Бедовая Мэри Лу (гет)

Старый чемодан не выдержал, и Мэри Лу, не успев вскочить на ноги, хорошенько приложилась мягким местом об асфальт. Да уж, такое могло случиться только с ней! Додумалась, тоже, сесть на этого древнего бегемота! Теперь вот платье и чулки в пыли. Лучше бы села на крыльцо! У сквалыги Джинни наверняка крыльцо такое, что на нем можно запросто накрыть обед — ни соринки, ни пылинки.

Мэри Лу поморщилась, именно поэтому и не села сразу на крыльцо, опасалась, что чистоплюйка Джинни увидит ее в окно и прогонит. Впрочем, она приехала не к старухе! И вообще, с этой ведьмы причитается! Мало, что ли, старая перечница таскала их с Диком за уши?

Сидя рядом с упавшим на бок чемоданом, Лу думала о превратностях судьбы. Если бы не Джинни, может, они с Диком и не подружились бы. А теперь он снимает у старой вдовы угол...

Мучительно захотелось выкурить сигаретку, но она бросила. Дику никогда не нравились курящие женщины. Хотя Мэри Лу была уверена, его «Бетти Буп» точно покуривала!

Сжав челюсти, Мэри Лу встала, отряхнула платье, подняла чемодан и решительно направилась к крыльцу. Села, расправив шелковый подол, поставила локти на коленки, голову опустила на ладони и стала смотреть прямо перед собой. Она готова была просидеть так хоть до самой ночи, а может и всю ночь, или всю жизнь. Только бы Дик пришел!

Мэри Лу закрыла глаза. Плакать она терпеть не могла, а сейчас чувствовала предательский ком в горле. Только бы Дик пришел, только бы снова посмотреть в его синие глаза. Только бы снова стать той счастливой растрепанной девчонкой…

* * *

— Мэри Лу! Бесенок, опять ты вытоптала цветы дядюшки Рона! Мэри Лу, вставать пора, в школу опоздаешь! Мария Луиза Леонард, почему меня снова вызывают к директору! Нет! Я оторву этой рыжей бестии руки, если она мне попадется!

— Я не рыжая! Не рыжая! Это ты рыжая!

— Ах вот ты где, бедовая! А ну иди сюда! Где ты пропадала весь день? Уроки ведь наверняка не сделала? Живо в свою комнату!

— Ну, ма, нам задали только одну страничку, я прочитала в классе!

— Миссис Хьюз мне сказала, что у тебя опять проблемы с чистописанием! Я не хочу краснеть каждый раз, когда она приходит к нам в салон!

— А ты не красней! Вам, рыжим, краснеть нельзя!

— Не вам, а нам! Ты тоже рыжая!

— И вовсе не рыжая!

— А вот и рыжая! Иди сюда, сегодня заходил мистер Роквелл, передал тебе конфету.

— Мне или тебе? Смотри, я все папе расскажу!

— Ах ты…

Почти каждый вечер в их доме были перепалки, чаще шуточные, но иногда Мэри Лу здорово доставалось от матери. Хотя, скорее, это матери здорово доставалось от Мэри Лу. Девчонку знал весь городок. Про таких у них в Арлингтоне говорили — «оторви и выбрось».

Конечно, когда за домом сквалыги Джинни произошел взрыв, все были уверены — это дело рук чертовки Мэри Лу! Но оказалось, всё вовсе не так, хотя Мэри Лу, конечно же, обреталась поблизости!

Ей страшно хотелось узнать, что делает на пустыре за коттеджем вдовы этот прилизанный блондинчик, одетый так аккуратно, словно собрался на воскресную службу. Мэри следила за ним уже несколько дней. Семейство паренька недавно поселилось в доме на Кленовой улице, Джинни тоже жила на Кленовой, но дом вдовы был на отшибе. За довольно крепкой постройкой располагался отличный пустырь. Мэри Лу любила прибегать туда ближе к вечеру, лежать в высокой траве, глядя в небо. Ей не хотелось, чтобы чужак занял ее место!

