-то аукнется? — Цири даже не изменилась в лице, когда её подруга сорвалась на Эидис.

— Они — трусы, — более спокойным голосом заговорила ан Крайт. — Когда происходили какие-то войны, бури, что угодно, они не вылезали из своего святилища, вознося молитвы о спасении. При этом к ним обращались за помощью раненые или больные, а они не пытались лечить, опять возносили молитвы. Это выглядит глупо и неуважительно по отношению к Великой Фрейе, которую я почитаю всем сердцем.

— Понимаю...

Цири еле держалась. Дальняя дорога, алкоголь и усталость сделали своё дело. Заметив это, Керис отправила подругу в подготовленные покои, где уже вовсю горел очаг. Ведьмачка, добравшись до шикарной кровати с толстым матрасом, выпрыгнула из платья и, юркнув под одеяло, мгновенно заснула.

Проснулась Цири рано. Завернувшись в одеяло, она босиком прошла по комнате к мозаичному окну и, зевая, открыла одну из створок. Солнце уже взошло над горизонтом и медленно поднималось вверх, даря тепло своих лучей всему, за что могло зацепиться. Свежий прохладный воздух ворвался в комнату, и девушка, плечи которой оказались не прикрыты, поёжилась.

Постояв так некоторое время, ведьмачка развязала свой мешок со снаряжением и разложила его содержимое на полу. С собой Цирилла привезла ведьмачий доспех, сделанный по заказу у одного краснолюда полгода назад. Ей очень хотелось похвалиться им перед приёмным отцом Геральтом. А хвалиться было чем.

Выполнив заказ в Махакаме на некое чудище, мешающее гномам и краснолюдам работать в шахтах и оказавшееся в итоге забытым там на века Элементалем Земли, Цири не только получила плату. Один краснолюд справили ей новый, элегантный, по древним эльфийским чертежам, ведьмачий доспех взамен того, что был безнадёжно утрачен в битве с магическим созданием. Он воспользовался доставшимся ему от отца чертежом, веками хранимым его семьёй. Откуда он оказался у них, было тайной для искусного мастера, мечтавшего наконец-то воссоздать его в металле, а не просто любоваться на чертёж. Такой шанс наконец-то подвернулся. Мастер всего за несколько дней предоставил ведьмачке свою работу, оценённую по достоинству не только девушкой, но и его коллегами — мастерами оружейных дел тех краёв.

Сам доспех представлял собой некий гибрид корсета и панциря, защищающий владельца от бедра по шею. Корсет был выполнен из кожи и обшит снаружи серебряной кольчугой, изнутри имелись лёгкие металлические пластины. Панцирь можно было легко надевать самостоятельно, чему способствовали ремни под наплечниками, шнуры на груди и животе. Нижняя часть доспеха выполнена в виде кольчато-пластинчатой юбки до середины бедра, не стесняющей движений.

Краснолюдский мастер сделал всё возможное, дабы доспех-панцирь отвечал главным условиям ведьмаков: он обязан не стеснять движения, а также нужно было соблюсти баланс между его весом и защищённостью. Это получилось! Корсет-панцирь весил немногим меньше десяти фунтов, но по защите мог легко потягаться с самыми тяжёлыми нильфгаардскими доспехами, при этом не потеряв элегантности корсета и не лишая женственности обладательницу.

Цири гордилась этой работой и готова была заплатить за него краснолюду, но тот отказался от платы, сказав, что она, ведьмачка, убийством Элементаля спасла множество жизней, и брать плату является неуважением. “Да и чертёж пригодился, в кои-то веки”, — с усмешкой заявил мастер-оружейник.

Вспомнив об этом с теплотой, она улыбнулась и вздохнула. Сейчас доспех был ни к чему.

Помимо панциря, Цири носила вишнёвого цвета рубаху с длинным рукавом, кожаные тёмные облегающие штаны с укреплёнными коленями, заправляя их в высокие сапоги, в которых она и приехала на остров. Вместо перчаток предпочитала туго оборачивать руки в ткань с ладоней до локтей.

Натянув на себя рубаху и штаны, накинув полушубок и сунув ноги в сапоги, она прихватила чистую простыню и Zireael. Под недоумевающими взглядами стражи Цири спустилась к морю. Найдя небольшой укромный пляж, усеянный гладкой от приливов и отливов галькой и ракушками, она, скинув с себя всю одежду, нагишом прыгнула в воду, которая оказалась холодной, пробирающей до костей, и вызывала на коже мурашки. Но это не смущало радостную девушку. За долгие годы обучения в Каэр Морхене, старой крепости, служившей убежищем и школой ведьмаков — Школа Волка — Цири привыкла к постоянным сквознякам и сну на холодном полу. Всё это закалило её, и теперь она могла без особых проблем купаться в море даже зимой.

На дворе стояла не зима, а конец лета, но вода была холодной из-за подводных ледяных течений и постоянного сходившего снега с вершин гор. На Скеллиге всегда было холодно, порой даже морозно, и не важно, лето здесь или зима. Разница заключалась в количестве осадков и штормов.

Девушка плескалась, погружалась под воду. Душа радовалась, ликовала. Она настолько увлеклась купанием, что не заметила, как на берег вышли четверо мужей, сопровождающие королеву островов. Керис долго стояла на берегу, ожидая, когда её гостья посмотрит в сторону берега и увидит их. Едва пепельноволосая в очередной раз вынырнула на поверхность морской глади, Перепёлка окликнула её.

Ведьмачка резко обернулась, позабыв, что голая, светя грудью перед ошалевшими воинами. Осознав свою оплошность, девушка резко погрузилась в воду по подбородок, пряча озябшее раскрасневшееся тело.

— Керис! — крикнула Цири раздражённым голосом. — Уведи их, пока у них ещё слюни остались! Дай спокойно выйти на берег!

Как только королева отправила телохранителей восвояси и убедилась, что те не подсматривают, она подала знак ведьмачке, и Цири, быстро подплыв к берегу, торопливо закуталась в простыню.

— На, держи, — Керис протянула ей флягу.

Как только Цири поднесла флягу к лицу, ей сразу же в нос ударил резкий запах спирта. После пары глотков по телу изнутри растеклось приятное тепло, мурашки пропали, а голова просветлела.

— Благодарю, — Цири вернула флягу.

Быстро вытершись, она оделась, и вместе с Керис они вернулись в крепость, где их ожидал завтрак — то, что нужно после отличного купания.

Как оказалось, Керис не злилась на неё, не читала морали, лишь предупредила на будущее — не оставлять вещи без присмотра и больше не плавать так беззаботно. Цири слушала её, уплетая кашу со свининой за обе щеки. Вскоре к их трапезе присоединился вернувшийся из Каэр Мюр Хьялмар. Только завидев его, Цири, позабыв о еде, кинулась на шею друга детства.

— Ну, здравствуй, Ласточка! — Хьялмар прижал Цири к себе. — Четыре года я тебя не видел. Ты всё хорошеешь.

Девушка засмеялась.

— Ты тоже, друг!

Цири знала его много лет, с тех самых пор, как она жила на островах, будучи маленькой девчушкой. Дело как-то дошло до того, что они хотели пожениться, но Крах ан Крайт был недоволен такой новостью. Он сообщил об этом её бабке, и та забрала Цири домой в Цинтру. После они долго не виделись, вплоть до того момента, пока не пришлось спасать ведьмачку от Дикой Охоты. Теперь, спустя четыре года, они снова свиделись, сохранив нежные, дружеские чувства друг к другу.

Обнявшись с сестрой, Хьялмар уселся рядом с ней и сообщил, что жрицы Фрейи успокоились и более не собираются поднимать вопрос с Гиндаром. Об этом рассказал Мышовур, и это было хорошей новостью. Была, однако, и плохая. Хьялмар не смог унять Лугоса, почему и пришлось вернуться, оставив там дружину и верного человека.

— Получается, Лугос даже не думает успокаиваться, — Керис поднялась из-за стола, потирая подбородок.

— Его вопли слышны даже на причале, в паре сотен шагов от его крепости, — ответил брат. — Вся деревня на ушах.

— Его ждёт наказание за то, что он совершил, но это, как я понимаю, его не заботит.

— А что ты хотела от Друммондов? Их ненависть к ан Крайтам сильнее здравого смысла. Мне кажется, предложи им нильфы четыре года назад помощь в свержении отца, они пошли бы на это без зазрения совести.

— И что вы будете делать? — вмешалась Цири. — Этот вопрос надо решать как можно скорее.

— Ты права, Цири, — согласилась королева. — Хьялмар, — она обратилась к брату, — готовь коней, мы едем в Каэр Мюр. Мне это осточертело уже в край.

— А я? — удивилась ведьмачка.

— Особое приглашение нужно? — бросив улыбку краем губ, Керис с братом оставили Цири одну.

Через четверть часа Цири стояла рядом с друзьями, облачившись в свои доспехи, закрепив, по-ведьмачьи, меч на спине. Без лишних разговоров вскоре все трое в сопровождении королевской дружины из десятка человек, гоня лошадей во весь опор, направлялись к Каэр Мюр — главной крепости ярлов клана Друммондов на Ард Скеллиге.

Путь до порта Гольмштейна, от которого к крепости вёл горный серпантин, составил не больше часа. Быстро поднявшись по извилистой дороге, Керис, Хьялмару и Цири открылась вся картина происходящего.

Каэр Мюр, находящийся на юге Ард Скеллиге, представлял собой древнюю каменно-бревенчатую крепость, служившую вотчиной клана Друммондов, их родовым гнездом. Её лучшие времена давно прошли, однако, по слухам, Лугос с помощью заключённых добывал камень для строительства новой башни. К сожалению, когда ярл начал опускаться, планы по восстановлению крепости стали таять как снег в середине марта.

На небольшой площади столпился народ. Протиснувшись сквозь челядь, старые друзья вышли вперёд. Лугос, окружив себя самыми верными воинами с оружием в руках, удерживал бутылку и полуторный меч. Орал всяческие непристойности, сопровождая их соответствующими жестами, не забывая присасываться к выпивке. Завидев ан Крайтов и Цири, ярл заржал как безумный.

— Вы посмотрите, кого манда принесла! — проорал Лугос. — Сама, сука, королева, хером раздери! Ну? Чо делать со мной будешь, перебздёлочка?

— Прекрати немедленно, Лугос! — Мышовур, отгороженный людьми Хьялмара, рядом с пятью ярлами, резонно попытался вразумить его. — Ты и так навлёк позор на свой клан. Может, хватит уже, ярл?

— Да на хую я вертел твои угрозы, друидешка! — Лугос выпятил вперёд живот, схватив себя за мошонку в подтверждение своих слов. — И тут же крутил я эту драную королеву!

Собравшиеся ахнули, услышав такие слова. Никто и никогда в здравом уме и ясной памяти не позволял себе поносить правителя Скеллиге. Послышались возгласы возмущения. Ярлы и Мышовур потеряли дар речи, Хьялмар хотел ринуться на безумца и защитить честь своей сестры. Керис хотела что-то сказать, но Цири остановила обоих ан Крайтов, выйдя вперёд.

— Ты готов ответить за свои слова? — изумрудные глаза с вызовом испепеляли ярла Друммондов. — Или только и можешь изрыгать свои никчёмные угрозы, подобно трусу, спрятавшемуся за спинами своих воинов?

— Что ты мне сделаешь, сраная ведьмачка? — выкрикнул Лугос. — Иди чудищ режь, мутантка недодолбанная!

Никакой реакции Цири проявлять не стала. Гнев и злость — худшие помощники в бою. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. Никто ничего и понять-то не успел, как пепельноволосая девушка возникла из ниоткуда за спиной обезумевшего предводителя Друммондов. Окружавшие бойцы только и успели охнуть, как Лугос подобно пробке из бутылки вылетел из окружения, проехавшись отёкшим лицом по усеянной мелкими камнями, ракушками и галькой земле. Бойцов Друммондов сразу же схватили дружинники Хьялмара.

— Я так просто не сдамся, шлюшка ты подзаборная! — в глазах ярла пылал огонь ненависти и безумства.

— Лугос, прекрати! — Мышовур выступил вперёд, после чего обратился к бывшей княжне: — Спасибо за помощь, Цири. Ты спасла ситуацию.

— Ещё нет, — она встала в боевую стойку. — Мы с ним не закончили.

— Это безумие! Безрассудство! — в голосе друида появились нотки гнева. — Керис, останови это!

— Нет! — королева вышла вперёд. — Я объявляю Суд Богов.

По собравшейся толпе вновь пробежали шёпоты и недопонимание происходящего, однако Керис осталась непреклонна, приказав очистить площадь Каэр Мюр, оставив место только для сражения.

— Суд Богов, так Суд Богов, — засмеялся Лугос, обращаясь к ведьмачке, — Я твои потроха выпущу и скормлю сиренам.

Цирилла даже не шелохнулась, соблюдая стойку. Безумный ярл отбросил бутылку в сторону, перехватывая удобнее меч. Выждав пару мгновений, он решил атаковать первым, надеясь взять инициативу в свои руки. Когда он был всего в шаге от пепельноволосой ведьмачки и попытался нанести рассекающий удар, девушка только уклонилась в сторону. Для неё этот бой казался танцем, не более, она легко уходила от бестолковых попыток предводителя Друммондов нанести хоть какой-то удар. В один из моментов боя Цири оказалась с ним спиной к спине. Резкий разворот — и она от всей души пнула Лугоса под зад. Дико ругаясь матом, ярл упал, но поднялся, не собираясь сдаваться. Уж чего-чего, а сдаваться Друммонды не умели.

— Так и будешь бегать от меня? — яростно зарычал Безумный. — Или твои папаша с мамашей тебя только и научили бегать и ножки раздвигать, как они сами?

Самыми близкими людьми и настоящими родителями Цириллы долгие годы являлись ведьмак Геральт из Ривии и чародейка Йеннифэр из Венгерберга. Слова Лугоса оказались для неё крайне болезненными. Не теряя самообладания, дававшегося с трудом, она молча поманила противника. Не заставив себя долго ждать, ярл ринулся на ведьмачку. Чувствуя, что та попытается вновь увернуться, он заранее начал рубящий замах с плеча в сторону уклонения.

Эта атака не оказался неожиданностью для ученицы Геральта. Цири ушла под неё, закрыв себя клинком, выпрямилась и нанесла чудовищной силы удар. Стальной звон разлетающихся осколков клинка Лугоса неприятно резанул слух. Ведьмачка схватила удивлённо уставившегося на то, что осталось от его оружия, ярла за шиворот, и, протащив к стоящей неподалёку бочке, окунула лысую голову в ледяную воду. Она повторяла и повторяла это раз за разом, и никто не посмел её остановить.

Вытащив очередной раз голову Лугоса из бочки, девушка зло спросила:

— Хватит или ещё?!

В ответ услышав кучу мата, она снова окунула его голову и держала под водой до тех пор, пока ярл не начал задыхаться. Только тогда к ней подошёл Хьялмар и положил на её руку свою. Почувствовав это прикосновение, Цири как будто вернулась в себя. Лугос одним рывком вылетел из бочки и рухнул, больно ударившись о землю.

— Победу на Суде Богов одержала Цири, — молодая королева подошла к ведьмачке.

Вокруг послышались аплодисменты, свист и крики. Толпа ликовала, а бойцы друммондов окончательно погрузились в уныние. Их клан теперь унижен на все острова, позор не смыть даже кровью или достойной смертью в боях. Репутация уничтожена, и её уже не восстановить. Некогда сильнейший клан пал.

Сидя посреди площади, Лугос долго тёр ушибленные бока и лысую голову, вытаскивал из бороды набившуюся грязь. Как только Керис отвернулась, безумец воспользовался моментом, метнув в королеву тесак, всё это время находившийся у него в сапоге. Если бы не её подруга, скорее всего молодая ан Кайт погибла бы. Почувствовав что-то, Цири бросила взгляд именно в тот момент, когда ярл уже замахнулся. Ей очень повезло, так как меч оставался в руках. Молниеносным движением Zireael девушка отразила летящую смерть. Тесак со звоном отлетел в сторону, а его владелец получил сильнейший удар с колена в челюсть от телепортировавшейся к нему Цири.

— Да я тебя сейчас... — взревел Хьялмар, бросаясь на Лугоса, но Перепёлка ухватила его за плечо.

— Это бесполезно, — она сама подошла к ярлу. — Лугос Второй, по прозвищу Безумный. Ты обвиняешься в подрывной деятельности против ан Крайтов, неповиновении приказам, доведении своего клана до упадка, нападении на торговое судно, что подорвало нашу репутацию, — она сделала паузу, — а так же в оскорблении и покушении на жизнь королевы Скеллиге.

— По закону островов тебя, Лугос, ждёт суровое наказание, — к Керис подошёл Мышовур вместе с другими ярлами.

— Мы приговариваем тебя, — заговорил один из ярлов, — к самой страшной казни.

— Ты будешь прикован к скале по пояс в воде, — продолжил второй.

— Будешь брошен без питья и еды, — закончил третий.

Королева кивнула головой.

— Решение принято, — ледяным голосом заключила она. — Лугос будет прикован на западной скале от порта Гольмштейна. Клан Друммондов отныне переходит под правление моего брата Хьялмара ан Крайта Кривоустого. Под его началом будет восстанавливаться слава клана. Это мой прямой приказ!

В ответ на это бывший ярл Друммондов, стоя связанный на коленях, завыл от злобы и отчаяния.

На острова уже опустилась ночь, когда неподалёку от порта Гольмштейна, всего в трёхстах шагах слышались звуки забивания металлических кольев в скалу, сопровождаемые лязганьем цепей. Как и обещалось, Лугос Безумный стоял распятый, голый по пояс в ледяной морской воде, его руки были воздеты кверху, скованные кандалами и цепями. Жуткое зрелище. Его глаза были абсолютно пусты и безумны, рот извергал проклятия. Впустую. Законы Островов были выше сострадания.

— Это жестоко, — прошептала Цири, глядя на происходящее.

— Таков Закон Скеллиге, дитя моё, — вздохнул Мышовур. — Лугос сам навлёк на себя это наказание.

Возле скалы, помимо Цириллы, Мышовура и тех, кто приковывал приговорённого, молча стояли ярлы и ан Крайты. Кто-то отвернулся, кто-то тихо шептал молитвы Фрейе об упокоении души. Стояла крайне гнетущая обстановка, и лишь Лугос надрывался во всю глотку.

— Всё! — к Керис подошёл один крупный скеллигиец, приковывавший ярла.

— Уходим отсюда, — как-то рассеяно приказала она, уходя в сопровождении брата, друида и Цири.

Процессия поднималась по серпантину обратно в Каэр Мюр, всю дорогу слыша вопли со стороны скалы, разносившиеся, казалось, по всему архипелагу. В груди ведьмачки что-то ёкнуло, и она обернулась в ту сторону. В это же мгновение над тем местом, где оставили осужденного, с воплями взвилась стая сирен, за которым последовал душераздирающий крик Лугоса, моментально оборвавшийся. Керис, осознав непоправимо произошедшее, собралась было вернуться, но её остановили.

— Поздно, — Цири держала её за плечо. — Сирены его уже разорвали.

— Печальный конец ярла Лугоса Второго Безумного, предводителя клана Друммондов, — со вздохом констатировал Мышовур.

После всего случившегося Цири пробыла на островах ещё несколько дней. Вместе с Керис и Хьялмаром, который сбрил рыжую бороду, проиграв в состязании, они ездили на охоту, вместе думали над политическими вопросами. Время шло. Ведьмачке пришло время возвращаться на Большую Землю. Очень тепло расставшись со всеми, кто ей был дорог на Скеллиге, Цири отплыла в Новиград.

1) Dearg Ruadhri — Дикая Охота.

Вернуться к тексту

2) Aen Elle (Народ Ольх) — эльфский народ, переселившийся в другой мир.

Вернуться к тексту

3) Zireael — Ласточка.

Вернуться к тексту

4) Гиндар — Роща Фрейи.

Вернуться к тексту

— Мне вот любопытно, — прижавшись к притолоке, Геральт сложил руки на груди, — сколько времени уходит у эльфов на их причёски?

— Может, ты заткнёшься, седой, а? — прыснула Рута.

— Грубо ты как-то.

Девушка только скривила лицо.

Геральт уже давно приехал в дом знахарки Ксении и ожидал своего неожиданного попутчика. Время подходило к полудню, а темноволосая Рута не пожелала отпускать ведьмака-полуэльфа без какой-нибудь благодарности и, не найдя ничего более стоящего, она просто решила сделать ему красивую причёску. С одной стороны, это глупо и бесполезно, с другой — эльфы часами могут расчёсываться, укладываться, завивать хвосты и косички, украшая свои обычно длинные волосы различными заколками, ободками и прочими украшениями. Для эльфов это целый ритуал, который со временем, когда начались войны и гонения на нелюдей, оказался утраченным — как и многие другие, по тем или иным причинам.

Али сидел на краю кровати, а девушка, выпросив у хозяйки расчёску, стоя позади на коленях, вычесав смоляные волосы, заплетала косички и хвост.

— Оставь её в покое, Геральт, — ведьмак спокойно принял желание девушки. — Ты лучше скажи, как путь держать будем-то?

— Я предлагаю через Дориан и напрямки в Велен, — ответил Волк. — По пути сможем пару заказов прихватить.

— Дельная мысль, — Али почесал подбородок. — В Вызиму не заезжаем?

— Смысл? Но, если желаешь...

— По ходу дела.

— Не дёргайся! — Рута слегка дёрнула полуэльфа за волосы. — Потом поболтаете.

— Ладно-ладно... — повиновался он.

— Пойду лошадей проверю, а то ещё задержимся, — усмехнувшись, Геральт удалился.

Вскоре Легкорукая закончила с причёской полуэльфа. Если не считать того, что она заставила его вымыть голову и вычесала длинные пряди волос, у неё получилась вполне себе обыденная его причёска, разве что более аккуратная. Рута зачесала большую часть волос назад и заплела конский хвост. Затем она сплела белые пряди со специально оставленными для этого тёмными, в результате чего получились бело-смоляные длинные косички по обеим сторонам, сплетённые между собой на затылке, свисающие поверх ровных, заострённых прямо вверх, эльфских ушей. Получилось очень даже интересно. Понимая, что причёска на время, она повязала Али свою тесёмку.

— Всё, — она аккуратно спрыгнула на пол, осматривая ведьмака со стороны. — По-моему, замечательно. Не скажешь, что ты ведьмак.

Без лишних слов Морок поднялся и посмотрелся в зеркало. Он не сразу признал себя. За последние несколько лет он вообще редко смотрелся в него, а выглядел идеально чистым ещё реже.

— Благодарю тебя, дорогая Рута, — он поклонился. — Вот только, как я тебе потом повязку верну?

— Это подарок на память, в знак моей благодарности, — засмущалась девушка.

Неожиданно ведьмак её нежно обнял.

— Ты мне напоминаешь чем-то мою сестру...

— А что с ней? — ответив тем же, спросила она.

— Не знаю... Но мечтаю её найти.

— Тогда, — она посмотрела ему в глаза, — искренне желаю тебе найти её. И передавай от меня привет.

Пока Морок задерживался в доме, Геральт стоял у забора вместе с Ксенией, поглаживая Плотву. Рядом притопывала Асия, терпеливо ожидая хозяина. Обе лошади были уже полностью готовы к дороге.

— Жаль, что вы уже уезжаете, — с печалью в глазах произнесла Ксения. — Мне казалось, что вы ещё побудете.

— Али может остаться, а вот я, увы, нет, — пожал плечами белоголовый.

— Он не останется...

— А ты хотела бы?

— Больше да, чем нет, — женщина подняла на ведьмака мокрые глаза. — Едва он переступил порог моего дома, у меня что-то внутри перевернулось. Да, я отдаю себе отчёт, что вы, ведьмаки, не можете иметь семей, привыкли к странствиям, и, так такового, дома у вас нет. Но скажите мне, вам бы не хотелось иметь свой родной дом?

— У меня уже есть дом, — с улыбкой, ответил Геральт. — И семья вроде как есть. Вот только ты правильно заметила — мы привыкли к дороге и к своей работе. Как солдаты привыкают к долгой войне, так и мы привыкаем к своей работе и более не можем без неё. Скучно и тягостно.

— Так значит, ведьмачество — это, в некотором смысле, проклятие?

— Тут кому как.

— Ну а вам, милсдарь Геральт?

— Для меня это не проклятие. Я знаю, что могу вернуться домой, где меня ждут. Залатают, и я снова выйду на охоту, — он сделал паузу. — Когда переведутся монстры, тогда, скорее всего, я полностью осяду. Если быть честным, я порядком устал.

На пороге показались Али и Рута. Они подошли к Ксении и Геральту. Прощание для Ксении далось с трудом. Этого было не объяснить, но полуэльф запал ей в душу, как и Руте. Знахарка изначально понимала, что поставь перед ним выбор между ней и Легкорукой, он выберет вторую, что очевидно. Он не выбрал никого. С каждой он попрощался тепло, но сдержанно. Не желая допустить слёз и затягивать ситуацию, Морок вскочил на лошадь, и оба ведьмака покинули деревню, оставив двух красавиц со слезами на глазах.

Путь ведьмаков пролегал всего в версте от Заречья. Лошади трусцой двигались по широкой дороге, разделяющей бескрайнее поле. Светило утреннее солнце, пахло травами, над цветами жужжали пчёлы и осы, изредка прогоняя друг друга с понравившегося цветка. Вальяжно от цветка к цветку перелетали бабочки различных окрасов. В небе кружились птицы, наперебой чирикая и играя. Где-то каркали вороны.

Прошло около двух дней с того момента, как Али и Геральт покинули деревню, где жила Ксения и осталась Рута Легкорукая. По дороге Морок узнал у Волка, сколько тот получил за беса. Оказалось, триста сорок золотых. Геральт предложил ему половину суммы, но полуэльф отказался.

— Ты это слышишь? — внезапно Геральт остановил Плотву.

Морок прислушался. До его слуха долетели крики о помощи откуда-то со стороны. Кричал мужчина.

— Слышу! — молодой ведьмак развернул Асию и помчался в ту сторону. За ним же устремился Геральт.

Промчавшись по высокой траве, срезая себе путь, они упёрлись в небольшую рощицу, из которой доносились мольбы о помощи. Заведя лошадей чуть поодаль, ведьмаки привязали их к дереву, а сами, выхватив серебряные мечи, устремились на помощь.

Пройдя рощицу поперёк, они увидели ещё одно чистое поле. По земле, пятясь спиной, отползал мужчина лет тридцати, а за ним по пятам следовал призрак в виде изуродованной до неузнаваемости девушки. Челюсть отсутствовала, свисал длинный язык. Кожи тоже не было, лишь остатки мышц. Рваными лоскутьями висело платье, напоминающее свадебное. На голове венок из жухлых цветов. Бестия медленно, но уверенно настигала жертву, не давая ей встать, будто бы играя с ней.

— Белая Дама? Сейчас? — удивился Геральт. — Никогда бы не подумал, что снова с такой встречусь.

Призрак мгновенно отреагировал на голос ведьмака и тут же растворился, оставив после себя блуждающие клубы тумана.

— Геральт, я займусь ей, а ты прикрой этого, — Али кивнул в сторону напуганного мужика, а сам в два прыжка оказался на том месте, где исчезла Белая Дама, крепко сжимая рукоять меча, готовясь кинуть ловушку Ирден.

Белая Дама, или разновидность Полуденницы — крайне дрянной призрак. Природа появлений таких потусторонних созданий до сих пор доподлинно неясна. Обычно они появляются в местах, куда их притягивает некое мощнейшее чувство: любовь, ненависть, злоба или все три одновременно. Опасны до чёртиков. Имея возможность растворяться и появляться из ниоткуда, могут без труда напасть на жертву с любой стороны, создают свои зеркальные копии. Будто бы этого мало, твари изматывают жертву, но сами не чувствуют усталости. Они неуязвимы, и всё, что можно противопоставить подобным бестиям, это ведьмачий знак Ирден, он же — магическая ловушка, которая сможет материализовать бестелесное создание, сделав её уязвимой. Кроме того, отлично помогают бомбы Лунная пыль, содержащие серебряную пыльцу, они не дают призраку возможности обратиться в бестелесную форму.

Единственный вопрос, который именно в данный момент оставался неясным — почему Белая Дама вышла на охоту раньше полудня.

Туман начал виться вокруг ведьмаков и жертвы. Геральт, подбежав к мужчине, уже занял оборонительную стойку, внимательно наблюдая за серыми клубами. Морок вообще стоял как вкопанный, закрыв глаза, вслушиваясь в окружение. Хоть призрак и перемещался бесшумно, однако задеваемая им трава всё равно выдавала его местонахождение. Эльфский слух, усиленный мутациями, улавливал каждый шелест и шорох.

Наконец, клубы тумана резко устремились к ведьмакам, принимая облик изуродованной дамы и множась. Меч Геральта одним ударом разрубил двух призраков, но это оказались копии. Белый Волк бросил взгляд на Али. Тот даже не шелохнулся, хотя к нему стремительно в лоб приближался призрак. Краем глаза он увидел, как ещё один заходит сбоку. Геральт хотел было окликнуть Морока, но тот, резко открыв глаза, кинул Ирден на землю. Ровный круг ловушки оказался внушительных, пятнадцать шагов в диаметре, размеров, заключая в своём радиусе как ведьмаков с мужиком, так и Даму. Ловушка материализовала её, сделав уязвимой. Под ней тут же громче зашелестела трава. Мороку это и нужно было. Сделав кувырок в сторону, он кинул бомбу, окатывая тварь серебром, из-за чего та издала какой-то хрипяще-пищащий звук. Бросок — и голова призрака упала наземь, скукожилась до мумии, а тело растворилось в воздухе, оставив запах озона.

— Спасибо вам, мильсдари ведьмаки, — отряхиваясь, поблагодарил мужчина. — Только вот отблагодарить мне вас нечем.

— Сначала я задам пару вопросов, — отстраняя Геральта, хотевшего что-то сказать, подошёл Али, всё ещё держа меч в руке. — Дева не просто так хотела тебя убить. Это необычное поведение для неё, поверь мне. Она целенаправленно желала твоей смерти. Рассказывай, кто это, и почему ты.

— Да не знаю я, — замялся мужик. — Я пришёл сюда прогуляться, и тут она из-под земли появилась. Ну, я жопой в землю и отползать. Встать не смог, так как нагоняла. Боялся, замешкаюсь хоть на писюльку, и нет меня.

— Это ты хорошо подметил, — всё-таки вмешался Геральт. — Но меня тоже интересует вопрос, почему ты оказался здесь?

Али, не желая продолжать беседу, убрал меч за спину и отошёл в сторону, чтобы осмотреться. На глаза ему практически сразу попалась одна деталь. Множество довольно свежих следов мужских сапог разного размера, ведущих к клёну. Меж корней обнаружилась промятая, будто кого-то вдавливали, земля, пропитанная кровью. Тут же нашлись остатки разорванного нижнего женского белья, а на коре — частички светлых волос. Непонятно, по какой причине, ведьмак поднял голову вверх. Лучше бы он этого не делал. На ветке, среди густой листвы, висела на собственном разорванном сарафане голубого цвета полностью обнажённая молодая девица, лет двадцати от роду. Тело грязное, всё в синяках и царапинах. Между ног виднелись запёкшиеся кровоподтёки. Лицо посмертно искажено болью и страданием.

Челюсти Али стиснулись до нестерпимой боли в зубах, сдерживая рвущийся из глубины души крик. То, на что он смотрел, было чудовищно! Не желая видеть этой жуткой картины, Морок вскарабкался на дерево и аккуратно снял тело с ветки.

— Ты что там?.. Ох, твою ж мать!.. — подошедший и увидевший тело Геральт закрыл ладонью рот.

Парень накрыл голое тело остатками сарафана и закрыл лицо, чтобы Геральт не видел на нём выражения душевной боли и слёз. Порой Али задумывался, что было бы, если бы мутации уничтожили в нём чувства? Но сейчас он мечтал об этом.

— Это она, — пытаясь проглотить комок в горле, полуэльф указал на мёртвую девицу, — причина Белой Дамы. Она висит тут со вчерашней ночи.

— Почему ночи? — удивился Геральт.

— Не спрашивай, просто поверь, — отрезал Али. — Она была девственницей. Её изнасиловали как минимум четверо, это если судить по количеству пар сапог. Тут её прижали между корнями, — он кивнул на примятую землю, — разорвали платье, сорвали нижнее бельё, попользовались. А после бросили её на произвол судьбы.

— Это объясняет, что нет следов её ног, — задумался Геральт и присел, изучая следы. — Всё затоптано. Хотя, если мы по их следам пойдём, никуда они не приведут.

— Согласен... — сдавленно пробормотал Морок. — А где этот? Мужик?

— Зараза! Я его отпустил.

— Куда он направился, не сказал?

— Как же! Скажет.

— Его надо найти, и срочно! — Али поднялся с колен. — У тебя есть во что завернуть её?

— Есть, но зачем?

— Надо узнать, откуда она, и отдать родным.

— Али, ты совсем чокнулся? — Геральт прищурил левый глаз. — Тебе делать больше нечего? Сожжём останки, и дело с концом.

— Боюсь, не с концом, — покачал головой Морок. — Мы не знаем, на что она завязана. Может, и на кровь, коей тут впиталось, думаю, прилично.

— Как же я тебя сейчас хочу удавить, — Геральт со вздохом закрыл лицо рукой, — но хер с тобой! Сделаем, как ты скажешь.

Морок лишь молча кивнул.

Смириться с теми моральными ценностями, коими оказался одарён Али, для Геральта, ведьмака с огромным опытом, оказалось делом не простым. В битве с бесом он ещё принял тот факт, когда молодой ведьмак попытался договориться с чудовищем. Кое-как принял почётные его похороны. Но сейчас Белому Волку это стало надоедать. Да и не прельщало сознание того, что придётся искать родных покойной девушки. Обычно он решал вопрос с бестией, брал трофей, получал награду — и всё. Последствиями занимались исключительно заказчики. Геральт потихоньку начинал жалеть о встрече с ведьмаком-полуэльфом, даже одно это сочетание абсолютно разных миров начинало бесить.

Бурча проклятия под нос, Геральт всё же достал из седельной сумы большой кусок мешковины, зачастую служащий ему подстилкой на ночлеге, и отдал его Али. Морок сразу завернул тело в мешок и положил на спину лошади.

— Не подскажете, у вас, часом, не пропадала девушка лет двадцати?

— Да, пропала одна... — почесал затылок селянин. — Кристина. Сестра Тайлера Нейла.

— Как его разыскать?

— Он живёт всего в ста шагах от Дориана. По этой дороге, крайний дом справа.

— Благодарю, — кивнул Геральт и вернулся к Али, стоящему неподалёку, дабы не привлекать излишнего внимания.

После трёх последних войн с Нильфгаардом, нанёсших крайне ощутимые разрушения Королевствам Севера, Эмгыру, сделавшему Темерию своим ленником, пришлось обширно восстанавливать разрушенное, выделяя беспрецедентные суммы. Это северное королевство пострадало, наверное, наряду с Цитрой. Деревни разграблялись, скотина изымалась, людей казнили по поводу и без. Теперь территория Темерии вновь отстраивалась, появлялись новые деревни при хуторах и свободные поселения, развивалась инфраструктура.

Али и Геральт въехали в одну из таких новых деревень. Всё здесь выглядело новым, современным. Отстроены лавки купцов, кузница, большая общая деревенская баня с отдельным искусственным водоёмом. И деревня, и стоящий немного обособленно хутор, которому она и принадлежала, находились под надёжной темерской охраной.

Между этой деревней и той, что находилась прямо за городом Дориан, расстояние было небольшое, всего в полверсты. Люди спокойно перемещались из одной деревни в другую по широкой песчаной дороге, пролегающей между обширными полями пшеницы и льна. Через каждые тридцать шагов несли службу солдаты темерской гвардии.

Ведьмаки быстро нашли нужный дом, стоящий недалеко от узкого каменного моста из города. Добротный одноэтажный каменный дом с черепичной крышей, отделанный известняком, посреди небольшого двора. Раньше бы Геральт принял такой дом за хоромы зажиточного барина. Все эти предрассудки рушились об один упрямый факт: подобными домами застроена вся эта деревня, которую он, к слову, и не помнил.

— Я пойду, поговорю с хозяином, а ты присмотри за лошадьми, — Геральт спрыгнул с Плотвы и направился к дому. Возражать полуэльф не стал.

Дверь открылась сразу после первого стука. Геральта встретил молодой человек не старше тридцати лет. Русые волосы, серо-голубые глаза — как у мёртвой девушки, завёрнутой в его мешковину. “Ой, зараза...” — пронеслось в голове ведьмака. Он понял, что попали они по верному адресу.

— Мастер ведьмак? — глаза хозяина округлились. — Чем обязан такой встрече?

— Вы Тайлер Нейл?

— Да, я, — ответил парень, поправляя тунику.

— Скажите, вы разыскиваете сестру?

Глаза Тайлера округлились ещё больше, в них забрезжила слабая надежда. Он кивнул.

— Давайте пройдём в дом, — предложил Геральт, сам увлекая за собой хозяина, но, уже переступив порог, обернулся к Мороку, показав жестом, что можно нести тело. Тот без слов взял на руки тело несчастной и направился в дом.

Войдя внутрь, Али с порога столкнулся взглядом с Тайлером, который явно был обеспокоен. Рядом стоял Геральт. Морок уложил тело на пол, склонился и откинул угол мешковины, открывая мёртвое лицо девушки. Тот вой боли, вырвавшийся изнутри Тайлера, передать и описать не получится даже у самого искусного мастера владения словом. Он упал на колени перед телом, крепко прижав к себе мёртвую, повторяя только одно: “Кристина”.

Стоя на одном колене, положа на него правую руку и склонив голову, тяжело вздохнул полуэльф, прекрасно понимая чувства того, кто узнал о гибели родного человека. Его карие глаза с вертикальными зрачками с трудом поднялись на Тайлера, обнимавшего мёртвую сестру. Геральт же стоял молча, сложа руки на груди. Выдержав длительную паузу, он, в конце концов, обратился к брату покойной:

— Не хочу показаться бестактным, но ответьте мне, Тайлер, как пропала ваша сестра? Мы должны знать.

— Где вы её нашли? — с трудом выдавил он.

— В полях, всего в двух с половиной верстах отсюда.

— Как она умерла?

Геральт очень кратко изложил всё, что было ему известно. После этого и Тайлер поведал, что знал, с того дня, как пропала Кристина.

Кристина Нейл была хороша собой — обладательница русых длиннющих волос, почитай, до земли. За ней всегда хотели приударить молодые парни. Об этом всегда узнавал Тайлер, хотя он и редко вмешивался в жизнь родной сестры. А тут привязался к ней Миколош, как он сам себя называл, бывший солдат темерской армии. Он носил соответствующую полугражданскую форму. Тайлера сразу смутил этот человек — его попытки скрыться от гвардейцев, снующих туда-сюда по деревне, выглядели подозрительно. Однако сестра не слушала брата, по уши влюбившись в этого Миколоша, и ей была абсолютно не важна разница в возрасте, странности и скрытность. Брат несколько раз отваживал этого ухажёра куда подальше. Без толку!

День назад Миколош вновь появился у двора. Кристина, как дурочка, плясала вокруг него, радовалась. В какой-то момент девушка бросилась ему на шею и поцеловала. Завидев это, Тайлер вышел к ним, узнать, что такого радостного случилось. Оказалось, что Миколош предложил руку и сердце Кристине, и та была готова выпрыгнуть из кожи от счастья. Само собой, Тайлер пинком под зад отправил Миколоша восвояси, из-за чего горячо поругался с сестрой. А ближе к ночи Кристина пропала — сказала, что ей хочется прогуляться, и ушла.

— А я ей поверил, идиот несчастный! — коря себя, Тайлер сидел, схватившись руками за голову. — Но я не знал, где они обосновались...

— Хватит, — Морок положил руку ему на плечо. — Слезами ты ничего не исправишь. Займись лучше ею, — он кивнул головой на тело, — омой, одень прилично. Утром похороним.

— Хорошо, — простонал Нейл. — Вы утром вернётесь?

— Может, и раньше. Мы оставим лошадей у тебя на дворе?

— Да-да, конечно... Там есть небольшие стойла с сеном и водой....

— Благодарю.

Ведьмаки вышли во двор.

— Ответь-ка мне, Али, что ты задумал? — Геральт смерил товарища внимательным взглядом.

— Ничего, — пожал плечами полуэльф. — Буду делать свою ведьмачью работу.

— Это какую? Хоронить? Убивать людей?

— Послушай! — Морок схватил Геральта за грудки. В его глазах горел неистовый огонь, руки напоминали тиски, а вокруг него засветилась еле заметная, цвета орхидеи, аура. Ведьмачьи амулеты обоих были готовы сорваться с мощных цепочек от возникшей магии. — Если ты боишься или у тебя какие-то моральные принципы, я тебе слова не скажу. Но не вздумай меня останавливать! Нравится смотреть на такое — пожалуйста, смотри! Я терпеть не стану, чтобы какие-то твари позволяли себе такое. Позволили один раз — позволят ещё не единожды! — его голос походил на шипение кобры, коих в пустынях было немало.

— А ты, я смотрю, моралист, каких ещё поискать, — спокойно ответил Геральт, не пытаясь высвободиться. — Вот только ты сейчас поднял руку на друга и собираешься убить людей. И мне не нравится смотреть на мёртвые тела, хотя за всю свою жизнь я насмотрелся на них до блевотины.

— Молодец! — Морок рывком отдёрнул руку и направился к Асии. — Так ты со мной или отсидишься тут?

— Идём, моралист хуев, — вздохнул Геральт, всё-таки принимая доводы полуэльфа, — помогу в поисках.

Поиски заняли крайне много времени и сил. Начинали их ведьмаки во второй половине дня, а заканчивали уже ближе к полуночи. Такая трата времени была вызвана сложной ситуацией, связанной с тем, что ни Тайлер, ни других жители деревни не знали, где обосновался Миколош. По следам идти было бесполезно. Даже за деревней следы путались между собой, и нужный терялся. Вернувшись пешком туда, где всё началось — а именно, к тому самому клёну — они изучили всё по новой. Геральт всё время рассуждал вслух, осматривал каждый клочок земли, выискивая следы. Что же до Морока, то он пытался что-то найти немного в стороне.

— Геральт! — закричал Али. — Есть кое-что.

Ведьмак поднялся с корточек и направился к полуэльфу. Подойдя к нему, Волк увидел то, на что тот указывал. В зарослях высокой травы, где искал Морок, на земле обнаружился кусок оборванной ткани от военных штанов, какие носили темерцы. Было непонятно, как он тут оказался, но именно на нём запеклась кровь, принадлежавшая Кристине. Вероятно, по этой причине его и оторвали, чтобы хоть как-то скрыть улики. Кусок ткани неимоверно вонял потом и мочой с далёкой тухлецой болот и очень старой крови.

— Смердит, как гнилец, — Геральт отпрянул от куска ткани. — Владелец штаны стирал хоть раз?

— Найдём, спросишь, — хмыкнул Али. — Кто пойдёт по следу?

— Ты нашёл, ты и иди.

— Кто опытней?

— Дай сюда, зануда! — Геральт вырвал тряпку из рук Али, и чуть не упал от смрада. — Этой дрянью... — ведьмака чуть не стошнило, — отлично с бодуна поднимать.

Смрад, плутая по полям, лесам, кое-как привёл к его владельцу. По правде говоря, Геральт крайне сомневался в успешности данной затеи, чуть не потеряв след у одного из большаков. Но, слава богам, удача оказалась благосклонна к ведьмакам, выведя их на лагерь дезертиров из темерской армии, обосновавшихся на разрушенной лесопилке.

В лагере обитало с десяток вооружённых людей. Там были разбиты несколько больших палаток и свалено награбленное добро. В скромном доме, больше походившем на бывший сарай, горел свет. Посреди самой лесопилки трещал большой костёр, а вокруг собрались пятеро мужиков. Трое арбалетчиков стояли по периметру. Ещё двое с алебардами охраняли дом.

— Запах принадлежит вон тому, — прошептал Геральт, указывая на одного из сидящих у костра. — Крайний справа.

— Ты со мной? — так же тихо спросил Морок.

— Нет, блядь, буду тут сидеть и землянику жрать, — съехидничал Волк, протягивая ладонь с несколькими ягодами. — Хочешь?

Морок вздохнул, но юмор для разрядки обстановки принял.

Ведьмаки вышли к дезертирам. Увидев ведьмака и полуэльфа, бандиты повскакивали со своих мест, хватаясь за оружие.

— Кто вы такие? Что вас сюда принесло, приблуды? — хрипло поинтересовался один из дезертиров с голым торсом.

— Девушка, которую вы изнасиловали ночь назад, помните? — не став тянуть время, в лоб спросил Морок. — Я знаю, что вы не все там были, но и своих не сдадите, так?

— Рот закрой, нелюдь поганый! — гаркнул арбалетчик в пробитом в нескольких местах доспехе.

— Кажется, он задал чёткий вопрос, — Геральт спокойно стоял спиной к спине с Али, понимая, что они окружены.

— Мне плевать, кто кого оттрахал из моих людей, — вновь заговорил мужик с голым торсом. — Ты прав, ведьмак. Хер тебе их сдам. Ей, парни! Покрошите их, а то чот скучно становится.

— Просто ответьте, кто был инициатором? — ещё раз попытался Геральт.

— Мать твоя! — заржал бородатый мужик с мечом.

— Да ладно, парни, скажите ему, — сквозь общий хохот заговорил второй арбалетчик в подшлемнике и стёганке.

— Ах, вы про ту девку? — осмелел ещё один бандит с дубинкой, явно сильно пьяный. — Ох, мы её трахали! Прям на месяц оторвались. Бойкая! Спасибо Миколошу!

— Цыц! Заткнись, идиот! — цыкнул на него голый, но опоздал.

Молниеносное движение руки Морока — и смельчак, захлёбываясь кровью, тяжело упал на спину. Из горла торчал метательный нож.

— Уничтожить их, выродков! На куски порезать! — завопил с голым торсом.

Али на мгновение повернул голову к Геральту.

— Как только ударю в землю, кидай Квен!

Геральт кивнул.

Бандиты начали сжимать кольцо, медленно походя к ведьмакам. Арбалетчики не спешили стрелять, боясь попасть по своим, поэтому просто держали самострелы наготове.

Оценив обстановку, Морок с глубоким вдохом закрыл глаза, складывая пальца в Игни. Миг, и его глаза резко раскрылись, рука ударила в землю, быстро складывая пальцами Аард и Ирден. Воцарилось полное затишье. Даже дезертиры прекратили наступление, не понимая происходящего. Тут задрожала земля, заплясала, как при землетрясении, пуская трещины, закипающие огнём. Наступавших окружил ровный круг Ирдена, замедляя их так, что они не могли толком пошевелиться. Земная твердь под ними закипела от дошедших до них трещин. Огромные столбы огня вырвались под бандитами, сжигая их заживо. Нестерпимый жар повис над лагерем, и в этот же момент Геральт наложил щит Квен, спасая себя и Али от огненного ада.

Всё длилось считанные мгновения, оставив после себя угольки от людей, расплавив их броню и оружие.

— Что это было? — Геральт поднялся с колен, осматриваясь.

— Не спрашивай, — посоветовал Морок. — Считай это магией.

Внезапно дверь сарая распахнулась, и из неё метнулся человек, пытающийся сбежать в лес. Рядом с Али лежал чудом не сгоревший арбалет с болтом. Схватив его, парень вскинул самострел и пустил вслед убегающему болт. Послышался крик боли. Оба ведьмака побежали осматривать подстреленного.

С болтом насквозь под коленом пытаясь сбежать, полз человек. Рывком перевернув его, ведьмаки увидели Миколоша.

— Ах, ты ж мразь! — Али, не сдерживая гнева, ударил Миколоша, сломав ему нос. — Теперь быстро рассказывай, как вы измывались над девушкой! Колись, гнида, иначе на куски порублю!

— Да пошёл ты! — зло процедил Миколош, смотря прямо в глаза Али. — Она повисла на мне, а я ей воспользовался. И парни воспользовались! Хотела любви, вот и получила по полной! Жаль, сдохнуть не смогла нормально!

— Послушай, ты, подонок! — тут уже вмешался Геральт, подняв того за грудки. — Ей всего двадцать лет. Наивная дурочка, поверила тебе! Зачем же ты тогда предлагал жениться?

— А чтобы затащить к парням, — засмеялся Миколош. — На бордель денег не хватало, а тут такой случай. Почему б не воспользоваться? Так она ещё и девкой оказалось!

Не выдержав таких слов, Морок выхватил саблю и снёс голову Миколоша. Кровь окатила Геральта, и тот отшвырнул тело в сторону.

— Мразь! Подонок! — прошипел полуэльф, стряхивая кровь с клинка.

— Спасибо, что мою голову не снёс, — Геральт вытирал рукавом кровь с лица. — Пошли обратно.

— Пошли.

— Ну и что это за магия, не расскажешь, всё-таки?

— Тебе действительно это интересно? — Али поднял голову на Геральта.

Дело приближалось к утру. Где-то на горизонте показались первые проблески солнца. Зори с каждым днём становились всё прохладней, на травяном ковре поблёскивали капельки росы. Потягивал лёгкий прохладный ветерок. Редкое уханье совы ещё слышалось по лесам, всё больше перебиваемое пением ранних птиц.

В этих предутренних сумерках, отойдя от деревни, ведьмаки, раздетые по пояс с лопатами в руках, копали яму в три с половиной аршина глубиной. Копать было вполне легко. Земля оказалась мягкой и податливой. На краю ямы отдыхал Геральт, а Морок орудовал лопатой на дне.

— Почему нет? — ухмыльнулся белоголовый. — Должен же я знать, что ты выкинешь?

— Я не твоя баба, чтобы чего-то от меня ожидать, — отозвался Али из ямы. — Но, если желаешь послушать, тогда меняемся.

— Раз такое дело, — Геральт подобрал лопату, — вылазь оттедова, дальше я сам.

— Вот это я понимаю, желание вызнать, — Али выбрался по крутому краю, уступая своё место. — Если без особых подробностей, то я и сам не знаю, откуда у меня такая сила. Что касается знаков, то их я совершенствовал долгие годы, учился усиливать. В один из моих экспериментов с ними у меня и открылась эта магия. Как сейчас помню, как практиковал Игни. Поначалу всё шло хорошо: огненная волна, искры пламени, огненная струя... Не буду эту тему разжёвывать, ладно?

Вот тогда что-то и пошло не так. Я попытался усилить знак за счёт внутренней воли. Надо сказать, получилось недурно, учитывая тот факт, что находившиеся вокруг меня стены — а тренировался я в пещерах, подальше от людей — не просто покрылись сажей, а сама порода обгорела. Именно тогда впервые мой медальон затрясся на шее, как припадочный. Один раз Аардом случайно расплющил кости одному бандюге. Самое опасное случилось, когда я находился в очень хреновом душевном состоянии... Не помню, что спровоцировало меня, но из меня вырвался магический поток, готовый уничтожить всё вокруг. Еле-еле смог себя остановить. Благо, пострадали только провокаторы.

— Подожди-подожди! — Геральт вскинул на него озадаченный взгляд. — Ты сказал про поток магии. Он был похож на энергетический?

— Был, — кивнул Морок. — А тебе что-то об этом известно?

— Ещё как! Ты же дитя эльфов, так?

— Наполовину. Стоп! То есть, ты хочешь сказать, что это как-то связано с моей матерью?

— А ты не знаешь, к какому она роду принадлежала?

— Вот чего не знаю, того не знаю, — развёл руками полуэльф. — Я только знаю родителей моей матери, и то с её слов.

— Вот, холера... — выругался Геральт. — Если это то, о чём я думаю, то тебя, парень, ждут большие неприятности. Благо, я как раз еду на встречу с человеком, который с этим знаком не понаслышке.

— Хм... Всё-таки есть тот, кто сможет мне помочь.

— Ничего не обещаю, но возможно, поможет. А как ты снимаешь такие приступы? Я видел, как ты что-то пил, когда мы сжигали останки Миколоша.

— Это «Мор», — пояснил Али. — Я его сам изготовил. Он помогает снять приступы и свести до нуля бесконтрольный всплеск магической энергии, при этом я не теряю возможности колдовать знаки. Что ещё важно, он не токсичен и не конфликтует с ведьмачьими эликсирами.

— Я смотрю, ты ещё и алхимик, — Геральт выкинул лопату и сам вылез из ямы. — Готово.

— Отлично, — Морок снова спрыгнул вниз и начал вырисовывать что-то на стенках. — Все ведьмаки алхимики, кстати. Просто у меня есть отличная книга.

— Это какая? — Геральт натягивал на себя куртку. — Кстати, а что ты там делаешь? — он присмотрелся. — Ирден? Зачем?

— Затем, — отозвался Али. — Вскоре поймёшь. Книгу потом покажу.

— Ладно.

Закончив со знаком, Морок сам выбрался наверх.

— Идут, — парень кивнул в сторону деревни и тоже облачился в свой доспех.

От деревни шла многолюдная траурная процессия. Четверо несли на носилках, покрытых льняной тканью, тело девушки. Солнце к этому времени уже поднялось над горизонтом, заливая округу светом.

— Надо спешить, — Морок подошёл к Тайлеру. — Прощайся с сестрой, и нужно тело срочно опускать в могилу.

— К чему такая спешка? — недоумевал тот.

— Поверь, так надо, — молодой ведьмак положил руку ему на плечо. — Твоя сестра должна обрести покой.

Тайлер кивнул, опуская носилки на сырую траву. Прощался он недолго, после чего Кристину, завёрнутую в лён цвета чистого неба, опустили в могилу. Всё это время Али шептался с Геральтом, объясняя некоторые нюансы.

Как только солнце полностью поднялось над горизонтом, из могилы донёсся жуткий хрип, переходящий в стон. Собравшиеся в панике шарахнулись кто куда. Над могилой поднялся туман, а из него вырвалась полуденница — разъярённая, готовая напасть на первого, кто попадётся ей на пути. Первым, кого она заприметила, оказался Тайлер. Бестия ринулась к нему, но неожиданно ударилась о невидимую стену и пошатнулась. Недоумевая, она обернулась и увидела, как Морок прижал руку к земле, удерживая Ирденом её в ловушке. Тогда она быстро направилась к нему, хрипя и вытягивая руки.

— Геральт!

Когда призрак добрался до Морока, собираясь убить того, кто её держит в ловушке, из её груди вырвался серебряный клинок. Чудище завыло от боли, и тут же полуэльф схватил её за лоб, произнося заклинание:

— Trwy ewyllys y ddaear, tân, aer a dŵr! Rwy'n eich rhyddhau o hualau cywilydd!

Полуденница затряслась, пытаясь вырваться из мёртвой хватки. Пустые зрачки встретились с глазами Морока. В карих глазах полыхал огонь цвета орхидеи. Она забилась ещё сильнее.

— Trwy ewyllys y ddaear, tân, aer a dŵr! Rwy'n eich rhyddhau o hualau cywilydd! — повторил полуэльф. От его руки полилась лёгкая дымка, обжигая призрака.

Полуденница шипела, хрипела, извивалась, но вырваться не могла.

— Trwy ewyllys y ddaear, tân, aer a dŵr! Rwy'n eich rhyddhau o hualau cywilydd! — третий раз практически проорал Морок.

В этот же миг призрак весь покрылся чем-то обжигающим. Полуэльф оторвал руку ото лба и, шатаясь, отступил в сторону, схватившись за руку. Полуденница завизжала, замахала руками, издала последний вопль. Туман накрыл её полностью и взорвался, откидывая рядом стоящих в разные стороны.

Первым пришёл в себя Геральт. Вскочив на ноги, он сразу бросил взгляд на могилу. Его челюсть отвисла. Он видел разные чудеса, сам снимал проклятия, но даже ему, опытному ведьмаку, это показалось чудом.

У могилы стояла фигура девушки. Без сомнений, это была сестра Тайлера — Кристина. Русые длинные волосы, голубое платье — но лицо не было застывшим от ужаса, а излучало спокойствие и красоту. Но это была душа, а не живой человек.

— Кристина? — Тайлер смотрел на неё отупевшим взором. — Ты жива?

— Нет, глупый, — улыбнулась девушка. Её голос звучал звонким эхом. — Но я освободилась от оков злобы, ненависти и страха, — она повернулась к еле стоящему на ногах Мороку. — Я от всего сердца благодарна тебе, добрый ведьмак, что не только отомстил за меня, но помог обрести свободу и покой.

— Не за что... — на измождённом лице полуэльфа показалась вымученная улыбка. — Покойся с миром, дорогая Кристина.

— Покойся с миром, Кристина, — повторил Геральт, подходя к Али.

— Покойся с миром, моя любимая сестричка Кристина, — сдерживая слёзы, произнёс Тайлер.

Девушка улыбнулась и испарилась, оставив после себя лишь простенькое серебряное колечко. Тайлер поднял его и подошёл в Мороку.

— Оно должно принадлежать вам, — он протянул кольцо полуэльфу. — Это её подарок на память.

— Сомневаюсь, что мне, — обессиленно помотал головой Али. — Ты её брат, а значит...

— Примите его, — отрезал Тайлер Нейл. — Она хотела бы этого.

Сил спорить уже не было, и ведьмак надел кольцо на мизинец, после чего просто осел на землю.

— Что с ним? — занервничал Нейл.

— Он потратил очень много сил, — Геральт держал парня на руках, сидя на коленях.

— Тогда примите эту плату, — Тайлер протянул мешок с золотом. — Это вам от всей нашей деревни за Кристину, за тех подонков и за помощь в погребении.

