Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Роаланна
Завела новую тетрадь для дневника. Красивая обложка. Немного боюсь: завтра идем брать тех контрабандистов. Артефакты, которые они перевозят, — редкостная дрянь, не верится, что их кто-то покупает. Почти все предназначено для проклятий и издевательств на магглами. Это меня убивает: маги, взрослые и умные, издеваются над магглами. Мерлин великий, их же и так жизнь обидела: они ничего не могут и такие жалкие. Неужели маги настолько потеряли остатки чести, что им нужно все это? Пруэтт говорит, что там будут бусы с Торменцио(1), надо быть аккуратнее и повторить Флоридус(2).
Рабастан опять обиделся на Рэндольфа. Надо им как-нибудь устроить показательные разборки, чтобы не дулись по пустякам. Лапочка Алисия в отъезде, и мальчиков снова не берет мир.
* * *
Фенрир
Эти тухложуи сами просились, чтобы их обманули. Не то чтобы я всегда так делал — наоборот, приходилось беречь какую-никакую репутацию. Работать проводником на ублюдочных колдунов, конечно, не сахар, но всё лучше, чем мыть посуду в маггловских забегаловках, судорожно высчитывая время до ближайшего полнолуния или, на худой конец, обворовывать мусорные баки. Впрочем, до подобного я опускался только в самом начале своей карьеры. Насилие куда лучше воровства.
Те парни были всё-таки не совсем дураки. Портал был прокинут не прямо до места обмена, а рядышком, на случай засады. Так можно вовремя обнаружить подставу и смыться. Вот только не тому проводнику они доверились. На их гнилой товарец у меня были кое-какие планы, и упускать то, что само идёт в руки, я не собирался.
1) Торменцио — заклинание гниения, заставляющее внутренности сгнивать. В зависимости от силы наложения убивает мага за 60-65 минут.
2) Флоридус — щит от Торменцио, заклинание цветения и жизни.
* * *
Роаланна
Я пропала. В пристройке лежит оборотень под Инкарцеро(1). Гиппогрифа мне в печень, если я найду во всей этой истории хоть каплю здравого смысла.
Я, как и велел Старик, стояла в стороне. Сегодня работали Пруэтт и Скримджер, я нашла поганцев, и меня уже ждало мое повышение. А ребятам надо было отличиться, Старик старался всем дать шанс. Хлопок возвестил нас о сработавшем портале, Грюм возвел стенку, мы со Стариком пальнули Люмос. Он осветил пятерых крайне неприятного вида парней, одетых в мантии с мехом. Ребятки попытались аппарировать, но от Грюма не очень-то сбежишь. Вспышки заклинаний неровно освещали полянку. Я почти начала скучать, как мне под ноги откинули тело. Я испугалась: человек был неподвижен и, казалось, не дышал. Я видела трупы магов, но никогда они не прилетали мне прямо под ноги, на рядовом вроде бы задержании. Вокруг все кричали, Пруэтт метал заклинания куда попало, Скримджер — точно в цель. А для меня остановилось время. Как будто тогда в Париже: все стало медленно и тихо. Я упала на колени, нащупывая пульс: слабый, нитевидный. Тело слабо дергало — Риктусемпра(2) или Таранталлегра(3). Финита Инкантатем(4) — снять последствия, Умиротворяшка(5) в полураскрытый рот, смотреть, чтобы не захлебнулся. Тринити(6)? Эйфорийка(7)? Я лихорадочно вспоминала, что там еще надо. Мандрагору вроде нет, скарабеев — точно нет.
Старик обернулся.
— Лестрейндж, что там?
— Пострадавший, сэр! Заложник или свидетель.
— Тащи его к колдомедикам!
Старик знал не хуже меня, что мне нельзя было доверить и дохлую мышь после Парижа. Человек слабо шевелился, тряс головой и пытался встать, это давалось ему нелегко. Я схватила парня за руку и попыталась аппарировать.
— Торменцио Максима! — один из гаденышей решил поохотиться на моего подопечного.
Я выкрутила Флоридус, машинально заслонив собой парня, который все еще пытался осознать, где он находится. И не заметила второго, с Риктусемпрой. Он оканчивал Ультиму(8), и она явственно летела в меня. Мир стал прозрачен и хрупок, я успевала Диффендо Максимум(9), когда меня смело, заволокло и закружило. Я машинально выполнила аппарацию, выученную на автомате, в дальнюю пристройку Лейстрейндж-холла и потеряла сознание.
Очнувшись, я обнаружила шишку на голове размером с почку фестрала. И парня, принявшего на себя остатки моей Ультимы. Мое Диффендо Максимум помогло, но несильно. Парень был без сознания, и его трясло. «Финита, финита, финита», — билось в мозгу. В тот момент я не думала и не рассуждала, я страшно боялась, что он прямо сейчас умрет у меня на руках. Умиротворяшка, бокал в рот. И только открыв рот нажатием на подбородок, я поняла. Парень был оборотнем. Мерлиновы кальсоны, все встало на свои места: он не жертва, он один из них. То-то ребятки начали на него охоту: решили, что это он их сдал, увидев, как я с ним вожусь.
Что делать? Парень был без сознания, его все еще трясло, одна я его не вытащу. Я призвала нашего домовика Подлизу. Она взяла его за руку, и я быстро трижды сняла с него эффект. После она хлопнулась в кухню за Умиротворяшкой и Противоожоговой мазью. Оборотень должен был выжить и дать показания — это был бы мой несомненный триумф, Старик просто обязан был бы взять меня в старшие авроры!
Через пару минут после принятия Умиротворяшки он открыл глаза и застонал. Ему было не очень хорошо: это читалось и по выражению лица, и по потряхиванию в конечностях. А я вдруг застыла, как мушка в янтаре маминой броши.
Глаза, совершенно не волчьи, нормальные человеческие глаза, бешеные от ярости и полные боли. Я дернулась к нему и подхватила, когда он попытался встать.
— Тише, ты упадешь, сядь, тебе нельзя никуда идти, — я говорила, что-то сама не понимая, зачем я говорю это оборотню.
Но эта привычка въелась намертво после второго курса колдомедицинского Сорбонны(10), и уже никуда не девалась. Я посадила его на низкий топчан. До полнолуния было далеко, и я не боялась парня, который был тут без палочки, ослаб и даже стоять-то не мог. Подлиза хлопнулась обратно, принеся с собой поднос с едой и горячим чаем. Парень обводил все вокруг безумным взглядом, по-моему, он был просто не в себе. Мне надо было вернуться к Старику и ребятам, безумно болела ушибленная голова, но я не могла оставить оборотня-контрабандиста тут. Ладно, я решила, что он не умрет.
Инкарцеро Максима к тахте, Апаре Стигмата(11), парень взвыл, Силенцио(12). Подлиза помогла мне его раздеть, он едва не разорвал путы, решив дорого продать свою жизнь. И совершенно прекратил сопротивление, когда я начала смазывать его ожоги, только следил за мной внимательным взглядом. Бешеные глаза, полные ярости. Я совершенно тонула в них. Это не холодный взгляд Рэндольфа и не рыбьи водянистые глаза Люциуса, не мерзкий раздевающий взгляд Ориона. Они были такие настоящие, живые, я содрогалась под этим взглядом, но фирменное выражение лица Лейстрендж помогало мне держать маску бесстрастности. Ну, или я хотела так думать. Закончив, мы с Подлизой одели его.
— Мне надо вернуться. Будь тут, тут тебя никто не обидит. Эльф покормит тебя, если ты захочешь есть. Понимаешь меня?
— Да.
Короткое, как удар, тихое полурычание. У меня пробежали мурашки. Да что творится-то со мной, я Роаланна Лейстрендж, аврор, а не сопливая школьница!
Я резко аппарировала обратно в лес и оказалась как раз к месту. Старик и Пруэтт сдавали дежурным дементорам контрабандистов, колдомедики бегали вокруг Скримджера. Старик кинулся ко мне:
— Лейстрендж, жива? Где твой свидетель?
— Ушел, оглушив меня. Простите, это один из них был.
— Три гиппогрифа ему в печенку, дойди до колдомедиков. И топай домой, где твоя метла?
— Все хорошо, мне надо горячую ванну и бокал Эйфорийки. Метла у дерева, отчет завтра, хорошо?
Старик отпустил меня, и я подошла к метле. Около нее лежала палочка. Не моя. Я хотела спросить, кто уронил, когда поняла кто. Как можно незаметнее я подхватила ее, села на метлу и взмыла вверх. Я всегда любила летать, а уж сейчас я летела сквозь мартовскую синеву к Лейстрейндж холлу и думала, что же делать дальше.
Я приняла горячую ванну. Подлиза растерла мышцы. Мне плохо давались колдомедицинские заклинания на себя, а уж после того, что было в Париже, — и подавно.
Переодевшись в домашнюю голубую мантию, я аппарировала в пристройку. Оборотень лежал на диване, Подлиза накрыла его пледом. Я убедилась, что ожогам лучше, и его почти не трясет. Он, похоже, спал, ночка выдалась для него нелегкой. Даже с его ликантропией Ультима будет лечиться минимум до завтра, тут я спокойна. Намазав его еще раз Противоожоговой, я осмотрела, как учил старик: ногти, ротовую полость, уши, волосы, проверила отсутствие хвоста. Не удержалась от смешка. Пожалуй, хорошо, что он спал, иначе сожрал бы меня на месте, наверное.
И тут я услышала шаги. Как не вовремя. Я пригасила очаг и вышла на крыльцо. Рабастан шел в пристройку, видок у него был тот еще.