Накануне он уже приходил на пустырь, что-то высматривал. Теперь же паренек принес с собой странную коробку. Блондинчик копошился, что-то мастерил, дело явно не клеилось. Мэри Лу забылась и подошла совсем близко.

Она успела заметить, что он поджег какой-то шнур, быстро развернулся, собираясь бежать, но наткнулся на нее. Мэри Лу увидела его широко распахнутые глаза. Они были синие-синие… Как небо. Нет, как океан, хотя океана Мэри Лу еще не видела. Нет, они были как колокольчики в саду у дядюшки Рона. Синие-пресиние глаза.

— Беги! Беги отсюда скорее!

Он закричал, но сам почему-то никуда не побежал. А дальше… дальше все произошло очень быстро, но почему-то Мэри казалось, что время остановилось. Мальчик подбежал к ней, толкнул из всех сил, она упала, он упал следом, прямо на нее, больно стукнув глаз своим подбородком. Мэри подумала, что на лице засверкает знатный фонарь. С этим ей всегда "везло", синяки появлялись мгновенно, мать говорила, это потому, что белая кожа.

Но мысли о синяке забылись, когда она увидела его лицо так близко. Мэри не могла оторвать взгляда. Синие-пресиние глаза и длинные темные ресницы. А потом громыхнуло! Ого! Вот это был взрывчик! И устроила его вовсе не бесенок Мэри! Его устроил прилизанный новичок с Кленовой!

Услышав взрыв, блондинчик перекатился на спину, поднял голову, чтобы посмотреть на результат своего эксперимента.

— Эх… опять не взлетела…

— Кто?

— Ракета!

— Какая ракета? Откуда? Сам сделал?

— Ясное дело сам. Опять ошибся…

Мэри Лу краем уха услышала топот и крики.

— Надо тикать! Ведьма нас засекла!

— Беги. Ты же не виновата!

— Ага! Кто поверит!

Бежать было поздно.

— Мэри Луиза! Ах ты дьявольское отродье! Бедовая девица! Ну сейчас я до тебя доберусь!

— Извините, миссис… Она тут не при чем. Это все я!

— Иди-ка ты домой, парень! Нечего заступаться за нее! Наживешь себе врагов! А ты — быстро ко мне!

Но блондинчик не сбежал. Он честно пошел вместе с Мэри Лу и Джинни к директору школы. Старая карга точно знала, что полицейских рыжая бестия не испугается, ее дед давно работал в участке. Но вот директор — совсем другое дело.

Сначала Мэри Лу хорохорилась, но чем ближе они были к невысокому кирпичному зданию, тем горячее становилось в груди. А потом блондинчик взял ее за руку. Сам. Бедовая Мэри удивленно посмотрела, а он ободряюще улыбнулся. И ей почему-то стало очень хорошо и совсем не страшно.

А когда она сидела у кабинета мистера Райли, ей и вовсе было очень смешно. Потому что блондинчик умел показывать безумного шляпника и пьяного шершня. Он сводил глаза к переносице, растягивал большими пальцами уголки рта и болтал языком из стороны в сторону, имитируя жужжащие звуки.

И Мэри Лу была счастлива. Растрепанная, с растекающимся фингалом на левом глазу, в грязной порванной блузке, за которую точно влетит, она была счастлива как никогда в жизни.

Потому что Дик сидел напротив и заставлял ее смеяться, несмотря на то, что в кабинете директор отчитывал маму.

Дик Гордон. Так его звали. Ричард Льюис Гордон.

* * *

Мэри Лу, словно очнувшись, посмотрела в сторону дороги. Потом глянула на маленькие золотые часики. Прошло всего полчаса. Ей хотелось пить, еще больше хотелось в туалет. Но она точно не готова была постучаться в дом старой перечницы. Ладно, еще можно было потерпеть. В крайнем случае, за пустырем были кусты. Там ее никто не увидит.

Она хорошо знала это место. Там Дик впервые пытался ее поцеловать. Именно пытался. Не то чтобы она сопротивлялась, наоборот. Просто блондинчик явно не знал, как это делается. Ему мешал нос. И губы были сжаты. Мэри Лу тоже не знала, как надо целоваться, поэтому у них ничего тогда не получилось. И они решили, что все эти разговоры о поцелуях просто чепуха, ерундистика, и целоваться вообще отстой.

