Вырезанная сцена (гет)

Двадцать два года спустя шрам Гарри Поттера не болел, не пульсировал, не колол, словом, все было хорошо, пожалуй, даже слишком оптимистично.

Конечно, как главе Аврората, ему совсем не приходилось скучать, но он вырос в военное время, а посему мирная обстановка превратилась для него в рутину. После отъезда детей в Хогвартс в доме было необычайно тихо, и дни сливались в одну липкую, однообразную серую обыденность. Поэтому, когда на имя Гарри Поттера доставили посылку, в которой оказался маленький флакончик из темного стекла с газообразной субстанцией внутри, он сам с энтузиазмом проверил его на все темномагические проклятья, заклятья и сглазы. Совершенно непримечательный такой маленький пузырек, естественно, без указания отправителя. Внутри определенно находились чьи-то воспоминания.

Как только он взял пузырек в руки, на нем появилась небольшая бирка, на которой мелким и неразборчивым почерком было написано:

Прискорбно это признавать, но Авроратом заведует непроходимый идиот и тупица. Это несомненно, потому что Вы, Поттер, за столько лет не удосужились задаться вопросом, зачем квалифицированному специалисту обращаться за помощью к завхозу?!

"Соплохвоста мне в зад! — подумал Гарри. — Это что за фокусы?"

Гарри знал, кому принадлежал этот почерк: только один человек в мире мог написать ему подобный комментарий, но он уже двадцать два года числился погибшим! Сердце в груди Начальника Аврората выполняло неописуемые кульбиты. Гарри с трудом мог справиться с волнением. Трясущимися руками он вылил содержимое флакончика в думосбор. Он не представлял, что увидит внутри. Снова в глубине души засвербил червячок вины перед профессором: и в том, что Гарри всегда его во всем подозревал, ненавидел, но самое главное, в том, что не успел объясниться.

Поттер стремительно нырнул в закрутившееся серебристое облачко воспоминания. Он вывалился в одном из коридоров Хогвартса. Прямо сквозь него, припадая на одну ногу, прошелестел профессор Снейп; из воспоминания он выглядел моложе нынешнего Гарри Поттера.

Гарри вспомнил, что хромать профессор начал как раз после вторжения тролля в школу на его первом курсе, после роковой встречи с Пушком.

Также он вспомнил, как в учительской Филч заматывал бинтом ужасную рану от укуса на ноге профессора.

Гарри понял, что пока он размышлял, он остался в коридоре один, а Снейп уже ушел. Странно, но этот коридор вел к Больничному крылу, а не к учительской, как совершенно точно помнил Гарри.

Озираясь по сторонам, чтобы не пропустить ни одной детали, ведь это могло быть важным, он дошел до Больничного крыла.

Профессор Снейп и мадам Помфри о чем-то переговаривались и тихонько смеялись. Гарри, конечно, прозевал начало разговора, пока рассматривал знакомый коридор, в котором не оказалось ничего интересного. Не успев отойти от удивления при виде смеющегося Снейпа, он про себя отметил, что мадам Помфри стеснительно, мать ее, стеснительно! разрезала до колена профессорскую штанину. Вот теперь Гарри весь обратился во внимание.

Оба мужчины смотрели, как она игриво провела указательным пальцем кверху вдоль линии разреза. Профессор зашипел. Скорее, не от боли, а больше по привычке, наверное.

Тем временем медиведьма успела уже закатать ему штанину. Затем она неторопливо стянула с ноги профессора ботинок. А потом, уперев ногу профессора себе в грудь, начала скатывать носок, нарочито медленно, нежными касаниями притрагиваясь к его стопе. Снейп дернулся в приступе щекотки, но неожиданно она сильно прихватила его выше укуса.

— Это тебе за мадам, — лукаво проговорила она, усиливая нажим.

Снейп слегка поморщился от боли. Он, освободившись от ботинка и носка, уперся стопой в мягкую женскую грудь, затянутую в приятную шершавую ткань платья. Выглядел он довольным. Кажется, ему нравилось представлять себе эту прелесть, прикрытую скучной серой униформой: полные груди, мерно вздымающиеся при вздохе, манящая, теплая ложбинка. Гарри тоже на секундочку представил себе, как темнеют и встают ее соски, ему бы хотелось думать, что они нежно-розового цвета, как и ее губы.

Его затопила удушливая волна стыда. Черт побери, это же была мадам Помфри!

Он бы и хотел отвернуться, но осознание, что сейчас он увидит что-то очень интимное, и ему ничего за это не будет, словно пригвоздило его к месту.

Пальцы мадам Помфри сейчас будто тоже гладили и его коленку одновременно с профессорской, вызывая конкретные, приятные ощущения, которые разливались пульсирующими мурашками прямо до мошонки.

