Сказочная прогулка (джен)

— Опять за свой комп засела? — из задумчивости Машу вывел не слишком-то вежливый тычок в спину и, обернувшись, она увидела Женьку — свою самую закадычную подружку, которая незамеченной вошла в комнату и теперь самым грубейшим образом давала понять хозяйке, что вообще-то у неё гостья и надо бы обратить на неё внимание. — Согнулась вся, скрючилась... Мордочка лица бледная, глазки красненькие, того и гляди, горб вырастет... аж бесишь меня, до того на тебя глядеть противно! Так, всё! Завтра ты, я и Шурик — все мы идём на пикник в лес!

— Какой ещё пикник? — устало спросила Маша, с тоской понимая, что рыжая прилипала так просто не отвяжется. — У меня завтра выходной, я планировала поспать подольше, потом ещё надо закончить проект... Мне его сдавать через три дня, а ещё и половины не сделано!

— Вот на пикнике и отдохнёшь, а после свежего воздуха, глядишь, и мозги заработают в полную силу, — убеждённо сказала Женька. — Так, завтра в восемь выходим, я позвоню заранее, а ты пока подготовься — продукты там, аптечка... И не думай, что я переменю своё решение! Так, ладно... тебя я предупредила, теперь надо Шурика порадовать. Чао!

...В поход (или на пикник — называйте это путешествие так, как вам угодно) друзья собирались уже давно, да вот только ноги никак не доходили. Но вот наконец-то выпали свободные денёчки, сопровождаемые, как на грех, хорошей погодой, и Евгения тут же зажглась мыслью устроить всем "свежий воздух".

— Хватит всех этих охот на виртуальную и не очень нечисть! — вдохновенно вещала она. — Посмотрите на себя — глаза впавшие, морды бледные... Уже и не поймёшь, кто передо мной — живой человек или зомбяка из компьютерной игры. Так, еды берите с собой побольше — на воздухе аппетит знаете, как разыгрывается! Спальные мешки тоже не забудьте — идём с ночёвкой... В общем, берите всё самое необходимое!

Этот разговор произошёл вчера, а сегодня с утра Женька опять обзвонила всех и раз десять напомнила, что сегодня намечается важнейшее мероприятие...

...Надоедливо затрезвонил телефон, но Маша брать его не стала, а кое-как взвалила свой рюкзачок на плечи и вышла на улицу. Там как ни в чём не бывало стояла Женька и сосредоточенно тыкала пальцем в экран сотового.

— А, вышла наконец? — невинным голосом спросила она. — Вот и ладушки... Пошли за Шуриком?

* * *

Лес встретил всех тишиной и приятной прохладой. Шурик вздохнул, потянулся, и только собрался было сбросить с плеч поднадоевший уже рюкзак, но Евгения решительно воспротивилась:

— Нет, пойдём дальше!

— А чем тебе это место не нравится? — удивился Шурик. — Смотри, какой вид — поля, дорога...

— Вот именно — дорога! Машины будут мотаться туда-сюда, выхлопные газы, то да сё... Мы что, алкаши какие-нибудь?

— При чём здесь алка... — начала было Маша, но Женька так сверкнула глазами, что стало ясно — лучше не возникать... Если уж её подружка решила сделать доброе дело, то всё — жертва её филантропости получит по полной программе и лучше этому не сопротивляться, иначе будет только хуже. Отблагодетельствует так, что только рожки да ножки останутся!

Друзья заходили в лес всё дальше и дальше, и сам он постепенно становился всё гуще и гуще... Шурик со всего размаху стукнулся ногой о корень дерева и от боли очень "культурно" выразился.

— Всё, хватит! — решительно сказала Маша и бросила свой рюкзак на мягкую траву. — Теперь и дороги не видно, и выхлопные газы не чувствуются... Привал?

— Ладно уж... — милостиво кивнула головой Евгения. — Интересно, а я и не подозревала, что наш лес такой густой... и старый...

Что-то в её голосе Машу удивило. Подняв голову, она осмотрелась и поняла, что Женька, как ни странно, права: со всех сторон их обступали высоченные деревья в три обхвата — замшелые, с грубой морщинистой корой... Кроны их были густыми-густыми и так сплелись между собой, что лучи солнца пробивались сквозь них с огромным трудом...

— Реликтовый лес! — восхищённо вздохнул Шурик. — Старый, очень старый...

— Окстись! — толкнула его в бок Женька. — Откуда здесь может быть старый лес? Ему от силы лет тридцать! Разве это реликт?

— Не веришь мне — посмотри сама! И вообще, чем спорить, лучше бы подумала, как мы отсюда будем выбираться!

— Как будем выбираться... Как обычно! Откуда пришли, туда и назад пойдём! Кстати, а кто-нибудь заметил, откуда мы пришли?

Ответом было скорбное молчание.

— Класс! Просто класс! — всплеснула руками Евгения. — Я, значит, организую наш поход, тружусь аки пчела и хоть бы одна зараза помогла мне! И что мы теперь будем делать?!

— У меня компас есть... — виновато сказал Шурик.

— Вот и прилепи его себе на лоб! Компас у него есть... От него только тогда польза бывает, когда знаешь, в какой стороне расположен объект поиска! Ну, и кто знает, на севере или не юге находится наш городок?! Чего сопишь?!!

Последняя фраза предназначалась Маше, которая подняла голову и сосредоточенно к чему-то принюхивалась.

— Дымом пахнет! — наконец сказала та. — Может, какие-то туристы...

— Вот у них дорогу и спросим! За мной и не отставать!

Они с утроенной силой рванули в ту сторону, откуда, по мнению Маши, и тянуло дымком и вскоре наткнулись на кучу сваленных друг на друга деревьев, Кое-как вскарабкались на самый верх, глянули на расстилающийся перед ними вид и... замерли.

Сразу от самого подножия кучи-малы из поваленных деревьев, начиналась чистая, словно выкошенная лесная полянка, а прямо посреди неё стояла, крепко впившись острыми загнутыми, прямо-таки орлиными когтями... избушка на курьих ножках. Ножки были крепкие, ляжистые, покрытые серым пухом... Н-да, не хотелось бы встретиться с такой курочкой, если бы она существовала на самом деле... Затопчет и не заметит! Крыша бревенчатой избушки была покрыта старой слежавшейся соломой, из которой торчала обмазанная потрескавшейся глиной труба, которая испускала из себя дымок.

— Обалдеть! — восторженно прошептал Шурик. — Она, что, настоящая?

— Откуда? — пожала плечами Евгения. — Скорее всего, здесь когда-то снимали киносказку, вот декорации и остались... Да ты сам посуди, разве могут существовать такие большие окорочка?

Со стороны избушки послышался странный звук, очень похожий на сердитое кудахтанье.