Ей было всего двенадцать. Ему на год больше. Конечно, для них это было совсем не круто.

А потом ей исполнилось четырнадцать. Бедовая Мэри считалась самой высокой девчонкой в классе, все мальчишки ей, что называется, в пупок дышали, но Дик был выше почти на два дюйма.

Его губы оказались горячими и очень мягкими. И от него все время пахло мятной жвачкой. Мэри Лу не разрешала ему целоваться с языком. Она почему-то считала, что если он поцелует ее так, то у них может появиться ребенок. И тогда мать с отцом точно выгонят ее из дома и убьют.

Дик смеялся, но выполнял ее просьбу.

Но однажды они погнали на великах к Зеленым горам. Ей уже стукнуло пятнадцать. И ее уже давно никто не называл «бедовой». Дик тогда расстелил на земле свою дерматиновую куртку, усадил Мэри рядом, обняв за плечи. Они сидели молча. Долго. И Мэри чувствовала, как внутри ее тела разгорается что-то странное, ей было очень хорошо, и немного больно, и страшно. Дик повернул ее голову и поцеловал, мягко раздвигая губы своим языком. Ей показалось в тот момент, что она умрет от счастья…

Они легли на землю, Дик осторожно гладил ее по плечам по рукам, по груди. Потом расстегнул одну пуговку на рубашке, потом еще одну. Он проводил пальцами по нежной коже, а Мэри чувствовала, как внизу живота словно скручивается пружина. Она не понимала, что из глаз текут слезы, пока что-то влажное не заползло в ухо.

— Не плачь, я не сделаю ничего плохого.

— Я не плачу.

Он аккуратно собрал губами ее слезинки.

Какое счастье было вот так лежать под высоким небом на этой его дурацкой куртке!

Вечером мама пришла в ее комнату. Миссис Леонард была почему-то очень серьезной и стала говорить о том, что девушка должна сохранить свою честь, что нельзя позволять мальчикам вольности, иначе ее будут считать доступной и распущенной. Потом мама неожиданно обняла ее крепко и заговорила уже совсем другим тоном.

— Моя девочка выросла. Мой бесенок! Бедовая Мэри, рыжая бестия…

— Я не рыжая!

— Рыжая, такая же, как я…

— Дик говорит, что у меня волосы цвета кленового сиропа, когда им поливаешь блинчик, а иногда горят как листья клена на закате.

— Ну конечно, твой Дик лучше знает!

Мама гладила ее по голове, улыбаясь каким-то своим мыслям.

— А твой отец говорил, у меня волосы — что хвост у хитрой лисицы. Мелькает, а не поймаешь. Я разрешила ему первый раз себя поцеловать, только когда он надел мне помолвочное кольцо.

Мэри Лу судорожно вздохнула, и мать отстранилась, глядя ей прямо в глаза.

— Ты же не слишком много позволяешь Дику? Ты еще совсем ребенок, а он… мальчики в этом возрасте…

— Он меня поцеловал.

Глаза Мэри Лу стали огромными как блюдца, ее трясло от страха. Она призналась матери, что ее поцеловал парень!

— Тебе понравилось?

Мэри показалось, что Земля сошла со своей оси. Нет, у нее были очень хорошие отношения с мамой, но они никогда не разговаривали о таких вещах! Это было… это было стыдно, говорить с мамой о поцелуях!

— Я… Да… мне понра… то есть… Я не говорю, что я его поощряла, я, наоборот, сказала ему, чтобы он никогда больше так не делал!

— Глупенькая… Нет ничего плохого в одном маленьком поцелуе.

Если бы мама знала, что это был совсем не маленький поцелуй!

Миссис Леонард вдруг переменилась, вернулась обычная строгость, словно она сменила роль подружки или сестры на роль мамы.

— Ты не должна позволять Дику вольности. Я, конечно, хорошо к нему отношусь, мальчик из достойной семьи. Но ты девушка. И если кто-то узнает о ваших отношениях, то говорить гадости будут про тебя. Ты же знаешь, как бывают жестоки люди!

