О семейной жизни и шербете (гет)

— Нет, — буркнул Виктор Васильевич, в который раз переключив канал. Неотрывно держа палец на одной из продолговатых кнопок пульта, он искал какую-нибудь мелодраму, из тех, которые постоянно крутят по выходным. — Суббота сегодня, или что?.. Валя, поди сюда!

Из кухни за стенкой справа относительно дивана, который оккупировал Виктор Васильевич, тянуло специями и чем-то жареным. На сковородке звучно шипело масло. Всё это означало только одно — Валентина Михайловна стряпает, посчитал Виктор по запаху, картошку. Так и есть.

Жена, закрывшись от посторонних звуков наушниками и оживлённой музыкой, перемешивала лопаткой картофель, уже покрывшийся хрустящей корочкой. Подошедший Виктор просто не удержался, взял вилку и незаметно — по крайней мере, ему так показалось — стащил со сковородки кусочек.

— Лепота... — протянул он и словил принахмурившийся взгляд жёнушки. Валентина Михайловна, она же Кисонька, хотя весом она была как кошка зажиточного боярина, прекратила вилять бёдрами в такт мелодии, вынула наушники и замахнула руку.

— Витенька, я просила не трогать меня, когда я у плиты, — возмущённо сказала та, скрестив руки на груди. Упущенная из внимания лопатка спокойно скатывалась с края стола, пока не очутилась на линолеуме.

— Да разве я тебя тронул? — нетрезво спросил Виктор Васильевич. На диване, где он несколькими минутами ранее листал телеканалы, лежала зелёная бутылка из-под пива. Как-то раз супруг Валентины, возвращаясь домой из "Пятёрочки", бормотал: "На Зелёной улице и зелёных бутылок порядочно". Что правда, то правда — особенно зимой из сугробов в больших количествах торчали осколки зелёного стекла, а на стенах домов висят таблички с адресами, говорящими, что строение имеет такой-то номер по улице Зелёной. Тем временем между парой завязался спор:

— Валька, раз жалуешься, какого чёрта ещё мне готовишь?

— Я даже жалуюсь не на то, что ты лезешь, а на то, что пьёшь! — вспылила Валентина в ответ. — Пятый год подряд с момента, как обвенчались мы, нет поры, когда я бы тебя не видела в обнимку с бутылкой или шатающимся на ходу! Вон, месяц после годовщины прошёл, и неужто тебе питья с праздничного ужина не хватило? Не для этого ты ребёнка пять лет назад удочерил! Стыдно, Витя!

— Уж не знаю, что похлеще: пьяница или старая бурда, — выплюнул Виктор Васильевич, одёрнув на себе белую майку без рукавов, заляпанную жёлтыми пятнами с явным запахом спиртного. — А ребёнок-то что? Санька взрослая, не жалуется.

— Мам, пап, — донеслось с порога. Виктор посмотрел в сторону приёмной дочери равнодушным взглядом, а Валентина, сняв с конфорки сковородку, поспешила к тринадцатилетней Александре, принёсшей тяжёлый пакет, — я всё купила. Вот карточка, — дочка достала из кармана жёлтой дутой куртки чёрную пластиковую карту.

— Сколько потратила? — пробасила Валя, забирая сумку с продуктами.

— Пятьсот пятьдесят с чем-то, — хрипло откликнулась Саша. — И, может, нам начать брать большие мешки сахара? Маленькие заканчиваются, неделя не проходит!

— А доносить будешь? — крикнул Виктор, постукивая вилкой по столешнице. — Непонятно, как ты, худышка, портфель носишь, и про килограммовые мешки заикаешься! Фасоль есть?

Ужин семьи, состоящей из четы Бондаревых и некогда сиротливой девочки Миловановой, включал в себя жареную картошку с консервированной фасолью и чай со множеством сладостей, которых, любила подмечать Саша, было в холодильнике больше прочего съестного. Мама любила пить горячие напитки с чем-нибудь сахарным, калорийным, отчего, походу, её с горем пополам выдерживали весы.

— Овсяное? — пробормотали хором супруги, глядя на пачку овсяного печенья. Завершил Виктор:

— Другого не было? Шоколадного, например?

— Ага, — зевнула Саша, разливая кипяток по чашкам. — Кому побольше, кому поменьше?

— Как хочешь, — фыркнул отчим.

На обеденном столе почти вплотную к стене стояла семейная фотография в посеребрённой овальной раме. Бондаревы, обнявшись, натянуто улыбались в объектив. На Викторе был строгий синий пиджак — небо и земля по сравнению с майкой-алкоголичкой и спортивными штанами. Валентина приоделась в красное платье с рюшами, что уж точно смотрелось получше ночной рубашки и трико под ней, надетыми нынче. Саша — тогда ей было десять — была в опрятненькой белой блузке, трикотажной жилетке и синей юбке до колен. На ногах блестели носы новых красных туфелек. Ещё не крашеные тогда русые волосы отливали золотистым.

