Нимфадора - дочь Средиземья (джен)

Нимфадора всегда была очень весёлой и озорной девочкой и, разумеется, никак не могла обходиться без шалостей. Сегодня на зельеварении она вместе со своим лучшим другом Чарли Уизли взорвала котёл Ларкуса Нотта — слизеринца, который слишком много задирался.

Разумеется, не обошлось и без отработки. Профессор Слагхорн назначил её на пять часов вечера, и Нимфадора с Чарли должны были полтора часа подряд драить котлы и сортировать ингредиенты для зелий в сырых и мрачных подземельях Хогвартса.

Они пришли туда пораньше, потому что это был единственный способ отвязаться от трех настырных второкурсников, которые все время ходили за ними и пытались узнать, какой именно гоблин бросил вызов другому гоблину в 1245 году.

Но поскольку Чарли и Нимфадора изучали эту тему четыре года назад, да и вообще дремали на Истории магии, то им срочно нужен был какой-нибудь хороший повод смыться из гостиной Гриффиндора. Отработку «хорошим поводом», конечно, не назовешь, но что поделаешь. Все равно надо туда идти. А то Слагхорн поснимает с Гриффиндора ещё баллов, а факультет и так потерял на уроке больше двадцати.

И вот теперь двое друзей сидели на каких-то бочках в коридоре перед дверью класса зельеварения и ждали, когда преподаватель позовёт их внутрь.

От нечего делать они играли в борьбу на пальцах — маггловскую игру, которая им очень нравилась. Играть в неё их научил Тед Тонкс — отец Нимфадоры, когда она с Чарли приезжала к Тонксам на летние каникулы.

— Мы могли бы уже давно отдраить все котлы и спокойно свалить отсюда, — сказала Нимфадора, когда Чарли в очередной раз прижал её палец к деревянной перекладине на днище одной из бочек. Всё-таки, как-никак, он был сильнее Нимфадоры, да ещё и играл в квиддич.

— А мне нравится так играть, — хмыкнул Чарли, встряхнув рукой, чтобы дать ей отдохнуть от игры. — И вообще: мы сейчас типа вечером в коридорах Хогвартса, но это как бы законно.

— Да какой сейчас вечер, — фыркнула Нимфадора, — так, пустяки. А эти подземелья… Не люблю я их, что уж тут поделаешь.

— Как истинная гриффиндорка, — ухмыльнулся Чарли.

— А ты как будто не гриффиндорец, — наигранно обиженно произнесла Нимфадора, и они с Чарли весело рассмеялись.

Дверь класса со скрипом приоткрылась, и оттуда показалась голова Слагхорна. Нимфадора еле слышно прошептала что-то типа «Наконец-то!», а Чарли хихикнул.

— О, здравствуйте, ребята, вы уже пришли? — радушно произнес Слагхорн. Нимфадора явно хотела как-то съязвить, но Чарли дёрнул её за руку. В отличие от неё, он немного побаивался Слагхорна.

Они поздоровалась с преподавателем и зашли в класс. В помещении царил полумрак, однако в этом не было ничего непривычного для ребят, которые попадали на отработки сюда каждую неделю.

Когда Нимфадора и Чарли сели за одну из парт, Слагхорн поставил рядом с ними ведро с хвостами ящериц — Чарли слегка поморщился — и несколько грязных от копоти котлов.

— Думаю, вы знаете, что надо делать, и мне не придётся объяснять вам это в сотый раз за месяц, — сказал Слагхорн.

— Да, разумеется, профессор, — отозвался Чарли, а Нимфадора возвела глаза к потолку.

Слагхорн улыбнулся им и вышел из класса, сказав, что вернется через полтора часа. Когда дверь за ним захлопнулась, Нимфадора, очень не любившая зельеварение, тяжело вздохнула и спросила у Чарли:

— Ну что, как будем распределять обязанности?

На совместных отработках они всегда распределяли обязанности между собой, чтобы побыстрее закончить.

— Давай ты будешь заниматься этими, — Чарли брезгливо подвинул к Нимфадоре ведро с хвостами ящериц, — а я пока почищу котлы.

— Хорошо, — согласилась Нимфадора. — Но учти: я не буду всю жизнь на отработках возиться со всякими там земноводными только из-за твоей брезгливости.

— Ящерицы — не земноводные, а пресмыкающиеся, — поправил Чарли, который очень хорошо разбирался в разных видах животных.

— Пф-ф… Какая разница, — отмахнулась Нимфадора, засовывая руку под крышку ведра.