Конечно она знала! Конни Мур из класса Дика стала парией, когда о ней пошли слухи. А потом оказалось, что слухи распускал парень, которого она отшила! Парню здорово влетело. Мэри Лу была в курсе, что именно Дик заступился за Конни. Такой уж он был. Благородный и честный.

И он никогда бы не сделал того, о чем говорила мама. Это называлось «скомпрометировать». Дик вел себя как джентльмен.

Хотя Мэри Лу знала, как ему тяжело держать себя в руках.

Она чувствовала это каждый раз, когда он прижимал ее к себе. Иногда он просил ее отвернуться, отодвинуться, не смотреть на него и не трогать. Она сначала и не знала почему.

Вот честно, ей было вообще не интересно, что и как там происходит у мужчин и женщин! У нее был Дик, и у них с Диком были высокие, настоящие чувства, не то что у некоторых! Им было не до низменных инстинктов!

Ну, это она тогда так думала. А потом девчонки дали ей почитать один журнал.

Тем вечером Дик сразу понял, что с ней что-то не так. Она была скованной и боялась его прикосновений. Мэри было так стыдно признаться, что теперь она знает все! А главное, знает, чего именно он от нее хочет. Но она к этому была совсем не готова!

Мэри Лу боялась, что Дик над ней посмеется, но он не смеялся. Он целовал ее очень нежно и говорил, что ему это совсем не нужно, что он уважает ее и понимает, что она еще ребенок. И еще он сказал, что подождет, когда она вырастет. Это означало, что он не будет делать «то самое» ни с кем другим.

Одноклассницы Мэри Лу наверняка посмеялись бы над ней и сказали, что парням верить нельзя, особенно таким красавчикам как Дик!

Да, он был очень красивым парнем. Высокий, стройный, с широкой спиной и плечами, узкими бедрами. Волосы цвета пшеницы, всегда аккуратно причесанные. Синие глаза и острые скулы с ямочками.

А вот Мэри Лу трудно было назвать красоткой. Ей не нравился ее широкий рот, нос тоже не был идеальным, к тому же никак не удавалось избавиться от веснушек. Как всякой девушке Мэри хотелось быть совсем другой, чтобы ее волосы стали белыми как у Мерлин Монро, а глаза голубыми, а не этого непонятного болотного цвета! А еще у нее была небольшая грудь. И это тоже ее очень смущало, потому что все говорили, что парням нравится, когда в этом месте много.

Дик смеялся, слушая ее рассуждения о внешности, затаскивал в укромный уголок и целовал так, что у нее начинала кружиться голова, и она забывала обо всем.

А потом Дик уехал в Берлингтон, поступил в колледж, и Мэри Лу показалось, что жизнь остановилась. Она вспыхивала искрами только тогда, когда Дик приезжал. Он старался делать это как можно чаще, но несчастные сто восемьдесят километров, отделявшие самый большой и красивый город штата от их захолустья, было не так просто одолеть.

Мэри видела, как Дику тяжело, и однажды сама сказала, что он может не приезжать. Тогда они впервые серьезно поссорились. Дик наговорил ей гадостей, заподозрив, что у нее появились другие интересы.

— Лучше скажи, что ты сам нашел там подружку! И не лги! Я знаю, что это так! Вы… вы не можете держать своего «дружка» в руках!

— Интересно, кто тебе рассказал про «дружка»!

— А ты думал, что я такая темная и ничего не знаю? Я все знаю! Давно!

После этих слов Дик схватил ее, прижал к каменной стене сарая дядюшки Рона и навалился всем телом, тяжело дыша:

— Значит, ты все знаешь? Может, и мне покажешь, чему ты научилась?

Он неожиданно резко задрал подол ее юбки, и его рука оказалась прямо на... О Боже! На ней были шерстяные панталоны! Мэри слышала, как подруги говорили о том, что парни смеются над такими панталонами. Она всхлипнула.

— Ну? Что? Неужели здесь кто-то уже был? Скажи! Признайся! Я уже не буду первым?

— Отпусти меня!

— Говори!

— Ты сошел с ума! Отпусти меня! Мне страшно!

