Тату (джен)

— Вот эту, — Павел уверенно ткнул в картинку на странице каталога.

Там был изображён идущий по скале рыжий тигр с длинным и поджарым телом, оскаленной мордой и угрожающе поднятой когтистой лапой. То, что надо! Именно такую татуировку Павел и хотел, предвкушая, как она будет смотреться на его предплечье. Особенно летом! А в офисе он спокойно спрячет её под рубашкой — всё равно там летом кондиционеры шпарили так, что порой от холода не спасал даже пиджак.

— Отличный выбор, — кивнул мастер. И предупредил: — Будет больно — говори.

— Нормально, — Павел презрительно скривился.

Что он, не потерпит? Да он зубы сверлит без наркоза! И не важно, что он делал это потому, что саму заморозку переносил очень тяжело: отходила она долго, и Павлу проще было потерпеть полчасика, чем потом полночи мучиться.

Пока мастер возился с рисунком, что-то там с ним делая, Павел с любопытством оглядывался по сторонам. Этот салон он выбрал в интернете сам: хотя ему было у кого спросить совета, ибо большая часть его друзей имела их, и многие — не по одной, но Павлу очень уж хотелось сделать всем сюрприз и произвести фурор на грядущем выезде на шашлыки на майских. Так что салон он искал сам — в первую очередь, по отзывам, ну и, что уж тут скрывать, по ценам. Он ведь не миллионер.

Пока.

Наконец, мастер сообщил, что всё готово, и занялся непосредственно клиентом: протёр правое предплечье Павла спиртовой салфеткой, потом смазал ещё чем-то, приложил лист с рисунком, убрал, повозился со свой машинкой, смазал руку вазелином — и работа началась.

Павел быстро понял, что свои возможности терпеть слегка преувеличил. Больно было… нет, не адски, и, пожалуй, не сильней, чем у зубного, но всё же наблюдать за работой мастера, как Павел собирался, у него сил не хватило. Так же, как и серфить в интернете — а ведь он хотел. Чтобы потом гордо показать очередной пост или фото на своей странице — и сказать, мол, знаете, когда я это сделал? А вот когда мне татушку набивали!

Впрочем, так сказать ему ничто не помешает, резонно рассудил он. Всё равно же не проверить! Но как больно-то… и кровь. Он почему-то совершенно не был к этому готов. Не то чтобы Павел не выносил вида крови, но, так скажем, недолюбливал его. Хорошо хоть можно было не смотреть, а разглядывать, к примеру, фотографии на стенах, или вообще закрыть глаза и так сидеть — было легче. Хоть и скучно. Странно: скучно — и при этом больно. Павел и не думал прежде, что такое может быть.

— Готов контур, — сказал мастер, наконец. — Посмотрите?

Павел мигом позабыл о боли и в счастливом предвкушении уставился на своё предплечье.

И онемел.

Вместо роскошного скалящегося тигра он увидел толстенького полосатого кота с коротеньким хвостом и лапками и тигриной мордой. Но не угрожающе оскаленной, а весьма печальной.

— Это… что? — сипло спросил Павел.

— По-моему, отлично вышло, — уверенно ответил мастер. — Отличный кот.

— Тигр! — выкрикнул Павел. Вскочил с кресла, схватил книгу с рисунками, ткнул пальцем в нужный и заорал: — Я хотел тигра!

— Да зачем вам тигр? — на удивление спокойно пожал плечами мастер. — Смотрите, какой кот. В сто раз лучше этой банальщины.

— Ты… Да я… Да ты… — беспомощно пролепетал Павел, растерявший от ярости, обиды и возмущения все слова. Да что этот хилый сосунок себе позволил! Да он его сейчас… одной левой… потому что правой бить сейчас, наверное, будет больно…

«Хилый сосунок» — на деле невысокий щуплый парень с выбритой с боков башкой и выкрашенным в тёмно-синий чубом — опасливо попятился и осторожно отложил машинку.

— Да правда лучше, — сказал он примирительно. — Тигров все сейчас бьют. Полгорода таких. А тут кот… девчонкам понравится!