Чарли отвернулся, чтобы не видеть, как она вытаскивает оттуда зеленый чешуйчатый хвост.

— Боже мой, Чарс! — воскликнула, хихикнув, Нимфадора. — Ты же любишь всяких там зверюшек — откуда такое омерзение к хвостам ящериц?

— Я ненавижу анатомию и прочие внутренности, — Чарли скрестил руки на груди.

— Чарс! Но это же просто хвосты ящериц, — Нимфадора засмеялась. Она любила подшучивать — по-доброму, разумеется! — над слабостью Чарли к внутренностям различных существ.

— Я тебе сколько раз говорил: хватит называть меня этим дурацким сокращением — Чарс! — вспылил он. Нимфадора хихикнула. — Вот представь, если бы я называл тебя не Тонкс, а Нимфадорой…

— Ладно-ладно, — она нахмурилась, а ее ярко-фиолетовые волосы приобрели темный оттенок. — Буду называть тебя по-нормальному, Чарс…

— Тонкс! Ты опять?!

— Окей, хорошо, убедил, — замахала руками Нимфадора, будто отгоняя надоедливую муху.

— Давай уже приниматься за работу, — более спокойным голосом предложил Чарли, указав на грязные котлы и ведро с хвостами ящериц. — Иначе можем тут до ночи проторчать.

Нимфадора кивнула, пододвинув котлы к Чарли, а сама взяла в руки ведро. Ее волосы вновь стали фиолетовыми, хотя все еще довольно тусклыми, и Чарли успокоился, поняв, что она не собирается в ближайшее время злиться на него.

* * *

Следующие полчаса Чарли и Нимфадора молча занимались своими делами: один — очищением котлов от копоти, а другая — сортировкой хвостов ящериц по трем коробкам. Дочистив особо трудный котел, Чарли облокотился на стоящую сзади парту и зевнул.

— Сколько сейчас времени, Тонкс? — спросил он у Нимфадоры, которая зачем-то уже несколько минут, прищурив левый глаз, разглядывала один хвост ящерицы на свет, падающий от стоящей на преподавательском столе свечи.

— А мне-то откуда знать? — вопросом на вопрос ответила она.

— Ну… не знаю, — Чарли на секунду задумался, а потом усмехнулся. — Ну, ты же метаморф — вот и преврати свою голову в часы.

Нимфадора на секунду нахмурилась, а потом, поняв, что это была шутка, весело рассмеялась.

— Ну ты и даешь, Чарли, — после приступа смеха сказала она. — Я же тебе рассказывала, что метаморфы не умеют превращать свои части тела в какие-то вещи. Мы же не Выручай-комната, в конце концов.

Они снова расхохотались.

— Понимаешь, я просто подумал, — сквозь смех сказал Чарли, — что, возможно, в недавнее время метаморфы изобрели себе еще какие-нибудь… функции. Ну или просто скрестились с Выручай-комнатой.

— Господи, Чарли, — Нимфадора, смеясь, уткнулась лбом в парту, — ты обо всем думаешь в ключе УзМС.

— Ну, что уж тут поделаешь, — со смехом ответил Чарли. — Такой я вот.

— Кстати, в тему зверюшек, — сказала Нимфадора, — я тут кое-что интересненькое нашла…

Она продемонстрировала Чарли тот самый хвост ящерицы, который так долго разглядывала, когда начался их этот разговор. Хвост был ярко-красным, с чуть позолоченными по краям чешуйками, и явно принадлежал какой-то очень редкой ящерице.

— Это же хвост aliis mundos, — произнес Чарли, присматриваясь к поблескивающей в полутьме класса чешуе, — магическая ящерица, очень редко встречающаяся в природе… И зачем она нам?

— Понимаешь, в одном из шуточных пособий из Зонко, — начала объяснять Нимфадора, — я вычитала, что из хвоста этой ящерицы и еще некоторых ингредиентов можно приготовить взрывательное зелье-фейерверк.

— Зелье-фейерверк? — переспросил Чарли. — Что-то я не слышал, чтобы хвосты aliis mundos так использовали.

— Ты вообще много чего не слышал, — фыркнула Нимфадора. — А с помощью такого зелья мы сможем весело подшутить над слизеринцами.

— Ты хочешь на еще одну отработку? — скептически спросил Чарли.

— А никто и не узнает, что это были мы.

— Ага, разумеется, никто, — хмыкнул Чарли. — Ты же знаешь, что говорит Макгонагалл всегда, когда что-нибудь взрывается…

— «Мистер Уизли и мисс Тонкс, немедленно пройдите ко мне в кабинет!» — хором передразнили они строгий голос декана.

