Последний разговор (джен)

Двое уродов в черной коже уволокли на кухню Корона, и Бала с Баклажаном остались вдвоем в комнате, насквозь пропахшей порохом, кровью и смертью. Игравшая с пластинки «Reinforcements» своим депрессивным мотивом еще больше давила на нервы, нагоняя ощущение неминуемой гибели.

— Вот ведь размазня Корон, — заговорил Бала, злобно сплюнув. — Рассказал про героин почти сразу же. Хотя до этого больше всех хорохорился. Еще и девочку какую-то выдумал, дебил! — Он снова сплюнул и вдруг повернулся к раненому товарищу: — Ты знай, Баклажан, я бы тебя ни за что не кинул. Зуб даю, придумал бы, как вытащить!

— Ты не оправдывайся, — превозмогая жуткую боль в ноге, простонал «эфиоп». — Под страхом смерти чего только ни скажешь.

На несколько секунд напарники замолчали. С кухни доносились едва различимые голоса.

— Слышь, Бала, — зашептал вдруг Баклажан, — у меня, кажись, скотч на руках чуть отклеился. Ты попробуй дотянись, сорви его зубами, а дальше я сам как-нибудь… Я бы и у тебя снял, да еле могу пошевелиться…

— Щас, щас, держись, братан… — Бала изловчился, приближая лицо к связанным за спиной рукам приятеля. Пытаясь зацепить край клейкой ленты зубами, он вдруг заговорил проникновенным тоном, то и делая в речи паузы:

— Ты молодец, братан, что так долго держался, ничего этим уродам не сказал. Я бы и сам на твоем месте… так же… А еще… ты прости меня… что ржал над тобой… когда Корон тебя «эфиопом» называл… Я думаю… ты и правда русский… как я… как…

— Да не болтай ты, сдирай давай! — не выдержал Баклажан, извиваясь от боли.

— Да кто знает… — выдохнул Бала. — Может, и не доведется уж… больше поговорить…

Песня на проигрывателе закончилась, а пару секунд спустя с кухни донесся выстрел. Наступила мертвая тишина.

— Конец Корону, — шепотом констатировал Бала, разгибаясь. — Моя очередь пришла.

И пока Баклажан пытался закончить начатое другом, вырывая руки из скотчевого плена, Бала продолжал вдохновенно шептать:

— Ты, главное, на поводу у этих упырей не иди… Борись до последнего… Я тоже буду бороться… Вместе мы до конца…

В комнату вошел высокий «упырь», оборвав монолог Балы.

— Прощай, брат, — произнес он, уже едва не плача.

Балу уволокли на кухню, и вновь наступила тишина. Баклажан продолжал бороться. Как много лет боролись за независимость его предки в Африке. Что уж от самого себя скрывать, эфиоп — он эфиоп и есть.

Скотч понемногу начал подаваться…