Ас, на которого стоит равняться (джен)

Казунари Такао, придя вечером домой, больше не хотел думать о баскетболе. Казалось, что голова скоро взорвется от размышлений и вопросов. Он устало плюхнулся на диван и включил телевизор. Но даже «Новости» и то вещали о матче с «Бармаглотами». Диктор с гордостью рассказывал о «торжестве японского спорта», а на экране шла нарезка лучших моментов матча. Время от времени все это перемежалось отрывками из интервью «Вострых мечей». В репортаже на секунду промелькнуло и лицо самого Такао, а потом показали именно то, на что он меньше всего хотел смотреть.

Мидорима, Акаши и «небесные трехочковые».

Нет, Такао был горд, что Мидорима очень много сделал для этой победы. И, конечно, Такао радовался, что способности Мидоримы так проявились в игре с Акаши, пусть даже сам Такао остался на скамейке запасных.

Но после матча случилось еще кое-что, и от неприятного воспоминания об этом на душе скребло, словно наждачкой. В раздевалке Такао случайно подслушал, как Акаши позвал Мидориму в Ракузан.

— Если ты переведешься к нам, у тебя будет больше возможностей для развития.

Акаши был прав, тысячу раз прав как всегда, но Такао ликующе улыбнулся, когда Мидорима ответил:

— Нет, Акаши. Я выбираю Шутоку, ясное дело.

— Чего-то такого я и ожидал, — заметил Акаши. — Но обещай подумать.

Сейчас же Такао отбросил пульт в сторону, растянулся на диване и закрыл глаза. Мидорима ничего не сказал об этом приглашении, а сам он не стал спрашивать. И теперь его чувства были на редкость противоречивы, а фейерверк из вопросов не давал покоя. Что побудило Мидориму сделать такой выбор? Не передумает ли он, особенно, если Акаши будет настаивать? Но самый главный вопрос: что дальше требуется от самого Такао, чтобы он оправдал это доверие? Сколько бы он ни тренировался, все равно никогда не дотянется до Поколения чудес — это было не самой приятной, но правдой. Но отступать Такао не любил, а потому решил, что станет еще более достойным напарником для Мидоримы.

* * *

На следующее утро Такао сидел на скамейке рядом со спортзалом Шутоку и мозолил взглядом свою распухшую лодыжку. Сердитое сопение стоящего рядом Мидоримы он не замечал изо всех сил.

Такао казалось, будто он уперся в тупик. Он предпочел бы провалиться сквозь землю, лишь бы не вспоминать, как пришел сегодня утром на тренировку, преисполненный горячего желания добиться чего-то большего. Желание это Такао решил осуществить в одном из матчей, когда перехватил у соперников мяч и рискнул. Тогда он мог добежать и забросить из-под кольца, мог отдать пас Мидориме, но что-то подсказало иную идею: сделать трехочковый самому. Мяч даже не долетел до щита, не говоря уже о попадании в корзину.

— Ха, извини, Шин-чан, — замахал он возмущенному Мидориме. — Я больше так не буду.

А чуть позже он умудрился упасть, подвернув лодыжку. Вот и постарался стать лучшим напарником для Мидоримы, называется.

— Да нет, ничего страшного, — уверял он товарищей по команде, но когда встал и попытался сделать пару шагов, сильная боль едва позволила наступить на ногу.

— У тебя совсем мозгов нет? — рявкнул Мияджи. — Живо к врачу. Мидорима, отвези, я убью его позже.

В планы Мидоримы такая поездка вряд ли входила, но он только кивнул. Впрочем, до велорикши, оставленной перед воротами школы, нужно было еще идти и идти, а каждый шаг казался Такао подвигом. Мидорима у выхода из спортзала остановился:

— Мне не нравится, как ты хромаешь, ясное дело. Залезай ко мне на спину, Такао, — не допускающим возражений тоном сказал он.

В обычное время Такао только бы посмеялся, что ему в кои-то веки удалось оседлать Шин-чана и расплатиться за то, что возит его в велорикше, но тогда он только покачал головой:

— Я… я не могу. Я и так тебя подвёл.

И заковылял до стоящей рядом скамейки.

Мидорима стукнул кулаком по стене — рассердился, конечно. И сейчас сверлил Такао взглядом, а он словно прирос к скамейке и молчал. Впрочем, Такао тоже кипел от злости. Зачем ему сочувствие? Ему нужно лишь признание, что он чего-то стоит как спортсмен, хотя после сегодняшних промахов он не ждал ничего подобного.

— Что с тобой вообще происходит? — спросил Мидорима довольно резко, сел на край скамейки и достал из кармана синюю флешку, свой талисман. — Любой спортсмен должен понимать пределы возможностей. Трехочковые? Сразу в игре, без подготовки?

— Я замахнулся на святое, Шин-чан? — тихо спросил Такао. — Но где кончается благоразумие и начинается смелость? Хотя я знаю, что ты скажешь. Мол, посмотри, сколько я́ над ними работаю, — он горько усмехнулся и повторил слова вчерашней передачи: — «Сочетание несомненного таланта и удивительного трудолюбия». Кстати, ты серьезно отказался от Ракузан?

— Это здесь при чем? — удивился Мидорима, сжимая флешку в кулаке. — Что тебя не устраивает?

— Разве Акаши не прав? Там у тебя появилось бы больше возможностей, и вы были бы лучшими в Японии.

Мидорима вскочил со скамейки так резко, будто увидел рядом с собой кота. Он сглотнул, поправил очки, а потом медленно сказал:

— Ошибаешься, Такао. Баскетбол для меня важнее всего, ясное дело. И если бы я считал, что в Шутоку у меня нет будущего, я бы сюда не поступил. Но сейчас у меня больше причин остаться, чем было поначалу. В Ракузан мне не развить навыки командной игры. И, надеюсь, я сам тоже кое-чего добился за этот год.

— «Небесные трехочковые» круче, чем кое-что. Но… — Такао решительно поднял на него взгляд и признал: — Акаши вчера пасовал для них идеально. Лучше, чем я.

— Естественно. Я думал, это и обсуждать не стоит. Даже я в Ракузан стану вторым номером. Правда, я не намерен быть вторым в команде.

— Какой ты самолюбивый, Шин-чан, — усмехнулся Такао.

— И снова ошибаешься, дело не в самолюбии. Когда ты ас, это мотивирует гораздо сильнее. И я хочу быть асом Шутоку. Может, мы пока не так сильны, как Ракузан, и пока не лучшие, но это значит, что нам есть к чему стремиться. Здесь все ценят труд и упорство, которых и у тебя достаточно, ясное дело. Те же трехочковые… Тебе стоит попытаться их освоить, хотя пока тебе ощутимо не хватает и техники, и практики.

— Ты думаешь, я смогу, Шин-чан? — с надеждой спросил Такао. — Я готов.

— Сперва залечи травму.

Такао ничего не оставалось, как залезть к нему на спину, и Мидорима подхватил его довольно надежно, хотя и успел прошипеть просьбу не задушить.

Такао лишь отшутился. Он заметно повеселел, пусть нога все еще ныла, а лечение и восстановление вряд ли обещали много радости. Но разговор с Мидоримой словно избавил его от сомнений и указал правильный путь. Не только предложение учить трехочковые, кажется, все, что он говорил, внушало уверенность.

По дороге Такао молчал — не озвучишь же то, что он думал, вслух.

«Хочешь быть асом, Шин-чан? — сказал он про себя. — Тогда мне как твоей команде остается только равняться на тебя».