— Ты с такой интонацией это сказала, что я аж испугался, — рассмеялся Чарли.

— Мистер Уизли, передразнивать преподавателя очень плохо, — произнесла Нимфадора голосом Макгонагалл и погрозила Чарли пальцем.

— Тонкс… Прекрати… У меня сейчас живот лопнет от смеха, — Чарли схватился рукой за край парты, чтобы от смеха не упасть на пол.

— Хорошо, мистер Уизли, — Нимфадора, в отличие от Чарли, уже по-нормальному смеялась. А потом, уже не голосом декана, а своим настоящим добавила: — Но то зелье мы все же обязательно сделаем.

* * *

С отработки обратно в свою гостиную Нимфадора и Чарли шли уже после восьми. Нимфадора шла медленно, придерживая мантию на животе, где она несла ингредиенты, тоже нужные для зелья-фейерверка. Все эти баночки и пакетики они «честно украли» из кабинета зельеварения. Хвост aliis mundos находился у Нимфадоры в кармане, и она все время проверяла, не выпал ли он. К счастью, пока она, несмотря на всю свою неуклюжесть, не выронила ни одного ингредиента.

Чарли шел чуть впереди, заглядывая за каждый угол, чтобы они по дороге не наткнулись ни на кого.

Вдруг за поворотом послышались голоса. Нимфадора и Чарли остановились и переглянулись. Вскоре из-за угла им навстречу вышла небольшая компания семикурсников-слизеринцев.

— Черт, — еле слышно выругался Чарли, становясь перед Нимфадорой и загораживая ее. Кто знает, что задумали эти парни.

Самый высокий из слизеринцев — с очень неприятной физиономией — подошел к Чарли и Нимфадоре и, противно ухмыльнувшись, грубо сказал:

— Чего вы тут забыли, малявки?

— Это ты кого малявками назвал? — с вызовом спросила Нимфадора, выходя вперед. Чарли хотел оттащить ее подальше от слизеринца, но она быстро стряхнула его ладонь со своего плеча. — Мы, между прочим, младше вас всего на год.

— Гляди-ка, Розье, они, похоже, нарываются, — насмешливо сказал другой слизеринец, обращаясь к тому, кто первый заговорил с Чарли и Нимфадорой.

— А я как будто не вижу, Крэбб, — с усмешкой ответил тот и вдруг резко толкнул Нимфадору в грудь.

Она ойкнула и упала, пытаясь поднять какой-то пакетик, выпавший у нее из-под мантии. Чарли зло посмотрел на слизеринцев и наклонился к Нимфадоре, чтобы помочь ей подняться.

— Ну что, пока, малявки, — хохотнул Розье.

Остальные слизеринцы мерзко загоготали и вместе с Розье пошли дальше по коридору.

— Ты как? — обеспокоенно спросил Чарли у Нимфадоры, когда слизеринцы скрылись за поворотом.

— Да, вроде, нормально, но как этот Розье меня толкнул! Думала, вообще все кости поломала, — ответила Нимфадора, а затем попросила: — Помоги мне подняться.

Чарли протянул ей руку, и она, слегка пошатываясь, встала на ноги.

— Надо собрать все эти коробки, — сказал Чарли, указывая на разбросанные по полу банки с ингредиентами, которые Нимфадора, падая, уронила.

— Ага, — она наклонилась и вдруг вскрикнула: — Ой! Чарли-и!..

— Что случилось? — спросил он.

Нимфадора продемонстрировала Чарли стеклянный обломок и вздохнула:

— Одна из банок разбилась.

— Ты не поранилась? Осколки банки довольно острые…

— Самое ужасное, что ее содержимое разлилось, — отозвалась Нимфадора.

Она приподняла край мантии, а потом и джемпера, оголив плоский живот. На коже поблескивали мелкие осколки, а также несколько вязких зеленых капель. Нимфадора пальцем сняла их с живота и поднесла ближе к лицу.

— Странно, — произнесла она, — раньше этой жидкости было гора-аздо больше.

— Может, впиталась в ткань мантии, — предположил Чарли.

— Возможно, — кивнула Нимфадора. — В следующий раз возьмем другую банку — я видела, там, в хранилище Слагхорна, есть еще. А сейчас пошли уже в гостиную. Не хватало только на еще одну компашку слизеринцев напороться.

Они собрали рассыпавшиеся коробки и пакеты с ингредиентами и двинулись в сторону гостиной Гриффиндора.