— Не зли её! — прошептала Маша. — А то ка-ак лягнёт!

— Глупости! — фыркнула Женька и, спрыгнув с деревьев, решительно направилась к избушке, которая пару раз тревожно переступила своими курьими ножками и склонила набок крышу — точно присматривалась к новоявленной агрессорше. — Ну, сами посудите, что мне может сделать этот киносъёмочный реквизи-ит...

Последнее слово она уже "пропела", летя в воздухе птицей небесной в сторону каких-то кустов.

— Крапива... — сочувственно вздохнула Маша и последовавший за её словами визг подтвердил, что она была очень даже права.

— Жень, ты там живая? — хихикнул Шурик.

— Подойди и сам узнаешь... — мрачно прогудело из самой гущи крапивного окружения. Маша и Шурик торопливо спустились вниз, на почтительном расстоянии обогнули нервно пританцовывающие куриные ножки и подошли к Женьке, которая к этому времени уже успела выползти из кустов и выглядела так, словно её атаковала пчелиная стая: на всей физиономии и на руках один к одному лепились волдыри — последствия крайне неудачного полёта...

— У, зараза... — погрозила она кулаком и, шмыгнув носом, топнула ногой. — А ну, избушка на курьих ножках, встань к нам передом, а к лесу задом!

Избушка недоумённо повела вокруг подслеповатым окошком, переступила морщинистыми ногами и кудахтнула. Её, бедную, можно было понять — незваные гости стояли вокруг неё полукругом и откуда бедному сказочному строению было знать, к кому именно из нас передом поворачиваться?

— Окстись, Евгения! Не проще ли самим обойти?

— А пусть не выпендривается! Тоже мне, мечта птицефабрики... Бройлер-переросток!

"Бройлер" шаркнул когтистой лапой, чуть присел и, без предупреждения — как Гитлер двадцать второго июня без пяти четыре утра — пошёл в атаку.

— М-мама! — взвизгнула Женька и лишь каким-то чудом увернулась от мелькнувшей в воздухе куриной ножки. Избушка воинственно закудахтала и стала нарезать по поляне круги, пытаясь догнать свою обидчицу с плохо скрываемыми намерениями сделать из той коврик для занятия йогой. Обидчица бегала тоже, визжала, и дать затоптать себя ну никак не соглашалась... Положил конец этому марафонскому бегу скрипучий старческий голос:

— Охтиньки мне, что это за безобразие?!! А ну, изба, стой!

Приказ был выполнен незамедлительно. Избушка на курьих ножках, в последний раз топнув ногой, замерла, предварительно повернувшись к путникам покосившимся навесом над дверью, сбитой из потемневших от времени досок. Только сейчас те догадались обернуться и увидели невысокую, сгорбленную от старости бабульку в застиранном, выцветшем от времени сарафане. В руках бабуля сжимала длинную метлу, воинственно топорощившуюся чёрными прутьями, локоточком опиралась на старую же, потрескавшуюся ступу. Физиономия у одинокой пенсионерки тоже была весьма примечательной: личико в обрамлении серо-голубого платка и седых волос было маленькое-маленькое, морщинистое, словно печёное яблочко... К слову сказать, по цвету от этого самого печёного яблочка оно не слишком-то и отличалось... Чёрные, неожиданно молодые и живые, глазки бойко посверкивали из окружающих их морщин... Но самым выдающимся в этом лице был нос. Он так грациозно загибался вниз своим кончиком, что встречался с подбородком, который так же изящно загибался вверх.

Бабуля некоторое время сверлила путников подозрительным взором, точно секьюрити а отставке, потом втянула крючковатым носом воздух, открыла рот, в котором сверкнул кривой зуб и задумчиво произнесла:

— Ф-фу, ф-фу, русским духом запахло! Уж сколько лет здесь живу, а ни один путник сюда не хаживал и вот, пожалуйста — сразу трое... Вы чего же над старушкой-избушкой глумитесь-то, охальники?

— Она сама хороша! — буркнула Евгения, почёсывая крапивные укусы. — Распиналась тут, мечта диетологов...

— И что мне с вами делать? — бабка почесала свой изящный носик. — Просто отпустить? Так слух пойдёт, что Яга совсем расчувствовалась — путников выпроваживает на все четыре стороны...

— Так вы... Баба-Яга?! — взвизгнул от восторга Шурик. — Вот это да! Никогда бы не подумал, что...

Баба-Яга покосилась на него, втянула ноздрёй воздух и укоризненно сказала:

— Не след добру молодцу душиться аки девица красная и ужимки её перенимать! И как такое есть? Добро бы вьюноша смелый со взором горящим, а тут непонятно что... Тьфу!

— А вы что, людей едите?!

— Дураков только, которые сами на лопату садятся и в печь лезут... И что я с вами разговариваю? Были бы вы Иванами-царевичами, я бы печь растопила, баньку приготовила, вас попарила, накормила-напоила, спать уложила, а утром и совет дала... Но вы-то кто? Люди незваные-неведомые, в срамные одеяния облачённые! И девицы-то, как видно, непутёвые... Волосья короткие, платков нету... Тьфу, срамота!

— Не шуми, Бабуля-Ягуля! — умильно сказал Шурик. — Мы ведь люди не плохие! Ты бы нас в гости зазвала, чайком побаловала, а там и разговор бы сам собой завязался...

— В гости, говоришь? — Баба-Яга поправила платок на голове, сунула метлу в ступу, щёлкнула пальцами — та, подлетев к избе, исчезла в окошке чердака — и, ковыляя, направилась к двери. Со скрипом распахнула её, оглянулась на друзей и широко улыбнулась:

— Заходите уж, гостьюшки дорогие!

Чай Баба-Яга сделала исключительный — густой, ароматный... Чудо, а не чай!

— Бабушка, а откуда он у вас? — полюбопытствовала Евгения, которой Баба-Яга дала какой-то мази — унять крапивный зуд. — Вроде бы цейлонский, но я не уверена...

— Натуральный, индийский! — с гордостью ответила бабка. — Гусей-лебедей посылаю за ним, уж очень люблю себя побаловать...

— Гусей-лебедей? — удивился Шурик. — А разве они не воруют детей?

— Это кто ж тебе такое сказал? — строго спросила вмиг посуровевшая Баба-Яга. — Машка, что ли? Так она сама за братцем не уследила, когда родители в город уехали, ускакала за деревню с подружками играть — вот и все дела! Да ты на гусей с лебедями-то посмотри: какие из них похитители младенцев? Они же не орлы горные, чтобы эдакую тяжесть в лапах поднимать!

— А в сказке...