— Что случилось, ребенок? — сказала я, притворяя дверь.
— Я не ребенок! — крикнул Рабастан.
Кажется, он опять поссорился с родителями. В пристройке что-то шевельнулось, о Мерлиновы кальсоны, Инкарцеро, я его не обновила!
— Так, марш ко мне в комнату жаловаться на жизнь. Скажи Подлизе принести чай и бутерброды, я голодна, как фестрал после случки.
Я специально выбирала тон покоманднее и слова покрепче: Рабастан не привык слушать такое от леди и безропотно повиновался сумасшедшей тетке. Он развернулся и быстрым шагом рванул к Лейстрендж-холлу. Ну, по крайней мере, я умру чистой. И голодной. Я резко открыла дверь. Оборотень лежал, где лежал, хотя Инкарцеро упало с него. Спал. «Видимо, молнии плохо сказываются на шкуре», — злорадно подумалось мне. Привязав его покрепче и убедившись, что все раны намазаны и ему тепло, я запечатала тройным ключом дверь. Туда теперь войдет Подлиза или я. И никто не выйдет.
* * *
Фенрир
Предполагалось, что я выведу будущие трупы прямо на Мышонка с ребятами. Мышонок своё дело знает, и в успехе нападения я был уверен. Вряд ли этих обмудков кто-то хватится, а хватятся — скорее спасибо скажут. Уж на что все волшебники высокомерные безжалостные сволочи, но те, кто сейчас поднимался на холм, были самые ублюдочные из всей их ублюдочной породы.
Тем временем мы всей группой взялись за кусок трубы, служивший порталом. Не успели мои ботинки коснутся земли, как предвкушение кровавой расправы сменилось растерянностью. Яркий свет, крики, заклинания со всех сторон. Мысли потекли медленно-медленно.
Мышонок? Нет, они дальше… Я упал вниз. Тогда кто?.. Кто?
Губы задёргались в приступе ярости. Кем бы ни были нападающие, скоро они узнают, каково вырывать добычу из пасти Сивого. Обнажив палочку, я кинулся в гущу битвы. Вот сейчас! Оглушить, сбить с ног и загрызть, загрызть, загрызть урода…
К несчастью для меня, это была не встречная подстава покупателей и не группа Мышонка. На нас насел Аврорат, и их слаженности и опыту мы ничего не смогли противопоставить. Очень скоро в меня влетело заклинание. Палочка выпала из ослабевшей руки, покатившись по мёрзлой земле, а сам я покатился в другую сторону — прямо под ноги одному из них.
Тело меня не слушалось, но я не оставлял попыток встать. Над моей головой что-то происходило: кажется, аврор, к которому я попал, назвал меня пострадавшим. Вот и отлично — значит, не будет ждать нападения. Только бы встать, а там…
В очередной раз мотнув головой, я встретился взглядом с одним из контрабандистов. Он смотрел на меня с чёрной ненавистью.
«Предатель!» — читалось в его глазах.
«Конечно, а ты чего ждал? Очень рад буду, когда ты сдохнешь», — мог бы ответить ему я, если бы из моего горла могло сейчас выйти хоть что-то кроме надсадного хрипа.
Пока я дёргался и хрипел, гадёныш поднял палочку и начал плести заклинание. Торменцио Максима — это хана, это смертельно. Отчаянно трясясь в конвульсиях, я пытался сдвинуться хотя бы на дюйм, но это было бесполезно. Смерть летела в меня с конца его палочки.
— Флоридус Максима, — прозвенел надо мной женский голос, и заклинание, вспыхнув, развеялось. Кажется, смерть откладывалась.
Руки и ноги перестали неметь и трястись, и я начал подниматься. Наконец-то я смог разглядеть свою спасительницу. Луна ярко освещала лицо волшебницы, придавая ему очарование греческой статуи или бессмертной феи из-под Холмов. Губы сами собой начали раздвигаться в оскале: нечасто удаётся убить что-то столь красивое. Ещё немного — и дотянуться до горла, затем отнять палочку и аппарировать отсюда подальше.
Тем временем её глаза широко распахнулись, она смотрела куда-то мимо меня, неверным обречённым движением поднимая палочку.
— Риктусем… — услышал я начало заклинания с той стороны. Да что за блядство! Это только моя добыча!
Невиданный приступ ярости обуял меня. Я редко бываю в духе, но подобных волн бешенства не было практически никогда. Резко вскочив на ноги, я оттолкнул эту дуру от верной гибели. И отключился, на этот раз — надолго.
Когда я очнулся, вокруг уже не было никакого леса. Я валялся посреди какого-то помещения. Рядом находилась спасшая меня женщина. Теперь я мог чётко разглядеть её аврорскую форменную мантию и излучающие искреннюю заботу глаза. Одно с другим настолько не вязалось, что я даже позволил поднять себя и усадить на какой-то топчан. Дом был очень богат — это было понятно даже в таком состоянии, как моё. Домашний эльф притащил мне какого-то козырного пойла. Я безропотно взял напиток, машинально отметив ближайший угол, о который можно расколотить бокал и всадить осколок в гортань своей пленительнице. Впрочем, вряд ли бы у меня сейчас это получилось: мысли путались, а руки двигались с такой неохотой, как будто сами были из стекла.
Дальнейшие события мгновенно взбодрили мою ярость. Видимо, убедившись, что я пришёл в себя, эта сука парой заклинаний примотала меня к тому самому ублюдочному куску мебели, на котором я сидел. Воя и рыча от бешенства, я пытался вырваться из пут, но магические удавки держали крепко. Тем временем женщина со своим подручным-эльфом снимали с меня одежду. Всё было ясно. Я зарычал ещё громче и удвоил усилия, понимая, что это бесполезно. Просто так легче будет терпеть боль, когда меня начнут пытать. А пытать начнут вот-вот, иначе зачем всё это? К глазам начали подступать слёзы отчаяния. Стоило столько лет хорониться от Министерства, и вот тебя по глупости берут тёпленьким.
После первого её прикосновения я окончательно перестал что-то понимать. Мягким, нежными, осторожными движениями женщина начала смазывать мои ожоги. Её рука вновь и вновь смачивала тряпку какой-то прохладной, вкусно пахнущей жидкостью и проводила по моему обнажённому телу — и боль уходила с каждым прикосновением. Эти касания будили во мне то, что я давным-давно позабыл, все те грёбаные мерзкие чувства, которые делают тебя слабым скулящим хлюпиком. Я ненавидел женщину за это и молил про себя, чтобы она не прекращала. Губы замерли, не зная, что им делать: оскалится или улыбнутся. К глазам начали подкатывать слёзы.
Усилием воли я взял себя в руки. Нельзя показывать слабость, нельзя распускаться. Пока она лечит меня, и это хорошо, но потом она непременно сдаст меня в Министерство. Убить её при первой возможности — вот единственный вариант.
Но впервые за долгое время идея кого-то убить вызывала у меня отторжение. Мне не хотелось убивать женщину — наоборот. Мне хотелось почувствовать ещё раз её касание, хотелось самому её коснуться и никогда не отпускать.
— Мне надо вернуться. Будь тут, тут тебя никто не обидит. Эльф покормит тебя, если ты захочешь есть. Понимаешь меня?
— Да.
Да. На все вопросы — да.
Хочу ли я тебя убить? Да.
Сделаю ли я всё, чтобы защитить тебя? Да.
Ты мне мерзка? Да.
Ты мне нравишься? Да.
Ты делаешь со мной что-то такое, чего я боюсь и чего желаю?
Да. Да. Да…
С резким хлопком женщина аппарировала. Эльф забрал подносы и, что-то бормоча себе под нос, убрался из комнаты. А я, стиснув зубы так, что можно было бы меч перекусить, тихо заплакал. Заплакал впервые за несколько десятков лет.
1) Инкарцеро — заклинание пут, связывающее того, на кого оно наложено.
2) Риктусемпра — заклинание, посылающее молнию в противника.
3) Таранталлегра — чары танца, заставляющие противника танцевать.
4) Фините Инкантатем — чары, снимающие эффекты наложения других чар.
5) Умиротворяшка — зелье успокоения, умиротворяющий бальзам.
6) Тринити — Тринити Блад, зелье, снимающее эффекты проклятий, сильных чар и темных воздействий.
7) Эйфорийка — зелье, дающее силы, вызывающее положительные эмоции.
8) Ультима — самый сильный уровень чар.
9) Диффендо — щит от Риктусемпры.
10) Колдомедицинский университет в Сорбонне — самый известный в этой реальности университет, из которого выпускаются все до единого колдомедики.
11) Апаре Стигмата, — колдомедицинские чары, показывают повреждения больного
12) Силенцио — чара немоты
* * *
Роаланна
Утро было отвратительно, меня разбудила министерская сова. Отчет, будь он не ладен, опись взятого имущества, удравшие контрабандисты и Старик, который сожрет меня живьем. Я собиралась, как тайфун, к счастью, в доме все как всегда были очень заняты. Рабастан еще дрых, Алисия собиралась на очередной конгресс в Прагу, кажется, по темным свиткам, а Рэндольф недовольно бурчал из-за свежего номера Придиры. Он, кажется, дуется на меня из-за Рабастана, так воспитывал бы своего щенка сам!
Я проверила крепость замков, велела Подлизе покормить оборотня и присмотреть, чтобы он не самоубился и не шумел.
