Кладбище (джен)

— Когда вы убивали в последний раз?

Ответом стала тишина и шокированные взгляды.

Конрад улыбнулся. Его обычно обаятельная улыбка сейчас казалась оскалом, и дело было вовсе не в тенях от ламп дневного света, что горели позади него.

— Вот ты, Дэвон? Не расскажешь, сколько на твоей совести трупов?

Дэвон Правеш отшатнулся и промолчал. Конрад перевёл взгляд на Мину, но та хоть и смело встретила его взгляд, тоже ничего не сказала.

— Ник? Может, хотя бы ты поведаешь нам занимательную историю?

— Конрад, ты пьян?

— Нет, дорогая моя Ник, я трезв как хрусталь. Что ж, раз никто из вас не желает начать, позвольте это сделать мне. Итак… Пожалуй, я начну не с первого убийства — там ничего интересного, а с… Да, с покушения на убийство, которое мне помешала осуществить Ник.

Николетта Невин охнула и прижала ладонь к губам, все повернулись к ней, но Ник и сама не понимала, о чём говорит Конрад.

— Дело было так…

Конрад Хокинс, талантливый врач, уважаемый коллегами и любимый пациентами, и просто хороший человек… сорвался. Конрад никогда не был холодным и отстранённым, как большинство других докторов, он принимал близко к сердцу чужие проблемы… Наверное, потому и был отличным врачом. Но у отзывчивости и способности сострадать была оборотная сторона — когда ничего уже нельзя было исправить, ему приходилось в одиночку переживать несчастья всех, кого он не спас.

Метка на фюзеляже, как говорил Джуд после Афганистана. Личное кладбище — так называл это Конрад.

У каждого врача оно есть. Невозможно спасти всех. Даже отоларингологи и те — могут пропустить что-то серьёзное, что приведёт к смерти пациента. Ну а Конрад привык быть на передовой, лезть в гущу событий и брать самые тяжелые случаи. И спасать. И сохранять свою статистику смертности на приемлемом уровне — вопреки всему. Но всех спасти даже он не мог.

Он знал, понимал, что не всесилен. Что помимо его знаний и таланта диагноста существуют миллионы причин, из-за которых пациенты просто не могут выжить, в конце концов, бывают безнадёжные случаи, но принять это не мог. Не мог смириться с тем, что ребёнок умирал на его руках, не мог просто передать его другому — и забыть. А то, что попытался… Это он не мог себе простить.

Сегодня он снова убил, пополнив и без того обширное кладбище. Хуже того, сорвался на друзей и коллег, напугал их.

— Я не сошёл с ума, — устало сообщил он и потёр ладонями лицо, прогоняя усталость. — Я всего лишь расстроен.

— Конрад…

— Нормально, Ник. Правда, я в порядке. Но поговорить нам с вами всё же стоит.

— Об убийствах? — впервые подал голос Ирвинг.

— Именно о них, — твёрдо кивнул Конрад и повернулся к интерну. — Правеш, в первую очередь это касается тебя.

— Конрад, отстань от него, — вступилась Ник. — Мы все сегодня устали…

— Сядьте! — в голосе Конрада прорезались стальные нотки приказа, и никто не осмелился перечить — все расселись по местам, настороженно смотря на него. — Смерть — неотъемлемая часть медицины, дамы и господа. И каждый из нас убивал. Девон вон вообще отличился в первый же день, и ничего — работает дальше…

— Я пытался её спасти! — возмутился тот.

— Ты пытался доказать, что разбираешься в медицине лучше меня, — безжалостно сверкнул глазами Конрад. — А в итоге убил.

— Хлою отключили от аппарата…

— Ты не послушал меня и убил Хлою. То, что дальше происходило с её телом — происходило уже не с Хлоей. Белл лишь уговорил мать отдать органы Хлои на трансплантацию. Органы, Правеш, а не Хлою. Ты же понимаешь разницу? — он сделал паузу и гораздо мягче продолжил: — Ты виноват лишь в том, что продлил страдания её семьи. В смерти Хлои твоей вины нет. Однако она всё равно на твоём кладбище. Ну или моём.

— Она была моей пациенткой, — глухо произнёс Девон, опустив голову от чувства вины, которое не стихало которую неделю.

— Нет. Пока ты мой интерн, все пациенты мои. А уж в первый рабочий день требовать от тебя демонстрации знаний, что приходят с опытом… Это моя вина — я не уследил за тобой. Но ты же помнишь главное правило?

— Слушаться тебя во всём.

— Именно.

— Конрад, давай закончим? — попросила Ник, не желая участвовать в тягостном разговоре, и её поддержала Мина, просто встав и направившись к дверям.