Видимо, Дик тогда прочитал-таки в ее глазах всю правду. Он отдернул руку, отступил на шаг, опустив голову. Потом снова прижался к ней, но уже по-другому.

— Прости меня, Мэри, родная, любимая. Я… я правда сошел с ума. Ты… Ты так изменилась за эти полгода, ты… Ты стала совсем другой, ты… Ты всегда была красивая, но сейчас… Я не знаю, я просто действительно как будто с ума схожу, когда вижу тебя. Ты так прекрасна, ты сама не понимаешь, ты… ты искушение… Я не могу сосредоточиться на занятиях, я все время думаю о том, что ты здесь ходишь одна, такая невинная, нежная, прекрасная, а вокруг тебя ходят самцы…

— Кто?

— Парни, сосунки… Ходят и пускают слюни, думая только о том, как бы засадить тебе…

— Что?

— Прости… Я схожу с ума, представляя, как кто-то кроме меня касается твоего тела.

— Этого никогда не будет, слышишь? Никогда! Никогда!

Она целовала его как безумная, стараясь вложить в эти страстные прикосновения все свои чувства, дать ему понять, что каждой клеточкой, каждым миллиметром своего тела она готова сочетаться с ним, быть с ним, быть только его.

* * *

Мэри Лу стряхнула очередное воспоминание. Ее живот ныл от тянущей боли. Как же давно она не чувствовала ничего. Как давно.

Мочевой пузырь меж тем докладывал, что находится в полной боевой готовности. Успеть бы добежать до кустов.

Боковым зрением Мэри увидела, что дверь дома открыта. Она повернула голову. На пороге стояла старуха Джинни. Ведьма совсем не изменилась. Или ей было столько лет, что годы уже давно свое взяли и перестали прикладывать усилия, чтобы состарить эту женщину еще больше.

Джинни мотнула головой в сторону дома. Мэри встала. Вдова вернулась в дом, показывая на дверь в конце коридора. Там был изображен забавный малыш со спущенными штанишками.

У сквалыги все-таки было сердце!

Иногда мы счастливы потому, что кому-то очень сильно нужны, иногда потому, что нас оставляют в покое. Иногда счастье — лежать на раскаленном песке, вглядываясь в лазоревую гладь океана. Иногда счастье в том, чтобы пописать, когда очень хочется.

Вымыв руки и подтянув чулки, Мэри вышла из туалета. Джинни стояла, скрестив руки на животе. Она мотнула головой, давая понять, что Мэри Лу пора возвращаться на крыльцо.

Господь был, конечно, милостив, но не настолько, чтобы в один день заменить старую ведьму Джинни на милую фею. Её доброты хватило только на туалет, ни воды, ни лимонада она Мэри не предложила. Как не предложила и подождать постояльца в доме.

Но Мэри не больно-то и хотелось сидеть в ее доме. А вот на крыльце было очень даже хорошо.

Она достала из чемодана пончо, накинула на плечи и снова окунулась в медовый аромат воспоминаний.

Впереди было еще много их: и самых сладких, и самых горьких.

* * *

Восемнадцать ей исполнилось в конце июля. Дик по-прежнему был в Берлингтоне, работал, но обещал обязательно приехать на ее день рождения.

Она ждала с самого утра, на обед мама приготовила ее любимые крылышки и яблочный пирог. Дик не появился и вечером. Мэри заперлась в комнате, лежала, глядя в потолок, слезы снова закатывались в уши.

Было уже около одиннадцати, когда она услышала непонятный шум на улице, потом стук в дверь.

Мэри Лу скатилась с лестницы — Дик стоял в дверях. Она бросилась ему на шею, несмотря на то, что мама и папа были в холле.

— Мистер Леонард, вы позволите мне немного погулять с Мэри Лу? Я понимаю, уже поздно…

— Дочка, надень свитер, вечерами прохладно.

Они молча шли по Зеленой улице, Дик обнимал ее за плечи. Свернув на Кленовую, Дик остановился, посмотрел ей в глаза, улыбнулся как-то особенно нежно, потом решительно взял Мэри за руку и повел в сторону дома садовника Рона.

