Выдыхай (джен)

Джоэл знает: надолго они не останутся. Никогда не оставались.

И вообще эта вылазка — скорее праздная прогулка, нежели реальная потребность выйти за пределы общины в поисках новых источников припасов. На несколько миль вокруг уже давно ничего нет, кроме отвоёванных природой городов и поселений, и лазить здесь, на осиротевшей земле, пробираясь сквозь густые заросли крапивы, шиповника, клёна и ещё чёрт-те чего — занятие крайне бессмысленное и опасное.

Элли тоже это знает и, наверное, поэтому она молчит всю дорогу, опережая своего спутника на несколько шагов и не делая лишних остановок. А ведь раньше она очень любила чесать языком, осыпая Джоэла надоедливыми и, порой, весьма глупыми вопросами или цитируя детские шутки из подростковых журналов. Она всегда много болтала, на всё имела своё собственное, обязательно озвученное вслух мнение, а иногда даже неумело насвистывала под руку сбивчивые мелодии, когда нескончаемый поток тем для разговоров внезапно иссякал. Но сейчас она упорно молчала, сердито поджимая губы при малейших признаках опасности, и Джоэлу было почти невыносимо смотреть на её худую спину и слышать лишь осторожную поступь шагов да жизнерадостные трели летних птиц.

«Дорога», по которой они шли, не отличалась удобством, зато была предельно изучена и оставалась достаточно безопасной.

Поваленные деревья в северной части леса, узкие и глубокие ямы на опушке, острые выступы здоровых валунов ближе к холму, сгнивший деревянный мост через ленивую речку, ржавые сетки городских оград — Джоэл знал этот путь почти наизусть, едва ли не пошагово. Он помнил каждое дерево, каждый поворот, каждый камень под ногами и замечал любые изменения: от слегка размытой дождями линии берега до положения давно сломанного флюгера на крыше одного из домов. Раньше плоский петух со стрелой под лапой указывал на запад при любой погоде, а теперь упрямо топорщился сломанным наконечником к югу.

От его взора не ушёл незамеченным даже тот факт, что у нескольких человеческих останков в лесу и на подходе к городу стало недоставать костей: видимо, изголодавшиеся звери растащили.

Элли не удостаивала их даже взглядом, хотя Джоэл всё ещё слишком ярко помнил те времена, когда девочка брезгливо морщилась и испуганно отшатывалась при виде трупов, не говоря уже о том, чтобы близко к ним подойти или дотронуться. Теперь же она легко перешагивала через чужие заросшие травой и обтянутые зеленым мхом обнажённые грудные клетки, и на её юном, почти невинном лице не сменялась ни одна эмоция.

Наблюдать за этим холодным равнодушием к смерти было от чего-то неприятно.

Джоэл не понимал, на что надеялся, заглянув однажды вечером в маленькую тёмную комнату Элли и предложив «прогуляться» до города. Они не так уж часто общались последние два года, сократив всё своё взаимодействие до простых, банальных, почти безразличных фраз, но это никогда не казалось ему неправильным. Община Томми расширялась, люди прибывали, заботы росли с той же стремительной скоростью, с какой когда-то страшная эпидемия настигла весь этот мир, и находиться рядом двадцать четыре часа в сутки, как раньше, не то чтобы стало невозможно — перестало быть необходимым.

Элли много училась, участвовала в работе по укреплению ограждений и охранных постов, находила новых друзей, тренировалась в стрельбе, жила своей жизнью. Джоэл помогал брату в управлении общиной и круглосуточно руководил группой добытчиков, что уходили из Джексона на многие месяцы за ценными ресурсами, и возникшая между ними отчуждённость казалась вполне естественной, даже ожидаемой.

Дети, взрослея, рано или поздно начинают отдаляться, и Джоэл не собирался препятствовать закономерному ходу вещей, тем более, что у него и права такого никогда не было. Элли ему не дочь и даже не племянница — не в его положении диктовать ей какие-либо условия или учить ее жизни, но и оставаться полностью безучастным, словно молчаливый сосед по лестничной клетке, он тоже не мог.