— Урод, — прошипел Павел, смахивая с ресниц злые слёзы. — Я тебя засужу! Подонок! — он пнул стул, и тот, перелетев через комнату, ударился о стену.

— Ты зря так, — тихо сказал парень, опуская голову. — Увидишь. Он хороший. И тебе подходит.

— Я сам к тебе сейчас подойду, — угрожающе пообещал Павел, действительно делая шаг к парнишке. — И переломаю тебе пальцы, а потом засуну твои руки в задницу!

— У нас тут камеры, — тихо предупредил парень, отходя подальше и отгораживаясь от взбешённого клиента стулом. — Всё пишется.

— Урод ты, — прошипел Павел, с ненавистью глядя то на паренька, то на толстенького грустного кота на собственном предплечье. — Гнида синемордая! Да я салон ваш так ославлю — прогорите! Суки!

— Ну, — ещё тише сказал парнишка, — если вы через пару месяцев не передумаете — приходите, я вам бесплатно переделаю. Тигр так тигр.

— Ага, сейчас! — съязвил Павел. — Да я к вам больше ни ногой — в эту дыру. Суки! И денег шиш вам! У-у, ур-род! — он распахнул дверь и так хлопнул ею за собой, что не услышал:

— Антисептик надо… и плёнка…

Но Павлу было не до этого, конечно. Ослеплённый яростью — в самом буквальном смысле слова: у него в глазах было темно настолько, что он еле разбирал, куда бежит — он буквально вылетел из полуподвала и, ступая прямо в лужи, понёсся прочь по улице. Он так торопился, что даже не вспомнил ни о своей куртке, ни о рюкзаке — ни о чём, и спохватился только подбежав к метро. Вот скотство!

Был бы он девчонкой — разревелся, но Павел просто громко шмыгнул носом, выругался — и пошёл назад. Глаза бы его тот подвал не видели! Скоты! Уроды! Ничего. Ничего! Позорную татушку он, конечно, перебьёт — не здесь, бесспорно, на сей раз он пойдёт в самый дорогой салон! А этих скотов ославит на весь интернет. Подонки! И он тоже хорош — идиот! Придурок! Сэкономить он решил… дебил!

Так. Стоп. Он, похоже, проскочил нужный дом. Павел остановился, оглядываясь. Ну да — точно, проскочил. Вон тот длинный дом — и в торце вход в студию. Вон там…

Вывески не было.

Других длинных домов здесь не было, но Павел всё-таки прошёл по улице вперёд, покуда не упёрся в перекрёсток — нет, его он точно не переходил. Чушь какая… а, наверное, он просто на параллельной улице. Павел достал из кармана смартфон, открыл карту — точно! Он на параллельной. Это ж надо так взбеситься… и эти новые районы — все улицы как под копирку, тьфу.

Ну да — вот и студия. И вывеска, и всё… Он спустился вниз и, войдя в студию, наткнулся на тощую лохматую девицу с забитыми от кончиков пальцев до самых плеч руками.

— Здрасьте, — сказала она, облизав губы и маленькое серебряное колечко в центре нижней.

— Я забыл тут… — начал было Павел, и она немедленно кивнула:

— А, ну да. Ваше? — девица открыла шкафчик и, достав оттуда куртку и рюкзак, протянула Павлу.

— Да, — он резко отобрал их и предупредил: — Денег не дам. За это уродство.

— А? Чего? — спросила девчонка. Павел сунул руку ей под нос, и она вздёрнула плечи: — Отличный кот. Чего не так-то?

— А ничего, что я хотел тигра? — со всей язвительностью, на которую был способен, спросил Павел.

— Тигра? — переспросила девица — и поморщилась. — Не-е-е. Тигр не пойдёт.

— Не ваше дело! — взвился Павел. — Я. Хотел. Тигра! Какое вам вообще дело!