Добрались туда они без особых происшествий. Теперь ингредиенты несли и Нимфадора, и Чарли, что позволило им идти быстрее.

В гостиной Нимфадора проверила живот специальным легоньким заклинанием. К счастью, никаких — даже самых маленьких — царапин от осколков заклинание не обнаружило.

Поняв, что все обошлось — если бы стекло попало под кожу, то пришлось бы срочно идти в Больничное крыло, — Чарли и Нимфадора пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням.

Сидя в кровати, Нимфадора экспериментировала со своей внешностью. Это было одним из ее любимых занятий. Вдоволь посмеявшись — тихо, конечно! не хватало еще сокурсниц разбудить! — над образом пухлой блондинки с голубыми глазами и невинным личиком, Нимфадора возвратила себе свой обычный облик. Ярко-фиолетовые волосы до плеч, серые глаза, веселые черты лица и слегка заостренные уши, которые всегда привлекали внимание окружающих Нимфадору людей. Ей же самой очень нравилась такая форма ушей. Ей казалось, что так она похожа на волшебных эльфов из древних сказок и преданий.

Усмехнувшись про себя, Нимфадора задернула ярко-алый полог, легла на простыню, укрылась одеялом и закрыла глаза.

Тауриэль вздохнула, вынырнув из своих воспоминаний, и посмотрела на детей, которые расположились рядом с ней на гладких деревянных досках пола.

— Сказку, говорите? — переспросила она, нервно теребя прядь рыжих волос. Такое с ней случалось не часто. Лишь тогда, когда ее охватывали воспоминания детства.

— Ага, — кивнул Чарри — мальчик, на вид лет пяти человеческих, с каштановыми волосами до плеч.

— Мам, давай сказку о Нимфадоре, — попросила Марлен — старшая сестра Чарри, а тот усиленно закивал. — Ма-а-ам! Ты не слушаешь!

Она потрясла Тауриэль за рукав легкого зеленого платья.

— Прости, Марлен, я просто задумалась, — она подняла взгляд на дочь. — Так что говорите? Про Нимфадору?

— Да, — ответил Чарри.

— Но вы же слышали ее уже раз сто, — произнесла Тауриэль, хотя знала, что детей это не остановит. — Как вам еще не надоело?

— Ма-ам, ну расскажи, — в два голоса стали умолять Марлен и Чарри.

Тауриэль еще раз вздохнула, набрала в грудь побольше воздуха и начала историю, которую знала наизусть.

— Давным-давно в славном королевстве Лихолесье жила эльфийка Нимфадора — дочь короля Трандуила и сестра принца Леголаса…

* * *

Кили уже давно спал, слегка посапывая во сне, а Тауриэль все никак не могла уснуть. Было уже давно за полночь, и полная луна освещала верхушки деревьев Лихолесья, пробираясь в спальню. Чарри и Марлен спали в соседней комнате. Заново услышав сказку про Нимфадору, они очень быстро уснули.

Кили всегда поражало, как Тауриэль смогла запомнить такой большой текст, кстати, придуманный ею самой. Хотя вообще, сказать честно — не совсем придуманный.

Нимфадора была веселой и озорной эльфийкой, дочерью короля и лучшей подругой Тауриэль. Они с ней были не разлей вода и всегда стояли друг за друга горой. Вместе лазая по деревьям Лихолесья, две юные эльфийки все больше понимали, насколько сильна их дружба.

Однако детство прошло. И в один из весенних солнечных дней Нимфадора просто исчезла.

Эльфы Трандуила, сильно встревоженного пропажей дочери, обыскали все Лихолесье, но Нимфадору так и не нашли. Трандуил ходил огорченный, встревоженный, рассеянный, будто потерявший самого себя. Леголас, который, впрочем, не меньше отца волновался за сестру, пытался успокоить Трандуила, но толку в этом не было никакого, от слова «совсем».

Тауриэль каждый день залезала на одну из верхних веток большого раскидистого дуба и сидела там до самого вечера. Этот дуб всегда был был тайным убежищем Тауриэль и Нимфадоры, где они еще месяц назад так весело играли. Никто, кроме них, не знал об этом месте. По крайней мере, так думала сама Тауриэль.

Однако в один из таких дней, когда Тауриэль, облокотившись на прогретый солнцем ствол дуба, невидящим взглядом смотрела на светло-синее небо с редкими барашками облаков, под ветвью, на которой она сидела, послышался тихий хруст веток. Тауриэль посмотрела вниз и увидела Леголаса. Она молча подала ему руку и помогла забраться повыше. Он, разумеется, мог с легкостью сделать это и сам, однако в этом жесте Тауриэль было нечто дружеское, теплое и заботливое.