В этом было даже что-то ироничное: в первые дни после их знакомства Джоэл с радостью отдавал приказы, устраивал воспитательные лекции, срывался, ворчал, понукал и грубо затыкал Элли рот, не чувствуя при этом ни капли дискомфорта и смущения, а пройдя с ней бок о бок тяжкий путь, до краёв наполненный ужасом и смертью, обретя с ней тесную эмоциональную связь и глубокую привязанность, начал бояться даже лишний раз взглянуть на девушку как-нибудь не так. Тесс бы над ним посмеялась.

Если бы не умерла.

Однако даже со своей позиции полуродителя, давно смирившегося с тем, что его ребёнок неизбежно взрослеет, Джоэл не мог не признать, что скучает по Элли.

Скучает по их шутливым перепалкам, по коротким ночёвкам посреди леса и улиц, по долгим прогулкам в эпицентре апокалипсиса, бессмысленным беседам, обменам колкостями и сарказмом; скучает по тёплому чувству защищённости и покоя оттого, что рядом находится человек, которому ты безоговорочно доверяешь.

И больше всего скучает по этому настырному и щекотному ощущению в груди, которое не покидает его даже спустя долгие месяцы после начала «мирной» жизни; ощущению, которое когда-то будило его по ночам и заставляло прислушиваться к глубокому дыханию рядом: мне есть, что терять.

Наверное, в его годы нормально периодически предаваться такой вот рефлексии и тоске и, наверное, именно поэтому он не смог пройти мимо её комнаты в один из одиноких жарких вечеров.

Элли согласилась сразу, хотя явного желания в её как всегда внимательных глазах не было ничуть, и Джоэл малодушно позволил себе успокоиться, решив, что всё между ними как раньше.

Но следующее же утро наглядно показало — нет, совсем не как раньше.

Раньше Элли было четырнадцать и, даже несмотря на волевой характер, она хотя бы в незначительной степени принимала и ощущала себя ребёнком, но сейчас ей минул восемнадцатый год, и на простом веснушчатом лице не осталось даже тени прежнего ребячества.

Взрослая девушка, которой она стала непозволительно быстро, не нуждалась в чьей-либо защите и покровительстве. Джоэл знал, что даже если на них нападут, не важно: люди, звери или заражённые, Элли никому не позволит прикрывать себя и не станет пережидать в стороне. Она уже давно не та девочка, за жизнь которой он долгое время боролся практически с каждым встречным, и за которую борется до сих пор. Уловки и лживые обещания «взрослых» больше на неё не действуют.

Надо признать, чувство вины уже давно не обрушивалось на него своим настойчивым камнепадом так яростно, как в это жаркое утро, и Джоэл даже не сразу смог понять, по какому поводу в его шкуру так глубоко вгрызлась совесть на этот раз.

Они шли через лес, через реку, а затем и через поросшую сорняками дорогу почти целый день, и к вечеру стало ясно, что вернуться домой до заката при таком темпе ходьбы уже никак не получится.

Элли молча обошла несколько кварталов маленького провинциального городка, в котором была уже не единожды, так же молча выбрала одинокий, пустующий дом недалеко от того здания, которое когда-то служило ратушей, и с тем же неизменным молчанием проверила его на предмет обнаружения заражённых или простых бродяг.

Звук её рухнувшего на пыльный, облезлый диван рюкзака красноречиво оповестил Джоэла: здесь они и заночуют.

Небо уже горело красной линией заката, ветер усиливался, но жара не спадала, и воздух в маленьком доме с заколоченными окнами и дырявой лестницей был похож на печной пар.

Закончив с установкой простой ловушки-сигнализации у покосившейся двери, Джоэл снял с плеч тяжёлый рюкзак и сразу же осмотрел тесную кухню, на шкафах которой давно облупилась светло-зелёная краска. Здесь было грязно и пыльно, но после неоднократных налётов выживших не осталось даже мусора. Дверцы шкафчиков скрипели на ржавых петлях, углы обросли паутиной, на потолке и стенах давно и с комфортом обжилась коричнево-зелёная плесень. Зато металлическая раковина с двойным отделением оказалась на удивление целой и не заваленной чьими-нибудь останками или мусором, и в ней можно было умыться или даже освежить насквозь пропитанную потом одежду.

Элли пыталась что-то сделать со сломанным диваном в гостиной за стенкой, и Джоэл решил ей не мешать, сохраняя обоюдное молчание даже в такой располагающий к беседе момент, как подготовка к ночёвке.