— Убери, — Волк строго посмотрел на брата Кристины, отодвинув руку с мешком. — Иначе он меня потом с дерьмом съест.

— Отказ для меня хуже оскорбления.

— Ай, идите вы все! — Геральт взял деньги. — Прощайте, и удачи вам!

— И вам, мастеры-ведьмаки!

В тёмном зале, находившемся в тайных подземных катакомбах Нильфгаарда, освещённом несколькими сотнями свечей, вокруг огромного круглого стола стояли четыре женщины, глядели на карту континента, всматривались в магическую проекцию.

— За последние четыре года это один из сильнейших магических всплесков, — задумчивым тихим голосом произнесла светловолосая красавица в зелёном шёлковом платье с внушительным декольте.

— Подобной силой может обладать только одно существо — дитя Старшей Крови, — кивнула головой с короткими чёрными волосами другая, уперев руки в бока.

— Да мне плевать! — взбеленилась третья, в богато украшенном платье и с плотной повязкой на глазах.

Четвёртая же, красавица в салатовом платье, подвязанным зелёным поясом, обладательница карминово-рыжих волос, аккуратно убранных за заострённые уши, сидела на дубовом стуле с высокой спинкой, изучая старинную книгу в очень потрёпанном переплёте. Она прибыла сюда лишь по приглашению той, что сейчас оставалась в тени, находясь в этом каменном зале. Её мало интересовала беседа Маргариты Ло-Антиль, Фрингильи Фиго и Филиппы Эйльхарт, её давних коллег по чародейской Ложе. Долгие годы она скрывалась где-то в Синих Горах, не желая более ничего иметь общего с Ложей, но какой-то внутренний голос и приглашение вынудили её вновь оказаться в обществе чародеек, возглавляемых Филиппой.

— Ида! — Филиппа пребывала в гневе. — Тебя вообще не интересует наша беседа?

Эльфийская Знающая подняла на неё свои большие глаза, отложив раскрытую книгу на стол.

— Если вы знаете подобные прецеденты, особенно двухгодичной давности, — мудро заметила эльфийская красавица, — то начните именно с них. Возможно, дитя Старшей Крови вновь использовала свою силу.

— Это невозможно! — из темноты вышла женщина с роскошной смоляной волнистой гривой, одетая во всё чёрное и белое, обладательница фиалковых глаз, источающая аромат сирени и крыжовника. — Цири давно не использует свои силу, прекрасно осознавая её разрушительность.

— Ты в ней так уверена? — строго спросила Филиппа, взирая на неё выколотыми глазами. — Йеннифэр. Я понимаю, насколько тебе и Геральту дорога Цири, но если это действительно она...

— Я абсолютно уверена, — Йеннифэр высокомерно взглянула на Филиппу. — Более того, мне стало известно, что этот источник находится ни где-нибудь, а в Темерии, а последний всплеск зафиксирован в Заречье.

— Слишком умная, Йеннифэр из Венгерберга? — огрызнулась Старшая Ложи. — Мне это и без тебя известно!

— Дамы, успокойтесь, — Маргарита посмотрела на двух чародеек. — У нас и так врагов море, а мы ещё и меж собой склоки устраиваем.

Последние годы между Филиппой и Йеннифэр сложились крайне натянутые отношения. По большей части, основу неурядиц заложила сама Филиппа, с радостью прикрывая за помощью Цири свои планы по занятию вакантного места подле Королевы Севера в качестве главной советницы. Однако этим планам не суждено было сбыться. После кровопролитной битвы с Дикой Охотой Геральт надолго скрыл от Императора Нильфгаарда Цириллу, доложив о её гибели. Именно тогда мечты Филиппы лопнули. Всё, что смогло спасти в то время Ложу Чародеек, так это пакт, заключённый между Йеннифэр из Венгерберга и императором Эмгыром вар Эмрейсом. При этом Йеннифэр отдала своё место Филиппе, а сама покинула Ложу, сбежав с Геральтом из Ривии, и позднее осела в Туссенте вместе с ним.

Хоть Филиппа и получила главенствующую должность в Ложе, её эго не могло простить отказ Цири от трона. Чародейка, прозванная Совой, во всём винила Йеннифэр и Геральта. По этой причине Эйльхард передёргивало от нахождения в одном зале с Йеннифер.

Что же до Йеннифэр, то она относилась к Филиппе абсолютно равнодушно. Когда она покинула Ложу, с её души будто камень упал. Нет, старые привычки политической сферы у неё остались, как и порой очень скверный характер. Вроде была она и доброй, и мудрой, но всё это будто балансировало на чертовски тонком острие ножа пополам с безжалостностью, беспринципностью и жестокостью. Тому была особая причина.

До того, как Йеннифэр из Венгерберга обрела красоту, она рождена была горбуньей. За эти тяжкие годы девушка натерпелась много чего: унижения, жестокое отношение, издевательства, причём не только от посторонних, но и от собственных родителей. Свою же нынешнюю молодую красоту, сохраняющуюся, несмотря на возраст в сто один год, она обрела, находясь в школе для чародеек Аретузе.

— Уважаемые подруги, — Ида обошла вокруг стола. — Я не желаю более слушать вас, поэтому немедленно отправляюсь в Aen Elle. Когда вы упомянули Цириллу, мне пришло в голову проверить одну мою теорию.

— Ты не желаешь ею поделиться с нами? — спросила Маргарита. — Я не буду настаивать, если не желаешь.

— Пока не буду уверена в ней, смысла говорить нет, — покачала головой эльфская знающая. — До скорой встречи!

Разверзся портал, и эльфийка покинула зал.

— Её эльфская высокомерность меня уже просто выбешивает! — заявила Филиппа. — Зачем ты её сюда притащила?

— Если выброс похож на Старшую Кровь, то лучше эльфов в этом никто не разберётся, — Йеннифэр скрестила руки на груди, встав вполоборота к Филиппе. — Или у тебя есть иные предложения? Выкладывай!

Под повязкой, в том месте, где должны были находиться глаза, что-то заполыхало огнём. Всё-таки больше эльфов Сову бесила только чародейка из Венгерберга.

— Что ж, девочки, — кашлянула Фрингилья. — Раз пошёл такой разлад, я пока покидаю вашу тёплую компанию.

За столом остались лишь Филиппа, Маргарита и высокомерно наблюдавшая за всеми Йеннифэр.

— Думаю, на этом мы закончим на сегодня, — предложила, наконец, Маргарита. — Всё одно, к общему консенсусу мы сегодня не придём.

Зал быстро опустел, и лишь сквозняк от закрывшихся порталов гонял пыль по каменному полу.

* * *

Как обычно, ближе к ночи всевозможные пивные, развлекательные и прочие подобные заведения набивались до отказу. Вот и сейчас в корчме «Семь котов» было людно. Пелись песни, хохотали посетители. Кто-то играл в карты, кто-то просто заливал глаза различным спиртным. Несмотря на довольно мрачную репутацию заведения, привлекающего подозрительную клиентуру, в корчме всегда отменно кормили, всегда была качественная выпивка, а корчмари редко кого посылали на хер без веской причины.

Не случайно именно эту корчму, а не иную, например, в том же Новиграде, до которого пройти всего несколько сотен шагов, Цири выбрала в качестве места встречи со старым другом. Можно, конечно, было завалиться в «Хамелеон», бывший бордель «Шалфей и Розмарин», принадлежащий Юлиану Альфреду Панкрацу виконту де Леттенхофу — или попросту Лютику — и его другу краснолюду Золтану Хиваю, да вот в чём загвоздка — эта спевшаяся парочка смоталась куда-то, а находиться в таком неприличном заведении без знакомых, ведьмачке крайне не хотелось. Ничего не оставалось, как осесть в «Семи котах».

Стянув с себя броню, Цири развалилась вдоль скамьи, оперевшись спиной о бревенчатую стену. Чтобы привлекать как можно меньше внимания, она выбрала самый дальний угол в закутке корчмы. Меч лежал между скрещенных и вытянутых на скамье ног. На столе дымилась рыбная похлёбка, манили своим видом свиные рёбрышки, пах земляникой с малиной тёплый компот.

Путешествие от островов Скеллиге до Большой Земли всегда было для неё утомительным и муторным. А тут ещё и в сильный шторм попали. Старая посудина, скрипя досками, еле-еле добралась до Новиградского порта, где благополучно пошла ко дну. Да и пока Цири была на корабле, питалась она только хлебом с водой, что для её ведьмачьего организма, хоть и без мутаций, чревато обессиливанием. Сейчас же она просто отдыхала, ожидая, пока остынет заказанная еда.

Сквозь оконце напротив пепельноволосая ведьмачка рассмотрела двух подъехавших к корчме людей в плащах с капюшонами, привязывающих своих лошадей к стойлам, снимая с них все сумки. У каждого за спиной виднелось по два меча. Они о чём-то разговаривали, затем вместе вошли в «Семь котов».

Дверь громко скрипнула, впуская ведьмаков внутрь. Оглядевшись, Волк сразу же направился, забрав вещи у Али, налево за угол, туда, где его дожидалась приёмная дочь. Сам же полуэльф подошёл к корчмарю и сделал крупный заказ, после чего пошёл за Геральтом.

— Ну, здравствуй, Ласточка ты моя! — Геральт сбросил вещи у стола и обнял вскочившую со скамьи Цири. — Как ты повзрослела!

Цири висела на шее Геральта, поджав ноги, и смеялась от радости увидеть своего самого дорогого человека на всём белом света.

— А ты всё стареешь, Геральт, — она провела рукой по его щеке.

В эту минуту к ним подошёл Али.

— Кто это? — удивилась девушка, увидев полуэльфа. — Никогда бы не подумала, что ты найдёшь себе компанию эльфа.

— Али Шариф, или Морок, — представился полуэльф, сделав низкий поклон. — Ведьмак-полуэльф к вашим услугам.

— Цирилла, или просто Цири, — ещё более удивлённо ответила девушка, протягивая руку. — Ведьмачка.

Все трое расселись за столом. Цири усадила Геральта рядом, а новый для неё знакомый уселся напротив. Молодая девушка, разносившая заказы, принесла им пиво, эль, грибной суп, прожаренную куриную тушку и хлеб.

Когда Морок стянул перчатки, Цири обратила внимание на его забинтованную правую руку. Та сияла странным фиалковым свечением, а на самой повязке читались какие-то непонятные руны.

— Что с рукой? — поинтересовалась ведьмачка, обгладывая свиное рёбрышко. — Странная повязка.

— Производственная травма, — бросил полуэльф.

— Не расскажешь?

Морок кинул взгляд на Геральта, большими глотками опустошавшего кружку пива. В ответ на вопросительный взор тот кивнул.

— От неё у меня секретов нет, можешь говорить спокойно.

— Ладно, — понял Али, после чего обратился к ведьмачке: — Это, Цири, магическая повязка, которая снимает боль и лечит такие же магические ожоги.

После изгнания Белой Дамы, высвободив заклинанием Кристину Нейл, Морок получил очень сильный магический ожог до локтя. Если бы не зачарованные кольца, последствия могли оказаться куда более печальными, от сгоревших до костей тканей до полного рассыпания руки в прах. До этого момента ему не приходилось использовать такое колдовство, основанное на его крови, а точнее, эльфской силы, скрытой в ней. К таким выводам он пришёл ещё по дороге к Велену, очухавшись после потери сознания, вызванной ожогами и применением магического заклинания, уже где-то в районе Анхора. На одном из привалов и была сделана повязка.

Али всё меньше сомневался в причине своей огромной силы, позволяющей не только усиливать ведьмачьи знаки до уровня природных стихий, но и проводить сложные ритуалы с применением заклинаний. К слову, о заклинаниях. Знание формул и их применение пришли из одной малоизвестной работы Иана Беккера, найденной в развалинах под Рыс-Руном, когда ведьмак охотился по пути на Север за Главоглазом. Работа поведала многое, став отличным дополнением к «Теории Чудовищности» и подарку Трисс. Али никогда не разбрасывался знаниями, стараясь собирать все их проявления, будь то рукописные работы или устные.

Рука заживала быстро. Буквально несколько дней, придя в себя, Морок не мог пошевелить и фалангой пальца, не говоря о руке до локтя в целом. Сегодня он без особенных проблем орудовал ею, общипывая курицу и запивая всё это элем.

За их столом было тепло и уютно. Цири бойко рассказывала о своих приключениях за последние годы, похвалилась элегантным ведьмачьим доспехом. Но больше всего она расспрашивала полуэльфа, не веря глазам, что тот стал ведьмаком, хотя по общему впечатлению, Морок был не просто ведьмаком. В нём сочетались ещё и чародей и эльфская кровь. Только услышав о ней и о прочих магических вещах, Цири смекнула, что в Али, как и в ней, скрыта Старшая Кровь, но говорить об этом она не стала, хотя по взгляду и реакции своего приёмного отца Геральта прекрасно поняла, что Волк тоже это давно подозревает.

Геральт, как и всегда, был не шибко многословен, хотя тоже поведал много чего интересного. Рассказы белоголового ведьмака всегда были сухи и некрасочны. Правда, Цири понравились истории про охоту на Детлаффа, Бестии из Боклера, год назад, и история с неким Ольгердом фон Эвереком, заключившим контракт с Господином Зеркалом. Остальные были обыденностью для всех ведьмаков, включая и её.

— Ну а как у вас с Йен? — девушка хитро посмотрела на Геральта.

— Как-как? — пожал он плечами. — Когда я покинул Туссент, Йен оставалась в моём новом доме. Хотя... Думаю, она уже сбежала, оставив винодельню на попечение Варнавы-Базиля.

— Почему-то у меня такое ощущение, что мы с ней встретимся очень скоро... — задумчиво произнёс полуэльф, оседлав скамью, опираясь на стену. Непонятно откуда в его руке появилась трубка с длинным вертикальным чуть изогнутым мундштуком, источающая приятный запах корицы и мяты. Полуэльф смотрел в потолок, выпуская густые клубы дыма.

— С чего такое ощущение? — Геральт внимательно уставился на Морока. — На случай, ты имеешь что-то против?

— Как оно будет, так и будет.

Спокойный вечер троицы нарушили подошедшие к столу несколько человек разбойничьего вида. Старший, в шерстяной жилетке на голое растатуированное тело, упёр свои могучие руки в край стола, за которым сидели ведьмаки, и, собрав все сопли, что смог, смачно шаркнул в кружку с элем полуэльфа.

— Пошли вот отсюда, приблуды сраные! И своего эльфа прихватите, пока его мордой по полу не прокатили.

— Повежливей! — процедил Геральт. — Сами валите, если проблем не хотите.

— Ты, сука, мне ещё угрожаешь? — зарычал старший. — Да я тебя...

— Простите, мы не имеем к вам претензий, — послышались за его спиной вялые голоса дружков, медленно уходящих прочь от стола. — Доброго вечера...

— Ах, ты ж колдун проклятый, — бандит вцепился в воротник Геральта, пытаясь его поднять.

Корчма замерла, внимательно наблюдая за происходящим. Да, ведьмаков тут не очень жаловали. Но если клиент платит, то сойдёт. Геральт и Цири были готовы схватиться за оружие, но опоздали. Они оба и понять ничего не успели, как спокойно куривший Морок легко схватил бугая под плечо, от души, со звоном приложив головой того об стол, заломил с хрустом руку. Ещё удар под дых — и бугай отлетел в стену. На этом драка не закончилась. Полуэльф схватил со стола свою кружку эля с харчой и залил давящемуся бандиту содержимое в рот.

— А теперь закажи мне ещё эля, и если я узрю в нём твои сопли, не обижайся. Жрать и срать ты станешь одновременно. Доступно объяснил?

— Да. Да! — кашляя, прохрипел бугай. — Сейчас всё сделаю. Простите!

Бандит быстро вскочил на ноги, убегая к корчмарю, а Али, как ни в чём не бывало, вернулся на своё место, продолжив курить трубку.

— Эт чо было? — зелёные глаза Цири обалдело взирали на Морока.

— Урок вежливости, — пыхнул он, прикрыв глаза.

Возле стола появилась женщина с подносом. На нём стояла тарелка зажаренной утки с приправами, закупоренная бутылка боклерского вина, эль, два пива и варёная картошка. Все трое с удивлением смотрели на расставляемые перед ними яства.

— Но мы этого не заказывали, — удивлённо произнёс Геральт.

— Это я вам заказала.

Из-за спины разносившей заказы появилась молодая женщина в глубоком плаще с капюшоном поверх синего длинного платья. На руках виднелись золотые кольца. Взглянув на неё, Геральт непонимающе протянул:

— Вы?!

* * *

По улице Тир на Лиа, на которую опустились вечерние сумерки, грациозной походкой медленно плыла Ида. Её неизменное салатовое платье с зелёным поясом сменилось прямым закрытым цвета индиго, расшитым золотыми нитями. Ноги украшали босоножки с завязками до колена на небольшом каблуке. Картину дополнял плащ, завязанный на шее шнурками. Дорогу эльфке освещали частые фонари, прикреплённые к стенам домов. Сами дома представляли собой типичную эльфскую архитектуру: камень, остроконечные башни различных размеров, витиеватые узоры и барельефы, и всё смотрелось очень воздушно, невесомо. Окна домов горели огнями, плясали тени их жителей, доносились тихие разговоры, где-то слышались детские голоса.

Нужный дом, а точнее, особняк находился в конце улицы. Двухэтажное здание, огороженное живой изгородью. Главный вход по обеим сторонам украшали полуобнажённые статуи из белого камня, соединённые меж собой аркой, а от неё тянулась широкая дорожка под нависающими над ней густой листвой фруктовыми деревьями. При этом подход к дому был свободным от ворот.

Ида постучала кольцом дверного молотка. Дверь отворил пожилой эльф-дворецкий. Завидев эльфку, раскланялся, быстро приглашая в дом. На втором этаже послышались шаги, и на лестнице показалась статная белокурая эльфка в богатом платье. Она застыла на лестнице, глядя на гостью.

— Добрый вечер, госпожа Лелла’эль, — Ида с улыбкой поклонилась.

Лелла’эль не верила своим глазам. Она не видела Иду, свою двоюродную племянницу, долгие-долгие годы. Ступор миновал, и она, сбежав по винтовой лестнице, прижала к груди эльфку.

— Ида Эмеан аэп Сивней — эльфская знающая и моя дальняя родственница, — послышался всё с той же лестницы голос Терраад’эля. — Вот уж кого-кого, а тебя я никак не надеялся увидеть в столь поздний час! Ну, иди ко мне! — он обнял эльфку.

На столе стояли различные эльфские блюда, сладости и алкоголь, а украшали его канделябры с горящими свечами. Под тихое потрескивание огня в камине и звон столовых приборов и бокалов, велась приятная, тёплая беседа.

Ида не видела Лелла’эль и Терраад’эля больше полусотни лет, как и их дочь Энаре’эль. Эльфка не знала, что та родила двух детей: Али Шарифа и Ази’эль. Не знала, что её муж погиб и теперь Энаре’эль с дочерью живут в Аэдд Гинваэль, что в Нароке.

— Погоди, — остановила Леллэль эльфка. — Ты сказала, что Энель живёт с дочерью. Но перед этим ты ещё упомянула, что у неё есть сын. Куда он делся?

— Ты действительно очень многое пропустила, — вздохнул Террадэль. — Он много лет назад был отдан ведьмакам за спасение жизни отца, а потом и самой Энель. После того, как на школу ведьмаков, куда попал наш внук, напали, мы больше ничего не знаем. Возможно, его давно нет в живых.

— Интересно... — протянула Ида, постукивая пальцами о поверхность стола, и неожиданно сменила тему: — Насколько я помню, вы являетесь потомками Aen Undod, а значит, Старшей Крови?

— На что ты намекаешь, Ида? — Террадэль напрягся.

— В вашем роду, Террадэль, насколько я тоже помню, есть пересечения с родом Ларой Доррен аэп Шиадаль, — она встала из-за стола и задумчиво подошла к камину.

— Как ни странно, ты ошибаешься, — покачала головой Леллэль. — Но если ты намекаешь на её Ген, то не она одна была его носительницей. Как минимум ещё несколько родов имеют или имели Ген Старшей Крови.

— Не поняла, — Ида впервые почувствовала себя абсолютной дурой, хотя все всегда знали, что именно она в совершенстве ведает легенды о Старшей Крови. Её глаза округлились, тупо смотря на Террадэля и Леллеэль.

— Лара, — начал Террадэль, — очень яркий представитель этого Гена. Однако этот Ген, как заметила моя дорогая супруга, был присущ ещё некоторым родам — прямых потомков Aen Undod. И я, и моя Лелла’эль, а значит, и наша дочь — наследники Единого Народа. Ларе Ген достался по наследству, как и всем нам. Вот только по её линии Он проявился во всей своей Силе, — эльф сделал краткую паузу. — Аналогичный Ген беспробудно спит и в твоих жилах.

В дверном проёме появился ещё один нежданный гость — высокий красивый светловолосый эльф. Его треугольное лицо имело бледный оттенок кожи и миндалевидные глаза цвета аквамарина.

— Ищешь Дитя Старшей Крови? — осведомился он.

Ида резко обернулась.

— Аваллак’х? Ты, что тут делаешь? — возмутилась она. — Вновь вынюхиваешь что-то?

— Как и ты, — парировал эльф, проходя к столу. — Доброго вечера вам, уважаемые Терраад’эль и Лелла’эль!

Хозяева дома молча кивнули, приглашая гостя к столу.

— Дай угадаю, Ида, — Аваллак’х обернулся на стуле к эльфке. — Ты считаешь, что те магические вспышки связаны со Старшей Кровью?

— Тебя не учили не совать свой нос в чужие дела, Креван? — раздражённо процедила Ида.

— Цири более не использует свою силу понапрасну, — спокойно продолжал он, не обращая внимания на раздражение собеседницы. — Так что, эти вспышки лишь схожи с этой Силой. Но не более. До наших дней не дожило ни одного носителя Гена Старшей Крови, кроме Цириллы.

— Так зачем ты пришёл? — зло поинтересовалась знающая. — Лишь для того, чтобы это сказать?

— Нет. Я пришёл понять, что тебе нужно. Ты интересуешься семьёй Терраад’эля, его женой, по совместительству твоей тётей, хоть и не совсем родной. Их дочерью и её детьми. Я хочу понять, что ты ищешь.

Эльф налил себе вина, не спуская глаз с раздражённой Иды. Террадэль и Леллэль сидели молча, не вмешиваясь в разговор. Они сами ещё не понимали, к чему та клонит, расспрашивая об их дочери и о роде в целом.

— Ты знал, что дитя Энель стало ведьмаком? — неожиданно Ида обратилась к Аваллак’ху.

— Это я знаю, как и то, что он погиб при невыясненных обстоятельствах, — эльф закинул ногу на ногу. — Более того, я очень сомневаюсь, что полуэльф выдержал ведьмачьи мутации. По крайней мере, за долгие века мне такие не попадались.

— Угу... — Ида сложила руки на груди, прохаживаясь вдоль камина, потрескивающего поленьями. — Давай, чисто гипотетически, предположим, что он выжил и стал ведьмаком. Мутации могли спровоцировать ранее спящий Ген?

Аваллак’х задумался.

— Вполне возможно. Я помню, как с помощью их мутаций меня обратили из Умы обратно в эльфа. Такой вариант вполне возможен. Погоди! — эльф вскочил со стула. — То есть, ты хочешь сказать?..

— Да! — кивнула Ида. — Именно это я и хочу сказать, что их внук, — она кивнула на ошарашенных супругов, — выжил, а спустя годы его Сила начала проявляться.

— Так наш внук жив? — вскочила Леллэль, с надежной глядя на племянницу и Аваллак’ха.

— Похоже на то... — Ида уставилась в пол. — Если это так, у нас могут начаться такие же проблемы, как с Цири.

Супруги с облегчением от новости, что их внук, возможно, жив, радостно переглянулись.

— Но основным носителем Гена была Лара, — не обращая внимания на их радость, Аваллак’х не желал верить во всё услышанное, хоть и сумбурно выглядевшее.

— Ты, наверное, не слышал, что я поведал Иде, — Террадель, быстро вернувшись в реальность, обратился к Аваллак’ху. — Повторюсь: и я, и Лелла’эль — тоже носители данного Гена. Лара — одна из нас.

— Так, стоп! — запротестовал Аваллак’х. — Это всё очень странно и звучит глупо.

— В одной из старейших эльфских библиотек есть данные по вопросу Старшей Крови, которую можно получить только по разрешению носителей Гена. Без их согласия данная книга не выдаётся, — поведал Террадель. — Ныне существует только три рода-носителей. Остальные угасли вместе с Ним. А вот какой род выжил, мне не ведомо.

Ида нервно теребила полы платья. Её мысли были уже заняты осмыслением всего сказанного. Ещё пару дней назад она была уверена в принадлежности Терраад’эля и Лелла’эль к роду Лары, как об этом говорилось в некоторых документах. На деле выяснилось, что Лара не единственная, у кого имелся Ген Старшей Крови. Есть и другие. Но вместо радости и облегчения это вызывало тревогу и даже неподдельный ужас от осознания возможной катастрофы. Знающая ещё прекрасно помнила, на что способна Цирилла, будучи предупреждённой и обученной. Что может с этой Силой сделать не ведающий — страшная загадка.

* * *

— Ох, едрить, сука, твою через коромысло! Хорошо-то как!

Золтан Хивай, сидя в полотенце, обмотанном вокруг бёдер, залпом выглушил кружку пива, утопая в ласке обнажённых девушек, вьющихся возле него. Напротив краснолюда, также купаясь в изрядном внимании прекрасных дев, на гранитной лавке, опустив ноги в бассейн с водой, восседал менестрель Лютик. Вернувшись в Новиград пару часов назад, старые друзья незамедлительно отправились по предложению Хивая в городские бани, не забыв заглянуть в знаменитый бордель «Пассифлора», заказав у мадам Маркизы Серенити лучших жриц небесплатной любви.

В послеполуденное время в банях редко бывает людно, да и пользуются ими далеко не все. Воспользовавшись этим, Золтан и Лютик пребывали в полном покое, за исключением резвящихся девушек. Краснолюд для таких целей притаранил даже большую бочку реданского крепкого пива.

— По какому поводу такой праздник, Золтан? — прижимая к себе одну из девушек, полюбопытствовал бард, отпивая из кружки.

— Хах! Лютик! — краснолюд рыгнул на всю баню. — Ты же не в курсе! Я выиграл эти бани у одного опёздала в Вызиме, когда возвращался из Туссента.

— Разве бани после смерти Дийкстры не отошли городским властям? — скривил губу Лютик, не веря в услышанное.

— Так этот опёздл один из этих, как ты выразился, властей, — засмеялся Золтан и, зачерпнув пива из бочки, улёгся на коленки девушки. Та с ласковыми словами начала гладить его по груди. — Ты ж моя сладенькая...

— Ох, как бы это не обернулось нам неприятностями, друг мой, — произнёс Лютик, целуя одну из дев в живот.

— Да не ссы, Лютик! Он мне в карты просрал все свои деньги, часть состояния, бани. Ай, блаженство! — тем временем ещё одна дева ласкала его крупные стопы, перебирая каждый палец.

— Я не понял, — Лютик приподнялся на локте. — Он тебе уже отписал всё со всеми печатями?

— Конечно! — краснолюд прижал к себе пышногрудую красотку. — Ещё бы он не подписал, если учесть, что со мной был отряд верных мне товарищей. Он попытался что-то выпендриться, да вот хер там в глаз! Проиграл — отписывай. Не хер ставить!

— Боюсь представить, что ты ставил.

— Кхм... — Золтан почесал затылок. — Весь груз и «Хамелеон».

— ЧТО?! Мой «Хамелеон»?! — Лютик, как пробка из бутылки забродившего вина, вылетел из-под оседлавшей его четвертьэльфки, собираясь придушить краснолюда. — Ты чуть не проиграл моё кабаре, сучий ты лудоман!

Золтан так же выскочил из объятий пышногрудой, пытаясь увернуться от рук Лютика.

— Зато у нас теперь есть бани, Лютик, — попытался оправдаться он, прячась за колонной.

В этот момент в его сторону под визг, крик и смех полетела кружка с недопитым пивом, обливая девушек.

— Золтан! Если бы ты проиграл моё кабаре, — пригрозил Лютик, — твоя секира торчала бы у тебя в жопе!

— Ты же бард, друг мой, — откликнулся из-за колонны Золтан. — Человек красивого слова и культурного достояния! Не пристало тебе так ругаться.

— Ты меня ещё поучи, картёжник буйковый!

— Какой?!

Девушки смеялись от этой перепалки, и по их глазам, содроганиям тела и томных вздохам было видно, что это их возбуждало куда сильнее фисштеха.

— А спойте нам, мастер Лютик! — предложила голубоглазая девица лет семнадцати. — Какую-нибудь балладу про мастера-ведьмака Геральта и его чародейку Йеннифэр из Венгерберга.

— Спойте-спойте! — в один голос запричитали остальные.

Уж в чём-чём, а в исполнении своих баллад мастер Лютик отказать никому не мог. Он мог не мыться больше двух дней, не пить и не есть, но отказ в исполнении своих поэтических творений он считал преступлением, особенно, когда его просят дамы, тем более, страстные и обнажённые. Лютик почти час исполнял свои лучшие творения, коими гордился больше остальных, после которых бани наполнились страстными вздохами, оханьями, аханьями и прочими звуками блаженства.

Удовлетворённые дамы разошлись по ваннам, оставив друзей наедине. Лютик сладко попивал из своей кружки, в то время как Золтан опрокидывал в себя, кажется, пятую кружку, сильно вспоминая какую-то мать какой-то там стрыги, негодуя, что бочка практически опустела до дна.

Радость была недолгой. В главную залу, воздвигнутую из камня, состоявшую из множества колонн, арочных сводов и резервуаров с холодной и тёплой водой, ворвался худощавый мужчина. Не обращая внимания на крики обнажённых дам, плескавшихся в ваннах, мужчина, отводя от них взгляд, просеменил к Золтану и быстро что-то шепнул.

— Ах, он гнида подзаборная! — заорал краснолюд. — Да чтоб у него гузно разорвало!

Мужчина также быстро усеменил, оставляя Хивая во взбешённом состоянии. Сгоряча он схватил бочку с остатками реданского крепкого и расшиб её о каменный пол.

— Вот же ж, крыса, обложенная властью!

— Что случилось? — Лютик недоумевающе смотрел на краснолюда.

— Да этот, у которого я бани выиграл... Представляешь, он подал на меня Охотникам, якобы я у него их силой отобрал. Вот сука! Вот паскуда!

— Вот тебе и бани выиграл... — Лютик упёрся лицом в руку, уже осознавая, какие грядут последствия.

— Госпожа Вегельбуд, — Геральт покачал головой, — пока вы не будете уверены, что он чудовище, я не посмею взять заказ.

— Что вам ещё нужно знать об этом странном человеке, — молодая женщина вопросительно глядела на него, — кроме того, что с момента, как он поселился в пещерах под эльфскими развалинами, в округе стали пропадать люди, а потом их находят по частям? Я сразу же отправилась сюда, когда узнала о ведьмаке, остановившемся здесь.

— Вы следили за мной?

— Нет! Я ждала любого ведьмака, лишь бы помог. Геральт, пожалуйста! — она заискивающе посмотрела в кошачьи глаза. — Я заплачу столько, сколько скажете!

Геральт вновь покачал головой. Ему не хотелось ввязываться в новые приключения, особенно когда рядом с ним Цири, рисковать жизнью. Деньги ему были нужны, но не как раньше, когда он ещё был скитальцем, убивающим за золотые монеты. Сейчас же Геральт брал заказы чисто по привычки, дабы не терять хватки. Какие-то серьёзные заказы он уже не рассматривал. Заколыхавшуюся Цири он тоже осадил, дав понять, что нечего заниматься ерундой, когда они хотели просто встретиться в Новиграде. Вообще, Волк хотел предложить своей приёмной дочери отправиться с ним в Туссент, чтобы осесть там уже навсегда.

А вот Али, сидевший с трубкой в зубах, внимательно слушал Вегельбуд, соображая, кто или что поселилось в развалинах. Получившая отказ женщина, вздохнув, попрощалась и направилась к выходу. Немного погодя Морок бросился за ней.

— Куда это он? — делая глоток, Цири проводила его взглядом.

Геральт только пожал плечами, прекрасно зная, куда и зачем он так резво навострил свои остроконечные уши.

Морок перехватил женщину уже во дворе, поймав её за руку. Сопровождающие её стражники хотели было приструнить наглеца, но Вегельбуд жестом остановила их.

— Я вас слушаю, господин эльф, — несколько неприязненным тоном произнесла она, глядя на черноволосого полуэльфа с белыми прядями. — У вас ко мне какое-то дело?

— Да, заказ, — подтвердил тот.

— Заказ? — усмехнулась женщина. — Чем он вас так заинтересовал?

— Я могу его выполнить, даже за бесплатно.

— Вы? — её смех даже подхватили стражники. — Сомневаюсь, что нуждаюсь в помощи эльфа.

— Я попросил бы убавить долю ненависти, — слова Морока прозвучали холодно, словно морозная ночь. — Ваш скептицизм и некая ненависть мне вполне понятна. Однако давайте не будем опускаться до уровня примитивных существ. Вам же без разницы, кто избавит округу от чудища. Эльф или ведьмак, так?

На лице госпожи Вегельбуд отразились все возможные эмоции, которые могут только проявиться от сравнения ведьмака с эльф. С трудом переборов их, она всё-таки решилась не отказывать. Действительно, какая разница, кто избавит округу от чудовища?

— Госпожа Ингрид Вегельбуд, — представилась она Али.

— Али Шариф, — ведьмак проявил взаимную вежливость. — Можно просто — Морок.

Покончив с любезностями, разговор быстро перешёл к сути заказа и награде.

— Если у меня всё получится, у меня будет к вам лишь одна просьба, — произнёс Морок.

— Слушаю.

— У меня есть одна работа, принадлежащая одному Оксенфуртскому учёному. Я бы хотел, чтобы вы, пользуясь положением, добились её издания.

— К сожалению, я обещать ничего не могу, — помотала головой Ингрид. — Но попытаюсь.

— Мне достаточно, чтобы вы мне помогли попасть в институт и поддержали. Остальное — моя забота.

— Хорошо, — женщина направилась к своей охране. — Как только вы исполните заказ, мы решим этот вопрос.

— Благодарю, — Али поклонился даме.

Нужное место, о котором говорила госпожа Ингрид Вегельбут, находилось совсем недалеко от её внушительных размеров поместья юго-восточнее Новиграда. Распрощавшись с Геральтом и Цири, отправившихся в Новиградский «Хамелеон» к своим друзьям, Али незамедлительно отправился к очень древним эльфским руинам Эст Тайяр, несмотря на середину ночи.

Привязав накрепко лошадь к одной из сохранившихся каменных колонн, ведьмак перекинул через голову небольшую сумку с эликсирами и спустился через пролом в полу в недра глубокой пещеры. Хоть руины и казались заброшенными, по какой-то неведомой причине здесь горели ярким пламенем чаши. Побродив по руинам, несколько минут, ведьмак набрёл на работающий магический портал. Сам факт горящих чаш в заброшенном, на первый взгляд, месте уже порождал множество вопросов в сознании, а работающий портал начинал вселять некие опасения.

Выбора так такового не было. Руины пустовали. Ни единого следа, ни запаха или чего-то ещё, что могло послужить соломинкой для начала поисков рационального объяснения всему происходящему. Ведьмак подошёл вплотную к магической двери. От неё веяло льдом, и в то же время откуда-то доносился нестерпимый жар. Змеиная голова невыносимо вибрировала, отдаваясь по телу через ведьмачью броню. Что ждёт его по ту сторону портала — загадка. Ступать в него желания тоже было не больше, чем прыгать с высокой башни. Всё же, делать было нечего. Вдохнув полную грудь воздуха, он шагнул в него, крайне надеясь не выйти где-нибудь под водой или на вершине горы. Жерло портала с неприятным звуком втянуло Али в себя. Пару мгновений, сопровождавшихся ощущением, что тебя изнутри выворачивает наружу, дверь на другой стороне выпустила его в каком-то помещении с остовами деревянных стойл, сеном и специфическим запахом, витавшем в воздухе. По-видимому, это была заброшенная конюшня, которая, к тому же, когда-то знатно горела.

Медленно и спокойно Морок вытащил меч из ножен и не торопясь двинулся к двустворчатым дверям. Первый след ему встретился сразу у дверей. Чья-то пятипалая рука оставила в досках глубокие царапины со следами крови в бороздах. Следы от когтей, а вот кровь человеческая. Ведьмак осторожно вышел наружу, огляделся. Портал выпустил его в какой-то старой крепости, долгое время являвшейся военным лагерем. Виселицы, позорные столбы, импровизированный плац. По левую руку стояло трёхэтажное здание, от него тянулась дорога к арочным воротам, от которых мало что осталось. Было понятно, что замок разделён на несколько частей, а дорога уходила дальше и ниже через ещё одни похожие ворота. Значит, она находится на возвышенности. За стенами протекала речушка. И тут до Али дошло, где он оказался. Когда они с Геральтом ехали к Новиграду, то видели это место. Седоголовый ведьмак обмолвился, что совсем недавно тут жил, как его прозвали местные, самозваный правитель Велена — Филип Стенгер, прозванный Кровавым Бароном. Крепость же называли Вроницы.

Морок двигался по погружённому во мрак двору, аккуратно переступая с ноги на ногу, старясь не просто не издавать звуков, а даже не колыхать воздух, благо эльфские задатки и школа убийц ему в этом ой как помогали. Остроконечные уши улавливали каждый звук, глаза замечали любое прошмыгнувшее насекомое. От острого слуха не ускользнули загадочные звуки, доносившиеся из дома. Поднявшись по ступеням к массивной чуть приоткрытой двери с железными накладками, Али толкнул её от себя. Та предательски скрипнула, и лицо полуэльфа исказила гримаса досады. Звуки прекратились буквально на минуту, после чего продолжились.

Эти звуки представляли из себя чавканье и высасывание жидкости с явным удовольствием. Кто-то что-то с наслаждением употреблял себе в пищу. Они доносились со второго этажа. Быстро найдя лестницу, Морок ещё медленнее и ещё осторожнее двинулся по этажу в кромешной темноте — спасала лишь «Кошка» — к единственной открытой двери, из-за которой виднелся тусклый свет, откуда доносились те самые звуки. Под ногами ведьмака не скрипела ни одна половица, он ступал, будто не касаясь воздуха, дыхание спокойное, ровное, слегка замедленное. Серебряный меч наизготовку.

Пройдя по тёмному коридору вдоль стенки до дверного проёма со странными звуками, Али осторожно заглянул в просторное помещение. Возле стола стояло человекоподобное существо с огромными окровавленными когтями, разделывая ими лежащую перед ним жертву. Мужчина средних лет в небедной одёже уже был лишён рук, одна нога валялась у ног его убийцы. Когда бестия отошла чуть вбок, Морок увидел выпущенные до пола кишки, сердце и печень лежали рядом с телом. Подобно красной девице, вкушающей наливное яблоко, так и тварь поедала вырванное лёгкое, запивая его из кубка, наполненного кровью. Голова тоже была отделена от туловища, а лицо посмертно выражало неописуемый страх и неописуемую боль, что могло означать, что мужчина ещё был в сознании, когда его начали разделывать, как свинью на бойне. Грудная клетка вскрыта, рёбра изломаны и покрыты царапинами от когтей.

Что до твари, то это однозначно вампир. Хоть и вместо лица сейчас была отвратная морда со сморщенной бледной кожей, двумя клыками и большими ноздрями вместо носа, в нём угадывались человеческие черты. “Вот зараза... Мне ещё не хватало Высшего вампира...” — пронеслось в голове ведьмака. За свою жизнь ему больше всего приходилось убивать именно вампиров практически всех мастей. Для полного комплекта не хватало именно Высшего. И как же он этого не желал! Всё паскудство таких вампиров заключается в том, что окончательно его прикончить может только ему подобный. Если его убьёт кто-то другой, пусть даже ведьмак, Высший через некоторое время восстановится и продолжит свою работу. Хвала Богам, если ты с ним более никогда не встретишься. Встретился — смело готовься к смерти. Пощады и жалости не будет. Поговаривают, мол Высшие научились жить с людьми в мире и согласии, всячески скрывая от них свою сущность, но прецедентов хватает, когда Такие начинают убивать людей. Одно дело месть, а другое — обычное желание крови. Обычно Али встречались именно вторые. Геральт тоже в «Семи котах» упоминал Высшего как Бестию из Боклера. Много хлопот он ему доставил.

Богато расшитая одежда вампира, говорившая в целом о его не низком статусе в людском обществе, вся залита кровью. Сам же он, доев лёгкое, принялся вкушать сердце, встав спиной к двери. Именно этим решил воспользоваться ведьмак, бесшумно войдя в комнату. Перехватив поудобнее рукоять меча, удерживая его клинком вниз, Морок атаковал бестию. Если бы не предательская тень, скользнувшая по стене перед вампиром, серебряный клинок рассёк бы того от бедра до противоположного плеча. Бестия, обратившись клубами тёмного дыма, ушла из-под атаки, пронеслась до двери и захлопнула ту на щеколду.

* * *

— Геральт! Цири! — только завидя своих старых друзей, заорал на весь «Хамелеон» Золтан, бросаясь к ним с объятиями. — Как я рад вас видеть!

Хоть на улице перевалило за полночь, в кабаре не было места упасть яблоку. Все столы были заняты, ломились от еды и напитков, туда-сюда бегали официантки в лёгких полупрозрачных платьицах, разнося заказы. Дабы посетители не лапали девушек, что внутри, что снаружи дежурили так называемые вышибалы, быстро и порой болезненно выпроваживая наглецов и хамов. Как говорил сам Лютик: “Лёгкие дамы являются лишь дополнением для кабаре, а не девушками для перепихона”, хотя многие из них пришли именно из новиградских борделей. Сюда приходили за духовной пищей люди абсолютно разных социальных слоёв, что порождало забавные знакомства, когда какой-нибудь герцог или просто состоятельный человек мог без проблем общаться с простолюдином об искусстве, попивая не самое дешёвое вино или пиво. «Хамелеон» стирал границы между людьми, делая их ближе друг к другу, чего так добивался и поддерживал, сам будучи распутным, Лютик.

На всё кабаре играла музыка артистов со сцены. Лились песни, смеялись люди. Кого-то наклюкавшегося амбалы выводили на улицу продышаться ночным воздухом. На отдельных подиумах в такт музыке танцевали девушки вызывающего вида.

Ведьмаки под удивлёнными взглядами сквозь толпу протиснулись к Золтану. Они не виделись с того момента, как закончилась Третья Северная война, и Геральт надолго покинул Новиград. Единственный, с кем в Боклере он встретился — это трубадур Лютик, которого, к слову, не было видно нигде.

— А где наш извечный герой-любовник? — полюбопытствовал Геральт, осматриваясь вокруг.

— Лютик-то? — уточнил Хивай. — Наверху сидит. Дуется.

— Чтобы наш дорогой Лютик на кого-то дулся? Вот уж дудки! — засмеялась Цири, поднимаясь с корточек после объятий с краснолюдом.

— Ну, вот поверь, — вздохнул он. — Ситуация у нас тут сложилась...

— Опять в неприятности вляпались, — понял Геральт. — Что на сей раз? Чью казну смудохали, кому яйца защемили?

Золтан кратко ввёл друзей в курс дела о выигранных в карты банях и имуществе. Цири, которой это казалось весёлым, хихикала над ними, а вот Геральт... Геральт хмуро смотрел на старого друга, опрокинувшего в себя очередную кружку пива, закусив килькой с кольцами лука.

— Сколько тебе лет, Золтан, а ты как был обалдуем-картёжником, так и остался. Сколько раз ты чуть свою жизнь не проигрывал в азартных играх. Опять на те же грабли.

— Геральт, ну не ссы ты мне в душу... — простонал краснолюд. — У меня все документы есть, расписки. Откуда я мог подумать, что этот пиздахлоп захочет всё вернуть?

— Догадаться, не? Ведь знал же, с кем садишься за игру, и мог догадаться, что этот чинуша просто так не отдаст своё.

— Так чего Лютик то дуется? — Цири положила подбородок на скрещенные на столе руки.

— Да приходили уроды с Храмового Острова, — горько произнёс Хивай. — Этому высранку мало его имущества, теперь он требует отдать ему ещё и «Хамелеон» за моральный ущерб.

— Просто з-з-замечательно! — выругался Геральт. — Опять вытягивать вас из задницы? Золтан, я скоро буду с вас требовать плату, так как на ваших безвозмездных проблемах я терплю только убытки.

По лицу Золтана Хивая пролетела тень конфуза и стыда. По всем фактам, Геральт действительно был неоспоримо прав. Не раз он выручал и Золтана, и больше всех — Лютика, и никогда не брал с них какой-либо платы. Нельзя отрицать и ещё одного факта, что и Хивай, и Лютик тоже помогали Геральту. Вот только они всё одно оставались не в накладе, в отличие от ведьмака, рискующего своей жизнью, влезая в самые дрянные места и ситуации, дабы выручить друзей. Поэтому его раздражение было более чем обосновано.

Тут на лестнице наверх показался молодой мужчина в пурпурном кафтанчике, штанах с буфами и кожаных туфлях. Единственное, чего не хватало в его привычном образе, так это шапочки набок с пером. А так — он выглядел как всегда. Тёмные средние волосы, коротко обстриженные усы и бородка, смыкающиеся друг с другом. На лице читались грусть и отчаяние. Он быстро прошагал к барной стойке, выхватил из-под неё бутылку хлебной водки с деревянной рюмкой и, понурив голову, направился обратно.

— Лютик! Как я рада тебя видеть! — Цири в полпрыжка догнала барда, резко развернула к себе, чтобы обнять, но вместо этого поймала бутылку, выпавшую из рук опешившего друга.

— Цири? Ты какими судьбами, Ласточка ты моя ненаглядная? — Лютик с трудом улыбнулся, пытаясь радоваться встрече со своей, пожалуй, лучшей подругой, которую всегда тепло и нежно называл сестрой и был готов безрассудно броситься спасать её, хотя бы и ценой собственной жизни.

— Так мы с Геральтом приехали сюда, — засмеялась Цири, таща барда к их столу. — Ты настолько утонул в проблемах, что даже друзей не заметил?

— П... Прости, сестрёнка... — Лютик действительно пребывал в разбитом состоянии, что для него ну никак не было свойственно.

Пепельноволосая ведьмачка усадила барда за их стол, а сама взяла ещё рюмок на всех. Лютик немногословно, но тепло поздоровался с Геральтом, плюхнулся рядом с ним, молча смотря в пустоту. Все попытки его хоть как-то развеселить не давали никакого эффекта, кроме натянутой улыбки. Не помогала даже холодная водка под прожаренные стейки с зеленью и каким-то острым соусом, заказанным Золтаном прямиком из Зеррикании.

— Всё настолько плохо? — не выдержал, в конце концов, Геральт, с трудом смотря на кислое лицо менестреля.

— Плохо... — буркнул Лютик.

— Не поделишься?

— А чего делиться? — вздохнул тот. — Я, конечно, предполагал, что могу потерять не только свою любовь, но и дело моей жизни. Но потерять так! В голове укладывается с трудом.

— Не понял, — Геральт склонил седую голову набок, внимательно глядя на друга. — Рассказывай, что случилось! Ведь «Хамелеон» — это уже последняя капля, да?

В итоге, Лютик прикинул все “за” и “против” и решил рассказать всё, что с ним случилось за этот год, с тех пор как он последний раз видел Геральта в Туссенте. Ему просто нужно было выговориться. Держать в себе не хватало никакой мочи. Опрокинув в себя две рюмки водки без закуски, бард тихо рассказал о своих злоключениях.

Меньше полугода назад Лютик расстался со своей настоящей любовью — красавицей поэтессой и бардом Присциллой, в народе известной как Уточка-Циранка или Цираночка. После чудовищного нападения на неё несколько лет назад девушка с трудом выжила, чуть не лишившись своей красоты и голоса. Ссадины и раны зажили спустя время, а вот самое для неё ценное — голос, к огромному сожалению, полностью не восстановился, став более грубым, а голосовые связки уже не могли похвастаться переливами. Лютик всячески поддерживал возлюбленную, дарил ей подарки, большую часть написанных работ он дарил или присваивал ей, опровергая своё участие.

После возвращения менестреля из Боклера его вместе с Цираночкой пригласила на праздник нильфгаардская семья вар Аттре. Это и похоронило дальнейшие отношения Лютика и Присциллы. Они выступали вместе, оба играя на лютнях. Лютик исполнял очередную балладу о Геральте и Йеннифэр, о которых готовы были слушать даже самые смелые небылицы. Девушка в какой-то момент должна была подпеть ему, хотя Лютик умолял любимую не напрягать свои голосовые связки. Присцилла, не желая признавать утрату того самого голоса, вопреки просьбам Лютика, попыталась запеть в нужный момент. Ключевое — “попыталась”. Сколько бы она в тайне ни репетировала, голос в ответственный момент дал осечку, и вместо грубоватого вокала вырвались хриплые звуки, падающие в писк. Никто над этим и не посмел смеяться, прекрасно зная о её недуге. Наоборот, когда баллада была исполнена до самого конца, все аплодировали стоя. Вот только для неё это послужило последним гвоздём в гроб карьеры.

Утром на подушке Лютик обнаружил коротенькую записку от неё, в которой говорилось, что она больше так не может, и поэтому уезжает домой. Лютик разыскал её, но уговорить вернуться так и не вышло. Не выдержав расставания, бард несколько недель пил как не в себя, гулял по бабам, как в старые добрые времена, чуть не пропив приличную сумму денег, но быстро опомнился и двинулся обратно в Новиград.

Только сейчас до Золтана дошло, почему Лютик, вроде бы имевший любовь всей его жизни, так легко и безрассудно согласился с ним сегодня заказать девушек Пассифлоры и засесть в городских банях. Бард хотел забыться, вспомнить те времена, когда он завязывал мимолётные романы, затаскивая любую понравившуюся девушку в постель.

Сегодня, когда встал вопрос о «Хамелеоне», это событие окончательно добило молодого мужчину, превратив его из вечного ребёнка-оптимиста в чёрную тень самого себя. Хивай осознал: лиши сейчас Лютика его кабаре, к слову, являвшемуся подарком для Присциллы — парень утонет в депрессии и, возможно, наложит на себя руки.

— Если у меня отберут «Хамелеон», смысл в моей жизни угаснет, — закончил изрядно пьяный Лютик.

— Разберёмся, — вздохнул Геральт, явно ни на йоту не захмелев от уже второй бутылки хлебной. — Вопрос, вроде, не требует крови. Попробую поискать старых знакомых в городе.

— Спасибо, Геральт, — слабо уголком рта улыбнулся бард. — Если это, действительно, не будет тебе в тягость.

— Не будет.

— Золтан, — Цири, всё это время молча слушавшая печальную историю Лютика, обратилась к краснолюду. — Уводи его наверх, пусть проспится, — после чего, проводив их взглядом зелёных глаз до лестницы, дёрнула за рукав Геральта. — Геральт! У меня плохие предчувствия.

— Всё будет нормально, Цири, — отмахнулся ведьмак. — Завтра пойду к вар Аттре, поговорю с ними.

— Нет! Ты меня не понял! — не унималась та. — С Али что-то не так. Я чувствую! Он в смертельной опасности!

— Все мы в смертельной опасности, — Геральт серьёзно взглянул на ведьмачку, — каждый раз, когда берём заказы. Пусть сам решает свои вопросы.

— Иногда ведьмакам тоже требуется помощь, и ты это знаешь как никто, — Цири начала заводиться. — Мы должны ему помочь! Сомневаюсь, что твоя совесть будет спать спокойно, если он погибнет.

Геральт хотел что-то сказать, но передумал. Глубоко вздохнув, ведьмак поднялся из-за стола и направился к выходу.

— Ну, поехали, раз он в опасности.

* * *

— Странно, — вампир удивлённо взирал на Морока, — я не слышал тебя, не учуял твоего запаха. Я даже не слышу биения твоего сердца и кровь в твоих венах.

Удерживая меч двумя руками у плеча, направляя острие клинка на противника, Али твёрдо сохранял стойку, ожидая любую атаку.

— Ты не очень похож на ведьмака, — продолжил Высший, прохаживаясь у запертой двери, трансформировавшись в приятного вида мужчину, — но я вижу ведьмачий взгляд, медальон, меч. Да и боевая тактика... Я даже, отчасти, могу понять, почему я тебя не почувствовал раньше. Вот только, будь ты ведьмак, у тебя бы не было возможности подобраться ко мне слишком близко, тем более, на расстояние удара клинка. Кто ты?

— Не много ли вопросов для того, кто готов пустить мою кровь? — ведьмак стоял как вкопанный.

— Я же должен знать, чью кровь буду пить, когда тебя убью? — на приятном лице появилась отвратительная улыбка, обнажив увеличивающиеся в размерах клыки.

Вампир изучающе смотрел на Али, не спеша в намерении растерзать того, как лежащего на столе дворянина. Чёрные прищуренные глазки рыскали по Мороку, цепляясь за каждую мелочь. Волосы, уши, глаза, сама внешность в целом. Всё указывало на эльфа, за исключением смуглой кожи и чуть суженных глаз с вертикальными зрачками.

— Не знал, что эльфов забирали в ведьмаки, — поделился недоумением Вампир.

— Много болтаешь, — тихо произнёс полуэльф.

— Наверное, ты прав, — согласился Высший, вновь принимая отвратное обличие. — Мы действительно заболтались. Я бы хотел закончить до утра.

— Один вопрос! — остановил вампира ведьмак. — Как твоё имя? Ну, так... Тебе же всё равно, раз ты убьёшь меня?

— Хм... — задумался вампир. — Тогда и ты представься.

— Морок, — бросил Али.

— Граф Мантье дэ Дюре, — упырь поклонился в ответ, обращаясь в туман и стремительно направляясь к Мороку.

Выждав какое-то мгновение, Морок лёгким движением ушёл в сторону, отбив мечом длинные изогнутые когти, кидая Ирден в пол. Наверное, самой серьёзной оплошностью для ведьмака оказалась неподготовленность к такой схватке. Ни одного эликсира, ни «Чёрной крови», ни масла. Ничего. Совершенно ничего из этого не было использовано в борьбе с не обычной шушерой по типу трупоедов, а, простите, с Высшим Вампиром, который превосходит всех остальных на несколько порядков, как по силе, так и по разумности. Всё, что Али сейчас мог противопоставить этой смертельной угрозе, так это клинок, Ирден и свою ловкость. Одно “но”: с таким вампиром до рассвета, который настанет ещё ой как нескоро, не поиграешь.

Попав в пределы Ирдена, Граф, как пробка из бутылки, вылетел из своей спасительной дымки, встретившись лбом с краем стола и с грохотом снеся его к чёртовой матери вместе с расчленённым трупом. Послышался приглушённый мат. Однако Али не спешил вслед за противником, прекрасно отдавая отчёт, что, скорее всего, именно этого тот и ждёт. И оказался прав! Стол, брошенный в сторону с неимоверной силой, разлетелся в щепки по всей комнате. Разъярённый Вампир багровыми, аки кровь, глазами смотрел на ведьмака, попутно потирая лоб и поливая противника самыми последними словами. Каким бы сильным и могущественным ни было чудище, но боль оно ощущает с людьми одинаково, вопреки всем байкам об их неуязвимости.

Обратиться в туман уже не представлялось возможными. Тело дэ Дюре казалось скованным цепями, находясь в пределах магического круга Знака. Ощетинившись, как только сумел, он бросился на Али. Его когтистые лапы бешено лупили по ведьмаку. Как он ни старался, но и ведьмак обладал хорошей скоростью и отменной реакцией, без особых затруднений отражая каждый новый удар. Ведьмаку же пару раз даже удалось отпарировать изогнутые когти и ударить эфесом по голове, что немного дезориентировало противника, прервав бесконечный когтистый град. Но этого было катастрофически мало. Удары по голове, лёгкие царапины, оставленные между ударами когтей, для вампира ничто. Тот даже не обращал на порезы особого внимания, хотя они шипели от серебра. Нужна была хотя бы одна серьёзная рана для ослабления. И этот шанс представился.

Мантье зачем-то сделал один шажок назад, и в эту же секунду получил удар с ноги в грудь, краем глаза заметив рванувшуюся тень. Морок не стал рисковать в попытках срубить голову. Слишком много драгоценного времени уйдёт на замах, поэтому, перехватив меч для горизонтальной нижней атаки, метнулся с рассекающей лёгким взмахом под левую руку бестии, уже не успевая обернуться для новой атаки. Послышалось неприятное шипение крови от серебра. Вампир отшатнулся и взглянул на своё вспоротое брюхо. Из быстро затягивающейся раны показались внутренние органы вампира — точь-в-точь как у людей.

К сожалению, преимущество, взятое ведьмаком, сошло на “нет”, когда Ирден утратил свою силу и развеялся. Вновь обретя полную мощь, Граф отступил на пару шагов. Рана на животе затянулась, как ни в чём не бывало. Его замогильный хохот сотряс воздух, и, обратившись туманом, он описал почётный круг и снова ринулся на Морока, стараясь уже не попасться в ловушку.

Скажем так... Атака была вполне удачной. Была бы, если бы Вампир успел обратить внимание на поведение ведьмака. Али замер, выставив правую ногу вперёд, а левая служила надёжным упором для всего тела. Острие серебряного меча смотрело ниже линии атаки противника. Ни попыток кинуть Знак, ни контратаковать.