Весь день я посылала сов, ища ориентировки и какие-то зацепки. Такая зверюга просто не могла пройти мимо авроров. Но факт — его никто не знал. Значит, никакой награды за него не будет. Уизли кинется защищать маленькую собачонку, прямых улик против него нет, показания контрабандистов и слушать не будут. А вот спросить меня, чего это я его не сдала, вполне спросят. Тварь становилась обузой. Я могла спрятать его. Так, как сделала это тогда, во Франции. Но я поклялась, что это более никогда не возьмет верх надо мной. И никогда я не буду действовать эмоцией.
Вечером я дождалась, пока Рэндольф уволочет хныкающего Рабастана на очередной прием, и аппарировала в пристройку. Я хотела понять, что мне делать с моим странным гостем. В пристройке был чудовищный кавардак: все перевернуто, разбито, сломано — и посреди всего этого Подлиза ставила на сломанную столешницу ужин. Он был там — сидел и смотрел, скрестив руки. Увидев меня, он подобрался и угрюмо глянул исподлобья.
— Ты славно порезвился, гость. Тебе понравилось?
Молчание было мне ответом. Я подобралась, чувствуя, как кровь разгоняет древнюю фамильную магию, страшную, как тьма марианской впадины. «Дай мне только один повод — и ты труп», решила я.
— Не стоит кидаться на меня. Сейчас не полнолуние, ты не оборачиваешься, и у тебя нет палочки. Из этого помещения без моей на то доброй воли выйти нельзя, и Подлиза поднимет шум раньше, чем ты успеешь ее схватить. Давай поговорим.
Он поднял на меня глаза. Сумасшедшие, опасные и такие живые. Сладкая дрожь прошла по телу, заворачиваясь внизу живота горячим узлом. Я смотрела на него, гадая, что же он сделает — кинется? И, милосердный Слизерин, только дай мне повод, я убью тебя, мой блохастый друг.
— Хорошо.
Я не поверила своим ушам. Три взмаха палочки привели в порядок помещение, и мой гость оказался на диване, порядком его утомившем, а я села в бабулино кресло. С детства оно придавало мне уверенности и силы. В нем я объявила, что ушла из колдомедиков, отцу. В нем я рассказала Рэндольфу, что теперь я аврор. В нем мне следовало понять того, кого явно не пытался понять абсолютно никто.
— Я не убью тебя и даже не потащу в министерство.
Недоверчивый взгляд и сардоническая усмешка. Я бы тоже себе не поверила. Чертов оборотень, ему шла даже она. Усилием воли подавив дрожь, я продолжила.
— Меня зовут Роаланна Лестрейндж. Я верну тебе одежду и палку. Твоя задача исчезнуть отсюда до рассвета и более никогда не появляться. Увижу еще раз — ты труп, ясно?
Он смотрел на меня так долго, что я, признаться, напряглась. Ну же, коврик ты мохнатый, кинься на меня — решим дурацкую ситуацию, и мне не придется ничего скрывать еще раз. Одного вполне достаточно. Он медленно с усилием кивает. Я делаю знак Подлизе. Он кладет рядом с ним сверток с одеждой, и, оставляя на столе еду, мы аппарируем ко мне. Его палочка лежит внутри свертка одежды. Тройной ключ снят.
Я долго сижу над свитками и думаю, что же я наделала?
* * *
Фенрир
Пробуждение было отвратительным. Всё тело болело от вчерашних ожогов, свежие шрамы чесались, да ещё и подташнивало. Я с отвращением посмотрел на оставленный мне завтрак: тосты, варёные яйца, каша, ещё какая-то еда, явно приготовленная тем домовым эльфом. В домах, где рядом с едой ставят миску с водой для умывания рук, а яйца пихают в специальные подставки, хозяева сами на кухне не топчутся.
Пересиливая тошноту, я принялся за еду. Раз уж дали пожрать — надо пожрать, а затем сматываться отсюда поскорее. Хорошо бы ещё прихватить что-нибудь ценное, но это позже.
Глотая овсянку, я со стыдом и недоумением вспоминал вчерашний приступ слюнтяйства. Что на меня тогда нашло? Я — Фенрир Сивый. Я, мать его, заставляю плакать, а не плачу сам. Хотелось затолкать все эти чувства в ту глубокую задницу, из которой они вчера вылезли.
Зубы непроизвольно начали сжиматься, а губы сложились в оскал. Да что эта женщина себе позволяет? Какого чёрта я должен торчать в её доме, жрать её подачки и рыдать из-за неё, как сопливый школьник? Пусть подавится своей самодовольной ухмылкой, своим богатством и своими возможностями!
Пальцы нашарили пустую тарелку из-под овсянки. Я швырнул её в стену и с мстительным удовольствием отметил, как далеко разлетелись осколки. Затем пришёл черёд остальной посуды. Она летела во все стороны: в стены, дверь, мебель, на пол… От респектабельного завтрака не осталось и следа.
Внезапно я пришёл в себя. А вдруг шум кто-нибудь услышал? Глупо было швыряться чайниками, ложками и прочей хренью, названия которой я даже не знаю. Быстро нацепив остатки одежды, я ринулся в окно.
Окно не открывалось.
Ни одно окно не открывалось.
Стекло не билось.
Дверь была заперта.
Я оказался в ловушке.
Вот теперь зверь во мне по-настоящему рассвирепел. С глухим рыком я начал садить кулаками в дверь, пока костяшки не начали кровоточить. Я метался по комнате, в бессильном остервенении опрокидывая шкафы, круша стулья, ломая подставки для книг, разнося вдребезги вазы, расшвыривая подсвечники и разрывая в клочья картины. Казалось, что это не щепки, а рёбра моей тюремщицы хрустят под ногами; и я продолжал и продолжал, с какой-то надсадной сладострастностью уничтожая всё то, что делало это помещение её домом. Паника от ощущения безвыходности смешивалась с жаждой убийства и мести, и всё это выплёскивалось из меня тёмной волной прямо на несчастную комнату.
Не знаю, через какое время, но всё-таки я пришёл в себя. Разрушения были колоссальными. Сжав кулаки, я несколько раз вдохнул и выдохнул, оценивая обстановку. После такого завтраков на подносе точно не дождёшься. Бежать — некуда, драться — нечем и не в состоянии. Остаётся только ждать. Ждать и держать себя в руках, спокойно и трезво выискивая малейшие шансы на побег. И тогда в следующий раз под моими пальцами будет ломаться человеческая плоть.
После долгого ожидания в комнату заявилась домовой эльф. Не сказав ни слова, служанка принялась раскладывать очередную жрачку на разломанном пополам столе. Я немного оторопел от такой невозмутимости. И вот тут-то в дверь зашла она.
— Ты славно порезвился, гость. Тебе понравилось?
Она в ярости. Надо быть осторожнее. Промолчи сегодня и сможешь кого-нибудь убить завтра.
Как же она хороша в гневе! Пытается держаться, но не удаётся: ноздри хищно раздуваются, пальцы ласкают палочку, а глаза… Ох уж эти глаза… Они мечут молнии, молнии чистой незамутнённой ярости. Внезапно мне захотелось обладать этой женщиной — с трудом я удержал дрожь и продолжил сидеть, потупя взгляд.
— Не стоит кидаться на меня. Сейчас не полнолуние, ты не оборачиваешь и у тебя нет палочки. Из этого помещения без моей на то доброй воли выйти нельзя, и Подлиза поднимет шум раньше, чем ты успеешь ее схватить. Давай поговорим.
Поговорим? Кажется, расправа откладывается. Но она знает, что я оборотень.
Прямо сейчас кинуться вперёд! Одной рукой заблокировать палочку, другой — взять за волосы. Вдохнуть запах страха и запах желания. Посмотреть в эти глаза и увидеть в них непокорство, а затем сделать так, чтобы оно сменилось обречённостью… О да, сделать так…
Я опять остался сидеть.
— Хорошо.
Она отвернулась от меня, как будто споткнувшись на ровном месте. Забавно. Осторожно, главное — не упустить возможность.
Тем временем моя собеседница вернула комнату в первоначальный вид и рухнула в чудом уцелевшее кресло. У неё был очень усталый вид. Вот и отлично.
— Я не убью тебя и даже не потащу в министерство.
Да, конечно. А зачем тогда ты вообще меня тут заперла? И что теперь, оборотней отпускают направо и налево?
Свобода маячила перед носом, всё ближе и ближе. Я не верил в это и боялся спугнуть.
— Меня зовут Роаланна Лестрейндж. Я верну тебе одежду и палку. Твоя задача исчезнуть отсюда до рассвета и более никогда не появляться. Увижу еще раз — ты труп, ясно?
Значит вот как. Поговорили и разбежались. Значит, ещё раз увидит, и я труп. Внезапно свобода, такая желанная ещё недавно, стала не нужна. Неотвратимость и окончательность расставания с Роаланной придавила не хуже каменной плиты. Да что со мной такое?
Очень долго я не мог отвести взгляд от её лица. Уходить мне совсем не хотелось, оставаться — тем более. Наконец чудовищным усилием воли я совладал с собой. Уйти? Отлично, я уйду. Я киваю ей. Но этот кивок ложь. Я уйду — чтобы когда-нибудь вернуться.
Через несколько часов я лёгким пружинистым шагом шёл по какой-то вересковой пустоши. Если достаточно долго идти на запад, можно добраться до железной дороги, заскочить в товарный вагон — и все пути передо мной открыты. Конечно, можно было аппарировать, но хотелось немного прогуляться, собраться с мыслями.
В кармане плаща позвякивало спёртое из особняка серебро. Из-за одной пары в розыск она вряд ли подаст, а денег с продажи на какое-то время хватит, если толкнуть с умом.