— Как какое? — изумилась девица. — Нам не всё равно, они же…

Павел не стал дальше слушать эту сумасшедшую — выругался грязно и ушёл. Да они тут все двинутые, думал он, идя по улице. Рука болела — не то чтобы сильно, но неприятно ныла. И этот толстый кот с тигриной грустной рожей… тьфу. Павлу хотелось то ли плакать, то ли прибить кого-нибудь — но всё же он остыл достаточно для того, чтобы задуматься о том, что, кажется, с рукою надо что-то делать. Обработать чем-то… он читал, её же, вроде, в плёнку заворачивают? В какую только? Ну не пищевую же? И надо чем-то там помазать… антисептиком.

Антисептиков Павел знал два… нет — три: зелёнку, йод и хлоргексидин. Но первые два красились — и не хватало ещё сделать идиотского кота зелёным! Или жёлтым. Если эта пакость ещё и перекрасится и расплывётся… Значит, видимо, хлоргексидин?

Он вдруг увидел ещё один салон татуировок и решительно свернул туда. В конце концов, обрабатывают-то татушки точно одинаково!

— Ой, какой котик! — воскликнула крупная девица, стоящая за стойкой, которой он продемонстрировал картинку, объясняя суть проблемы.

— Дебильный, — буркнул Павел. — Так можно обработать?

— А, по-моему, он милый, — возразила та, выходя. — Конечно, можно — секунду, я сейчас мастера позову.

С этого и началось. Нет, мастер — крупный татуированный мужик — никак картинку не прокомментировал, а просто обработал руку и рассказал, что делать дальше. А вот после…

Первой этого дурацкого кота увидела сестра Павла, когда он на даче копал грядки. Надо отдать ей должное, малявка не завизжала радостно при всех, а, дождавшись, покуда родители куда-то отойдут, тут же подскочила и, бесцеремонно задрав брату рукав, расплылась в умилительной улыбке:

— Ой, какой мимимишный котик!

— Это так… эскиз, — буркнул Павел, резко опустив рукав. — Я перебью потом.

— Зачем? — заныла Настя. — Он такой ми-и-илый…

— Нравится? — усмехнулся Павел. Настя закивала, и он предложил: — Себе набей. Вот восемнадцать будет.

— Меня родители убьют, — разумно возразила Настя.

— А то, — ухмыльнулся Павел.

— Ну не надо его переделыва-а-ать! — опять заныла Настя. — Ну он такой милый!

— Отстань, а? — рыкнул Павел, возвращаясь к грядкам.

В тот раз Настя отстала, но теперь не проходило дня, чтобы она не доставала Павла то — в выходные и на даче — лично, то — в будни — по ВотсАпу и смс. Хуже того: она и матери проговорилась, и, к недоумению Павла, та, вместо суровой отповеди, осмотрев его татуировку, вынесла вердикт:

— Ты знаешь, я только на АдМи видела такие милые татуировки… ладно уж. По крайне мере, это трогательно. И креативно.

Трогательно?!

Павла это донельзя взбесило. Трогательно!

— Трогательно, — шипел он вечером, моясь в душе и с ненавистью глядя на печального кота. — Трогательно! Я тебя ненавижу, — сообщил он картинке на своей руке. — Не-на-ви-жу.

Ему даже стало легче, когда он высказал всё это несчастной твари. Ничего. Несколько недель — и можно будет эту пакость перебить. И сделать тигра. К майским не получится — они же на носу — но к августу должно сложиться. Хотя донельзя обидно, что половину лета ему придётся проходить с этим поганцем. У-у-у, морда тупая!

Павел щёлкнул было пальцами по вытатуированной морде — и обалдело уставился на своё предплечье.

Там ничего не было. Вообще. Нет, сама рука была на месте вместе с кожей, венами, и что там ещё должно быть — но татуировки не было.

В первый момент Павел ощутил огромнейшее облегчение. Значит, она временная! Это просто дебильная шутка — небось, кого-то из своих. Ну, держитесь! Он узнает, кто всё это придумал — и ответит. О, да. Он найдёт ответ!