— Тьфу, вот зануда навязался на мою голову! Говорю тебе, никто этого Ванечку не похищал, он сам в лес забрёл да на мою избушку набрёл. Машка-то его уже под вечер спохватилась, глянь — а братца-то и нет! По лесу бегала, аукала... Это я её встретила и братца из рук в руки передала да пожурила, чтоб впредь больше так не делала. Коли доверили тебе брата, так и будь добра — следи за ним!

— А она что?

— Что, что... Разве от людей благодарности дождёшься? Взяла она братца за руку и домой поскакала, а дома-то уже родители — раньше приехали. Вот она и наплела матушке с батюшкой, что Ваничку злые гуси-лебеди унесли по приказу Бабы-Яги, а она смело его вызволять отправилась! Наврала, паршивка такая, что я малое дитя съесть хотела, да и на неё покушалась... Да кому она нужна-то?! Тощая косёнка да сарафан — больше и смотреть-то не на что!

— И родители поверили?

— Нет, конечно. Они её за химки взяли и ко мне приволокли, а я всю правду как есть и рассказала... Выпороли её да гостинцы, которые из города привезли, отобрали — вот и вся сказка!

— Поделом ей! — сказала Женька. — Бабушка Яга, скажи, а это правда, что бывают молочная река с кисельными берегами и говорящие яблоня с печкой?

— Бывают, как же им не быть, только есть это пирожки я тебе не советую, так как печь стара стала и за печевом своим не очень-то и следит — то подгорит оно у неё, то недопечётся... Яблоня же совсем одичала до того, что и не подходи к ней — ветвями хлещется, всех подозревает на покушение на свои наливные яблочки. А яблоки-то — тьфу! — одна кислятина, только оскомину набьёшь.

— А кисельные берега и молочная река? — печально спросила Евгения, на глазах у которой рушились идеалы её детства.

— Вот там-то всё вполне съедобно. Только, скажи на милость, кто будет пить из речки, в которую всякая дрянь попадает? Да и кисель овсяный, совсем несладкий...

Вот так, за разговорами, и прошёл целый день. Поужинали друзья своими припасами да бабкиной варёной картошкой, которая была чудо как вкусна... Баба-Яга, изрядно наскучавшаяся без собеседников, уговорила их остаться у неё переночевать, и предложение было принято с восторгом.

...Утром друзей разбудил божественный аромат свежеиспечённых ватрушек. Баба-Яга, вставшая ни свет, ни заря, хлопотала у печи, доставая оттуда то противень с выпечкой, то горшок с похлёбкой. Самовар уже пыхтел на столе, приглашая всех к утреннему чаепитию.

Ватрушки все уплетали за обе щёки. Бабка больше налегала на шоколадные конфеты да вафли, которые захватила с собой Женька.

— Уж больно давно эдакой сласти не пробовала! — сказала она, словно оправдываясь. — Малинка да земляника тоже, конечно, хороши, но много чая с ними не попьёшь, да и пока дождёшься, когда они созреют...

Маша усмехнулась, подтянула к себе за лямки рюкзак и вынула из него бо-ольшой кулёк с шоколадными конфетами.

— Это тебе, бабуля, за хлеб-соль! Посластишься малость...

— И куда же вы направляетесь? — спросила Баба-Яга, когда завтрак всё-таки закончился. — По делу куда, али так, безо всякой пользы блуждаете?

— Просто так, отдохнуть в лесу решили! Собрались в простой поход, а тут, оказывается, такое творится!

— Ну, отдых — дело хорошее... Только, чтобы вы ног зазря себе не сбивали, подарю-ка я вам ковёр-самолёт! Были у меня, правда, и сапоги-скороходы, да один сапог мышь изгрызла, в дырявый лапоть превратила... А от одного сапога какая польза? Вон, намедни сынок царя Гороха надел один сапог семимильный...

— И что?

— А ничего. Половина царевича где-то там, за семь миль очутилась, а вторая половина здесь теперь разгуливает, добрых людей пугает!

Воркуя о том, о сём, Баба-Яга с помощью Шурика открыла сундук и вынула оттуда свёрнутый ковёр-самолёт, от которого исходил просто убойный запах нафталина, который моментально изгнал из избы аромат ватрушек и нагло воцарился сам. Ковёр расстелили на полу, причём обнаружилось, что он старый, потёртый и изрядно траченный молью... Баба-Яга достала откуда-то из угла веник, тщательно обмела ковёр и хлопнула в ладоши. Бахрома по краям тканого летсредства затрепетала, ковёр-самолёт чуть-чуть приподнялся над полом... и опустился вновь, всем своим видом показывая, что трудиться не намерен.

— Да я из тебя ковриков для порога нарежу! — вознегодовала бабка. — Выбирай — или полетишь, или...

— Не надо, не трогай его, бабушка! — попросила Евгения, с некоторой тревогой наблюдая за весьма сомнительными манипуляциями ковра. — Мы уж как-нибудь сами, пешочком... и для здоровья полезно!

— И то верно! — успокоилась Баба-Яга, ещё раз пнула для острастки ковёр, вновь свернула его и убрала в сундук. — Что же вам дать-то? Гусли-самогуды? Шапку-невидимку? Так вас много, а какая же польза, если только один незрим будет?

— А волшебная палочка у вас есть?

— Палочки ты у фей спрашивай! — сердито засопела Яга. — Только всё это волшебство — одна блажь для дурочек влюблённых. Взять хотя бы Золушку...

— И Золушка здесь есть?! — изумилась Женька. — Ни фига ж себе...

— Есть, как же ей не быть. Она была незаконнорожденной дочкой одного из бояр, и тот из милости взял её в дом — чтобы воспитывалась вместе с его двумя законными дочерьми. Потом боярин умер, а вдова быстренько отправила "дочку" на кухню — ну, не выгонять же сироту? К слову сказать, Золушка особым усердием не отличалась, да и аккуратностью тоже — вечно ходила вся замурзанная, нечёсаная... Правда, пыль в глаза красоте её и уму, хотя ни тем, ни другим не отличалась. На беду встретилась на её пути фея, которая прониклась жалостью к сиротке и пообещала помочь всем, что только в её силах.

— И помогла?

— Ты послушай дальше, лапушка! — уселась поудобнее Баба-Яга, довольная тем, что её так внимательно слушают. — Дней через десять объявляет наш царь, что решил-таки он женить своего сыночка и устраивает смотрины, на которые должны явиться все незамужние девицы его царства!

— Это какого же сына он решил женить? Того... половинчатого?

— Не-ет, то средний был! А у царя сыновей вообще-то трое... Так вот, Золушка и решила, что царевич непременно должен жениться именно на ней. И ведь не дура — за простого крестьянина идти не хочет, даром, что сама не благородных кровей! Так вот, дождалась она, пока мачеха со своими дочерьми в карете укатят в царский терем, побежала к фее и та наколдовала ей платье, златом да алмазами расшитое, туфли самоцветные, мышей в лошадей превратила, а тыкву...