За домом был небольшой сарай с сеновалом. Мэри Лу знала об этом сарае. Она знала о том, что делают там парни и девушки. Дик перехватил ее взгляд.

— Я хотел снять номер в мотеле за Ист-Арлингтоном, если бы мне удалось приехать утром, как я планировал…

Мэри Лу вдруг увидела, как сильно Дик нервничает. Он сжал ее плечи, прислонил к стене. Его голос был хриплым.

— Если ты не готова…

Обхватив его руки, Мэри пристально посмотрела в такие родные синие глаза.

— Я люблю тебя, Дик. Люблю.

Судорожно вздохнув, он улыбнулся, засунул руку во внутренний карман куртки и достал коробочку. Кольцо было очень изящным и простым. Мэри Лу показалось, что сердцу стало очень тесно внутри. Дик взял ее ладонь, его руки дрожали, через секунду на пальце сверкал крохотный камешек.

Воспоминания о том, что случилось потом, были мучительно прекрасными.

Она сотню раз представляла себе, как же это будет. Но все вышло иначе.

Без неловкости, судорожных объятий, срывания одежды…

Дик поднял ее на руки, отнес в сарай, разложил плед, который достал из сумки, посадил ее в центр и начал расстегивать туфли. Мэри отбросила в сторону свитер, но, когда попыталась скинуть платье, он остановил ее.

— Я сам… хорошо?

Каждое его движение было осторожным и нежным. Каждым прикосновением он боготворил ее. Каждым жестом подтверждал свое право на ее тело.

Дик позволил ей снять с него рубашку и майку.

— Все, что хочешь, ты можешь дело со мной все, что хочешь, понимаешь? Но если тебе что-то не понравится или ты почувствуешь боль…

— Я люблю тебя, Дик….

Он целовал ее, слова были не нужны.

Его поцелуи уносили куда-то ввысь, к небесам, руки заставляли ее тело петь. Чувственная пружина, что вновь и вновь скручивалась внутри, причиняла боль и удовольствие…

* * *

Мэри Лу судорожно вздохнула. Она знала, что ей нельзя об этом вспоминать. Иначе она просто разобьется на кусочки. А ей и так слишком часто приходилось себя собирать. В горле было сухо. В груди застряло что-то горячее, причинявшее страшную боль.

Она представила, как достает сигаретку, прикуривает, затягивается… Вот потекло по венам тепло, по телу расплылась мнимо успокаивающая нега. Выпускаешь колечко дыма — и с ним словно уходит боль.

На самом деле она никуда не уходит, наоборот, заносит свой багаж и уютно располагается внутри, как у себя дома. А если еще выпить рюмочку, то боли станет совсем вольготно, она проникнет в каждую клеточку.

Она снова почувствовала, что не одна. Рядом с ней стояла большая чашка ароматного кофе. Черного. На блюдце два куска сахара.

Джинни, поджав губы, посмотрела на нее, потом так же молча вернулась в дом и закрыла дверь.

И почему Мэри Лу всегда считала ее сквалыгой и ведьмой? Джинни святая!

По щеке что-то потекло. Дождя не было.

Судорожно вздохнув, Мэри взяла горячую чашку двумя руками и сделала глоток. Надо продержаться совсем немного. Всего ничего. До конца своих дней.

* * *

Ей так хотелось кричать от удовольствия, но она боялась, что кто-нибудь услышит. И только всхлипывала и стонала.

— Кричи, Мэри, пожалуйста, кричи…

И словно плотина прорвалась. Боже, как же это было прекрасно! Какое это было счастье!

Потом она лежала, не в силах пошевелиться, а в голове прокручивалась одна и та же мысль: «Вот это да, вот это да, вот как это бывает».

Он привел ее домой, родители уже спали. Дик пообещал зайти утром.

— Ты так и не спросил…

— О чем?

— Выйду ли я за тебя.

Дик посмотрел на нее, внезапно его взгляд стал совершенно диким, и Мэри даже стало его жалко.

— О Боже, я правда сделал все неправильно. Я же хотел, и я готовился…

— Ты все сделал правильно. Я тебя люблю. И я за тебя выйду.

— Я знаю.