Однако настроение у Павла взлетело до небес, и на шашлыки он ехал радостным и донельзя счастливым. Тем более, что там была и Вероника — и Павел очень надеялся, что у них что-то наконец-то сладится.

Погода была — как на заказ: тепло, едва ли даже и не жарко, и солнечно. Дача у Сеньки была отличная — не дача даже, а коттедж, а уж какой во дворе был гриль! И мясо удалось на славу — и к ночи Вероника пала в Павловы объятья.

Утро обещало оказаться даже лучше ночи: проснулся Павел от того, как кто-то… — Вероника! — нежно целовал его. Он ответил, и они какое-то время целовались, и Павел фыркал, когда её длинные волосы попадали ему в нос, а потом она спросила:

— Хочешь, сделаю тебе массаж?

О. Он хотел! Ещё как!

— Хочу! — сказал он.

— Тогда перевернись, — велела Вероника — и когда он, голый, перевернулся на живот и растянулся на кровати, разбрасывая руками подушки, она вдруг умилённо протянула:

— И-и-и! Какая прелесть! — и погладила его по правой лопатке.

— Да, — гордо сказал Павел. — Я хорош.

— Не ты, — засмеялась Вероника и, склонившись, поцеловала его в правую лопатку.

— Интере-е-есно, — протянул Павел, поворачивая голову, чтобы разглядеть сидящую на нём Веронику. — А кто?

— Твой котик, — промурлыкала она, снова целуя его.

— Чего? — Павел мотнул головой. — Какой котик? — спросил он, нервно глянув на своё предплечье. Никого там не было!

— Ну котик, — повторила Вероника. — Такой славный… толстенький… ну прелесть же! Почти манул! Но лучше.

— Чего? — повторил Павел, ощущая, как по позвоночнику ползёт неприятный холодок. — Какой котик?

— Толстенький, — хихикнула она. — В полоску.

— Да ты чего несёшь? — он резко развернулся — Вероника, которую он при этом едва не уронил, недовольно заворчала и весьма чувствительно пнула его в бедро пяткой, но Павлу сейчас было не до этого. Вскочив, он бросился в ванную и, повернувшись к зеркалу спиной, замер, глядя на свою правую лопатку, на которой красовался кот.

Тот самый, толстый кот с тигриной грустной мордой и коротенькими лапками.

Татуировка.

Но… Но как?

На чей-то розыгрыш списать это было невозможно: Павел прекрасно помнил, что с руки картинка у него исчезла, когда он был один. От родителей он съехал ещё на четвёртом курсе, сняв маленькую студию — и в тот вечер там точно никого не было. А главное — даже если бы и было, то как можно просто взять и передвинуть татуировку с предплечья на спину? Вот как? Допустим, татушка была временной — он знал, такие делают. Но это же не переводная картинка! Её нельзя стереть — и просто заново перевести в другое место! И сделать незаметно нельзя тоже: даже если бы его — идея идиотская, но вдруг — и напоили бы каким-нибудь снотворным, а после бы набили новую картинку, наутро Павел бы прекрасно всё почувствовал.

Нет, бред. Бред, бред… идиотизм.

Но картинка-то — вот она. На месте. То есть, как раз НЕ на месте.

— Эй, — пробормотал Павел, пытаясь дотянуться до неё — но место было неудачным, и ему никак не удавалось толком до неё добраться. — Ну как это вообще? — спросил он почти жалобно. — А?

И вдруг увидел в зеркале, как кот медленно поворачивает голову и смотрит на его руку.

«Допился», — мелькнуло в голове у Павла. Вот так, наверное, и приходит белочка — просто кому-то черти мерещатся, а ему вот собственная татуировка. Толстый кот. Его белая горячка — толстый идиотский кот, даже не животное, а рисунок! Павел истерически хихикнул и, отдёрнув руку, повернулся к крану, открыл холодную воду и сунул под неё голову.

— Эй! — услышал он, и краем глаза увидел стоящую на пороге ванной Веронику — к сожалению, уже одетую. Хотя, конечно, не будет же она носиться голой по чужому дому, где спит ещё десяток человек. В отличие от Павла, кстати. — Всё хорошо? — спросила она совершенно не обиженно, а даже чуть ли не встревоженно.