— В карету! — хором закончили друзья.

— Ай, молодцы, угадали! И наказала ей фея, чтобы Золушка ещё до двенадцати ушла со смотрин, иначе всё её богатство в мусор прежний обратится, потому как волшебство фей всего лишь кратковременный морок, который дольше полуночи просуществовать не может... Только вся эта затея с самого начала глупостью оказалась.

— Почему?

— А потому, что хоть мыши и стали лошадьми — рысаками благородными, но душа-то у них так и осталась мышиная — её ведь не изменишь! Чуть какой кот у дороги покажется — они в панику, ржут, на задних ногах скачут, на карету карабкаются... С горем пополам прибыла Золушка на смотрины да как раз на пляски поспела. Увидел её царевич и в тот же миг влюбился. Вот, говорит он ей, встретил я тебя, красна девица, и никто мне больше не нужен! Выходи за меня, мол... У Золушки от радости все слова феи из головы и повыскакивали. Очнулась она только тогда, когда часы двенадцать бить начали, кинулась к воротам, залезла в карету... а тут и двенадцатый удар прозвучал! Карета-то в тыкву и превратилась!

Евгения прыснула, представив себе эту красочную сцену.

— Вот именно! — покивала головой бабка. — Зрелище было ещё то — стоит на дороге перед теремом царским огромная тыква, а из неё торчат две ноги девичьи и дрыгаются, дрыгаются... Ну, какой же царевич после эдакого-то сраму на такой дурёхе-замарашке женится? Вот и вернулась Золушка домой и больше — ни-ни! Ну так как, хотите теперь фей наведать?

— Бабушка, а Спящая красавица у вас есть? — спросила Маша.

— Настасья, что ль? Есть, как же ей не быть... Только она уже давно не Спящая, а замужняя и с детьми. Добилась-таки своего — вышла за боярина Собакина, хоть родители и против были...

— Ладно, бабушка, хорошо с вами сидеть, да только пора нам в путь-дорогу! — хлопнула себя по коленям Женька. — Спасибо за то, что накормила да спать уложила!

— Да не за что, милая моя! — довольно улыбнулась Баба-Яга. — Если будете ещё в наших краях — милости просим! А пока провожу вас...

Друзья вышли из избушки на курьих ножках и остановились, не зная, в какую же сторону идти.

— Прямо пойдёте — набредёте на дуб столетний, златой цепью перевитый, по ней ещё кот учёный ходит... Налево направитесь, так увидите замок Кощея, где он свои сокровища держит. Направо решите свернуть — к пруду Водяного попадёте. Он там цельные дни с русалками плещется... Смотрите, только не подходите к ним близко, а то до смерти защекочут! Май, к счастью, давно прошёл и "зелёная неделя" тоже, так что у русалок сейчас большой силы на земле нет... Но хор их послушаете. Скатертью дорога!

Попрощавшись с гостеприимной бабкой, путешественники направили свои стопы прямо в ту сторону, где, по словам Бабы-Яги, находился "дуб столетний, златой цепью перевитый".

— Ой ты, гой еси, добрый молодец! — начала Евгения, обращаясь к Шурику.

— Ты чего, Женька?!

— Тьфу, заслушалась бабку... А на фига нам кот учёный? Может, прямо к Кощею нагрянем, экспроприируем у него часть накоплений в нашу пользу?

— А подвалы-то у него глубокие, а цепи-то у него крепкие, а стража-то у него недремлющая! Жень, тебе что, делать нечего? В темнице захотелось почахнуть? Думаешь, Кощей вот так просто со своими накоплениями расстанется?

— И то верно... Блин, и где этот дуб столетний? Идём-идём, а его всё нет!

Шмяк! Кроссовок зануды в ту же минуту со всего размаха вляпался в тинистую лужу.

— А-а-а-а!!! — взревела Евгения вне себя от ярости. — Откуда здесь озерко?! Баба-Яга ничего про него не говорила!

— А это и не озерко, а просто очень большая лужа, — спокойно поправил её Шурик. — Даже оч-чень большая...

Лужа (или озерко — кому как нравится) было затянуто плотным покрывалом тины, среди которой кое-где виднелись листья водяной кувшинки. На одном, самом крупном листе сидела упитанная лягушка и, сжимая в лапах золотую стрелу, умильными глазами смотрела на нас.

— Царевна-лягушка! — восхищённо ахнул Шурик. Лягушка это услышала и, чарующе квакнув, нежным голосом произнесла:

— Здравствуй, мой суженый!

— Что? Э нет, царевна, вы меня с кем-то спутали! Я не Иван и не царевич и из лука я не стрелял, да и стрелять-то не умею! — поспешил откреститься "суженый" от навязываемого ему не слишком-то желательного знакомства с целью создать новую ячейку общества. — Какой из меня принц?

— Тьфу, спутала... — вздохнула царевна-лягушка и, положив стрелу рядом с собой, подбоченилась. — Тогда чего приперлись?

— А мы просто так, мимо идём!

— Мимо они идут... Ходят тут всякие, женихов порядочных мне распугивают! А ну, мамки-няньки, гоните незваных гостей взашей!

Тина заколыхалась и на берег начали выскакивать здоровенные лягушки с миниатюрными автоматами "Калашникова" наперевес и явно недружелюбными намерениями... Не знаю, чем бы всё это закончилось, но внезапно позади раздался робкий юношеский голос:

— Лягушка-квакушка, отдай мою стрелу!

Словно по волшебству всё мгновенно преобразилось: автоматы из лап бородавчатых мамок-нянек исчезли со сказочной быстротой, а сами они расположились на листьях кувшинок и запели словно хор Турецкого. Царевна-лягушка обняла стрелу, сделала задумчиво-вдохновенный вид и томно квакнула. Друзья обернулись и увидели невысокого худенького пацана в расшитом золотом кафтане, шапке набекрень и с луком в руках. Пацан топтался у самого края болотца, и было совершенно ясно, что стрелы ему жалко, что жениться он не хочет и что он очень-очень не любит представителей земноводных, к коим и относилась Царевна-лягушка.

— Царевич, что ли? — поинтересовалась Евгения. Паренёк пару раз переступил худыми ногами в сафьяновых сапожках и, тяжело вздохнув, кивнул:

— Царевич... Царя Гороха сын. Младший...

— Оно и видно... — вполголоса пробормотал Шурик. Женька пихнула его в бок острым локотком и лисьим голоском спросила:

— Из лука стрелял, не иначе?

— Из него самого. Повелел мне батюшка, чтобы я себе невесту сыскал, потому как скучно ему сейчас, хочет внучат малых поняньчить...

— А что же он тебя-то заставляет? Ведь есть и старший, и средний братья... Пусть вот они и отдуваются!