— Что? — хмыкнула она — Ты так уверен?

— О, я был уверен в этом с того самого дня, когда ты сидела с фингалом под глазом и улыбалась как шальная, а я показывал пьяного шмеля и думал: только бы ты продолжала улыбаться…

— Я люблю тебя, Дик.

— Я люблю тебя, Мэри Луиза Леонард. Помни об этом всегда!

Утром он сказал, что вступил в Национальную гвардию Вермонта, присоединился к Парням Зеленых гор и скоро отправится во Вьетнам.

Мэри Лу не сразу поняла, что происходит, о чем он говорит. Только что вокруг было солнечно и птицы пели о том, какое счастье жить на свете, и вдруг все накрыл туман, мгла, несущая ужас.

Они второй раз в жизни серьезно поссорились. Она кричала, что все его слова о любви — ложь. Он пытался объяснить свой поступок, но она не хотела слушать, и слышать, и понимать.

Дик вернулся в Берлингтон. Мэри казалось, что ей вовсе незачем жить. Она даже пыталась резать вены. Но было больно и страшно. Она только потом узнала, что резать надо совсем не так, и вообще, лучше наглотаться таблеток.

Ей случайно сказали, что Парней Зеленых гор отправляют туда. Чудом она успела на автобус до Берлингтона. Чудом добралась до казарм, где были расквартированы рекруты.

Мэри Лу стояла на дороге, всматриваясь в окна автобусов. В одном она увидела Дика.

Она не кричала, не махала руками, просто бежала рядом с медленно ползущим «Грейхаундом». Дик заметил Мэри не сразу — его толкнул парень, сидящий рядом, показав на окно. Мэри продолжала бежать, он смотрел на нее. Автобус набирал скорость.

Она бежала сколько было сил, потом упала на колени. «Грейхаунд» остановился метрах в ста. Дик выскочил из автобуса и подбежал к ней.

Они стояли обнявшись, молча. Потом Дик крепко поцеловал ее и сказал, что напишет.

— Я люблю тебя, люблю, люблю… Люблю…

Это было в каждом письме.

Мэри Лу переехала в Берлингтон, поступила в колледж, неожиданно ей понравилось учиться, понравились новые подруги, знакомые, жизнь в большом городе была совсем другая. Она каждый день узнавала что-то и каждый день писала Дику. Неожиданно ее пригласили поучаствовать в театральном проекте колледжа, оказалось, что у нее есть способности. Она увлеклась новым делом. В театре была своя компания. Раньше она только слышала о хиппи, а тут они оказались рядом, свободные, легкие, другие…

Мэри писала Дику каждый день. А он почему-то стал писать реже.

За ней начал ухаживать Бен, один из лидеров студии, он организовывал «хэппенинги», ставил пьесы Олби, писал сам. Мэри нравился Бен, но это был Бен, не Дик. Любила она Дика.

Бен ввел ее в круг друзей, они покуривали травку, иногда баловались чем-то посерьезнее.

Однажды на вечеринке Мэри выпила бокал пива и почувствовала себя неважно, ей хотелось уйти, но Бен настаивал, что ей нужно остаться. Потом она ничего не помнила. Утром она была в постели вместе с Беном и его другом, Аланом. Потом ее долго рвало. Бен извинялся. Мэри сказала, что если он еще раз посмеет к ней подойти, она его убьет. Он понял, что она не шутит, когда лишился переднего зуба.

Гинеколог, к счастью, не нашла ни беременности, ни каких-либо болезней.

Мэри ничего не написала Дику. Она не могла писать ему месяц. Потом решилась, сообщила, что были проблемы с учебой и что она, скорее всего, уедет в Нью-Йорк.

Ей удалось устроиться в небольшую труппу в Офф-Бродвей. Днем она работала официанткой. Потом ее пригласили в модельное агентство, Мэри стала участвовать в показах, ее снимали для каталогов одежды.

Дик почти не писал. Он был ранен, и Мэри Лу надеялась, что скоро он вернется.