Он достал из потрёпанного грязно-бурого рюкзака консервы, горелку, несколько бутылок с водой, завёрнутые в чистую ткань овощи, выращенные самолично женой Томми, и не слишком острую наваху, годную только на то, чтобы ковыряться ею в картофеле да вскрывать алюминиевые банки, но никак не на то, чтобы пробивать обросшие опасным грибом⁽¹⁾ черепа заражённых.

Заряженный «Магнум» и заточенный армейский нож всегда лежали под рукой.

После целого дня в рюкзаке под солнцем вода ожидаемо оказалась практически горячей, но Джоэл радовался даже этому, устроив в одном из отделений раковины таз для умывания. Рубашка уже не липла так настойчиво к телу, но он всё равно снял её и повесил за ворот на одну из ручек шкафов, оставшись в одной нижней майке и свободных штанах, туго заправленных в ботинки.

Трапеза предстояла быть простой и давно привычной — просроченные консервы и овощи, подогретые с помощью горелки в глубоком блюде из толстого алюминия, но уставший за день организм требовал своего с такой настойчивостью, словно предвкушал встречу с лучшим кулинарным творением в мире. Дома они, конечно, питались намного лучше и разнообразнее, но вряд ли кто-нибудь из них мог забыть те долгие голодные дни в тяжёлом путешествии через всю страну от самого Бостона до Солт-Лейк-Сити, когда каждый заплесневелый кусок дерьма, издали похожий на еду, являл собой настоящее сокровище, а одна маленькая банка кукурузы или томатного соуса могла быть растянута дня на три.

Джоэл не стал медлить, и уже очень скоро маленькая кухня наполнилась запахом консервированной говядины в соусе с гарниром из свежих овощей и куском чуть затвердевшей кукурузной лепёшки. Он быстро разложил еду в две металлические кружки — в вылазки лишних вещей не брали, из чего ели — из того же и пили, и добавил в каждую по ложке. Джоэл погасил горелку, разломал лепёшку и уже хотел было окликнуть Элли, но она появилась сама, заставив его нервно вздрогнуть и едва ли не лишиться долгожданного ужина.

Элли всегда была дерзкой и своенравной, и эта дерзость росла вместе с ней. Конечно, ей ничего не стоило появиться перед Джоэлом в ботинках, трусах и одной грязно-красной футболке с крылатым логотипом «Детройт Ред Вингс»⁽²⁾.

Не обращая никакого внимания на вытянувшееся лицо перед собой, Элли молча умылась в раковине тёплой водой, завязала тёмно-каштановые, с выгоревшими прядями волосы в небрежный хвост, взяла свою кружку с ужином и села на протёртую от пыли столешницу как ни в чём не бывало.

Футболка едва доходила ей до середины бедра, и Джоэл сразу узнал в ней свой давнишний подарок, который он достал в одной из вылазок до Южной Дакоты. Элли почти ничего не знала о мире до эпидемии и всегда горячо интересовалась любыми проявлениями культуры, будь то комиксы, видео-игры, спортивные карточки, игрушки, журналы, настольные игры, музыка, фильмы, в общем всем, что хоть как-то могло ей рассказать о жизни людей до.

Джоэл понимал её тягу к изучению мира, в котором она могла бы жить, и даже во время опасных и изнуряющих походов обязательно пытался сыскать для неё что-нибудь интересное и необычное, и свежая, ещё запакованная в прозрачный полиэтилен футболка «Ред Вингсов» как раз была одной из таких вещей. Но он никогда не думал, что увидит эту футболку на Элли при столь… смущающих обстоятельствах.

— Надень что-нибудь, — попросил он, мигом растеряв весь свой аппетит и смущённо ковыряясь ложкой в говядине. Очередное напоминание о том, что Элли уже не ребёнок — смотреть на её выходки без стыда перестало быть возможным.

— Что такое? — недовольно отозвалась она с набитым ртом. Пересечённая маленьким шрамом бровь над её правым глазом непонимающе поползла вверх.

Джоэл вздохнул и ложкой утопил оранжевый кусочек моркови в своей говядине.

— Элли. Штаны.