Правая рука Морока полыхнула знакомого цвета пламенем и молниеносным движением выхватила дэ Дюре из его тумана, когда тот обогнул клинок, и мёртвой хваткой сжала пальцы на глотке. Дэ Дюре захрипел, забрыкался, повиснув в руке. Горло жгло незнакомое пламя, сжигая кожу. Руки, схватившись за запястья ведьмака, тут же обожглись, а ладони покрылись волдырями.

— Тебе не убить меня! — хрипя, засмеялся Высший, поглядывая на меч в левой руке Али. — Меня может убить только мне подобный!

— Ты уверен? — не своим голосом спросил полуэльф.

В глазах упыря появился неподдельный страх. Попытки высвободиться ни к чему не приводили, кроме новых ожогов. Дышать становилось всё тяжелее. Внезапно пальцы на горле разжались, ноги коснулись земли, но это не была свобода. Рука ведьмака схватила Графа за лицо, уперев большой палец прямо между бровей. Всё тело пробила судорога с нестерпимой, выжигающей кровь в венах нечеловеческой энергией. Мёртвой хватки не было, но тело будто парализовало.

— Gwaed! Poen! Marwolaeth! — произнёс Али. Его хватка стала ещё сильнее, чуть ли не ломая череп чудища. — Gwaed! Poen! Marwolaeth!

— Ты... меня... не... убьёшь! — зарычал Граф, собрав все силы, все остатки воли, и вогнал когти ведьмаку под рёбра, без особого труда попав между кольцами и пластинами брони.

Кровь тут же подступила ко рту металлическим комом, побежала тоненькой струйкой из уголка рта. Стремительно теряя силы, Али всё равно твёрдо стоял на ногах, превозмогая боль и пытающиеся пронзить сердце вонзённые когти.

— Gwaed! Poen! Marwolaeth! — внезапно глаза полуэльфа стали абсолютно белыми и пустыми. Под большим пальцем хрустнула лобная кость. — Fi yw eich Fampir Goruchaf!

Услышав последние слова, Вампир дико заревел, но своё последнее поганое дело он всё же сумел сделать. Рука, что пронзала тело ведьмака, швырнула того в стену, а сам Мантье упал на колени, хватаясь за горло. На глазах Вампир иссыхал, обугливался, а его чёрная кровь из взорвавшихся вен струилась огромными потоками наземь, тут же обращаясь в пепел. Кости выгорали, кожа превратилась в подобие древнего папируса и неистово тлела. Меньше чем через минуту от вампира остались лишь выгоревшие останки.

Хрипя и тяжело дыша, возле стены под обвалившейся на него полкой лежал Али. Кровь чуть ли не водопадом истекала из пяти дырок, оставленных острыми, как бритва, когтями. Правая рука, похожая на кусок пригоревшего мяса, продолжалая мягко пульсировать светом орхидеи. С трудом усевшись спиной к стене и выдохнув, ведьмак оглядел свои раны.

— Эта магия меня в могилу сведёт... — простонал он. — Причём ещё и с нежной корочкой... Hen Ichaer!⁽¹⁾ Ghoul y badraigh mal an cuach...⁽²⁾

Нашарив в сумке «Ласточку», Али одним глотком отхлебнул половину. Поморщился. Вкус у этого эликсира, как впрочем, и у остальных, не отличался приятным вкусовым букетом и послевкусием. Наоборот, все они до единого были крайне горькими и напоминали, смесь прокисшего пойла с таким же молоком — кстати, и мутит от них примерно так же, а послевкусие... Послевкусие соответствующее, с примесью вихтовой⁽³⁾ слюны.

Боль немного отступила, но кровь продолжала покидать тело. Подступила тошнота, и непонятно, то ли от раны, то ли от ведьмачьего эликсира. Хер его знает... Было очевидно, что с этим нужно что-то делать. Ещё раз так, эдак десять чертыхнувшись, Али вспомнил нужное заклинание и прочитал его, водя по дыркам в боку. В нос ударил запах палёной плоти. Это его рука окончательно превращалась в кусок сгоревшего мяса. Как ни странно, раны на боку затянулись, не давая крови более течь.

Морок поднялся на ноги. Очередной ком тошноты остановился прямо у рта, пытаясь вывернуть содержимое рваных кишок наружу. Помимо сгоревшей руки и ран, у ведьмака были сломаны несколько рёбер, повреждены внутренние органы живота, лёгкое, возможно, сердце. Всё, что сейчас удерживало Али в состоянии, пограничном со смертельным, это «Ласточка» и заклинание. Ему была необходима срочная помощь, до которой ещё нужно добраться.

Подобрав меч и опираясь на него, Морок медленно похромал мимо дотлевающих останков Графа Мантье дэ Дюре. После такого заклинания даже Высший Вампир уже никогда не воскреснет. От тела ничего толком не осталось, от крови — тем более. Али плюнул на труп, покидая помещение.

Уже не помня, как он добрался до портала, как падал всю дорогу, как перед глазами плыло всё вокруг, Али на последнем издыхании ввалился в портал, уже без сознания вывалившись из него на каменные плиты эльфских развалин.

* * *

— Ингрид, послушайте! — Геральт твёрдо держал женщину за плечи. — Что именно вы рассказали ему, куда он отправился?

Помещица переводила испуганный взгляд то на Геральта, то на Цири. Её страх вызывали не эти ведьмаки, она боялась за жизнь того, кого отправила к Эст Тайяр. Геральт и Цири застали женщину чуть ли не в постели в ночном пеньюаре и принялись с пристрастием расспрашивать, куда именно отправился их товарищ. Ничего не оставалось, как рассказывать всё. Конечно, она могла выставить эту парочку восвояси и не терпеть хамского поведения, но не сделала этого, так как по сей день была обязана Белому Волку за сына и прекрасно осознавала, что могла отправить молодого ведьмака на верную смерть.

Как уже Геральт знал по очень давним поискам Филиппы Эйльхарт, под Эст Тайяр действительно существовала пещера с множеством подземных ходов, проделанных как расхитителями, так и подземными существами. Также он хорошо помнил так ненавидимый им портал в убежище чародейки. Однако, забрав кристалл, портал дезактивировался. Возникал вопрос, куда пропадал этот странный мужчина, о котором твердила Вегельбуд. Солдаты туда спускались и не находили ничего. Этот человек будто бы испарялся, попадая в пещеры.

— Значит, у нас огромные проблемы, — резко оторвав руки от плеч помещицы, Геральт опрометью понёсся к выходу.

— Что за проблемы? Что случилось? — со слезами в голосе прокричала Ингрид, но её вопрос так и не догнал ни Геральта, ни Цири, быстро скрывшихся из виду.

Они гнали лошадей, как только могли. От поместья Вегельбутов до эльфских руин рукой подать, если напрямки, но сейчас это было опасно из-за волков, рыщущих по лесам в поисках пищи. Ведьмаки резко взяли левее, и их глазам открылся унылый вид некогда величественного эльфского сооружения Эст Тайяр. Привязанная к колонне Асия била копытами, рвалась, брыкалась, стараясь освободиться от уздечки, и безумно смотрела на разлом в полу.

— Это лошадь Али, — крикнул Геральт, на ходу спрыгивая с седла, не успев доехать до развалин и пары шагов, быстро кидая Аксий, дабы успокоить беспокойную Асию. — Остаёшься здесь.

— Но... — начала было Цири.

— Никаких “но”! — отрезал Геральт с мечом наголо, спрыгивая на уступ в дырке. — Присмотри за лошадьми.

— Мне уже не двенадцать лет, чтобы охранять лошадей, пока ты рискуешь жизнью! — возмутилась ведьмачка. — Сколько можно меня оберегать, Геральт?

— Я не сомневаюсь в твоих возможностях, Цири, но дело не в тебе, а в том, что лошади наделали много шума, который явно кого-то мог привлечь, — объяснил ведьмак. — Давай прекратим этот балаган!

Геральт скрылся в разломе, оставив Цири одну.

Насупившаяся ведьмачка подвязала своего белорождённого жеребца Кэльпи и Плотву рядом с Асией, поглаживая каждую поочерёдно по гривам. Её просто выбешивало, что она опять ограничена в свободе, не может даже спуститься в какое-то вшивое подземелье, где её максимум что ждёт — это либо трупоеды, либо призраки. С последними, конечно, мороки чуть побольше, но не такая уж это опасность, когда ей приходилось сражаться с Моровыми девами и Банн-шами. И всё-таки, она сидит тут наверху, когда Геральт один лезет в пещеры. По дороге его что-то очень тревожило, но он молчал как рыба об лёд.

Не придумав ничего путного, Цири уселась на кусок обрушившейся очень давно стены, закинув ногу на ногу и облокотившись на колено.

В это же время, прямо под ней на глубине сажени бродил Геральт в свете горевших огромных чаш, отбрасывающих его неровную пляшущую тень на стены. С того момента, как он тут побывал несколько лет назад, странным образом обстановка изменилась. Часть помещений попросту завалены. Какие-то появилась здесь из убежища Эйльхарт, находившихся некогда за порталом, некоторые попросту исчезли. Из-за этого подземные развалины расширились, стали просторнее, но пахло, как и тогда, плесенью и сыростью.

Побродив немного, Геральт услышал звук падения чего-то не слишком тяжёлого и бряцанье металла о каменный пол. Звук донёсся из смежного помещения, из которого лилось голубоватое свечение, тянул сквозняк и доносился так ненавидимый им звук магической двери.

— Портал... Зараза!..

Геральт зашёл в помещение с порталом, где в шести футах перед ним валялся Али в крайне плачевном виде. От былой причёски остались лишь воспоминания, рука была одним ожогом аж до локтя и чуть выше, а под ним еле заметно растекалась лужа крови.

Не медля ни секунды, Геральт подбежал к Мороку, перевернул, осмотрел. Вены были немного вздуты от приёма эликсиров. Сквозь разорванную боковину брони подзатянувшиеся раны слабо кровоточили.

— Али! Али! Ты меня слышишь? — Геральт похлопал полуэльфа по щекам.

— Можно чуточку понежнее? — слабым тоном отозвался тот, приоткрыв глаза. — Последнее выбьешь.

— Шутишь, значит? — усмехнулся белоголовый. — Уже радует.

Геральт быстро подобрал меч Али, помог ему подняться. Молодой ведьмак крякнул от нестерпимой боли.

— Выбираемся отсюда, — Геральт подставил ему своё плечо, и они оба выбрались наружу.

Цири покачивала ножкой, пожёвывая стебель сорванного цветочка, когда из пролома показалась седая голова Геральта. За ним кое-как выбрался полуэльф, с трудом стоящий на ногах, в разорванном окровавленной броне, растрёпанными волосами и с практически чёрной от ожога рукой. Лишь перстень продолжал блестеть, как ни в чём не бывало.

— Ему нужен срочно врач, — кинул Геральт, с трудом усаживая Али в седло Асии, — иначе кони двинет.

Без лишних слов Цири вскочила в седло, ухватив поводья воронёной лошади.

Для Али это оказалось последним, что он запомнил, а вот для Геральта и Цири — нет. Когда полуэльф окончательно потерял сознание и начал периодически сползать с седла, Цири то и дело дёргала его на себя или отталкивала. В итоге, не придумав ничего лучше, Геральт пересадил его к себе.

* * *

До «Хамелеона» троица добралась вполне скоро, если не учитывать трудностей с транспортировкой раненного полуэльфа. По-хорошему, нужна была телега, да вот где её было взять, такую роскошь посреди ночи?

Под растерянными взглядами стражников они въехали в город через «Ворота Иерархов», самые ближайшие к кабаре. Народу на улицах уже никого не было, и лишь редкие попрошайки и пьянчуги крутились на мощёных улицах Новиграда под ночным небом в свете многочисленных городских огней.

К тому времени, как ведьмаки вернулись в «Хамелеон», кабаре опустело. Артисты и танцовщицы ушли, посетители тоже разошлись, только молодой паренёк стоял за стойкой, протирая кружки. Единственным шумом в столь позднее время был лишь храп глубоко спящего Золтана, уснувшего на диванчике. Рядом валялась пустая бутылка водки.

— Золтан! — прогорланил Геральт, волоча на плече вместе с Цири бессознательного полуэльфа.

— А? Что? — краснолюд, подлетев от неожиданности на диване, свалился на пол. — Негоже будить мирно спящего чело... Ох, ё! — протерев глаза, он увидел раненного. — Это кто? Кого вы припёрли, да ещё и в крови? — в его голосе отчётливо слышалось возмущение.

— Давай всё потом, хорошо? — попросил седой ведьмак, волоча с помощью Цири полуэльфа. — Скажу кратко — это тоже ведьмак.

— А говорят, что вас, ведьмаков, больше не готовят, — пробубнил в бороду краснолюд. — Ай, чёрт с вами! Тащите его наверх. ЛЮТИК!

Когда они уже поднимались по лестнице, наверху послышался звук со скрипом открывшейся двери и грохот падения, сопровождаемые такими изворотливыми матерными оборотами, коих не слыхал ни один преподаватель всеобщего Оксенфуртсвого Университета. На краю появился Лютик в одном нижнем белье, потирающий ушибы.

— Что слу... — бард не успел договорить, его глаза стали походи на два орена. — Это кого вы мне притащили, ироды?

— Какая у тебя свободная комната? — вопросом на вопрос ответил Геральт.

— Седьмая.

— Ему врач нужен, — Цири переложила Али на плечи барда. — Кто в Новиграде сможет нам сейчас помочь?

— Никто... — вздохнул Хивай, потирая бороду. — Все спят. До утра мы хуй кого растрясём, даже за деньги.

— До утра он может не дотянуть! — жёстко ответил Геральт, укладывая раненого на кровать в комнате номер семь. — Дурак! Зачем он один полез?

— Потому что кто-то отказал госпоже Вегельбут, — ехидно заметила Цири.

— Цири! — глаза Геральта наполнились болью и отчаянием. Ведьмак отчётливо понимал, какую глупость совершил, отказавшись от заказа, даже не подумав о других, в отличие от ведьмака-полуэльфа, лежащего перед ним.

— Я за помощью! — быстро бросил Лютик, скрываясь в коридоре.

— Его надо раздеть и обработать рану, — Золтан принёс сумку для оказания первой помощи.

Никто уже не возражал, оперативно высвобождая Морока из брони, подкладывая под него тряпки. Краснолюд отправился за горячей водой, Цири вместе с Геральтом начали обрабатывать раны.

* * *

Задыхаясь от прохладного ветра, бьющего в лицо, падая и спотыкаясь, по мосту в Золотой Город нёсся Лютик. Выпитый пару часов назад алкоголь сильно давал о себе знать болью в висках и нарушением координации. Содержимое желудка время от времени просилось наружу. Лютик бежал. Бежал, покуда хватало сил, хотя даже не знал того, ради кого устраивает себе ночной марафон и кто сейчас мог, возможно, умереть. Дело было даже не столько в альтруизме, сколько в отсутствии желания, чтобы кто-то помер у него в «Хамелеоне». Была и ещё одна причина. Даже две. Геральт и Цири. Наверное, это те самые люди, которым Лютик задолжал на много лет вперед, и подводить их никак не хотелось.

Из-за угла высокого каменного дома со шпилями показалось величественное многоэтажное кирпичное здание с множеством балконов, веранд, утопающих в цветах и цветущем плюще, облепившем стены и обвившем колонны. «Пассифлора». Самый дорогой и лучший бордель во всём Новиграде, расположившийся в самом дорогом районе города подле Моста Святого Григора. Сюда приходят развлечься, здесь проходят деловые и светские встречи, если их учредитель может позволить себе раскошелиться. Несмотря на высокую нетерпимость жителей и служителей церкви Вечного Огня, бордель процветал, и ни одна война не смогла прервать его работу, не говоря уже о страже и городских властях, кои тоже не прочь воспользоваться разноплановыми услугами столь отменного заведения. Владела им мадам Маркиза Серенити, бывшая проститутка. Теперь же она отошла от дел. Возраст брал своё. Посеревшие коротенькие волосы, морщины. Кто ж на неё уже засмотрится, хотя поговаривали, что она могла бы дать фору молодым девушкам, как в силе, так и в фантазии.

Женщина как раз подсчитывала доходы, сидя за столом, попивая «Сансретур Пино Нуар», часто заказываемое ею из Боклера. В самой «Пассифлоре» оказалось на удивление немноголюдно. Девушки скучали, разбредшись кто куда, некоторые уходили в комнаты для оказания услуг со своими заказчиками. Резко отворившаяся дверь оторвала Маркизу от вина и денег, и она медленного подняла умудрённый взгляд на скорее вбежавшего, чем вошедшего, Лютика.

— Мастер Лютик! — женщина поднялась со стула, обшитого бархатом. — Я не думала, что вы такой ненасытный, приходите ко мне второй раз за сутки. Кого на сей раз желаете?

Лютик остановился прямо перед ней, согнувшись, пытался отдышаться. Лёгкие горели огнём, ноги тряслись от нагрузки и кучи ушибов, собранных, пока бежал сюда. Он поднял указательный палец вверх, но выдавить хоть слово не выходило, настолько перехватило глотку.

— Ну же, отдышись, — Маркиза протянула ему бокал с вином. — Выпей.

— Бла... Благодарю, — вино немного помогло Лютику, и он смог говорить. — Мне нужна одна из ваших девушек.

— Какая? — хитро заулыбалась Серенити. — Амринн? Дафна? Хана?

— Тайила.

— Новенькая? — удивлённо уточнила женщина. — Я не против, но почему бы не выбрать проверенных девочек, особенно, когда вы уже давний клиент нашего заведения? Или она вам тогда понравилась?

— Понравилась, — кивнул бард. — Где она?

— На втором этаже, — улыбнулась Маркиза, приглашая Лютика к лестнице. — Доброй вам ночи, мастер Лютик.

Лютик вновь кивнул и через ступеньку пронёсся наверх под недоумевающими взглядами Маркизы Серенити и остальных девушек.

В одном из нескольких дорогих кресел, стоящих парами за столами с фруктами, вином и разнообразными сладостями, сидела молоденькая девушка в полупрозрачном лёгком платье на широких лямках. Она сидела, закинув ногу на ногу, отрывая ягоды белого винограда. Симпатичное овальное личико с большими карими глазами, нижняя губа немного искривлена, капельку вздёрнутый носик. Её прямые тёмные волосы где-то на середине переходили в более светлые тона, на кончиках становились совершенно светлыми, а по бокам сквозь локоны торчали остроконечные аккуратненькие ушки. Сама фигурой не дурна, хотя и ростом всего-то два аршина да три вершка.

Полуэльфка скучала, накручивая волосы на палец, обмахивая себя бордовым веером, покачивала ножкой в босоножке. Только завидев взмыленного Лютика, она тяжело вздохнула, пряча лицо в упавшие на него волосы, прикрывшись рукой, не желая ни видеть, ни слышать балабола барда.

— Тайила! — очередной раз чуть не споткнувшись о край ковра, подбежал к ней Лютик, припадая на колено.

В его голосе не было и тени той гоноши, с коей его привыкли видеть. Сейчас его голос был как никогда серьёзен и молил о помощи.

— На кой чёрт тебя припёрло, Лютик? — она вскинула на него глаза, обведённые золистого цвета тенями. — После прошлого раза, когда ты мне напел о своей любви ко мне, ты утром исчез, даже не заплатив за несколько часов, как тебе показалось, убойного секса. Так что, катись отсюда, пока стражу не позвала!

— Не вопрос! Я заплачу хоть сейчас за несколько ночей, но помоги мне... Прошу! — взмолился Лютик.

— Залечить твои душевные раны? Ой, прости, спасибо, но нет! — она резко встала с кресла, желая как можно скорее избавиться от общества настырного менестреля.

— Да не нужна мне ночь с тобой, — Лютик как можно нежнее взял полуэльфку за руку. — Мне нужна твоя другая помощь.

Вырвав локоть из его руки, она зло уставилась на Лютика своими карими глазами.

— Ты, кажется, потерял даже последние капельки страха. Катись отсюда!

— Я не уйду, пока ты не согласишься, — он подошёл к ней вплотную. — Умирает человек. Он истекает кровью. Если никто до утра ему не поможет, он может умереть. Он друг моих друзей, а значит, и мой. И я не позволю так ему закончить. Помоги. И ты никогда меня больше не увидишь, хорошо?

— Никогда бы не подумала, что чья-то жизнь будет для тебя дороже твоей собственной нежной шкурки, — хмыкнула Тайила. — Мне надо переодеться и прихватить свои инструменты.

— Благодарю! — Лютик ограничился поклоном, не рискнув, как он обычно вел себя с девушками, поцеловать или обнять ее.

Ожидание не оказалось настолько долгим, и перед ним предстала уже немного другая полуэльфка. Теперь она облачилась в штаны на полушироком ремне, заправленные в высокие сапожки на каблуке, что прибавляло ей в росте не больше вершка. Корсет обхватывал талию и белую блузу, частично скрываясь под чёрной курточкой. Через голову с плеча свисала кожаная прямоугольная сумка с выгравированным кадуцеем. Волосы перетянуты резинкой в длинный конский хвост почти до конца спины, высвободив её ушки. Остался лишь её макияж из теней и такого же цвета матовой помады.

Когда она появилась перед Лютиком, его челюсть, можно сказать, упала с неимоверным грохотом, как и представления о ней, как о девушке лёгкого поведения. Собственно, не у одного барда оказалась такая реакция. Те немногие клиенты, которые уже уходили с выбранной жрицей любви, засматривались на Тайилу, повиливавшую ягодицами к лестнице, дабы предупредить Маркизу. За ней посеменил и Лютик, не веря, что это одна и та же девушка.

— Мадам Серенити, — Тайила подошла к владелице заведения, — мне нужно покинуть Пассифлору, не знаю на сколько. Запишите это на счёт маэстро Лютика. Он всё оплатит.

— Это куда же ты так намылилась? — Маркиза с недовольством смерила взглядом свою подчинённую. — А как же клиенты?

— Я думаю, мы не понесём убытка, — она кивнула на подошедшего к ним барда.

— Как скажешь, — морщинистое лицо ещё больше покрылось рябью, и женщина подозвала к себе менестреля. — С тебя сто крон, и она твоя на сутки.

Лютик выложил несколько золотых монет, ругаясь и радуясь про себя, что прихватил с собой немного денег — хотя не так он рассчитывал их потратить.

* * *

— У него жар! — встревоженная Цири вытирала смоченным полотенцем испарину со лба Морока.

— Мы уже сделали и так много, — Геральт обессиленно упал на стул. — Если Лютик не приведёт врача, ему не выжить.

— А если ему Ласточку дать?

— Исключено! — ребро ладони рассекло воздух. — В таком состоянии она его просто убьёт. Более того, он уже принял её, что дало ему времени выбраться к нам.

— Ты так и не сказал, кто его подрал? — Цири посмотрела на Геральта.

— Я видел такие раны, — нехотя произнёс он. — Подобные раны чаще всего оставляют только одни существа. Разумные, знающие, куда бить. Али ещё легко отделался, учитывая, что он не пил Чёрную кровь, не принимал особых эликсиров или зелий.

— Вампир? — в глазах ведьмачки проскользнула тень страха. — Как же он его одолел, раз смог выбраться живым?

— Не знаю, — Геральт помотал седыми волосами.

Пока они присматривали за Али, Золтан закрыл «Хамелеон», выпроводив всех, кто ещё, кроме него с Лютиком работал в кабаре, и вывесил объявление, гласящее, что заведение на сутки будет закрыто. Сейчас краснолюд слонялся по пустому залу, поджидая барда с подмогой. В дверь настойчиво постучали, послышался знакомый голос:

— Золтан, твою мать! Открывай!

Хивай быстро отворил дверь и впустил Лютика с его спутницей.

— Кого я вижу? Тайила! — Золтан заулыбался во весь рот. — Здравствуй, дорогая, здравствуй!

— Помолчи, Хивай! — прыснула полуэльфка. — Я не болтать сюда пришла, а помогать. Или это опять ваши с Лютиком забавы?

— Прошу наверх, — бард потянул её за собой, оставляя краснолюда одного.

Они шли по узкому коридору жилого этажа, по сторонам которого расположились жилые номера, раньше служившие комнатами для уединения. Ныне тут царили культура и цивильность. Стояли вазы и горшки с цветами и декоративными комнатными деревцами. На стенах развешаны вполне приличные картины, под которыми стояли тумбочки. Полы покрыты ковровой дорожкой, а у каждой двери лежали коврики.

Постояльцев в последнее время останавливалось мало, да и приезжих в городе было немного. Больше всего приезжих наблюдается в конце весны, начале лета, либо в октябре. В такие периоды многие постоялые дворы, гостиницы и прочие места, где можно снять комнату, получали самый высокий доход. «Хамелеон» для многих становился чуть ли не идеальным местом для временного жилья: здесь была отменная кухня, вечерами частенько устраивались театральные постановки, приглашались иноземные артисты, также проживающие в кабаре, выпивка... Всё, что нужно для снятия стресса. Наверное, единственное, что Лютик и Золтан не любили, когда постояльцы тащили к себе в номера распутных дев. Вследствие чего случались казусы, когда все сидящие внизу посетители, пришедшие за культурным удовлетворением, в итоге выслушивали, как какой-то парень, молодой человек, мужик или старикан — да-да, были и такие случаи — ублажает тонущую в экстазе девушку, скрипя кроватью и половицами. Удовольствие, знаете ли, ниже среднего.

Одна из дверей сейчас была распахнута настежь, из комнаты лился тёплый свет множества свечей, голоса мужчины и молодой девушки. На стене и двери напротив плясали их тени, то и дело резко меняя своё направление. Именно к ней Лютик вёл полуэльфку, постукивающую о пол каблуками сапожек.

— Доброй ночи, — без особого уважения поздоровалась Тайила, войдя за Лютиком в комнату.

— Я бы не сказала, что доброй, — грустно заметила Цири, убирая руку со лба тяжело дышащего Морока.

— Надеюсь, вы сможете ему помочь? — уточнил Геральт, перед этим коротко кивнув в знак приветствия.

— Сейчас посмотрим, — полуэльфка скинула с себя сумку и куртку, подошла к молодому ведьмаку и внимательно осмотрела раны. Аккуратно отняв проспиртованную ткань, поморщилась. — М-да... Поганая рана.

— Ты сможешь что-нибудь сделать? — не унималась Цири.

— Ничего не обещаю, — честно призналась полуэльфка. — Всем покинуть помещение, со мной останешься только ты, — она указала на Цири. — Как к тебе обращаться?

— Цири, — как-то неуверенно проронила ведьмачка.

— Ты остаёшься, Цири, остальные — вон! — Тайила выпихнула всех за дверь и захлопнула её.

Переглянувшись, Геральт с Лютиком не стали спорить, решив спуститься к скучающему Золтану Хиваю, который нервно бегал от угла к углу кабаре, так что эхо его мелких быстрых шагов слышалось по всему зданию, и что-то бурчал себе под нос.

— Ты так и не сказала, — Цири внимательно наблюдала за руками полуэльфки, легко управляющимися с хирургическими инструментами, — как тебя-то зовут?

— Тайила, или Тая, — стараясь не отвлекаться, ответила та через плечо. — Не отвлекай сейчас, ладно?

— Угу, — Цири печально кивнула.

В течение, почитай, трёх часов, Тайила зашивала раненного Али. Ситуация осложнялась, ему требовалась кровь. И обычная не подходила. Пришлось придумывать что-то на ходу. По общему стечению обстоятельств, Цири подходила как нельзя кстати, в качестве донора. И она с неохотой разрешила взять немного её крови.

* * *

После разговора о носителях и потомках Гена Старшей Крови с четой Терраад’эля и Лелла’эль на сердце Иды скреблись не один десяток кошек. В голове царил мысленный хаос, мозг с трудом пытался обработать всю полученную за ночь информацию.

Сейчас Ида, накинув на плечи плащ, стояла у каменного парапета террасы, выстроенной прямо на отвесной стене высокой скалы, заканчивающейся в пене величавого водопада, шумно бурлящего своими водами. Над водой расстелилась прозрачная дымка тумана, а в верховье реки уже по поверхности, покрытой рябью, расплывался нежный свет от восходящего над Тир на Лиа солнца, предвещая тёплую погоду, хотя зори становились всё холоднее.

Эльфская знающая поёжилась, наблюдая за восходом солнца. Наверное, если бы не Ложе, Ида навряд ли покинула Aen Elle, оставшись тут навсегда. Ни тебе гонений со стороны людей, ни их бестолковой политики. Нет, конечно, и здесь хватает своих проблем, присущих не только людям, но и эльфам. Пришедший к власти Ге’эльс жёстко пресёк многие распри. Таким образом, единственным врагом для эльфов Aen Elle остаются только единороги — издревле живущая в этом мире раса разумных существ, не терпящая эльфов за обман, уничтожение за неподчинение и захват ими этого мира.

— Что будешь делать? — покой и размышления Иды прервал тихо подошедший Аваллак’х.

Ответа не последовало. Плотнее закутавшись в плащ, эльфка продолжала смотреть на водную гладь и противоположный берег внизу водопада. Там резвились те самые единороги, пили, запрыгивали в воду, о чём-то переговаривались на своём языке. Ида, хоть и была довольно циничной, что присуще всем эльфам её статуса, да и не только, в толк не могла взять, зачем эльфы силой захватили чужой мир, если вполне можно было договориться? На этот вопрос современники тоже не могли дать чёткий ответ. Со временем эта тайна уходила всё дальше в лета, становясь всё более зыбкой, а ответа и не предвиделось.

— Удивлён, что они стали всё чаще и ближе подходить к нашим городам, — устроившись рядом с Идой у парапета, Аваллак’х наблюдал за игрищами единорогов.

— Это их мир, и они могут тут делать всё, что захотят, — с некой неприязнью к Аваллак'ху отозвалась эльфка.

— Как ни странно, это уже наш мир. Слабые вымирают, остаются сильнейшие.

— Хм... Почему мы завыли, когда пришедшие, на тот момент, в наш мир люди, обучаемые, кстати, нами, пошли против нас? — раздраженно заметила она. — Как быстро они загнали нас в горы. И тогда, почувствовав себя слабее, мы решили расколоться. Одни остались, другие — сбежали.

— В том мире мы оказались слабы, а тут...

— Тут вы пришли с луками и стрелами, с мечами против тех, кто жил здесь. Устроили бойню. Но мы не стали применять его. Простым обманом заставили единорогов открыть Ard Caeth⁽⁴⁾. Вы пришли сюда как завоеватели. Впрочем, ничего нового.

— Ты имеешь что-то против? — Аваллак’х нахмурился, сложа руки на груди.

— Я имею много чего против, — фыркнула Ида. — Мне нужно возвращаться назад.

— Ты не поделишься мыслями о поисках своего племянника, так?

— Мне бы самой знать, с чего начинать...

Не желая продолжать беседу, Ида быстрым шагом покинула имение аэп Элей, направляясь к порталу между мирами. Следовало как можно скорее обо всём рассказать Йеннифэр и ускорить поиски источника столь могущественной магической силы Старшей Крови. Ида чётко для себя решила, что, кроме Йен, она никому ничего не поведает. Доверие к Ложе давно исчерпало себя. Но у этой ситуации появилась и другая, личная, сторона медали, о которой могут знать исключительно она и чародейка из Венгерберга.

* * *

Утро выдалось на редкость омерзительным. Тяжёлые тёмно-серые тучи полностью затянули небо, осыпая землю холодным то ливневым, то еле моросящим дождём. Время от времени пробегали вялые порывы ветра. Редкие прохожие, прикрывшись тем, что было под рукой, суетились на вымокших мостовых, чавкая грязью, шлёпали по глубоким лужам, представляющие собой эдакие прудики переулочного масштаба.

Больше всего, конечно же, доставалось патрульным и стражникам Новиграда. Капли дождя барабанной дробью разбивались об их тяжёлые доспехи, не упуская возможности затекать за шиворот, доставляя мокрые неудобства. Те ворчали, жаловались друг другу, мол, не желают работать за жалкие копперы в такую отвратную погоду, при этом не отказывая себе хлебнуть из фляги водочки.

С трудом оторвав голову от сложенных на столе рук, Геральт осмотрел пустое помещение «Хамелеона», с хрустом суставов потянулся, пытаясь размять затёкшее тело. В голове обрывками всплывали воспоминания о событиях, случившихся несколько часов назад. Геральт уснул, уже когда забрезжил рассвет, прямо за столом, за которым сидел с Лютиком и Золтаном, обсуждая их проблему с неким Фабьеном Бувьером — сыном представителя местной городской власти Роланда Бувьера. По словам Золтана, очень богатые люди, ставленники Нильфраарда. Выше них только новый иерарх Жарнэ Вилльямс и семья вар Аттре. Эта семья ведьмаку была известна, и рассчитывать можно было только на их помощь в этом непростой ситуации, в которую ввязался Хивай.

Не последней по значимости проблемой оставался раненный Морок, оставленный на попечительство Цири и той полуэльфки, вызвавшей у Геральта не самые тёплые впечатления. Высокомерная, нагловатая, строптивая. “Идеальная пара для Али”, — пронеслось у него в голове. От девушек не было ни слуху, ни духу. В доме царила практически идеальная тишина, и лишь посапывание Лютика и храп Золтана, долетающие до слуха ведьмака, нарушали её. Бард и краснолюд не стали будить вымотанного Геральта, оставив его крепко спать прямо за столом, а сами разошлись по своим комнатам.

Потянувшись ещё пару раз, ведьмак поднялся наверх, направляясь к комнате номер семь. Он тихо приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.

На кровати лежал с полностью перебинтованными животом и грудью Али. Правая рука тоже была забинтована. Морок тяжело дышал в крепком сне, покрытый испариной. На полу перед кроватью стояли тазик с водой и плавающими в ней хирургическими инструментами и окровавленными лоскутами тряпок. Скрючившись в три погибели, на стуле спала Цири с повязкой на руке, скрывающей вену. Вид у неё был жалкий и измученный. То же самое можно было сказать о спящей, сидя полубоком на полу и облокотившись о край кровати, полуэльфке. Их можно понять. Ночь у них выдалась куда тяжелее, чем у Геральта. Как только Тайила выдохнула, закончив с операцией, обе, как по команде, провалились в сон, уснув там, где он их застал.

Не став будить измождённых девушек, ведьмак медленно двинулся вниз, поискать что-нибудь перекусить. От этой мысли в животе громко заурчало, отдаваясь во рту привкусом выпитого алкоголя. Помимо мыслей о еде, в голове зрел примерный план действий на день. Перво-наперво требовалось накормить лошадей, стоящих на заднем дворе «Хамелеона», и уже после этого самому завтракать. Потом навестить господ вар Аттре в их новиградском имении в Золотом Городе.

Когда он уже подошел к лестнице, ему под ноги вывалился пышущий перегаром Золтан — и чуть не улетел вместе с Геральтом кубарем вниз. Выглядел он, надо сказать, неважнецки. Помимо перегара, у краснолюда болела голова, во рту была сухость и ощущение курятника, а кишки мутило от выпитого. Как ни забавно, но сил загорланить на весь коридор у него нашлось:

— Геральт!

— Заткнись! — ведьмак мгновенно зажал ему рот ладонью. — Не ори, холера! Девки спят!

— Угу, — прогнусавил Золтан.

Геральт медленно убрал руку со рта краснолюда.

— В отличие от нас, раздолбаев, они хоть как-то помогли Али.

— Ну? И как он? — отплёвываясь, поинтересовался Золтан.

Со слов Геральта, Золтан для себя уяснил многое об этом ведьмаке-полуэльфе. Пока они втроём пили, что Лютик, что Золтан выпытывали у Геральта, кто же такой этот полуэльф, так заставивший всех ночью понервничать, побегать по городу и ввязаться в долги. Откровенно говоря, Геральт сам не до конца знал Али Шарифа и что-то рассказать о нём оказалось на редкость сложной задачкой. Самое очевидное, само собой, было то, что Али, или попросту Морок, являлся полуэльфом-ведьмаком. Как и у большинства, это новость у двух друзей-компаньонов с трудом укладывалась в голове. Всё же, следующим открытием стало, что Морок ещё и владеет какой-то очень сильной магией. Ну и гуманизм к чудовищам, на примере Беса, испытывает.

— Тяжело, — верхняя губа ведьмака искривилась. — Девчонки сделали всё возможное, а вот выживет ли он — вопрос спорный.

— Может, какого чародея позвать? — предложил краснолюд, почёсывая затылок.

— У тебя есть лишние деньги? — удивился Геральт.

— Нет, но мы всегда можем кое-кого позвать.

На секунду Геральт задумался, перебирая варианты, но, судя по хитрым глазкам Золтана, до него дошло, о ком идёт речь.

— Нет! — запротестовал он. — Даже не думай! Да может и не успеть.

— Ну, хоть встретитесь, пообщаетесь. Повод так себе, но хоть такой.

— Не вздумай, слышишь? — Геральт пригрозил Хиваю кулаком.

Краснолюд молча пожал плечами, направляясь на кухню, дабы накрыть на стол, пока все спят. Геральт проводил друга глазами до кухни, а сам направился в недостроенную конюшню, где отдыхали лошади ведьмаков, бурый мерин Лютика Орион и миниатюрная лошадка Хивая Пушок. Быстро управившись с лошадьми, Геральт окунулся головой в бочку, в которую лилась дождевая вода с крыши кабаре.

Приведя себя хоть как-то в порядок, Геральт пристроился за столом напротив Золтана, уплетающего за обе щеки вчерашнюю щуку. Отхватив себе целую горбушку хлеба, Геральт быстро позавтракал и запили всё водой, после чего, не тратя больше времени на пустяки, отправился к имению вар Аттре.

* * *

Как и вся городская знать и зажиточные горожане, семья вар Аттре проживала в собственной новиградской резиденции, удобно расположившейся в Золотом городе, прямо на краю обрыва, где из сада, утопающего в зелени, открывались порой чарующие виды на окрестности. Перед домом расположилась просторная округлая торговая площадь с фонтаном. К этому времени, несмотря на дождливую и промозглую погоду, начали свою торговлю купцы, стоя под навесами палаток. Наверное, самым неприятным соседством для семьи был бордель «Пассифлора», по сравнению с которым здание резиденции смотрелось немного нелепо и дёшево.

Дежурившие возле дверей двое солдат реданской армии сидели на лавке, перекидываясь в карты. У обоих по мечу на поясе, алебарды лежали на плечах. Не успел Геральт к ним подойти, как один из стражников подорвался с места, преграждая дальнейший путь.

— Вы к кому? — неприязненно спросил он.

— Я к господину Генри вар Аттре, — спокойно ответил ведьмак.

— Вы записаны на аудиенцию?

— Нет, но дело не требует отлагательств.

— А мне плевать, что у тебя не требует отлагательств! — набычился стражник. — Нет записи — нет прохода. Пшёл отсюда, приблуда.

— Передайте господину вар Аттре, что к нему Геральт из Ривии.

— Да мне хоть сам иерарх Вилльямс! — не унимался солдат, всё больше бычась на ведьмака.

— Геральт? Геральт из Ривии? — отодвинул несговорчивого сослуживца другой стражник.

— Он самый, — кивнул ведьмак.

— Погодите пару минут, я предупрежу господина вар Аттре о вашем визите.

— Благодарю!

— Ты что делаешь, Брюсси? — набыченный сверлил своим взором солдата. — Под трибунал захотел?

— Остынь, Крайт! — осадил его Брюсси. — Я его знаю хорошо, да и семья вар Аттре его тоже знает.

Крайт попытался что-то возразить, но стражник Брюсси уже скрылся за дверью. Рассвирепевший боец хотел было что-то вякнуть в сторону ведьмака, но, встретившись с ним глазами, понял — себе дороже.

На пороге дома показались сразу два знакомых лица. Брюсси и одна из дочерей-близняшек Генри вар Аттре — Эдна вар Аттре. Перепутать Эдну с её сестрой Розой намётанному глазу было попросту невозможно. В отличие от Розы, Эдна более светловолосая, у нее нежная ухоженная кожа, дорогое платье и духи. По ней сразу становилось понятно, что она истинная аристократка, при этом она не была столь капризна и избалованна, как сестра, но более склонна к интригам и сплетням.

— Мастер Геральт! — как не странно, девушка была рада видеть ведьмака. — Здравствуйте! Проходите скорее в дом. А ты, Крайт, в следующий раз смотри, кого не пускаешь!

— Но госпожа... Я... — хотел было оправдаться Крайт.

— Довольно! — и она обернулась к Брюсси. — Благодарю тебя, солдат, за бдительность и за наблюдательность!

Брюсси поклонился и спустился к своему товарищу, дальше играть в карты.

Увлекаемый за собой Эдной, Геральт вошёл в уже знакомыой дом. За то время, когда ведьмак заходил сюда последний раз, в доме произошли некоторые изменения. Само здание являлось вполне типичным городским строением, но изнутри претерпело недешёвый ремонт, даже перепланировку. Таким образом, весь первый этаж стал больше гостевым, чем жилым. Второй же был обустроен для проживания самих хозяев. Прислуга проживала в отдельном строении на заднем дворе.

Геральт поднялся по покрытой ковровой дорожкой лестнице за Эдной, ведущей их к дальней двери в конце просторного холла. Девушка приложила ухо к двери, тихо постучала пальчиком в дверь и отворила её, заводя за руку удивлённого таким тёплым приёмом ведьмака.

— Папа! У нас гость! — прощебетала Эдна, пропуская вперёд Геральта.

Ведьмак учтиво поклонился хозяину дома — господину Генри вар Аттре.

— Ой, не надо этой чопорности! — разулыбался вар Аттре, завидя знакомого Геральта из Ривии.

Ведьмак и ныне бывший нильфгаардский посол были знакомы ещё со времён Третьей Северной кампании, в разгаре которой нильфгаардкий император разыскивал свою дочь и нанял для её поисков не кого иного, как Геральта Ривийского. Такой выбор был обусловлен простым фактом: Геральт и его дочь были знакомы, и она являлась приёмной дочерью ведьмака.

Помимо Геральта, на поиски наследницы престола были брошены все разведывательные и шпионские сети, и даже чародейка Йеннифэр. Именно господин Генри вар Аттре и рассказал тогда Геральту всё, что знал о поисках, поделился мыслями о войне и её исходе. Генри оказался вполне дальновидным человеком, безошибочно предположив, что война закончится победой Нильфгаарда. Если быть до конца честными, Геральт тоже сыграл далеко не малую роль в этой победе, помогая в устранении реданского короля Радовида V Свирепого, лишив Север одного из лучших стратегов. При этом он спас немало нелюдей и чародеев, до которых у того не добрались руки. Именно Геральт пресёк захват власти сразу после смерти Радовида Сигизмундом Дийкстрой — бывшим реданским шефом разведки короля Визимира II, отца Радовида, а позже, под псевдонимом Сиги Ройвен, стал одним из членов новиградской преступной группировки Синдикат. И именно их смерти помогли Югу без лишних проблем покорить Север, и лишь острова Скеллиге остались свободны от Чёрного Солнца, продолжая жить своим миром, хоть и потеряв былую хватку, но всё равно смогли расцвести вновь.

Казалось бы... Всё это было совсем недавно, чуть меньше нескольких лет, по пальцам одной руки, а воспоминания уже затирались серыми будними, и война, казалось, закончилась когда-то очень давно, хоть её отзвуки по сей день слышались то тут, то там.

Одним из таких отзвуков оказалось старое знакомство вар Аттре и Геральта. Хоть пообщаться по душам у них не вышло в те недалёкие времена, ведьмак оставил о себе приятные впечатления. Также, до Генри дошло досадное недоразумение, связанное с его дочерью Розой, когда Геральт разыскивал своего закадычного друга-бабника Лютика, с которым обе сестрички были знакомы. Тогда ведьмак преподал ей урок фехтования, а на следующий день резко осадил Розу, втянувшую его в авантюру с занятиями на свежем воздухе, по итогу, чуть не отхватила от обычных пьянчуг. Рассвирепев, девушка пообещала, что после победы Нильфгаарда, разыщет их и накажет, на что Геральт её жёстко осадил, и избалованная фехтовальщица обиженно с ним рассталась. Как бы ни казалось это странным, Генри принял сторону Геральта, узнав обо всём от Эдны, подставившей к ним человека, а Роза понесла наказание за свою строптивость.

— Как я рад вас видеть, мастер Геральт, — Генри разливал вино по бокалам. — Я даже спрашивать вас не стану, как ваша жизнь, ибо знаю, что вы не пожелаете о ней, распространятся.

Мужчине было уже за пятьдесят, но выглядел он немного старше. Слабая рябь морщин покрывала его лицо и руки. Тёмные волосы уже не могли скрыть серебро седины. В глазах читалась усталость от всего пережитого. Дорогой кафтан сменил простой халат поверх туники, заправленной в свободные брюки, а босые ноги обуты в простые башмаки, в которых чаще можно увидеть простолюдина, чем состоятельного человека.

— Вы уж простите, что я в таком виде, — виновато произнёс Генри, немного стыдливо завязывая свой халат. — Мы как-то не ждали гостей.

— Можно было просто попросить подождать, — понимающе улыбнулся Геральт. — В конце концов, я ниже вас по статусу и мог бы подождать.

— Что вы, что вы! — замахал руками Генри, усаживаясь в кресло за массивным дубовым столом своего рабочего кабинета, уставленного стеллажами и книжными полками с различной литературой, у стены напротив расположились новенькие чёрные тяжёлые нильфгаардкие доспехи с крылатым шлемом, над которыми висел полуторный рыцарский меч. — Я всегда рад вас видеть, дорогой мой друг!

— Я даже немного удивлён такому приёму, — признался Геральт, допивая шикарное боклерское вино «Шато Мон-Вальжан».

— Удивлены? — с улыбкой переспросил Генри. — Тут нечему удивляться, — ответил он на кивок ведьмака. — После того, что вы сделали для Нильфгаарда, я не могу к вам относиться иначе. К слову, — мужчина подался вперёд через стол, — я на вашей стороне.

— Не понял, — Геральт приподнял бровь, непонимающе смотря на собеседника.

— Я по поводу дочери императора. Я считаю не совсем правильным лгать о её смерти, зная, что император, так или иначе, узнает, что это ложь, но считаю, вы разумно поступили, скрыв её и дав ей возможность решать самой. Конечно, с другой стороны, она наследница престола, и хотелось бы её видеть на престоле, но не того же Морврана Воорхиса...

— А что не так с ним?

— Да всё так, — кашлянул Генри, — и не так одновременно. Понимаете, — он сделал паузу, — Воорхис довольно смышлён, опытен, превосходный генерал и дворянин. Но, положа руку на сердце, я слабо верю, что он сможет достойно править столь огромной империей. А вот императорская дочь Элен Рианнон, являющаяся вашей приёмной дочерью, будет куда более честной, благоразумной и милосердной правительницей.

— Это можно считать комплементом? — улыбнулся ведьмак.

— И для неё, и для вас, — подтвердил Генри, удобнее устраиваясь в кресле, скрестив пальцы на столе и принимая более серьёзный вид. — Но вы пришли ко мне не для того, чтобы вспомнить прошлое, а, как я понимаю, по делу?

— По нему самому, — вздохнул Геральт.

— Внимательно слушаю.

— Я по поводу неприятного конфликта между Золтаном Хиваем и Фабьеном Бувьером, — сообщил Геральт. — Знакомо?

Вар Аттре напрягся, откашлялся.

— Знакомо, — спустя долгую паузу, наконец, произнёс мужчина. — Ситуация, знаете ли, мерзопакостная. Лучше бы вам не вмешиваться в неё.

— Я бы хотел не вмешиваться, — Геральт поднялся с мягкого стула, — но это касается моих друзей и имущества, коим они владеют законно.

— Про какое именно имущество вы говорите?

Геральт достал из маленькой набедренной сумки несколько свитков и протянул их Генри. Тот, развязав каждый, быстро пробежался глазами.

— Имущество господина барда Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхофа, он же Лютик, кабаре «Хамелеон», бывший бордель «Шалфей и розмарин», — начал Геральт в подтверждение выданных Генри бумаг. — Им он владеет совместно с краснолюдом Золтаном Хиваем, который, в свою очередь, сейчас имеет в собственном имуществе городские бани, что под мостом в Золотой Город, и приличную сумму в банке Вивальди, на сумму больше двадцати пяти тысяч крон.

— Подождите-подождите, — Генри уставился на Геральта. — Этого быть не может!

— К счастью, или к сожалению, может, — пожал плечами ведьмак. — А эти бумаги, — он кивком указал на них, — являются доказательством моих слов и невиновности моих друзей, у которых господин Фабьен Бувьер хочет не только вернуть честно проигранное имущество, но и отжать их имущество.

— Хм... — Генри достал из стола бумагу и протянул её Геральту.

Бумага являла собой жалобу на Лютика и Золтана, обвиняя последнего в грабеже, насильственном принуждении к подписанию всех бумаг на него по городским баням и счёте в новиградском банке. И ни слова о проигрыше в карты.

Усмехнувшись, Геральт вернул бумагу вар Аттре.

— Что вас так позабавило, господин Геральт? — мужчина непонимающе поглядел на ведьмака.

— Я отлично знаю Золтана Хивая, и знаю, кем он был до того, как здесь осел, — прохаживаясь по комнате, сказал Геральт. — Поверьте, если бы Золтан, как выразился Фабьен, хотел насильственно отобрать у него всё, то Золтан, с парой выдуманных заявителем дружков, отделали бы вашего Фабьена так, что тот отдал бы не только бани и часть состояния... Он отдал бы всё и продал мать. А Фабьев проиграл всё в карты, о чём гласит и расписка.

— М-да, я знаком с нравами краснолюдов, а тем более, господина Хивая, — протянул Генри. — Однако, боюсь, я ничем тут помочь не смогу, если не будет гарантированных доказательств, что Фабьен действительно проиграл, а не был насильственно принуждён к подписанию бумаг.

— То есть, расписки мало? — раздражённо кивнул головой Геральт, уперев кошачьи глаза в вар Аттре.

— Мне-то, может, достаточно, а вот решать будет суд, — покачал головой тот. — И будет он на стороне Бувьеров, так как они друзья с иерархом.

— А выше их?

— Моё слово имеет вес, но вес иерарха априори весомее. Если только император, но он не будет заниматься столь мелкой проблемой в масштабах огромной империи.

— Просто замечательно! — выругался ведьмак. — Моих друзей будут судить друзья-товарищи за то, что сын Бувьера карточный игрок. Куда катится мир?!

— Хороший вопрос!

На женский голос, произнёсший это, Геральт резко обернулся, встретив глазами прислонившуюся, тихо вошедшую в кабинет молодую женщину.

* * *

С большим трудом и невероятными усилиями, отозвавшимися стуком в висках, Цири раскрыла слипшиеся ото сна веки, сидя на стуле, где её окончательно сломили сон и усталость. Она протёрла глаза и лицо. За окном стояла пасмурная погода, а по стёклам и карнизу стекали и барабанили капли дождя, нагнетая и без того не радужную обстановку. Перед ней у кровати раненного и перевязанного, тяжело спящего от снотворных трав Али, спала Тайила.

Нехотя встав со стула, ведьмачка вспомнила, как она ассистировала полульфке, как та зашивала раны, всё время ругаясь на языке Старшей Речи. У Али оказались сломаны несколько рёбер, лёгкие и внутренние органы сильно повреждены. Шансы на выживание, по прогнозам Тайилы, крошечные. Ему нужен не просто врач, а чародей. Плюс ко всему этому, тяжёлый магический ожог руки.

Попытка потянуться отозвалась сильной болью в руке. Цири схватилась за источник боли, перевязанный чистой марлей. Вена загорелась огнём, ещё не до конца зажившая после, хоть и кустарного, переливания крови Мороку. Ведьмачка искренне надеясь, что это поможет.

— Просыпайся, — она слабо дотронулась до полуэльфки.

Та моментально встрепенулась, подскочив с пола, едва не загремев тазом с окровавленной водой, хирургическими инструментами, тряпками и марлями. Присев на край небольшой прикроватной тумбочки, Тайила, прикрыв рот, зевнула, потёрла глаза, от чего подводка под ними размазалась по всему лицу. Кажется, сейчас её вид волновал полуэльфку в последнюю очередь.

Чуток придя в себя, Тайила молча осмотрела неожиданного пациента, нашла в сумочке нужный непрозрачный флакон и влила его содержимое Али в рот. Тот, не приходя в себя, сильно закашлял, но быстро перестал, пошевелился и затих, вновь покрывшись испариной. Тайила смочила тряпку из дежурного кувшина и протёрла его лицо, шею и грудь, укрыла одеялом аж до головы.

За всем этим тихо, как мышка, наблюдала Цири. Наконец, она не выдержала.

— Что теперь? — еле слышно спросила ведьмачка, стараясь не разбудить Али.

— М-м? — не поняла полуэльфка, повернувшись к Цири.

— Что теперь? — повторила та.

— Ничего, — так же тихо просто ответила Тайила, омывая инструменты и аккуратно складывая их в кожаный свёрток-чехол. — Я иду на работу, а вы тут уже сами. С моей стороны сделано всё возможное. Остальное — к чародеям.

— Всё? Так просто? — чуть повысив голос, возмутилась Цири. — Ты бросишь своего подопечного, которого оперировала полночи, на произвол судьбы? Какой же ты врач после этого?

— Послушай сюда! — Тайила, к этому моменту успевшая полностью собраться, подхватила свою курточку и выволокла под руку Цири в коридор, где стала говорить на полтона выше. — Во-первых, Лютик ночью меня сдёрнул с работы и притащил сюда, а я всю ночь занималась художественным шитьём. Во-вторых, не надо на меня наезжать и давить на жалость. Я таких, как ты, ведьмаков, знаю. Сегодня вы помощи просите, а завтра меня могут найти с перерезанной глоткой в сточной канаве! Если бы я знала, что иду помогать ведьмаку, соглашаться бы даже не стала. Но уж, коль пришла — сделала всё как надо, но сейчас я умываю руки.

— Подожди, Тая, — Цири поймала полуэльфку за локоть. — Не надо думать, что мы все подонки и негодяи. Мы тебе заплатим столько, сколько скажешь. Но не бросай его на произвол судьбы, — её глаза непроизвольно намокли от выступивших слёз. — Пожалуйста.

Высвободив локоть из руки ведьмачки, Тайила внимательно оглядела её и начала рыться в сумке. С её лица, хоть и медленно, но тень гнева и недовольства стала сходить на нет.

— Ответь на один вопрос, — полуэльфка заглянула в сумку, продолжая в ней шариться и чем-то там позвякивая. — Кто он тебе? Этот ведьмак. Друг, брат, возлюбленный или просто товарищ по цеху? Мне сложно верится в последнее, так как ты бы так не просила за него.

— Это имеет какое-то значение? — спросила Цири, вытирая слёзы.

— Мне просто интересно.

— Я его знаю всего меньше суток, — призналась Цири. — Геральт приехал с ним ко мне на встречу. Так и познакомились, — она задумалась, после чего ответила: — Он теперь не просто товарищ по цеху, а, считай, друг. Вот ни с того, ни с сего.

Тайила вздохнула, опустив глаза в покрытый потёртой ковровой дорожкой дощатый пол, затем протянула Цири три небольших флакончика, наполненные красной, зелёной и бесцветной жидкостью.

— Держи, — сказала она. — Запоминай. Красная — это обезболивающее. Ни при каких условиях с ней не использовать никаких ведьмачьих снадобий. Зелёная — травяное снотворное. Дашь ему поздно вечером, если я не успею вернуться, что очень вероятно. Бесцветная — противовоспалительное. Три капли на полстакана воды, и вольёшь ему в рот через полчаса после моего ухода и за час до снотворного. Ясно?

— Угу, — Цири кивнула. — Подожди, ты сказала — если не успеешь вернуться?

— Да, — подтвердила Тайила. — Пока вы найдёте чародея, я за ним присмотрю. Дальше — как пойдёт.

— Спасибо! — обрадовавшись такой новости, Цири крепко прижала к себе полуэльфку.

— Будет-будет! — раскрасневшись, Тайила высвободилась из её объятий. — Я на работу опаздываю.

— До вечера! Будем ждать.

Тайила улыбнулась и направилась к лестнице, но на самом краю остановилась, немного помялась и вернулась к Цири.

— Я знаю, кто ты, Цири, — заявила она, смотря своими карими глазами на ведьмачку. — Ты — Дитя Старшей Крови, наследница рода Лары Доррен. Я вспомнила твоё имя. Несколько лет назад многие эльфы помешались на тебе и твоём Гене, а твои поиски тогда наделали много шуму. Это всё к чему... Ваш Морок — такой же.

— Я это знаю, — пробормотала Цири. — Я это ещё вчера поняла по его рассказам, вот только он сам об этом не знает наверняка, но уже догадывается. Но подожди, — ведьмачка испытующе посмотрела на полуэльфку, — ты-то как догадалась?

— Кровь, — спокойно ответила та. — И у него, и у тебя от крови веет определённой... как бы так сказать... силой. У вас она идентична. А теперь, когда ты отдала ему свою, вы теперь уже брат и сестра по крови. Вот поэтому никакая иная не подходила, а именно твоя. Без тебя его шансы были бы ещё меньше, чем сейчас.

— Получается, я отсрочила его смерть? — на зелёных глазах вновь появились слёзы.

— Мы не знаем наверняка, — успокоила её Тайила. — Скорее, спасла. Ну, всё, я побежала, — полуэльфка, уже спускаясь, опять обернулась. — И я не врач, а всего лишь девочка из «Стратоцвета», — засмеялась она и скрылась за краем лестницы.

От услышанного Цири опешила.

— Девочка из Пассифлоры? — она вслушивалась в свой голос, произнёсший эти слова, не веря в услышанное.