— Не получится! — совсем закручинился царевич. — Средний брат мой разделился на две части и теперь так и ходит — левая сторона где-то за тридевять земель, а правая тут... Ну какой, скажите на милость, из него отец семейства? Старший теперь в каждой девице видит голодранку вроде той, что намедни на смотринах в тыкве вдруг очутилась... Вот и пришлось мне брать лук тугой и пускать стрелу калёную...

— Эй, вы так и будете здесь маячить, мне жениха отпугивать? — вмешалась Царевна-лягушка, которой изрядно поднадоела вся эта трепотня. — Я что, зря здесь, что ли, мокну?

— А ведь и правда! — хихикнула Маша. — Вот, царевич, познакомься — твоя суженая!

Глаза бедного царевича округлились и он даже стал смахивать чем-то на навязывавшуюся ему невесту — такой же зелёненький и пучеглазенький.

— Н-не... не может быть! — заикаясь, пробормотал он. — Только не это!

— Стрела твоя? — грозно спросила Царевна-лягушка.

— М-моя...

— Ты её пускал, чтобы невесту найти?

— Д-да...

— Батюшка твой приказал, чтобы ты женился на той, к которой твоя стрела попадёт в руки?

— Ага...

— Ну, так иди ко мне, милый мой — твоё счастье совсем рядом!

Ошарашенный царевич протянул руки и лягушка, зажав во рту стрелу, эдакой Волочковой взлетела с листа кувшинки прямо в ладони новоявленного жениха и, удовлетворённо квакнув, устроилась на них поудобнее.

— Пошли теперь к батюшке твоему, пусть с будущей сношенькой познакомится! — ласково квакнула она и "счастливая" пара удалилась прочь, вскоре исчезнув за толстыми стволами деревьев... Тут же ряска на поверхности пруда заколыхалась вновь и на освободившийся лист кувшинки выбралась ещё одна лягушка — точь-в-точь первая и с такой же стрелой в лапе.

— Ни фига ж себе! — присвистнул Шурик. — У вас тут прямо конвейер какой-то из Царевен-лягушек!

— А чего ты хочешь, если у батюшки с матушкой нас десять дочерей? Вот и приходится по очереди вылезать на этот лист и ждать, ждать... пока какой-нибудь лох не клюнет! — сварливо сказала Царевна-лягушка номер два и тут же оживилась. — Ты, добрый молодец, случаем, не царевич?

— Нет, не царевич я... Да-а, вот это семейный подряд, я понимаю... Скажи, а неужели же эти все женихи такие дураки, что не в состоянии отличить своей стрелы от чужой?

— Не-а, царские стрелы все однотипные — золочёные, с золотым наконечником и павлиньим пером. Встречаются иногда, правда, оригиналы, что самодельные стрелы пускают, но таких, к счастью, мало...

Попрощавшись с лягушкой-самосвахой, Шурик повернул направо, огибая озерцо, и Маша с Женькой гуськом последовали за ним.

— А вот и дуб, цепью перевитый! — внезапно воскликнула Женька, показывая куда-то вперёд. — Только кота почему-то не видно...

Кот и в самом деле отсутствовал... зато вместо него по толстенной золотой цепи бродил печального вида серый косматый козёл, который задумчиво пожёвывал травинку, кончик которой торчал у него изо рта, постепенно втягиваясь внутрь.

— Это что же за сказка такая? — растерянно спросила Маша. — Вроде у Пушкина сказано: "И днём, и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом...". Кот ходить должен! При чём здесь козёл? Какой графоман накалякал?!

— А испей водички из этой чашки, тогда всё поймёшь! — раздался сверху мелодичный голос, и среди густых ветвей показалось хмурое личико русалки.

— Это что же, значит, это кот в козла превратился?!

— Угадали! — хмыкнула русалочка, ловко подтягиваясь на руках и усаживаясь на самый толстый сук и свешивая вниз сверкающий изумрудной чешуёй рыбий хвост. — Одна только польза от этого превращения — перестал песни по ночам горланить, а то как налакается валерьянки, то всё — туши свет, бросай гранату! И главное, пел бы русские народные, а то вопил одну попсу — то Билана, то Родригеза, а позавчера Киркорова исполнять начал...

— У вас, что, тут радио работает?!

— Не знаю, что такое это радио ваше... Это всё цепь златая — попросишь её, допустим, узнать, какие новые песни сейчас на свете популярны, она и начинает своими звеньями музыку да слова вызванивать. Иной раз и имя исполнителя подскажет... Раньше кот учёный всё больше "Песняры" слушал, да Софию Ротару, а теперь...

— А как же сказки?

— Сказки ещё терпеть можно. Только пять дней назад закончили слушать седьмую часть "Гарри Поттера". Интересно-то как было...

— Но как же он в козла превратился? — не дослушав русалочкин щебет, спросила Маша и русалочка обиженно надула зелёные губки:

— Знать не знаю, ведать не ведаю... А только с утра его похмелье мучало, жажда томила, вот он и попросил сестрицу Алёнушку принести ему водицы испить... Видать, из Козлиного озерца была водица-то!

— И где теперь Алёнушка?

— Тута я! — раздался блеющий голос и на поляну, подбоченившись, вышла... коза в сарафане и платочке — ни дать, ни взять сестрица Алёнушка, у которой брат — козёл.

— Ну да, напоила я его водицей, так и что с того? — агрессивно проблеяла коза Алёнушка, глядя на изумлённые физиономии. — Так ведь я и сама, как дура последняя, этой водицы испила!

— Оно и видно! — фыркнул Шурик и тут же предусмотрительно спрятался за спину Женьки.

— Забодаю! — хмуро пообещала коза, сдёрнула с рогатой головы платочек и, усевшись на землю, пригорюнилась. — Как же я теперь домой-то пойду? Иванушка меня засмеёт, скажет: "Сама меня ругала, чтобы я воду из незнакомых водоёмов не пил, а сама что сделала?". Вот что мне теперь делать?!

Н-да, ситуация была ещё та... В наличии имелись козёл — бывший кот, который ранее шатался по цепи туда-сюда и пел попсовые песни и коза — бывшая сестрица Алёнушка, которая сдуру хлебнула воды из Козлиного озерца. И самое главное — было непонятно, что теперь со всем этим делать? Ни в одной сказке не сказано, как возвращать прежний облик тем, кто выпил чародейной водицы! Ну-у, конечно, у Кира Булычёва в повести "Козлик Иван Иванович" был способ помочь этим несчастным... но где же найти джинна?

— А если попросить Бабу-Ягу? — вдруг осенило Шурика. — Она всё-таки немного колдовством занимается. Вдруг поможет?

— И то верно! — оживилась коза Алёнушка и вскочила на все четыре копыта. — А то ведь домой возвращаться стыдно... Кот, ты со мной?