— Хотите жевать сопли — на здоровье. А у меня найдутся дела поважнее.

— Мина, твои руки в крови, — спокойно произнёс Конрад, глядя ей вслед.

Мина застыла. Насколько доктор Окафор была лишена свойственных людям слабостей, а слова Конрада задели её за живое. Мина медленно развернулась и не мигая уставилась на человека, которого ещё минуту назад считала своим другом.

— Да как ты смеешь?! — прошипела она, сузив глаза. — Я сделала всё, чтобы спасти пациента!..

— Мина… — Ник обожгла Конрада взглядом и подскочила к ней. — Мина, он говорил буквально.

— Что?.. — опешила та, подняла руки к глазам и наконец-то заметила, что в тех местах, где перчатки уже не прикрывали запястья, остались следы крови — из повреждённой артерии бил натуральный фонтан, так что ничего удивительного не было… И Мине стало стыдно. — Ох!

— Я знаю, что каждый из вас сделал всё, что мог, но этого оказалось недостаточно. Так, к сожалению, бывает, — произнесла Ник подрагивающим голосом. — Пожалуйста, не надо выяснять, кто виноват сильнее. Мы не справились, пациент погиб, но в этом нет нашей вины…

— Вина есть, Ник, — качнул головой Конрад. — Вина каждого из нас.

— Не мы стреляли в этого мальчика.

— Марка, — напомнил имя пациента Конрад. — Не мальчика, Ирвинг, Марка. Ты же не хочешь стать вторым Беллом? Тогда не забывай их имена. Это люди. Это наши ошибки. Мы должны помнить их, чтобы не повторять…

— Не повторять — что? — взорвалась Ник. Всю свою жизнь она выступала миротворцем: дома, на работе, в отношениях. Обычно это казалось правильным и единственно верным поведением, но в такие моменты, как сейчас, когда хотелось кричать, плакать и крушить всё вокруг, ей было невыносимо изображать голос разума. — Это трагедия, Конрад. Для Марка, его семьи, того мальчика, что случайно убил его. Но эта трагедия будет повторяться снова и снова, потому что не от нас зависит, как дети хотят развлекаться. Мы сделали всё, что могли, и даже больше. Ты — сделал больше. Мина сделала больше. И даже Белл старался не мешать нам спасать Марка. Мы все превзошли самих себя, чтобы помочь. Но ты не Бог, Конрад, не тебе решать, кому жить, а кому умирать.

— Я знаю, — просто кивнул тот и попытался улыбнуться — жалко, криво, сквозь слёзы.

Ник шагнула к нему и обняла, одной рукой прижимая голову Конрада к своей щеке, а другой помахав друзьям, чтобы ушли.

Всегда сильные и смелые, всегда готовые помочь, они каждый день отдавали всех себя, чтобы спасать жизни. Без колебаний рисковали карьерой, если знали, что пациентам это нужно. Отказывали себе во сне и отдыхе, когда больные нуждались в них. И отодвигали собственные жизни на третий план, лишь бы успеть, не опоздать, спасти. Но они были живыми людьми, и в такие моменты, когда все их жертвы оказывались напрасными, когда помочь и спасти не удавалось, всё казалось бессмысленным. И накрытое с головой тело под белой простынёй — с ним умирала и часть их самих.

— Сколько человек ты спас?

— Не знаю, — уткнувшись в плечо Ник, невнятно ответил Конрад.

— А сколько потерял — считаешь. Давай договоримся? — Конрад отстранился, покрасневшими от непролитых слёз глазами глядя на Ник. — С этого дня ты будешь вести счёт всех пациентов. Не только тех, кто навечно остался в твоём личном кладбище, но тех, кого ты уберёг. И только если первая цифра окажется больше… — Конрад возмущённо фыркнул, и Ник подавила улыбку. — Я знаю, она не окажется. Никогда. Ты — отличный врач, Конрад, через твои руки прошли тысячи пациентов, многие из которых могли бы оказаться на кладбищах Белла или Хантер, но ты не позволил этому случиться. Освободи своё кладбище от чужих ошибок. Марк — не твоя ошибка. Ему нечего делать на твоём кладбище…

— Ты права, — Конрад наконец взял себя в руки и отстранился. — Пожалели себя и хватит. Пора спасать чужие кладбища от перенаселения. Кто сегодня дежурный хирург?

— Доктор Белл.

— «Руки смерти», значит… Ну что ж, значит, сегодня у нас полно работы!

В Честен Парк Мемориал начиналась новая смена, и уставшие врачи готовы были снова и снова спасать жизни, невзирая ни на какие препятствия.