1) Hen Ichaer (Ст.р.) — Старшая Кровь

Вернуться к тексту

2) Ghoul y badraigh mal an cuach (Ст.р.) — Ругательство, непереводимая игра слов

Вернуться к тексту

3) Вихт — Чудовище-трупоед

Вернуться к тексту

4) Ard Caeth (Ст.р) — Врата между мирами

Вернуться к тексту

Вдоль стен широкого и длинного холла величественного императорского дворца Города Золотых Башен — сердца Нильфгаардской Империи, что на реке Альба далеко на Юге континента, расположились бюсты королей, утопающие в арочных нишах, на сами стены покрывали различные барельефы и гравюры разнообразных важных событий империи. Частые огромные окна почти до самого мраморного мозаичного пола заливали помещение полуденным солнцем, светившим вопреки льющему как из ведра дождю, сопровождаемому сильными раскатами грома. Молнии, словно трещины, покрывали на мгновение небо и тут же исчезали. Солнце и гроза... Причудливые капризы природы.

Как бы ни капризничала природа, осыпая землю ливнем, каплями стекающим по стёклам, это никак не мешало развалиться на собственной лежанке на одном из подоконников упитанному дворовому коту, раскидавшему лапы во все стороны, подставив пузо еле греющему сквозь пелену воды и стекло солнцу. Очередной раскат грома всё же заставил его открыть глаза и ещё сильнее потянуться, расправляя все свои когтистые пятерни. Сладко зевнув, кот уселся, пару раз лизнул себя и подошёл к миске с едой, удобно поставленной местным поваром прямо на подоконник.

Кот с удовольствием проглотил кусочки мяса из миски, ещё раз потянулся и шваркнулся обратно на лежанку. М-да... Спокойствия и достоинства ему не занимать. Чего не скажешь о мечущейся от стены к окну и обратно Йеннифэр. Выглядела чародейка очень странно и непривычно. Нервная, немного встрёпанная.

Рано утром был назначен совет чародеек в их тайном убежище по вопросу недавних мощнейших энергетически-магических всплесков в районе Темерии. Явились Маргарита Ло-Антиль, Фрингилья Виго и, собственно, Йеннифэр. Не хватало Иды Сивней, до сих пор не вернувшейся из Aen Elle и Филиппы Эйльхарт. Ожидание длилось около получаса, а Филиппы, назначившей совет, всё не было и не было. Если за Иду Йеннифэр не беспокоилась, то Филиппе это было не присуще. Уже в тот момент, когда чародейки, утомлённые ожиданием, собрались расходиться, в зале неожиданно появилась ещё одна. Худощавая невысокая девушка с соломенного цвета волосами и украшающим шею крестом Анх. Чародейка, именуемая Кейрой Мец, сообщила остальным пресквернейшую новость: Филиппа Эйльхарт арестована императорской стражей по обвинению в государственной измене и подготовке восстания против императора.

Собравшиеся в зале чародейки онемели от услышанного, отказываясь верить в эту наглую и неприкрытую ложь. Чтобы Филиппа готовила восстание против императора, имея все возможности уничтожить его, практически, щелчком пальцев? Рисковать в открытую и так нагло? Хоть Йеннифэр давно не питала дружеских чувств к Эйльхарт, она точно знала, что та никогда не пойдёт на такое. Более того! Филиппа получила очень много на службе у императора Нильфгаарда, и лишать себя роскоши она никогда не станет.

Само собой, совет был отменён, а Йеннифэр отправилась домой сквозь порталы, дабы привести себя в порядок перед незапланированной аудиенцией у императора. Приняв ванну, женщина обнаружила, что чистой, свежевыстиранной одежды у неё толком и нет. Пока она подбирала, что надеть, время уходило. В итоге она напялила на себя белую тунику и белую юбку с небольшими чёрными вставками. Она даже не успела нанести тщательный макияж. Да чего уж! Она не успела побрызгаться духами с ароматами сирени и крыжовника.

Такая вот немного нелепая и непривычная Йеннифэр металась, словно загнанный зверь, в холле, то и дело бросая встревоженный взгляд в сторону императорской залы, нервно грызя некогда ровные ухоженные ногти.

Дверь залы распахнулась, и к ней подошёл пожилой императорский камергер в богатом кафтане.

— Госпожа Йеннифэр из Венгерберга. Его величество император нильфгаардский ожидает вас. Пройдёмте!

Мужчина учтиво пропустил чародейку вперёд, довёл до массивной двери и вошёл вместе с ней в залу.

— Ваше величество, госпожа...

— Я знаю, кто она. Можешь идти! — прервал камергера император взмахом кисти через плечо.

Кивнув, мужчина поклонился, уступая место Йеннифэр, и удалился.

Чародейка поёжилась, что было забавно. За всю свою жизнь, по крайней мере, с тех пор как стала одной из сильнейших чародеек, Йеннифэр толком ничего не боялась. Никогда не боялась никаких правителей, ведя себя с ними неприязненно, хотя вежливо и учтиво. Но сейчас её сковывал страх и ощущение ножа, направленного в спину. И не без причины. Гонения на чародеев уже давно начались и как дамоклов меч висели над каждым, кто мог использовать магию. Она также понимала, что если приближённую императора схватили, значит, и она может стать следующей, хоть прямо сейчас.

Йеннифэр подняла фиалковые глаза на императора, стоящего к ней спиной перед окном, сложив руки на груди.

Император Нильфгаарда. Эмгыр вар Эмрей, прозванный Белым Пламенем, Пляшущим на Курганах Врагов. Этот человек, правящий не просто огромной страной, а непостижимой по меркам континента империей от реки Альбы до Каэдвена. Человек с крайне неоднозначной историей прихода к власти. Человек, создавший не просто империю, а сделавший её процветающей и могущественной, с высококлассной армией, политическим строем и экономикой.

Эмгыр, сын Фергуса вар Эмрейса, в погоне за властью пожертвовал всем, дабы восстановить утраченный его родом престол, уничтожив узурпаторов, которые вероломно убили его отца и изгнали его — тогда еще мальчика, — наложив страшное проклятие. Так когда-то юный Эмгыр стал ежом и прозван Дани — Йож из Эрленвальда. Только спустя годы проклятие было снято благодаря Белому Волку и женитьбе на Цинтрийской принцессе Паветте, дочери Калантэ. Ещё через несколько лет, под влиянием чародея Вильгефорца Роггенвейского, будущий император в попытке захвата власти, узнав, что жена заподозрила что-то неладное, то ли случайно, то ли специально, убил Паветту. Она канула в морскую Бездну во время неведомо откуда появившегося шторма — магии Вильгефорца. В итоге Эмгыр пршел к власти и продолжил начатую кампанию против Северных Королевств. Три кампании. Во время войн произошли обличения Вильгефорца, обманувшего всех, включая своих собратьев-чародеев, поиски дочери, являвшейся ключом ко многим политическим и не только вопросам. Войны закончились, и Его Величество император Эмгыр вар Эмрейс — Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов — занялся внутриполитическими проблемами, заодно перебросив войска уже на другие направления.

Облачённый в чёрный кафтан на золотых застёжках с рукавами тёмно-вишнёвого цвета, император стоял спиной к Йеннифэр, сложа руки на груди, глядя куда-то за залитое дождём стекло. Его чёрные как сажа волосы длиной по плечи легонько колыхнулись от пронёсшегося сквозняка от закрывающейся за камергером дверью.

— Йеннифэр, — слова императора нильфгаардского были, как обычно, строги и властны. — Я крайне не люблю, когда мне приходится устраивать незапланированную аудиенцию. Однако я могу, в виде исключения, принять тебя, как дань неоценимой помощи моей дочери Цирилле, — Эмгыр вар Эмрейс бросил взгляд на висящую на стене огромную картину.

Сердце чародейки ёкнуло.

На картине была изображена с виду счастливая семья: мать, отец и их взрослая дочь. Всё бы ничего, если бы это не были сама Йеннифэр, белоголовый ведьмак Геральт и пепельноволосая, под стать ему, Цири. Чародейка прекрасно помнила, как появилась эта картина. Это случилось в Туссенте. Йеннифэр и Геральт уже довольно крепко обосновались в пожалованной ему винодельне, а Цири приехала к ним в гости, навестить своих самых любимых приёмных родителей. В тот вечер к ним в гости зашёл боклерский молодой художник Орсино Сальтаформаджо. После богатого ужина художник, подивившись такой необычной, как он сам выразился, семье, предложил написать картину. Они согласились. Орсино изобразил вполне строго ведьмака Геральта, нежно обнимающего чародейку Йеннифэр левой рукой, а за спиной, обняв их обоих и скорчив смешную гримасу, наклонившись, стояла Цири. Всё это на фоне раскидистого дуба, росшего на холмике рядом с их имением.

— Можешь не беспокоиться, с художником всё в порядке, — заверил Эмгыр, заметив тревогу чародейки. — Он получил очень достойную денежную плату и служит личным художником Её Сиятельства Анны Генриетты.

Йеннифэр ещё больше сконфузилась, как провинившаяся ученица школы чародеек Аретузы. Почему-то её обуял необъяснимый ужас и страх, за что она себя сейчас корила самыми последними словами. Она, как её называли, великая и ужасная Йеннифэр из Венгерберга, никогда не боявшаяся перечить кому бы то ни было, даже королям, стояла перед императором, готовая провалиться от страха и стыда.

Потерев переносицу орлиного носа, Эмгыр вар Эмрейс развалился в кресле за столом и с ещё более властным взором обратился к чародейке.

— А теперь опустим лирику и воспоминания и перейдём к делу. По какому поводу ты вытребовала аудиенции со мной, что стоишь теперь, как отчисленная студентка Аретузы?

— Филиппа Эйльхарт, — собравшись с силами, максимально спокойно и с напускной напыщенностью, ответила Йеннифэр.

— Хм, — император поскрёб двухдневную щетину на подбородке. — Мог бы догадаться. И что же ты хочешь от меня, Йеннифэр?

— Я хочу знать, по какому обвинению была арестована чародейка, глава Ложи Чародеек, Филиппа Эйльхарт? — ещё более напыщенно, однако уже натуральнее, произнесла женщина.

— Когда ты себя так ведёшь, — задумчиво заговорил император, — ты меня бесишь, и ты мне нравишься своей бесящей натурой. Что же до Филиппы, — он снова встал из-за стола и стал прохаживаться вдоль окна, — на ней висит серьёзное обвинение в подготовке переворота в стране, физического устранения императора и захвата власти. Пока это все предъявленные ей обвинения.

— Вы сами-то в это верите? — хмыкнула уже абсолютно овладевшая собой Йеннифэр.

— Вопрос не в том, “верю или не верю”. Вопрос в том, какая в этом выгода.

— Выгода? — не поняла чародейка.

— Именно, — подтвердил Эмгыр. — Я хочу предложить тебе, Йеннифэр из Венгерберга, место главы Ложи Чародеек. Взамен я пощажу Филиппу.

— Интересное предложение, — Йеннифэр поправила сползшую с плеча тунику и внимательно уставилась на Эмгыра. — Но у него есть и иная сторона, ведь так?

— Правильно понимаешь, — жёстко сказал император. — Это предложение, от которого тебе не удастся отказаться. В этом я тебя уверяю.

— Это что, должно меня заставить принять ваши условия, повелитель? — чародейка изобразила подобие поклона.

Эмгыр поморщился, но стерпел эту наглость.

— Всё очень просто, — начал Эмгыр вар Эмрейс. — Занимая главенствующую должность в Ложе, ты, как и твои подружки-чародейки, получишь от меня полную амнистию, Ложа станет самым могущественным чародейским обществом, ещё и с моей полной поддержкой. От вас потребуется только верность, а я обеспечу вас всем, чем пожелаете, но в разумных пределах.

— А если я откажусь?

— Своим отказом ты навлечёшь гибель на Филиппу, а в будущем — и остальных чародеек. Но и это ещё не всё. Ты навлечёшь смерть и на своего Геральта. Цири насильно вернут в Нильфгаард и посадят на трон.

Воздух задрожал от магии. Еле сдерживая себя, Йеннифэр смотрела на императора горящими фиалковым огнём глазами. Обсидиановая звезда на бархотке на шее горела ярче солнца. Слова императора больно ударили по сердцу чародейки, едва она услышала имена тех, кто были ей дороги больше всего на свете. Что же до самого Эмгыра вар Эмрейса, то он, как ни в чём не бывало, глядел на неё, лишь едва заметно дёрнув уголком рта в лёгкой усмешке.

— Попридержи свой норов, Йеннифэр, — приказным тоном произнёс Эмгыр вар Эмрейс.

— Ты посмел угрожать моим самым близким людям, — зашипела чародейка.

— Всего лишь предупреждаю о последствиях отказа от моего великодушного выгодного предложения, — ничуть не сменив тона, Эмгыр вар Эмрейс беспристрастно вернулся в кресло. — Так каково твоё решение?

— Арест Филиппы — это был предлог к данному разговору? — Йеннифэр продолжала шипеть, как разъярившаяся гидра.

— Скорее, случайность, — поморщился Эмгыр вар Эмрейс. — Данное предложение зрело у меня давно. Филиппа оказалась счастливой случайностью. Но я не ожидал столь быстрой реакции с твоей стороны. Насколько я осведомлён, вы с Филиппой не в самых лучших отношениях.

— Она такая же чародейка, как и я, — отрезала Йеннифэр. — А наши взаимоотношения тебя не касаются.

— Поосторожнее с выражениями, Йеннифэр, — процедил император, слегка подавшись через стол. — Не стоит чересчур злоупотреблять моей благосклонностью. Не забывай своё место и не забывай, с кем разговариваешь!

Йеннифэр надменно посмотрела на него, встав к императору полубоком, сложив руки на груди, вскинув подбородок и чуть сощурив глаза.

— Я подумаю над твоим предложением, повелитель. А пока я хочу увидеть Филиппу.

— Мои люди проводят тебя, — кивнул Эмгыр вар Эмрейс. — У тебя двое суток на размышление. После чего Филиппу Эйльхарт казнят. Мерерид!

В залу вновь поспешно вбежал камергер, учтиво раскланиваясь.

— Проводи госпожу Йеннифэр из Венгерберга к Филиппе Эйльхарт, — приказал император и перевёл взгляд на чародейку. — Даже из мыслей выброси попытки помочь ей в побеге и держи в голове возможные последствия твоих возможных действий. И помни: у тебя двое суток! Не больше. Свободна!

Винтовая лестница уводила в подземные помещения императорского дворца. Если фасад и надземная часть монументального сооружения прямо-таки блистали роскошью и богатством, то вот от подземных катакомб, возможно, эльфских развалин, веяло страхом, болью, мучениями и кровью. Каждый, кто был арестован за попытку переворота в стране, а также различные виды измены или хищения, попадал в подземные пыточные, где искусные мастера своего дела по пыткам вырывали, порой в буквальном смысле этого слова, признания из бедолаг. Те же, в свою очередь, были готовы сознаться уже в чём угодно, лишь бы их муки побыстрее закончились смертью. В пытках себя не ограничивали, лишь бы добиться признания. Императора не интересовали виды допроса, а интересовал только результат.

В ход шло всё, что могло причинить боль. Раскалённое железо, плети, побои, срезание кожи по крохотным кусочкам. Если мужчина — отрезали уши, пальцы, гениталии. Над немногочисленными женщинами измывались вообще, как умели. Насиловали поочерёдно, крыс пускали по распятому телу, а те лезли, куда только позволяла обнажённость, а жертва не могла ничего сделать, только истошно кричала, захлёбываясь от страха и боли. С женщинами также шли в ход пыточные Груши или Стул ведьмы.

Перед Мереридом и Йеннифэр предстала тяжёлая, окованная железом, дубовая дверь. Без стука камергер её отворил и вошёл в помещение, воняющее углём, палёной плотью и кровью. Слегка поморщившись, Мерерид рявкнул трём лысым, как на подбор, мужикам размером с пещерных троллей.

— Все вон! Внеплановый обед! Быстро-быстро! — камергер похлопал в ладоши.

Пытающие переглянулись, пожали плечами и, откладывая орудия пыток, вышли прочь из пыточной, потеряв всякий интерес к жертве. Это выглядело так, словно здесь ничего не происходило буквально пару минут назад. Они потопали тяжёлыми сапогами вверх по каменной лестнице.

— У вас десять минут, госпожа Йеннифэр, — сообщил камергер и удалился следом за лысыми “троллями”.

Сглотнув тяжёлый ком слюны, Йеннифэр переступила порог пыточной, посмотрела на распятую по рукам и ногам жертву пыток.

— Филиппа!

Подвешенная на двимеритовых кандалах, не позволяющих творить никакую магию заключённым в них чародеям, как медвежья шкура, болталась Филиппа Эйльхарт.

Вид чародейки был, мягко сказать, отвратительный. От былой красоты Филиппы остались воспоминания. Платье разорвано, нижнее белью валялось прямо за ней, тело было испещрено окровавленными и опухшими, где-то начавшими уже гноиться, ранами от шипастых металлических плетей, лицо в синяках, а руки и ноги покрывали гематомы. Некогда ухоженные тёмные волосы свисали на лицо и грудь слипшимися, похожими на лозу высохшего вьюна, кусками. Где-то даже обрезанные, покрытые тонкой плёнкой чего-то белёсого и полупрозрачного.

Филиппа с трудом подняла голову, тщетно пытаясь сдуть с лица упрямо свисающую “ветку” собственных волос, но осознав бесполезность данной затеи, уставилась сросшимися после давнего ослепления руками Радовида V глазами, за веками которых горел слабый огонёк магических глазных яблок.

— Йеннифэр. — ничуть не удивившись её приходу, прохрипела Филиппа. — Пришла поглумиться надо мной?

Глубоко вздохнув, Йеннифэр молча набрала воды в ковш и поднесла его ко рту закованной в кандалы. Филиппа набрала в рот воды, тщательно прополоскала его и звучно выпустила солидную струю куда-то в сторону, попросила ещё. Второй ковш она жадно осушила, глубоко вдохнула прохладный, хоть и воняющий пытками воздух, попыталась размять затёкшие суставы, кривя и без того перекошенное от побоев лицо.

— Зачем ты здесь? — вновь спросила Филиппа.

— Я пришла с тобой поговорить, Филиппа, — слова Йеннифэр были наполнены неподдельным состраданием и жалостью. — Я хочу высвободить тебя.

— Поможешь мне бежать? — криво улыбнулась Филиппа. — Если ты не заметила, я в двимерите, а ключи от кандалов только у этих уродов.

— Побег погубит нас всех, — покачала головой Йеннифэр. — Эмгыр сделал мне предложение, которое спасёт множество жизней, включая твою.

— Ба! — хрипло засмеялась Филиппа. — Неужто наша Йеннифэр из Венгерберга прониклась к кому-то состраданием?! Видела бы тебя сейчас Тиссая, позабыла бы о своей педантичности и психически нездоровом перфекционизме.

— Оставим ненависть друг к другу в прошлом, — попросила Йеннифэр.

— Тебе легко говорить, Йенна, — Филиппа предприняла очередную попытку размяться. — Ты свободна от оков, живёшь со своим ведьмачком и в ус не дула, покинув Ложу и политику в целом. Но как только начались магические выбросы наподобие тех, какие устраивала Цири, тут же прибежала. А я, дорогая моя подруга, последние годы в эту политику от макушки по самое влагалище окуналась, только ножки ещё трепыхались. Да вот за них как раз и схватили и приволокли сюда, обвиняя в таком бреде, что и Вильгефорцу не снилось.

— Тут я соглашусь, — улыбнулась Йеннифэр. — Вильгефорц бы долго крутил интриги.

— Вот именно! — прыснула Филиппа и тут же поморщилась. — Вот именно. Я не такая могущественная, как он, но будучи при дворе, могла бы давно испепелить Эмгыра или отравить его. Но зачем мне это делать — он этот вопрос себе не задал? М? Зато теперь, из-за непонятных ложных доносов, я вишу здесь, — чародейка сделала паузу, помотав головой. — Меня меньше чем за сутки четырежды отымели куда только смогли, как самую дешёвую портовую шалаву! Меня! Филиппу Эйльхарт из Третогора, бывшую советницу ныне покойного короля Визимира Реданского, оттрахали трое немытых, неотёсанных троллеподобных мужлана! Да ещё и свисаю без трусов, свеча промежностью и сиськами, как факелами во тьме, — она зло и самоиронично усмехнулась. — Если бы не двимерит, их яйца изнутри сгорели бы и в горле застряли!

— Фу! — поморщилась Йеннифэр. — Никогда не перестану удивляться твоей злопамятности и жестокости.

— Это ты меня ещё плохо знаешь.

— А не ты ли была причастна к убийству короля Визимира, Филиппа? — Йеннифэр нехотя опёрлась о стол с пыточными приспособлениями. — Если так задуматься, так ты лишилась места советницы.

— Ну, во-первых, — хмыкнула Филиппа, — от этого старого идиота толку было не больше, чем от плевка на стену — только стекает, а пользы ни на грош, как, собственно и от его сынишки Радовида с его охотой на ведьм.

— Хм... — Йеннифэр подпёрла подбородок рукой, сделав вид, что что-то вспоминает. — А не ты ли ему дала этот повод? Кто воспитывал Радовида как своего подчинённого? Да и отца-то ты заказала.

— Йенна! — повысила голос Филиппа, затем спокойно продолжала: — Радовид такой же магоненавистник, как и его дед. Ты его хоть как родного в задницу целуй — он не стал бы другим. А то, что вопреки предупреждениям своей охраны, он попёрся в Новиград, дабы найти меня и схватить, как сумасшедший фанатик, говорит о нём как о бездарной, нездоровой личности, при всей его гениальности в стратегической, политической и военной деятельности.

— Гениальность на грани безумия, — подытожила Йеннифэр.

— Можно и так сказать, — согласилась Филиппа.

Пару минут чародейки молчали. Огонь в каменной печи мерно потрескивал дровами и углём, накаливая забытые в ней пыточные приспособления. Хоть печь источала жар, в помещении почему-то всё равно было зябко, гулял сквозняк сквозь вентиляционные щели, ведущие прямо на улицу. Было не совсем понятно, отчего всё же здесь так зябко. То ли от сквозняка, то ли, наверное, больше от неприятного пребывания в этой пропитанной болью и страданиями пыточной.

— Так какое предложение тебе сделал Эмгыр? — ехидно прервала молчание Филиппа, уставившись горящими сквозь веки огоньками. — Неужто предложил руку и сердце?

— Фактически, — в тон ответила Йеннифэр. — Предложил твоё место в Ложе Чародеек, взамен твоей и других чародеек жизни.

— Соглашайся без раздумий! — голос Филиппы стал властным, не давая никаких шансов на споры с ней. — Плевать на мою жизнь, она уже не стоит и ломаной монеты, особенно после всего, что со мной вытворяли и, вероятно, ещё будут вытворять. Но Ложу ты должна сохранить, Йенна, понимаешь? Обязана! Во имя сохранения магии и жизней тех, кто посвятил их ей.

— У меня два дня на раздумья... — начала было Йеннифэр.

— Я выдержу столько, сколько смогу, но я обязана услышать твёрдый и однозначный ответ «да!», — прервала её Филиппа. — Иначе дело моей жизни пойдёт под откос, а уже положенные на алтарь жизни будут попросту напрасными жертвами.

— Цена вопроса, Филиппа, — Йеннифэр тяжело вздохнула, а глаза слегка намокли. — Цена вопроса.

— Если у Йеннифэр из Венгерберга появились слёзы, значит, цена действительно высока.

Филиппа закашлялась и опять попросила воды.

— Говори уже, подруга, — проговорила она, осушив ковш, сделав акцент на слово «подруга».

— Цена — всё, что я имею, — сдерживаясь, произнесла Йеннифэр. — Геральт, Цири и наша спокойная жизнь в Боклере.

— В обмен на ошейник Эмгыра, жизни чародеек и мою в том числе, — протянула Филиппа. — М-да. Обмен явно неравноценный. С другой стороны, если ты откажешь, в любом случае, рано или поздно всё закончится, а всех нас развесят как мясо на бойне, по столбам или сожгут на кострах как пережитки магической эпохи. А так у тебя будет шанс продлить наш век, дав небольшую отсрочку нашей неизбежной гибели.

— Эва, куда тебя занесло, — шмыгнув носом, улыбнулась Йеннифэр.

Дверь пыточной распахнулась, и на пороге возник Мерерид.

— Время вышло, госпожа Йеннифэр. На выход!

— Что ж, иди, — усмехнулась Филиппа и посерьёзнела. — Помни мои слова и сделай правильный выбор.

— Это из разряда: “Немного жертвенности ради великой цели”, — угрюмо заметила Йеннифэр. — Самый поганый выбор.

— Побыстрее, дамы! — поторопил камергер.

— Спасибо, что пришла, Йенна, — искренне произнесла Филиппа. — Хоть мы и в контрах, для меня этот поступок многое значит.

— Держись, Филь, — Йеннифэр обняла прикованную Филиппу. — Я сделаю, как ты сказала. Ты права! Так я спасу больше жизней, чем если останусь в стороне.

— БЫСТРЕЕ!

— Да иду! — резко обернулась чародейка к Мерериду. — Иду.

Уже практически переступив порог, Йеннифэр услышала игривый голос Филиппы в спину:

— А тебе идёт этот несуразный наряд, Йенна!

Филиппа, чуть закашлявшись, засмеялась, позвякивая цепями. Йеннифэр, обернувшись к ней, лучезарно улыбнулась и засмеялась, бросив на себя быстрый взгляд.

Как только тяжёлая дверь с грохотом и скрипом захлопнулась, Йеннифэр резко схватила камергера за края воротника обеими руками и нависла над ним, словно грифон над добычей.

— Если её ещё хоть раз кто-нибудь хоть пальцем тронет, я его лично превращу в угольки, ты меня понял?! — фиалковые глаза чародейки сияли ярким огнём ярости.

— Что вы себе позволяете?! — не растерялся Мерерид, пытаясь высвободиться из железной хватки. — Пустите меня!

— Передай Его Величеству Эмгыру вар Эмрейсу, что я принимаю его предложение с двумя небольшими условиями на данный момент, — она ещё ниже нависла над камергером. — Слушай внимательно и запоминай: к Филиппе пальцем больше не прикасаться — это первое. Второе: я вернусь через два дня и тогда присягну на верность. Повтори!

— Филиппу пальцем не трогать, а вы, госпожа, вернётесь через два дня и присягнёте на верность, — повторил Мерерид. — А теперь отпустите меня!

Йеннифэр отдёрнула руки и выпрямила покосившийся кафтан камергера.

— Вот и умница.

Разверзся портал, и чародейка исчезла за его порогом, оставив камергера одного. Он зло хмыкнул ей вслед, разгладив смятую ткань. Плюнув на пол — чего он себе обычно не позволял, считая себя дворянином на службе у Его Величества — направился вверх по винтовой лестнице, проклиная чародеек за их невыносимый характер, строптивость и заносчивость. Само собой, сказать это в лицо одной из них у него не хватит смелости, зато он завсегда рад их поносить вместе с кем-нибудь из числа тех, кто аналогично к ним относится.

* * *

По залу тайных собраний Ложи Чародеек гулял лёгкий сквозняк, нарушая ровный свет огня факелов на стенах и колоннах, свечей в канделябрах на столе с блюдом, наполненным фруктами, подле бутылки бокрерского Эст-Эст, окружённого несколькими фужерами. Бутылка, будучи закрыта неглубоко посаженной пробкой, источала восхитительный аромат вина, заполнивший собой добрую часть зала. Но не только от бутылки веяло благородным напитком. Фужер уже был заполнен лишь на четверть, подчёркивая великолепие аромата.

Перелистнув очередную страницу, Ида Эмеан, находившаяся в зале в полном одиночестве и тишине, изящно подхватила фужер за ножку между средним и безымянным пальцами, не отвлекаясь от чтения, сделала глоток, облизнула верхнюю губу. Не так давно вернувшись из Aen Elle, Ида не спешила сменить свой наряд на привычное салатовое платье. Единственным изменением оказались лишь сапожки взамен босоножек.

Время тянулось, книга постепенно подходила к концу, а никого из чародеек в зале так и не появилось. Спешить было некуда, и Ида продолжала читать, по маленькому глоточку допивая Эст-Эст, заедая кусочками эльфского хлеба и шоколада. Время тянулось. Целесообразность ожидания таяла на глазах. Дочитав очередную главу, эльфская знающая поднялась со своего мягкого кресла и обошла вокруг стола, отбивая ноготками изящных пальчиков дробь по краю стола и попадавшимся на пути спинкам кресел. Время тянулось.

Завершив свой обход, Ида коротко вздохнула, подхватила висящий на спинке плащ, подобрала книгу и, вернув уже чистый фужер на место, собралась уходить, когда на другой стороне от стола открылся портал, и из него вышла непонятного вида Йеннифэр в белой тунике и такого же цвета юбке с небольшими чёрными вставками. Ни макияжа, ни аромата сирени и крыжовника и в помине не было.

Взмыленная, взъерошенная Йеннифэр, забыв про нормы приличия и этикета, быстрым кивком поприветствовала Иду Эмеан, подбежала к столу и налила полный фужер вина. Нет, она не пила вино маленькими глотками, смакуя каждый, не наслаждалась его ароматом. Нет. Она его, буквально, хлебала залпом, будто бы это не вино вовсе — дорогое вино, на минуточку — а виноградный сок. Только когда последняя капля содержимого фужера стекла по его стенкам, Йеннифэр внезапно осознала, что так пить мало того что неприлично, но ещё и неприятно самой. Красный напиток обжёг гортань, камнем упав вниз, ударив напоследок в нос, а глаза намокли от слёз. Эст-Эст, само собой, не крутой краснолюдский спирт, от которого людей нередко выносит за пределы сознания после всего-то четушки, но всё же, от такого залпа, пошёл ничуть не хуже него. Йеннифэр закашлялась, уперевшись руками о края стола, склонила голову, пытаясь побороть кашель и рвотные позывы. Слёзы потекли по щекам, в носу стоял уже отвратный винный запах.

Удивлённая таким появлением чародейки из Венгерберга Ида, сложа руки на спинке кресла, положила на них голову и с лёгкой улыбкой наблюдала за ней. Йеннифэр, с трудом откашлявшись, превозмогая ударивший в голову алкоголь, упала в кресло напротив эльфки, закрыв голову руками. Просидев так добрые несколько минут, чародейка звучно выдохнула полной грудью воздух и почувствовав себя лучше, наконец подняла глаза на всё ещё стоящую у спинки Иду.

— Здравствуй, Ида, — Йеннифэр вновь поздоровалась со знающей. — Прости за такое появление.

— Ничего страшного, Йенна, — усмехнулась та. — Но всё же посмею спросить, что стало поводом для этого, и где все?

— Ты же не в курсе... — Йеннифэр, подавив неприятный позыв, поднялась с кресла. — Филиппа в застенках у Эмгыра.

По спокойному и невозмутимому виду эльфской знающей, стало ясно, что та не удивлена и даже не расстроена услышанной новостью, как остальные чародейки Ложи ещё несколько часов назад.

— Надеюсь, вы не готовите план по её вызволению? — поинтересовалась Ида, откинув прядь волос с лица. — Ибо я в этом не участвую. Подставлять шею и рисковать жизнью понапрасну считаю для себя нецелесообразным.

Голос эльфской знающей звучал цинично, при этом её можно было понять. После последней войны род Старшего Народа изрядно истрепался, был доведён чуть ли не до грани исчезновения народ Aen Seidhe так таковой. Молодых эльфов, полуэльфов и квартеронов, сбивавшихся в бригады Скоя’таэлей на протяжении всех Северных войн, длившихся с небольшими перерывами аж десять лет, действовавших в тылах на территории Редании, Темерии, Каэдвена и Аэдирна, нещадно истребляли правители этих государств. Огромные потери эльфы понесли ещё за многие лета до Северных войн, во время резни в Лок Муине, а позднее на свой последний бой за место под солнцем против людей эльфов вопреки старейшинам поднимет Аэлирэнн, прозванная Элиреной, доведя собратьев до вымирающего вида. Именно подвиг, или безумие, Аэлиренн вдохновлял Скоя’таэлей и придавал им силы в борьбе якобы за свободу в Северных войнах. В итоге эльфов стало ещё меньше, а их благородная кровь всё больше и больше смешивается при ассимиляции с людьми.

Именно по этой причине Ида Эмеан аэп Сивней, эльфская знающая, представительница ещё тех самых чистокровных эльфов Старшего Народа с Синих Гор, являясь одной из членов Ложи Чародеек, ни при каких условиях не намеревалась вступать в конфронтацию ни с кем, тем более с Эмгыром вар Эмрейсом, за которым власть и жизни чародеев. Да и адекватное меркантильное желание — выжить — являлось серьёзным аргументом. Ни в коем случае, Ида не желала зла и, более того, смерти Филиппе Эйльхарт, но своя жизнь была дороже, как бы она её ни уважала, но очень сомневалась, что кто-то пошёл бы рисковать из-за неё самой.

— Пытаться вытащить Филиппу из рук Эмгыра — то же самое, что голой задницей прыгать в огонь, — развеяла опасения Йеннифэр.

— Тогда какие планы? — Ида прошлась туда-сюда вдоль стены.

— Пока никаких, — покачала головой Йеннифэр. — Соберём совет через два дня, там решим.

— Два дня? — удивлённо приподняла бровь знающая, внимательно глядя на чародейку. — За это время от Филиппы не останется даже воспоминаний.

— Ты же отказалась от плана по её спасению, — парировала Йеннифэр. — Можешь не беспокоиться. Я уже позаботилась о том, чтобы Филиппа Третогордская не погибла.

— Теперь понятно, откуда ты такая взъерошенная, — протянула Ида.

— Именно, — кивнула Йеннифэр, перебирая обсидиановую звезду на шее. — Но это оставим до совета. Я смотрю, — чародейка окинула Иду быстрым взглядом, — ты тоже не теряла времени даром. Что вызнала?

— Много, — коротко ответила знающая.

Отодвинув своё кресло, Ида вытащила из-под стола внушительную кожаную сумку. После разговора с Аваллак’хом эльфка не сразу отправилась обратно в Aen Seidhe, решив найти хотя бы крупицы по Генам Старшей Крови, о коих поведала чета аэп Эль. Как и говорил Терраад’эль, кое-что нашлось в Эльфской Библиотеке в Тир на Лиа, но вопреки его словам, доступ Иде был предоставлен безоговорочно.

Сумка тяжело легла на стол, Ида откинула накидной клапан и извлекла поражающую размерами кипу сшитых между собой пергаментов с рунами эльфского народа Aen Undod. Упав на стол, кипа подняла столб собственной пыли, образовав туманную дымку, отдававшую старостью. Ида немного закашлялась, размахивая рукой, стараясь развеять поднявшуюся пыль.

— Не буду грузить тебя излишками информации, — сразу предупредила знающая, быстро разыскивая нужный пергамент, вполне аккуратно и при этом спешно переворачивая каждый. — Как ты знаешь, Ген Старшей Крови принято считать идущим от эльфской чародейки-ведуньи Лары Доррен аэп Шиадаль. Так принято считать. Об этом сложено немало легенд, написаны десятки научных работ. Даже меня считают лучшей в области Гена Старшей Крови. Пока, — знающая нашла нужный пергамент, —я с разочарованием поняла, что мои знания скудны и во многом просто ошибочны.

— Вот никогда не поверю, что эльфская знающая, лучшая, как ты сама выразилась, в этой области, могла что-то упустить, — Йеннифэр недоверчиво посмотрела на Иду.

— Представь себе, дорогая моя, — ничуть не смутилась Ида. — Долгие века эльфы скрывали правду даже от своих, многое мы до сих пор не знаем. А теперь скажи мне, Йенна, что сама ты знаешь об этой Силе?

— Ну... — протянула чародейка, слега потупившись. — Я, конечно, не ты, Ида, но, насколько я помню, этот Ген, обладающей могущественной Силой, был искусственно выведен, якобы для спасения всех потомков Aen Undod. Таким образом, эксперименты над ведуньями привели к зарождению Гена в Ларе Доррен, а развиться он должен был уже у потомков. Но Лара полюбила человека, кровь смешалась, разделилась на типы, а за всем этим неустанно следили, а Цири является последним потомком рода Лары Доррен, — быстро закончила Йеннифэр. — К чему ты всё это?

Ида мягко улыбнулась и трепетно передвинула кипу к Йеннифэр. Та уставилась в текст. Фиалковые глаза разгорелись огнём, зрачки расширились, рот приоткрылся от удивления прочитанному.

— Не может быть... — выдавила она, продолжая вчитываться.

— Может! — утвердила Ида. — Мне нужно было самой догадаться, что этот эксперимент основывался на чём-то, а не с бухты-барахты начался, — она сделала паузу. — Эльфы Aen Undod, или Единого Народа, изначально имели этот Ген, но внушительный потенциал раскрылся, само собой, случайно, лишь у нескольких представителей ныне угасших родов. Как несложно догадаться, Лара Доррен оказалась одной из наследниц такого рода. Иначе эксперимент мог попросту провалиться. Чистая случайность, чуть не приведшая к уничтожению всего мира, если отталкиваться от последних событий и Дикой охоты.

— Так... — чародейка с фиалковыми глазами до сих пор не могла понять, к чему клонит знающая. — Что ты этим хочешь сказать?

— Всё просто, — пожала плечом Ида. — Цири не единственный потомок Старшей Крови. Даже не так... Многие, отчасти, сейчас являются в той или иной степени потомками благодаря ассимиляции. Цири не единственная обладательница Силы Старшей Крови.

— Получается, тот объект, который мы так разыскиваем, тоже обладает данной Силой? — начала понимать Йеннифэр.

— В точку! — вновь подтвердила слова чародейки Ида. — Вот только у нашего объекта Сила очень высока, но не выше, чем у Цири. Но это не отменяет его опасности, даже для самого себя. Однако он неплохо справляется с Её применением, хотя использует не вполне осознанно.

— Ну, хорошо, — у Йеннифэр наконец начала в голове складываться вполне ясная картина. — И кто, по-твоему, наш объект?

— Этот объект — мой племянник, — нехотя призналась Ида Эмеан. — Он сын моей сестры. Может, ты знаешь такого Терраад’эля Корваль, которого я упоминала?

— Если мне память не изменяет, Терраад’эль некогда возглавлял один из эльфьив Синих Гор, — ответила Йеннифэр.

— У него есть супруга Лелла’эль Кейяс, — продолжила Ида, — которую я ошибочно считала одной из наследниц Лары Доррен. А госпожа Лелла’эль никогда не была с ней в родстве. У обоих супругов имеется Ген Старшей Крови, так как они оба прямые потомки ещё Единого Народа, пока их дочь, моя сестра, не вышла замуж за офирского принца. Она родила ему двух детей: мальчика и девочку. Догадайся, кому перешёл Ген после смешения крови?

— Мальчику, — быстро ответила Йеннифэр.

— А теперь самое интересное.

— Говори уже, — чародейке не терпелось узнать подробности.

— Этот полуэльф стал ведьмаком, — закончила Ида.

— Ведьмаком? Полуэльф? — Йеннифэр не верила своим ушам. — Как он пережил все мутации?

— Этого я не знаю, — развела руками Ида. — Это мы узнаем, когда сможем с ним встретиться. Кстати! — знающая собрала пергаменты и начала укладывать их в сумку. — Буквально вчера мой мегаскоп зарегистрировал очередной магический всплеск в Велене, замок Вроницы.

— И ты молчала?! — вскочила со своего места чародейка. — Нужно срочно отправляться на место и всё там осмотреть.

— Я того же мнения, — кивнула Ида Эмиен. — Это очень чёткий след, и это меня пугает.

— Почему?

— Это означает, что была применена какая-то особо сильная магия с применением Силы Крови. До этого всплески были, но гораздо менее мощные. А тут у мегаскопа пошёл трещинами кристалл.

— Отправляемся во Вроницы под покровом ночи, — Йеннифэр наколдовала портал. — Встретимся на месте в полночь.

— Договорились.

* * *

Очередное нудное, но, несомненно, важное совещание подошло к концу. Министры различных имперских отраслей с умными лицами и важным видом покидали просторный освещённый множеством канделябров зал, главным украшением которого являлся длиннющий стол, во главе которого возвышался величественный императорский чёрного дерева и золота трон. Не менее величественный, на нём восседал император Эмгыр вар Эмрейс. Практически все совещания были душными и скучными. Как обычно, поднимались одни те же вопросы: экономика, армия, технический прогресс. Редко туда добавлялись уголовные-правовые дела, решение которых лежало только на плечах императора.

Когда все удалились, Эмгыр потёр переносицу, затем потянулся на троне.

— Мерерид!

Дверь в зал моментально отворилась, и вбежал камергер.

— Докладывай! — приказал император, сверля камергера карими глазами.

— Ваше величество! — сглотнул Мерерид. — Госпожа Йеннифэр просила передать, что она примет присягу через два дня. Ещё она просила передать, чтобы к чародейке Филиппе Эйльхарт больше никто и пальцем не прикасался.

Кулак императора ударился о крышку стола, сотрясая стоящие на нём светильники, свечи которых подбодрили танец огоньков, пляшущих от сквозняков.

— Йеннифэр из Венгерберга, как всегда, в своём репертуаре! — произнёс Эмгыр вар Эмрейс. — Никогда не упустит шанса поторговаться. Ненавижу её за это, но при этом ценю. Может, мне жениться на ней, Мерерид? Неплохая же партия? И чародейка приструнена, и Ложа в моих руках, да и сама она недурна собой.

— Осмелюсь заметить, ваше величество, это будет странный союз, который может повлечь массу проблем, — Мерерид старался подбирать слова, чтобы ни в коем случае не разгневать императора.

Эмгыр вар Эмрейм никак не отреагировал на замечание, положив руку на край подлокотника своего богатого трона.

— Ты обещал мне Йеннифэр.

Притворив за собой массивную дверь, по залу прошёл высокий человек, одетый в дворянское одеяние, с немногочисленной сединой в прямых волосах, доходящих до плеч. Морщинки на лбу, в уголках рта и серых мягких глаз придавали серьёзности его лицу. Чёткими решительными шагами мужчина подошёл к столу и бесцеремонно уселся на один из стульев, который один из чиновников забыл задвинуть.

— Кто вы такой? Как смеете входить без приглашения к его величеству императору? — возмутился камергер, презрительно глядя на него.

— Я прибыл по личному распоряжению его величества императора нильфгаардского Эмгыра вар Эмрейса, — невозмутимо ответил незваный мужчина.

Камергер непонимающе перевёл взгляд на императора.

— Всё в порядке, Мерерид, — заверил император. — Можешь быть свободен.

Камергер, полный непонимания и презрения, всё же, вскинув голову, направился к массивным двухстворчатым дверям. Как только дверь за ним с лёгким скрипом захлопнулась, Эмгыр обратился к мужчине.

— Я и не предполагал, что вы, господин Истредд, такой наглый и высокомерный, — поморщившись, произнёс император.

— Какие времена, такое и поведение, — ответил человек, именуемый Истреддом.

— На вашем месте, — тон Эмгыра стал жёстким, как кусок стали, — я поубавил бы эти черты, особенно в присутствии императора. Вы сюда приглашены не для праздных бесед. Не надо строить из себя Вильгефорца. Его судьба, как вы знаете, незавидна.

— Поостерегись таких слов, император, — мягко произнёс человек, именуемый Истреддом.

— Послушай, чародей, — Эмгыр подался вперёд, как-то страшно холодно обращаясь к собеседнику. — Не перегибай палку в тонком месте. Не злоупотребляй моим терпением, коим ты обязан Йеннифэр, из-за которой ты сюда и приглашён. Иначе за дерзость ты уже оказался бы на костре. А теперь пошёл прочь!

Истредд молча поднялся и направился к выходу. Уже на пороге Эмгыр вар Эмрейс окликнул его.

— На будущее, Истредд: об аудиенции со мной договаривайся заранее с камергером, а не вламывайся, как сейчас. Еще один подобный фокус — и я с превеликим удовольствием прикажу оковать тебя двимеритом.

Дверь за чародеем захлопнулась.

* * *

— То есть, по всем документам, бани честно принадлежат господину краснолюду Золтану Хиваю? — ещё раз уточнила прекрасная молодая женщина в роскошном чёрно-бордовом закрытом платье до пола.

— Вот именно, — подтвердил Геральт, смотря на неё.

Оттолкнувшись от угла рабочего стола господина вар Аттре, женщина подошла к окну, за которым уже среди туч проглядывало солнце, а ливень сошёл на нет. Долго смотрела куда-то вдаль, затем вновь быстрым шагом подошла к столу и взяла бумаги, принесённые Геральтом.

— Генри, — обратилась она к хозяину имения, — позволишь мне лично заняться этим вопросом? Обещаю, я не подведу и тебя не подставлю. К суду всё будет готово.

Генри вар Аттре прекрасно знал эту молодую женщину. Картия ван Кантен, по прозвищу Кантарелла, реже Мадам Саха. Некогда превосходная нильфгаардская шпионка, непродолжительное время работавшая на Ложу Чародеек. Обладательница “подвижного как ртуть” интеллекта и талантливая соблазнительница и любовница. Помимо всего прочего была хороша собой: брюнетка с серыми глазами, стройная и с нескромным бюстом.

Как и Генри вар Аттре, Геральт знал Картию, но больше как Саху. Их встреча произошла несколько лет назад тут же в Новиграде. Во время турнира по краснолюдской игре «Гвинт» в Пассифлоре, Геральт помогал Сахе, после чего, поделив выигрыш пополам, отпраздновав победу, когда она рассказала о себе, они провели незабываемую ночь, во время которой ведьмаку представилась честь в полной мере насладиться всеми прелестями и формами её тела. Утром Картия исчезла, оставив ведьмаку записку, где призналась, что с трудом удержалась от старых привычек, чтобы не стянуть у него деньги и не прочитать письма, распиханные по всем карманам.

— Делай, как считаешь нужным, дорогая, — ответил Генри вар Аттре, положив пальцы рук на край стола.

— Благодарю за доверие, — Кантарелла изобразила книксен и вышла из кабинета.

Проводя долгим взглядом свою старую знакомую, Геральт поблагодарил Генри вар Аттре за приём и удалился вслед за женщиной.

Геральт вышел на площадь. Дождь окончательно иссяк, оставив после себя огромные лужи на брусчатке, в которых уже отражалось почти освободившееся от тяжёлых туч небо и ярко светящее жаркое послеливневое солнце. Воздух успел пропитаться жаркой, оседающей на коже капельками влагой. Не успевшая толком высохнуть одежда прилипала к телу, да и не казалась уже столь лёгкой, как обычно. Запели птицы, голуби и воробьи, не замечая горожан, пили из луж. Лёгкий прохладный ветерок качал деревца, осыпая каплями тех, кому не повезло под них попасть. В воздухе носились запахи цветов, вокруг которых не покладая рук трудились пчёлы и шмели. Резвились разноцветные бабочки, украшая собой и без того красивые цветы, садясь на них и расправляя свои пёстрые узорчатые крылышки. Природа приходила в себя после ливня, послужившего ей неким способом смыть с себя всю грязь.

На площади перед имением вар Аттре вместо нескольких купцов, начавших свою торговлю с утра, стояли с пару десятков человек, заняв и без того не самый большой пятачок. Ругались между собой, зазывали зажиточных горожан своими товарами, каждый доказывал, что именно его товар лучший во всём мире. Горожане толпились у прилавков, толкали друг друга, тоже ругались, порой чуть ли не вырывая понравившееся из зубов. Усмехнувшись, Геральт отметил про себя, что когда дело касается торговли и попыток урвать кусок себе, люди выглядят зачастую не лучше стаи гулей, которые не прочь перегрызть друг другу глотки за самую мясистую часть гниющего трупа. Причём это правило касалось, как ни странно, не только обычных кметов, людей среднего состояния, но и зажиточных, и принадлежащих к сливкам общества — все были готовы, наподобие гулей, убивать за обычную вазу, подвеску или муфту. Смешно, что побоища “высших” людей были ещё ожесточённей, чему служило подтверждением происходящее на пятачке. За всей этой бестолковой суматохой наблюдал рыжий с белыми пятками упитанный кот, вылизывающийся на одной из крыш, как бы удивляясь человеческой сущности.

Поправив мечи за спиной, Геральт уже было собрался вернуться в «Хамелеон», как его нежно за плечо остановила вышедшая за ним Картия.

— Геральт, — хитро улыбнулась молодая женщина. — Не откажешь мне отобедать со мной, погрузившись в приватную беседу?

— Отобедать? — задумался ведьмак. — Почему бы и нет? С утра ничего не ел.

— Тогда приглашаю тебя в «Зимородок», — ещё более хитро заулыбалась она.

После упоминания корчмы «Зимородок», у Геральта опять всплыли воспоминания о той ночи с Кантареллой. Теряясь между желанием, чтобы прошлое не повторилось, и голодом, он, немного помявшись, принял предложение.

Пока они шли к площади Иерарха, Картия, по свойственной ей профессиональной привычке, всю дорогу щебетала, всячески пытаясь разговорить Геральта, задавала всяческие вопросы, порой неприличные и интимные, даже пыталась флиртовать. Как она ни старалась, её старания не действовали на немного угрюмого ведьмака, отвечающего по большей части кротко и односложно. Признаться честно, он просто боялся лишний раз дать себя поймать на крючок, особенно потому, что хорошо зная ту, с которой направлялся в «Зимородок».

Корчма «Зимородок» была не только хорошим заведением с внушительным ассортиментом блюд и напитков, она была ещё местом культурного проведения времени. Благодаря удачному расположению почти в самом центре Площади Иерарха, заведение пользовалось большой популярностью. Здание корчмы представляло собой трёхэтажное строение: на первом этаже располагались столы и сцена, на втором и третьем комнаты для постояльцев и веранды. На сцене часто устраивались театральные постановки, выступали барды со своими вечерами поэзии. Когда в заведении проходили особенно крупные мероприятия, то народ съезжался почти со всей округи, а в зале становилось тесно, так что было не протолкнуться, и душно. От духоты спасали огромные витражные окна.

Ведьмак и Саха вышли на саму площадь. Как и в Золотом городе, откуда они пришли, на уже куда более просторной площади также расположился рынок. Товары были дешевле, чем в Золотом городе, и доступнее для простого обывателя. Выбор несравнимо больше, товары на вид качественнее, а сами продавцы честнее. Тут же на площади разместились ремесленники, кузнецы, книжная лавка и Семейный банк Вивальди.

В это время в «Зимородке» народу было не больше пяти человек, мирно обедавших за игрой в старые выцветшие карты. Хозяин заведения, молодой мужчина с каштановыми волосами в простенькой одежде, намотав на шею наподобие шарфа длинное полотенце, дышал на пивную прозрачную кружку, тщательно вытирал, после чего поднимал на свет, стараясь убедиться, что не осталось разводов и отпечатков рук. Несколько симпатичных девушек, работающих здесь разносчицами заказов, в одинаковых рабочих платьях, сидели возле сцены со скучными минами, о чём-то разговаривая. Они захихикали, обсуждая вошедшего Геральта и Кантареллу. Пятёро посетителей кинулиа быстрые взгляды, чертыхнулись, но плюнув на них, продолжили и дальше резаться в карты.

Завидев новых посетителей, мужчина тут же отставил кружку, так и не достигшую идеальной прозрачности, и разулыбался им, доброжелательно приглашая подойти.

— Добро пожаловать в лучшее культурное заведение Новиграда — «Зимородок»! — поприветствовал он гостей, затем обратился к Картии, почтительно поклонившись: — Рад вас снова видеть, госпожа вар Аттре, с вашим спутником!

Услышав обращение хозяина к его спутнице, Геральт покосился на ничуть не смутившуюся Кантареллу. Та улыбнулась в ответ хозяину.

— Добрый день, Белик! — она облокотилась о стойку, выпячивая грудь, скрываемую корсажем кокетливого платья красного платья. — Что можешь посоветовать сегодня на обед?

— Сегодня на первое, — начал хозяин, — картофельный с курицей, суп с килькой в томатном соусе, Шурпа из говядины. На второе могу посоветовать драники с луком, мясо в горшочке с грибами и сыром или свинина с помидорами и сыром. Из напитков: молочный ликёр с шелковицей, малиновый сок и яблочный компот. Из более горячительного: пиво ривийское фруктовое и реданское светлое, розовое вино из Метинны.

— Геральт, — Саха обернулась к ведьмаку, молча стоявшему за спиной, — что ты будешь заказывать?

Ведьмак немного потупился, осознавая, что с наличными деньгами у него туго. Утром он рассчитывал лишь на встречу с вар Аттре и, не предполагая, как могут сложиться обстоятельства, не став брать с собой денег, заработанных с полуденницы Кристины Нейл. Заметив некую неловкость со стороны ведьмака, Картия подошла к нему и похлопала по спине.

— Можешь расслабиться, Геральт! — она подтолкнула его вперёд. — Заказывай то, что посчитаешь нужным. Плачу я. И никаких возражений!

Такой щедрости Геральт никак не ожидал и хотел бы поспорить о морали, неправильности того, что женщина будет за что-то платить, об этикете, но его живот посчитал иначе, завыв словно белуга, скручивая кишки с голодухи. Плюнув на всё, ведьмак сделал вполне скромный заказ и, уступив место Кантарелле, оглядел помещение, ища глазами укромное тихое местечко. При всём при том, что народу было практически никого, ему не хотелось лишний раз кому-то попадаться на глаза. Как бы то ни было, даже в вольном городе Новиграде, сохранившем свой статус даже после войны, ведьмаков как не жаловали, так и не жалуют, хоть и продолжают скрепя сердце уживаться с нелюдями и вернувшимися обратно чародеями.

Самым подходящим местечком в тени для тихой приватной беседы стал столик в углу слева от входа. Быстрыми шагами Геральт подошел и занял его, снял со спины ножны с мечами, поставил их рядом с собой так, чтобы они не бросались в глаза, но чтобы он мог быстро, при необходимости, ими воспользоваться. Сколько бы люди ни говорили о ведьмаках, мол, они мутанты и их ничего не берёт, однако возраст всё-таки давал о себе знать. Где-то, глубоко в душе, Геральт в чём-то завидовал Весемиру, погибшему в Каэр Морхене, защищая Цири от лап Дикой Охоты. Старый ведьмак, преподававший когда-то юным мальчишкам, начинающих свой путь убийц чудовищ, фехтование и монстрологию, последние годы жаловался на здоровье, говоря о болях в спине и суставах, и о притуплении ведьмачьих рефлексов. Наверное, по этой причине собратья Геральта по их общему цеху, с которыми ему довелось работать, не горели стойким желанием доживать до старости и умереть в постели. Скорее наоборот, жили одним днём, стремясь завершить карьеру в бою — и при этом, желательно, не в желудке какой-нибудь твари.

Вот и Геральт стал ощущать все прелести возраста. На реакцию и силу он пока не жаловался, но вот старые тяжёлые ранения давали о себе знать всё чаще и чаще. Организм предательски напоминал ему об основательных побоях, нанесённых некогда Вигефорцем из Роггевеена шестифутовым металлическим шестом, которым он играючи отделал одного из лучших фехтовальщиков Севера, после чего ведьмака долго выхаживали дриады в лесу Брокилон. Особенно о себе давало знать колено, не всегда, но реагирующее на смену погоды, по нему можно было определить, когда начнутся сильные морозы, ураган или буря. Оно реагировало и на перенапряжения после очень долгих пеших путешествий и прогулок, долгого нахождения в седле, ну и, конечно же, после тяжёлых боёв, где приходится не просто двигаться в смертельном танце, а чуть ли не бешено плясать с акробатическими кульбитами, дабы особо подвижные и быстрые твари не покалечили его. Наверное, поэтому Геральт старался избегать встреч с вампирами и их разновидностями.

Размяв с хрустом шею и спину, Геральт стянул перчатки, положив их на стол одна на другую. Тут же напротив него села Картия, закинув ногу на ногу и подперев щёки кулаками на столе, смотря на ведьмака святым взглядом.

— Что? — прищурил левый глаз Геральт после непродолжительной игры в гляделки.

— Сколько мы с тобой не виделись, Геральт? — спросила она. — Четыре года, кажется?

— Ты правильно помнишь, — кивнул ведьмак. — Но почему ты спрашиваешь?

— За эти годы ты практически не изменился, за исключением одного.

— Чего же?

— Ты стал ещё чуть более похож на человека, а не безэмоционального мутанта, — произнесла она.

— Буду считать это комплиментом, — усмехнулся Геральт. — Скажи, а почему Белик назвал тебя госпожой вар Аттре?

— Скучный ты, Геральт, — фыркнула бывшая шпионка. — Я ждала этого вопроса. Я и Генри вар Аттре состоим в любовной связи. Точнее, мы её изображаем. В политических вопросах помогает.

— Я думал, ты завязала со шпионством, — удивился ведьмак. — Ну ладно — ты, а вар Аттре-то чем помогает?

— Сразу видно человека, который в политике не силён, — покачала головой Картия.

К столу подошли две те самые девушки-разносчицы с полными подносами еды. Обе с дежурными улыбками расставили перед ними заказы. Какого же было удивление Геральта, когда его заказ оказался по количеству блюд куда скромнее. Шурпа, мясо в горшочке и ривийское пиво против свиных отбивных, картошки с грибами, малинового сока, ликёра и пары десертов, один из которых напоминал засахаренные лепестки голубых роз из Назаира.

— Знаешь, мне казалось, что ты, как и все женщины, бережёшь свою фигуру, — ведьмак не смог удержаться от колкости.

— Но это не мешает мне есть с удовольствием то, что мне нравится, в том количестве, сколько я хочу, — в тон ему ответила Картия, изящно взяв нож и вилку и принимаясь за отбивные.