Ноздри щекотал запах сырой травы и приближающегося рассвета. Но, несмотря на все ароматы луга, где-то на грани восприятия всегда ощущалась тончайшая нотка, от которой волосы на загривке вставали дыбом, а глаза вспыхивали. Это был запах женщины, которая запала мне в душу. Запах Роаланны Лестрейндж.
* * *
Роаланна
Он ушел. Подлиза вычистила и проветрила пристройку. Помыла посуду, недосчитавшись серебряной чайной пары, причем она клялась, что это была та, из которой пила я.
— Хозяйка, он найдет вас по запаху и ночью перегрызет вам горло, — уверял меня перепуганный домовик.
Глупости, он стащил первое, что смог унести в карманах, и, видимо, не додумался унести все. Оборотень находит аврора по серебряной чашке и убивает ее. Трагическая история, достойная Придиры.
Я была рада избавиться от странного гостя, так отчего же на душе было так тоскливо?
Была на приеме. Люциус Малфой как всегда хамил. Ему недостает утонченности. Милый мальчик, но больно прилежный. Блэки пришли целой толпой. Приятный среди них только малыш Сириус, ну и Нарцисса вроде ничего. Очаровательное создание, прямо жаль, что Рабастан на нее не глядит. Алисия прилетела на метле вчера и теперь весь вечер звездила. А я сидела у камина и думала о тех пронзительно яростных глазах и его последнем взгляде. Казалось, он хотел меня сожрать, но почудилась ли мне в его глазах нежность? Благодарность за спасение? Бред, эти твари не умеют быть благодарны, их надо лечить, поголовно.
Опять плохо спала. Подлиза срезала лилий в саду, и их удушающий запах просто убивает меня. По всему Лейстрендж-холлу несет этим запахом. Алисия и мальчики во Франции, я в отпуске, и заняться решительно нечем…
Приезжала Минни. Мы славно надрались драконьей крови, горланили песни. Господи, я так скучаю по студенчеству. А она, похоже, нет. Рассказывала байки про детишек в Хогвартсе. Ничего не изменилось ведь с тех пор. Интересно, а мой мохнатый друг там тоже учился? Слишком много мыслей. Слишком часто мне снится тот его прощальный взгляд.
А почему бы не поднять министерские архивы Хогвартса? Оборотни ведь обучаются тоже, возможно, я найду его.
Подняла архивы. Просидела три дня. Ничего не нашла. Пожалуй, я немного зла, чего я вообще заморачиваюсь-то? Все, выкинуть из головы все это!
Вернулись родные из Франции. Рабастан еще вытянулся, какой же он будет милашка. Алисия загорела. Рэндольф посмотрел на меня печально. Я взглядом спросила его «Ты был там, у них? Проведал?». Он покачал головой. Вечер я провела в комнате плача. Окно было раскрыто, и я могла поклясться, что видела в кустах тень. Чудовищно быструю тень. Мне показалось?
Утром Рэндольф рассказал, что они видели стариков Трельи. Мне пора выходить замуж, и не желаю ли я рассмотреть Шарля в качестве супруга. А чего бы и нет, Шарль мил, воспитан и из хорошей семьи. И французский аврорат тоже очень хвалили. Было решено, что завтра Шарль посетит нас с официальным визитом. Вечером я выглядывала в окно, но в кустах было тихо. Показалось…
* * *
Фенрир
Можно уйти от женщины, но нельзя уйти от мыслей о ней.
Прошло чуть больше двух месяцев с того майского дня, как я покинул Лестрейндж-холл. Следовало торопиться: до полнолуния оставалось не так много времени, а я всё еще не определился с жертвой. По правде говоря, найти слабо защищённого ребёнка из магической семьи — задача сложная, и редко когда мне это удавалось.
Но в этот раз жертвой должен был стать не ребёнок. Кто-то сдал тех контрабандистов — и меня вместе с ними — Аврорату. И этого кого-то ждала быстрая и мучительная смерть.
Я устроил допрос всем своим парням, подслушивал разговоры министерских работников, тряс дно волшебного мира, а сам всё не мог перестать думать о Роаланне. Как она там? Забыла ли своего пленника? Или опомнилась, и сейчас в Отделе Магического Правопорядка множатся мои портреты, чтобы завтра утром повиснуть на стенах Косого Переулка? Я не знал.
Кое-что мне удалось про неё выяснить, для этого достаточно было почитать светскую хронику. Представительница древнего и богатого рода, живёт со старшим братом и племянником. Почему-то очень радовала мысль, что она всё ещё не замужем.
Время шло, а мысли о Роаланне превращались в настоящую одержимость. Каждую свободную минуту я думал о ней, хотел я этого или нет. А я хотел. Я вообще не привык бороться со своими одержимостями. Скорее наоборот.
Каждое полнолуние я стерёг Роаланну возле Лестрейндж-холла. Тут мешались желания и практические соображения. Я хорошо понимал, что сейчас я для неё никто, изгой, отщепенец. Но когда она вкусит благословения, текущего в моей крови, наверняка её взгляды изменятся.
И одновременно хотелось продолжить игру — саму древнюю в мире игру в Охотника и Добычу. В прошлый раз добычей был я — и теперь жаждал реванша.
Впрочем, в полнолуние я ни разу не застал её снаружи дома. В другие дни она пару раз показывалась в окнах и один раз в саду. Но тут приходилось терпеть: я ясно помнил её прощальные слова. Терпеть и ждать.
* * *
Роаланна
Шарль прибыл к обеду. Я надела лучшую их своих мантий, небесно-голубую, сделала прическу и макияж. Он и правда вырос и повзрослел. От пухлого подростка не осталось и следа. Галантный, улыбчивый, милый. Что ж, вероятно, мне очень повезло. За обедом он шутил с Рабастаном, обсуждал что-то с Алисией и политику с Рэндольфом. Я скучала, не особо поддерживая разговор, — я тут уже дело десятое. Это мне всегда и не нравилось в чистокровных семействах — состояние комнатного растения. Хризантема в горшке. Не люблю. Мое раздражение стало заметно, и Шарль предложил прогулку. Было жарко, я решила нарушить все приличия: не переменила платье и не надела шляпу. Мы гуляли по саду, уходя все дальше от основного холла. Обойдя пристройку, мы сели на лавочку. Я смотрела на пристройку и думала о том, что было почти два месяца назад. Вспоминала бешеные глаза, тихий полурык. Интересно, как его зовут? Что он сейчас делает?
Я не слышала, что мне говорил Шарль, рассеянно кивая в такт его неспешному рассказу, как вдруг очнулась от поцелуя. Мальчишка целовал меня! Сначала я не поняла, что происходит, и потом попыталась освободиться. На мои мягкие отталкивания Шарль не отреагировал, на попытку встать только сильнее прижал к себе. Губы его были холодными, а в целом поцелуй оставлял ощущение мокрого ветра. Я совсем было собралась пнуть его, как в кустах послышался шум. Шарль резко оторвался от меня, повернул голову. Судя по всему, это был один их доберманов Алисии. «Спасибо тебе, собаченька», — мысленно сказала я.
— Шарль, вы забываетесь, — мой тон заморозил бы ад. Я встала, резко скинув с себя его руки.
Он тоже вскочил, повернувшись ко мне.
— А то тебе не понравилось, — насмешливо сказал он.
Глаза его напоминали глаза Люциуса: холодные, невыразительные и какие-то пустые.
— Покиньте мой дом, месье Трельи. Мне объяснения не интересны, но, вероятно, они могут понадобиться Рэндольфу.
Он сардонически усмехнулся.
— Ваш брат дал мне разрешение на любые действия, которые приведут нас с вами к браку. И, видит Мерлин, через месяц вы будете со мной у алтаря.
Я, резко развернувшись, пошла в дом. Я горела от негодования, и, кажется, впервые за много лет готова была поругаться с Рэндольфом всерьез. Но, вот сюрприз, дома была только Алисия. Она внимательно выслушала меня, и мы решили, что я сегодня отсижусь в комнате — Рэндольф и Рабастан вернутся завтра. А она отправит мистера Трельи домой подумать о своем поведении. В крайне дурном настроении я отправилась к себе, как следует вымылась и уснула.
Алисия с утра улетела, забрав Рабастана. Она терпеть не может домашних сцен и не хочет, чтобы ее сын в них участвовал. По мне так она чересчур опекает мальчишку. За завтраком все были напряжены, Шарль рассеянно крошил булочку, и Рэндольф уткнулся в Пророк. Доев, я резко встала и попросила Рэндольфа поговорить со мной в кабинете. Сценка была та еще, Рэндольф, развалившись в кресле, излучал самодовольство и всячески одергивал меня.
— Ты уже взрослая, сколько можно бегать за контрабандистами? Ты приличная девушка из чистокровной семьи, что не так-то?.
Я отчаялась что-то доказать ему. Наговорив грубостей, я вылетела из кабинета и немедленно наткнулась на Шарля. Он явно ждал, когда мы закончим. Слышал ли он что-то? Не знаю, но я была в ярости.
Шарль, схватив меня за руку, резко побежал в сад, как подросток, нашкодивший в будуаре строгой мамаши. Я настолько растерялась, что не отняла руки, а припустила за ним. Едва отдышавшись, я обнаружила себя все у той же скамьи. Шарль повернулся и ослепительно улыбнулся мне.