— Д-да, — пробормотал Павел, высовываясь из-под ледяной струи. — Сорян, — он выпрямился, потянулся к полотенцу и начал вытираться.

— Ты чего сбежал? — спросила Вероника.

— Да так… я… в общем, это… мне надо в город, — торопливо соврал Павел. — Извини. Мне срочно. По работе.

— Прямо сейчас? — недоверчиво переспросила Вероника.

— Ага. Прости, — он виновато пожал плечами и, так толком и не вытеревшись, проскользнул мимо неё, услышав вслед обиженное:

— Придурок!

Никогда в жизни Павел не водил так аккуратно, как в то утро. И не потому, что опасался, будто алкоголь ещё не выветрился. Мало ли, что померещится! Если у него татуировка вертит головою, то что выкинет дорога? Или, скажем, дерево? Отбойник? Однако всё прошло спокойно — Павел отлично доехал… отлично бы. Если бы не психовал.

Поднявшись к себе в квартиру, он открыл свой ноутбук и начал гуглить всё, что мог, о зрительных галлюцинациях. Толку было мало: информации-то было море, вот только отыскать хоть что-то дельное Павел так и не сумел. Разве что убедился в том, что это не белая горячка. Объяснений было много — от банальнейшего стресса до тяжёлых патологий мозга, и часа примерно через два такого чтения Павлу уже казалось, что он болен то ли раком мозга, то ли, может быть, шизофренией. И это ещё были не самые паршивые варианты.

Отодвинув ноутбук, Павел стянул майку и вышел в коридор, где у двери висело то единственное зеркало, в котором он мог увидеть свою спину. Второе — в ванной — было маленьким и отражало только голову и шею — ну, может быть, ещё кусочек плеч.

Кот был там, на месте. На правой лопатке. И страдальчески смотрел перед собой — а теперь прямо в зеркало.

— Но так же не бывает, — сказал Павел. Потом взял рожок для обуви и ткнул его концом в кота. — Не бывает так! — воскликнул он.

И увидел, как кот попятился, выбрался из-под упирающейся в него металлической ручки и перебрался под лопатку. И вздохнул.

— Так не бывает, — повторил Павел уже не так уверенно — скорей, просяще.

Кот с тигриной мордой глубоко вздохнул и сделал шаг назад, забиваясь глубже под лопатку.

— Даже если ты там есть, — сказал ему Павел, чувствуя себя ужасно глупо, — ты не можешь двигаться. Не можешь! — повторил он чуть ли не в отчаянии.

Кот печально глянул на него, опять вздохнул — и замер.

Некоторое время Павел молча на него смотрел, а затем снова ткнул в него ручкой обувной лопатки — прямо в морду. Даже в нос!

А кот… чихнул. И тут же замер, правда, хлопая глазами.

— Но как так-то? — жалобно пробормотал Павел и повторил: — Так же не бывает!

Он сел на пуф, служивший заодно и ящиком для обуви, и некоторое время сидел так, сгорбившись. Ну что — пора признать, что он сошёл с ума. Наверное. Ну или что у него набита двигающаяся татуировка — и что из этого реальнее? А? То-то и оно…

И ведь не покажешь никому. Не спросишь. Сочтут психом… или ещё хуже. Правда, что могло быть хуже, он не знал — но точно могло. Что-то.

Например, что это правда.

С другой стороны, вдруг подумал Павел, какой вред от этого? Ну галлюцинация. Ну двигается. Он же не царапается и не делает ещё чего-то. Просто… движется. И ладно. Можно просто никому не говорить.

— Эй! — позвал он, снова поднимаясь и поворачиваясь к зеркалу спиной. — Эй, ты, — он снова потыкал кончиком обувной ложки в кота, правда, на сей раз не в морду, а куда-то в бок, ближе к хвосту. — Ты это… перелезь обратно, а? — попросил он.