Кот-козёл идти к Бабе-Яге отказался напрочь, сославшись на крайнюю занятость. Он с умным видом (который не слишком-то шёл к его козлиной физиономии) принялся бродить по цепи и прислушиваться к полязгиванию золотых звеньев, которые исполняли что-то очень знакомое.

— Капец теперь русалке! — вздохнул Шурик. — Теперь кот с утра и до ночи песни Рёввы будет исполнять... А от его пения вешаться хочется!

Полные сочувствия к русалочке, которая ещё и не подозревала, какое страшное испытание её ждёт, друзья обогнули дуб и остановились в раздумье — в какую же сторону нам теперь идти? К Кащею Бессмертному? И что нового там можно увидеть? У нас на подиумах этих Кащеев женского пола хоть пруд пруди — ковыляют себе на косточках-ножках, виляя тазобедренными суставами и демонстрируя "высокую моду". К Водяному и его гарему-хору из русалок? Тоже что-то не хочется... Тем более что уже надвигался вечер, а ночью в лесу делать совершенно нечего. Звери — волки да медведи — хоть и человечьим языком говорящие, а от мясного рациона пока ещё ни один хищник добровольно не отказался!

— Смотрите, там огонёк виднеется! — крикнул глазастый Шурик и показал куда-то вперёд. — Может, там лесная сторожка?

Он поспешил на свет, Маша и Женька — за ним и вскоре все вышли на просторную поляну, посреди которой стоял богато изукрашенный терем, в окошках которого виднелся огонь. Евгения подошла к двери и вежливо постучала.

— Убирайтесь! Нет у меня больше ничего, всё вам, треклятым, отдал! — послышался из-за двери крайне нервный голос. — Разорили вы меня до того, что в доме скоро и сесть-то не на что будет!

Женька в шоке округлила глаза.

— Вы нас с кем-то спутали! — пробормотала она. — Мы не разбойники и вас не грабили...

Дверь широко распахнулась и на пороге предстал высокий крепкий мужчина в зелёном с золотом кафтане. Главной достопримечательностью в его облике была длинная и густая тёмно-синяя борода, которая в наступающих сумерках казалась почти чёрной.

— Ф-фу, а я-то думал, что это опять мои бывшие жёны припёрлись, чтобы меня вообще без штанов оставить... — с облегчением вздохнул он. — Замотали, прошмандовки! Чего же вы на пороге стоите? Заходите, гостями дорогими будете!

Путников уговаривать не пришлось и через полчаса они уже сидели за столом, уставленным богатыми закусками и хозяин, которого звали Гаврила Синьбородов, любезно угощал их самыми различными яствами. После сытого ужина завязалась непринуждённая беседа и Гаврила (боярин Гаврила), разговорившись, поведал гостям все свои горести.

— Батюшка мой умер лет шесть назад и оставил мне весьма приличное состояние... — вздохнул он. — Сами понимаете, тут же гурьбой повалили невесты. Всякие повалили — и блондинки, и брюнетки, и шатенки, и рыжие... Даже одна лысая была! Первой моей супругой была Авдотья Куличкина — дочь купца зажиточного. Первые несколько недель супружеской жизни были вроде бы ничего, а потом начало-ось! И яства-кушанья ей не такие, и наряды-то нищенские, и борода-то моя слишком синяя... Покрась её, говорит, или состриги! Не выдержал я безобразия такого и...

— Убил её? — спросил Шурик.

— Господь с тобой! Вернул назад, к родителям. Пусть забирают, ежели воспитать из неё человека не смогли! Второй раз я женился на Глафире Кошкиной. И та до свадьбы аки ангел небесный была, а после свадьбы словно подменили... Чистая бесовка, да и только!

Евгения и Маша сдавленно хихикнули. Очень знакомая всем ситуация: до свадьбы невеста тише воды, ниже травы, а потом такие фортеля откидывать начинает, что новоиспечённому мужу только и остаётся, что удивляться — и куда это раньше его глаза смотрели?

— Семь раз женат был и всё без толку! — пригорюнился Синьбородов. — Всем моя борода не нравится... Ну скажите, чем она плоха?

И он любовно пропустил сквозь пальцы блестящие, тёмно-синие пряди.

— А чего сейчас-то твоим бывшим от тебя надо? — спросила Евгения.

— Как чего? Денег. Видите ли, я им мало отступных уплатил, вот теперь они из меня все соки и высасывают!

В дверь внезапно забарабанили: громко так, с озлоблением.

— Вот, слышите? Опять! — схватился за голову несчастный. — Сил моих больше нет... Может, и вправду убить их?

— Сомневаюсь, что это поможет! — усмехнулась Евгения. — Жену, если она хочет стребовать с бывшего мужа деньги, это вряд ли остановит!

С этими словами она решительно встала и, подойдя к двери, широко распахнула её. В дверной проём ввалились сразу семь крикливо наряженных бабёнок, которые с визгом и ругательством попадали на пол.

— Ах, вот как ты нас встречаешь? — пропищала самая верхняя — курносая толстуха, с трудом поднимаясь на ноги. — Да мы теперь с тебя живого не слезем, все твои денежки приберём...

— Чего припёрлись?! — рявкнула Евгения, грубо прерывая сей страстный монолог и семь бывших жён мгновенно заткнулись и выстроились в шеренгу.

— А ты кто такая? — пробасила самая крайняя справа — тощая дылда в шёлковом платье с кринолином, который шёл ей так же, как корове — седло.

— Восьмая жена! Чего надо, спрашиваю?!

— Д-денег... — вякнула толстуха. Лучше бы она этого не делала, потому что Женька мгновенно перевела на неё такой огненный взор, что та даже немного похудела.

— Что? Денег вам захотелось? Денюжек? Да я вас, липучки малохольные, морально изувечу как Тузик — грелку! Да я на вас в Страсбургский суд подам за унижение личности и доведения её до идиотического состояния в психосоматической константе!

Все тётки, кто рвался оторвать хоть кусок от и без того уже маленького боярского каравая, замерли и дружно перекрестились. Неизвестно, что уж там имела в виду Женька, вдохновенно ораторствовавшая подобно Гитлеру, но баб пробрало насквозь. Увидев их состояние, Евгения мигом воодушевилась и состроила такое зверское выражение лица, что бывшие жёны боярина Синьбородова мгновенно поняли, что на сей раз боярин нарвался по полной — полнее некуда! — и благоразумно предпочли с ней не связываться — а ну как бешеная? Не дай Бог, укусит... Это ж никакие прививки не помогут, останется только уютная больничка с мягкими кроватками, крепкими ремешками и услужливыми санитарами и поэтому они предпочли из всех зол зло меньшее — развернулись и тупо рванули прочь.