— Роаланна, милая. Простите меня, я в пылу страсти совершенно забываю о приличиях. Ваш брат говорил со мной так, будто дело уже улажено, я и в мыслях не допускал что вы не чувствуете ко мне того же, что и я к вам! Умоляю, простите меня!
— Довольно.
Я была резка, но его совершенно мальчишеское поведение заставило меня улыбаться.
— Я принимаю ваши извинения, и забудем обо всем, Шарль.
— Роаланна, вы станете моей женой, хозяйкой поместья Трельи и матерью моих детей?
Я опешила. Все-таки Шарль слишком торопился.
— Мне надо подумать, Шарль, это так неожиданно.
Кажется, я краснела и смущалась, как подросток. Шарль взял меня за руку и надел на палец кольцо. Это было серебро, витое и похожее на узоры фей из сказок Барда Бидля.
— Я уеду сейчас и вернусь через десять дней. Подготовьте ответ к этому времени, я буду ждать.
После этого он резко развернулся и зашагал по дорожке к дому. Я совершенно оглушенная сидела на лавочке и думала. Изрядно замерзнув, я аппарировала в дом. Вечером я читала книгу и размышляла. Шарль неглуп, смел, воспитан. Франция всегда нравилась мне. Смогу ли я там жить? Кто знает…
Вечером Шарль вышел за ворота Лейстрендж-холла и сел в фамильную летающую карету. Я стояла у ворот и смотрела ему вслед.
* * *
Фенрир
После одного из таких наблюдений пришлось срочно разыскивать метлу. Я был вне себя от ярости. То, как этот ублюдок с ней говорил и как обращался, выводило меня из себя, а других причин действовать и не требовалось. К тому же, — и при этой мысли мои губы расплывались в оскале — выдался шанс сделать ей приятное.
На следующий день я дождался вылета своей жертвы из Лестрейндж-холла и пристроился следом. Захватить этого Шарля оказалось посложнее, чем расколоть, но оно того стоило. У меня было десять дней до того, как его начнут искать, — достаточно, чтобы как следует смешать ублюдка с дерьмом, которым он по сути и являлся.
Утром десятого дня на крыльце Лестрейндж-холла лежала посылка с надписью «Роаланне». Внутри было всего два предмета: узкая мужская кисть руки с холёными ногтями и ветка дерева.
* * *
Роаланна
За десять дней Шарль так ни разу и не написал мне. На работе подвернулось запутанное дельце, парочка погрызенных оборотнями магов. Целитель Ру сказал, что они не жильцы, и не дал как следует допросить. Магглорожденные маги, отщепенцы, из Хогвартса вылетели, торговали какой-то ерундой в Лютном переулке. Честное аврорское, мне их даже жаль не было. Вернувшись вечером в поместье, я застала в комнате чрезвычайно взволнованную Подлизу.
— Это вам, хозяйка, — пропищала она.
В увесистого вида свертке, подписанном «Роаланне», я обнаружила неприятности: ветку дерева, нашу фамильную серебряную ложку и руку. На руке было кольцо: точно такое же, как у меня. Рука Шарля. Магией не пахнет, отрублена. Такой силой должен обладать или маг под заклятьем. Или оборотень. Вот тварь.
Я была в восхищении. Взять в плен Трельи, на котором амулетов как блох на нюхлере, — это надо обладать мастерством и адским терпением. Но зачем ему Шарль?
Все это я думала, на автомате собираясь. Мантия, нашивка, артефакт Инкарцеро в карман, запасную палочку на пояс, блузку с зачарованием, бутыльки умиротворяшки, Сладкая жизнь, Львиный зев, Тринити Блад. Жаль, что больше артефактов с атакующими заклинаниями нет, я сдала почти все обратно в аврорат Старику. Завещание и письмо с отложенным на четыре дня эффектом громовещателя. Записка Рэндольфу «улетела по делам, к ужину не ждать». Я старалась не врать, особенно брату. Я была уверена: твари зачем-то понадобилась я, возможно, месть, поговаривают, оборотни мстительны и глупы. Ладно, к смерти по пятам быстро привыкаешь.
Отдала взволнованно размазывающей по щекам слезы Подлизе записку, запретив говорить брату о свертке, оборотне и вообще об этом деле. Клятву нарушить она не сможет. Я и раньше срывалась среди ночи, ничего страшного. Оседлав метлу, я гнала как бешеная в тот самый лес, где мы брали контрабандистов.
Я покружила над полянкой и наконец приметила оборотня. Он умело скрывался в тени деревьев, что не скажешь о Шарле в пижонской белой мантии. Теперь она была грязна, пропитана кровью и порвана. Шарль был в синяках и порезах, левая рука обмотана тряпками. Глаза Шарля бегали, слезились, зрачки расширены — под действием обезболивающих. Я приземлилась и аккуратно поставила метлу около себя, прислонив к дереву.
— Здравствуй. Я пришла, отпусти его, и мы поговорим. Зачем он тебе?
— Я наказал его. Больше он не причинит тебе вреда.
Я едва не расхохоталась зверю в лицо. Шарль? Вреда? Мне? О чем он говорит вообще?
— Отпусти. Он не причинял вреда.
— Положишь палочку — отпущу. Зачем он тебе? Может, я его прямо тут пришью?
Шарль бледнеет и едва заметно сглатывает. Потерпи немного, прости, пожалуйста, что тебе приходится быть разменом в этой драке аврора и оборотня.
— Убьешь его, и я сделаю из тебя прикаминный коврик. Патронус!
Оборотень кривится и встряхивает Шарля.
— Это подарок. Хочешь оставить его в живых — ладно. Но сначала положи палочку.
Я аккуратно, не сводя глаз с них, кладу палочку на расстоянии действия артефактов с манящими чарами. Левую руку я так и не достаю из кармана, Шарль слишком близко.
— Зачем тебе это? Ты хочешь за него выкуп?
Оборотень криво ухмыляется.
— Мне нужно было, чтобы он как следует помучился перед смертью за то, как разговаривал с тобой.
Он обращается к Шарлю.
— Эй ты, выблядок, Роаланна подарила тебе жизнь. Благодари!
Шарль кривится: он ненавидит ругательства. Но после очередной встряски сбивчиво и велеречиво благодарит меня. Он тянет время, сползая вниз и вбок совсем чуть-чуть, и этого достаточно. Я резко вскидываю руку с амулетом, активируя Инкарцеро.
— Инкарцеро Максима, оборотень, к земле!
Тварь успевает аппарировать с резким хлопком, Шарль мгновенно одним совершенно гигантским прыжком хватает мою метлу и, пробежав три шага, взмывает ввысь. Я, ошарашенная нечеловеческой глупостью и предательством, делаю автоматически три шага за ним, крича «Трельи!», и слышу хлопок. Оборачиваясь, я собираюсь активировать щиты, но поздно.
— Инкарцеро, Роаланна, — и я сижу на земле в трех шагах от оборотня, поднимающего мою палочку. Так просто. Так глупо. Так что мне даже смешно. Оборотень смотрит на меня. В его глазах мелькает что то человеческое. Ты не ждал, что аврора так легко взять в плен? Чего ты тянешь, убивай, тебе наверняка не впервой.
Ступефай(1) летит в меня, и я отключаюсь.
Я очнулась в полумраке на жесткой кушетке. Меня ничего не держало, мантия лежала у меня под головой. Голова невыносимо болела, я плохо переношу Ступефай, меня мутило и перед глазами все плыло. Я попыталась сесть, мне помогли. Жесткие и сильные руки открыли для меня пузырек с умиротворяшкой. Мой же пузырек. Выпив зелье, я почувствовала себя значительно лучше.
На этот раз оборотень был мягок, Инкарцеро аккуратно опутало мне ноги и руки. Я облизала губы, сердце колотилось как сумасшедшее. Даже когда безумный волшебник из Италии взял меня в плен с целью пустить на опыты, оно так не билось.
— Давай поговорим.
Я говорила негромко и очень спокойно, как с тяжело больным ребенком.
— Как тебя зовут?
— Фенрир Сивый.
Его голос был глух и низок. Полурык, от которого у меня шли мурашки по коже.
— Фенрир, что за цирк ты устроил? Выкуп за меня хочешь? Тебе настолько нужны проблемы с Авроратом, министерством и, собственно, моей семьей?
Он, усмехнувшись, приблизился ко мне.
— Ты мне нужна. Я не могу выкинуть тебя из головы.
Я едва сдерживала сладкую дрожь и невозможный истерический смех. Он приблизился к моему лицу так, что его губы почти соприкасались с моим ухом. Его рука скользнула в мои волосы почти привычным и естественным жестом — как тут и была.
— Пока ты посидишь здесь, а потом придёт полнолуние, и у тебя не останется выбора, кроме как быть со мной.
Он вдохнул и отпустил меня. Я не выдержала и рассмеялась. Искренне, чисто и от всей души. Мерлин милосердный, я годами искала среди чистейших и благородных мужчин того, кто тронет мне сердце. Родной брат готов был продать меня подонку без чести, совести и отваги. И что же? Вот она я, Роаланна Лейстрендж, старший аврор, сижу тут и понимаю: я влюблена в оборотня. Влюблена взаимно. Столько лет искать себе достойного мужа, перебирать лучших из лучших, аристократов волшебного мира, чтобы понять, что искренне и честно, без своей крови, галеонов и умений ты нужна только оборотню. Лучшая шутка моей жизни.