Она словно играла и с его волосками на ногах, то нежно перебирая их, то неожиданно прихватывая их, намеренно делая больно. Член Поттера реагировал на это весьма заинтересованно. Сейчас ясно представлял себе, что творится с Северусом. Впрочем, и это ясно как божий день, такого эффекта Помфри и добивалась. А еще Гарри мельком успел подумать, что в такой-то ситуации он точно может называть профессора по имени.

Сейчас медиведьма коварно улыбалась, глядя прямо в глаза профессору. Она, как и все женщины, была наделена способностью чувствовать свою обольстительность, и, драккл ее задери, она прекрасно знала это, но ни на йоту не отступала от своих сладких манипуляций.

Да, Гарри Поттер сейчас отчаянно завидовал Снейпу. А от следующей картинки у него вообще сбилось дыхание и дернулся член: мадам Помфри легко массировала свод профессорской стопы. Гарри бы сейчас тоже не отказался, чтобы эти мягкие женские ладони помяли и ему что-нибудь, так же, как Снейп, в неге прикрыть глаза. Сейчас было хорошо, по телу разливалось приятное возбуждение. Казалось, все блаженство мира сейчас было сосредоточено в этих женских пальцах. И Северус поплыл: он запрокинул голову, все раздражение спало с его лица.

А потом эта чертова ведьма провела языком посередине его стопы.

Стоп. Что?!

Глаза Снейпа мгновенно раскрылись, и он уставился на довольную женщину. Она улыбнулась и снова широко лизнула его стопу. Снейп дернул ногой. А Гарри Поттер просто тихо сполз по стеночке на пол.

— Хочешь, чтобы я закончила процедуру? — спросила она.

— Мерлин Всемогущий, только попробуй отказаться, Снейп! — закричал Гарри — и Северус, словно в знак мужской солидарности, отрицательно замотал головой.

— Правильный ответ, дорогой, а теперь не мешай мне оказывать тебе помощь, — проговорила медиведьма.

И ее влажный разгоряченный язык, вперемешку с поцелуями, вновь задвигался по его стопе. Она посасывала и легкими движениями прикусывала кожу, иногда с силой надавливая на некоторые места большими пальцами.

Она поочередно раздвигала пальцы и короткими, легкими касаниями проходилась язычком между ними.

У Снейпа давно стоял колом от такого праздника жизни. У Гарри Поттера — тоже. Он, не стесняясь, потянулся рукой к ширинке.

Она сосала большой палец, то облизывая, то лаская короткими мазками, то вбирая его в рот полностью. Чудесный, нежный, влажный язык проделывал такое, что обоим мужчинам хотелось стонать в голос. Гарри просто знал, что Снейп сейчас сжимал пальцы на другой ноге, которая была все еще в ботинке, с такой силой, что сводило взъём, как бы сжимал и он сам, окажись он на месте профессора. Да, на этом месте Гарри кончил, помогая себе руками.

А Снейп молодца, еще держался! Он пытался нащупать своими руками руку мадам Помфри, чтобы она смогла поласкать ему член или хотя бы потрогала его сквозь ткань брюк, или он мог бы и сам потереться о ее руку, но она лишь коварно хлопнула его по рукам.

Тут Снейп случайно поднял глаза и моментально кончил в штаны. И не потому, что перед ним на коленях стояла растрепанная, запыхавшаяся женщина, с распухшими влажными губами и расширившимися от возбуждения зрачками, а потому, что в дверном проеме стоял Поттер.

— Проклятый маленький засранец, — даже взрослый Гарри подумал так сам про себя, — надо же, облом какой!

Что случилось дальше, в общем-то, было ясно и понятно, и Гарри Поттер был полностью солидарен с решением профессора.

Гарри выдернуло из думосбора. Определенно, это станет его любимым тайным воспоминанием. Давненько он не переживал такую бурю эмоций. Нужно снова собрать субстанцию, чтобы иногда в невыносимо тоскливые, длинные вечера баловаться с этой прелестью.

Только Гарри нацелился было собрать воспоминание в бутылочку, как на этикетке снова проступили слова все тем же неразборчивым почерком:

Возвращаю ваши воспоминания на место, вы же сумели сохранить мои.

Постскриптум еще более мелким почерком:

Поттер, вы все-таки не оставляете сомнений в своем идиотизме. Грозный Глаз в могиле вертится от вашей наивности! Вы бы еще подпись "с любовью, Ваш..." в записке поискали!

Гарри совершенно ясно сейчас представил, с каким бы выражением лица мог говорить это профессор. Как только он дочитал последние слова, из думосбора повалил клубами черный дым.

Воспоминание испарилось.

— Ну, гадина слизеринская, — разъяренно подумал Поттер, потряхивая кулаками в воздухе, — а я еще сыну рассказывал, что ты храбрейший человек! Ну, погоди!