Несколько минут они оба молчали, поглощая принесённые яства. Геральт с несвойственными ему манерами ел всё подряд, заедая душистым бурым хлебом и запивая это пивом, из-за чего пришлось заказать ещё одно. Картия, наоборот, соблюдала последовательность блюд, изящно запивая свои горячие блюда соком. Под десерты пошёл уже ликёр.

— Так всё-таки, — обратился Геральт к Кантарелле, дожёвывая мясо с грибами и сыром, — не поделишься, что общего у вас с вар Аттре?

— Если очень коротко, — промокнув губы краешком шёлкового платочка, начала она, — то он здесь занимает ту же должность, что и в Вызиме, когда вы виделись с ним последний раз, подчиняясь напрямую императору, отправляя раз в месяц ему доклады о положении дел в Новиграде и на прилегающих территориях. Я также работаю на Эмгыра, занимаясь тайной разведкой, ну или шпионством, если тебе так будет проще, всячески помогая выявлять тайные заговоры и готовящиеся восстания, чтобы задушить их в зародыше.

— То есть, император, хоть и выиграл войну, но положение в Редании его беспокоит? — уточнил Геральт, внимательно глядя в глаза собеседницы.

— Кажется, ты меня не услышал, — вздохнула она. — Нет, его беспокоит Новиград. Город не покорился, оставшись вольным. Эмгыр пошёл на это ради практических целей. Однако не всем нравится даже это положение.

— Тогда в чём проблема просто взять и подчинить город? — не понял Геральт.

— Эмгыр не идиот, — тихо сказала Картия. — Если лишить город свободы — тут же поднимутся восстания по всему Новиграду. За ним могут начать подтягиваться и другие. Ты же ведь много путешествуешь. Разве не заметил, что людям плевать на то, за кем пойти, лишь бы была идея псевдо-патриотизма, — она замолчала, выпив ещё немного сока. — Если такой крупный город Севера, как Новиград, покажет свои зубы, разразится очередная война, якобы за Свободу. Снова польётся кровь.

— У вас, в какую покорённую провинцию ни посмотри, сидят ваши люди, агенты, — не унимался ведьмак. — Разве они не подавят всё это?

— Вот тут-то и сыграет человеческий фактор, — ответила Кантарелла. — Люди, завидев успех Новиграда, тут же пойдут за новоиспечёнными лидерами, которые уже давно потирают ручки, постепенно промывая мозги своей пропагандой, вырезая наших людей и агентов, вплоть до военизированных гарнизонов. Начнётся партизанщина. Скажи, ты хочешь, чтобы из-за одной ошибки, одного города, принуждённого к покорению, который, на минуточку, обладает флотом, выходом в открытое море, а главное, географически удобен для торговли или быстрой переброски войск, обладает значительной казной и военным вооружением, началась очередная бойня? Опять хочешь увидеть землю в огне?

— Во время войны для ведьмаков работы куда больше, чем в мирное время, — холодно заметил Геральт. — Правда, это не отменяет того факта, что и без войны в мире хватает дерьма. Отголоски войны гуляют по сей день и будут гулять ещё долго, поверь. Банды дезертиров, недобитки из скоя’таэлей, окончательно свихнувшихся, и особенно непримиримые, для которых война уже привычка, рыскающие по лесам, редко нападающие на деревни. Нильфгаардские бойцы справляются с ними, устраивая показательные казни. Да вот только это не добавляет кармы к добрым намерениям. Ты сама сказала: людям плевать. Скажу более: людям при любой власти плохо.

Посмотри на Реданию. При Визимире им было неплохо, но жаловались. Позднее к власти пришёл Радовид. При нём ещё хуже стало с его безумной жаждой власти, нездоровой жестокостью и охотой на всех чародеев и, под шумок, нелюдей. Фольтест из Темерии. Ты и сама знаешь, что он был за человек. Он был требовательный, держал страну железной рукой, сделав её мощнейшей на Севере, но чернь ненавидела его только за то, что у Фольтеста и его сестры Адды был инцест. Результатом сей связи стала мертворождённая дочь, которую назвали в честь умершей матери. Дочь превратилась в стрыгу из-за проклятия и через семь лет стала охотиться на людей. Проклятие снимал уже я.

И это я назвал только троих. А были и другие монархи. Поверь мне на слово, куда бы я ни приехал, в какую бы деревушку, где нет солдат, ни заглянул, люди плевались в своих правителей, не видя ни добра, ни зла. Глупой безграмотной черни, которая и учиться не желает, при любой власти будет хуёво. Только когда войска “чёрных” замаячили у границ, они вдруг вспомнили о своих правителях, готовые отдаться им, лишь бы их продажные шкурки не пострадали. А весь патриотизм до первой вражеской дыбы. Хотя, я ни в коем случае не умаляю храбрости настоящих патриотов своих стран и самопожертвования в бою с нильфами.

— А говорят, ведьмаки аполитичны, — уголком рта улыбнулась Картия.

— Ведьмаки — аполитичны, это верно, — согласился Геральт. — Вот только почему-то именно моя персона оказывается в этой политике и её подковёрной по самые уши.

Кантарелла усмехнулась, не сказав ни слова.

Закончив с обедом, они оба надолго замолчали. Две милые девушки убрали всё со стола и протёрли его, попутно получив щедрую плату с чаевыми от Картии, после чего та откинулась на спинку стула, вытянув ноги, упёрлась ими в Геральта и уставилась в потолок, о чём-то задумавшись. Тактично сдвинув ноги в сторону, что не понравилось прекрасной шпионке, судя по тени огорчения на ее лице, ведьмак тоже откинулся, прикрыв глаза. После такого плотного обеда, как и бывает обычно, стало немного клонить в сон.

Первой нарушила молчание Кантарелла.

— Я поразмыслила над всем сказанным тобой, — заговорила она. — Скажи, если ты так презрительно относишься к людям, зачем им тогда помогаешь?

— Это моя работа, если ты не забыла, — спокойно ответил ведьмак.

— Не забыла, но всё равно не понимаю этого.

— Я тоже, — признался Геральт. — Если бы ты знала, как я себя за это порой ненавижу.

— С чего вдруг? — удивилась Картия.

— Люди дают мне заказы на чудовищ, — вновь начал монолог Геральт, — дают, правда, редко, заказы даже на людей под видом заказа на чудовище. В какой-то момент я стал ловить себя на мысли, что те чудовища, против которых и создали нас, ведьмаков, далеко не самые опасные существа. Твари, монстры, чудовища, называй, как хочешь, действуют инстинктами, защищают свои жилища и потомство, охотятся по причине голода. Человек же наделён разумом, и вместо того, чтобы попытаться ужиться с тварями, начинает их всячески провоцировать, лезть к ним. Когда шли войны, сколько было трупов, до которых никому не было дела? На запах разлагающейся плоти приходили трупоеды. Они следовали по местам битв, не гнушаясь нападениями на живых. Или вот ещё пример: залезли в гнездо грифона, убили самку, которая только и могла защищать потомство, стараясь не слезать с гнезда, разбили яйца и, довольные, ушли. Через некоторое время стали жаловаться, мол, грифон-то совсем ошалел. Залетает уже в деревню и там людей рвёт. Чего они ожидали от самца грифона, потерявшего всю семью? Сами спровоцировали, сами получили. Что самое поганое, такого грифона остаётся только убивать. Но он не виноват, что стал убийцей. Его сделали таковым.

Недавно случай был. Изнасиловали девку всей оравой и бросили её под деревом в изорванном платье в луже крови. Та не выдержала всего пережитого и повесилась на том самом дереве. Здравствуй, Моровая Дева! Если повспоминать, подобных примеров не счесть. Ты знаешь такого оксенфуртского учёного — Себастина Кавелье?

— Учёный-изгой? — уточнила Кантарелла. — Слыхала.

— А за что его изгнали, в курсе?

— Мутная история, — пожала она плечами. — Вроде как не сошёлся во мнениях с другими учёными.

— Это мягко сказано, — хмыкнул Геральт. — Мне довелось ознакомиться с его работой, из-за которой его лишили регалий и вышвырнули вообще за пределы северных королевств. В Нильфгаарде его тоже не приняли.

— Это что же надо было такое написать, что с ним так жестоко обошлись? — полюбопытствовала она.

— Написать работу и назвать её «Теория Чудовищности. Люди и Монстры», — ответил ведьмак, — где он назвал человека худшим созданием природы на земле.

— Теперь понятно, — вздохнула Картия. — Ни один человек никогда этого не признает, учёный не усомнится в богоподобности и доминировании над каким-нибудь монстром, а церковь это не признает, обвинив в ереси.

— Не боишься произносить такие вещи, дорогая моя? — заговорщицки спросил Геральт. — Так и до кандалов недалеко.

— У меня иммунитет, — бросила Картия.

— Как скажешь, — не стал донимать ее этим вопросом ведьмак.

— Кажется, ты хотела со мной о чём-то приватно поговорить, — вспомнив о цели встречи, Геральт решил перейти уже к делу.

— Хотела и хочу, — посерьёзнела Кантарелла. — Это касается ситуации с твоими друзьями — трубадуром и краснолюдом.

Геральт напрягся.

— Твои друзья, — продолжила женщина, — перешли дорогу двух самым страшным и влиятельным людям Новиграда, по сравнению с которыми Большая Четвёрка — лишь мелкие хулиганы, а ты знаешь, чем они занимались.

— Как тут забыть...

Большая Четвёрка Новиграда. Тайная подпольная преступная организация, разделившая криминальный мир в городе на четыре сферы влияния. Группировка Сиги Ройвена — он же Сигизмунд Дийкстра, который практически самовольно взял Четвёрку в свои могучие руки. «Невидимки», или нищие, служили глазами и ушами по всему городу Франциску Бедламу, прозванного Королём Нищих. «Златорубы» — краснолюды Карла Варезе по прозвищу Тесак. Последние — «Сердцееды» Ублюдка Младшего.

Сиги Ройвен подмял под себя Невидимок, Златорубов и Сердцеевов, и таким, собственно, образом появилась «Большая Четвёрка Новиграда». Имея за плечами небывалый опыт, Дийкстра сразу стал одним из тех, кто начал вершить судьбы города, опираясь на проверенную информацию и шпионские связи.

Если брать Невидимок, то какой человек в здравом уме замечает немытых бедолаг, уличных попрошаек, воришек и им подобных? Правильно, практически никто. Это серьёзная ошибка. Эти люди всё видят и всё слышат по всему городу. Вся собранная информация стекалась к Королю Нищих. За информацию они получали еду и кров.

Краснолюды Карла «Тесака» Вареза — по сути, самая организованная и сильная группировка. По факту, она являлась ударной силой вообще всей Четвёрки. Так как практически все члены банды Тесака были краснолюдами, то они взяли монополию на кузнечное дело.

Киприан Вилли-Младший, он же Ублюдок Младший, сын Алонсо Вилли Ублюдка Старшего. Сын не отстал от отца в жестокости, садистических наклонностях и безжалостности. Именно сын по приказу собственного отца убил его по дороге на поэтический вечер и занял главенствующее место в банде Сердцеедов. К слову, именного Младший уничтожил примирение между остальными бандами, а сам попытался скрыться под крылом Радовида Реданского, но, увы — тот сдал Ублюдка с потрохами.

Геральту пришлось увидеть воочию психически нездоровые наклонности Ублюдка Младшего, когда в поисках Цири он пришёл в усадьбу в Оксенфурте. То, что увидел ведьмак, взбесило его. Единственное, о чём тогда молил — лишь бы Цири не повторила судьбу тех несчастных.

Вилли по два раза в неделю привозили проституток. Как только Ублюдок удовлетворял свои потребности, при этом истязая несчастных девушек, он душил их, топил в бадье, вешал, перерезал им горло, распинал. Ужасное зрелище.

В сферу криминального влияния Сердцеедов входил игорный бизнес и нелегальные бойцовские ямы. Сама же банда полностью отражала своего лидера.

— Бувьеры, — меж тем продолжила Картия, — смогли несколько раз переплюнуть эту Четвёрку. Как ты помнишь, из всей Четвёрки в живых остался лишь Бедлам. С приходом Бувьеров Бедлама и его Невидимок не просто опустили. Люди Бедлама стали расходным материалом в делах этих подонков. Как только кто-то из бедламовских выполнял свою работу, утром его труп находили где-нибудь в каналах за стенами. Банду Вареза уничтожили подчистую вместе с их предводителем на костре, когда не осталось в городе чародеев.

— Да, мне рассказывал об этом Лютик, — вздохнул ведьмак.

— Ну вот, — кашлянула шпионка. — Дийкстру и Младшего уже ты порешил.

— Ну ладно, это мы знаем. Можешь поподробнее рассказать об этих Бувьерах? — попросил Геральт.

— Роланд Бувьер, — начала она, — всегда был страшной тихой мразью. Появился сразу с приходом нового иерарха Жарнэ Вилльямса. Они очень старые друзья. Сами выходцы из Эббинга, ставшего нильфгаардской провинцией. Во время второй Северной кампании тайно бежали из Клармона в Оксенфурт. Жарнэ увлёкся религией, но не для очищения души и несения слова Божьего. Как раз наоборот. Люди начали терять веру, а тут подвернулся Вечный Огонь. Недолго думая, он начал неистовые проповеди для обезумевших на почве войны людей. Ему нужна была власть, а манипулировать сознанием через проповеди он умеет как никто другой. Даже бывший иерарх Хеммельфарт, фанатичный расист, так не умел засрать головы, как этот Вилльямс. Именно Вилльямс год назад сверг Хеммельфарта, подослав к нему убийц, а людям объяснил исчезновение иерарха тем, что тот тайно сбежал, и нет ему пощады.

Что же до Роланда, то этот был эдакой тенью. Молью в криминальном мире. Поговаривают, что Роланд был тайным инквизитором Жарнэ, с удовольствием убивая и присваивая имущество неугодных церкви, на чём очень хорошо поднялся. Больше о нём ничего не известно.

Сын Роланда — Фабьен. О таких говорят: сын своего отца. Рождён от портовой девки из «Хромоножки Катарины». Когда папаша узнал, что та залетела от него, был в ярости, но ему нужен был наследник. Он его получил. Девку после родов нашли с перерезанным горлом, посаженной на изгородь в порту. За что, почему так сделали — никто не знает.

Меж тем, Фабьен рос, с рождения ненавидя ту, которую его произвела на свет, а не удавилась сразу, как узнала, кого и от кого родит. Мальчик отучился в оксенфутской Академии на экономиста, что никак не даёт о нём говорить как о таковом. Жадный, жестокий, надменный, хитрый, изворотливый. Сегодня делает одно, завтра отказывается и устраняет неугодных. Собственно, что сейчас и происходит с твоими друзьями.

— Подожди-подожди! — резко оборвал её Геральт. — Ведь Вилльямс и Бувьеры — ставленники Нильфгаарда. Если это так, то почему Эмгыр не вмешается в то, что они творят?

— Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, никогда бы в здравом уме и твердой памяти не поставил бы этих самозванцев, — объяснила Картия. — Война закончилась, от Большой Четвёрки остался только Бедлам и, якобы, Ублюдок Младший. Точнее, твой давний приятель допплер Дуду, выдававший себя за Ублюдка. Но потом ему это порядком надоело, и он, обратившись каким-то бродягой, сообщил, что Младший бесследно пропал, а потом сам скрылся. Где он сейчас, неизвестно. Раз такое дело, Четвёрки нет, их место тут же заняли Бувьеры, захватив всю криминальную власть в свои руки и часть легальной: банки, суды, торговля, экономика.

— А что же досталось Генри?

— Генри? — хмыкнула Картия. — Хрен и ни хрена. Военка, дипломатия и часть судебных дел. А всё это нуждается в том, чем владеют Бувьеры — казна и безграничная власть под протекцией иерарха.

— И, конечно же, их нельзя сдвинуть с этих мест, — зло заключил Геральт.

— Ты правильно меня понял, — холодно похвалила она. — Эмгыр не полезет сюда, предпочитая договариваться с ними и закрывать глаза на их бесчинства и безнаказанность. Причины я тебе озвучивала.

— Замечательно...

В голове ведьмака зажужжал рой мыслей, одна хуже другой. Казалось бы, решения проблемы лежат вот, перед тобой, но это лишь иллюзия. Ловушка. Из-за нежелания терять крупнейший город Севера Эмгыр вар Эмрей, император нильфгаардский, захвативший огромные территории, попросту мирился с происходящим.

— Хорошо, я тебя понял про всю ситуацию в Новиграде, — наконец произнёс Геральт. — Что ты от меня хочешь?

— Я думала, ты уже понял, что я от тебя хочу, — вздохнула Кантарелла.

По этой фразе, до него, наконец, дошла вся суть этого приватного разговора.

— Даже не думай меня втягивать в эти ваши политические игры! — сразу же отрезал Геральт. — Мне прошлых раз хватило. Хватит!

— Подумай, ведьмак, — сказала Кантарелла, перегибаясь к ведьмаку через край стола. — Тогда я не только помогу твоим друзьям, но буду твоей должницей. Это многого стоит, поверь мне.

— Ты предлагаешь мне выбор между меньшим и большим злом? — скривился ведьмак.

— Именно!

— Знаешь, — спокойно выдохнул он, — я это уже когда-то сказал одному чародею, скажу и тебе, дорогая моя: Зло — это Зло. Меньшее. Большее. Если мне придётся выбирать между меньшим или большим, то я не стану выбирать вовсе.

— Наверное, по этой причине тебя прозвали Мясником из Блавикена, — съязвила Картия. — Тогда ты сделал выбор в пользу одного зла, отбросив другое. Подумай, — она встала из-за стола, одёрнув подол. — Запомни, милый друг: у зла нет критерий и границ. Если понятие: зло во имя зла или во имя добра. А сейчас на кону не только судьба твоих друзей, но и судьба вольного города. Опять. До скорой встречи!

Кантарелла цинично вскинула голову и быстрыми шагами, отбивая шаги каблучками, вышла из «Зимородка». Через окно Геральт увидел, как она задержалась на каменной лестнице, осмотрелась. Простояв так несколько мгновений, она, судя по лицу, выругалась и, сбежав с лестницы, направилась в сторону моста в Золотой Город.

Сам же Геральт тоже не стал задерживаться в корчме. Распрощавшись с добродушным хозяином Беликом и милыми девушками-разносчицами этого культурного заведения, он вышел на улицу и опёрся на каменную ограду. Сколько прошло времени, пока они сидели с Картией, было неясно, но город неумолимо погружался в сумерки, солнце светило из-за крыш зданий на площади. Солдаты потихоньку зажигали городские уличные огни, купцы на площади постепенно сворачивали свои торговые места и лавки.

Лёгкий ветерок ловко заиграл седыми волосами, неся за собой различные запахи трав, цветов, огня факелов в руках солдат и... мочи, бивший прямо в нос. Геральт немного перегнулся через ограду и увидел источник столь “замечательного” аромата. Там стоял, а точнее, пытался стоять, сильно качаясь и уперевшись лбом в стену, бомжеватого вида мужик, успевший накидаться до поросячьего визга.

— Ничего не меняется, — усмехнулся ведьмак.

Не прошло и четверти часа, как Геральт уже поднимался по лестнице в свою комнату в «Хамелеоне». В это время на первом этаже готовились к представлению артисты и музыканты. Лютик, Золтан и Цири увлечённо о чём-то разговаривали и смеялись. Они перекинулись несколькими словами с Геральтом и продолжили свою беседу.

Проходя мимо комнаты, где лежал израненный Али, Геральт не смог удержаться и заглянул туда. Рядом с кроватью полуэльфа вновь сидела Тайила.

— Как он? — шёпотом спросил Геральт, входя в комнату.

— Плохо, — покачала головой девушка. — Жар, раны едва ли можно назвать не смертельными. Кровят. Я сделала много и даже больше, чем в моих силах.

— Прогнозы?

— Без магии или особых эликсиров? — задумалась она. — Крошечные. Несмотря на все запреты Церкви, мы и сделали переливание, но этого мало.

— Есть возможность достать необходимые эликсиры?

— Увы, нет, — Тайила покачала головой. — Их не найти так просто. Обращаться к чародею очень дорого, и не факт, что он поможет.

— Ясно, — тяжело втянул воздух ведьмак, пропитанный спиртом и мазями. — Если что-то понадобится, я буду у себя в комнате.

— Благодарю.

— Ах, да! — Геральт обернулся уже в дверном проёме. — Шум с первого этажа не мешает?

— Мне это как раз на руку, — грустно улыбнулась девушка. — Не так в сон клонит. А ему, — она кивнула в сторону Морока, — это неважно.

Геральт зашёл в свою комнату, стянул с себя всю броню и ножны со спины, небрежно сбросил с ног сапоги и упал на скрипучую кровать, уставившись в потолок, по которому плавали неровные тени людей в свете вечерних огней. Погрузившись в мысли, он даже и не заметил, как провалился в глубокий сон.

Проснулся ведьмак глубокой ночью от стука в окно. Резко открыв глаза, он прислушался. В доме стояла обычная ночная тишина, единственным нарушителем которой был храпящий Золтан. Если учитывать, каким бойцом он являлся, то его храп был соответствующим — таким, что стены сотрясались.

Стук повторился.

Сев на краю, Геральт посмотрел в сторону окна, откуда доносился стук. За стеклом виднелись очертания невероятных размеров птицы, настойчиво стучащей клювом в стекло. Не понимая, что она здесь делает и почему стучит именно к нему в окно, Геральт, почесав затылок, открыл створку и рассмотрел на карнизе огромного, трёхфутового, чёрного как ночь ворона с такими же чёрными зеркальными глазами. Ворон почесал клювом под крылом и негромко каркнул, но даже и не подумал влететь внутрь, лишь взлетев и описав круг возле окна, уселся обратно.

— Ты куда-то меня приглашаешь? — непонимающе спросил Геральт.

Птица, кивнув головой, каркнула.

* * *

По всему дому имения Корво Бьянко, нового дома Геральта и Йеннифэр в Туссенте, пожалованного ведьмаку самой герцогиней Анной-Генриеттой, разносился сладковатый цветочный аромат душистого мыла. В небольшой гостевой комнате на втором этаже, где чародейка проводила время, когда Геральт покидал дом, стояла бадья с водой, по ее глади медленно плавали остатки пены.

Выскочившая недавно из воды Йеннифэр, полностью обнажённая, с ещё влажной кожей, духмяно пахнущей сиренью, и полотенцем на голове, сидела напротив зеркала своего туалетного столика, взирая на своё отражение. Через прорубленное новое окно над кроватью гостевой пробивался настырный лучик солнца, светил прямо в фиалковые глаза чародейки и мешал наносить макияж. Не вытерпев такой наглости лучика, Йеннифэр произнесла заклинание и щёлкнула пальцами. Висящая на гардине плотная бордовая штора моментально скрыла окно вместе с виновником дискомфорта. Комната погрузилась во мрак. Глубоко, с задержкой вздохнув, чародейка зло выругалась, произнесла ещё одно заклинание и снова щёлкнула пальцами. Стоящий на небольшом комоде трёхсвечный жирандоль, вспыхнул свечами и озарил комнату мягким оранжевым светом.

После приёма ванны Йеннифэр чувствовала себя намного лучше, но желание кричать от обиды и бессилия с каждым взглядом на свое отражение становилось всё сильнее. То, в какое положение император Эмгыр вар Эмрейс её ставил, можно воспринимать как бесчеловечное предложение. С другой стороны, она прекрасно понимала, для чего это делается. Императору нужен именно тот человек, которого можно держать на поводке, но которому он может целиком и полностью доверять, не опасаясь необдуманных выходок, на кои была способна Йеннифэр.

Она стиснула зубы, сдержав очередной ком и чуть не прыснувшие слёзы. Ей не хотелось портить нанесённый макияж из-за стоившей баснословных денег косметики. Выдохнув, преодолев очередной эмоциональный приступ, чародейка закончила с подводкой глаз и ещё пару раз прошлась по лицу кистью с пудрой. На кровати её уже дожидалась привычная чёрно-белая одежда и кружевное бельё, а подле стояли высокие, доходившие ей почти до колен, сапоги.

На лестнице послышались шаги.

Когда Йеннифэр переехала жить к Геральту в их новый дом, она сразу же занялась полным его обустройством. Ремонт, сделанный в Корво Бьянко, ей понравился, но, как она сама сказала, этому дому не хватало женской руки. Так дом выкрасили в бордовый цвет, нижнюю половину изукрасили под местные южные пейзажи. Хозяйственные и жилые, для прислуги, постройки полностью отремонтировали, вставили новые окна, закупили мебель. Постепенно, наняв хорошего винодела и объединившись с такими именитыми в Туссенте винодельнями, как Верментино и Короната, Корво Бьянко вновь стала наращивать производство вина. За всем этим неустанно следил потомственный дворецкий Варнава-Базиль Фоулти. Ему это было интересно, а от продажи вина сильно зависело его жалование и состояние его господ. Вот только Геральт проявлял слабый интерес к виноделию, предпочитая очередной раз пропасть на пару дней и вернуться провонявшим сточными канавами и кровью очередного чудовища, Йеннифэр же была сильна только в выборе готового вина, а не его рождении. Как ни странно, всё та же Анна-Генриетта по достоинству оценила совместное винное творение сразу трёх виноделен, названное “Суа Маиста”, что означает “Её Величество”.

Если бы не сделанная по просьбе Йеннифэр деревянная стенка с дверью, Варнава-Базиль без труда мог бы лицезреть нагую чародейку. Дворецкий тактично кашлянул за дверью и постучался.

— Не входи! — бросила чародейка через плечо и подбежала к кровати, где были разложены ее вещи, стянула с пышной чёрной гривы полотенце, под которым тут же, по мановению руки оказалась готовая причёска.

Варнава-Базиль ничего не ответил. За то время, сколько чародейка жила в имении, дворецкий уяснил, что спорить с этой характерной, но безумно привлекательной женщиной бесполезно. Привык выполнять её прихоти, наподобие той, что была высказана пару часов назад: притащить ей бадью с тёплой водой. Получив желаемое, чародейка вытолкала всех, оставшись одна.

— Заходи, — уже мягче Йеннифэр пригласила дворецкого в комнату.

Ещё раз кашлянув, дворецкий отворил дверь и вошёл в комнату.

Дворецкому Варнаве-Базилю Фоулти было по виду чуть больше сорока, хотя настоящего возраста он не называл. Это был лысый, крепкого телосложения мужчина в небогатой одежде, с очками на носу в железной оправе и немного затемнёнными стёклами. Очень ответственный и умный. Словом — идеальный дворецкий.

Йеннифэр подошла к столику и протянула Варнаве-Базилю запечатанное письмо.

— Завтра отправишь это письмо в Ковир по этому адресу, — сказала она, глядя на дворецкого фиалковыми глазами. — Не вскрывай и не читай, понял?

— Как пожелаете, ваша светлость, — дворецкий с поклоном принял письмо. — Что-то ещё?

— Я покидаю этот дом, — со вздохом произнесла она. — Навсегда. С моим исчезновением пропадут и мои вещи.

— Вы не желаете больше здесь находиться, госпожа? — немного опешил Варнава-Базиль.

— Нет-нет, ни в коем случае! — запротестовала Йеннифэр. — Мне здесь очень нравится, но... К сожалению, жизнь резко изменилась. Я не буду тебя грузить, поэтому давай просто попрощаемся.

Они тепло обнялись.

— Прости, если была чересчур заносчива и высокомерна, — улыбнулась она на прощание погрустневшему дворецкому.

* * *

Под ногами до сих пор хлюпала грязь после сильного ливня. Старые заброшенные постройки замка Вроницы погрузились в ночной мрак. Где-то за стеной квакали лягушки во рву, окружающем замок. Хотя назвать его таковым было сложно. Больше это походило на небольшую крепость на холме, обнесённую частоколом, с деревянным имением и расположенной чуть ниже деревушкой.

Всего пару лет назад Вроницы принадлежали самозваному владыке Велена Филипу Стенгеру, по глупому случаю получившему прозвище Кровавого Барона. Когда Стенгер, будучи солдатом, должен был занять красильну, уже занятую нильфгаадцами, он, вместо того, чтобы взять тех измором, плюнул на всё, да атаковал, захватив живьём. А там кто-то возьми да разбей чан с красной краской, вытекшей в реку. Потом люди болтали, что вода покраснела от крови. Так он и получил это жутковатое на слух прозвище, хотя сам он мужик был добрый, но страшно злоупотреблял выпивкой. Этому тоже существовала определённая причина, связанная с многочисленными войнами, где побывал Барон.

Темерия пала под натиском Нильфгаарда. Вовремя сумев договориться с противником, Стенгер с набранными под его начало людьми из остатков темерской армии, дезертиров и разбойников, получал поставки продовольствия и оружия, а сам стал эдаким правителем на тогда ещё ничейной территории Велена. Был ли он предателем? Отнюдь. Будучи неглупым и умеющим извлекать из всего выгоду, он попросту не стал строить иллюзий и сражаться за призраки после падения Темерии. Кстати, именно Барон помог Цири оправиться от ран и дал ей еду и кров, когда за ней гналась Дикая Охота.

Время шло. Сначала из Врониц уехал сам Барон вместе со своей женой, потерявшей рассудок после того, как Геральт вырвал ее из лап ведьм. Их дочь ненавидела отца — как она говорила, за испорченное детство — поскольку часто видела, как тот, будучи пьяным, избивал мать. Тут можно было бы упрекнуть Барона, но и сама его жена не была белой невинной овечкой, когда-то она обманывала его, изменяя ему с другим мужчиной. Само собой, дочь этих тонкостей не знала, да и не знает по сей день, и, простив отца, исчезла вместе с Охотниками за Колдуньями.

После отъезда Барона его люди под командованием заместителя, сержанта Ардаля, потеряли страх. Участился беспредел в окрестных деревнях.

Тем временем война окончилась полной победой южного захватчика, при этом Темерия получила независимость на правах ленника. Нильфгаард увёл с её территории практически все войска, оставив лишь небольшую горстку, чтобы следить за восстановлением сожжённых сёл и деревень, и всячески помогать темерской армии, во главе которой встал командир специального подразделения «Синие Полоски» Вернон Роше, по совместительству, давний товарищ Геральта.

Покидающая тогда нильфгаардская армия «Центр», некогда предназначенная для перехода через реку Понтар, разделяющую Темерию и Реданию, передала Вернону Роше свой хорошо укреплённый лагерь с готовой инфраструктурой. Для Роше это оказалось очень удобное расположение для его нового войска. Долгое время командир «Синих Полосок» имел под своим началом горстку солдат-выживших, но по окончании войны он смог собрать серьёзное пополнение, в том числе и насильно принудив людей Барона, и подготовил новую боеспособную армию, поэтому бывший лагерь оказался как нельзя кстати.

Ввиду такого стечения обстоятельств Вроницы скоро опустели. Селяне деревушки разбрелись кто куда. Одни ушли жить в новые деревни, отстраивающиеся по всей Темерии, другие, при наличии кое-каких денег, переехали в Новиград и Вызиму, темерскую столицу. Третьи же, беженцы, подождав, когда окончательно всё уляжется, вернулись в родные края. Так замок Вроницы стал никому не нужен, даже темерской армии, медленно осыпаясь, гния и увядая под натиском природных явлений.

Ида Эмеан терпеливо сидела на краю высокого крыльца бывшего дома Барона, свесив ноги в высоченных сапогах на ремешках, в которые были заправлены тёмно-зелёные брюки на тонком ремешке и бляхой в виде листа. Её это никак не смущало, хотя она являлась не простой эльфской чародейкой, а, на минуточку, элитой Aen Seidhe — легендарной Ведающей, что обязывало к серьёзному поведению.

Ведающие, или же Знающие — Aen Saevherne — это элита эльфских чародеев, наделённых даром предсказания и пророчествования, некоторые наделены даром перемещения во времени и между мирами, а также перемещать других. Немногие могут похвастаться тесным знакомством с Aen Saevherne. При этом не стоит путать магов с Ведающими. Это абсолютно разные вещи. Само Aen Saevherne — это скорее учёное звание или своеобразный титул, коим именуется чародей, обладающий определёнными способностями.

Никто не знал Иду Эмеан очень тесно, как в последние месяцы Йеннифэр из Венгерберга. Все привыкли видеть эльфку всегда серьёзной, могущественной, слегка надменной и мудрой, как подобает представительнице Aen Saevherne. Это её статус среди чародеев, статус советницы королевы Дол Блатанны Францески Финдабаир. Лицо, которое нельзя уронить перед другими. Всегда ухоженная, с очень сдержанным, но подчёркивающим её неземную естественную красоту умелым макияжем. В душе же Ида была очень приятной, отзывчивой эльфкой, чем могли похвастаться далеко не все представители её рода из Вольных эльфов Aen Seidhe. Ей также было присуще ребячество, но, увы, она не могла этого себе позволить. Сдружившись с Йеннифэр из Венгерберга, она, наконец, смогла себе позволить быть не только элитой, но и обычной эльфкой, не боясь порицания и потери уважения со стороны других.

До полуночи оставалось совсем немного времени, но Ида предпочитала прибывать на места встреч раньше остальных и дожидаться сама. Она терпеть не могла, когда её кто-то ждёт, и если такое случалось, даже если она опаздывала на какие-то доли минуты, это становилось для неё катастрофой.

Перетянув за ремень небольшую сумочку, эльфка извлекла свою книжку и продолжила читать, поплотнее стянув края плаща поверх плотной кофты с длинным рукавом под цвет брюк. Нет, эта книга не была сказаниями или легендами о Старшей Крови, не историческая работа. Книжечка была обычным бульварным чтивом, где бравые рыцари совершают неисчислимое количество подвигов. Иногда, на досуге, такие книжки помогали ей отвлечься от мировых проблем и погрузиться в мир книжной романтики и некоторого абсурда, полного наивности, чрезвычайно честных людей и крайне карикатурных злодеев. Некоторые ситуации вызывали у эльфки гомерический смех, даже если это было очередное убийство злодея или чудища под каким-нибудь предлогом к спасению принцессы, а рыцарь без труда решал кто злой, а кто добрый и справедливый. За долгие годы жизни Ида давно поняла, что ничто не однозначно и нет деления на чёрное и белое. Всё в мире крайне относительно, а жизнь очень часто любит подкидывать не складывающиеся в голове события.

Ухнула сова. Где-то завыли волки. По земле пробежался ветерок, поднявший пыль и опавшие сухие листья, заколыхались ветки единственного дуба во дворе. Ничего из этого не напугало Иду, даже не отвлекло от чтения. Спустя пару минут она уловила краем уха какой-то непонятный шум, исходивший из глубины дома, на крыльце которого она сидела. Что-то упало и разбилось об пол. Вот тут она и насторожилась, поднялась на ноги и убрала книгу в сумочку.

В это же время под крыльцом из портала материализовалась Йеннифэр в своём привычном чёрно-белом наряде. Ида быстрым жестом дала понять, чтобы та быстро поднималась к ней и как можно тише. Чародейка быстро кивнула и на носочках вспорхнула по деревянным ступенькам к знающей, они быстро поздоровались взглядами.

— Кто-то проник в дом, — очень тихо прошептала Ида.

— Ты видела, кто? — уточнила Йеннифэр.

— Нет, только услышала шум.

Стараясь не делать лишнего шуму, Йеннифэр открыла неприкрытую массивную дверь. Первое, что бросилось ей в глаза — дорожка из капель крови. По виду Иды Йеннифэр поняла, что сердце эльфки дрогнуло. Если это кровь того, кого они разыскивают, такая реакция действительно уместна. Вопрос в том, кому принадлежит кровь.

— Gvella, glan! — прошептала Йеннифэр, стараясь приглушить сильно разгорающийся в руке световой шар.

Двигаясь осторожно и пытаясь не шуметь, что казалось совершенно невозможным из-за старых, неимоверно скрипучих и ноющих под подошвами половиц и ступенек, Йеннифэр, заглушившая свет практически до бледного огонька, освещающего не дальше шага, и Ида подошли к дверному проёму настежь открытой двери. Прислушались. Едва различимый звук шагов и лёгкий скрип половиц ясно указывал на чьё-то присутствие в помещении.

Женщины переглянулись.

“ Готова?” — телепатически спросила Иду Йеннифэр.

Ида Эмеан кивнула.

Резкий, выжигающий глаза яркий свет в руках чародейки разгорелся белым пламенем, осветив комнату за дверным проёмом. За Йеннифэр тут же ворвалась Ида, удерживающая в руках шаровую молнию, готовая метнуть её в того, кто бродит по комнате давно опустевшего замка.

К их великому изумлению, всё, что успели увидеть чародейки, так это метнувшиеся в сторону выбитого окна клубы тумана. Обе женщины опешили, затем опустили руки, и лишь у Йеннифэр оставался в руке яркий источник света, мерно освещающий разгромленное помещение.

— Что это было? — опешила Ида, толком не успевшая что-либо разглядеть.

— Если это то, о чём я думаю, то это плохо, — выдохнула Йеннифэр, которой сразу в глаза бросился почти рассыпавшийся и жутко опалённый скелет, лежащий тут меньше двух суток.

— Гляди, — чародейка указала пальцем на находку. — Боюсь, дорогая моя, это и было причиной столь мощного выброса.

— Лужа крови. — Ида присела на корточки рядом со стеной, где валялась поломанная полка, глиняные черепки и битое стекло. — Похоже, он был сильно ранен. Ближайшее место, куда он мог добраться, это Новиград.

— Скорее всего, да, — кивнула головой Йеннифэр. — В амбаре недавно закрылся портал. Ведущий отсюда к бывшему убежищу Филиппы под Эст Тайяр.

— Откуда ты знаешь? — непонимающе посмотрела на подругу Ида.

— Перед тем, как пойти сюда, у меня оставалось немного времени, — пожала плечами Йеннифэр. — Меня что-то осенило. С помощью мегаскопа и навигационных заклинаний я изучила всю окрестность на наличие иных магических выбросов. Таковым оказался портал отсюда к Эст Тайяр. Мне пришлось его закрыть, что привело к магической нестабильности, и я добиралась сюда обходными порталами.

— Настолько мощный портал?

— Портал нормальный, но что-то его сломало, — ответила чародейка. — Похоже, наш объект его использовал, что и привело к его слому.

Ида тяжело вздохнула.

— В Новиграде сейчас находится Цири, — продолжила Йеннифэр через плечо, внимательно осматривая останки. — Возможно, а я уверена, что да, Цири в этом как-то замешана. Как и Геральт тоже.

— Геральт? — переспросила Ида.

— Да, — кивнула Йеннифэр. — Он тоже в Новиграде. Встречается с Цири.

— Так может, они нам помогут? — Ида подошла к чародейке и присела рядом.

Аккуратно притронувшись к обугленному черепу, Йеннифэр внимательно его осмотрела, обратив внимание на зубы.

— Боюсь, придётся, — наконец произнесла Йеннифэр, кивая на зубы. — Ничего не говорит?

Устроившись поудобней на корточках, Ида, откинув упавшую на глаза прядь карминово-рыжих волос за заострённое ухо, прищурилась и внимательно присмотрелась к челюсти и зубам сожжённого. Зубы представляли собой практически одни сильно заострённые клыки, кроме двух передних и четырёх нижних резцов.

— Говорит, — процедила Ида. — Высший вампир. Только этого нам ещё не хватало.

— Ага, — подтвердила Йеннифэр. — Как и тот, кто вылетел в окно. Кажется, тот, кого мы ищем, не просто схлестнулся с Высшим вампиром, а умудрился за счёт какой-то неведомой силы не только одолеть, но и буквально уничтожить его.

— За такое Высшие вампиры убивают, — удручённо произнесла Ида. — Какие тогда мысли?

— Я свяжусь с Цири, — ответила Йеннифэр.

Поэтический вечер с представлением, поставленным Лютиком, всячески пытающимся не погружаться в пучину печали и тоски из-за Присциллы и высокой вероятности потери «Хамелеона», закончился около полуночи оглушительными овациями. Во время вечера на сцене сыграли больше десятка баллад самого мастера слова Лютика, Цираночки и покойной Эсси Давен. Все баллады сопровождались простенькими, но талантливо разыгранными артистами сценками. Даже одна очень скромная поэтесса Ясна Майва своим нежным голосочком исполнила произведение Присциллы-Цираночки «Сирень и Крыжовник». Конечно, Ясна не смогла исполнить её так, как Присцилла, но за душу всё равно сумела взять. Чего уж там... Сам Лютик пустил слезу.

Потихоньку люди покинули кабаре. Золтан закрыл двери и ушёл кормить лошадей. Лютик расплатился с артистами и музыкантами, помог Цири убраться в зале и ушёл к себе, оставив пепельноволосую девушку одну. Та поднялась в комнату к Мороку, где с раннего вечера уже находилась эльфка Тайила.

Дверь тихо скрипнула. Тактично постучав, Цири полностью отворила дверь и заглянула внутрь. Запах масел и мазей тут же ударил в нос, у Цири аж голова закружилась. На полу были аккуратно сложены повязки с пятнами крови. Морок лежал на спине в новых повязках, но вот на боку, где были раны от когтей, на ткани вновь проступили кровавые разводы. Бледная и вымотанная Тайила, сгорбившись, примостила голову на подушке рядом с Али, заснув без задних ног.

Не став будить, Цири притворила дверь, зевнула и, немного приплясывая в такт крутившейся в голове одной из мелодий, направилась к себе. Выбранная ею комната была чуть богаче, чем у Али. Шкаф, тумбочка, туалетный столик, ширма, отделявшая дверь от основной комнаты, и роскошная двуспальная кровать с мягким матрацем. Что ещё нужно для счастья? При всём своём уважении к Керис ан Крайт и Скеллиге, Лютик для своей названной сестрёнки расстарался куда более щедро.

Сделав пару пируэтов и выпадов с воображаемым мечом, как она делала раньше в детстве, Цири мягко, почти беззвучно, проскакала до кровати, скидывая с себя одежду, с уханьем прыгнула в объятия одеяла, укутавшись с головой. Цири закрыла глаза, готовясь погрузиться в сон.

Голову как молнией пронзил телепатический удар, заставив ведьмачку резко подпрыгнуть и прислушаться к шуму в голове. Сквозь помехи и прыгающие с места на место мысли Цири настроилась на телепатический сигнал, вслушиваясь в него.

Долго ждать не пришлось. В голове раздался громкий, словно эхо в ведре, властный, но такой родной голос той, кто воспитала её как родную дочь.

— Йеннифэр! —телепатически с радостью воскликнула Цири. — Как я рада тебя слышать!

— Я тоже, доченька, — послышался ответ в голове ведьмачки. — Как ты?

— Замечательно! — радовалась Цири. — Ты как? Где ты? Почему не пришла лично?

— Много вопросов, Цири, — прервала Йеннифэр. — Ты мне срочно нужна. Как можно скорее приезжай во Вроницы.

— Зачем? — удивилась девушка.

— На месте расскажу, дорогая, — заверила чародейка.

— Сейчас буду! — быстро ответила Цири, не успев дослушать и обрубив телепатическую связь.

Всего несколько недель как Цири покинула Корво Бьянко, чтобы съездить на Скеллиге, после встретиться с Геральтом и отправиться обратно. Она не знала, что и Йеннифэр покинула дарованное княгиней имение, изрядно удивившись словам о Вроницах, находящихся всего в получасе езды карьером на той стороне Понтора.

Как только Цири услышала просьбу приехать в замок Кровавого Барона, которого помнила и очень к нему прониклась, как и он к ней, так больше с ним и не встретившись, она решила просто телепортироваться вопреки всем давним просьбам Йеннифэр не пользоваться Силой Старшей Крови для перемещения в пространстве. Цири попросту не хотелось идти, запрягать коня, объяснять потом городской страже, куда она направляется в столь поздний час. Для пересечения реки тоже понадобится объяснять сначала реданским, затем темерским пограничникам, куда она держит путь. Да и сама дорога, хоть и для ведьмачки, но шла по лесам и болотам. Казалось бы, путь недолгий, но ночь могла превратить этот путь в самоубийственное приключение. Вылезающая по ночам погань, будь то трупоеды и чудовища, так и скрывающиеся по лесам ещё с войны дезертиры, разбойники и, возможно, обезумевшие отряды скоя’таэлей, запросто могли усложнить жизнь или даже лишить её. Выбор для Цири был очевиден. Телепортироваться, избавив себя от лишних проблем.

Упав на подушку, Цири сдула волос с лица, вздохнула и резко, словно снаряд самострела, выскочила из постели, быстро натягивая разбросанную по полу одежду на себя и закрепляя за спиной Zireael. Встав посреди комнаты, Цири настроилась на нужное место и сосредоточилась. Быстрая зеленоватая вспышка озарила комнату. Мгновение — и пепельноволосой ведьмачки и след простыл.

— Вот, холера! — выругалась Цири, потирая ушибленные бока и ягодицы.

Как она ни пыталась правильно телепортироваться, но из-за неопытности всё равно что-то пошло не так. Резкая смена деревянного пола «Хамелеона» на каменистую землю Врониц оказалась неприятно неожиданной. Цири попросту не успела сгруппироваться, шмякнувшись чуть ли не плашмя. Ругаясь и растирая ушибы, она поднялась на ноги, немного крякнув от боли.

На крыльце тут же показались две женщины, отчётливо услышавшие раскрывшийся портал рядом с сухим дубом. Обладательница волос цвета воронового крыла в чёрном с белым костюме с оборками, Йеннифэр из Венгерберга, и эльфка с карминово-рыжими, подобранными ободком и зачёсанными на правый бок волосами — Ида Эмеан. Завидев Цири, Йеннифэр сбежала к ней и крепко прижала к себе. Эльфская ведающая Ида Эмеан поспешно подошла к ним.

— Сколько раз я тебе говорила, Цири, — журила Йеннифэр, — не использовать телепортацию, пока не научишься правильно стабилизировать энергетический поток!

— Я тоже рада тебя видеть, Йенна, — как ни в чём не бывало улыбалась ведьмачка. — Моё почтение, госпожа Эмеан! — Цири склонила голову перед подошедшей эльфкой.

— Здравствуй, Ласточка, — поприветствовала Ида девушку.

— Сильно ушиблась? — не унималась Йеннифэр, отряхивая приёмную дочь.

— Всё в порядке, Йен, — засмеялась Цири. — И не такое переживали!

— Предлагаю оставить телячьи нежности и перейти к делу, — заметила Ида. — Спрошу сразу: ты в курсе, что здесь случилось?

Цири покачала головой.

— Если кратко, — продолжила Ида Эмеан, — здесь, находятся останки буквально уничтоженного Высшего вампира. Тот, кому это удалось сделать сутки назад — ранен. Единственное место, куда мог отправиться — Новиград. Поэтому ещё раз спрашиваю, тебе что-то об этом известно?

Тут-то Цири начала понимать, что происходит и зачем её вызвала Йеннифэр. Али Шариф. Морок. Он — причина спешки. Убийство Высшего вампира было невозможно. Ей казалось, что молодой ведьмак-полуэльф всего лишь изувечил того, а сам, получив серьёзные раны, отступил, оценив неравенство сил. Но чтобы уничтожить Высшего, нужно либо быть таким же вампиром, либо крайне могущественным магом. На ум приходил только один такой чародей, превративший у неё на глазах Высшего вампира в желеобразную бесформенную кровавую жижу, собрать которую можно, но регенерировать — нет. Вильгефорц из Роггевеена. Да, это могущественный маг и отменный фехтовальщик. Несостыковка в том, что он уже несколько лет как кормит червей, да к тому же и обезглавленный. Были мизерные опасения, что тот каким-то неведомым образом восстанет, вот только без головы ему это проблематично.

Цири закусила губу.

Геральт покорно следовал за чёрным вороном, изредка пиная Плотву в бока, чтобы та не засыпала на ходу. Крайне удивлённые реданские бравые стражи города проводили Геральта на воротах иерархов, не задав ни единого вопроса. Мало ли, какие дела появились у беловолосого ведьмака за пределами вольного Новиграда. Никто из них попросту не обратил внимания на пролетевшего у них над головами ворона.

Преодолев два моста через один из окружающих на юге города притоков Понтара, Плотва перешла на бодрую рысцу, стараясь не отставать от быстро летящего немного впереди на уровне головы Геральта ворона, закладывая налево. Впереди сразу же показался двор корчмы «Семь котов». Буквально вчера Геральт, Цири и их новый товарищ — ведьмак Морок — сидели там, беседовали о том, о сём. Там же вчера Морок взял злополучный заказ, и теперь отлёживается в тяжёлом состоянии после встречи с целью заказа.

Парящая впереди птица чётко направлялась в сторону корчмы, понемногу набирая высоту. Постоялый двор «Семи котов» начинался сразу за ещё одним мостиком через всё тот же приток. Как и прошлой ночью, в корчме было прилично народу. Некоторые, изрядно подвыпившие, разбредались каждый в свою сторону, редкие путешественники брели к домишку, где можно было отоспаться, не забыв заплатить хозяину корчмы за ночлег.

Ворон резко взмыл в небо и так же резко, описывая дугу, опустился на ивовую изгородь прямо у корчмы, громко каркнул. Ведьмак подъехал к изгороди, спрыгнул, осмотрелся. Не успел он что-то понять, как из тени, откуда ни возьмись, к нему направилась загадочная женская фигура с покрытой капюшоном головой. Она сразу же показалась Геральту неестественно стройной, невысокой, всего пять футов, из-под капюшона виднелись прямые тёмные волосы. Ноги и руки казались чуть длиннее, чем у обычных людей. Из непроглядной тьмы капюшона проглядывался лишь треугольный подбородок и нижняя губа.

— Геральт из Ривии? — казалось, её губы не дрогнули.

— С кем имею честь? — насторожился ведьмак.

Женщина ничего не ответила, лишь жестом пригласила следовать за ней в корчму. Чёрный ворон вспорхнул и уселся на самый верх крыши.

В походке незнакомки, виляющей бедрами, чувствовалась твёрдость шага, при этом казалось, что её ноги даже не касаются пола. За спиной на поясе висели несколько сумочек и стилет. Следуя за ней, Геральт чувствовал, как медальон вибрирует, предостерегая его о магии или существе. В голове ведьмак отметил ещё одну деталь: невероятно певучий, чарующий голос.

В заведении, на удивление, было спокойно и немноголюдно. По крайней мере, меньше, чем накануне. Виднелось много свободные мест, но женщина его вела туда же, где трое ведьмаков и отдыхали.

За столом сидел спиной к ним таинственный человек в плаще и капюшоне. Женщина, доведя Геральта, медленно опустилась перед незнакомцем. На столе стола пустая миска и бутылка пшеничной водки.

— Ну, здравствуй, старый друг! — незнакомец сбросил капюшон, и Геральт ойкнул.

Перед ведьмаком предстал худощавый мужчина чуть старше средних лет в бежево-сером старом камзоле, поверх него потрёпанный штопаный жилет, доходящий до колен, на руках беспалые перчатки. Лицо с тонкими чертами, горбатым породистым носом и антрацитовыми глазами. Седые волосы с залысинами были зачёсаны на три стороны, спускались по бокам бакенбардами. Это был не кто иной, как старый добрый друг, цирюльник и философ, а также прекрасный травник — Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.

Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой являлся одним из Высших вампиров, с которым Геральт смог сдружиться, хотя поначалу ему было трудно свыкнуться с мыслью, что он, ведьмак, водит дружбу с тем, за кем он должен, по-хорошему, охотиться и истреблять. Однако жизнь преподнесла ему дружбу с этим вампиром. В свою очередь, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой не раз выручал Геральта из передряг, а однажды пожертвовал собой, спасая друзей от неминуемой гибели, сам превратившись в бесформенное месиво. Только спустя семь лет, когда Геральт уже похоронил Эмиеля Региса Рогеллека Терзиеффа-Годфроя, они встретились в Туссенте. Тогда вампир вновь спас жизнь ведьмака от рук другого Высшего вампира, Бестии из Боклера. Объединив силы, ведьмак и вампир смогли распутать тот злополучный клубок и уничтожить бестию, однако, Эмиеля Региса Рогеллека Терзиеффа-Годфроя его сородичи обвинили в предательстве и начали на него охоту. После тех событий в Боклере прошёл год. Где всё это время скрывался вампир, неизвестно, но он разыскал Геральта и хитрым способом пригласил на встречу.

— Регис? — не верил своим глазам Геральт. — Здравствуй, дружище! Что ты здесь делаешь?

— Присаживайся, Геральт, — отпустив из объятий ведьмака, Регис предложил ему место рядом с таинственной женщиной.

С не самой великой охотой Геральт занял место рядом со странной женщиной, вполне любезно сдвинувшейся ближе к стене. Только когда женщина откинула капюшон и элегантно стянула перчатки со своих нежных, но сильных кистей, предположения ведьмака перестали быть иллюзорными. Каждый палец венчали остроконечные ногти, только менее грубые, чем у его друга. Бледная кожа, узкое миловидное лицо с резкими чертами, чёрно-янтарные глаза, узкие губки, еле шевелящиеся как при разговоре, так и в скупых эмоциях. Судя по её поведению, компания ведьмака её изрядно напрягала, и терпела она его исключительно из уважения к своему спутнику, другу Геральта.

— Что? — заметив взаимную настороженность в его глазах, прошипела она. — Брукс не видел?

Голос оказался певучим и завораживающим, словно сирены со Скеллиге. Это не так уж и удивительно. Для тех и для других голос являлся неким инструментом, ловушкой, в которую попадали люди, заслушавшись их мелодичным пением. Шли к ним в лапы, ожидая чего-то сверхъестественного, а получали многочисленные смертельные раны, становились пищей, умирали в муках.

Сами по себе Бруксы представляют собой эдаких переходных вампиров, последнюю ступень перед Высшими, поэтому они далеко не безопасны. Острые зубы, когти словно бритвы. Скорость, умение становиться невидимыми, ловкость. И чарующее пение. Пение — это их самой любимый род занятий не только для охоты. Птичье пение. Где брукса начинала петь, туда слетались птицы и подпевали. Есть и слабости к серебру и «Чёрной крови», отравляющей вампиршу после укуса того, кто под ней находится.

Как все вампиры этой категории и выше, они имеют два облика: человеческий и истинный. В человеческом облике бруксы все как одна прекрасны собой, легко уживаются в людском обществе, некоторые работают бок о бок с ними, могут состоять в публичных домах, не раскрывая истинного лица. При этом, стоит бруксе открыть истинный облик, обнажённое тело искажается, кожа плотнее натягивается на кости, ногти удлиняются до когтей, лицо искажается, рот расширяется чуть ли не до ушей. Редко могут превратиться в летучих нетопырей, становясь ещё опаснее. Только, в отличие от Высших вампиров, бруксу можно убить. Достаточно отсечь голову или пробить сердце, в идеале — и то, и другое. На словах, конечно, это звучит просто, да на деле не все ведьмаки поспевают за ними, попадая под шквал ударов, клыки и оглушительный высокочастотный крик. Если ведьмак погибал, брукса, получив серьёзные увечья, могла запрятаться и регенерировать, становясь ещё опаснее в погоне за кровью.

Геральт много повидал на своём веку брукс и их таких же, только рыжих и чуть менее привлекательных, сестёр по племени — альпов. Ему крайне не хотелось с ними вступать в схватку вновь, так как после взятого им в Туссенте заказа на бруксу, бывшую практически Высшим вампиром и его знакомой, та доставила ему хлопот. По правде сказать, тогда Геральту показалось, что та брукса, которую звали Орианной, дралась не в полную силу. Она его покалечила, но у него сложилось отчётливое впечатление, что она была готова к смерти и попросту поддавалась. Насколько ему было паршиво после этого заказа, не знает никто.

— Чем я могу тебя угостить? — скрывая по привычке зубы, улыбнулся Регис.

— Пожалуй, на сегодня халявы с меня хватит, — усмехнулся Геральт. — Но вот от твоей Мандрагоры бы не отказался.

— Прости, — развёл руками вампир, — сейчас не сезон, и я не подготовился. Были другие дела, о которых я бы и хотел поговорить.

— Я уже понял, что ты меня не просто так вызвал с помощью ворона.

— Тогда перейдём сразу к делу.

Подул слабый ветерок. Ида Эмеан ещё плотнее закуталась в свою накидку, стоя возле камня, где, словно на троне, под дубом восседала Йеннифэр. Рядом, прижавшись спиной к шершавой коре толстого ствола, прямо на земле сидела Цири, рассказывая обо всём случившемся за последние сутки. Не сводя фиалковые глаза с приёмной дочери ни на секунду, Йеннифэр положила голову на кулак. Карминово-рыжая Ида Эмеан так же внимательно слушала Цири, улавливая каждую интонацию, каждое слово.

Пепельноволосая ведьмачка рассказывала, начиная от самого знакомства с Али до его ранения и плачевного состояния, в котором он находился после боя с Высшим вампиром. Рассказала о его обуглившейся руке, о том, что отдала часть своей крови для спасения его жизни. Рассказала всё, вплоть до сегодняшнего вечера.

Цири закончила повествование и внимательно посмотрела на двух женщин, переглянувшихся между собой.

— Вы мне, наконец, объясните, что происходит? — не выдержала Цири.

— Происходит то, — начала Йеннифэр, — что ваш друг убил Высшего вампира. Не искалечил, не отправил в долгое регенерирование на несколько лет. Нет! Он его буквально уничтожил. Даже Вильгефорц, а я думаю, тебе не надо объяснять, кто это, не смог когда-то так испепелить вампира.

— Спасибо, переживу, — зло буркнула Цири, прекрасно помня, как Вильгефорц за ней охотился несколько лет назад.

— Это не всё. — Ида, наконец, перестала быть чарующей статуей и сделала пару шагов за спиной чародейки. — Этот ведьмак-полуэльф — обладатель Гена Старшей Крови.