Оборотень отшатывается от меня. Похоже, я разозлила его, время действовать. Моя мантия рядом, палочка лежит на столике. Через пять минут Инкарцеро с меня спадет. Эти пять минут оборотень натурально мечется, поминутно глядя в окно. Ему не терпится сделать меня подружкой? Прости, но не сегодня и не со мной. Инкарцеро падает, и на секунду раньше, чем он это понимает, я выкидываю руку с зачарованными пуговками вперед, одновременно соскакивая с кушетки и активируя сережку запрета аппарации.
— Акцио, палочка! Петрификус тоталус(2)!
Он рычит на меня не в силах двинуться. Силенцио, и ненужные уже пуговки слетают на пол с рукава блузки. Авроры тоже могут быть коварны. Я тщательно одеваюсь, чищу мантию от паутины, грязи и листьев, поправляю локоны. Он внимательно следит за мной ненавидящим взглядом. Уже к безопасному оборотню я подхожу и нежно-нежно целую. Кладу рядом половину своего сквозного зеркала.
— Не надо никого похищать, чтобы связаться со мной.
Я показываю вторую половину и снимаю запрет аппарации. Я внимательно и нежно смотрю на оборотня. Вид у него ошеломлённый, и только глаза — желтые, дикие и сейчас изумленные донельзя. Я бы тоже, пожалуй, удивилась…
— У тебя самые красивые в мире глаза, — говорю я ему и аппарирую к себе в комнату.
* * *
Фенрир
Утром десятого дня на крыльце Лестрейндж-холла лежала посылка с надписью «Роаланне». Внутри было всего два предмета: узкая мужская кисть руки с холёными ногтями и ветка дерева.
Когда Роаланна приземлилась, я уже ждал её, стоя между деревьев. Шарль сутулился возле меня. Бежать даже не пытался: то ли так меня боялся, то ли надеялся, кретин, что его спасут. Зря. Судьба этого парня уже решена. Пусть только Роаланна поймёт, к чему всё это.
Тем временем она подходит ближе. В её позе чувствуется напряжение.
— Здравствуй. Я пришла, отпусти его, и мы поговорим. Зачем он тебе?
Вот и пришло время её удивить.
— Я наказал его. Больше он не причинит тебе вреда.
— Отпусти. Он не причинял вреда.
Кажется, она не понимает. Или хочет убить его сама. На мгновение мной овладевают оторопь и обида. Я что, зря потратил время на этого засранца?
— Положишь палочку — отпущу. Зачем он тебе? Может, я его прямо тут пришью?
— Убьешь его, и я сделаю из тебя прикаминный коврик, Патронус меховой.
А она всё так же красива, когда гневается. Вот только теперь правила диктую я.
— Это подарок. Хочешь оставить его в живых — ладно. Но сначала положи палочку.
До чёртиков обидно, что человек, которого я уже записал в трупы, остаётся жить. И вдвойне обиднее, когда твой подарок не принимают. Не так уж часто я их делаю.
Роаланна всё-таки кладёт палочку на землю.
— Зачем тебе это? Ты хочешь за него выкуп?
Я криво ухмыляюсь. Неужели он ей так дорог?
— Мне нужно было, чтобы он как следует помучился перед смертью за то, как разговаривал с тобой.
Хорошо хоть, здесь есть, на ком сорвать злость от неудачного разговора.
— Эй ты, выблядок, Роаланна подарила тебе жизнь. Благодари!
Хорошенько встряхиваю его, чтобы было доходчивей. И тут Роаланна резко вскидывает руку.
Сделай она это медленнее, я, может, и попался бы. Но тут сыграли инстинкты: я аппарировал ей за спину прежде, чем успел осознать, что именно в меня летит. Краем глаза я заметил взмывающего в небо Шарля. Плевать, она всё равно хотела оставить ему жизнь, да и аврор под боком не оставлял время на сторонние цели.
— Инкарцеро, Роаланна!
И извивающиеся путы связывают её тонкие кисти. Что ж, я давно мечтал вернуть этот должок. Теперь — вырубить. А дальше только до вечера дотерпеть, и…
Она очнулась на кушетке в одном из запасных схронов. Я сидел как на иголках в ожидании этого момента, поэтому, едва Роаланна открыла глаза, помог ей приподняться и выпить одно из найденных у неё зелий.
Теперь можно было не торопиться. Теперь можно просто наслаждаться её присутствием, её видом, её голосом и запахом. И, конечно, предвкушением того, что случится, когда выйдет луна.
Роаланна говорит что-то о выкупе, об аврорате… Она всё ещё не понимает происходящего. Наклоняюсь к ней поближе и говорю вслух то, что столько раз повторял в мыслях.
— Ты мне нужна. Я не могу выкинуть тебя из головы.
Запускаю руку ей в волосы (как давно мне этого хотелось!). Они удивительно мягкие. Интересно, какой будет её шерсть после превращения?
— Пока ты посидишь здесь, а потом придёт полнолуние, и у тебя не останется выбора, кроме как быть со мной.
Вдыхаю напоследок запах Роаланны и отпускаю. Теперь ей деться некуда.
Роаланна заливисто смеётся. Это настолько неожиданно, что я отшатываюсь. За секунду разум успевает передумать целый ворох мыслей. К чему этот смех? Надо мной? Или над собой? Или ещё над чем-то.
Индюк думал, думал, да в суп попал. Вот и я прозевал в себя заклятие. И участь моя теперь будет не лучше, чем у того самого индюка. Второй раз она меня не отпустит.
То, что было дальше, было чудом.
Роаланна поправила свою одежду и подошла ко мне. Лицо Роаланны оказались близко-близко, и я ощутил нежное и чуть влажное касание её чудесных губ к своим. Затем она отстранилась и положила рядом какой-то предмет.
— Не надо никого похищать, чтобы связаться со мной.
Роаланна показала мне вторую половинку магического зеркала. Её взгляд, такой внимательный, такой чистый и пронзительный, прикован ко мне.
— У тебя самые красивые в мире глаза, — говорит мне она.
«У тебя самые красивые в мире глаза», — думаю я одновременно с её словами.
Роаланна исчезла, а я остался стоять столбом посреди комнаты — с горящими от поцелуя губами и бешено стучащим сердцем.
* * *
Большую часть следующего месяца я прятался. Следовало убить Шарля, когда была такая возможность, а теперь со дня на день моё лицо должно было появиться в списке разыскиваемых преступников. Но время шло, а портретов так никто и не видел.
Похоже, тут постаралась Роаланна. О ней, кстати, я не забывал ни на минуту. Много раз доставал кусок зеркала, вертел его в руках и прятал обратно в карман, не зная, что сказать. То, как закончилась прошлая встреча, изрядно выбило меня из колеи. Я был готов к победе или поражению, но не к тому, что всё желаемое достанется просто так. Женщина, которую я любил, сама выбрала меня, и это просто не укладывалось в голове.
Шли дни. Время подходило к следующему полнолунию, а желание увидеть её снова становилось невыносимым. Так что в один прекрасный момент мои пальцы крепко обхватили зеркало, а голос произнёс:
— Роаланна! Я хочу встретиться…
1) Ступефай — заклинание оглушения
2)
Петрификус тоталус — заклинание, сковывающее все тело.
* * *
Роаланна
За эти полмесяца было много дел. Старик гонял нас как помешанный: предстояло большое дело. Я замертво валилась в кровать, как только добиралась до дому. Единственный выходной я потратила на то, чтобы добраться к Трельи и поколдовать над Шарлем. Обливиэйт мне никогда не давался, и я обратилась за помощью. К счастью, все прошло хорошо, со стариком Трельи я поговорила по душам, пояснив, что я много работаю, регулярно попадаю под заклятья и очень занята. Так что воспитывать его отпрыска я не готова, и пусть ему подыщут жену похозяйственнее. К счастью, Трельи всегда был умен и любил меня как родную.
Следующую неделю я провела в Хогсмиде. Много общалась с Минни и заодно выслеживала больного ублюдка, изготавливающего артефакты для охоты на магглорожденных несовершеннолетних магов. Чтобы взять его, нас понадобилось пятеро, и он едва не отправил на тот свет Старика. Прилетев вечером домой, я поскандалила с Рэндольфом из-за расторжения его планов на мое замужество. Но пригрозил, что все расскажет маме. Я отмахнулась от него: мама давно интересуется раскопками и магией, а не нами, и слава богу. Но чтобы окончательно не ругаться, я согласилась прийти на очередной прием у Малфоев.
Прием был скучный, Флимонт приглашал танцевать, Орион опять несмешно шутил, сестры Блэк отпустили пару ядовитых замечаний относительно авроров, приходящих на приемы в рабочих мантиях. Да, я бы в ней и спала, если бы не была уверена в надежности Лейстрендж-холла. Окончательно приуныв, я вышла на балкон, как вдруг почувствовала магическую вибрацию. Зеркало! Мать-мать-мать, про себя выругалась я. Я не готова. Что делать? Я досчитала до трех, выдохнула и достала свою половину из кармана мантии.
Из зеркала на меня смотрели пронзительно-желтые глаза.
— Роаланна! Я хочу встретиться…
Я недоверчиво посмотрела на зеркало. Он точно настоящий? Не шутка?
— Где? И когда?
— Сейчас. В лесу.
— Хорошо, я прилечу.
И я отключилось. В голове была пустота. Что я наделала? Зачем согласилась? И что я скажу Рэндольфу? Я вышла с балкона в зал. Там было душно, играла музыка, брат кокетничал с Минни, мама стояла с Орионом Блэком в углу. Я подошла к ней.
— Мам, Старик вызвал, срочно надо лететь. Скажи Рэну, что я не специально, ладно?
— Старик? Сейчас?