Не отрывая от него хмурого, прищуренного взгляда, Элли медленно дожевала то, что было у неё во рту, закусила изнутри щёку и осторожно посмотрела на свои голые бёдра, покрытые в некоторых местах синяками и царапинами, так, словно опасалась увидеть вместо них пару копыт. Вид у неё при этом был абсолютно растерянный и непонимающий, будто Джоэл попросил её не одеться, а содрать с себя живьём кожу или выйти на городскую площадь и устроить для всех бродящих в округе заражённых благотворительный концерт с собой в качестве главного пожертвования.

Она громко прокашлялась и без прежнего энтузиазма помешала свою еду в кружке.

— Здесь жарко. Не понимаю, в чём проблема.

Джоэл на несколько секунд прикрыл глаза, а затем принялся медленно прибираться, так и не притронувшись к еде. Он допускал, что в своей картине мира Элли действительно не находила в подобном внешнем виде ничего предосудительного, ведь в её наполненной тяготами жизни не было времени для познания морали, установки каких-либо стереотипов или социальных правил поведения. Она выросла в мире, который бился в предсмертной агонии, раздирал себя на части, и в котором не было ни одной лишней возможности разбираться, что правильно, а что нет, особенно, когда тебя преследуют толпы зомби. Но Джоэл всегда считал, что никогда не поздно начать.

— Ты взрослая девушка, Элли. Ты не можешь ходить передо мной в таком виде, даже если тебе очень жарко.

Она только неопределённо пожала костлявыми плечами.

— Почему не могу? Ты уже видел меня.

И даже тогда это было слишком, хотя мы выживали и срать хотели на приличия с Бруклинского моста, подумал Джоэл и с сожалением посмотрел на свой остывающий ужин. Они видели друг друга и в худшие времена, потому что когда тебе приходится экстренно останавливать кровотечение из раны на животе или снимать насквозь промокшую одежду после падения в ледяную реку, или греть своего спутника теплом собственного тела в лютый мороз, или, отстреливаясь от бандитов, вкалывать в задницу обезболивающее, или, ещё хуже, находясь у врага под носом, вправлять вывихнутую после падения руку или ногу, при этом вставив в рот кусок окровавленной ткани, оторванный от своей же рубашки, думать о допустимом количестве одежды как-то не получается.

И тем не менее это вовсе не означало, что они теперь должны были всегда быть друг с другом настолько откровенными.

— И всё же, тебе лучше одеться. Я мужчина и…

— Ты — это ты, — вдруг перебила Элли и отставила в сторону приконченный ужин. Она вытерла рот тыльной стороной кисти и сложила руки на груди, недовольно раздувая щёки в долгом выдохе . — Я не смущаюсь твоего присутствия.

— А должна, Элли. Ты должна смущаться. Это нормально. Люди не ходят друг перед другом раздетыми без причин. Перестань шутить и надень штаны. Этот город не слишком безопасен, ты сама знаешь. Щелкуны⁽³⁾ могут выползти из леса в любой момент.

Джоэл с каким-то злым, резким порывом взял свою кружку с говядиной и съел сразу две большие ложки, надеясь, что возвращаться к неудобному разговору больше не придётся. Но Элли не была бы собой, если бы не упёрлась рогом и не продолжила гнуть своё.

— Как ты определяешь? — тихо спросила она, и в её зелёных глазах огнём вспыхнула ярость.

— Определяю что?

— Что нормально, а что нет, — Элли спрыгнула со столешницы и гневно посмотрела на Джоэла снизу-вверх. — Что допустимо, а что под запретом?

— Элли.

— Я убила человека в пятнадцать лет, — отрезала она. Её губы задрожали, взгляд потемнел и засверкал одновременно, а линия челюсти стала прямой и напряжённой. — Ткнула ему в лицо огромный мачете, потому что он собирался убить меня, разрезать на куски и сожрать, как чёртов кусок бекона. Это, по-твоему, вписывается в границы нормального?

Джоэл почувствовал, как в груди всё залилось кровью, а в горле встал тугой ком. Он всё ещё слишком хорошо помнил тот день, когда ему пришлось с силой оттаскивать обезумевшую Элли от мёртвого Дэвида, которого она всё продолжала и продолжала дырявить мачете с душераздирающими криками. Он думал, что умрёт прямо на месте, сжимая плачущую девочку в своих руках и прижимаясь к её горячему лбу губами.