— И чтоб я больше вас не видела! — счастливо проорала им вслед Женька. -Прошмандовки-оппортунистки! Курицы голозадые! Ишь, чего удумали — моего муженька общипать?! Да это только мне, любимой, позволено!!! Да я вас всех...

Семь бывших жён исчезли, словно их и не было, только на полу сиротливо валялась чья-то в спешке позабытая туфля сорок четвёртого размера...

— Всё, больше они сюда не вернутся! Ну и стерва же я...

Боярин Синьбородов, всё это время с обожанием смотревший на свою гостью, рухнул на колени и молитвенно прижал руки к груди.

— Голубушка, красавица! — счастливо возопил он. — Спасла ты меня, недостойного... Будь моей женой, лапушка!

— Не обижайся, Гаврила, но ты совсем не в моём вкусе! Да и я тебе не очень-то подхожу! — хмыкнула Женька. — Тебе надо жену достойную, спокойную, хозяйственную, которой бы твоя борода нравилась... Точно, тебе Мальвина нужна!

— Это что же за девица такая? — заинтересовался приунывший было боярин.

— Ну, как тебе сказать... Воспитанная, домовитая, у неё ещё волосы голубые. Вот она-то из-за цвета твоей бороды возникать точно не станет!

— Найду! — воодушевившийся боярин вскочил с колен. — Весь свет обойду, но найду!

Он выскочил за дверь и вскоре мы услышали удаляющийся стук копыт.

— Ты с ума сошла? — спросил Шурик Евгению и покрутил пальцем у виска. — Откуда здесь Мальвине взяться?

— Оттуда же, откуда и Синяя Борода! Н-да, а я-то думала, что он настоящий мужик... А он, оказывается, просто тряпка какая-то... Даже жён кокнуть не смог! Стыд-то какой! Интересно, найдёт он себе идеальную жену в образе Мальвины или нет?

* * *

Рано утром путники позавтракали тем, что осталось на столе и, закрыв дверь (хозяин всё ещё не явился. Ищет, бедный, идеал своего сердца!), продолжили своё путешествие. Проголосовав за то, чтобы навестить Водяного и иже с ним, они на глазок сориентировались в местности и направились туда, где, по обоюдному согласию, и должен находиться пруд с его реликтовыми обитателями.

...Пробираться пришлось сквозь буйно разросшиеся кусты, которые прикрывали стыдливо пробивавшуюся в траве тропинку.

— Ох, и давно никто по ней не ходил... — вздохнул Шурик, отцепляя от себя особенно привязчивую ветку. — Один я, как дурак, прусь...

— И две дуры... — мрачно дополнила Маша, потирая оцарапанную руку.

— Смотрите, кусты наконец-то заканчиваются! — воодушевила нас Евгения, сделала пару шагов... и исчезла из вида. Прочие даже не успели ничего сообразить, как тут же дружно последовали её примеру — провалились вниз, в глу-убокую такую ямину, верх которой был заботливо замаскирован валежником.

— Ну, не сволочи ли? — с чувством произнесла Женька, спихивая с себя обалдевшую Машу и вставая. — И какая это скотина ловушку здесь установила? И как мы теперь будем отсюда выбираться?

— Без проблем! — отозвался их друг и, уцепившись за свисающие корни, подтянулся и очутился наверху. — Только не думаете ли вы, что нам следует дождаться тех, кто выкопал эту ямку? Всё ж таки люди старались...

— Следует, ой как следует! — ласково пропела Маша, вытряхивая из волос мусор. — Надо, надо познакомиться...

И все остались ждать. Ждать пришлось долго, даже скучновато стало...

— Может, лучше дальше пойдём? — предложила Евгения. — А сюда на обратном пути заглянем, почахнем в ловушке, так и быть... Вдруг этот охотник придёт только вечером, а у нас времени в обрез!

— Тихо! — внезапно насторожился Шурик. — Кажется, идут...

И в самом деле — затрещали кусты и над краем ямы появились головы каких-то людей, которые принялись вглядываться в то, что происходило на дне ямы.

— А вот теперь будем выбираться! На старт... внимание... марш!!

С его помощью девчонки птичками торопливо вскарабкались, по стенкам ямы вверх и благополучно плюхнулись на попы у самого края.

— И кто это нас поймать собирался? — с интересом спросила Женька, рассматривая мгновенно окруживших их людей, которые выглядели, мягко говоря, странновато: кожаная одежда, длинные неопрятные волосы, острые уши и совершенно уголовные физиономии.

— Ну и рожи! — с отвращением произнесла Маша. — Типичные урки...

Один из незнакомцев, отличавшийся от остальных ярко-зелёной головной повязкой, что-то резко крикнул и на друзей тут же нацелились острые стрелы, наложенные на тетивы туго натянутых луков.

— Офигеть можно! В чём дело-то, ребята? Вы вроде на людоедов не похожи... Зачем нас поймали?

— Мы эльфы! — гордо сказал предводитель шайки — тот самый, в зелёном платке.

Эльфы! Это эльфы?!! Поражённая этим заявлением, Маша ошарашенно переводила взгляд с одного на другого, с другого на третьего, с третьего на четвёртого... Эльфы, мать вашу! Как же они не походили на красавцев из "Властелина колец" и "Хроник Альвенмарка" — утончённых и телом и душой! Вокруг стояли типы с совершенно криминальными наклонностями и бандитскими рожами. У одного было даже наполовину откушено ухо...

— Деньги давайте! — потребовал эльфийский разбойник. — Ну, или там ценности какие... Живо, гоните всё!

Шурик молча вывернул карманы, из которых сиротливо вывалились две монетки по рублю.

— Опять нищие попались... — тяжело вздохнул главарь. — Не везёт нам сегодня. Эй, девчонка, гони браслет и цепочку!

— Да с удовольствием! — фыркнула Женька, снимая браслет из латуни и никелевую цепочку. — Они всё равно фальшивые!

— Тьфу! — с отвращением сплюнул разбойник, повернулся к своим, свистнул, и вся шайка точно сквозь землю провалилась.

— И в какую сторону нам теперь идти? — огляделся Шурик. — Проклятые эльфы, всё нам испортили!

— Так ведь на работе товарищи, трудятся, не покладая рук! Не переживай ты так. Пойдём... ну, скажем, направо? Не всё ли равно, куда мы сейчас попадём?

— Нет, не всё равно! Я уже устал от всех этих приключений и хочу принять ванну!

— Будет тебе ванна, дай только до Русалочьего пруда добраться! — ласково пообещала ВЕвгения. — Искупаться-то как хочется... Ну, и куда нам теперь идти?

— Вот из этих кустов мы вышли, значит... значит, сюда!