— Догадалась.

— Угу, — вклинилась в разговор Йеннифэр. — Цири. Ты сказала, что вы сделали переливание крови, причём твоей.

— Да.

Чародейка вновь переглянулась с ведающей. Они обе осознавали, чем это может грозить, о чём незамедлительно сообщили Цири.

Что Али Шариф, что Цирилла Фиона Элен Рианнон, они оба наследники эльфской крови. Цирилла шла от рода эльфской ведающей Лары Доррен аэп Шиадаль с так называемым «геном Лары», выведенным, частично, искусственно. У Али ситуация была куда более прямой и простой. Его род нёс естественный ген Старшей Крови ещё от Aen Undod и тех эльфских магиков, без смешения крови с другими расами, без какого-либо яркого проявления. О нём знали, но сотни лет притупили ген, и тот “впал в спячку”, перестал проявлять активность. Когда за долгие годы чистоты эльфской крови мать Али Энаре’эль вышла замуж за офирца Мурада Шарифа, кровь эльфа и человека смешались, ген передался детям. Вопреки всему, ген Старшей Крови активировался не у девочки, как это было в родовой линии Лары Доррен, прямого предка Цири, а у мальчика. Парень рос даже без намёка на активность гена. По словам Иды Эмеан, бурный магический потенциал и активация проявились именно из-за ведьмачьих мутаций, кои он не прошёл до конца, что не помешало ему стать ведьмаком одной из самых тайных и опасных ведьмачьих Школ — Змеи.

Возвращаясь к Цири и Али, смешение крови ведьмачки с кровью полуэльфа сулило непредсказуемые последствия. Опасения ведающей с Синих Гор строились на банальном. Цири не зря называли «Повелительницей Пространства и Времени». «Ген Лары» дал ей могущественную силу перемещаться сквозь время и пространство, без ограничений путешествовать в другие миры. Её дар — её и проклятие, из-за чего ей пришлось долго скрываться даже от Геральта, являющемуся ей не просто приёмным отцом. Они были связаны Предназначением по «Праву Неожиданности».

Цири — девочка-исток. За той Силой, которой обладала Цири, охотились многие, тот же Вильгефорц из Роггевеена с его прихвостнями. И отец, Эмгыр вар Эмрейс, был не прочь повязаться с ней узами брака, чтбы таким образом иметь в своём роду наследника Старшей Крови и посадить законную наследницу престола на её родине в Цинтре. Благо, он одумался, сбросил с себя безумие, приняв Цири именно как дочь. Последней и самой опасной стала Дикая Охота во главе с Эредином Бреакк Гласом. Призрачные всадники, несущиеся по небу, предвестники несчастий, войны и смерти. На деле, призрачные проекции боевых отрядов эльфов Aen Elle. Эредин охотился за Цири для того, чтобы с помощью её Силы перенести мир Aen Elle в некогда утраченный Aen Seidhe. К счастью, этого не случилось. Эредин пал, а Цири стала свободна, отдавшись полностью ведьмачьему ремеслу, долгое время скрываясь от родного отца и отказавшись от престола.

С ведьмаком-полуэльфом вырисовывалась иная ситуация. Али не обладал какими-либо сильно выдающимися способностями Старшей Крови, получив лишь эльфскую магию, практически ничем не отличающуюся от той, какой обладают магики людей. Ведьмачьи мутации лишь пробудили спящий ген. Мало того, сами ведьмаки изучают магию, те же знаки и простейшие обряды, например. В совокупности со Старшей Кровью, их магические возможности вошли в симбиоз, породив крайне мощную магическую силу, без должного контроля способную уничтожить носителя. Обожжённая рука тому наглядное доказательство. Даже имея такую мощь, Морок смог уничтожить вампира, что не удалось когда-то могущественному магу, герою Содденского Холма, но при этом самому настоящему талантливому стратегу с желанием владения всем миром — Вильгефорцу из Роггевеена.

Теперь, после переливания крови Цири в жилы Али, его сила может возрасти до чудовищных масштабов. Более чем вероятно, что сильнее Цири он не станет, но сравняться может. К сожалению, полуэльф об этом ещё даже не догадывался, и применение магических способностей, если не научить его контролю, без труда может погубить его, а в худшем случае — и рядом находящихся.

— Возможно, он сможет даже перемещаться в пространстве, — заключила Ида Эмеан, сдувая ненавистный локон с левого глаза. — Отчасти, ты обрела кровного брата, создала нового могущественного мага.

— Я же не знала... — протянула Цири, слега потупившись. — Я хотела лишь спасти ему жизнь.

— Я ни в коем случае тебя не обвиняю, — тут же успокоила девушку Ида Эмеан. — Теперь его обучением займусь я.

— Каким образом?.. — ведьмачка посмотрела на ведающую. — Мы тут говорим о последствиях, о Старшей Крови. Но вы забыли, что сейчас вообще неизвестно, выживет ли он? У него в боку четыре дыры, задето лёгкое. Как сердце оказалось не поражено — неясно.

— Не волнуйся, — заверила девушку Йеннифэр. — Мы отправим его в Брокилон. Там и не таких выхаживали.

Быстро к делу перейти не удалось. Заказав себе по кружке каэдвенского стаута, Геральт и Регис погрузились сначала в воспоминания о былых временах, о совместном походе за Яругу для спасения Цири ещё несколько лет тому назад. Вспомнили смерть Региса от рук Вильгефорца. Вспомнили, как вместе распутывали кровавый клубок смертей в Туссенте, во время охоты на Бестию в столице Боклер, по итогу оказавшейся другом Региса, которая помогла ему восстановиться после смерти. Увы, друга, такого же Высшего вампира, которого звали Детлафф ван дер Эретайн, пришлось убить из-за неудачного стечения обстоятельств. Добить, “выпив” друга, пришлось Регису — и тем самым навлечь на себя гнев других вампиров за предательство своего племени.

Брукса, которую звали Инес, попивавшая фруктовое ривийское пиво, стала единственной, кто отказалась охотиться за Регисом. За это её изгнали, и она примкнула к Регису и вместе с ним скрылась в Назаире. Постепенно между Инес и Регисом возникли тёплые чувства. При этом она была его моложе чуть ли не на четыреста лет.

Сам же Регис в Назаире вплотную занялся врачеванием. Его познания в медицине, травничестве помогли ему успешно лечить людей, делать сложные операции. Никто даже и не догадывался, что этот седовласый, очень старомодный мужчина в летах был вампиром. Запах крови его не впечатлял, став обыденностью работы, а не средством пропитания. Постепенно к этому пришла и Инес. Правда, скверный характер и нелюбовь к людям остались.

Разговор, ради которого Геральт был выдернут из постели, постепенно перешёл к убитому во Вроницах вампиру. Геральт знал, кого убил ведьмак-полуэльф. Каким образом — даже думать не стал. Убитый представитель Высших вампиров оказался графом Мантье дэ Дюре. Некогда лучший друг Детлаффа ван дер Эретайна.

Как оказалось, титул «граф» не был пафосной припиской к имени. Мантье дэ Дюре был родом из Назаира, входил в местную касту элиты Высших вампиров. Пытался втянуть в неё и Детлаффа ван дер Эретайна, но тот отказался. И не просто так. Детлафф ван дер Эретайн, сам являясь вампиром с крайне размытыми границами правил, связанных с убийством людей и питьём крови, тем не менее, не завися от неё, с лёгкостью отнимая чужие жизни, оказался ещё менее кровожадным, чем граф Мантье дэ Дюре. Для графа кровь была чем-то вроде постоянного приёма вкуснейшего вина по три раза в сутки. При этом он пил кровь из ещё живой жертвы, а потом разделывал и питался её внутренностями, получая от этого высшее наслаждение.

— И после этого, — удивился Геральт, — его не нужно было убить?

— Я этого не сказал, — резонно заметил Регис, допив остатки пива. — Это исчадье нужно было уничтожить. Мы с Инес давно за ним ведём охоту. Таким образом, нас могли восстановить в правах и прекратить охоту на нас.

— Но кто-то, убивший Мантье дэ Дюре, спутал вам карты.

— Скорее, навлёк на себя гнев других Высших вампиров, — покачал головой вампир. — Я изучил останки графа и...

— И?

— Помнишь, что осталось от меня, когда Вильгефорц зажарил меня?

— Бесформенная кровавая жижа, — ответил Геральт.

— Из которой меня всё равно восстановили, — кивнул Регис. — А от Мантье не осталось и капли крови. Выжженные внутренности и чёрно-обгорелые останки скелета, и то не все. Я хочу найти того, кто это сделал. Найти и понять, как он это сделал.

— Желательно, поквитавшись за графа? — прищурив левый глаз, спросил Геральт. — Тебе не кажется это нелогичным, учитывая, что тот, кто это сделал, избавил вас, Высших вампиров, от помешанного каннибала?

— Это понимаю я, — парировал Регис. — Но этого не поймут другие, посчитав это внедрением во внутренние конфликты.

— Что ты от меня хочешь? — уже крайне жёстко спросил ведьмак, сверля друга взглядом.

— Найди его и приведи ко мне, — ответил вампир. — Госпожа Ингрид Вегельбуд сказала, что этот заказ изначально предназначался тебе, но взял его другой ведьмак. Молодой. Как она сказала, если я правильно запомнил, полуэльф. Он был с тобой и Цири прямо на этом месте.

Геральт стиснул зубы. Почему-то сейчас ему очень хотелось послать своего друга вампира Региса вместе с его бруксой ко всем чертям. Его раздражала вся эта ситуация. Нет, с одной стороны, Геральт хотел помочь другу, вернув долг за помощь в Туссенте. С другой, выдавать молодого способного ведьмака Али Шарифа ему тоже не хотелось, так как он и перед ним оказался в долгу. Скорее всего, взявшись за этот паршивый заказ, Геральт не устранил бы своими силами этого графа Мантье дэ Дюре, а возможно, навлёк бы беду на себя и город — если судить по услышанному от Региса. Возможно, он бы даже погиб.

— Я ещё кое-что узнал от госпожи Ингрид, — в голосе Региса заиграли так ненавидимые Геральтом менторские нотки. — Сама того не зная, госпожа Вегельбуд заказала своего возлюбленного, посчитав его погибшим от рук вампира. К сожалению, она не знала, что возлюбленный и вампир — это одно и то же существо. Кстати!

Регис раскрыл свою старую торбу, из-за чего вокруг их стола распространились различные травяные и спиртовые запахи, достал из неё свёрток с печатью семейства Вегельбуд и протянул Геральту.

— Госпожа Вегельбуд просила это передать через тебя полуэльфу за выполнение заказа, — пояснил вампир недоумевающему ведьмаку. — Прости за бестактность, но цену за голову обозначил я. Хотя ещё сильно продешевил, прекрасно зная, что ни один здравомыслящий ведьмак не возьмёт заказ на Высшего вампира.

— На Детлаффа же взял, — пробурчал Геральт, расправляя свёрток.

Увидев прописанную сумму, находящуюся на банковском счету Новиградского банка, глаза ведьмака полезли на лоб.

— Семнадцать тысяч крон?! — потрясенно перечитал он. — Регис, да ты обалдел! И она на это пошла?

— Без лишних колебаний и какой-либо магии или принуждения, — заверил тот. — Учитывая всё мною изложенное.

— Понятно.

Из-за угла, ни с того ни сего, к ним направилась подвыпившая компания маргинального вида. Все при оружии, шли прямиком к ним.

— Что вы здесь забыли, приблуды? — заговорил один из подошедших. — Помнишь нас?

Неимоверно чертыхаясь, Геральт узнал тех самых разбойников, что чуть не испортили вечер накануне.

— Только этого не хватало, — процедил он.

— Чего не хватало? — зарычал бугай с рассечённым лбом. — Мне бы того полуэльфишку бы примочить, да и ты сойдёшь.

Ведьмаку было плевать на угрозы. Его внимание привлекла Инес, готовая сорваться с места и вцепиться в тех, кто помешал их мирному разговору. Ее ногти еле заметно начали увеличиваться, осанка выпрямилась, тело напружинилось. Внезапно она ойкнула, а Геральт заметил, что Регис придавил её ногу под столом своей, после чего спокойно встал прямо перед ними.

— Сейчас вы выйдете отсюда и больше никогда не вернётесь сюда, навеки вечные забыв всех, — как-то странно это произнёс вампир.

Маргиналы послушно молча повернулись и, как болванчики, покинули корчму, погрузились на лошадей и скрылись в неизвестном направлении.

— Дай угадаю, — начал Геральт, когда Регис вернулся за стол. — Гипноз?

— Угадал, — слегка улыбнулся тот.

— И всё-таки подумай над моим предложением, — настойчиво повторил Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. — Обещаю, что ничего не сделаю этому парню. Мне нужно понять, как всё случилось.

— Ничего не обещаю, — ответил Геральт, залезая на Плотву. — Если что, я дам знать.

— Хорошо, — кивнул Регис. — Как надумаешь, найди ворон и скажи им, что ищешь меня. За тобой прилетит Арнваль.

— Так вот как зовут твоего ворона.

Они распрощались, и Геральт побрёл обратно в Новиград, погрузившись в мысли об Али и о том, что делали во Вроницах Йеннифэр и ещё одна чародейка. Об этом, как бы невзначай, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой обмолвился уже на выходе из «Семи котов».

Тайила резко открыла глаза, выходя из глубокого сна, надышавшись травяными мазями и настойками, когда в небольшой комнате, где лежал перебинтованный, тяжело дышащий полуэльф, из яркой зелёной вспышки появилась Цири вместе с необычайной красоты эльфкой с большими глазами и карминово-рыжими волосами. От неожиданности попятилась назад, тараща от удивления карие глаза. Девушка не успела даже что-либо понять. Губы эльфки слегка зашевелились, и она вновь провалилась в глубокий сон. Лишь только утром Тайила обнаружила себя лежащей в чистой постели всё в той же комнате. Но Али уже не было. Чуть позже, абсолютно растерянная и даже, наверное, потерянная, она встретилась внизу с Цири. Ведьмачка рассказала, что Али телепортировали в Лес Брокилон к дриадам, чтобы те выходили его. Ни слова про красавицу-эльфку Цири даже не проронила. Она вообще больше ничего не говорила.

Утомлённая, расстроенная Тайила медленно побрела по улицам просыпающегося Новиграда в сторону Золотого Города.

Новиград укрылся под тёмным покрывалом звёздно-серебристого неба. Наступили последние августовские деньки, неумолимо приближая настойчивые отголоски ранней осени. Город, погружённый в ночную жизнь, переливался огнями. Местные корчмы и таверны активнее принимали завсегдатаев-выпивох, бордели получали троекратную прибыль, на улицы и площади высыпали алкашня, наркоманы, проститутки и... криминальный контингент.

То было в основной части вольного города Новиград. На Храмовом острове — районе, занявшем скальный остров на севере, куда попасть можно было из Золотого или Серебряного районов города, ситуация радикально отличалась. Соседствуя с богатым районом, соединяясь с ним мостом имени святого Григора, остров строго охранялся храмовой стражей. В основном на острове жили священники культа Вечного Огня, паломники и практически вся городская правящая власть и крайне зажиточная аристократия. Помимо Храма Вечного Огня и Площади Выборщиков, где располагалось здание правительства, острову ещё и принадлежала особо охраняемая тюрьма Дейра, находившаяся намного южнее Новиграда в Оксенфурте. Обычно из неё выходили только двумя способами: вперёд ногами со следами истязаний и страшных пыток, либо сразу на костёр. Так сложилось, что много выдающихся чародеев, магиков, да и просто талантливых целителей нашли в подземных камерах свою смерть, даже не дожив до суда и показательной инквизиции. После окончания войны охота на ведьм и нелюдей не закончилась. Она стала менее масштабной, но более точечной. Культ, некогда охраняемый элитным рыцарским Орденом Пылающей Розы, а позднее фанатичными Охотниками за Колдуньями под предводительством не кого иного как Радовида V Свирепого, категорически не приветствовал ни магов, ни нелюдей, стараясь, как они сами это проповедовали, очистить мир от скверны. Когда с этим реданским культом Вечного Огня столкнулся Эмгыр вар Эмрейс, он назвал его сборищем ополоумевших жрецов-сектантов, способных промывать мозги и обирать до нитки что образованного аристократа, что безграмотного бродягу. Будь его бы воля, он бы уничтожил культ, но политическая обстановка не позволяла пойти на такой радикальный, однако, без сомнения, нужный шаг. К сожалению, культ подмял под себя всю знать и казну, манипулируя ими, как заблагорассудится.

В столь поздний час не все на Храмовом острове пребывали в покое, видя седьмой сон. В доме на Площади Выборщиков, названой в честь новиградских реформаторов, чьи смелые преобразования способствовали бурному развитию города, подъему уровня благосостояния жителей и началу золотого века Новиграда, в окнах горел свет. За рабочим столом из дуба с золотой отделкой и ручками, в таком же кресле, расшитом пурпурным бархатом, с мягкими подлокотниками, сидел невысокий кряжистый мужчина за пятьдесят в домашнем халате поверх ночной рубахи. Сильно контрастирующие с его полным телом жилистые руки были украшены многочисленными золотыми перстнями и кольцами с драгоценными камнями по несколько десятков карат: красные и синие сапфиры, алмазы, рубины.

Рука протянулась к высокому золотому кубку, инкрустированному тёмно-бордовыми сапфирами, наполненным дорогим туссентским вином. Напиток отдавал мягким теплом в глотке, оставляя во рту приятное послевкусие.

— Не поздновато для вина?

Напротив иерарха Жарнэ Вилльямса восседал крепкий молодой мужчина с аккуратными тоненькими усами и бородкой вокруг рта, облачённый в дорогой стёганый дублет с полукруглым плащом. На пальцах красовались серебряные кольца. Он развалился на стуле, упираясь локтями в подлокотники, закинул одну ногу на колено. Улыбка обнажала идеально белые ровные зубы, оливковые глаза взирали на иерарха, рука изящно удерживала опустевший бокал.

— Никогда не поздно насладиться вкусом вина после трудного дня, — с заметным скрипом в голосе отозвался Жарнэ, глянув на Роланда Бувьера, сдвинув руку с кубком в сторону.

— Ты сам выбрал эту жизнь, Жар, — уголок рта Роланда изобразил подобие улыбки. — В конце концов, ты абсолютная власть в этом городе.

— Если бы ты знал, — запричитал иерарх новиградский, — как же трудно втюхивать этому покорному человеческому стаду проповеди о Вечном Огне.

— Поэтому я и занимаюсь иными вопросами, — Роланд Бувьер налил себе ещё вина. — Кстати, о вопросах. Что там с делом моего сына?

— Можешь не беспокоиться, — заверил Жарнэ. — Я давно хочу придавить к ногтю всю эту театрально-поэтическую шушеру. Уж больно подрывают авторитет церкви, а люди меньше приходят на проповеди, а значит, меньше платят мне в карман, соответственно, и тебе тоже.

Иерарх сделал ещё глоток.

— Более того, от «Хамелеона» нет никакого дохода, а ты не имеешь над ним власти. Учитывая тот факт, что твой сынок проссал в карты ещё и бани, наши планы могут пойти, прости меня Вечный Огонь, по пизде!

Роланд Бувьер зло выругался.

После распада «Большой Новиградской Четвёрки» власть над всем городским бизнесом перешла в их руки, начиная от судов и заканчивая подпольными заведениями. Когда Роланд Бувьер узнал, что сын Фабьен проиграл в карты огромную сумму денег и городские бани, его бешенство не знало границ. Бувьер-младший был капитально обложен многоэтажным матом и получил не иллюзорные побои, из-за чего по сей день сидел дома, скрывая синяки и ссадины.

Фабьен никогда не отличался выдающимся умом, но был прагматичен. Скорее, он являлся любвеобильным молодым человеком, сорящим деньгами направо и налево. Удивительно, однако Фабьен зарабатывал деньги сам, вполне честным трудом. Имея в своём ведении два новиградских борделя (элитный «Пассифлора» и портовый «Хромоножка Катарина»), он получал еженедельный огромный доход, снизив цены в «Хромоножке», что позволило существенно поднять посещаемость. Поначалу его слабо волновало, что тамошних девушек попросту стали выносить вперёд ногами из-за непомерного количества клиентов. Но был ли недостаток в девушках? Хера с два! Девицы из бедных семей, бывшие беженки, прибившиеся эльфки из Застенья — всем им нужна была работа, даже такая самоубийственная. Однако через какое-то время, цены опять немного повысились, что снизило нагрузку, не сильно повлияв на доходы.

С «Пассифлорой» ситуация обстояла несколько иначе. Туда всегда отбирались лишь благородные девушки, желательно с образованием. Теперь же в «Пассифлору» не могли заглядывать простолюдины, даже с набитым кошельком, таких сразу отправляли в порт. Клиентуру тщательно отбирали, цены кружили голову. При этом в бешеную стоимость мог входить не только секс, но и иные услуги: эскорт, стриптиз, различные ролевые игры и многое другое. Помимо всего прочего, Фабьен стал чаще устраивать в заведении всякого рода закрытые турниры, крупные встречи и сдавал его на различные дорогие приёмы. Тогда местные девушки моментально должны были переквалифицироваться из куртизанок в обычных официанток и эскортниц, без права на секс. Но если все же до того доходило — тогда отдельная плата.

В целом, мадам Маркиза Серенити оказалась вполне довольна таким положением дел, пока не начались инциденты. Несколько её девушек были убиты, несколько пропало без вести. Происходило это после того, как их забирал Фабьен Бувьер, но вот возвращались не все. Уже позднее она как-то узнала, что с ними стало. Фабьен забирал их в свои подпольные азартные заведения, где их, проституток и куртизанок, использовали как живые ставки. Как известно, фортуна — капризная мадам, и ей плевать, что на её благосклонности может стоять чья-то молодая хрупкая жизнь. Узнав об этом, Маркиза незамедлительно обратилась к иерарху Жарнэ Вилльямсу, на что получила весьма однозначный ответ: если она ещё хоть раз об этом заикнётся или попытается это как-то обнародовать — она лишится не только заведения, но и отправится за измену на костёр. Закусив губу, Маркиза Серенити приняла условия преступной игры, каждый раз с болью отдавая девочек в руки Фабьена.

Впрочем, это касалось не только её заведения. В этих заведениях Бувьера-младшего пропадали не только девочки из «Пассифлоры» и «Хромоножки», но и простые девушки, желающие подзаработать, прощались с жизнью, попадая в лапы извращенцам, пропадая в рабстве. Стоит ещё оговориться, что там пропадали и сами посетители, проигравшие в очередной игре.

Почему городские бани были так важны для бургомистра, серого кардинала иерарха Роланда Бувьера и самого иерарха Жарнэ Вилльямса? Ответ лежал на поверхности. Бани присоединялись к сети разветвлённых туннелей общей канализации, идущей сквозь подземные катакомбы старого эльфьего города. При небольшой доработке и очистке канализации от тусующихся там трупоедов, этими катакомбами можно без труда соединить все, абсолютно все, подпольные заведения. В случае же непредвиденных, форс-мажорных обстоятельств под землёй можно перевезти все богатства, а имея в нескольких местах выходы к реке, вывезти всё из города по воде. В конце концов, в катакомбах можно месяцами отсиживаться, при наличии кислорода и провианта. Плюс, это замечательные тайные подземные ходы.

— Теперь к делу.

Иерарх посерьёзнел, отставляя кубок в сторону, и слегка, насколько хватало живота, подался через стол к своему собеседнику Роланду Бувьеру.

— Меня мало интересует менестрель с его дружком краснолюдом. Меня интересует другая, для нас более опасная личность — Генри вар Аттре.

Сделав театральную паузу, Жарнэ Вилльямс поднялся со своего кресла, скрипнув ножками по половицам. Под пристальным взглядом Бувьера он прошёл к окну, двумя пальцами раздвинул плотные шторы и выглянул наружу. Немного так постояв, он резко развернулся.

— Пока вар Аттре находится в Новиграде, наши руки всё ещё связаны. Да, это не стальные цепи, а скорее, несколько связанных между собой нитей. Как бы то ни было, они связаны. Непрочно, но связаны. Он строчит свои доклады императору Эмгыру о состоянии дел в городе. Само собой, Эмгыр не полезет сюда, однако я не сомневаюсь, что его разведка, шпионы, специальные службы держат руку на пульсе, ожидая удобного момента вмешаться. Это нам не на руку. Более того, у меня иные планы.

— Какие? — практически не меняя позы, Роланд откинулся на стуле, сильнее упершись локтем в подлокотник, положив подбородок между средним и указательным пальцами.

— Я хочу вновь объединить Северные королевства под своим началом, — гордо заявил Жарнэ Вилльямс. — Нужен весомый повод.

— А не крупный ли ты кусок чёрствого пирога решил засунуть в рот? — оливковые глаза сверлили иерарха. — Один уже пытался. Чуть не протух, пока нашли гроб под его исполинские размеры. Да и кого объединять? Реданию? Ленную Темерию? Аэдирн? Каэдвен? Везде находятся имперские надзиратели.

— Поэтому я сказал, что нужен повод! — парировал Вилльямс, надувшись словно рыба-ёж. — Мы мягко спровоцируем нападение нильфов, что повлечёт восстания по всему Северу. Люди схватятся за оружие, начнут вырезать небольшие гарнизоны имперцев. Пока Эмгыр соберёт все силы, мы, под шумок, объединим Север. Как только возродится старый Союз Четырёх Королевств, туда же подтянутся и остальные. Ведь зажечь у народа затухший фитиль ненависти к Нильфгаарду — это как земное притяжение. Стоит только подтолкнуть.

Не волнуйся! Этот вопрос мы будем решать постепенно. Не раньше весны. Уже сейчас я собираю группы отпетых бандитов и разбойников, которые начнут устраивать погромы в деревнях. Мною на борьбу с ними будут направлены подразделения Охотников на ведьм, будет возрождён Орден Пылающей Розы, что даст людям иллюзию защиты, якобы только новиградские власти обеспокоены ситуацией в союзных королевствах. Что же до бандитов, то их задача сеять хаос, при этом спровоцировав нильфгаардские гарнизоны начать против себя деятельность, заставив их вырезать несколько деревень по ошибке. Две-три такие деревни — и люди начнут рвать нильфов голыми руками. Так мы начнём новую войну против южного захватчика их же руками. Хотя, есть у меня подозрения, что Эмгыр вар Эмрейс скорее пойдёт на наши условия мирного урегулирования политического конфликта.

Рональд Бувьер внимательно слушал иерарха, не сводя с того острого, словно стилет, взгляда. На секунду задумавшись, Роланд сбросил ногу с колена, подался вперёд, уложил локти на края стула, выгнув шею змеёй.

— Ты плохо знаешь Эмгыра, — процедил бургомистр. — Только за то, что кто-то из северян нападёт на один из его гарнизонов, он не станет разбирать причины, а попросту начнёт кровавую бойню и будет абсолютно прав. Империя, какая бы она ни была, дала северным королевствам процветание. Всё, что было разрушено — восстановили в кратчайшие сроки. Люди с большей вероятностью пойдут просить помощи у нильфов, чем доверятся Охотникам или Ордену Розы. Если ты не забыл, кем ты был до того, как уселся на трон иерарха-властителя, попутно взяв и бразды правления городом, то напомню: ты был головорезом в Эббинге. Именно из-за Эмгыра мы бежали в Оксенфурт, где ты так быстро ударился в религию. Эмгыр не упустит шанса сдвинуть тебя с городского трона, прекрасно зная наше прошлое.

— А напомнить, кем ты был, пока я не вытащил тебя из дерьма, когда мы были ещё в Эббинге? — взвился Жарнэ, становясь пунцовым от гнева.

Ещё задолго до начала Северных войн, в Эббинге, самом большом автономном регионе Империи, отпетый головорез Жарэк-мясник несколько лет не гнушался нападать на караваны с торговцами, военных, промышлял кровавыми набегами на сёла, деревни и мелкие городки. Вырезал стариков и детей, насиловал женщин и девушек, забирал в рабство девочек до пятнадцати для продажи в рабство. Под началом Мясника находились не меньше двухсот штыков таких же мерзавцев, как он. Роланд Грей, один из его мелких подручных, до определённого момента был лишь мелкой сошкой в этой армии убийц, занимаясь лишь “принеси-подательством”. Всячески пытаясь качественно выделиться на фоне остальных, отличался самыми кровавыми убийствами, был изобретателен в пытках и казнях. Но вместо этого, стоило ему проявить себя не в зверствах и всего лишь включить врождённый талант, как его тут же заметили. Роланд провернул более чем удачную сделку по продаже девушек офирским рабовладельцам за немалую сумму в несколько десятков тысяч флоренов. Жарэк высоко оценил его способности к торговому делу, сделав своей правой рукой в семнадцать лет. Самому Жарэку на тот момент было тридцать четыре.

О Жарэке известно скудно. Родился где-то в Гесо. В двадцать лет присоединился к наёмникам. Ещё через какое-то время, после смерти командира, бесцеремонно взял бразды командования в свои руки, превратив отряд наёмников в банду кровожадных головорезов, коими они, по сути, и являлись. Нильфгаардская армия долгое время ничего не могла с ними сделать. Банде каким-то образом удавалось ускользать в последний момент. Впрочем, она ещё получит своё.

Что же до Роланда Грея, то с ним чуток поинтересней. Выходец из семьи нильфгаардских аристократов, одного из участников государственного переворота в Нильфгаарде по устранению Фергуса вар Эмрейса 1233 года. Отец Роланда видел, как уничтожался род Эмрейсов, как сына Фергуса Эмгыра превратили в чудовищное нечто наподобие ежа. Опять-таки, Эмгыр потом всё припомнит участникам того переворота, вернув себе законный трон. Но это будет лишь спустя семнадцать лет. А пока Роланд растёт в роскоши и беззаботности. Всё резко кончилось, когда ему было всего двенадцать лет. Кто-то из бывших соратников по заговору заказал всю семью Греев. Родителей зарезали во сне, а в комнату Роланда даже не заглянули.

Через какое-то время парень, сбежав из дома после гибели в нём родителей, ступил на путь, залитый кровью. Непонятно, что помутило разум мальчика... То ли смерть родителей, то ли увиденные скорчившиеся окровавленные тела. Или же это “что-то” давно зародилось в его юной голове, так как он нередко присутствовал при кровавых казнях и пытках. Отец считал, что сын обязан это знать. Так Роланд попал в банду Жарэка-мясника.

В 1262 году на территориях Северных Королевств разразилась Первая Северная война, началась она с вторжения в Цинтру, преданную огню и мечу, и закончилась поражением Нильфгаарда под Содденом. Затем, спустя пять лет, полным ходом началась массово-хаотичная Вторая Северная война, сопровождаемая геноцидом, жестокими столкновениями армий Севера с Нильфгаардом. В те годы банда Мясника разгулялась по полной, умножив свои изуверства вдвое, а добычу втрое.

Сколько верёвочке ни виться, а конец будет. Эмгыр вар Эмрейс, рассвирепевший от бесконечных бесчинств у себя в захваченных провинциях, отдал приказ на немедленное уничтожение головорезов. Армию убийц Жарэка-мясника войска императора накрыли под Сальмом, разгромив практически до единого. Немногие выжившие жалели, что не погибли в бою от мечей, копий, стрел, гизарм или, на худой конец, под копытами конницы. Всех их ожидала заслуженная страшная изобретательная казнь. Жарэк и Роланд каким-то чудесным образом вырвались из той мясорубки, бежали на Север, прикинувшись беженцами. Добрались до Оксенфурта, где и осели. Жарэк тут же подался в адепты Храма Вечного Огня, став подающим большие надежды послушником Жарнэ Вилльямсом. Роланд Грей, забрав из Эббинга незаконнорождённого сына, стал мелким купцом Роландом Бувьером. Мелкость быстро набирала обороты, превратившись в крупность. Всяческими методами Роланд, находя товары и поставщиков, прибегая к насилию, угрозам и пыткам, накопил целое состояние, отправил сына Фабьена в Оксенфуртскую академию. Ещё через несколько лет, сразу после окончания Третьей Северной войны победой Южных захватчиков, Жарнэ, тайно заказав иерарха новиградского Кируса Энгелькинда Хеммельфарта, уселся на его место, быстро подмяв под себя власти Вольного города, а Роланд занял место первого лица, после иерарха — бургомистра. Узнавшему об этом Эмгыру ничего не оставалось, как признать бывших бандитов с руками по самую шею в крови, заочно приговорённых к смерти, новыми властями Новиграда.

— Спасибо, но обойдусь, — отрезал Роланд Бувьер. — Что касается твоего плана, это глупость — поднимать хвост на Империю, тем более, рассчитывать на народ. Помочь тихо избавиться от вар Аттре — это не вопрос. Геополитику затрагивать крайне не советую. Устраивать набеги по деревням — тоже.

— Твои предложения? Я слушаю.

— Вместо того, чтобы пытаться захватить власть над Королевствами Севера, лучше удержи власть в городе. Возроди Синдикат. Избавься от Фанциска Бедлама. Ты и так сидишь во главе, руководя Церковью Вечного Огня, как твой предшественник. Я же займу место Бедлама и подомну всю кузнечку Тесака. Фабьен уже занимается подпольным игорно-развлекательным делом Ублюдка. Остаётся подтянуть «Теней прилива». Жаль, что их лидерша давно кормит червей. Но что-то мне подсказывает, что её любовница не откажет нам в помощи. Остаётся только избавиться от Генри вар Аттре и всей его семьи — и умудриться не развязать войны.

— Эка, ты раскатал губу! — скривился Жарнэ, сложив руки на груди. — Ну, хорошо! И как же ты предлагаешь избавиться от вар Аттре, дабы не развязать войну?

— Его убьёт тот, кто не принадлежит ни одному государству, но умеет убивать, — пояснил бургомистр, поднимаясь со стула, подходя вплотную к иерарху. — Тот, кто не вызовет подозрений.

— И... кто же? — слегка отстранившись, протянул Жарнэ.

— Есть у меня на примете один ведьмак, — ответил Роланд. — Правда, возьмёт он отнюдь не пару сотен крон за такую работу, а гораздо... гораздо больше.

Госпожа Саха не была бы собой, если бы не приставила “глаза, уши и ноги” к объектам её особого интереса. Сильно бомжеватого вида попрошайка, укутавшись в старую, воняющую потом, драную мешковатую накидку, внимательно вслушивался в разговор двух господ в доме на Площади Выборщиков, устроившись под окном в тени соседнего здания. В такой густой темени на него можно было лишь случайно наткнуться, либо обладать кошачьим зрением. Как только один мужчина покинул дом, опираясь на золочёную трость, а его собеседник, смачно рыгнув, потушил свечи, “наушник” медленно, стараясь не привлечь внимания и подтягивая штаны как после опорожнения, выбрался из темноты и быстрым шагом направился в сторону Золотого города.

Бдительные стражники, удивлённые столь странному индивиду, идущему через крытый мост от Храмового Острова, само собой, пару раз остановили его, пристрастно докопавшись до того, какого дьявола он там делал. Прикинувшись “картофельной молью”, кинув по две кроны на рыло, он завернул к имению вар Аттре, убедившись, что за ним самим нет “хвоста”.

— Всё-таки, они решились на худшее, — Картия, упершись в край стола, положила голову на ладонь. — Дело плохо.

Худощавый мужчина с гладко выбритой и немного рябой головой, с матом сапожника, которому не доплатили за дорогущую обувку, да ещё и в придачу ему на голову рухнула полка с инструментами, после того, как табуретка ушла из-под ног... Короче, таких эпитетов, витиеватых выражений и слов не знает ни один словарь. Он стоял за ширмой, вешая на неё снятую потрёпанную одёжку, пытался стянуть с себя прилипшую к телу дырявую рубаху, застряв неведомым образом локтем в одной из дырок, чуть не разорвав её ещё больше. Управившись с лохмотьями попрошайки, он, прыгая на одной ноге, а вторую пытаясь засунуть в сапог с загнутыми краями, доскакал до кресла, где перед ним стоял столик с похлёбкой, хлебом и пивом. Вставив в глаз монокль, он бесцеремонно шваркнулся в кресло и принялся за еду, громко чавкая и рыкая.

Картия, поморщившись, посмотрела на мужчину немногим старше средних лет, накинувшего прямо на голое тело кожаный штопанный-перештопанный плащ под чёрным жилетом. Как и она, этот человек был в некотором смысле родственной, хоть и некогда на другой стороне, структурой — бывшим главой темерской разведки. При всей его с первого взгляда, неприятности, бескультурности и отсутствии этикета, он был начитан, образован, хитёр и изворотлив, подкупал простодушием.

— Ты сказал, — обратилась к нему Саха после очередного его гортанного рыка, — что Роланд обмолвился о ведьмаке. Кто этот ведьмак?

— А я ебу? — прищурившись глазом с моноклем, ответил он. — Ты до хера хочешь, дорогуша, сидя дома, пока я в тухлом шмотье изображаю убогого, сидя с обоссавшимися и обосравшимися бродягами, а ночами рискую жбаном.

— Пожалуйста, — не выдержала Картия ван Кантен, — прекрати некультурно выражаться и жрать, как в дешёвом кабаке! Да! Я в курсе, что тебе сложно, но это не даёт тебе право материться в этом доме!

— Послушай, дорогая! — не остался в долгу мужчина с моноклем. — Ты меня вытянула из Вызимы, где, сука, я неплохо так устроился сапожником! Ты меня втягиваешь в очередные политические игры, в одной из которых, меня когда-то, мать его ети, чуть самого не порешили! Так что, давай условимся: я тебе помогаю, а ты не ебёшь мне мозги с вашими, сука, манерами и этикетом.

— Где-то я уже слышала подобные слова.

— Дам подсказку, — ухмыльнулся бывший разведчик. — Он на моих глазах спас Реданию и Темерию от Дийкстры.

— Кто бы сомневался, что этот аполитичный ведьмак, в который раз пойдёт вразрез со своими принципами, нарушив свой нейтралитет.

— И спасёт мою задницу, Вернона Роше и его подружки, — заметил он. — Перейдём к делу, а не будем лясы точить.

— Ты прав, Бернард, — согласилась Картия, потирая переносицу. — Перейдём.

Примерно через час мужчина, подхватив свою сумку, покинул имение вар Аттре, направляясь за новыми сведениями для общего дела. Оставшись одна, Кантарелла упала на диван, тяжело вздохнув. Работа с этим человеком по имени Бернард Дукан, он же Талер, была жутко сложной из-за его характера и любви к “сапожному” лексикону. Но он — профессионал. Там, где она, красавица, как ни гримируйся, останется таковой, Талер в любой компании сойдёт за своего, будь то бомжатник или приём у короля, где, к слову, он умеет сдерживать свой язык. Такой кадр очень кстати, особенно сейчас, когда не только над городом повисла очередная угроза внутреннего переворота, но и над ней самой. Ведь если семью вар Аттре пустят под нож, с ней тоже быстро расправятся. Хуже была перспектива, как по ней, так и дочерей Генри, попасть в рабство.

От одной мысли о рабстве женщину передёрнуло. Отогнав отвратные мысли о том, что с ней будут там вытворять, она задумалась, как не допустить этого. Времени, казалось, было много. Аж до весны! Однако это не отменяло необходимости не затягивать с решением проблем. А дражайший друг Геральт молчал, как рыба об лёд.

* * *

Пока над Новиградом сгущались очередные тучи криминального раздела власти, в Городе Золотых Башен к присяге готовилась Йеннифэр из Венгерберга, лёжа в роскошной ванне, по шею скрыв тело под пеной на поверхности горячей воды. На манекене красовалось облегающее бархатное платье с корсетом и юбкой в пол с неимоверным разрезом с двух сторон почти выше середины бедра. Поверх корсета свисала шаль и лёгкая, открывающая плечи, туника. Всё, как всегда, в чёрных и белых тонах без намёка на иные оттенки. Этот комплект — личный подарок императора Эмгыра вар Эмрейса в честь её присяги и передачи в её руки Ложи Чародеек. До большого банкета, от которых Йеннифэр успела отвыкнуть, прожив с Геральтом в Туссенте почти целый год, оставалось не меньше трёх часов.

Как уже было упомянуто выше, какое-то время Йеннифэр прожила с ведьмаком в Боклере. Они редко посещали пышные балы и праздники во дворце даже по личному приглашению Её Сиятельства княгини Туссента Анны-Генриетты. Зная характер и ревнивость чародейки из Венгерберга, княгиня, как ни странно, не таила обид за отказы, из-за уважения к Геральту, так как буквально год назад он спас Боклер от Бестии и атаки вампиров на город. Более того, Аннариетта по счастливой, или не очень, случайности с помощью ведьмака в этом деле обрела некогда потерянную сестру Сианну.

В один из редких визитов Йеннифэр, прибыв в компании своего драгоценного избранника жизни, приглашённого княгиней, разговорилась с Анариеттой и Сианной, пока Геральт, бурча, ворча и бубня от так нелюбимого им дублета, отлучился пообщаться с Пальмерином де Лонфалем и его племянником Гильомом и его женой, Вивиенной де Табрис. Обе женщины, имея не самые простые, даже схожие, характеры, особенно во властности, поначалу мило беседовали, смеялись, вспомнили, как Анариетта крутила роман с Юлиано Альфредом Панкрацем виконтом де Леттенхофом, от чего бедная Сианна несколько раз давилась от хохота вином. В этой невинной беседе княгиня имела неосторожность высказаться, что не прочь хотя бы денёк побыть в обществе ведьмака со всеми вытекающими последствиями. Её даже не смущали такие тонкости, как разница в положении между ней и ведьмаком, хотя Геральт считался дворянином после вручения ему княгиней владений и земель. Такое желание и поведение Анны-Генриетты, в сущности, не было чем-то новым, учитывая, что она могла, а точнее, уже позировала совершенно обнажённой перед её кумиром, художником Дорианом Вилиссом. Княгиню всегда вело чувство авантюризма, зачастую безрассудство, но только в бытовых делах и личной жизни. В целом, Анна-Генриетта была властной, требовательной, но и справедливой женщиной, любящей роскошь и драгоценные камни.

Видели бы вы Йеннифэр в тот момент! От сказанного княгиней чародейка пришла в бешенство, да так, что заплясали огни свеч и столы. Придворные и гости уже перепугались, что под замком завелось и роет туннели семейство шарлеев. Лучше бы это были они. Переполнившись ревностью, чародейка высказала очень многое в адрес княгини, а обсидиановая звезда на бархотке сияла фиолетовым светом ничуть не хуже огня факела в ночи. Женщины чуть было не сцепились, но в их междусобойчик вовремя вмешались подоспевшие Геральт и Пальмерин, прибежавшие на крики.

Думаете, Йеннифэр была изгнана или как-то наказана? Конечно же, нет. Вопреки крикам придворных о наказании за нанесение оскорблений княгине, Анна-Генриетта простила чародейку и даже сама извинилась за столь смелые слова, ссылаясь на ударившее в голову вино Сангреаль. На том конфликт был исчерпан, а Йеннифэр зареклась появляться во дворце, неохотно отпуская туда Геральта по различным вопросам.

От нахлынувших воспоминаний слёзы хлынули из фиалковых глаз, сильно отдавшись в переносице неприятным жжением. Стараясь не разрыдаться окончательно, Йеннифэр с головой погрузилась в воду, чуть ли не колошматя руками от какого-то отчаяния и невозможности что-либо исправить. Теперь она — непосредственная подданная императора Эмгыра вар Эмрейса, и отныне глава Ложи Чародеек.

До церемонии оставалось меньше двух часов.

* * *

Упившийся вусмерть, Геральт проснулся у себя в комнате, окружённый кучей пустых бутылок. Часть бутылок представляли лишь отдельные фрагменты разбитого стекла. На стене красовался след от сильного удара чем-то увесистым, подле неё лежал разлетевшийся в щепки стул. Сама комната походила на хаос. Мебель перевёрнута, матрац свисал за каким-то хреном с подоконника разбитого окна, в которое бил свежий отрезвляющий воздух солнечного дня. Где-то виднелись черепки ваз, растоптанные цветы и кучки рассыпанной земли.

Геральт попытался подняться на локтях, тут же отхватив удар в затылке и рвотный позыв. Упал на лопатки, почувствовав, как что-то врезалось в кожу. Стиснув зубы, заломив себе руку, ведьмак нащупал впившийся предмет и вытащил его из-под себя. Это оказался осколок глиняной вазы, земля из которой служила ему подушкой.

Со второй попытки удалось приподняться уже с меньшим трудом и болью, ограничившись прикладыванием пальцев к вискам. Башка трещала по швам, норовя взорваться, заляпав стены содержимым. На глаза давило изнутри, а при попытках их открыть начинало щипать, рисовались разноцветные круги, даже слезы текли. Перебарывая недуг сильного похмелья, Геральт разлепил глаза, осмотрел себя и творящийся в комнате беспредел.

Он сидел голый по пояс. Ведьмачья куртка и сапоги небрежно валялись у двери, подпертой тумбочкой. Куча бутылок и их останков окружали его, словно армия крыс. “Если бы не ведьмачьи мутации, я бы, наверное, сдох”, — пронеслось у него в голове. На бутылках красовались различные этикетки различного алкоголя: коньяк, перцовка, махакамский спирт, вишнёвка. Полтора десятка бутылок. Для обычного человека две бутылки коньяка могут окончиться в мертвецкой. А тут всё и сразу, и в таком количестве.

Изрядно шатаясь, с трудом делая каждый шаг, отдающийся в голове болью и шумом в ушах, Геральт добрёл до зеркала, с горечью обнаружив, что и оно не в лучшем состоянии, чем он сам. Изругавшись, Геральт ощутил во рту отвратительный привкус курятника, сильную жажду, в животе зарычало разъярённой пантерой. Внезапно, желудок отозвался ещё одним позывом — рвотным. Зажав рот рукой, ведьмак быстро начал искать глазами, куда отправить подступившее содержимое желудка. Если бы он не споткнулся об перевёрнутую ночную вазу под подоконником, наверное, всё отправилось бы прямо за окно.

Как только рвота и позывы прекратились, ругаясь и вытирая губы рукой, ведьмак отставил наполненную вазу в сторону и направился к двери. Вычистившись от алкогольного содержимого, желудок ещё настойчивее потребовал нормальной еды. Скрипя ножками тумбочки, Геральт освободил проход. Тут же обнаружились и его мечи.

Аккуратно уложив их на втянутый матрац, он надел рубаху и сапоги. Когда он укладывал рядом с мечами свою куртку, из её кармана выпал скомканный листок бумаги — причина его бешенства и пьянки.

Вернувшись после встречи со старым другом Эмиельеном Регисом Рогеллеком Терзиеффом-Годфроем, ведьмак удивился, что в конюшне не хватает одной лошади — Асии, кобылы Морока. Обойдя «Хамелеон», он столкнулся с сидящей на крыльце Цири. Её вид выражал сильную внутреннюю боль, лицо опухло от слёз, ноги сжимали Zireael. Руки удерживали дрожащий краями на ветру лист бумаги. Вместо того чтобы устроить девушке допрос, почему она сидит тут и что у неё за листок, Геральт бросился к ней. Та, прижав его к себе, уткнулась лицом в плечо, разрыдавшись ещё сильнее. Ведьмак всячески пытался её успокоить, но ничего не выходило, а Цири не могла подавить слёзы. В итоге, она молча протянула листок. Геральт упёрся глазами в текст, не веря в содержимое, как выяснилось, письма.

«Дорогой и Любимый мой ведьмак Геральт из Ривии!

Я пишу Тебе это прощальное письмо, не в силах выразить этих слов лично, от чего мне больнее на сердце вдвойне, хотя я должна была встретиться с Тобой. Если бы Ты знал, как я Тебя люблю, мой Геральт! Я очень много думала о тех временах, когда мы с Тобой не могли ужиться вместе, сходясь и расходясь, любя и ненавидя друг друга за пустые обиды. Теперь я осознаю, насколько мы были глупы — словно дети. Мы не ценили тех моментов, когда были вместе. Это была наша с Тобой ошибка! Теперь я сожалею о той ревности к Трисс и всем тем женщинам, что окружали Тебя. Это моя вина, что я не могла, в силу своего отвратного характера, стать для Тебя той единственной, с которой Ты захочешь прожить всю жизнь. Ни один джинн на свете не смог бы нас с Тобой связать никаким желанием, как нас связывала настоящая Любовь, в которую я не верила до последнего, до Адр Скеллиге, где она воспылала с новой силой. До сих пор не могу простить себе уверенность в том, что мы были связаны лишь заклятием. Я была дурой!

Этот год, что мы прожили вместе, расставил всё по своим местам. Это был самый лучший год, который я бы хотела проживать всегда. Мы узнали друг друга ещё лучше и поняли, что не можем друг без друга. Этот год навсегда останется в моём сердце.

Любимый Геральт! Позаботься о нашей дочери Цири. Люби Её, оберегай и помни об Её Силе, не допускай бесконтрольности. Скажи Цири, что я Её тоже очень сильно люблю! Для меня она была, есть и останется моей самой лучшей любимой ученицей, а самое важное — любимой Дочерью! Поэтому всегда целуй Её в лоб, когда отпускаешь в новое путешествие одну.

Я покидаю Тебя, дорогой Геральт, не потому, что мои чувства угасли, но Ты это и так понял, мой глупенький Ведьмак. Я покидаю вас с Цири, потому что только так я смогу сохранить ваши жизни. Ваши жизни и жизни других чародеек, включая Трисс.

Прости меня за всё! Я буду помнить о Тебе! Надеюсь, что когда мы встретимся, то останемся близкими друзьями!

С Любовью!

Твоя Йен».

Письмо пахло сиренью и крыжовником. На подписи “С Любовью! Твоя Йен”, красовался чёткий отпечаток зольных губ.

Дочитав письмо, Геральт уже не помнил, как ввалился в «Хамелеон», как набрал кучу бутылок выпивки и удалился к себе. В отчаянии и алкогольном беспамятстве он устроил тот самый балаган, разбудив Лютика и Золтана Хивая, мирно спящих и не подозревающих о ночных похождениях обоих ведьмаков.

Заслышав звон бьющегося стекла, крики отчаяния и прочие посторонние звуки, менестрель и краснолюд выскочили из своих комнат в ночных рубахах, намереваясь пойти к Геральту за разъяснением обстановки. Остановила их Цири, чётко дав понять, что ведьмака нужно оставить в покое и дать ему время. Ничего не понимая, два друга, переглянувшись и пожав плечами, направились обратно к себе, сильно поморщившись после очередного звона разлетающейся на осколки посуды. Лютик глубоко вздохнул, уже прикидывая в голове понесённые убытки и ущерб.

Цири же это не смущало, она прекрасно понимала, что творится на душе и в голове с виду безэмоционального ведьмака. Примерно то же творилось и у неё внутри. Девушка не могла поверить в эти слова. Однако она уже что-то заподозрила, как только они прощались во Вроницах, когда Йеннифэр непривычно крепко прижала её к себе, сказав, что очень любит и рада с ней повидаться, горячо поцеловала её в лоб. После, Цири с Идой Эмеан аэп Сивней телепортировались в «Хамелеон», переправили Али Шарифа вместе с его лошадью в Брокилон. Ида осталась в Брокилоне, передав запечатанное письмо от Йеннифэр в руки ведьмачке.

Под аккомпанемент вакханалии Геральта Цири прорыдала в подушку всю ночь, борясь с желанием рвать и метать, опасаясь действительно разрушительных последствий такой истерики.

— Может, ещё мандрагорового самогончику?

Заслышав об алкоголе, Геральт схватился за голову двумя руками, подавив желание стошнить прямо в тарелку с пюре и несколькими хилыми кильками.

Постепенно похмелье отступало. Не сильно действенным оказался белый мёд, настолько крепкими оказались последствия тяжёлого ночного запоя. Но, если заметить, самогон Региса, прибывшего в «Хамелеон» к старым друзьям, всё же просветлил голову и мысли.

Эмиельен Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой прибыл в заведение Лютика рано утром, чем искренне обрадовал барда и Золтана Хивая. Что один, что другой знали, кем являлся Регис, и это их никак не пугало и не смущало. Чего не скажешь о его спутнице, черноволосой молодой женщине неестественной красоты, которую Геральт разглядел только сейчас. Она сразу вызвала у Лютика опасения, о чём он незамедлительно тихо сообщил ведьмаку, на что получил исчерпывающий и пугающий ответ:

— Не удивляйся, Лютик. Это брукса.

Лютика слегка передёрнуло, что отразилось в нервном смешке. Завидев это, брукса не смогла отказать себе в удовольствии поглумиться над мужчиной, уставившись графитовыми глазами, обнажив в улыбке частокол ровных острых зубов, из-за чего барду стало ещё более не по себе.

Сама же брукса вела себя вполне свободно, даже развязно, внимательно, но молча наблюдая за всеми собравшимися. Не смущал её даже ведьмак, разящий перегаром на весь уютный зал кабаре. Два человека — Лютик и халдей, копошащийся у стойки, непонимающе почёсывая затылок, пытаясь понять, куда пропала часть выпивки — для бруксы вообще не представляли угрозы, а краснолюд, сидя на высоком стуле со ступенькой, дабы доставать до стола, крутил охотничий тесак по столешнице концом вниз. Единственный, кто мог быть для неё не то чтобы опасен, а скорее сдерживающим фактором, это Регис, сидящий ровно напротив повесившего голову ведьмака, так, что седые растрёпанные волосы касались стола, чуть ли не плавая в тарелке. Пока все сидели за столом, она, полулёжа на боку, расположилась на краю сцены прямо за ними, ковыряясь в острозаточенных ногтях концом миниатюрного дамского ножика, вытаскивая из-под них забившуюся грязь, срезала кутикулы, заостряла и без того узкие и острые кончики.

— Если я приму ещё алкоголю, — прорыгиваясь от одного упоминания о нём, пробубнил Геральт, — то меня просто разорвёт как дракона, сожравшего нашпигованную серой овцу.

— Смотрю, у тебя вновь появилось чувство юмора, мой старый друг, — чуть заметно улыбнулся Регис. — Это уже говорит о многом.

— Например?

— Что ты, Геральт, стал отпускать ситуацию, а не концентрироваться на ней.

Все находящиеся в зале уже знали о расставании Йеннифэр с Геральтом, но никак не наоборот. По-иному и быть не могло! Геральту пришлось всё рассказать, дабы вообще объяснить тот учинённый им в комнате погром. По словам Лютика, он выливался Геральту в добрые двести десять крон, плюс алкоголя на сто с небольшим. По понятным причинам, бард даже и не подумал взять с друга предлагаемые им деньги, выразив неприкрытое оскорбление. Для Лютика взять эти деньги было равносильно прекращению дружбы с ведьмаком. На его памяти, он понабрал столько долгов перед Геральтом, что оплатить их, по его собственному мнению, не смог бы, даже пожертвовав своей тщедушной душонкой разгульного бабника и певуна. Вообще, Лютик довольно сильно изменился за последний год, особенно после расставания с Присциллой. Разгульность как-то поутратилась, тексты баллад стали более глубокими и менее пафосными, что тоже пошло на пользу. В нём самом вечно беззаботный ребёнок перерос в зрелого мужчину. Так что, состояние Геральта он понимал как никто другой. Можно, конечно, приписать сюда и Золтана Хивая, но краснолюд, ввиду характера, быстро забыл про некогда имевшуюся невесту, посчитав это “глупым убиваем нервов по дурной бабе, не имеющей собственного мнения”, украсив слова смачным плевком на брусчатку.

Над столом воцарилась обволакивающая тишина, в которой было слышно лишь поскрёбывание ножа о ногти, и как падали оструганные их останки.

Закончив с руками, брукса поднялась с отлёжанного бока, потянулась, хрустнув, казалось, всем скелетом, из-за чего её кожа на мгновение плотно натянулась на кости, а лицо исказилось. Это было всего мгновение, но по лицу Лютика, не спускавшего с неё опасливого взгляда, казалось, что он чуть не напустил в штаны от страха. Улыбнувшись своей улыбкой с частоколом, брукса вновь приняла женственный облик, скинула сапог и начала бесстыдно ковыряться ножиком в ногтях своих пальчиков на узеньких, можно сказать, миниатюрных, лодыжках, согнувшись в три погибели.

Регис, сидящий к ней лицом, это тут же заметил.

— Инес! Будь добра прекратить эту... гривуазность! Сейчас же!

Пожав плечами, брукса натянула сапог и вернулась в исходное положение, взяв в руки стоящий всё это время за спиной бокал с вином.

— Прошу простить мою спутницу, — смутился Регис. — Она пока ещё не совсем умеет вести себя в обществе. Но я над этим работаю!

— Во-первых, — застонал Геральт, ещё сильнее прижимая голову к груди, — не ори! Голова и без того трещит не хуже половиц в прогнившем доме. Во-вторых, пока она прилично себя ведёт, не пытаясь никого подрать — пусть делает что хочет. Разве что, голой по дому и улицам не скачет.

— Это я гарантирую, — заверил вампир, приподняв указательный палец лежащей на столе руки. — Но я не потерплю распущенного поведения даже в моём единоличном присутствии.

— Регис. Она не королевская собачка, чтобы её дрессировать.

За спиной послышалось недовольное шипение.

Хотел было Регис что-то сказать, но не успел. Несмотря на дикую головную боль и звон в ушах, Геральт развернулся к ней вполоборота.

— Кажется, я не давал повода для злобы, — холодно сказал ведьмак, встретившись с графитовыми глазами бруксы. — Ты не ручной зверёк, а вполне опасный хищник. Разумный хищник. Советую это помнить. Не хочу лишать друга того, что он имеет. Попридержи свой норов.