С того дня между ними что-то безвозвратно изменилось.

— Ты спокойно принимаешь тот факт, что я убийца, но отсутствие на мне одежды, что, внезапно пугает тебя?

— Элли, что ты такое говоришь. Ты вовсе не…

— А может, ты просто чувствуешь себя слишком виноватым за то, что отобрал у миллионов выживших шанс на спасение?

Джоэл замер, и его сердце пропустило несколько ударов. Глаза Элли блестели от влаги, мокрое от пота лицо раскраснелось, грудь часто и нервно вздымалась. Его взгляд невольно скользнул вниз, через её выступающие ключицы, к правой руке и замер там на несколько секунд. Давно побелевший след от укуса уродливым неровным полумесяцем рассекал худое предплечье. В особенно глубоких местах кожа на рубце всё ещё оставалась бледно-розовой.

Джоэл практически обласкал взглядом старую рану, поднял глаза и, едва сдерживая в голосе дрожь, твёрдо ответил с той интонацией, с которой не говорил с Элли уже очень и очень давно.

— Я ни о чём не жалею.

— Правда? — театрально удивилась она, и на её губах заиграла жуткая вымученная улыбка. — Ты поклялся тогда, — сквозь зубы сказала Элли. — Ты поклялся, что та история с «Цикадами» и лекарством — правда. Ты сказал, что они больше не пытаются создать вакцину.

Джоэл молчал, глядя ей в глаза и чувствуя, как каждое слово отдаётся в груди глухими ударами ножа. Когда она так недоверчиво и с укором смотрела на него, глотая злую обиду, он порой жалел, что не стал инкубатором для проклятого гриба.

— Дина вернулась из похода на север, и догадайся, о чём она мне рассказала. Ты знал, что, оказывается, «Цикады» недавно восстановились после какого-то нападения и до сих пор ищут меня?

— Элли.

— Они должны были убить меня, — сказала она, и вдруг слёзы покатились из её глаз, задевая в душе Джоэла какое-то очень особенное и болезненное место. Элли почти никогда не плакала. — Им нужен был кордицепс в моём мозгу, я изучила историю возникновения эпидемии.

Конечно, она изучила. Никто даже не сомневался в том, что если эта девчонка чего-нибудь захочет, то перевернёт для этого весь их умирающий мир.

— Ты солгал мне.

— Элли, я не мог, — глухо отозвался Джоэл и протянул к ней руку, но Элли моментально попятилась.

— Это ты перебил всех «Цикад» и забрал меня.

Слова повисли в горячем воздухе и отозвались в ушах металлическим звоном. У Джоэла не было оправданий. Он знал ещё тогда, три года назад, что Элли не поверила в его байку про «Цикад», которые якобы уже встречали людей с иммунитетом и перестали предпринимать попытки создать вакцину, но он эгоистично понадеялся на то, что ей уже никогда не захочется вдаваться в подробности.

И он как всегда её недооценил.

— Я не мог отдать им тебя.

Элли упрямо утёрла кулаком слёзы и закричала:

— У тебя не было права решать!

— Пожалуйста, давай потише, — Джоэл сделал к ней несколько шагов и опасливо посмотрел в единственное целое окно на кухне, которое, несмотря на постоянное отсутствие людей, оставалось почти чистым. Заражённые были очень восприимчивы к шуму.

— Пошёл ты нахрен, Джоэл, я не буду тише! Я не буду слушать очередную лживую историю о том, как мне нужно себя вести, когда говорить и куда прятаться, я не стану, не стану… мпф… а!.. не… отпусти… от…пусти…

Но Джоэл только сильнее напряг руки, прижал её поближе к себе и с какой-то горячей печалью уткнулся лицом в растрёпанную макушку. Элли пыталась сопротивляться, вырывалась, мычала что-то в его шею и стучала кулаками по спине, но он знал, что если бы она действительно хотела уйти, то ей не понадобилось бы даже пары секунд, чтобы уложить его на лопатки.

Она уже давно была намного сильнее его.