И вдруг подумал, что если его татуировка движется — как её сводить-то? Он же убежит! И всё. «Вот мастер обалдеет», — мелькнула мысль.

Кот пошевелился и неуверенно переступил своими толстенькими лапами.

— Иди уже, — позвал Павел, нервно хихикая. Да уж. Докатился. И на алкоголь не спишешь — сколько он там выпил? Нет-нет, точно — у него рак мозга. Или, может быть, шизофрения. Да, она, наверное: голова-то не болит. Она.

Кот, тем временем, помялся — и пошёл, и Павел ощутил под кожей лёгкую, едва уловимую щекотку — словно там под нею проводили чем-то лёгким, мягким и почти горячим. С того момента, как кот добрался до плеча, Павел мог уже наблюдать за ним без зеркала — и он смотрел, как кот неспешно шествует, ступая своими толстыми и, похоже, мягкими лапами и чуть заметно шевеля хвостом. Туда-сюда… Чуть-чуть.

— Чего ты такой грустный-то? — спросил Павел, наблюдая, как кот пристраивается на его предплечье. — И морда идиотская… уж рисовал бы тогда толком кота, что ли. А то кот котом — а морда как у тигра. Ну, почти, — признал он, пристально его разглядывая. — Рот уж больно мелкий. Слушай, — сказал он, потрогав спинку кота пальцем. — А как тебя перебивать-то? А?

Кот повернул и поднял голову, и Павлу показалось, что он в самом деле смотрит прямо на него. А потом в уголках глаз нарисованного кота появилось что-то тёмное — и поползло по его толстым щекам.

Слёзы.

Это было уже слишком, и Павел, отчаянно зажмурившись, взмолился, сам не зная, кому:

— Хватит! Ну правда, уже хватит! Сколько можно!

Когда он открыл глаза, кот был всё ещё на месте — на предплечье — но уже не двигался. И слёз никаких не лил.

Таким он оставался следующие дни — и когда Павел поехал на дачу к родителям, и когда вернулся, и потом. Павел даже уже почти поверил, что всё, что было с ним тем утром — просто непонятная галлюцинация, когда однажды вечером, когда он сидел над проектом, он вдруг поймал то самое горячее щекочущее ощущение под кожей. В офисе давным-давно уже никого не было, и Павел, задрав рукав, увидел нервно бьющего себя по бокам хвостом кота. Поняв, что на него смотрят, он затоптался на месте, а затем сдвинулся вперёд, на самую кисть Павла.

— Да ну нафиг… всё, приехали, — пробормотал тот, наблюдая, как кот будто бы пытается куда-то выбраться. — Чего ты делаешь? — ворчливо спросил он. Кот обернулся, поглядел на него — и снова зацарапал лапами его мизинец. — Да чего? — взвился Павел, у которого никак не выходил проект и ужасно хотелось есть, спать, пить и вообще бросить всё это к чертям собачьим.

Нет, это переутомление, решил он. Точно. И в тот раз ведь точно так же было: он устал — и вот. Пожалуйста. Да, надо, надо бы дойти до психиатра. Говорят, они теперь не ставят сразу на учёт…

Кот уже буквально бесновался, и Павел решил дойти до туалета и хотя бы умыться холодной водой. Встал, раздражённо почесал мизинец — и, выйдя из офиса, свернул направо, открыл дверь мужского туалета — и отпрянул, когда к нему на ботинки выплеснулся кипяток.

Прекрасно. Просто замечательно! Кому звонить, Павел плохо представлял, так что сразу же набрал начальника — и, как ни странно, угадал. Или, по крайней мере, выбрал вариант вполне приемлемый: на него не наорали, а, напротив, говорили хоть и нервно, но довольно благосклонно. Хотя в аварийку звонить всё равно пришлось, а потом и ждать их, и — после — вызванивать уборщиков и чёрт знает ещё, кого.

О коте Павел, разумеется, забыл, и вспомнил только дома. И спросил, пронзённый неожиданной догадкой:

— Ты что, знал?