Лицо Инес сменяло своё выражение и состояние «человек-вампир» с неприятной частотой. Сидящие за столом, в том числе и Регис, готовый сорваться с места, замолкли. Геральт давил взглядом бруксу с каким-то неимоверным спокойствием.

— Я не ручная зверушка, — повторила его слова брукса. — И никогда ей не стану!

— Тогда давай закроем тему, а ты живи по-человечески. Слова никто не скажет злобного. Регис может сколь угодно тебя очеловечивать, но пока ты сама этого не захочешь, так и будешь оставаться опасной. В худшем случае, в какой-то момент погибнешь. Выбор за тобой.

— М-да... — протянул Золтан, насадив на кончик тесака хлеб с килькой. — И стоит это ваше противостояние ломанной тынфы? Ну, подумаешь, баба захотела когти обстругать. Вот если бы она решила кучу наложить посередь комнаты — была бы хрень.

Теперь её гнев обратился на спокойно сидящего и уплетающего бутерброд краснолюда, для которого, кажется, она была не опаснее таракана. По крайней мере, страха в нём не чувствовалось, что про себя отметил Регис, наблюдая за конфликтом, но пока не вмешиваясь.

Графит плясал с Геральта на Золтана и обратно. Она не понимала, почему её не боятся, почему к ней вроде бы с добром, но как-то с издёвкой, что ли...

К удивлению сидящих, халдей уже давно покинул заведение, отправившись за товаром, зал разорвал непривычный, диковинный — по крайней мере, ведьмак этого никогда не слышал — смех Эмиельена Региса Рогеллека Терзиеффа-Годфроя — вампира. Все покосились на него, а он, пытаясь подавить смех, заикаясь, выдавил:

— Скажи мне, старый друг! Если присмотреться к ней, Инес тебе никого не напоминает? Вспыльчивая, простая в доску и, я бы сказал, первобытная.

Скривив лицо в задумчивости, Геральт посидел немного, бросил быстрый взгляд на Инес. Всё началось с хмыканья, закончилось хохотом. Через минуту хохотали все, поняв, кого имел в виду вампир. Тень улыбки заплясала на тонких губах Инес, сотрясая клиновидный подбородок.

— А ты прав, Регис, — смеясь и охая от стука в висках, проговорил Геральт, вновь обернувшись к бруксе. — Она действительно схожа с Мильвой.

Смех длился недолго, сменившись привкусом горечи. Все находящиеся за столом прекрасно помнили Марию Барринг — искусную лучницу, равную по мастерству дриадам и эльфам — прозванную Мильвой, что в переводе со Старшей Речи — «Коршун». Девушка шла с Геральтом от самого Брокилона, где тот залечивал увечья, полученные от Вильгефорца во время Танеддского бунта. Никто из людей не мог с ней сравниться в обращении с луком, пока не нашёлся такой в замке Стигга, где прошёл последний бой между ведьмаком, его ганзой и чародеем Вильгефорцем. Тогда погибли практически все из отряда ведьмака. Мильва в том числе. По иронии судьбы, в первый и последний раз встретившись с достойным противником, девушка в самоубийственном поединке получила смертельную стрелу, убив оппонента и погибнув сама.

Смех сменился горечью утраты и воспоминаний. Друзья, забыв про конфликт, наполнили свои кубки мандрагоровым самогоном, почтили молчанием всех погибших в той жестокой кровавой мясорубке — Мильву, Кагыра Маур Дыффин аэп Кеаллаха, Ангулему — стоя выпили за упокой их душ.

Вспоминая те времена, когда Геральт не на шутку рисковал своей жизнью, спасая то, что для него было больше, чем Предназначение, он и представить себе не мог такой разномастной компании, где будут нильфгаардец, бывшая гавенкара, разбойница и вампир. Золтан, отделившийся раньше всех, записался в Добровольческую рать Махакама, а Лютик остался тогда в Боклере вместе с княгиней. Геральт представить себе не мог, что те, кто для него должны являться врагами или вообще никем, не считая барда, соберутся в сплочённую команду, пожертвуют своими жизнями ради той, кого они толком и не знали. Тот же Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах, посланный за Цириллой Фионой Элен Рианнон — княжной разрушенной тогда Цинтры — вскоре влюбился в девушку. Понимая, что в силу стечения обстоятельств он не может её доставить к императору, осознавая свою участь (шибеницу, в лучшем случае), он примкнул к ведьмаку и отправился на поиски вместе с ним. Кагыр погиб от рук охотника за наградами Лео Бонарда, защищая Цири.

Вспоминая те времена, когда Геральт уже не единожды рискнул своей жизнью, добравшись до замка Стигга, где Вильгефорц лишился головы и жизни, он не мог подумать, что разбойница Ангулема, попавшая в ганзу, собственно, и нарекшая её таковой, умрёт от ран на Цириных руках.

Единственный, кто смог погибнуть и воскреснуть — это Эмиельен Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. Только ему, вампиру, удалось переродиться в немного ином облике и вновь встретиться с Геральтом.

Если бы лет так двадцать назад Геральту кто-нибудь, прибывший из будущего, рассказал чрезвычайно долгую историю о его грядущих приключениях, о ганзе и тех, с кем он пройдёт весь путь от Танедда близ Темерии до замка Стигга в Эббинге... Наверное... Наверное, ведьмак бы сильно рассмеялся, покрутив пальцем у виска. Но сейчас, после всех событий времён Второй Северной войны, после событий времён Третьей Северной войны, после мистической истории с Гюнтером О’Димом (Господином Зеркалом) и Ольгердом фон Эвереком и тремя его желаниями, после не менее интересного заказа на Бестию из Боклера... Теперь, пережив всё это, начав вполне себе новую жизнь, Геральт не просто бы поверил в такие фортели судьбы, а сказал бы, что это совсем не удивительная история. Даже не сказка или легенда, а просто необыкновенная история приключений. Жаль, что не все они кончились словами: «И жили они долго и счастливо...». Увы, не все...

* * *

В дверь, окованную золочёными пластинами, настойчиво постучали. Не дожидаясь ответа, распахнув её, в проёме появился камергер Мерерид с не шибко довольной миной.

— Госпожа Йеннифэр! — с некой неприязнью начал камергер. — Его Высочество Император Нильфгаардский...

— Ближе к делу! — прервала его Йеннифэр.

Загляни камергер буквально немного пораньше, то, скорее всего, от него ничего бы не осталось. Или же до начала церемонии, квакал бы где-нибудь, пока заклятие не спадёт.

Была у Йеннифэр привычка, от которой даже у Геральта происходил некий когнитивный диссонанс. Помимо того, что чародейка красилась перед сексом, так ещё выпрыгнув из бадьи, она некоторое время расхаживала голая, давая телу возможность естественным путём обсохнуть, после чего промокала остатки влаги на коже обязательно мягким полотенцем. После этого чаще всего Йеннифэр устраивалась напротив зеркала и наводила макияж, хотя иногда для начала надевала нижнее бельё. Сегодня был тот случай, когда одевание шло позднее макияжа.

Закончив с мытьём, наведя марафет, Йеннифэр только успела надеть дорогущее нижнее бельё, на коем никогда не позволяла себе экономить, затянула корсет, расправила тунику и как раз натягивала чулки.

— Его Величество... — опять попытался Мерерид.

— Ты оглох? Ближе к делу!

— Он хочет видеть вас. Немедля!

— До церемонии ещё полно времени, — откликнулась чародейка, беря второй сетчатый чулок. — Куда такая спешка?

— Меня об этом не уведомили, — фыркнул камергер, раздражённо перебирая пальцами за спиной. — Прошу вас проследовать за мной.

— Подожди несколько минут за дверью.

— Что?! — мужчина возмущённо топнул ногой. — Что вы себе позволяете?!

— Исчезни! Живо! — фиалковые глаза сверкнули неприятным блеском.

Мерерид выругался и захлопнул за собой дверь.

— Чёртовы чародейки! — сплюнул он.

Закончив с чулками, Йеннифэр вытащила из-под кровати чёрные лакированные сапоги с высоким, выше колена, голенищем на завязках и ремешках. Ей потребовалась всего пара минут, чтобы разделаться с ними. Оценив себя в зеркале, она улыбнулась краешком рта. Остались последние штрихи.

Запах от духов моментально заполнил комнату, нежно осел на чародейке. Сирень и крыжовник. Впрочем, как всегда. Такой же неизменной была и обсидиановая звезда, прикреплённая к бархотке на шее.

Вполне уверенно семеня перед Йеннифэр, Мерерид вёл её к рабочему кабинету Эмгыра вар Эмрейса. Камергер в крайне грубой форме получил приказ привести к нему Йеннифэр из Венгерберга. От пояснений, само собой, император также грубо уклонился, пригрозив тому не совать свой любопытный нос не в своё дело.

Камергер Мерерид не первый год служил при дворе Его Величества, буквально зная по минутам распорядок дня своего владыки, его настроение и пожелания. Прекрасно знал, что он испытывает к чародеям и магам в целом — презрение. Парадоксально, но факт, при всей неприязни, Эмгыр вар Эмрейс не гнал чародеев, не жёг их на кострах и не пытал в застенках, как Радовид V Свирепый реданский. В силу лет и жизненного опыта, император умел быть и чрезмерно жестоким и прямо противоположно милосердным. Всё зависело от усердия поклона, в том или ином случае.

Что Мерерид наотрез отказывался понимать, так это почему Эмгыр вар Эмрейс позволял Йеннифэр вести себя не как слуге, а как, в некотором смысле, хозяйке, порой давая некую возможность им манипулировать? Почему Эмгыр легко идёт ей на уступки, считается с её мнением больше, чем с мнением некоторых советников? Мерериду было известно прошлое чародейки, когда та была в немилости у королей, магиков и даже в Ложе Чародеек. С чего вдруг император так проникся к Йеннифэр? Неужто во время её поисков и спасения княжны Цириллы Фионы Элен Рианнон от Дикой Охоты вместе с её отвратительным ведьмаком по имени Геральт из Ривии?

Этого камергер понимать не хотел и не собирался. То ли от личностной неприязни к нордлингам и чародеям, то ли от неприязни к конкретным личностям: чародейке и ведьмаку.

Гордо следовавшая за Мереридом Йеннифэр чеканила шаг высокими каблуками сапог, светя ровными ножками через разрезы платья. Разрез был настолько велик, что, если бы не подъюбник, чародейка могла бы без каких-либо усилий продемонстрировать кружевное бельё. Более всего её удивляло, что платье куплено не ею самой, а подарено императором. Зная его, Йеннифэр поняла, что данным подарком он не только порадовал её, но и пожелал произвести какое-то определённое впечатление на гостей банкета. Эмгыр вар Эмрейс не принимал во дворце женщин и дев в откровенных нарядах или же в платьях с вызывающими вырезами и разрезами. Почему для Йеннифэр было сделано исключение — загадка.

— Va vort! — властно махнул рукой Эмгыр камергеру, даже не успевшему раскрыть рот.

Внутри Мерерида заклокотала неистовая ярость. Его — лучшего помощника императора — выпроваживает сам император, не дав произнести ни слова, а какую-то чародейку непристойного вида, в платье, подаренном самим Эмгыром вар Эмрейсом, встречает лёгкой улыбкой и подобием доброжелательности.

Сдержав себя, камергер закрыл дверь, стараясь не хлопнуть ею со всей своей силой и ненавистью. Такие выходки Эмгыр вар Эмрейс мог простить только трём: Цирилле, Йеннифэр и Геральту.

— Проходи, не стесняйся, — Эмгыр пригласил рукою чародейку присесть на кресло, сам вставая из-за стола. — Как тебе наряд?

— Шикарный наряд, — призналась Йеннифэр, вкрадчиво улыбнувшись. — Что ты хотел от меня, ваше высочество?

— Тебе стоит запомнить, на будущее, что в присутствии дворян и иже с ними ты должна обращаться ко мне исключительно на “Вы” и по титулу, — чуть ли не в приказном тоне произнёс император. — То, что ты имеешь наглость обращаться ко мне на “Ты”, я стерплю. Но я не желаю и не потерплю нарушения субординации и протоколов от остальных, пожелавших фамильярничать, как это делаешь ты, Йеннифэр.

— Это не мои заботы, — хмыкнув, она пожала плечами.

— Цинична, как всегда, — Эмгыр скривил орлиный нос.

Император вернулся на рабочее место, сложил руки домиком и упёрся в них лбом.

— Впрочем, я тебя пригласил не для светских бесед, — сквозь “домик” показался острый взор. — Буквально через считанное время ты присягнёшь на верность Империи, возьмёшь в свои руки бразды правления Ложей. Ты получишь относительную свободу, границами которой станут жизни тех, кто остался у тебя в прошлом. Надеюсь, ты решила данный вопрос, прежде чем тебя попробуют спасти от моей “тирании”?

— Я сделала со своей стороны всё, — подалась вперёд Йеннифэр. — Но ничего не могу обещать. Также и тебе стоит помнить, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, что при попытке лишить меня тех, кто остался в прошлом, но с которыми я буду иметь редкий контакт, ты разбудишь страшные силы. Лишить меня жизни сейчас ты тоже не можешь, прекрасно зная, кто пойдёт за меня мстить. В первую очередь, это ведьмак и твоя дочь Цири. Поверь, она не простит тебе моей смерти. Ты это прекрасно знаешь. Поэтому ты со мной так мягок и обходителен. Ты боишься. Боишься, что весь твой титанический труд, твои правды и неправды обрушатся от маленькой ошибки. Я понимаю тебя. И принимаю твои условия. Остаётся только узнать, как поживает моё условие?

Тон чародейки из Венгерберга был до зуда холоден, но и обжигал своим огнём. В такие моменты она становилась опаснее любого чудовища. Спорить с ней, играть в игры — самоубийство чистой воды. Да и её слова являлись чистейшей истинной. Эмгыр вар Эмрейс — Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов — это полностью осознавал. Прекрасно осознавал риски. Какой бы Йеннифэр не была, а надёжнее неё у него попросту не было. Ни одна из выживших чародеек, ни остальные магики не вызывали откровенного доверия, как Йеннифэр.

Впрочем, это была не единственная причина. В голове Эмгыра вар Эмрейса уже давно созрел один план. Для его полной реализации Йеннифэр подходила как нельзя лучше. Властная, умная, настырная, имеющая авторитет. А главное, она умела мыслить рационально. Именно поэтому Эмгыр пошёл на жестокий шаг: отсечь Йеннифэр от её семьи, чтобы она не теряла самообладания и нужных качеств.

— Обменявшись любезностями, — Эмгыр откинулся на правую сторону кресла, — перейдём уже к сути.

— Ты не ответил на вопрос, — прищурившись, заметила Йеннифэр.

— Не перебивай! — рыкнул на неё император. — Я отвечу на него, как только изложу мысль.

Желваки на лице Йеннифэр недобро заиграли, пальцы напряжённо перебирали друг друга.

— Итак, — начал Эмгыр вар Эмрейс, не обращая внимания на поведение Йеннифэр. — Не буду наводить тумана, поэтому говорю сразу. Как ты сама понимаешь, я не зря именно тебя, Йеннифэр, ставлю во главе Ложи чародеек. Сразу после твоего назначения Ложа станет главным и основным советом чародеев в Империи. После вашего бунта на Танедде шестьдесят седьмого года большинство чародеев погибло, часть сбежала.

— И некоторые сбежавшие через год тоже отъехали в ад, — оскалилась Йеннифэр, закидывая ногу на ногу.

— Да, некоторые погибли через год в Стигге, — медленно подтвердил Эмгыр вар Эмрейс. — Однако это не помешало некоторым выжившим по сей день чародеям, вопреки законам, но в установленных рамках, воссоздать Капитул чародеев. Жалкую пародию былого Капитула, но всё же.

Эмгыр вар Эмрейс кашлянул.

— Возвращаясь к Ложе, то ты будешь обязана прекратить их деятельность и ликвидировать Капитул, подмяв его под себя.

— А значит, и под тебя, — догадалась Йеннифэр, откидывая волосы за спину.

— Да, — Эмгыр слегка наклонил голову в знак согласия.

— Каким же это образом я должна их ликвидировать? — ядовито поинтересовалась чародейка, уже откидываясь на спинку.

— Достаточно заковать их в двимерит, — сухо ответил император. — Мне не нужна очередная резня.

— За резню благодари Вильгефорца, — фыркнула Йеннифэр. — Под твоей властной рукой он обрёл всё, что ему было нужно. По его науськиванию ты отправил Паветту в Бездну и чуть не убил Цири.

— Хватит! — взорвался Эмгыр вар Эмрейс. На его крик вбежали двое стражников.

Ни одна мышца не дёрнулась на лице чародейки. Она продолжала спокойно сидеть перед императором нога на ногу, меряя его фиалковыми глазами. Император жестом выпроводил стражников и перегнулся через стол.

— Ты ходишь по крайне тонкому льду, дорогая, — прищурившись, процедил Эмгыр вар Эмрейс. — Будь осторожна, ступая по нему, ибо он может треснуть, а под ним окажется бездна.

— Не пугай меня тем, где я побывала, император, — покачала головой Йеннифэр. — Я побывала в ней, когда искала ответы. Я прошла свой ад, по сравнению с которым то, что ты мне можешь предложить — райская прогулка по берегу моря.

Немного остыв, Эмгыр вар Эмрейс вышел из-за стола. Обойдя его, сел на край, внимательно смотря на чародейку в роскошном наряде.

— За смерть Паветты я заплатил и так высокую цену, — непривычно глухо произнёс император. — Да. Я не любил Паветту. Она была лишь предлогом, орудием для снятия проклятия. Что я буду тут это рассказывать? Ведьмак тебе наверняка поведал всю мою историю и роль Паветты. А Цири... Я действительно жалею только о мысли о женитьбе на собственной дочери. Как ты думаешь, — голос императора был непривычно человечным, — у меня есть шанс найти общий язык с Цири? Действительно она считает меня тираном, спящим и видящим, как бы поработить континент, а потом и весь мир?

— Нет, — спокойно ответила Йеннифэр. — Я считаю, что ты упустил все шансы стать достойным отцом для Цири. Так попытайся не стать в её глазах ещё и бездарным правителем. Девочка уже давно выросла, став взрослой ведьмачкой. И она знает, что твоё правление сейчас принесло куда больше добра, чем причинило зла, хотя все помнят, как твои войска обрушились на Цинтру, как во Второй войне шли по Северным Королевствам, бесчинствуя, сжигая, насилуя и убивая всё вокруг. “Огнём и Железом!” — кричали твои солдаты, врываясь в очередную крепость, город или деревню. Виноват ли ты в этом? Спорно. Ты не стоял на передовой, не видел того, что творят твои генералы. Вы тогда все мечтали рассчитаться за Содденский Холм.

Она на минуту замолчала.

— Я вообще считаю Вторую войну самой грязной войной, — докончила она. — Вы сполна рассчитались за Содден, но вновь получили под дых под Бренной.

— Если бы тогда ваши чародеи не стали науськивать своих королей...

— Чародеи науськивали своих королей? — прервав императора, Йеннифэр в голос захохотала. — Эти тупоголовые трусливые болваны сами развязали войну! Чародеи, наоборот, пытались это предотвратить или организовать провокацию по-умному. Увы, наш дражайший, гори в аду, Вильгефорцушка и тут свои ручки приложил. А вообще, он молодец! Везде сумел успеть, а, что иронично, сдох от меча какого-то ведьмака.

— Мы отклонились от темы, — похолодев, остановил чародейку Эмгыр вар Эмрейс. — Впрочем, в логике тебе не откажешь. Так вот, я не хочу ни повторения резни Танедда, ни допустить очередного Вильгефорца. Именно поэтому мне нужна ты.

— Стесняюсь спросить, — Йеннифэр скрестила руки на груди. — Чем тебе Филиппа тогда не угодила? Неужели она не смогла бы провернуть твой приказ куда более филигранно, так как у неё имеется аналогичный опыт ещё с Танедда? Или же над ней нечем манипулировать?

— Манипулировать? — приподнял бровь Эмгыр вар Эмрейс. — Ты считаешь, что я выбрал тебя, потому что мне есть чем тобой манипулировать? То есть, ты не слушала, что я тебе сказал ранее?

— Я прекрасно слышала! — пыхнула Йеннифэр, сдунув упавший на лоб локон. — Я не понимаю, почему не она?

— Поясняю для тех, кто плохо слушал, — Эмгыр вар Эмрейс тяжело выдохнул. — Она уже предала свою братию, создав Ложу. Она предала даже своего короля Визимира, заказала и своего любовничка Сигизмунда Дийкстру. Более того, её ничего не интересует, кроме собственной выгоды и, якобы, спасения магии. Филиппа ничем не отличается от тех, против кого она пошла на Танедде.

— Ошибаешься, — жёстко отрезала чародейка. — Глубоко ошибаешься. Если Филиппа не отличается от тех, против кого она пошла, то есть те, кто разительно отличаются от неё. Мне жаль, что тогда именно такие в большинстве и погибли.

— Я не стану углубляться в те времена, ибо это бессмысленно.

— Я бы так не сказала, — скривилась Йеннифэр. — Именно Танедд предопределил многие исходы.

Эмгыр вар Эмрейс скептически поморщился, но возражать не стал.

— Отвечая на все твои вопросы, начну с последнего, — Эмгыр вар Эмрейс встал напротив окна, где уже опускалась вечерняя мгла. — Я хочу, чтобы заскорузлые маги из Капитула исчезли в застенках, либо присоединились к Ложе.

— Минуточку-минуточку! — прервала Йеннифэр. — Ложа Чародеек — исключительно женское общество.

— Было шовинистически женское, станет равноправное, — жёстко отозвался император. — Теперь это Ложа Чародеев, куда вступят те, кто подчинится тебе. Остальные будут либо отпущены без права на магическую деятельность, либо отправятся в застенки. Мне нужны верные чародеи. Тебе нужны верные чародеи. Как я говорил, Ложа станет узаконенным Советом при императорском дворе. Вы получите своё отдельное имение в полумиле отсюда и охрану. И не дай вам смелости попытаться плести там сети интриг. Теперь к первому вопросу, — Эмгыр вар Эмрейс обернулся к чародейке. — Я выполнил все условия.

— Если так, то я хочу увидеться с Филиппой, дабы убедиться в этом! — Йеннифэр вскочила как подорванная.

— Боюсь, с Филиппой Эйльхарт ты больше не увидишься, — его лицо было словно каменное. — Филиппа Эйльхарт погибла при пытках в страшных муках.

— Что ты сказал? — зло зашипела Йеннифэр. — Ты же сказал, что выполнил условия!

— Всему своё время! — Эмгыр подошёл к ней вплотную. — Следуй за Мереридом. Начало церемонии задержалось. После неё ты получишь абсолютно все ответы.

Выпровоженная Йеннифэр, злая, как стая полуденниц, направлялась в главный зал, сопровождаемая камергером, где собрался весь императорский двор: генералы, офицеры, чиновники, советники. В общем, все сливки дворянского и придворного общества. Множество придворных дам, меривших Йеннифэр неприязненными взглядами, фыркали, перешёптывались с такими же дамами и своими партнёрами. Само собой, чародейку это никак не цепляло.

Потолок зала, покрытый живописной росписью, уходил ввысь, покоясь на могучих плечах атлантов, упиравшихся спинами в высоченные резные колонны, которые, в свою очередь, имели между собой алебастровые, на вид невесомые, арки с резными архивольтами. Множество настенных светильников и четыре люстры, подвешенные внушительными цепями. Мраморный пол выложен из плит чёрного и золотого цвета. Большие аркообразные окна из разноцветного стекла представляли собой причудливые мозаики, создающие в солнечные дни затейливый цветастый калейдоскоп. В небольших галерейках стены были увешаны батальными полотнами и гобеленами, портретами различных государственных деятелей, на высоких постаментах стояли бюсты императоров. Помимо этого, на стойках покоились доспехи нильфгаардской армии за различные годы. С колонн свисало огромное множество чёрных знамён с золотым солнцем.

Всё это выглядело изумительно и в то же время слегка нелепо. Большинство дворцов нильфгаардской империи, да и не только Нильфгаарда, базировались на древней эльфской цивилизации, а их архитектура положила основу современному миру. Хоть величественный, даже можно сказать эпохальный, Императорский дворец был выстроен по башенно-купольной системе с обилием арочных пролётов, из-за чего столицу именуют не иначе как Городом Золотых Башен, изнутри чувствовался дух эльфов. Впрочем, как это уже было сказано, это касалось не только дворца и Нильфгаарда в целом, но эльфская цивилизация прослеживалась практически по всей территории континента, а множество древних руин вполне ясно напоминало о том, кто изначально жил в этом мире и этих землях.

Основную часть зала сейчас занимали выставленные подковой столы с различными яствами и напитками. Как бы то ни было, а главным украшением зала был и остаётся величественный императорский трон тёмного дерева, обшитый чёрной кожей с вышитым на спинке золотым орнаментом солнца. Сам трон стоял на возвышении в две ступени. На нём восседал Эмгыр вар Эмрейс, водрузивший на голову императорскую корону, а его левое плечо покрыла мантия, подбитая мехом.

— Meisters Yennifer o Wengerberg! — представил собравшимся чародейку Мерерид, вставая рядом с императором.

С гордо поднятой головой Йеннифэр приблизилась к Эмгыру вар Эмрейсу и проделала вполне уважительный книксен. Император одобрительно кивнул, поднялся с трона. Сойдя с приступка, император жестом отдал приказ камергеру, и тот незамедлительно развернул внушительный свиток и откашлялся.

— «Его Императорское Величество, светлейший Эмгыр вар Эмрейс, Deithwen Addan yn Carn aep Morvudd, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, присваивает госпоже Йеннифэр — великой чародейке из Венгерберга — титул Баронессы. Также, оной Йеннифэр, далее — Её Милость — присваивается государственный чин Главного советника при его Императорском Величестве в Высшем Императорском Совете Чародеев, ранее именуемом Ложа Чародеек, и дарует Её Милости госпоже Йеннифэр имение Дун Ффлам. Таким образом, Йеннифэр из Венгерберга отныне является полноправной дворянкой, членом Совета Министров при императоре». — Камергер опустил свиток и обратился напрямую к Йеннифэр: — Преклоните колено, дабы принять присягу, госпожа!

Йеннифэр с неявным энтузиазмом и удивлением опустилась на одно колено, всячески не давая полам платья нагло сползать. Преклонила голову перед нависшим над ней императором.

— Клянёшься ли ты в верности, Йеннифэр из Венгерберга? — холодно спросил Эмгыр вар Эмрейс.

— Я, Йеннифэр из Венгерберга, торжественно клянусь перед Вами, Ваше Императорское Величество Эмгыр вар Эмрейс, Deithwen Addan yn Carn aep Morvudd, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, и перед всеми собравшимися, что обязуюсь верно служить Вам и Империи, пока смерть не заберёт мою жизнь или вы не освободите меня от службы.

Она поцеловала золотой перстень с солнцем на протянутой императорской руке.

В какой-то момент её захлестнуло отвращение и чувство униженности. Чёрт возьми! Она преклонила колено перед тем, кто должен это делать перед ней! Это Эмгыр вар Эмрейс обязан за многое, как ей, так и, в большей степени, ведьмаку, который практически самолично вернул тому право на престол, должен преклонить перед ними колено. За спасение его дочери, в конце концов. Но нет! Таким унижением страдает именно она — Йеннифэр. Сказать, что это ударило по её самолюбию — ничего не сказать.

Угомонив внутреннюю бурю, чародейка по повелению императора поднялась с колена, ожидая дальнейших действий. А и осталось их негусто. Ей вручили свиток с императорским указом на владение имением Дун Ффлам, что, как и говорил Эмгыр, всего в полумиле от Императорского дворца. Вручили перстень, отличающий её как члена Совета министров. Вручили указ о передаче в её руки бывшей Ложи, а ныне, как его назвали, Высшего Императорского Совета чародеев.

Как только с официальной частью церемонии и протоколами было покончено, камергер хлопнул в ладоши. Музыка полилась неостановимым потоком горного водопада, моментально заполнив всё пространство. Придворные, военные, члены совета и министры, сопровождаемые дамами и барышнями различных возрастов и вида, наконец, покинули тесную галерейку за колоннами с полотнами и гобеленами. Кто-то пустился в пляс. Кто-то накинулся на яства, запивая их вином. Началось время бала в честь очередного светского события. И, как понимала Йеннифэр, явно не про её честь.

Немного расслабившись после официальности и дворцовых протоколов, Йеннифэр, взяв наполненный вином фужер, укрылась в тени колонны под батальным полотном, изображающим битву за Альдерсбергов Второй Северной Войны. Неудивительно, что там была изображена именно первая битва, в которой нордлинги — народы Королевств Севера — потерпели поражение. Во второй битве поражение ожидало уже нильфгаардцев. Йеннифэр усмехнулась. Ни один правитель не желает увековечивать свои поражения в полотнах, помня о них только на бумагах в качестве расписки за утраченные территории и сводках о потерях.

Её размышления прервал молодой лакей, одетый в графитовую ливрею. Он учтиво поклонился.

— Госпожа Йеннифэр, — заговорил он баритоном. — С вами желает говорить Его Императорское Величество.

— Я удивлена, — Йеннифэр так обольстительно улыбнулась, что щеки лакея стали пунцовыми. — Неужто камергер отказался вновь меня побеспокоить?

— Не могу знать, госпожа, — смутился лакей, раскланиваясь.

Молча поблагодарив лакея, Йеннифэр продефилировала по ковровой дорожке галерейки туда, куда тот указал. Встречавшиеся ей на пути люди с некой брезгливостью уступали ей дорогу, не искушая судьбу перед, как им казалось, новой фавориткой императора.

Их было трое. Укрывшись от многочисленных глаз гостей, придворных и даже гвардейцев, они стояли в тени колонн, о чём-то беседуя. Судя по скудной и сдержанной жестикуляции, диалог вели двое: Эмгыр вар Эмрейс и статный мужчина, стоящий спиной к Йеннифэр, в дорогом дублете с баской. Третьей была брюнетка в атласном платье цвета охры с глубоким вызывающим декольте. Первое, что бросалось в глаза — странное, даже неестественное лицо. Нет, дело было не в красоте или уродстве лица — оно было прекрасно — но в его выражении.

Подходя ближе и всматриваясь в лицо женщины, Йеннифэр показалось, что она знает её, причём давно. Звезда на бархотке дрогнула, полыхнула обсидиановым светом, известив о сильной магической ауре. Подойдя ещё ближе, Йеннифэр отметила верхнюю часть лица, в особенности глаза. Большие, голубые, но какие-то не слишком живые. Что-то подобное ей приходилось уже видеть несколько лет назад. Фантом. К подобной сложной магии когда-то прибегли с одной девушкой — Лидией ван Бредевоорт — талантливой адепткой магии, художницей, помощницей Вильгефорца. Бедная девушка в результате неудачного магического эксперимента лишилась нижней части лица. Дабы не шокировать окружающих, ей наложили иллюзию, из-за чего лицо казалось цельным. Сложный фантом. Увы, девушка потеряла возможность нормально разговаривать, общаясь исключительно телепатически.

Поравнявшись с ними, Йеннифэр кашлянула. Все тут же обратили внимание на неё.

Статным мужчиной оказался тот, кого она никак не ожидала ещё когда-нибудь встретить. Чародей Истредд. Некогда её любовник, на которого Йеннифэр чуть не променяла Геральта из Ривии. И вот сейчас, глядя на этого, ничуть не изменившегося мужчину, она не знала, то ли радоваться, то ли нет, а воспоминания осколком льда резанули в грудной клетке, сжали и вывернули сердце. Однако гордость не позволила сейчас ей расклеиться и показать свою слабость. Она учтивым поклоном поприветствовала всех разом.

— Ваше Величество, — Йеннифэр решила не тянуть, — я выполнила все протоколы и ожидаю ответов.

— Кажется, я тебя кое о чём предупреждал, Йеннифэр, — глаза императора остудили пыл чародейки. — Но об этом позже. Как я и говорил, я держу слово. Думаю, мне стоит оставить вас.

Сложив руки за спиной и гордо вскинув голову, Эмгыр вар Эмрейс направился в зал к заждавшимся и немного заскучавшим гостям.

— Ну, здравствуй, дорогая, или как тебя теперь величают, Ваша Милость, Йеннифэр, — Истредд учтиво поклонился, попытался поцеловать руку.

— И ты здрав будь, Истредд, — съязвила Йеннифэр, отдёрнув нежно взятое запястье из рук чародея.

— Ничуть не изменилась, — вздохнул чародей. — Всё такая же циничная и холодная, как осколок льда.

Йеннифэр ядовито фыркнула, пожимая плечами.

— Может, представишь нас, Истредд? — полюбопытствовала чародейка, глядя на женщину с неестественным лицом.

— Ах, да... Как это я так пропустил?.. — засуетился чародей, и Йеннифэр сделала ещё одну заметку про себя, что, несмотря на прошедшие годы, Истредд по сей день влюблён в неё и теряется всякий раз, когда она находится ближе пятидесяти шагов. — Знакомься, Йенна! Это госпожа Мартрия Илумглес, графиня из Виковаро.

— Что-то я не помню там такого рода — Илумглес, — чародейка недоверчиво склонила голову. — Где ты с ней познакомился?

— Ну-у... — окончательно скуксился Истредд, почесав шею.

— Не юли, Валь! — цыкнула на старого любовника Йеннифэр. — Мы не подростки, чтобы играть в игрушки. Тем более, император дал чётко понять, что нужное мне таится у вас. Не стоит тратить моё время.

Наверное, Йеннифэр впервые увидела Валя, которого знают исключительно под псевдонимом Истредд из Аэдд Гинваэля, таким, будто это не чародей с многолетним, почти вековым стажем, а какой-то студент-первокурсник из Бан Арда. Он попытался что-то выдавить, но инициативу сама и бесповоротно взяла в свои руки графиня Мартрия Илумглес из Виковаро.

— Ты права, Йеннифэр, — низким голосом вмешалась Мартрия Илумглес. — Хватит играть в игрушки. Мы не пубертатные подростки, а уже очень даже взрослые люди.

В этот момент Йеннифэр была готова поклясться, что знает эту женщину. Даже смело предположила. Как ни странно, она была права.

— Йенна, — глаза Мартрии Илумглес были как у мертвеца, — не притворяйся, будто ты не учуяла магию. Ты же почувствовала, как твоя звезда дрогнула и блеснула. Да, это фантом, как ты догадалась.

— Филиппа? — слегка изумилась Йеннифэр. — Хотя, мало удивительного. У меня только один вопрос: как?

— Эмгыр вар Эмрейс исполнил твою просьбу, как и обещал, — скривила губы Мартрия “Филиппа” Илумглес. — Я получаю свободу, а ты занимаешь моё место в Ложе. Вот только Свобода оказалась не той, на что можно было рассчитывать. По всем протоколам допроса, некрологу и прочей бумажной волоките имперской канцелярии и судебной системы, Филиппа Эйльхарт из Третогора скончалась от увечий в тайных подземельях имперской тюрьмы сегодня утром за подготовку государственного переворота. Мальчик! — она подозвала служку, разносившего вино. Взяв фужер, она продолжила: — И, чтобы ты не задавала глупых очевиднейших вопросов, отвечу сразу: освободили меня ближе к вечеру, как ты ушла. Ну как освободили... Меня ещё пару раз пустили по кругу, потом, по приказу камергера, чтоб у него кадык засох, специально не торопившего этих уродов, меня отмыли, отчистили, выдали новую одежду. Потом я попала на стол к Истредду и Цинтии, этой нильфгаардкой сучке, чародейке-шпионке, которая обвела меня вокруг пальца. Тварь! Ой, простите, я отвлеклась, — Филиппа выдержала театральную паузу. — Потом полиморфия, накладывание фантома. Мне теперь даже представить страшно, как допплеры могут изменять полностью свою внешность, если я прошла лишь четверть того, что испытывают они. Меня и сейчас слегка мутит. Хотя это, возможно, и из-за чудо-браслетов.

— Чудо-браслетов? — переспросила Йеннифэр.

Мартрия Илумглес подтянула рукава. На запястьях красовались два изумительной работы браслета с чернением. Инкрустированные хризолиты весело заиграли в свете свечей. Замки находятся не сразу, лишь если приглядеться. Еле заметные замочные скважинки скрывались под изящными накладками. В этот момент всё становилось на свои места. Браслеты были не чем иным, как украшенными и более аккуратными кандалами без цепей.

— Нравятся? — иронично похвасталась графиня из Виковаро. — Да-да, дорогая. Это двимеритовые кандалы. Император запретил мне пользоваться магией. Похоронив Филиппу Эйльхарт, Эмгыр сделал из меня графиню Виковарскую, Её Светлость, Мартрию Илумглес.

— У него на тебя какие-то планы? — приподняла бровь Йеннифэр.

— Сама хотела бы знать, — беззаботно бросила Мартрия Илумглес. — Честно, мне всё равно. Теперь судьба магии, континента, империи и не только этого, зависит исключительно от тебя. Я благодарна тебе, Йенна, что ты освободила меня от пыток, но честно, я не знаю, лучше оно нынешнего положения или хуже.

— Зато тебя не пытают, не трахают прикованную, не боясь за это отхватить, — сочувственно заметила Йеннифэр. — Худо-бедно, ты на свободе, а не в затхлом подземелье.

— Вот, как советница императора, предложи ему улучшить условия пребывания заключённых, — с издёвкой усмехнулась Мартрия Илумглес, поправляя лиф. — То-то он удивится.

— Ну а ты, Истредд, — обратилась к бывшему любовнику чародейка, — чего замолчал? Что ты расскажешь? Не стесняйся! Все свои! — на её лице вновь появилась ядовитая ухмылка. — Как жил? Обзавелся кем, или так и прозябаешь в гордом одиночестве?

— Зря ты так, Йенна, — укоризненно покачал головой Истредд. — Как ты тогда покинула Аэдд Гинваэль, оставив нас с Геральтом у разбитого корыта, я долго там ещё прожил. Покинул город после бунта на Танедде, из-за некоторых разногласий с войтом на этой почве. Не буду вдаваться в подробности, где столько скрывался, но люди Эмгыра нашли меня в Нойнройте. Я занимался там врачеванием. Мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться.

— Догадываюсь, какое, — фыркнула Йеннифэр. — Огорчу сразу: на мою благосклонность и поросшие бурым мхом чувства можешь не рассчитывать! Вон, — она кивнула в сторону Мартрии Илумглес, — её шпиль, к ней клейся.

Графиня из Виковаро аж краской залилась от гнева.

— Тебе не кажется, что твой язык ещё более ядовит, чем яд тайпана? — опередил графиню чародей. — Я ничего тебе не сделал. Я тебя столько лет не видел и не трогал. Ты выбрала Геральта, столько времени провела с ним. Теперь он в прошлом. Надо...

— Заткнись, Истредд! — Йеннифэр схватила его за отвёрнутый ворот кафтана. — Я сама решу, что мне надо и что осталось в прошлом. Если Эмгыр приставил тебя ко мне, чтобы шпионить или присматривать, то можешь ему передать, что это не стоит того, — она отпустила ворот, но сунула указательный палец Истредду под нос, ее рука дрожала от гнева. — Не попадайся мне на глаза лишний раз, Валь. Я так поняла, Эмгыр включил тебя в Совет. Прекрасно! На наш совет — милости просим. На большее не рассчитывай!

— Тут есть загвоздка, — Истредд стал будто высеченным из камня. — Эмгыр приказал мне жить с тобой в новом имении.

— Ты же всё это время жил где-то? Вот и продолжай дальше там жить! — она резко обратилась к Мартрии Илумглес: — Прости, Филиппа, за весь этот балаган. Я действительно рада, что ты жива. А теперь, прошу меня извинить, но я откланиваюсь.

— Йенна!

— Нет, Валь! Попросись к графине!

Последние слова чародейке бросила через плечо, закидывая волосы за спину и отбивая каблуками шаг.

Вечерний прохладный воздух слегка успокоил Йеннифэр, остудил её мысли, проветрил голову. Она плотнее укуталась в шаль. Слегка подувший озорной ветерок потрепал полы платья, нагло заглянул в подъюбник, из-за чего Йеннифэр моментально покрылась гусиной кожей, весело прошёлся в вороньего крыла локонах. Чародейка быстро ему наскучила, и он побежал дальше по мощённой булыжником дороге, подхватывая листья и пыль, взвил ввысь, затанцевал в кронах деревьев так, что те раздражённо заскрипели, шелестя ветвями.

Небо было ясным, хотя где-то на севере слышались глухие раскаты грома, тянуло приближающимся ливнем. Не было ни звёзд, ни луны, к которым она так привыкла в солнечном Боклере, когда сидела, обнявшись с Геральтом возле дома. Молча, не нарушая пения цикад, стрекотания сверчков, наблюдая, как постепенно вдалеке гаснут окна княжеского дворца. Йеннифэр смахнула слезу.

Имение Дун Ффлам встретило её каменно-кованным ансамблем высокого забора с частыми заострёнными зазубренными пиками. На двух пролётах из витиеватых кованых штакетин, что по обе стороны массивных ворот, красовался гербовый щит — остроконечный треугольник, поделённый листовидным делением. На гербе красовался рвущийся к небу феникс, а по бокам щит поддерживали ещё два феникса в профиль. Сами глухие двухстворчатые с калиткой ворота выполнены из массива и окованы металлом. Сверху их украшала новенькая арка.

Калитка оказалась не заперта. К ней тут же подошёл статный мужчина, представился дворецким, доложил, что её вещи уже в её покоях. Йеннифэр скромно поблагодарила дворецкого. Осмотрелась.

Через пролёты забора уже было видно, что за ними находится, но войдя на территорию своего нового имения, Йеннифэр поистине подивилась увиденному. Прямо от ворот к крыльцу резного дерева вела дорожка из идеально отшлифованного камня, проходящая по цветочному тоннелю. Посередине дорожки лежал перекрёсток с фонтанчиком в виде трёх рыбок, плюющихся водой. Расходящиеся от него тропинки приглашали в сады. Слева виднелась беседка, а справа расположились мраморные столик и скамейки, чуть поодаль виднелась добротная теплица. Живые изгороди из пузыреплодника расходились полукругом практически сразу от тоннеля. И много, много зелени, даже несмотря на конец августа. Яблоневое, грушевое, сливовое и вишнёвое деревья, ухоженные и подстриженные, увешаны своими богатыми плодами. Ни одного плода не валялось на земле, а значит, местный садовник за этим неустанно следит.

— В этом году потрясающий урожай, Ваша Милость, — как бы между делом поведал дворецкий. — Арепо — ваш садовник только сегодня собрал корзину вишни и сливы, а вчера почти два ведра яблок и груш. Ваша кухарка мадам Цветана только недавно закончила с вареньем и прочими вкусностями.

Йеннифэр, дабы не показаться невежливой, молча улыбнулась мужчине.

Помимо огромного количества посаженных в ряд фруктово-ягодных деревьев, следуя изгибам забора и живой изгороди, словно императорские солдаты на посту, были поочерёдно высаженные, ровно подстриженные, туи, пихты и глицинии. Всё это представляло собой неестественной красоты сочетания цветов и сортов.

Сад садом, а главной достопримечательностью всё же оставалось само недавно отреставрированное имение. Двухэтажное здание с мансардой. Небольшие окна на первом этаже, несколько копьевидных окон на втором. Целый оконный блок выходил прямо на балкон с балюстрадой во всю длину дома, покоящегося на шести колоннах, из-за чего создавалось впечатление, что первый этаж более утоплен, чем второй. Сами окна с импостами и поперечинами сверху украшены фризами с фестонами и гирляндами, разделялись между собой пилястрами.

Изнутри имение было так же богато, как и снаружи. Пол, лестницы, перила, даже мебель, подобранная под общий тон, были сделаны из красного дерева. Множество бордовых штор, украшенных ламбрекенами, подхватами и гардинами.

Увы, сил рассматривать дом изнутри у Йеннифэр уже не хватало. Сказалась какая-то неимоверная усталость. Добредя до собственных покоев, выдержанных в том же стиле, она практически в беспамятстве упала на мягкую кровать с балдахином. Ей уже было не до таких мелочей, как трюмо, книжные тумбы, резные шкафы, полки, тумбочки и весь её будуар. Она даже не обратила внимания на аккуратно сложенные собственные вещи: треноги, сундуки и множество торб. Глаза закрылись сами собой. Дальше были только сны.

Могла ли измученная, надорванная Йеннифэр, заснувшая как младенец, не то, что знать... предположить, как сложатся многие судьбы, не считая её собственную? Могла ли она предположить, что станется с Филиппой Эйльхарт, Третогорской чародейкой, гордой и высокомерной, униженной и похороненной, ставшей графиней Мартрией Илумглес из Виковаро? Увы, не могла. А может, она боялась предположить?

После встречи в императорском дворце, где Филиппу Эйльхарт представили как Мартрию Илумглес, графиню из Виковаро, Йеннифэр встретилась с ней ещё два раза в течение пары недель. Потом бывшую чародейку сослали в Дарн Рован. Не прошло и полумесяца, как случилось то, чего не предвидели, но ожидать стоило — Мартрия Илумглес, то есть, Филиппа Эйльхарт, бежала. По итогам следствия не было выявлено ни единого случая помощи со стороны третьих лиц. Она просто каким-то образом избавилась от двимеритовых браслетов, затем телепортировалась, как ей казалось, на свободу.

Да, она действительно оказалась на свободе, но там, где ей появляться было ни в коем случае нельзя — в Третогоре. Буквально сразу она была схвачена людьми Виллимера, или Вильмериуса. Именно он, ярый жрец-ненавистник, провозгласил Великую Охоту на Ведьм, где погибли и ещё погибнут десятки чародеев, и сотни, а то и тысячи нелюдей.

Филиппа Эйльхарт, чувствовавшая себя униженной, рвалась на волю в поисках глупой свободы, презрев благосклонность Эмгыра вар Эмрейса, посчитав Дарт Рован тюрьмой, а не местом для вполне комфортного отбывания наказания, о коем осуждённые за измену могли только мечтать. Иронично, но гордость привела Филиппу Эйльхарт прямиком в лапы палачей-фанатиков. Как затем её пытали, увечили и издевались, так над ней не измывались в нильфгаардских застенках. К сожалению, гордыня не позволила ей признать, что императорские палачи и рядом не стояли с религиозными фанатиками, а изощрённость последних переходила все мыслимые и немыслимые рамки пыточного ремесла. Та же гордыня не позволила бывшей чародейке признать, что не имеющая смысла выходка мало того не стоит и овчинной выделки, так она эгоистично забыла то, чем ради неё пожертвовала Йеннифэр. Не узнает она, как из-за этого пострадали Истредд и Цинтия, занимавшиеся магическим изменением её внешности. Если бы не Йеннифэр, быть тем посаженными на кол, либо сожжёнными заживо.

С другой стороны, через годы будет написана целая книга с очень длинным названием: «Житие святой Филиппы Мученицы из Mons Calvus, в старину писарями мученическими писанное, в Третогорском Требнике собранное, от многих святых отцов позаимствованное, кои ее в писаниях своих восславляют», а саму Филиппу Эйльхарт причислят к лику святых.

Йеннифэр не могла ещё знать, как умрёт Третогорская чародейка, бывшая советница королей Редании Визимира II и Радовида V, основательница Ложи Чародеек. Поэтому тихо спала, обняв мягкую подушку, укрывшись краем покрывала, на котором и уснула. Она спала, и ничто её не беспокоило. Лишь заструились слёзы по щекам сквозь сон, в котором она видела Геральта и Цири — её возлюбленного и её приёмную дочь. Она спала, тихо плача.

* * *

Как говорят в народе: «Беда не приходит одна, а значит, открывай ворота». Ближе к вечеру в «Хамелеон» с двумя стражниками завалился гонец и вручил Золтану Хиваю повестку в суд на следующее утро. Ох и сквернословил же от сей новости краснолюд, аж бутылки с горшками трескаться начали. Но что поделать, идти надо. Не явишься — без суда на шибеницу, как нелюдя.

В суд отправились сам Золтан, Лютик, Геральт и Регис. Брукса Инес отказалась идти, правда, её никто и не приглашал, а Цири уехала. Поутру в «Хамелеон» заехал, кто бы вы думали? Эскель — ведьмак и брат Геральта по школе Волка. Он перед началом зимовки решил подзаработать деньжат и перезимовать в Назаире, как раз в той стороне подвернулся очень неплохой заказ на кокатрикса. Платили по-царски, хватит на безбедное существование до середины весны. На вопрос, почему Эскель не хочет по старинке переждать зиму в Каэр Морхене, тот резонно заметил, что без Ламберта и Весемира там одному тоскливо, да и делать нечего. Бывшая крепость ведьмаков, пережившая самые различные разрушительные и природные катаклизмы, в том числе и Дикую Охоту, уже была практически не пригодна для жилья. Каэр Морхен постепенно уходит в лета.

Рассказал про Ламберта — такого же ведьмака, как и они. Живёт тот припеваючи где-то в Назаире вместе с чародейкой Кейрой Мец. Эскель как раз подумывает о том, чтобы разыскать их и заехать к старому другу. Недолго думая, Цири напрашивается к Эскелю в напарницы.

— Ну, решай, Геральт, — тогда Эскель обратился к брату. — Отпустишь нашу Цири со мной?

— Она уже взрослая девочка, Эскель, — немного подумав, ответил ведьмак. — Как она решит, так и будет.

На том и порешили.

— Геральт, — она удерживала свою Келпи за поводья, — я приеду в Боклер сразу после Саовины. Обещаю! Ну, не грусти! Тебе не идёт грустная мина!

— Постараюсь, — Геральт прижал к себе Цири и, как велела Йеннифэр, поцеловал её в лоб. — Постарайся не наделать глупостей и не подставляться. Я люблю тебя, Цири!

Выехав за ворота, Цири остановила кобылу, та встала на дыбы. Девушка удержала поводья и на гарцующей лошади эффектно помахала рукой, и тут же с места бросилась в карьер, догоняя Эскеля.

Для Цири очередное путешествие, да ещё и с Эскелем, наверное, было лучшее, что могло представиться, дабы та смогла легче пережить внезапную утрату Йеннифэр. Если бы не оставшиеся дела, Геральт махнул бы с ними, но, увы...

Геральт тяжело вздохнул.

В зале суда собралось куча народу, и стоял такой гвалт, что за голову схватился даже Регис. Все желали посмотреть суд над краснолюдом, обвинённым в разбое и ограблении сына бургомистра Новиграда Роланда Бувьюера. А и правду говорят, что нет хуже врага, чем родной сосед. Для жителей Вольного города таким соседом всегда были нелюди: краснолюды, низушки и эльфы, не говоря уже о чародеях, травниках и целителях, обвиняемых в колдовстве и сразу отправляющихся на костёр. С последней войны костры в Новиграде стали вполне привычным явлением. Неважно, виновен тот, кто сгорит, или нет. Главное — представление для черни, пламенные речи церковных глашатаев и работа палачей. Вся эта бессмысленная вражда и ненависть людей к нелюдям всячески жарко подогревалась Церковью Вечного Огня, иерархом и последователями Охотников за ведьмами, такими, как Виллимер. Этот жрец разработал целую псевдонауку, как выявлять чародеев и магов. В его проповедях он призывал уничтожать всех нелюдей якобы в благих целях. А по факту, всё это лживые речи сумасшедшего и расиста.

Судебный процесс вели трое. Судья Францис Доллас, по правую руку от него восседал иерарх новиградский Жарнэ Вилльямс, а по левую — Роланд Бувьер. По закону, Роланда Бувьера должны были переизбрать на другого помощника судьи, учитывая, что Роланд ой как заинтересован в решении суда по делу его сына. Но когда ты являешься первым лицом после иерарха, когда ты водишь дружбу с самим иерархом, когда в твоих руках власть и закон — ты можешь делать всё, что заблагорассудится. Главное — помнить, что последнее слово за иерархом.

Заявитель Фабьен Бувьер, только завидев Золтана, входящего в зал суда, начал орать на него, что тот, мол, разбойник, харя краснолюдская, и что его повесят или, лучше сожгут. Эх, как хотелось Золтану прописать этому подонку с золотой ложкой в заднице в наглую морду, но пришлось сдержаться. Лишний раз провоцировать собравшуюся челядь не стоило. В принципе, к нему в городе относились вполне дружелюбно. Слова поганого не скажут, помогут, подскажут. Да и сам Золтан в долгу не оставался.

К слову, сам Фабьен Бувьер выглядел не лучшим образом. Кто-то от души набил ему лицо. Два сливовых фингала размером с апельсин светились, как две зажжённые лучины, губа припухла, рот, казалось, слегла скривлён. Если бы не шляпа с плюмажем и большими полями, то тень не смогла бы скрыть всю эту красоту. Золтан даже в глубине души позавидовал, что кому-то повезло начистить рожу этому уроду, а не ему самому.

Судейский молот трижды грохнул о стол, возвещая о начале судебного процесса. Заявитель и ответчик вышли к трибунам. Тут-то и разгорелись нешуточные страсти. Дело чуть не дошло до драки. Впрочем, обо всём по порядку.

— Значит, — нахмурился Францис Доллас, дослушав обвинения Фабьена Бувьера, — вы утверждаете, господин заявитель, что господин Золтан Хивай, он же ответчик, предложил вам сыграть с ним в карты? Когда он всё проиграл, то из нежелания платить избил вас со своими товарищами-краснолюдами дубинками и насильно заставил вас подписать бумаги на городские бани в Новиграде, а также на свой счёт в банке Вимме Вивальди на сумму в двадцать пять тысяч шестьсот сорок пять крон? Так?

— Да, ваша честь! — нахально подтвердил Фабьен Бувьер, театрально потирая якобы отбитый бок.

Золтан еле сдержался, чтобы по-настоящему не пройтись своими могучими кулаками по Фабьену за такую наглую ложь.

— Итак, господин ответчик, — судья обратился к Золтану Хиваю, поправляя парик, — мы выслушали господина заявителя. Хотелось бы услышать вашу версию случившегося.

— Как прикажете, ваша честь, — сдерживая эмоции, Золтан взобрался на табурет и облокотился на трибуну. — Мне рассказывать подлиннее или покороче?

— По делу.

— Как прикажете, ваша честь, — повторил Золтан, громко кашлянув. — Всего неделю тому назад оного месяца августа я возвращался из Туссента обратно в Новиград. По пути я заехал в Вызиму и там остановился в трактире «Новой Наракорт».

— По какому поводу вы ездили в Туссент и зачем заезжали в Вызиму? — прищурился судья.

Золтан ещё раз кашлянул. В эту минуту Геральт сильно напрягся. Нет, не из-за друга, а из-за того, что его медальон дрогнул на груди. Он покосился на сидящего рядом с ним Региса, и, судя по его виду, Геральт смекнул, что вампир всячески помогает Золтану правильно подбирать слова, дабы тот не сболтнул чего лишнего.

Тем временем, Золтан продолжал:

— В Туссент, ваша честь, я ездил, дабы заказать пару десятков бочек вина для нашего заведения «Хамелеон», — честно признался Золтан с каменным лицом. — В Вызиму заезжал для ночлега.

— Какого вина? — поинтересовался судья.

— Три бочки Эст-Эста, пять Фьорано, двенадцать Сансретур Шардоне.

— Хм, — задумался судья, переглянувшись с Вилльямсом и Бувьером. — В общей сумме около двух с половиной тысяч новиградских крон. Недурно!

Рванувшегося от возмущения Лютика Геральт схватил за руки и строго посмотрел ему в глаза. Лютик тут же остудил свой пыл.

— Наше заведение, — гордо заявил Золтан, — может позволить себе закупку дорогого вина, пива и водки, а не дешёвого пойла. Многие, кто сидит сейчас в зале, частые посетители "Хамелеона", — он обернулся к сидящим в зале. — Скажите, люди! Плохо ли вас кормят и поят в "Хамелеоне"? Обманывали ли вас когда-нибудь в нашем заведении? Уходили ли вы хоть раз разочарованными?

По толпе пробежали одобрительные возгласы. Но Фабьер тут же начал кричать своё.

— Я протестую, ваша честь! — закричал он. — Он пытается оправдаться с помощью толпы, хотя это не имеет никакого отношения к делу. Он пытается ввести вас в заблуждение, господин судья!

— Протест принимается, — стукнул молотком Францис Доллас. — А вы, господин ответчик, не разыгрывайте спектакль.

— Как прикажете, ваша честь, — усмехнулся Золтан. — Ну, в общем, осел я в Новом Наракорте...

По ухабистой дороге кибитка, запряжённая двумя добрым гнедо-пегими кобылками, качалась и скрипела, будто несмазанная, убаюкивая сидящего на козлах Золтана Хивая, лениво подёргивающего поводья. Ещё трое его товарищей, ветеранов, с которыми он прошёл всю Вторую Северную войну в составе Махакамской добровольческой рати, Ярпен Зигрин, Деннис Кранмер и Мунро Бруйс вовсю храпели в палатке в обнимку с тремя закупленными бочками туссентского вина, заставляя свои пышные усы забавно трепыхаться от храпа. Золтан Хивай сладко зевнул, встрепенулся, пытаясь себя взбодрить. Ничего не вышло.