— Солнышко… — зашептал он, гладя трепыхающуюся Элли ладонью по горячей спине. — Прости меня. Ты права, я солгал. И солгу ещё раз, если потребуется. После всего, что с нами было… После той зимы… Я не мог… отдать им тебя… Не после того, как ты спасла меня. Я просто не мог потерять тебя. Какой тогда был смысл во всём? Провести тебя через всю страну и убить? Ради чего? У этой сумасшедшей Марлин даже не было нормального плана, я не успел очнуться, не успел даже попрощаться с тобой, а тебя уже увели и положили на этот стол, как будто у них было какое-то право, как будто всё уже решено... И они... даже не спросив меня...

Горло сжалось, и Джоэл не смог сдержать постыдный, истеричный стон. Он и раньше никогда не был особо красноречив, но говорить дальше было невозможно, потому что страшные воспоминая наполнили его голову, словно споры проклятой заразы: пищание медицинских аппаратов, размеченный чёрным маркером лоб, неподвижное под наркозом тело, чужая кровь на собственной одежде, человек в белом халате, блеск скальпеля и собственное сердце, готовое вывалиться в любой момент. Всё это рухнуло ему на голову, словно сорвавшаяся с дома крыша.

Звонкий голос ударился ему куда-то в плечо, и он кожей ощутил его слабую вибрацию.

— Я спасла тебя ради того, чтобы мы дошли до «Цикад». Всё это было ради вакцины с самого начала… Тесс, Билл, Сэм, Генри, все они умерли и… как же…

— Мне наплевать. Даже если бы я мог всё вернуть, я поступил бы точно так же. Пусть ищут кого-нибудь другого, — Джоэл почувствовал, как его щёки увлажнились, а некогда сильные и уверенные руки задрожали, сжимая худое тело в крепких объятиях. — Или другой способ.

Элли всхлипнула и расслабилась, пряча лицо на его груди и доверительно прижимаясь в ответ.

— А если другого способа нет? Всё уже могло бы быть по-другому… — прошептала она едва слышно, обхватывая его руками за талию. — Тебе бы не пришлось жить у Томми и посылать отряды за припасами… не пришлось бы патрулировать границы… чинить постоянно электростанцию и отстреливаться от зомби или каннибалов… Возможно даже те два бегуна⁽⁴⁾ которые забрели к нам вчера ночью, были бы уже нормальными людьми, и нам не пришлось бы…

Джоэл обнял Элли посильнее и, крепко зажмурившись, поцеловал её во влажный висок.

— А может и нет… — хрипло прошептал он. — У «Цикад» не было никаких гарантий, что вакцина сработает.

— Но…

— Хватит, Элли. Я не отдам твою жизнь ради спасения чужих… Я… тебя не отдам.

Элли на несколько секунд замерла, будто бы перестав даже дышать, а затем её хрупкие плечи задрожали, изо рта вырвался стон, и она по-настоящему, искренне заплакала на его груди, пряча лицо и не поднимая головы.

Джоэл гладил её по волосам и плечам, качал в своих объятиях, целовал в висок и снова, и снова повторял, что никому не позволит причинить ей вред. Он вдруг запоздало понял, что у них обоих в этом мире не было никого, кроме друг друга. Даже Томми, родной брат, не занимал в сердце Джоэла такое большое и значительное место, какое занимала Элли — девочка, которую он должен был доставить «Цикадам» словно свинью на убой, взять кровавую награду и продолжить волочить своё жалкое существование контрабандиста.

После смерти Сары он и не представлял, что когда-нибудь сможет обрести в своей жизни человека, такого же дорогого и родного, как собственная дочь. Не представлял, что в остатках цивилизации можно встретить кого-то светлого, честного и искреннего. Кого-то, с кем уже никогда не захочешь расстаться.

Он почувствовал укол вины за то, что отдалился от Элли. За то, что стал решать за неё, чего ей хочется, а чего нет. Он и не думал, что они так нужны друг другу даже за пределами диких городов, где приходилось ставить на кон всё ради выживания. За пределами поставленной перед собой цели.

— Я скучал по тебе.

— Я тоже.

— Прости, что редко приходил.

Элли медленно отстранилась из объятий Джоэла и грубо вытерла покрасневшие щёки, наверняка злясь на себя за слабость.

— Я думала, ты меня ненавидишь из-за того, что снова пришлось меня спасать…

— Это совсем не так, — Джоэл заправил Элли за ухо выбившуюся прядь волос, и его взгляд снова случайно упал на кухонное окно. На улице стемнело, и в грязно-пыльном стекле теперь смутно отражались две фигуры: молодой невысокой девушки и бородатого мужика с сединой в чёрных волосах, морщинами на уставшем лице и россыпью шрамов на плечах.