Леголас сел на соседнюю ветку. Он ничего не сказал. Только взял Тауриэль за руку и сжал ее ладонь в своей, будто давая понять, что она не одна.

С того дня прошло много лет. Многие эльфы Лихолесья уже давно забыли о принцессе Нимфадоре. Однако Трандуил, Леголас и Тауриэль всегда помнили ее, хотя редко говорили о ней даже между собой.

Этакая тайна, или, скорее, общее воспоминание сплотило их, хотя они сами об этом никогда не думали.

Тауриэль выросла. Вышла замуж, родила детей… Но однажды Марлен и Чарри попросили ее рассказать сказку. И Тауриэль рассказала.

Это была единственная настоящая сказка, которую она знала. Сказка о двух подругах, потерявших друг друга.

* * *

Прошедшая Война изменила весь мир в целом и каждого его обитателя в частности. Уйдя из Минас-Тирита, Боромир поселился в Эсгароте — обычном человеческом городе. Он не хотел видеть людей, которые из-за него и из-за его жажды Кольца могли погибнуть. И он поселился там, где мог бы начать жизнь с чистого листа.

Озерные люди поражали Боромира своей беспечностью и дружелюбием. В городе можно было встретить и человека, и эльфа, и гнома. И все они вместе образовывали один союз.

Мальчишка из Лихолесья, назвавшийся Чарри, говорил, что когда-то давным-давно жители Озерного города, эльфы и гномы враждовали между собой, однако победа над полчищем орков сплотила их.

Боромир тогда вспомнил, как они с Братством Кольца тоже сражались с орками, однако он никогда не чувствовал себя членом Братства. Вначале он ощущал свое превосходство над ними, а потом наоборот — чувствовал себя лишней обузой для них.

А ведь он мог умереть. Боромир и по сей день с дрожью в сердце вспоминал тот момент на берегу Андуина. И вовсе не потому, что стрела орка тогда вонзилась в его тело. А потому, что тогда он впервые увидел ее.

Она как луч солнца во тьме пронеслась мимо него, поразив небольшим кинжалом сразу несколько орков. Боромир тогда должен был защищать хоббитов Пиппина и Мерри и поэтому лишь мельком увидел ее.

У нее были фиолетовые волосы, но Боромиру это не показалось странным. Наоборот — очень красивым.

После битвы она будто испарилась. В тело Боромира было воткнуто с десяток стрел, однако он думал только о ней.

Она спасла его. Оставила рядом с деревом на земле мешочек с целебными травами. Арагорн сказал, что это эльфийское лекарство, хорошо залечивающее различные раны. А еще он сказал, что раньше лишь слышал о них, но никогда не видел.

Благодаря помощи Арагорна, Леголаса и даже Гимли Боромир поправился, хотя вначале раны казались им всем смертельными. Однако Боромир знал, кого он должен благодарить на самом деле. Ее.

Он назвал ее Крылатой, потому что в тот день их мимолетной встречи она передвигалась стремительно, будто птица.

Он не видел ее лица, однако когда он уже терял сознание, ему на миг показалось, что она склонилась над ним и что-то прошептала на неизвестном ему языке. Наверное, это был эльфийский.

Боромир никогда раньше не испытывал такого чувства, как при встрече с ней, с Крылатой. Многие предположили бы, что это любовь. Предположили бы. Потому что Боромир никогда никому не рассказывал о Крылатой и своих чувствах.

Она преследовала его во снах. За ее спиной была открытая дверь, из которой шли лучи светло-голубого света. Крылатая еще раз улыбалась и ступала одной ногой в дверной проем — в неизведанность. Потом еще раз оборачивалась, будто приглашая идти за собой. Боромир шел за ней, но дверь вдруг резко захлопывалась, оставляя Крылатую с другой стороны Пространства.

Боромир просыпался и долго не мог встать с кровати, невидящим взглядом смотря в потолок.

Так проходили все ночи.

Боромир долго гадал, что находится за той дверью. Возможно, думал он, другие миры.

Он наслаждался этими снами, упивался ими, а потом просыпался с чувством того, что он потерял что-то очень важное, упустил.

Крылатая, дверь, исчезновение.

Вы даже не представляете, как счастлив был бы Боромир, если бы Крылатая вошла в дверь его дома.