— Ну да…
Я понимала, что мама чует вранье, всегда знала, что я вру. Она улыбнулась и дала мне бутылку коньяка, которую держал Орион.
— Передай своему начальнику. Скажи, что много работать вредно для юных леди, даже если они авроры.
Вот все-то она понимает!
Из Малфой-мэнора я не летела — я почти телепортировалась. Сердце билось как сумасшедшее, ноги были ватные. Я, разумеется, была в мантии, на мне лежали все положенные защитные чары и амулеты — серьги, браслеты. Склянки с умиротворяшкой стучались в стекло коньяка. В ушах стоял шум, перед глазами все плыло.
Наверное, поэтому я не почувствовала действия защитного артефакта. Меня снесло с метлы, я завизжала, падая в гостеприимные лапы елок. Хорошо, что я уже снижалась, помня, что хижина, где-то тут, иначе при падении я б себе что-нибудь сломала. Лежа на земле, я пыталась выровнять дыхание.
— По-моему метла — это не твое.
Низкий насмешливый голос. Он склонился надо мной, внимательно и иронично осматривая меня с ног до головы. Я села, поясница отозвалась острой болью. Я выругалась и достала палочку. Его взгляд резко стал настороженным, и он отодвинулся от меня.
— Спокойно, я поясницу повредила. Кажется. Сейчас поправлю. И вообще, приглашать даму на свидание и хреначить артефактами — как-то не очень вежливо, тебе не кажется?
— Нет.
Резкий полурык. Фенрир просто подхватывает меня на руки и относит в хижину. Там полумрак, но я вижу, что тут сильно прибраннее, чем было в прошлый раз. Мебель простая и грубая, но пол чистый, на столе нет грязной посуды, вещи лежат на своих местах. Он что, ради меня прибрался?
— Тебе лучше?
Он сидит на стуле напротив меня. Весь от макушки до пят — сплошное напряжение. Я на кровати допиваю зелье. Все-таки колдомедицинский учит многому.
— Намного. Я привезла тебе подарок, и он, можешь себе представить, даже не отравлен.
И я достаю коньяк. Он смотрит на меня как на диковинную зверушку.
— Честное Мерлиново. Я утащила ее, представь себе, из дома Малфоев.
Он поддевает крышку ногтем и недоверчиво нюхает. Я смеюсь.
— Ладно, не веришь — не надо, давай сюда. Вечерок тот еще.
И я отхлебываю прямо из горла. Глаза оборотня делаются еще круглее. По-моему, мое поведение не вяжется в его голове с образом приличной девушки из аристократической семьи.
— У меня есть стопки.
Он встает и идет к буфету. Спина его напряжена, он ждет подвоха. Угу, подвох в том, что подвоха нет. Он все делает медленно. Сам не понимает, что натворил? Не верит в то, что происходит? Он приносит стопки, я разливаю коньяк. Он пьет аккуратно, буквально пару глотков. Я одним глотком выхлебываю стопку: мне надо как-то прекратить нервничать и смеяться. Он решит, что я над ним, а я всегда смеюсь от нервов. Он протягивает руку и касается моих волос. Сейчас его глаза смотрят на меня с нежностью.
— Можно?
Я спрашиваю почему-то шепотом, словно боясь нарушить хрупкое волшебство этого момента, и протягиваю руку к его лицу. Он перехватывает меня за запястье и неожиданно облизывает ладонь. Я резко вдыхаю и отдергиваю руку. Он иронично ухмыляется.
— Боишься?
— Еще чего!
Я, конечно, боюсь. Я понимаю, если он дернется, я не успею даже Морфеус активировать. Но показать это ему? Нет, фамильная ебанутость, то есть, простите, гордость не даст. Я встаю и подхожу к окну. За спиной я слышу смешок. Чертов оборотень.
— Ну, так чего звал-то?
Он молча подходит, его руки смыкаются у меня на талии. Он прерывисто дышит, зарываясь лицом в мои волосы. Я поворачиваю голову, и наши губы встречаются. Он хочет меня, я ощущаю это всем телом. Он боится меня — так же, как я его. Поцелуй прерывается резкой вибрацией в кармане мантии. Фенрир отскакивает от меня на полметра и встает в боевую стойку.
— Спокойно, это зеркало.
Я стараюсь говорить ровно и не показывать, как я досадую на брата, — это его зеркало. Я открываю его.
— Что такое, Рэн? Я занята.
— Алисии плохо, срочно аппарируй домой.
Рэндольф в ярости, в голосе высокие нервные нотки.
— Сейчас буду.
Я поворачиваюсь к Фенриру. Он уже расслабился, но палочку из рук не выпускает.
— Мне пора.
— Я понял. Я отведу к границе, где не действует артефакт. Отсюда аппарировать ты не сможешь.
Он предусмотрителен. Метла моя, понятно поломанная в клочья, мне уже не поможет. Мы выходим на улицу. Уже стемнело, и я зажигаю Люмос. Он морщится.
— Выключи, мешает.
— Я очень плохо вижу в темноте.
— Тебе не надо видеть, давай руку.
Он ведет меня через кусты, деревья и заросли. Мы выходим на поляну, и полная луна освещает нас. И тут до меня доходит.
— Вот ты мразь!
Я резко выдергиваю руку, выхватывая палочку. Оборотень начинает трансформироваться. Я одним взмахом аппарирую в Лейстрендж-холл, оставляя в его лапе кусок подола от мантии. Быстрый, какой же он быстрый, стучит у меня в висках адреналин. И какой красивый…
Я снимаю мантию, судорожно думая, как я объясню оторванный кусок Старику. За моей спиной раздается негромкий голос, и я подскакивают на полметра.
— И во что ты опять вляпалась, моя непутевая дочка?
Я резко оборачиваюсь. Мама лежит у меня на кровати, и белки ее глаз ловят отблески всполохов камина.
— Мама! Ты пугаешь меня, ну же.
— И ты меня. Девушка твоего возраста, вернувшаяся после свидания среди ночи в ободранной мантии…
— Мама, я аврор!
— Это все, что я услышу?
Она улыбается и выходит из комнаты. Что же. Свидания и правда придется прекратить. Заболеть ликантропией — я не могу позволить себе эту роскошь.
* * *
Фенрир
Снаружи хижины раздался громкий визг.
Я выскочил наружу, чтобы увидеть Роаланну, барахтающуюся в колючей зелени. Её метла валялась рядом, на её древке посверкивали осевшие капли росы.
— По-моему метла — это не твое.
Для нападения слишком уж неуклюже. Я немного расслабился и снова насторожился, когда она с руганью выхватила волшебную палочку.
— Спокойно, я поясницу повредила. Кажется. Сейчас поправлю. И вообще, приглашать даму на свидание и хреначить артефактами — как-то не очень вежливо, тебе не кажется?
— Нет.
Меньше всего я собирался торчать снаружи, дожидаясь, пока она чего-то там поправит. Быстрее было просто отнести её внутрь.
Уже через несколько минут я сидел и смотрел, как она пьёт прямо из горла бутылки какой-то коньяк. Марки на ней не было, значит, бутылка была прямо из погреба какого-нибудь богатея. Надо же, жизнь в окружении домовиков и фамильных портретов сказалась на Роаланне не так сильно, как я думал. Что ж, ей даже проще будет привыкнуть.
Она такая сильная… и одновременно такая наивная. Пытается скрыть напряжение за алкоголем. Её локоны в свете очага резко обрамляют лицо тенями. Не выдерживаю и протягиваю к ним руку.
Роаланна, казалось, только и ждала этого. Её рука двинулась навстречу моему лицу. Она что-то говорила, но я не слышал. Подстёгнутый внезапным порывом, я вцепился в тянущуюся ко мне руку, мою руку моей Роаланны, и с наслаждением провёл языком по нежной ладони, солоноватой от пота.
Она тут же отдёргивает от меня руку. Боится? Пожалуй. Как обычно, язвит — пускай. Когда она поворачивается спиной, стоя у окна, то кажется такой беззащитной, что я без колебаний иду к ней. В тот момент, когда мои руки смыкаются на её талии, я чувствую себя богаче всех аристократов вместе взятых, а когда наши губы сливаются в поцелуе, слова вообще теряют всякий смысл.
Сознание сигнализирует об опасности — и я отскакиваю в сторону. Но это не опасность, это хуже. Ей снова надо куда-то нестись, вернее, она так думает.
Мы вдвоём выходим из хижины. Деревья отбрасывают резкие тени — это значит, взошла луна, властью которой мы соединимся этой ночью. Роаланна вкладывает свою ладонь в мою, и я веду её на поляну, где лунный свет преобразит меня в истинный облик, а затем я помогу и ей. Мы доходим до края, и я чувствую, как по моему телу бежит волна трансформации. В радостном предвкушении я оборачиваюсь к Роаланне.
— Вот ты мразь!
И хлопок аппарации, вслед за которым эхом раздаётся мой безумный вой.
* * *
Роаланна
Следующий месяц я носилась, оформляя бумаги и отчеты. Начальство как с ума походило. Еще Старик опять заболел, все-таки боевые раны давали о себе знать. Спасибо, Скримджер прикрывал мне спину оперативной работой. Писать отчеты он так и не научился, и его бумаги вызывали головную боль не только у Старика, но и у меня. Зато ему не было равных в ритуалах и артефактах.
Вечером прилетела мама. Ужин, светские разговоры, Рэн с Алисией летят к ее родне, Рабастан готовится к Хогвартсу. После ужина мама пришла ко мне в комнату.
— Надо поговорить, Аля.