Слишком яркий контраст.

Как всегда.

— Я просто думал, что у тебя переходный возраст, и ты сама не захочешь появляться на людях со стариком.

— Переходный что?

Джоэл улыбнулся и облегчённо вздохнул.

— Не важно.

— И кто здесь старик, а? — Элли шутливо ткнула его кулаком в живот и сделала вид, что собирается оторвать бороду. — Женщины в поселении только о тебе и сплетничают.

— А ты слушаешь!

— Вовсе нет! — оторвав от оставшейся лепешки маленькую краюшку, Элли быстро отправила её в рот и отскочила на несколько шагов, чтобы не быть пойманной. — Я нашла новый журнал с каламбурами. Хочешь шутку?

— Ну, давай, — засмеялся Джоэл и включил горелку. Говядина в кружке стала уже холодной.

— Две лягушки упали в кувшин со сметаной. Одна решила сдаться и сразу утонула, а вторая так сильно била лапками, что утонула уставшей…

Джоэл нахмурился и помешал свой ужин, испытывая потрясающее чувство дежавю и какой-то необъяснимой нежности.

Он ответил так, как всегда отвечал на эти дурацкие анекдоты:

— Несмешная шутка.

— Да. Она просто ужасна, — Элли задумчиво почесала затылок. — А хочешь ещё одну?

Джоэл послушно кивнул.

— Что белый виноград сказал красному? Выдыхай, кретин!

Элли засмеялась звонко и искренне, совсем как раньше, и Джоэл потрепал её по голове, превратив небрежно уложенные в хвост волосы в настоящее птичье гнездо и решив не напоминать о том, что этот каламбур она уже когда-то ему рассказывала.

Еда медленно подогревалась, Элли жевала свою лепёшку и корчила рожи, и впервые за много лет Джоэл не чувствовал себя свирепым животным в умирающем мире, где ради каждой минуты жизни приходилось проливать чью-то кровь и где зомби оказались не самым большим злом.

Они спасли друг друга не только от смерти, не только от участи превратиться в чудовище, но и от чего-то ещё, что было гораздо хуже смерти.

Они уже давно стали больше, чем отец и дочь; больше, чем любовники; больше, чем брат и сестра; больше, чем друзья… Последние из людей, последние друг у друга, единственные…

И всё же было кое-что, что Джоэл никак не мог стерпеть. Зомби, грабители, каннибалы, убийцы, глупые шутки из сборников, обсуждение порножурналов, коллекционирование игрушечных динозавров и дурацких футболок. Всё, что угодно, но…

— Элли, чёрт возьми, надень уже штаны!

1) (1) Кордицепсная церебральная инфекция (допустима аббревиатура КЦИ) — микоз, грибковое поражение центральной нервной системы и тканей тела. Инфекция вызвала пандемию и погубила бо́льшую часть населения Земли. Передаётся спорами по воздуху, через укусы, слюну и кровь.

Вернуться к тексту

2) (2) «Детройт Ред Вингс» — (англ. Detroit Red Wings) — профессиональный хоккейный клуб, играющий в НХЛ, одна из команд «Оригинальной шестёрки», 11-кратный обладатель Кубка Стэнли.

Вернуться к тексту

3) (3) Щелкун — третья и самая отличительная стадия инфекции, связанная с длительным периодом заражения грибком, что делает носителя достаточно сильным в сравнении с человеком. Как альтернатива к зрению, у данных заражённых вырабатывается эхолокация, которая позволяет им маневрировать в пространстве, издавая щелкающие звуки, из чего и произошло название данной стадии.

Вернуться к тексту

4) (4) Бегун — первая и самая слабая стадия заражения, грибок изначально прорастает в глаза, у жертв довольно плохое зрение, судорожные движения конечностей и потрёпанный внешний вид. Также у заражённых наблюдаются хаотичные реакции речевого центра в виде невнятного бормотания, и, вероятнее всего, на этой стадии они ещё могут испытывать боль и даже какие-то эмоции, так как иммунитет активно борется с инфекцией.

Вернуться к тексту