За минувшие после фотографии три года Саша сильно вытянулась в росте, обогнав родителей на пол-головы. Натуральный цвет волос приелся ей ровно тогда, когда она прочитала от книги до книги "Сумеречных охотников", подаренных дядей по линии Виктора Васильевича из Москвы, и начала неоднократно представлять себя в образе главной героини. В скором времени мама разрешила по её мнению благородный светло-русый оттенок сменить медно-рыжим.

— Та-ак, я не поняла-а, — раздался голос Валентины Михайловной. — Саня, а шербет?

"Вот блин", — пронеслось у Саши. Рука скользнула в задний карман на джинсах и нащупала бумажку — список покупок. Чек это попросту не может быть — Милованова на чеки чихать хотела, как на упрёки учителей за яркий цвет волос, и к коллекционерам их в карманах себя не причисляла. В отличие от отчима, к которому как полезешь в куртку, тут же шуршит чековая бумага.

— Мама, я где-то уронила список, извини, — попыталась выкрутиться Саша, но Валентина сразу нашла возражение:

— Тогда чего по карманам шаришь? Если честно, забыла?

— О, сдался он тебе, — Саня подразумевала шербет. — По-моему, дрянь полнейшая.

Родители, перебивая друг друга, напомнили ей, как она обожала эту восточную сладость в начальной школе, брала сливочную посадку с орехами полоска за полоской — иначе мама его не нарезала.

"Я же его брала, помню..." — осенило Сашу. Сто пудов, пакет где-то снизу порвался, и брикетик шербета благополучно из него вылетел.

— Так и быть, сходи за ещё одним, — попросил Виктор, протягивая Миловановой карточку жены, так и не убранную ею в кошелёк.

— Двумя, — вставила Валентина, вешая фартук на настенный крючок возле раковины. — Думаю, как обычно, пять минут — и на вторую порцию потянет.

Наспех одевшись, что выдавала шапка набекрень, Саша вышла из квартиры. Возле соседней двери сидела соседская кошка, обладательница серого окраса в чёрную полоску по имени Анфиса. Увидев знакомое лицо, она потёрлась о Сашины ноги. Раньше она, не воспринимая девочку тепло, предпочитала драть штанины когтями.

— И тебе привет, — по привычке бросила Саша, уже сбегая по лестнице. Преимущество жилья на втором этаже очевидно: ноги не отсохнут, пока поднимешься или спустишься. Лифта нет, пятиэтажка. Недостаток, как же без него, тоже был: если ночью приезжала скорая, огни на крыше машины обязательно добивали до окна.

Лишь Саша покинула подъезд, лицо обдало свежим воздухом. Дорога Зелёной улицы изредка шумела. Окраина подмосковного городка, на людей райончик небогат. Если проедут какие-то автомобили, то, ясное дело, "Мейбах" среди них случайно не окажется. Через проезжую часть располагалась "Пятёрочка". Основная масса района закупалась именно там. Имелся и "Магнит", однако, Саше идти до него было подольше.

Шербет, находившийся в магазине рядом с халвой и козинаками, долго искать не пришлось. Очередь на кассе образовалась из трёх человек, однако, покупки у тех были небольшими. Кто взял огурцы с помидорами на развес и сметану, кто — батон хлеба, а мужик, стоящий перед Сашей, решил побаловать себя пачкой сигарет. Знакомым он ей показался, кажется, проживал в одной из ближайших хрущёвок.

Но стоило вставить карту и ввести пин-код, Саша оторопела: на экране аппарата светилась надпись "На карте недостаточно средств".

— Отмените покупку, пожалуйста, — насупившись, прошептала Милованова. Кассирша, вздёрнув нос, за то взялась, а покупательница, не бросая взглядов за плечо, утопала из "Пятёрочки". "Ладно, бывало и похуже. Подумаешь — шербет профукала". Всё по причине, что жить семье приходилось на займы у родственников Бондаревых, большая часть из которых всё ещё не возвращена.

Дома был громко включён телевизор, светя на всю гостиную, не озарённую светом ламп в люстре. Виктор и Валентина задремали в объятиях, мерно сопя, под мелодраму, подходящую к концу.

"Наутро у них ничего не останется в голове про несчастный шербет, — про себя усмехнулась Саша. — Эх, и домашки задали выше крыши!.. И алгебра, будь она неладна... Была не была!"