Кот шевельнул хвостом и, как показалось Павлу, смущённо потёр щёку лапой.

— Серьёзно? — повторил Павел. — Знал? Ты знал, что там такое? И предупредил?

Кот поглядел на него и снова тронул лапой свою щёку.

— Ты что вообще такое, а? — тихо спросил Павел, внимательно разглядывая картинку на своём предплечье.

Кот повёл своей тигриной головой — и вдруг… улыбнулся. Точно улыбнулся! А потом, словно смутившись, опустил башку и начал тереть левой лапой ухо.

Тогда Павел почти сразу же уснул — а следующим вечером искал в интернете информацию уже не о галлюцинациях, а о татуировках и об их мистическом влиянии. Но нигде, нигде он ничего про двигающиеся татуировки не нашёл — кроме как на форумах, посвящённых играм или манге, например. Или вообще мультфильмам. Но это было не то: нарисовать-то можно что угодно. А вот так, чтобы в реальности?

Павел посмотрел на часы — было почти три — и вдруг разозлился. Он опять не спал полночи — сколько можно? Да плевать — ну кот и кот. Ну двигается. Мало ли. Не мешает же! Даже вон помог. Пускай будет, решил он. Пока, по крайней мере. Всё равно же непонятно, как его перебивать.

Показывать ли его кому-нибудь, Павел, правда, не решил — но всё случилось само. Следующий выезд на шашлыки случился в жуткую жару, и обосновавшийся на Павловом предплечье кот был виден всем.

— Это чего? — заржал Антон, бесцеремонно хватая Павла за руку и разглядывая смирно сидящую татуировку. — Что за девчачья хрень?

— Да мастер лажанул, — авторитетно заявил Максим, придвинув руку Павла к себе — словно вещь какую-то. — Зуб дам, что тигр планировался, — заявил он, поглядев на Павла вопросительно.

— Нормальный кот, — Павел вдруг за него обиделся. Тот и так-то выглядел всегда печальным, а сейчас и вовсе казался несчастнейшим котом на свете. Кот вообще был очень ранимым — а тут такое. Любому неприятно было бы.

— Или манул? — не обратив внимания, предложил Макс. — Манул прикольно было бы — тигров сейчас все бьют.

— Не, ну, в целом, можно перебить же, — поддержал его Антон. — В манула вполне можно. Морду поменять немного и шерсть сделать… цвет залить — нормально будет.

— Да не буду я ничего заливать! — раздражённо отрезал Павел, вырывая руку. — Отличный кот.

— Девчачий, — безапелляционно заявил Антон.

— Нормальный, — Павел насупился и отошёл подальше. Ну их, этих двух дебилов.

Но его, конечно, не оставили в покое, и он, как планировал когда-то, в самом деле оказался в центре внимания — правда, вовсе не такого, как ему мечталось. Впрочем, мнения о татуировке разделились: женская часть компании и вправду, все, как одна, включая вполне брутальную Алису, заявили, что кот потрясающий и милый, и уж точно нестандартный, и Павел просто крут, что выбрал не банальщину, а такую уникальную картинку. А вот парни, большей частью, Павла застебали — правда, Лёха, самый старший среди них, мудро заметил, что «девчонкам нравится — нормальный кот», а Мишка так вообще сказал, что это можно сделать новым трендом, нужен только правильный пиар. Но, в целом, кота друзья Павла не оценили, и домой воскресным вечером он вернулся в дурном настроении. Он злился — на дурацкую татуировку, на своих тупых друзей, на мастера-дебила… но когда вдруг в душе не обнаружил кота на прежнем месте, остыл. Разом.

— Эй! — позвал он, безнадёжно пытаясь почувствовать, где там на спине спряталась его татуировка, но ничего не ощущал, конечно. — Да всё, ладно, вылезай. Ну хватит дуться!

Но кот не появлялся, и Павел, разозлившись — вот он ещё только татуировку не упрашивал! Безумие какое-то. А главное, на что тут обижаться-то? Он-то тут причём? — демонстративно замолчал, домылся, вытерся и пошёл спать, втайне надеясь, что утром татуировка окажется на месте.