Ночь застала их раньше, чем они рассчитывали — в двадцати милях от Вызимы. Ночевать где-то на обочине, в лесу или чистом поле желания не возникало. Заезжать на какой-нибудь постоялый деревенский двор тоже как-то не сильно душу радовало. Первое связано с тем, что три Северные войны наплодили большее количество чудовищ, чем само Сопряжение Сфер. Причём эти чудовища куда страшнее виверны или бруксы. Эти чудовища — бандиты, разбойники, дезертиры. Самое поганое — ганзы, насчитывающие у себя в ружье немалым от ста до трёхсот таких подонков, учиняющих беззаконие и террор. Эх, сколько достойных парней-добровольцев и солдат полегло от их мечей, стрел, болтов при нападении этих ганз. Сколько бойцов Нильфгаарда, Темерии, Редании и остальных королевств сложили свои головы в вооружённых столкновениях и при штурмах их баз. По закону подлости, ганзы всегда вооружены лучше, чем любая регулярная армия, питаются куда лучше, базы чаще всего устроены в заброшенных крепостях и отлично подготовлены к долговременным осадам. А сколько пострадало деревень, сёл? Сколько погибло мужиков с вилами в руках и в одних трусах против хорошо экипированных бандитов? Сколько женщин, девок попорчено этими сучьими детьми? Что уж говорить о путниках и, не дай боги, одиноких? Да, Золтан находился под надёжной охраной его лучших товарищей, стоявшими с ним плечом к плечу в битвах при Мариборе, Майене и Бренной. Но что они, четверо краснолюдов-ветеранов, в простеньких стёганках с парой топоров, дубин и одной секирой против хорошо экипированных, подготовленных по всем законам армии ублюдков?

Вторая причина лежала ещё более на поверхности. Извечная неприязнь людей к нелюдям. Каждый искал повода спровоцировать нелюдя, чтобы потом подставить или того хуже, выпустить тому кишки. Могли просто обобрать, избить, вышвырнуть за ограду. Этому способствовали различные факторы. Самый банальный это обычное нежелание людей воспринимать того, кто отличается от них формой ушей, ростом или комплекцией. А вот ещё один фактор спровоцировали сами нелюди. Например, скоя’таэли, или Белки, — банды, состоящие целиком и полностью из эльфов, а уже к ним присоединялись некоторые краснолюды и низушки. Сейчас о “белках” практически не слышно, но в своё время они сильно попортили жизнь людям. Последующие факторы чисто политические и религиозные.

Ещё раз сильно зевнув с неприятным хрустом челюсти, Золтан сплюнул на дорогу, яростно выругался и хлестнул поводьями по лошадиным спинам. Те недовольно зафыркали, мотая головами, но шагу прибавили.

В Вызиме к тому моменту, как они пересекли городские ворота, на улицах уже стало тихо и безлюдно, в окнах редко встречался свет. Стражники лениво патрулировали улочки, то там, то здесь отлавливая пьянчуг, поджигали потухшие факелы. И только ночные заведения по типу таверны «Новый Наракорт» бодрствовали, а за их окнами виднелись многочисленные тени горожан, отдыхающих после трудного дня.

Оставив свой обоз в городской конюшне, заплатив пятнадцать оренов, что посчитал крохоборством, Золтан с товарищами вошёл в Новый Наракорт. Появление здесь краснолюдов никак не повлияло на оживлённую обстановку. Кто ужирался вусмерть, кто уже спал, уткнувшись лбом в стол, кто приставал к местным девицам, разносившим пиво, хватая их за задницы или залезая под короткие юбчонки. Лившаяся от нескольких музыкантов мелодия жутко фальшивила, из-за чего Золтан невольно поморщился. Работая с Лютиком в Хамелеоне, он развил неплохой музыкальный слух, который сейчас бился в агонии от этой “музыки”. В общем, народ в столь поздний час суетился не хуже муравьёв.

Переглянувшись, краснолюды тут же направились к стойке, за которой хозяин таверны с полотенцем на плече протирал кубки, а две его миловидные помощницы разливали пиво и подавали закуску тем, кто сидел за стойкой.

— Кого я вижу?! — послышался знакомый голос со стороны стола, удачно примостившегося рядом со стойкой. — Золтан Хивай и компания!

Четверо краснолюдов тут же обернулись на голос.

За столом сидел гном в треуголке, покуривавший длинную трубку, то и дело поводя огромным носом. Это был Персиваль Шуттенбах. Крайне хитрый и изворотливый тип, редко подставляющий свою шею даже ради друзей. Так, Персиваль Шуттенбах отбрехался от службы в армии, в то время как остальные проливали кровь на войнах, и свалил в Новиград, открыв там свою ювелирную лавку. Правда, несмотря на процветающий бизнес, он, как будто почувствовав скорые события в вольном городе, связанные с Охотой на ведьм и нелюдей, шустро переехал в Махакам, где и продолжил своё дело. При всём уважении к гному, Золтан считал его не другом, а просто товарищем, более того, очень склизким. Того же мнения были Ярпен Зигрин и Мунро Бруйс, так как уже были с ним знакомы ещё по тем временам, когда в составе команды Золтана с ещё парочкой товарищей-краснолюдов сопровождали беженцев в начале Второй войны.

— Персиваль Шуттенбах, лопни твои портки! — с наигранной радостью поприветствовал его Золтан.

— Здрав будь, Персиваль, — скромно пожали ему руку Ярпен и Мунро.

Деннис Кранмер отделался приветственным кивком, уже раскусив своим намётанным глазом этого проныру.

Они уселись за один стол, полилось не только слово, но и пиво. Ярпен заказал сразу целый бочонок крепкого каэвенского и море закуски, начиная от зелени и гренок с беконом, заканчивая куриными ножками с картошкой. Задушевный разговор вели в основном Золтан, Ярпен и Персиваль. Мунро и Деннис молча поглощали принесённые пиво и закуски.

— С чего такая щедрость, Зигрин? — наконец поинтересовался Золтан. — Уже мои деньги прогуливаешь?

— Та, не... — отмахнулся Зигрин, откусывая кусок ржаного хлеба. — Ты ж не в курсе! Когда ты нас поймал с Мунро и Деннисом в Боклере, наняв нас для охраны до Новиграда, мы с ними как раз заказ доставили из Махакама.

— Заказ? — снова подивился Золтан. — Княгине Анарьете понадобились особо прочные столовые приборы?

Мунро, Деннис и Персиваль тихо прыснули, уставившись в тарелки.

— Можно и так сказать, — ухмыльнулся Ярпен Зигрин, обкусывая ножку. — Целую партию столовых мечей, наконечников для гизарм и пик. Почитай, шесть ящиков таких столовых приборов в пятьдесят тыщ флоренов.

Все дружно засмеялись.

— Охо-хо! — пытаясь отсмеяться, выдавил Золтан. — Ну, за такое недурно выпить! За сделку!

Раздался грохот кубков, пиво пеной обдало руки, и помещение огласила никого не удивляющая громоподобная синхронная продолжительная отрыжка.

— Кому хоть сбагрил-то столь ценный товар, Зигрин? — икнув, Золтан отёр рукавом рыжие усы и бороду. — Неужто, действительно Анарьете?

— Не совсем, — продолжал выдерживать интригу Ярпен. — Но Анарьета заказывала на своё имя.

— Та нильфам, — вмешался в разговор Деннис Кранмер. — Наши-то тоже, редко, та заказывают, да платят за тот же ящик в полтора раза меньше, ибо денег нет, но вы держитесь. Эх, мама-мама... — грустно протянул он. — А ведь некогда мы били нильфов, а теперь сделки с ними мутим... Куды мир катится?

— А чему удивляться? — Ярпен Зигрин почесал лысину. — Нильфы пытаются теперь экономику Севера наладить, да пока не шибко получается. То там, то сям недовольства прокатываются. Не хотят люди жить в мире, хоть ты хер оттяпай! Три войны пережили, стабильность на горизонте замаячила, да и Эмгыр не шибко давит, как боялись. Но нет, леший их в очко! Всё чой-то не нравится. На подавление этих восстаний нужны деньги. А казна северная пока пуста. Один Новиград, как дракон, над златом чахнет и хер всем северянам показывает. Эмгыру бы прижать их, да сам понимаешь... Расценят как провокацию к новой войне. В общем, хер с ней, с политикой. В гвинт или кости не желаешь, м? Хивай?

— Чой-то не желаю? — шутливо разозлился Золтан. — Доставай карты! Когда ещё вот так-то соберёмся? Мунро, Деннис, Персиваль? Вы с нами?

— А как же!

— Ах, сука! — негодуя, Ярпен Зигрин швырнул карты, осушая до половины кубок, и смачно отрыгнул. — С тобой играть, Хивай, проще на шлюхах море переплыть!

Остальные тоже покидали карты, проиграв очередную партию.

— Да ладно вам, братцы! — примирительно произнёс Золтан. — Не на бабки ж играли, а на интерес.

— С тобой на интерес тоже не получается, — посетовал Персиваль Шуттенбах, звучно высморкавшись.

— Ага, — согласились остальные.

Краснолюды выпили ещё по кубку, обильно закусив очередной порцией гренок с чесноком и сметаной. Шуттенбах вдруг обмолвился о старом попугае Золтана Фельдмаршале Дубе, который также являлся полноценным членом команды при истории с беженцами. Птица пережила многое. Когда она перешла в руки Шуттебаха, тот научил её зазывать клиентов в его ювелирную лавку в Новиграде. К сожалению, Фельдмаршал Дуб не перенёс жизни в Махакаме.

— М-да... — тяжело протянул Золтам, — жалко птичку. Хороший был попугай. Не знаю, хорошо, что он попал к тебе, или нет?

— Можно подумать, он у вас в рати не помер бы?! — надулся гном. — Он замечательно жил у меня, пока не пришлось мотать из Новиграда. Даже материться перестал!

— Тоже верно,— вздохнул Золтан. — Ладно, не дуйся, Персиваль! Всё одно, за него спасибо! За Фельдмаршала!

— За Фельдмаршала!

Ещё выпили, ещё закусили.

— Не нравится мне, как на нас вон тот тип посматривает, — Мунро перегнулся через стол, насколько позволял рост, указав глазами на молодого человека в бархатном камзоле с золотой нитью, сидящего невдалеке.

— Сильно пялится? — уточнил Золтан, стараясь не оборачиваться.

— Сильно, — недовольно чмокнул губами Ярпен, также это заметивший.

Несмотря на полночь, народ в "Новом Нарокорте" прибывал каким-то невиданным потоком. Изрядно уставшие девушки буквально начинали валиться с ног от беготни от кухни к столикам и обратно. Откровенно говоря, и алые ягодицы уже нещадно болели от постоянного звонкого шлепка тяжёлых мужских ладоней.

Расслабившаяся компания мирно сидела за столом, покуривая свои трубки, травя откровенные байки, наипошлейшие анекдоты, от чего наполненный табачным дымом воздух сотрясался от громогласного хохота. И это немудрено! В каждом из них уже находилось три бочонка пива, а закуска не успевала приноситься. При этом Мунро не забывал невзначай поглядывать на подозрительного типа.

В тот момент, когда изрядно напившийся гном стал клевать своим большим носом в стол, тот самый молодой человек соизволил-таки подойти к их компании.

— Доброго вечера, господа краснолюды и господин гном, — поприветствовал он.

— И вам того же, — отозвался Деннис, выдохнув пьянящую струю воздуха.

Остальные, включая икнувшего Персиваля, переглянулись, но тоже поздоровались.

— Великодушно прошу простить, не позволите ли вы, господа, присоединиться к вашему столу? — вежливо спросил мужчина.

— С чего вдруг такое желание? — с недоверием поинтересовался Ярпен.

— Ох, простите, — спохватился тот. — Где мои манеры? Меня зовут Фабьен Бувьер. Я финансист из Новиграда.

— Это хорошо, — протянул Ярпен. — Но вы не ответили.

— Ну... — замялся назвавшийся Фабьеном Бувьером. — Я наблюдал за вами и обратил внимание, что вы играете в гвинт. А мне не с кем в него сыграть. Либо не умеют, либо болваны, каких поискать.

— Финансист, играющий в азартные игры, — Ярпен переглянулся с остальными. — Это что-то новенькое.

— Почему? — искренне удивился Фабьен Бувьер. — Это благородная игра. Почему бы в неё не играть? Более того, я в Новиграде нередко устраиваю турниры по гвинту в Стратоцвете, наряду с графом Тибальтом.

— Наслышан я об этих турнирах, — почесал затылок Золтан. — Говорят, там крутятся не только высоченные ставки, но и обитают высоченные люди.

— Вы тоже из Новиграда? — заулыбался Фабьен.

Почему-то в эту минуту у Ярпена закололо под рёбрами от ощущения какой-то фальши и чувства грядущих неприятностей. Незамедлительно он шепнул об этом сидящему рядом Мунро.

— Я не из Новиграда, — кашлянул Золтан. — Но сейчас там работаю.

— Ещё раз прошу простить меня за назойливость, — защебетал Фабьен, и это вызвало у Ярпена ещё большое чувство поганости. — Вы не составите мне компанию в гвинт? Прошу вас! Не заставляйте себя уговаривать, господин...

— Золтан Хивай, — ответил Золтан.

— Господин Золтан Хивай, — заулыбался Фабьен Бувьер. — Ну, так как?

Была у Золтана Хивая одна черта, подводившая его уже не один раз. Страсть к азартным играм. Играть на интерес ему было не так интересно, как, скажем, на деньги или ещё какую-нибудь материальную награду. Но, как это и бывает, его успех был пятьдесят на пятьдесят. То он обдерёт как липку, то его. Остановка была тогда, когда проигрывать кому-то ничего не оставалось.

Недолго думая, Золтан, несмотря на отговоры и предупреждения друзей, согласился сесть за один стол в гвинт с Фабьеном Бувьером. Начали с игры на фанты. Игра шла наравне. То победу брал Золтан, то новый знакомый. Играл тот, кстати, действительно хорошо, даже отлично. Вот только неладное заметил именно пьяный Персиваль Шуттенбах.

Дёрнув Золтана за рукав, попросил его, мол, сопроводить до нужника, якобы он так напился, что боялся самостоятельно не дойти — и это было недалеко от истины. Зайдя в нужник и расстегнув портки, гном, по шумности равный водопаду, начал справлять нужду, незамедлительно сообщив о своих наблюдениях Золтану.

— Золтан, — Персиваль еле стоял на ногах, криво отливая в дырку. — Этот упырь сильно жульничает. Я заметил, — гном дико икнул, обмочив штаны, — как он часто передёргивает карты в колоде, а порой и меняет карты с рукава.

— Да ты гонишь! — не поверил Золтан, стоя спиной к нему.

— Шоб я так гнал сивуху! — бросил Персиваль, завязывая штаны. — Я хоть и пьян, а в гвинт, ты знаешь, я играю получше многих. И сам умею шулерствовать. По-твоему, как я себе часть состояния сколотил? Это я с друзьями играю честно. А здесь я вижу то, чем увлекаюсь сам.

— Во даёшь! — усмехнулся Золтан. — Пьяный-пьяный, а глаз намётан.

— Намётан, — гордо вскинул голову гном, от чего покачнулся. — Более того, я тебе скажу, он специально проигрывает. Для виду. Так вот, я тебе дам свою колоду. Благо у нас одинаковые. А теперь слушай и запоминай! Времени у нас мало!

— Прошу прощения за задержку, — извинился вернувшийся Золтан, поддерживая гнома. — Небольшая накладочка.

— Всё бывает! — понимающе улыбнулся Фабьен.

Золтан усадил Персиваля на его место, так, что он мог незаметно давать команды, когда это нужно. Так и потекла игра дальше.

Игра накалялась от кона к кону. Причём Золтан проиграл все деньги, но оставалось ещё на что сыграть. Немного поразмыслив и переглянувшись с Персивалем, он, не обращая на товарищей никакого внимания, решился сыграть с Фабьеном Бувьером ва-банк: свои векселя и груз против векселей и счёта в новиградском банке Вимме Вивальди Фабьена Бувьера и все деньги. Фабьен Бувьер был настолько уверен в своей победе, что без задней мысли сам это предложил.

Последняя игра ва-банк стала самой напряжённой. Все за столом затаили дыхание, ожидая, когда упадёт последняя карта. Если бы не доля везения, нужная фаза Луны и в правильном порядке построившиеся звёзды... Если бы не помощь Персиваля, Золтан остался бы без ничего. Но Золтан кинул последнюю нужную карту, буквально вырвав победу из рук оппонента. Причём, Золтан всю игру строил из себя заранее проигравшего, хотя изначально уже знал о своей победе. И это не была самоуверенность. Нет! Самоуверенность погубила как раз Фабьена, даже несмотря на уже наглую нечестную игру.

— Ну-с, дорогой, отписывай, что проиграл, — Золтан сбросил карты и сложил руки на животе.

— Ты жульничал, — процедил Фабьен, а от его дружелюбия не осталось и капли следа.

— Дружочек, — подал голос Персиваль. — Единственный, кто тут жульничал, это ты. Я замечательно видел, как ты передёргивал карты из колоды, а другие совал в рукав.

Услышав это, Ярпен хлопнул Фабьена по плечу. Из его рукава высыпалось сразу три карты.

— Я же сказал, — блеснул зубами Персиваль.

— Рассчитывайся и мотай отцедова! — рявкнул Мунро, придерживая топор за обух. — И не дай тебе Мелитэле ещё раз попасцца у нас на пути. Пшёл вон!

Фабьен Бувьер омерзительно ухмыльнулся и жестом кого-то поманил. К нему тут же подскочили двое крепких, обритых налысо, мужиков в кожаных, подбитых металлическими пластинами, плащах. Оба в шляпах и при оружии.

Их Деннис Кранмер заприметил ещё, когда Золтан и Фабьен только сели за стол, и это его здорово насторожило. Учитывая слова Фабьена о том, что он из Новиграда, а реданцев в таверне больше не наблюдалось, Охотники могли принадлежать только ему и никому более. Деннис об этом жестом предупредил и Монро и Ярпена, а те, в свою очередь, уже были готовы к любому развитию событий.

— Да вы знаете, что я с вами сделаю, краснолюды поганые? — смело заголосил Фабьен Бувьер, ощущая защиту Охотников на Ведьм. — Либо ты мне сейчас всё возвращаешь, либо...

— Либо мы расходимся мирно, — Золтан сжал под столом рукоять стоящей у его ног секиры. Ему не нужно было намеков. Он и так всё понял, прикрыв собой гнома.

Таверна замерла в ожидании развития нарастающего конфликта. Ещё минута, и полилась бы кровь, так как Охотники уже были готовы разорвать краснолюдов голыми руками, а их бешеные зенки сверкали адским пламенем. Ситуацию спасла ворвавшаяся в таверну городская стража, кем-то вовремя позванная.

Офицер стражи в латном доспехе, кольчужной койфе и чёрном плаще, усыпанном белыми лилиями, отдал приказ шести таким же парням, только без плащей — и тут же двое Охотников были взяты под стражу, а их оружие конфисковано.

— Что здесь происходит? — заорал офицер. — Я спрашиваю: что здесь, мать вашу за ногу, происходит? Вы что? Совсем охренели?

— Да ничего же не произошло, — примирительно произнёс Золтан. — Немного повздорили из-за проигрыша. С кем не бывает?

— Арестуйте его, господин офицер! — заверещал Фабьен Бувьер. — Они обокрали меня! Всё у меня отобрали!

— Минуточку! — вышел вперёд Деннис Кранмер, сложа руки на груди. — Вы, молодой человек, сами к нам подошли и предложили сыграть с Золтаном Хиваем в карты. Поначалу вы выигрывали, и вас никто пальцем не тронул. Как только вы проиграли, вы начали нам угрожать. Это подтвердят все собравшиеся таверны.

— Это правда? — офицер сверлил глазами всех посетителей. — Есть свидетели?

— Есть, — отозвался хозяин таверны. — Я не вглядывался и особо не вслушивался, но важный господин сам подсел к краснолюдам с гномом и сам предложил играть.

— На что играли? — обратился офицер к краснолюдам.

— Поначалу на фанты, потом на деньги, — спокойно ответил Золтан. — И очень смешно слышать про ограбление, когда его уличили в шулерстве, — он указал на всё ещё валяющиеся у ног Фабьена карты.

— Значит, мошенник? — задумался офицер. — Заковать!

— Постойте! — запротестовал Фабьен. — Я отдам ему его выигрыш. И разойдёмся.

— В таком случае... — пожал плечами офицер.

Фабьен быстро схватил свои проигранные бумаги и начал всё добровольно отписывать.

— Ну, ладно! — зло бросил Фабьен Бувьер, передавая все бумаги и деньги Золтану. — В этот раз судьба на твоей стороне. Придёт время, мы с тобой ещё посчитаемся!

— Ты несильно-то гоношись, парень, — Ярпен Зигрин похлопал рукоять дубинки. — Проиграл — плати. В конце концов, ты знал, на что шёл.

Одарив всех циничным взором, Фабьен Бувьер в сопровождении Охотников, хлопнув дверью, покинул Новый Нарокорт.

... — Остаток ночи мы провели, обмывая победу, — закончил Золтан Хивай, бросив взгляд на Фабьена Бувьера. — Простите, можно водички, а то в горле пересохло?

Золтан рассказал всё. Ну, как — всё? Практически всё. О некоторых моментах он умолчал, тем самым спасая себя и, как ни странно, Фабьена. Если Фабьен начнёт сам говорить об этом, он себе же выроет могилу в этом деле. А пока у того есть шансы выиграть суд.

— Яду тебе, а не водички, — надменно фыркнул Фабьен Бувьер.

Судья ударил молотком, одарив Фабьена недобрым взглядом, затем обратился к Золтану.

— Простите, — задумчиво произнёс Францис Доллас, копаясь в бумагах. — Даже если вы говорите правду, то, увы, с вашей стороны нет ни единого доказательства, кроме ваших слов. Поэтому...

Он не успел договорить. По счастливому совпадению, дверь в зал суда распахнулась, и в неё ворвался запыхавшийся паренёк. Судя по его робе, это был гонец из Вызимы. Слегка отдышавшись и глубоко вдохнув, он выпалил:

— Срочная почта из Вызимы!

— Прошу прощения, молодой человек, но вы ошиблись заведением, — строго заметил судья. — Здесь зал суда, а не почтовое отделение.

Парень взглянул на свёрток, прочитал то, что было написано в сопроводительном письме.

— Нет, я не ошибся, — покачал головой гонец, направляясь к судье. — Это письмо лично вам в руки вместе с этой папкой, — он всё передал секретарю.

Та переглянулась с судьёй и передала ему письмо с папкой.

— Всего доброго!

Парень исчез так же внезапно, как и появился.

Судья пробежался глазами по письму, развернул свёрток и извлёк папку с темерским гербом, стал изучать содержимое. Долго изучал. Потом началось перешёптывание с Жарнэ Вилльямсом и Роландом Бувьером. Судя по их лицам, Геральт был готов поспорить на свой медальон, что содержание папки в корне меняло дело.

— Что ж, — немного откашлявшись, начал Францис Доллас. — В связи с появлением большого количества свидетельских показаний от людей, непосредственно видевших в тот вечер конфликт в Новом Наракорте, чаша весов склоняется на сторону Золтана Хивая. Однако это не отменяет возможности избиения заявителя уже вне заведения. Поэтому...

— Протестую!

Эмиэль Регис спокойно поднялся со своего места, ощущая на себе непонимающие взоры всех собравшихся в зале. Наверное, кроме Геральта, уткнувшегося лицом в ладонь.

— Протестую! — повторил Регис.

— Вы кто? — глаза Франциса Долласа округлились.

— Я — свидетель, — заявил Регис, выходя к трибуне и вставая рядом с Золтаном.

Надо отдать должное, Золтан ухом не повёл и не выдал, что Регис лжёт, и что его попросту не могло быть в тот вечер в Вызиме.

— Назовите себя.

— Меня зовут Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, — представился вампир, улыбнувшись лишь губами. — Я — врач. Некоторое время назад работал в Назаире. Решил перебраться на Север из-за более комфортного климата. Оказался в Новом Наракорте в тот вечер.

— Лжёшь! — вздулся Фабьен Бувьер не хуже рыбы-ежа. — Лжёшь! Тебя там не было!

— Я попрошу обращаться ко мне с уважением и на “вы”, — Регис слегка повысил голос. — Уважайте возраст, не зависящий от статуса, молодой человек. Я могу продолжать, ваша честь?

— Да.

Регис пригладил зачёсанные волосы и продолжил.

— Да, вы меня не видели, господин Бувьер. Но я сидел на втором этаже. А когда услышал шум на первом, меня охватило... любопытство. Я стоял на лестнице и наблюдал за всем со стороны. За всем происходящим. Когда господин заявитель покинул заведение вместе со своей охраной, офицер стражи заставил всех написать свидетельские показания о случившемся, и потребовал объяснительные от краснолюдов. К слову, остаток ночи и часть дня краснолюды провели в Наракорте, отмечая фортуну.

Францис Доллас покопался в бумагах.

— Действительно, объяснительные имеются, — кивнул судья. — Напомните, как звали...

— Капитан городской стражи Белых Лилий Диудонн Шадброль, — отчеканил Регис.

— Всё правильно, — озадачено протянул Францис Доллас. — Забавно и вот что, — он извлёк две бумаги. — Это свидетельские показания двух Охотников, которые сопровождали Фабьена Бувьера, а именно: Гравви «Шишки» Кренна и Морна «Хромого» Пратва. Они утверждают, что именно господин Фабьен Бувьер фактически отдал им приказ убить краснолюдов только за то, что он проиграл им в карты всё своё состояние.

— ЧТО?! — взорвался Фабьен Бувьер, чуть не перевернув трибуну. — Я же предоставил вам их показания!

— Эти показания составлены официально ещё в Вызиме, — пояснил Францис Доллас, переглянувшись с Жарнэ и Роландом. — Свидетельские показания, предоставленные вами, на их фоне смотрятся смешно.

— Ваша честь, — закипал Фабьен Бувьер. — Как могли быть получены свидетельские показания от Кренна и Пратва, если они ушли тогда со мной? И остаток времени пребывания в Вызиме находились в поле моего зрения?

— Эти показания, — Францис Доллас поднял лист бумаги, — были получены вчера вечером темерским следователем Ортисом Легитом, специально прибывшим из Вызимы. К слову, ко мне утром обращались, чтобы я принял его, но увы, он уехал раньше, чем я смог с ним пересечься.

Лицо Фабьена Бувьера стало пунцовым от распирающего его гнева. Он действительно не знал и не предполагал, что из Вызимы кто-то поедет в Новиград ради свидетельских показаний двух Охотников. Как, собственно и не знал, где эти двое отморозков обитали накануне. Всё, что он знал, так это то, что Шишка и Хромой после службы отправились в "Золотой осётр".

Кинув быстрый взгляд на отца, он понял, что ему предстоит пережить ещё один серьёзный разговор. И куда более пристрастный.

— А как же побои?! — решил разыграть последнюю карту Фабьен Бувьер. — Как быть с ними?

— Всё просто! — менторским тоном вмешался Регис. — Эти побои оставлены не краснолюдскими кулаками и, тем более, не дубинками. Ваши синяки и гематомы не соответствуют степени давности. Им от силы дня два, — он сделал паузу. — И как вы себе представляете скачущего краснолюда?

По залу пробежались смешки.

— Поясните, — судья непонимающе смотрел на Региса.

— Основная часть синяков находится в верхней части туловища, то есть, выше пояса, — тем же тоном начал объяснять Регис. — С краснолюдским ростом от четырёх до четырёх с половиной футов до рослого мужчины среднего роста они никак не смогут нанести побои даже по рукам, не говоря уже о лице. Но, как я уже сказал, ссадины и гематомы не соответствуют ни временным рамкам, ни характеру, даже если предположить, что по нему прошлись, скажем, дубинкой. А уж прыгнуть с пола до лица на шесть футов, дабы ударить кулаком, для краснолюда — это, господа, нонсенс.

По залу вновь пробежала волна голосов.

— Тихо-тихо! — Францис Доллас грохнул молотком. — Что ж, — он внимательно посмотрел на Региса. — В ваших словах звучит истина. Суд уходит для обсуждения приговора!

— Всем встать!

— То есть, папочка помогла? — уточнила Картия, расчёсывая волосы, сидя перед зеркалом.

— А как же! — оскалился Талер, протирая монокль. — У меня только один вопрос: откуда она у тебя?

— Диудонн Шадброль — мой старый знакомый, — пояснила девушка, глядя на Талера в отражение. — Я отправила к нему гонца, а Диуд всё сфабриковал так, как нужно.

— А Ортис Легит?

— Ортис Легит, — Картия отёрла губы салфеткой, — подчинённый Шадброля. Они с ним вместе служили в темерской армии и участвовали в битве под Бренной. Ясное дело, что они договорились и сшили всё так, как полагается.

Талер недоверчиво смотрел на красавицу Кантареллу.

— Скажи честно, Картия, — наконец выдохнул Талер. — Что там, в действительности, произошло? Неужели краснолюды там действительно что-то отмандячили? Зачем всё это? Почему ты им помогаешь? Что вообще происходит?

— Для того, кто должен это знать сам, слишком много вопросов, — заметила Картия, оборачиваясь к нему, уложив голову на спинку стула. — Нет, краснолюды там ничего такого не набедокурили. Всё, что рассказал Хивай — правда, за исключением пары моментов, но это не важно. Почему помогаю краснолюду? — она сделала загадочное выражение лица. — Нет, Талер. Я помогаю Хиваю не потому, что он мне симпатичен. Он ключ к Геральту. Теперь ему не отвертеться от моего предложения.

— Ты плохо его знаешь, — покачал головой Талер.

— Как раз отлично! — возразила она. — Геральт не умеет оставаться в долгу.

Они немного помолчали.

— Слушай, — первой нарушила молчание Картия. — Как звали того... врача? Якобы, свидетель.

— Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, — с трудом произнёс Талер, сделав вид, что поправляет челюсть. — Врач из Назаира.

— Хм, — Картия задумалась. — Откуда он так подробно всё знает? Сомневаюсь, что Хивай ему так всё подробно изложил. Но и в Новом Наракорте его точно не было. Диудонн его бы точно запомнил. Ты нарыл что-нибудь на него?

— Мало, — признался Талер. — Известно, что он помогал Геральту в поисках княжны вплоть до событий в замке Стигга, после чего магическим образом исчез. Объявился лишь спустя семь лет в княжестве Туссент, где вновь встретился с Геральтом в деле о бестии из Боклера. Больше ничего. В Назаире его знают, но сказать о нём ничего не могут.

— Странный тип... — глубоко задумалась Картия. — Надо будет поискать о нём что-нибудь ещё. Так, а чем, всё-таки, суд окончился?

Геральт, Регис и Лютик ожидали Золтана возле городских бань. После вынесения приговора Геральт ещё долго не мог оторвать руку от лица, не веря в наглый обман Региса всех собравшихся в суде. Ему даже в голову не приходило, что вампир умеет так изящно врать. Регис в свою очередь недвусмысленно намекнул, что он действительно слегка сжульничал, воспользовавшись телепатией, к коей прибегал крайне редко и неохотно. К слову, именно телепатия помогла Золтану умолчать некоторые факты, о которых вампир пообещал краснолюду никому не говорить. А Лютик... Лютик просто молчал, постоянно смотря в небо. Геральту даже показалось, что бард заболел, но у того просто не было настроения.

— Заждались уже, поди! — радостно рявкнул Золтан, подходя с бумагой в руках. — Отмучились! Воспрянь духом, Лютик! — он приложил могучей рукой по пояснице барду. — Никто твоё кабаре уже не заберёт!

Лютик слабо улыбнулся, уставившись куда-то вдаль.

— Так каково решение высших сил судебных? — поинтересовался Регис.

— Ха! — Золтан сунул ему в руку бумагу. — С банями придётся расстаться, но денежки и всё остальное остаётся при мне.

— Ох, Золтан, — поморщился ведьмак. — Зная эту шушеру... Сегодня они тебе деньги оставили — завтра на костёр отправят.

— И то верно, — почесал затылок Золтан и обратился к вампиру. — Слушай, Регис, я, конечно, тебе несказанно благодарен и за порядок в мыслях и за грамотное их построение... Не забуду, как ты, свидетель, впрягся за меня, но...

— Но?

— Но не врывайся в мою башку без предупреждения, как обезумевший солдат в девственницу!

— Какая изящная метафора! — одними губами улыбнулся Регис. — Надо запомнить!

— Короче! Айда в баню! — Золтан потянул всех за собой. — Попаримся, выпьем! До утра бани наши! Утром освободим, да и хер бы с ними!

— Нет, я, пожалуй, пойду, — корректно, с улыбкой отказался Регис.

Сорвав травинку, Регис развязной походкой, насвистывая «Три девицы из Виковаро», направился в сторону Хамелеона, покручивая стебель в пальцах.

— Вот жешь хрен, — усмехнулся вслед вампиру Золтан. — Ну, так что? Айда?

— Айда, Золтан, — кивнул Геральт. — Лютик?

Тот нехотя потупился, но согласился. Впрочем, горячий, обжигающий носоглотку древесного угля пар, холодная ванна после парилки да под кленовые и берёзовые веники, всем пошли на пользу. Золтан и Геральт весело обсуждали всяческие сплетни, думали о грядущей зимовке. Краснолюд предложил Геральту остаться в Новиграде и никуда не мотаться. Мол, место в "Хамелеоне" для него найдётся.

Повеселевший Геральт в этот вечер отпустил грусть и тоску по Йеннифэр и расслабился. От зимовки в Новиграде отказался, так как после Саовины в Корво Бьянка он будет ожидать возвращения Цири из Назаира. Пожав плечами, Золтан не стал более его уговаривать.

Что же до Лютика, то тот тоже повеселел. После парилки первым запрыгнул в ванну холодной воды и орал как девчонка, но получал неимоверное удовольствие.

В приподнятом настроении, они воодушевлённые вернулись в Хамелеон, где их ожидали горячая еда, холодное пиво, Регис и Инес.

В этот вечер в доме иерарха Новиградского Жарнэ Вилльямса, наверное, только посуда не летала по всей комнате. Разъярённый, подобно стаду бешеных накеров, Роланд Бувьер орал на иерарха самыми последними словами. Фабьен Бувьер, избежавший очередного наказания от Роланда, тоже находился не в восторге от судебного решения.

— Ты же говорил, что этот вопрос уже решён?! — орал Роланд, окатывая Жарнэ слюнями. — Почему ты разрешил принять такое решение?! Отвечай, Жар!

Иерарх поудобнее устроился в кресле, скрестив пальцы перед собой.

— Во-первых, заткнись, Роланд, — спокойно, но с нажимом потребовал он. — Во-вторых, это будет уроком для твоего сына и для тебя в том числе. Поначалу можно было прижать его на побоях, на какой-нибудь мелочи. Но против свидетельских показаний и этого, как его там, врача, не попрёшь. Даже Охотники, которые дали против вас показания, не объяснили, почему они так поступили. И тут плавно переходим к Фабьену, для которого это будет отличным уроком не быть самоуверенным и помнить, как на каждый хер найдётся и манда. Как я сказал, тебя это тоже касается, Роланд.

— Это же краснолюд! — сипел Роланд. — Ради дела Вечного Огня на костёр вместе с бардом — и дело шито-крыто! Не ты ли говорил, что давно желаешь приструнить барда?

— Как у тебя были замашки мясника, так и остались, — вздохнул Жарнэ. — Не увлекайтесь вы кострами. Тем более, не за что жечь ни того, ни другого. По такому принципу, Вивальди тоже пора в костёр, но у вас там финансы. Сами-то вы их вряд ли потянете.

— Вивальди сам за наши акции мать родную продаст и в костёр сиганёт, — отозвался Фабьен. — Учитывая, что банк принадлежит моему отцу, то и Вивальди можно легко отправить в священный огонь.

— Я смотрю, вы прям жаждете нелюдского бунта, — всплеснул руками Жарнэ. — В Новиграде и Застенье живёт порядка тысячи различных нелюдей. Низушки, краснолюды, эльфы. Если начнутся очередные погромы или расовые казни, произойдёт народный взрыв. Пока нелюди в нашем городе находятся под защитой империи — мы ничего сделать не можем. Уберём вар Аттре — карты в руки, факелы в зубы и делайте с ними, что хотите. Воцарится наша власть. А пока — хайло закрыли и терпим.

— Хотя бы могли бы мои деньги вернуть, — посетовал Фабьен. — Бани вернули, а деньги нет.

— Бани вернутся в городское ведение твоего отца, а не в твоё, — возразил иерарх. — Я не потерплю, чтобы по тем тайным ходам, что под ними, шастали посторонние, которые вполне могут забрести не туда. А учитывая твои подпольные заведения, мне надоело объяснять людям, какого хрена периодически из каналов выплывает очередной труп. Спасибо, хватит!

В этот момент Фабьен почувствовал на себе леденящий душу взгляд отца и понял, что рано обрадовался.

— Тебе приказ, Роланд, — обратился к бургомистру Жарнэ. — Поставить решётки на внешние выходы из канализации за стенами. Усилить охрану у городских выходов из неё. Следить за чистотой в каналах. Мне всяческое дерьмо там не нужно.

— Сделаем, — заверил более-менее успокоившийся Роланд.

— Да, так что с ведьмаком?

— Они так и не озвучили его имени, — Картия протяжно выдохнула. — О планах по вар Аттре, кроме как устранить, подробностей тоже ни-ни?

— Молчат, — кивнул Талер. — Складывается впечатление, они чуют, что их подслушивают. Так что, дорогуша, я туда больше ни ногой. Стражи, сука, уже на меня ой как недружелюбно пялятся.

— Согласна, — она несколько раз перекрутила пальцами заколку. — Поговори с Бедламом. Дай ему денег. Пусть немного пошпионит. В конце концов, это и его касается. Нужно точно знать, кого они наймут, и когда покушение.

— Я, может, покажусь слишком банальным, — Талер по-деловому расселся в кресле, — но “когда покушение”, они будут обсуждать только по прибытии исполнителя, и как договорятся о цене. Чует моё сердечко, что ведьмачок будет не Геральт, а кто-то другой.

— У тебя есть мысли — “кто”? — Картия одарила Талера заинтригованным взглядом.

— Мысли-то, сука, есть, но предполагать погожу, — задумчиво отозвался Талер. — Подождём развития событий. А там поглядим.

В эту ночь Геральт, впервые за последнее время, спал как младенец. Ему снилась Йеннифэр, спящая на роскошной кровати с бордовым балдахином в богато обставленной комнате роскошного особняка. Как всегда прекрасная, притягательная и желанная, пахнущая сиренью и крыжовником, одетая в чёрное и белое.

Снилась сидящая возле костра Цири, которая о чём-то бойко беседовала с Эскелем, подбрасывая ветки в огонь. Они о чём-то горячо спорили, Цири фыркала, а Эскель, ввиду возраста, где-то подыгрывал ей, а где-то строго журил. Цири это не слишком нравилось, но компании Эскеля она всё одно была несказанно рада. Казалось, что тоска по Йеннифэр отступила, если бы не выразительные изумрудные глаза девушки.

Снился ведьмак-полуэльф Али, вокруг которого суетились дриады. Будто бы на смазанной картине, проступали очертания лесных дев, во главе с целительницей Аглайисой. Той, кто некогда спасала его жизнь и залечивала увечья после Танедда. Она суетилась, подгоняла дриад, которые ей помогали. Геральт видел, как кровь из ран Али прыснула ей в лицо вместе с гноем. Полуэльфа всего тряхнуло. Целительница поднесла руку к его лбу, губы что-то произнесли, и он затих.

А потом темнота. Глубокая, звенящая тишиной темнота, в которой Геральт потонул без остатка вплоть до утра.

Это казалось всё одним сном, переплетённым между собой чем-то общим, но неясным. Увы, утром Геральт уже не помнил его, как ни пытался схватить обрывки.

* * *

— Мы сделали всё, что можно и нельзя. Если Аглайисе удастся сохранить ему жизнь, то вскоре он пойдёт на поправку.

Отбросив за спину длиннющие волосы цвета расплавленного серебра, госпожа Эитне Сереброглазая опустилась на толстенный корень величественного дуба, обратив гордо посаженную голову к собеседнице. Худощавая невысокая повелительница Брокилона и дриад, с резкими чертами лица, древняя, как сам лес, одетая, как и всегда, в лёгкое просторное платье, закинула ногу на ногу. Словно на троне, она гордо восседала на корневище дуба в Дуэн Канэлл — её обители, которую практически не покидала.

— Прости, что мне нечем принять тебя как гостью. Я не ожидала такой встречи.

Присевшая напротив Эитнэ Сереброглазой Ида Эмеан, быстрыми движениями руки расправив полы и поправив лямки платья, махнула рукой, мол, ничего страшного.

— Так расскажи мне, дорогая, чем тебе так важен... этот leath’elf? — поинтересовалась повелительница дриад.

— Долгая история, — попыталась улыбнуться Ида.

— Времени у нас предостаточно, — заверила Эитне, испытывая взглядом Иду Эмеан. — С чего вдруг тебе, гордой Aen Saevherne он так важен? Сколько я себя помню, ты годами не вылезаешь с Синих Гор, и тут ты появляешься в моём лесу, да ещё вместе с Цириллой и этим непонятным leath’elf. Что я ещё заметила, что у него ведьмачий медальон и два меча. Он что? Vatt’ghern?

Ида Эмеан старалась держаться так же гордо, как и Эитнэ, но её волнение выдавало нервное накручивание карминово-рыжих волос на палец. Это никак не ускользнуло от серебряных цепких глаз Эитнэ.

— Неужто ты, дорогая Ида, спустя столько лет решила завести себе партнёра? — с долей ехидства спросила дриада.

Выказав это всем своим видом, эльфка чётко дала понять, что такой вопрос ей неприятен и оскорбителен. Немного поразмыслив, она, наконец, решила, что не совсем этично игнорировать беседу, при этом стараясь не давать конкретных ответов.

— Скажи мне, Эитне, — произнесла Ида, смотря куда-то в чащу. — Что бы ты сделала ради близкого человека, да ещё и того, кто с тобой одной крови?

Эитне закусила губу.

Что такое терять родных, Эитне знала не понаслышке. Родив за всю свою жизнь единственную дочь — дриаду Моренн — она её потеряла. Моренн погибла, защищая родной Брокилон от людской напасти на пограничной с лесом реке Ленточка. Когда дриаду доставили матери, Эитнэ с трудом узнала в ней свою дочь. Лицо Моренн было размозжено конскими копытами.

— Я помогла многим, Ида, — спустя минуту, ответила Эитнэ, хлопнув ладонью по корневищу. — Но не уберегла собственную luned. Кроме дриад, которых я всех считаю своими luned, у меня не осталось никого. Они — единственная моя родня, ради которой я пойду на многое. Но ты не ответила на мой вопрос.

— А я пойду на многое ради него, — коротко бросила Ида.

— Ради leath’elf? — несказанно удивилась Эитне. — Почему?

— Не все, как ты знаешь, эльфки выходят замуж за эльфов. Есть те, кто предпочитают эльфам Dh’oine.

— Не одни эльфки, — покачала головой Эитне. — Дриады тоже. Вот только для нас — это вопрос выживания. Либо похищать девочек, что небезопасно, а сейчас и сложно, так как к Брокилону уже десятилетия редко кто подходит, особенно с детьми-девочками. Либо искать мужчину, который оплодотворит дриаду. Потом мы выпроваживаем dh’oine. Ему без разницы, с кем трахаться.

У вас, эльфов, всё куда проще. Вы без труда можете размножаться в юном возрасте, а ближе к сотне лет, что для вас ничто, вы вообще перестаёте заниматься сексом, так как для вас это пустая трата времени, а чувство новизны угасло десятки лет назад. Наверное, поэтому эльфки рванули к dh’oine. Эти-то, ввиду скоротечности своей жизни, могут такое вытворять, что наплодили leath’elf и квартеронов.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — прервала монолог Ида. — Тебе не без разницы, кто он для меня? Я никогда никого ни о чём не просила. Теперь мне нужна помощь. Мне нужно, чтобы он выжил.

— Выживет, — встала Эитне. — По крайней мере, надеюсь на это. Мы и не таких выхаживали. Пока он в Брокилоне, я позволю тебе находиться здесь.

— Благодарю.

Над брокилонскими источниками Коль Серрай стоял густой тёплый туман. Коль Серрай представлял собой котловину с множеством пещер, целительных горячих источников, утопающих в пучине буйной листвы многовековых деревьев. Это место, где росли редкие целебные растения, например, конинхаэль и пурпурный окопник, коих нигде не найти, кроме как в этом лесу. Это место обитания дриад-целительниц во главе с Аглайисой.

Почти всё святилище, если его можно таковым назвать, освещалось гнилушками и особым светящимся мхом, нигде более не растущим, кроме Брокилона. Вокруг, куда хватало глазу, тут и там мелькали еле различимые тени женских фигур. Дриады-помощницы, дриады-воительницы, дриады-целительницы. Первые помогали последним, а воительницы по той или иной причине находящиеся в Коль Серрае, залечивали свои раны, охраняли источники, их обитателей, приходили с различными вопросами.

Перебинтованный, лежащий на мягкой травяной подстилке и укрытый льняным покрывалом, Али, тихо постанывая, находился в бреду. Как ни противилась Аглайиса брать его на лечение, но приказ повелительницы — закон. Скрепя сердце, Аглайиса созвала помощниц и занялась им практически сразу.

Тихо, стараясь не издавать ни звука, ступая по мшистому, покрытому травой и цветами ковру, Ида Эмеан подошла к Али и положила руку ему на лоб. Он вздрогнул. Эльфская чародейка быстро произнесла заклинание, и Али вновь затих.

Тяжело вздохнув, Ида села рядом. Впервые за долгие годы её сердце затеплилось какой-то материнской любовью. Никто не знает, есть ли у неё дети и были ли когда-либо. Все только считают её одной из сильнейших эльфских чародеек и Aen Saevherne. И никому невдомёк, что в действительности скрывается у неё внутри, глубоко в сердце.

Рядом с Али лежали его вещи. Разорванный в клочья ведьмачий доспех, два меча, серебряная цепь, сумка под ведьмачьи принадлежности и эликсиры. Внимание эльфской чародейки привлекла ещё одна плотно закрытая сумка. Из любопытства Ида решила заглянуть в неё.

Весила сумка немного-немало, как ей показалось, пятнадцать фунтов. Раскрыв её, чародейка извлекла содержимое. В сумке оказались сшитые между собой на манер книги листы плотно исписанной витиеватым почерком бумаги. На титульном листе красовалась скромная надпись: «Теория чудовищности. Люди и монстры», а снизу мелкими буквами выведено имя автора — Себастин Кавелье.

Название уже интриговало, а её, как эльфскую Aen Saevherne, содержимое интриговало ещё больше. Читала с интересом, вникая в каждое слово, вникала в смысл написанных строк. Автор описывал всем известный ведьмачий бестиарий, описывал тех монстров, о которых мало кому известно или же неизвестно вовсе. Это работа была, скорее, мысли автора, его своеобразный Opus Magnum, чем что-то догматическое. Каждое описываемое существо сопровождалось вполне себе искусной иллюстрацией.

Просмотрев бестиарий монстров, задержавшись всего на нескольких, о которых слышала, и на тех, о ком вообще не знала, Ида перешла сразу к разделу о людях и нелюдях. Последних автор разделял на все известные виды, не забыв о давно вымерших, например, таких как враны. О людях читать ей было не столь увлекательно, как о родной расе эльфов, разделённых, в свою очередь, на Aen Undod, Aen Elle, Aen Seidhe и Dhu Seidhe.

Читая об эльфах, Ида несколько раз невольно приходила в бешенство, читая строки об огромной схожести людей и эльфов в достижении своих целей. Ей было неприятно это сравнение, когда люди и нелюди, со слов автора, оказывались куда хуже любого монстра. С другой стороны, Ида, если вдуматься в текст, была всё же склонна согласиться с Себастином Кавелье. Если вспомнить её разговор с Авалак’хом в Тир на Лиа о единорогах, то Ида сама сказала, что эльфы ничуть не лучше людей.

Когда она перелистнула очередную страницу, к её ногам выпал листок. На нём было написано тем же почерком, что и сама книга:

“Дорогой мой друг, Али.

Передаю тебе в руки работу всей моей жизни. Прошу, доставь её в Оксенфуртскую Академию профессору Прометицию Шезлоку. Надеюсь, он наконец перестанет надо мной смеяться и передаст книгу в печать. Прошу, поговори с ним.

Твой друг, неудачливый доктор Сверхъестественных Явлений, Себастиан Кавелье.”

Прочитав имя профессора, которому стоило передать данную работу, Ида тяжело вздохнула. Профессор Сверхъестественных Явлений Прометиций Шезлок погиб четыре года при весьма загадочных обстоятельствах.

Откуда-то слева послышалось лошадиное фырканье. Ида Эмеан посмотрела в ту сторону. Буквально в десяти шагах стояла привязанная к дереву кобыла Али. Её внимательные, наполненные мыслью агатовые глаза смотрели прямо на неё. Эльфка отложила сшитую кипу бумаг и направилась к ней, ступая осторожно, стараясь не делать резких движений, дабы не напугать животное.

— Цири говорила, — прошептала Ида кобыле, — что тебя, кажется, зовут Асия. Не бойся. Я тебя не обижу. Что? Беспокоишься за своего хозяина, да?

Асия фыркнула, покачнув головой. Ида подошла к ней практически вплотную, Асия слегка попятилась, когда та протянула к ней руку. Вытянув морду, лошадь понюхала протянутую руку, фыркнула. От рук эльфки пахло чем-то свежим, напоминающим утреннюю росу на лепестках цветущих луговых цветов, стекающих капель по стебелькам трав. И чем-то магическим, завораживающим.

Ида Эмеан прикоснулась к морде кобылы. Сама того не понимая, эльфка обняла голову Асии и прижалась к ней. Та лишь пыхтела ноздрями, прикрыв глаза.

* * *

Почитывая газету и покуривая изящную трубку, в кресле-качалке расположился известный, в крайне преклонных летах, профессор-коллекционер Леуболд Карлмман.

Его любимым занятием было сидеть тёплыми вечерами в своём огромном саду такого же, не менее огромного особняка, и читать различные научные статьи или книги. Покачиваясь в кресле-качалке и почитывая газету, Леуболд Карлмман попутно любил присматривать за своими внуками, бегающих на гладко выстриженной лужайке, играющих в привычные детские игры.

Увы, сегодняшняя погода нарушила его традицию. Из-за проливного дождя Леуболд Карлмман остался в своей обширной библиотеке, уставленной многофутовыми стеллажами и шкафами. Полки были забиты различными книгами, начиная от художественной литературы и заканчивая научными работами таких учёных, как Прометиций Шезлок, Алджернон Гвинкамп, Леон Оппенхойзер, Славко Атимштейн и так далее. Но главным его достоянием была книга, занимавшая в его библиотеке особое место — на специальном постаменте под бронированным стеклом.

Дверь в библиотеку распахнулась, вбежали шестилетний внук Сиджи и его двенадцатилетняя сестра Софи. Дети, как и положено, баловались, Сиджи чуть не опрокинул постамент.

— Дети! — прикрикнул на внуков Леуболд Карлмман, опустив газету. — Сколько я вам говорил: не бегать и не шалить в моей библиотеке!

— Прости, дедушка, — виновато опустила голову Софи, хватая неугомонного брата за руку. — Мы случайно.

Леуболд Карлмман ещё некоторое время одаривал внуков суровым взглядом, но быстро оттаял, так как очень их любил. С улыбкой Леуболд подозвал детей к себе и усадил младшего на колени. Девочка уселась на стул и болтала ножками.

— Дедушка, а дедушка, — Софи посмотрела на Леуболда. — А что это за книга? Та, что под стеклом. Она у тебя несколько лет, а ты так и не рассказал, о чём она?

— Это сказки, дедушка? — тут же предположил Сиджи.

— Нет, — улыбнулся Леуболд.

— Очередная научная работа... — разочарованно протянула Софи.

— Ты догадлива, моя дорогая, — он провёл морщинистой рукой по её макушке. — Это очень ценная книга ещё из того, Старого, мира. Ей по меньшей мере шесть сотен лет!

— А о чём она?

Леуболд Карлмман спустил с колен внука и хромающей походкой, опираясь на трость с навершием в виде головы змеи, подошёл к постаменту. Отперев замок, он с неимоверным благоговением взял в руки увесистую толстенную книгу. Выглядела она так, будто её только вчера отпечатали, настолько прекрасно сохранилась.

Данный, как его называл профессор Леуболд Карлмман, талмуд достался ему случайным образом. Один из его приятелей по профессорской среде выставил эту книгу на торги в аукционном доме. При всей нелюбви приятеля ко всяческому мистицизму и сверхъестественности, надо отдать ему должное, сохранил книгу в полной целости и сохранности. Самому же приятелю книга досталась от его отца, для которого данные темы были очень близки. Его отец был профессором истории и мифологии, защитил диссертацию на тему вымерших цивилизаций, наследственности генов от эльфов, коих самих считали мифом.

Сын пошёл по иной стезе, увлекшись более новыми направлениями: психологией и социологией. Он не верил в мистику и те байки, о которых писал в своей диссертации его отец, поэтому книга по данной тематике оказалась ему попросту не нужна. Выкидывать такой раритет, дорогой сердцу его покойного отца, он не решился, а попросту выставил на аукцион. Так, за немалую сумму, талмуд попал в руки Леуболда Карлммана.

— Это, дети, — Леуболд прошёл к мягкому кожаному дивану и пригласил к себе внуков, — один из тех Magnum Opus, что и по сей день является ересью.

— Что такое Magnum Opus? — переспросила Софи.

— Magnum Opus, или Opus Magnum, — Леуболд закашлялся, — означает “Великая работа”, или “Работа всей жизни”.

— Но это же обычная книга, — Софи кинула недоверчивый взгляд на кожаный переплёт.

— Нет, Софи, — покачал головой Леуболд. — Это целая научно-исследовательская работа учёного-изгоя тринадцатого века — Себастиана Кавелье. Этот Magnum Opus — «Теория Чудовищности. Люди и монстры» — принесшая его жизни одни несчастья. Сначала исключили из ректорского совета, отобрали регалии, а потом и вовсе выкинули из ныне уже не существующей Оксенфуртской академии. Он попытался продвинуть её ещё хоть где-то, но, увы. Такие работы были не нужны. Они очерняли человеческую расу. Тогда это считалось преступлением. Как, впрочем, и нередко в наши дни.

Старик сделал паузу.

— Серастиана Кавелье реабилитировали лишь на исходе шестого столетия, вернули регалии, присвоили звание Профессора и учёную степень Доктора Сверхъестественных Явлений — посмертно. Увы, ему это уже ни к чему, а место его захоронения не знает никто.

Леуболд Карлмман тяжело вздохнул. Дети слушали его рассеянно. В их юном возрасте занудное повествование старика было не столь интересно, как небылицы и сказки. Впрочем, оно было понятно.

Сын Леуболда Гюго ушёл в юриспруденцию, невестка Альтиса — бульварная писательница. Внукам была не интересна ни история, ни, уж тем более, сложная мифология. Единственный человек, который его понимал — это жена Торсана, скончавшаяся два года назад на восемьдесят первом году.

Софи и Сиджи с интересом разглядывали иллюстрации на страницах, бережно переворачиваемых дедушкой. Спрашивали об изображённых на них монстрах, чудовищах и исчезнувших расах, будь то эльфы, краснолюды или низушки, даже не читая подписи крупным шрифтом.

— А это кто?

— Это гнилец, класс — трупоеды.

— Фу-у-у! Какой отвратительный! А это?

— Это накер.

— А это что за чудище с крыльями?

— Это? — Леуболд присмотрелся к подписи. — Имперская Мантикора.

— Красивая.

— И очень опасная.

— А куда они все исчезли? — Софи вопрошающе уставилась на деда.

Леуболд попросил её подать книгу, стоящую на одной из полок. Девочка взяла её и уставилась на название. «Монструм, или Ведьмака описание».

До позднего вечера профессор и коллекционер в крайне преклонных летах Леуболд Карлмман рассказывал заинтересовавшимся внукам о ведьмаках, монстрах и тех расах, что исчезли. Как нелюди (эльфы, гномы, низушки, краснолюды) покинули этот мир, переселившись в иные, оставив утраченный людям. Как истребили последних монстров. Рассказывал легенды о чародеях, чародейках и магии, о той империи, что рухнула всего-то полтора века спустя.

Эта книга перевернула тогда всеобщее представление о сущности Мира. Сам император Эмгыр вар Эмрейс, когда ему в руки попали потрёпанные, видавшие виды сшитые листы бумаги с витиеватым почерком, лично отдал приказ на печать. Для начала в ограниченном виде, чтобы предоставить несколько экземпляров для изучения учёным. Спустя ещё год энциклопедия, так её нарёк сам император, поступила в Имперские Академии для обучения студентов.

К великому сожалению, после смерти императора Эмгыра вар Эмрейса книга вновь подверглась критике со стороны церкви и долгие столетия находилась под запретом. Но рухнувшая империя, приход Новой, а затем уже Новейшей Истории, дали энциклопедии новую жизнь, правда, в частных коллекциях. Границы нового мира расширились, изменившись до неузнаваемости. Сам мир стал совершенно иным. Более сложным.

Дожили до сего момента всего два экземпляра так до конца и непризнанного Opus Magnum'а Себастиана Кавелье — «Теория чудовищности. Люди и монстры». Один хранился в Национальном музее, другой в коллекции у Леуболда Карлммана.

Умер Леуболд Карлмман в возрасте девяноста восьми лет. Наверное, эта беседа, состоявшаяся несколько лет назад, изменила многое. Софи увлеклась мистицизмом и паранормальными явлениями и через годы напишет огромную научную работу. Сиджи поступит в академию на кафедры истории и естествознания. Всю жизнь брат с сестрой будут помнить этот вечер с дедушкой Леуболдом Клармманом, будут с благоговением беречь и изучать доставшийся от дедушки талмуд. Magnum Opus Серастиана Кавелье — «Теория чудовищности. Люди и монстры», отпечатанный в Нильфгаарде в 1280 году.