Они не виделись уже три года. Перед сном Мэри открывала коробочку с кольцом и вспоминала. И тогда ей казалось, что она не живет по-настоящему. Она ест, спит, ходит на работу, общается с приятельницами, читает книги, ходит в кино. Но не живет. Потому что ее жизнь только там, где Дик. Она даже узнавала, что нужно сделать, чтобы попасть во Вьетнам…

Мэри вернулась в Арлингтон зная, что Дик вот-вот приедет.

Он пришел утром, родители были на работе. Мэри понимала, что он должен измениться, но была не готова к этому новому Дику. Загорелый мрачный мужчина молча потащил ее в комнату, бросил на кровать, лег сверху. Это было ничуть не похоже на тот первый раз в сарае дядюшки Рона. Ей было очень больно и страшно. Но она держалась. Потом он лежал, уткнувшись в подушку, а Мэри гладила его по голове, повторяя, что любит. Второй раз был совсем другим. Все вернулось. Дик вернулся. Он снова боготворил ее тело. Она кричала, потому что нельзя было сдержать эти чувства, эту страсть.

Ближе к вечеру она приготовила сэндвичи и кофе. Дик сказал, что им нужно пожениться в ближайшее время, потом они переедут в Берлингтон, потому что там ему предложили место в полиции. Мэри Лу сказала, что живет в Нью-Йорке, у нее контракт, её, возможно, пригласят сниматься в рекламе, и она не может так все бросить, и нужно все обсудить и решить.

Дик посмотрел на нее и сказал, что он уже все решил, им надо пожениться. Мэри снова попыталась объяснить, что она не против, но есть несколько моментов…. Дик встал, оделся и вышел, ни говоря ни слова. Утром следующего дня он уехал в Берлингтон.

А через месяц женился на «Бетти Буп».

Вообще, ее звали Хэлен. И волосы у нее были белые, как у Мерлин Монро. Но она была «Бетти Буп» и точка. Отвратительная, манерная, вызывающая «Бетти Буп».

Мэри вернулась на Манхеттен. Она снимала самую дешевую квартирку вместе с приятельницей-моделью. Бегала по кастингам, пробовала попасть на Бродвей. Сначала ей хотелось пуститься во все тяжкие, переспать с любым парнем, с каждым парнем. Но она не могла. Физически. Не переносила прикосновений. Она много курила, но не общалась с теми, кто был хоть как-то связан с наркотиками.

Однажды возвращаясь со съемок рекламы, Мэри увидела в переулке знакомую фигуру. Они набросились друг на друга так, словно голодали годы. В общем, так ведь оно и было?

Дик просил прощения, умолял все забыть и вернуться к нему, сказал, что готов переехать туда, куда она скажет, работать, где угодно. Естественно, он собирался развестись с «Бетти Буп».

Они договорились, что он решит все дела и приедет. Ей надо было подыскать квартирку для них двоих.

Дик не приехал. «Бетти Буп» ждала ребенка.

Подруга предложила Мэри Лу написать Дику, что она тоже в положении. Но Мэри Лу не могла солгать. Она никого не ждала, увы…

Потом она получила письмо, очень короткое. Дик написал:

«Как ты могла так поступить с нашим малышом?»

Соседка не стала оправдываться, она считала, так ему и надо, пусть теперь мучается, зная, что его любимая пошла на такой шаг.

Мэри Лу не стала ничего отвечать Дику. Перебралась на другую квартиру. У нее был выгодный контракт с «Вильгельминой». Вскоре ей предложили роль в Голливуде, там за ней начал ухаживать видный плейбой и продюсер Марк Франко. Они даже стали близки.

Мэри Лу знала, что у Дика родился сын. Серьезный мальчик с голубыми глазами и волосами цвета соломы.

А потом мама написала, что «Бетти Буп» ушла от Дика, после того как он застал ее в постели с другим. Дик вернулся в Арлингтон, его взяли в полицейский участок.

Мэри вылетела домой через день после того, как получила письмо. Она оставила Марку сообщение на автоответчике, объясняя, что вряд ли вернется. Она не знала, почему взяла именно тот старый чемодан, с которым когда-то переехала в Нью-Йорк.

И вот теперь она сидела на крыльце доброй феи Джинни и ждала Дика. Он обязательно должен был прийти.