Однако когда поутру его предплечье осталось чистым, Павел, глубоко вздохнув, сел у зеркала в коридоре и, глядя на забившегося под правую лопатку кота, пощекотал его лапу кончиком обувной ложки и позвал:

— Хорош, а? Возвращайся. Мало ли придурков?

Кот очень тяжело вздохнул и поглядел на Павла так, что тот вспомнил любимое бабкино выражение о «скорби всего еврейского народа» в чьём-то взгляде.

— Зато девчонкам нравится, — сказал он. — Лисе даже. И Лёха заценил. Да вылезай уже. На работу пора.

Кот опять вздохнул, но всё-таки пошёл — и, добравшись до предплечья, почему-то очень виновато поглядел на Павла.

— Вот, — сказал тот наставительно, погладив его пальцем по спине. — И больше не сбегай. Ещё чего. Нашёл, кого слушать.

Кот прогнул спину и, дёрнув шкурой, вдруг сел столбиком и поймал Пашин палец, обхватив его своими рисованными лапами. И поглядел застенчиво.

— Ты только на людях не делай так, — предупредил Павел, поневоле улыбнувшись и пошевелив пальцем. И вздрогнул от совершенно человеческого, полного упрёка взгляда, которым вытатуированный кот одарил его.

Так они и подружились — хотя шутки, которыми теперь буквально засыпали Павла почти все друзья, весьма его доставали. И чем дальше — тем сильнее, и он даже думал иногда, что, может, правда переделать этого кота в манула? Ну а что — тот тоже кот… и похож. Вот только самого кота эта идея так расстраивала, что он тут же сбегал Павлу под лопатку, где сидел часами, иногда даже свернувшись в шар, из которого торчал лишь хвост и уши.

Время шло, и к середине июля Павел, наконец, решился. Кота он предупреждать не стал, чтобы не нервировать напрасно — просто как-то пятничным вечером, выйдя с работы, поехал не домой, а в другую сторону. Вышел из метро, прошёл по улице, разыскивая знакомую вывеску и давя в себе страх не отыскать её. Потому что — нет, не просто так тогда он вдруг едва не заблудился — потому что как, да и с чего ему тогда бы было оказаться на параллельной улице? Нет, неспроста тогда так вышло.

Но нет — вон он, тот подвал. И вывеска дурацкая на месте — фиолетово-зелёная. И ступенька эта выщербленная…

Вот только имени мастера Павел не помнил. Но тот вышел к нему сам — лица Павел не узнал, но синий чуб над выбритыми висками опознал.

— Вернулись? — мастер выглядел расстроенным и раздосадованным. — Решили перебить-таки? Пойдёмте, — вздохнул он и повёл Павла к креслу.

Тот уселся и, решительно задрав рукав, положил на стол левую руку. И на недоумённый взгляд мастера спросил:

— Второго можете? Такого же. А то ему там скучно одному.

Это был совсем не тот вопрос, с которым он пришёл сюда. Павел намеревался узнать тайну своего кота — но, когда уже открыл рот, чтобы спросить о том, что изводило его последние несколько недель, вдруг понял, что явился не за этим. Не всё стоит знать — а что до друзей… В конце концов, если его друзья не успокоятся, он себе может и других найти, которые кота оценит. Обижать кота он никому не даст — ни этого, ни того, которого ему сейчас набьёт донельзя счастливый мастер.

— Он точно будет таким же? — взволнованно уточнил Павел.

— Ну, это как получится, — ответил мастер, и по его тонким губам скользнула хитрая улыбка. — Обещаю: вам понравится.

— А ему? — спросил Павел, кивнув на взволнованно перебирающего лапами на его правом предплечье кота.

— Ему — тем более, — твёрдо пообещал мастер, и Павел, удовлетворённо кивнув, почесал вытатуированного кота по спинке и решительно закрыл глаза.

Потому что чудо может не случиться, если наблюдать за ним слишком пристально.