Парень махнул рукой, призывая всех следовать за ним, и зашагал по узкой, слегка протоптанной тропинке, которая постепенно завела путешественников в тёмную чащу, в глубине которой и обнаружился искомый пруд. Вокруг царила сонная тишина... Берега пруда, обильно усыпанные жёлтым песком, были гладкие-гладкие и очень тёплые, в чём Маша убедилась, погладив песок ладошкой, но ни русалок, ни Водяного видно не было. Очевидно, у них был "тихий час"... Вообще-то, оно и понятно — всё же сейчас день в самом разгаре, солнышко припечь может...

— Жаль, что русалок нет! — разочарованно произнесла Евгения. — Что, будем ждать, пока вечер не настанет? Может, лучше камушком кинуть?

— Я вот сама тебе сейчас... камушком! — гулко послышалось откуда-то. Раздался плеск, и у самого берега возникла девичья голова с заспанной физиономией.

— Чего шумите? — недовольно спросила она. — Русалочий хор пришли послушать?

— Ага!

— А до вечера подождать нельзя? — буркнула русалочка. — Ходят тут всякие, спать мешают... На закате приходите, на закате!

Русалка зевнула и скрылась под водой.

— Она ещё и хамит! Нет, ну не наглость ли — прогонять тех, кто пришёл на тебя полюбоваться?

— Может, такие как мы тут толпами ходят, — вступилась за русалочку Маша. — Вот ей всё и обрыдло!

— Нечто вроде наших кино— и поп-звёзд! — сочувственно протянула Женька. — Тогда бедняжку можно понять... Ладно, в следующий раз посмотрим!

— Вот вы где! — послышался знакомый голос, и на берег пруда опустилась ступа, в которой гордо восседала Баба-Яга с метлой наперевес. — А я вас обыскалась... Хорошо, вспомнила, что вы на русалок поглядеть собрались...

— А что случилось? — встревоженно спросила Евгения. — Бабушка, вы что, из-за сестрицы Алёнушки прилетели? Так мы ей просто помочь хотели...

— Ой, да при чём тут эта коза в сарафане? — отмахнулась бабка. — Превратила я её опять в девицу и коту с дуба столетнего прежний облик вернула... Нет, я по другому поводу. Радость у нас!

— Какая?!

— Боярин Синьбородов женится! Жену нашёл себе раскрасавицу — щёки, что яблочки румяные, губки алые, глаза синие, брови собольи, голубовласая!

— Голубовласая? — приоткрыла Женька от удивления рот. — Неужели Мальвина?!

— Угадала, её Мальвиной зовут! Гаврила от счастья чуть ли не летает, как узнал, что я с вами знакома, так на коленях чуть не ползал — просил найти вас, своих благодетелей и на свадьбу к нему пригласить!

— А как же... — Шурик покосился на Русалочий пруд.

— Да потом этих чешуйчатых увидите! В следующий раз придёте и увидите! — торопливо сказала бабка и молодецки свистнула. В тот же миг с неба спустился ковёр-самолёт — нет, не тот, что был изрядно трачен молью, а другой — новенький, яркий, украшенный золотой бахромой.

— Из свадебного кортежа! — сказала довольная Баба-Яга. — Ну, чего смотрите? Садитесь и полетели, на свадьбу не след опаздывать!

* * *

Свадьба была богатой. Счастливые молодожёны с причёсками разных оттенков синего, смущаясь, принимали поздравления от гостей и, конечно же, подарки. А подарки, скажу вам, были богатейшие: от Кащея Бессмертного, который на свадьбу прийти не смог (над сокровищами чах) — золотое деревце с серебряными листочками и рубиновыми яблочками, русалки, которые на торжестве присутствовали в полном составе, подарили серебряный ушат, полный отборных жемчужин, князь Гвидон и Царевна-лебедь преподнесли Жар-птицу, которая старалась изо всех сил — сияла каждым пёрышком...

Скатерть-самобранка даже нагрелась от усердия — так трудилась, бедная, через каждые полчаса меняя блюда на праздничном столе, чтобы угодить всем гостям, у которых были абсолютно разные вкусы — одним подавай блины с чёрной икоркой, другим — устрицы с лимоном, третьим — рыбки сырой на закуску... У лакомки Женьки глаза разбегались в разные стороны — так много вкусного было вокруг — и руки не знали, что им брать в первую очередь — то ли заварные пирожные, то ли балык из осетрины — так всё было аппетитно! Потом были танцы, выступления фокусников, которые продемонстрировали воистину чудеса и многое-многое другое...

...Через три дня, которые пролетели совершенно незаметно, друзья всё-таки засобирались домой.

— Уже уходите? — печально спросил Синьбородов, провожая нас вместе со своей супругой Мальвиной, ярко-голубые волосы которой были заплетены в толстую косу. — Погостили бы ещё с недельку-другую!

— И рады бы, да нельзя — родные волноваться будут! — вздохнула Маша. — И так чересчур задержались... Да и работа ждать не будет!

— Что ж, скатертью вам дорога! — нежным голосом пожелала Мальвина. — Гостинчиков возьмите на дорожку!

От гостинчиков отказаться друзья не смогли — обидели бы этим счастливую пару — и, прихватив с собой весьма увесистую сумку, отправились в обратный путь. Прошли мимо озерца, где сидела Царевна-лягушка номер два, окучивая очередного кандидата в женихи, помахивая у него перед носом золотой стрелой с павлиньим пером, и вскоре подошли к избушке на курьих ножках, возле которой нас уже поджидала Баба-Яга.

— А я уж все глаза проглядела, всё опасалась, что мимо вы пройдёте! — радостно заворковала она, торопливо ковыляя к ним с узелком в руках. — Я вам тут ватрушек испекла на дорожку, уж не побрезгуйте!

Женька, Маша и Шурик не побрезговали: помнили, что ватрушки были дивно как вкусны, да и обижать добрую, хоть и ворчливую бабку не хотелось... В пятый раз обнявшись и расцеловавшись с расчувствовавшейся Бабой-Ягой, они перелезли через кучу-малу из стволов деревьев и очутились... в своём, до чёртиков знакомом лесу!

— Не поняла... — медленно сказала Евгения. — Это как же так? Ведь всего несколько дней назад здесь был дремучий лес! Это колдовство, что ли?!

Она развернулась, по-обезьяньи ловко вскарабкалась на сваленные в кучу деревья и поражённо ахнула.

— Что там? — спросил Шурик, в несколько прыжков добрался до Женьки, глянул вниз и удивлённо присвистнул.

— Что там? Что там произошло? — запрыгала в нетерпении Маша. — Что-то с избушкой на курьих ножках?

— Она исчезла! И избушка пропала, и Баба-Яга тоже... Жалко-то как!

— Ещё как жалко! — помолчав, заметила Женька. — Мы ведь так и не узнали, что там произошло со Спящей красавицей по имени Настасья...

— И так и не услышали хор русалок! — вздохнула Маша.