Так меня зовет только мама. Брат так зовет жену.
— Мам, что-то случилось?
— Я знаю, что у тебя роман. С тем оборотнем, которого ты прятала в пристройке?
— Мама, я уже все поняла. Я не буду...
Договорить я не успеваю. Мама делает отрицательный жест.
— Аля, ты знаешь, как я тебя люблю.
— Мам, ну не надо, я аврор, я все понимаю.
— Я видела чувства людей и заключала их в прочные сосуды своими собственными руками. Я крала их души и вырывала их сердца. Но сердце моей дочери должно принадлежать ей. Сердце не может ошибаться. Если я не вернусь, пусть это тебе поможет. Надень на него это. И если вдруг случится так, что вас застигнет луна, просто крикни "Спекуливерто"(1). По крайней мере тогда ты умрешь в объятьях человека, если такова будет воля судьбы. Пусть хотя бы так я отдам дань мертвецам Англии.
Она протягивает мне простой и прочный кожаный браслет. Мама всегда умела делать очень простые вещи со сложными эффектами, эту черту Рэн взял от нее.
— Ритуал заряда в тумбочке, я люблю тебя.
— Мам, и я тебя.
— Рэн не должен узнать, ты же понимаешь.
— Да, — шепчу я и беззвучно плачу. Отчего из глаз моих текут слезы? Я не знаю. Я не понимала, что видела тогда маму в последний раз.
Поздно вечером я открываю зеркало. Фенрир отвечает не сразу.
— Через два часа на старом месте. Сможешь?
Я на взводе, мне страшно, хотя до полнолуния еще пара дней. Но кто знает этого оборотня, может, он делает это не из любви. Аврор-оборотень станет его марионеткой, я не допущу этого.
— Хорошо, — отвечает он, и я отключаюсь. Я тщательно собираюсь. На мне все артефакты, щиты, я под Львиным Зевом(2).
Через два часа я приземляюсь на поляне перед домиком. Артефакт дезактивирован, и я спокойно схожу с метлы. И жду еще минут двадцать, отчаянно нервничая. Неужели меня заманили в ловушку? Оборотень оказался подставным? Нет, он выходит ко мне медленно и осторожно. Я понимаю: сейчас все зависит от моей воли, от того, насколько я буду решительна.
— Ты хочешь, чтобы эти встречи продолжались?
Я открыто смотрю на него, надеясь сама не зная на что. В руке зажат браслет, я готова сейчас сломить мир.
— Да.
— Тогда протяни руку.
— Зачем?
Он напряжен до крайности. Сейчас моя воля как клинок рубит его доспех, броню защиты, встроенную им за годы.
— Давай. Сюда. Руку.
Время зверя. Час презрения. Сейчас он или сломает эту броню, или мы разойдется. Я не предложу второй раз и никогда не вернусь в это место, он знает это. Не отрывая взгляда от меня и держа палочку в руках, он протягивает руку, так медленно, что я кажусь себе мошкой в янтаре. Даже когда я ловила Екаев(3) в Японии, время не тянулось так медленно.
Наконец его рука оказывается в моей. Я застегиваю браслет на его руке.
— Что это?
— Это гарантия. Гарантия безопасности. Чёрта с два ты теперь сможешь ещё раз обернуться в моём присутствии.
Ноги мои предательски дрожат, облегчение сделало руки ватными. Мне немного стыдно, что я обманываю любимого человека. Но так надо, чтобы мы могли быть вместе. Он отреагировал точно так, как я и думала, — бешено рыча, попробовал снять мой подарок. И, понятное дело, не смог. Я внутренне улыбнулась. Как мало, друг мой мохнатый, ты знаешь и магии, и истинной любви.
— Боишься, что я тебя укушу? Думаешь, я не могу это сделать из-за твоего браслета? Да хоть прямо сейчас!
Он был в ярости и шел на меня. Но я уже не боялась. Ни бешеного взгляда, ни его ярости. Я знала, что нам обоим сейчас было нужно. Я убрала палочку, и руки мои обвили его шею. Мышцы его под моими пальцами ходили ходуном, и весь он казался невероятно сильным и невероятно желанным. Ярость и гнев его сменились желанием, впрочем, столь же яростным.
Я не могла сказать о себе, что я скромница. Но никогда прежде я не испытывала такого спектра эмоций: яростное, почти животное желание, невероятную нежность и поглощающую все на свете страсть. В ту ночь было не важно ни происхождение, ни богатство, ни статусы. Магия переполняла нас и выливалась в ласки и чувства, которые, я уверена, ни один из нас не испытывал до этого. И когда на пике он тихо и нежно выдохнул «Ро», я страстно вскрикнула «Фен». Мы сократили расстояние между нами до минимума, выкинули прошлое, убрали преграды и урезали имена.
Страсть отпускала медленно. Я лежала в его руках и сердце мое выпрыгивало из груди, стуча где то в горле.
Я вернулась под утро и послала Подлизу за противозачаткой(4). Теперь мне придется носить с собой на одно зелье больше. И позаботиться о том, чтобы его никто не увидел.
* * *
Фенрир
Укусить Роаланну я тогда не смог, всё-таки аврор, не хрен собачий. Она аппарировала быстрее, чем я сумел бы обернуться при всём желании. Дурак! А вдруг она теперь вообще прекратит общение? Что мне стоило сначала приложить её чем-нибудь? Ничего. Но я ошибся — и, возможно, эта ошибка стоила самой дорогой мне женщины.
Я как раз выходил из дома своего старого школьного приятеля, когда зеркало в кармане мелко задрожало. Биение сердца, до этого спокойное, превратилось в бешеный стук. Я быстро оглянулся — никому не стоило знать о моей связи — и достал артефакт из кармана.
— Через два часа на старом месте. Сможешь? — безо всякого предисловия сказала мне Роаланна. Её голос показался мне немного взвинченным.
— Хорошо. А ты… — начал я вопрос, но Роаланна резко разорвала связь.
На самом деле отсюда до того дома мне было минут сорок лёту. Но я решил подстраховаться: вдруг после прошлого раза она всё-таки явится вместе с кем-то из своих парней? Но время шло, а не раздавалось ни хлопков от аппарации, ни клубов пыли, возникающих, когда кто-то приземляется на метле в мантии-невидимке.
Когда она появилась, я оставался на месте ещё минут двадцать и покинул убежище только убедившись, что засады можно не ждать.
— Ты хочешь, чтобы эти встречи продолжались? — сходу спросила меня Роаланна. Её напряжённые скулы придавали решительность и без того волевому лицу. Глаза смотрели на меня с неким вызовом.
— Да.
— Тогда протяни руку.
Зачем ей это надо? Ничего хорошего из этого выйти не могло. Всё моё существо восставало против такого бессмысленного и опасного действия. Дашь слабину и будешь сломлен — это правило я много раз испытывал на себе и на других.
— Зачем? — спросил я, еле сдержавшись, чтобы не отпрянуть.
— Давай. Сюда. Руку, — голос Роаланны звенел абсолютной убеждённостью в собственной правоте. Я отчётливо понимал, что стоит мне сказать «нет» — и эта встреча, скорее всего, будет последней. Мой взгляд метнулся на её руки: правая держала волшебную палочку, в кулаке левой было что-то зажато. Нападать сейчас просто бессмысленно.
Но нельзя же вот так просто подставлять брюхо.
Очень, очень медленно, словно преодолевая огромное сопротивление, я протянул ей руку. Ещё недавно я и вообразить бы не смог, что сделаю что-нибудь подобное. Но это была Роаланна, и я не мог её потерять.
Она разжала кулак, и чёрный браслет защёлкнулся на моём запястье.
— Что это?
— Это гарантия. Гарантия безопасности, — объяснила Роаланна. Теперь, когда дело было сделано, мне почудилась вина в её голосе. — Чёрта с два ты теперь сможешь ещё раз обернуться в моём присутствии.
Эти слова пробрали меня до самых печёнок. «Не сможешь обернуться». Это было отвратительное ощущение — словно мне разом наплевали в душу и отрубили правую руку. Зарычав от ярости, я попробовал содрать проклятый браслет. Разумеется, он не снимался.
Глубоко вдохнув, я перевёл взгляд на Роаланну.
— Боишься, что я тебя укушу? — и, не дождавшись ответа, резко шагнул прямо к ней. — Думаешь, я не могу это сделать из-за твоего браслета? Да хоть прямо сейчас! — я медленно наступал на неё, пока мы не оказались вплотную у стены домика. Я тяжело дышал от ярости и смотрел прямо на неё. Роаланна, в свою очередь, не отводила глаз. Наши взгляды встретились. А потом её руки скользнули вдоль моих, и узкие твёрдые ладони легли мне на плечи.
Волна гнева начала спадать, уступая место другому чувству — столь же яростному, сколь и непривычному. Я привлёк Роаланну к себе, упиваясь остротой момента. Наши губы вновь нашли друг друга, как и в тот раз.
И мой мир разбился на миллионы осколков, как дрянная бутылка дешевого пойла, когда она на пике страсти кричала мое имя. В тот момент я понял, что стану ее послушной собачкой, ее ручным волчонком, чем и кем угодно, лишь бы она вот так кричала, когда я был в ней...
1) Спекуливерто — заклинание, возвращающее изначальный вид анимагам и оборотням
2) Львиный зев — зелье, дающее смелость и обостренное восприятие
3) Японские злые духи. Их отлавливают Авроры и заточают в артефакты. Роаланна проходила подобную практику.
4) Противозачаточное зелье — от беременности, пьется после акта женщиной.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу